ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Крюков Михаил
Разговор, которого не было

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.94*29  Ваша оценка:

Михаил Крюков

  

Разговор, которого не было

  
   - Ну, здравствуй, старый товарищ.
   Молчание.
   Он положил руку на борт. Знакомое ощущение чуть шероховатой краски, теплый металл подрагивает от далекого гудения турбин.
   "Сегодня вторник, - подумал он, - летный день, как и раньше".
   - Ты слышишь меня? Я пришел.
   Молчание.
   Может, он ошибся? Прошло много времени, его могли заменить... Он пригляделся, и дыхание перехватило от мгновенного и острого чувства узнавания. Оказывается, он не забыл, просто воспоминание лежало в дальнем уголке памяти, а теперь он смотрел и узнавал. Вмятины, царапины, маленький потек краски на камуфляжном пятне, заплата, как раз в том месте, где прошла его пуля. Странные слова: "его пуля".
   Заныла нога. Он прислонился лбом к металлу, не замечая боли. И тут же пришел ответ.
   - Это ты... Прости, я задумался.
   - О чем?
   - Обо всем. И ни о чем. Ты давно не приходил...
   - Теперь я живу в городе. Там, к северу. Мы с тобой летали над ним много раз, помнишь?
   - Помню. Это недалеко.
   - Для тебя - недалеко. Для меня теперь - полдня дороги.
   - Как ты живешь?
   - Живу... Знаешь, я скучал.
   - О чем? Обо мне?
   - О тебе. И о небе.
   - Ты летаешь?
   - Нет, теперь нет. Ты не поверишь, теперь я боюсь летать!
   - Ты? Боишься?
   - Да... Дочь купила путевку на юг и билет на самолет. В полете мне стало плохо с сердцем. Я не могу - в салоне. Обратно ехал поездом. Такие дела...
   - Ты всегда любил все делать сам.
   - Да, любил. Наверное, поэтому я был плохим командиром.
   - Не знаю. Ты был хорошим летчиком, это точно.
   Он усмехнулся.
   - Ты говоришь, как моя дочь. Только она еще добавляет: "А вот дед из тебя плохой!" Балую я внуков... Но деду и положено баловать!
   - У тебя уже внуки... А как живет твой сын? Ведь у тебя был сын, я помню, ты часто приводил его на аэродром.
   - Он погиб.
   - Прости, я не знал.
   - Он был летчик, летал на штурмовике, а погиб в Чечне. Однажды пилотов вызвал командир эскадрильи и сказал, что в горах попал в засаду взвод, мальчишки, пехотинцы, и такой же лейтенант, ну, может, чуть постарше. Заблудились и попали в засаду. Зимой там бывают сильные туманы, погода была на пределе, солнце уже заходило, лететь, в общем, было нельзя, но командир сказал, что решать им. Сын вызвался лететь. Они полетели, мой был ведущим. В общем, он врезался в гору. Зимой там бывают сильные туманы, и он не успел отвернуть, не увидел гору. Впрочем, о туманах я уже говорил. Самолет нашли только через неделю. Он лежал в кабине...
   - Вот если бы мы с тобой...
   - Нет. Мы ничего бы не смогли. Дневной штурмовик там вообще ничего бы не смог сделать, а СУ двадцать четвертых там не было. И вообще, это не наша война. Мы свое отвоевали. Две командировки в Афган... Хватит и человеку и самолету.
   - Что ж... Может, ты прав. А взвод?
   - Что - взвод?
   - Тех солдат спасли?
   - Не знаю... Кажется - да, спасли, ведомый все-таки долетел, успел долететь. Да, спасли... Не всех. А потом умерла моя жена. Врачи сказали - сердце, но я думаю - от горя. У нее никогда не болело сердце. Знаешь, она всегда боялась, сначала за меня, а потом когда сын окончил училище, за него. За него - даже больше. Она всегда скрывала, но я видел, как она боится. Когда я сказал ей про сына, она сначала не поняла. А потом, когда поняла, на ее лице появилось странное выражение, облегчения, что ли. Огромного, опустошающего облегчения. От этой пустоты в душе она и умерла, не смогла жить...
   - А ты? Как твоя нога? Тебе тогда досталось в Панджшере...
   - Да... После ранения кровь залила кабину, и я все боялся, что она что-нибудь замкнет, и мы не долетим, а потом в госпитале заболел еще и желтухой. Но я вернулся. Я обязан был к тебе вернуться и вернулся. Если бы не ты, я остался бы лежать в том ущелье. Знаешь, иногда мне кажется, что афганский песок до сих пор хрустит на зубах. И еще помню небо. Серое небо, серый песок, камни, серые дома, нелепо одетые люди в широких штанах и обуви из покрышек, тусклые огоньки выстрелов, пожары, трупы. Странно, что там могло гореть? Кругом сухая глина и камни. Разве что люди...
   - Не стоило тебе ездить в тот кишлак.
   - Нет, я должен был увидеть.
   - Ну, и что ты увидел? Была война, по нам тоже стреляли, и довольно метко, надо сказать.
   Он провел рукой по фюзеляжу.
   - Да... Я помню... Вот вмятина... и вот... А здесь, где заплата, была пробоина. Кажется, это из ДШК. Я боялся за тебя.
   - Я - штурмовик. Меня трудно убить.
   - А ты? Как ты? За тобой хорошо ухаживают?
   Смешок. Как будто треск помех в эфире.
   - Ты забыл, мне ничего не нужно. Я - экспонат. Сюда никто не ходит. Теперь я буду жить долго, если, конечно, это считать жизнью. Кто бы мог подумать? Самолеты не должны жить столько, сколько живут люди.
   Он не ответил.
   - Смотри, там подъехала машина. Это, наверное, за тобой?
   - Да, это дочь. Мне пора. Я буду приходить к тебе.
   - Иди. Я буду ждать.
   - Если я долго не приду...
   - Я понял. Не думай об этом, иди, она волнуется.
   - Пожелай мне удачи.
   Пожилой человек в потертой шевретовой куртке неловко повернулся, подобрал трость и, прихрамывая, пошел к выходу из маленького музея, расположенного за гарнизонным домом офицеров.
   - Я не буду оглядываться... Я не буду оглядываться... Это хорошая примета - уйти, не оглядываясь.
   У калитки он оглянулся.
  
Оценка: 8.94*29  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023