ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Михалев Евгений Алексеевич
Родник. Пять глотков

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.80*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Михалев Евгений Алексеевич. 1949 г.р., г. Кирсанов, Тамбовской области. закончил Кирсановское авиаучилище ГА в 1969 г.В СА 1973-91. В ДРА август 1985-ноябрь 1986, старший борттехник - инструктор вертолета МИ-6. Кундуз, отдельная вертолетная эскадрилия советников. Военный пенсионер. Председатель совета ветеранов пос. Глебычево, Выборгского р-на, Ленинградской области.

   Святому источнику
   православия посвящается
  
  
  
  

Родник. Пять глотков

Часть 1


   Работу в Кабульской зоне они не любили. Здесь в прошлом году взорвали экипаж Миши Трабо. Тогда "духи" спрятали две мины в бензиновых бочках. Первым же взрывом выбило грузовые створки. Миша бросил машину в почти отвесное пике, режим называется "экстренное снижение", скорость в 35 м/с рвет барабанные перепонки и ломает носоглотку. Второй взрыв покорежил, изуродовал всю грузовую кабину, завалил сорокатонную махину МИ-6 на правый бок и выбросил Леху Смирнова, правого летчика, в блистер. Не знаем, какому Богу он тогда молился, но купол его парашюта с высоты 60 м наполнился.
   На опознании разорванных, обгоревших, уродливо скалящих белые зубы останков командир полка, седой, со шрамом во всю щеку и довоевавший свой третий Афган полковник, не таясь, размазал слезу по шраму.
   Сегодня им выпало задание, что называется, "проще некуда": надо было отвезти хвостовой редуктор с "восьмерки" по маршруту Кабул - Годез. Свои положенные две недели в Кабульской зоне экипаж честно отработал, так что из Гордеза можно было спокойно набирать эшелон над Салангом и потихоньку топать домой в Кундуз, где после такой работы ребятам полагалась сауна, бассейн и боевые 150 спирта.
   - "Бигоння", я "246" безопасную занял, разрешите отход, задание.
   - "246", на эшелоне 4500 отход, задание разрешаю.
   Только командир отработал с руководителем полета на коротковолновой р-832, в кабину пролезла голова в зеленом шлемофоне, такой был только у механика.
   - Борттехник, посмотри, что-то со створок капает.
   - Чего капает-то, керосин?
   - Да нет, вроде АМГ.Љ
   - Вроде, вроде, наберут колхозников на борт, АМГ от керосина не отличат, -
   ворчит борттехник, но все же отстегивает?парашют, сажает механика за пульт и, чертыхаясь на загорающийся через раз фонарик, карабкается к грузовым створкам.
   И вдруг вертолет резко, будто вагон врезался в линзу тупика, останавливается и медленно, как в кино, валится на хвост, и только потом со стороны кабины раздается страшной силы удар. Мозг борттехника работает удивительно четко:
   - Вращение НВ« вправо, правая задняя дверь, только бы не поймать лопасть, высота 2200, скорость 250, купол должен наполниться. Только бы не поймать лопасть!
   Он наваливается плечом на аварийную дверь, ищет красную держку - только ей можно отстрелить дверь. Парашют под коленями цепляет за откидное сиденье.
   - Опять не подтянул ножные ремни, - проносится в голове.
   Рывок за держку - и сильный пиропатрон отстреливает дверь. Он двумя ногами отталкивается от проема и проваливается в небытие. Умный КАП-3Ё ровно через шесть секунд вырывает медузу вытяжного, а рывок основного купола возвращает ему сознание.
   Ему повезло - чья-то ЛЮБОВЬ хранила его.
   - "Духи" явно наблюдают мой купол, сейчас они разделятся на две группы -одна пойдет за обломками, другая за куполом. Расстреливать в воздухе не будут - за пленного в банде заплатят больше. Надо тянуть передние стропы - со скольжением снижение быстрее
  
Љ гидравлическое масло;
   « несущий винт;
   Ё прибор, автоматически приводящий в действие вытяжной парашют
   .Хотя он готовился и ждал землю, она пришла неожиданно и ударила каменной осыпью в правый бок. Его протащило немного по крутому склону и остановило-запутало в стропах. Купол намертво зацепился за острый клык скалы. Он дотянулся до ножного кармашка с кнопкой - там был нож. Беспорядочно, слева направо и сверху вниз, так удобней, полосуя купол, превратил его в груду тряпья. Тут же под обломком скалы он обнаружил глубокую, очевидно, оставленную когда-то другим крупным и затем сорвавшимся вниз обломком.
   Ему опять повезло - чья-то ЛЮБОВЬ хранила его.
   Лихорадочно работая сбитыми в кровь ладонями и локтями сначала расширил углубление, потом затолкал туда то, что когда-то было парашютом, свалился сам и стал нагребать на себя сыпучее крошево. И тут самообладание изменило ему - руки и ноги стали ватными и противно дрожали. Он стал бояться, что не успеет, он приказывал себе, он до крошева в резцах стискивал зубы, он выламывал уже и так сбитые в кровь пальцы - противная дрожь не отступала. Тогда он прямо через камуфляж комбеза почти на пол-лезвия всадил стропорез в икру левой ноги. Острая жгучая боль сразу вернула ему самообладание. Понимая, что проигрывает во времени, нащупал в кармане-кобуре индивидуальный пакет, зажав зубами угол резко рванул обертку. Сложив вдвое бинт, туго перетянул раненую ногу, остатками кое-как сверху комбеза забинтовал рану. Щебень посыпался неожиданно споро и быстро.
   - Теперь слушать шаги и не дышать, - приказал он себе.
   - Стоп, а граната?
   В левом нагрудном кармане он всегда носил "Ф"куЉ. Любой вертолетчик знал, что мгновенная смерть в тысячу раз лучше плена. Он осторожно на ощупь разогнул усы чеки и, продев палец в кольцо, намертво согнул его.
   - Только бы у "духов" не было собаки, - шептал он обескровленными губами.
   Собака у "духов" была, кавказская овчарка, которая до войны охраняла овец, но с приходом "шуравиЁ" была натаскана и на людей. А вчера утром собака ощенилась и сейчас мирно облизывала в кошаре шесть пушистых черно-рыжих комочков. "Духи" прошли метров на сорок выше.
   Ему опять повезло. Опять чья-то ЛЮБОВЬ хранила его.
   Он продвигался только ночью, днем отлеживался в расщелинах, неглубоких пещерках под размытыми берегами, когда-то бурных, но давно пересохших горных речушек. Пить ему хотелось с первых же минут после приземления. От волнения, первого стресса и жары, как наждаком, скоблило в горле. Фляга с настоем из верблюжьей колючки сгорела с бортом. НАЗ« был кем-то разграблен еще раньше. На вторые сутки он попробовал слизывать пот с подлоктевых сгибов, но соленая горечь только усиливала жажду. Если сначала он не испытывал сильного голода - очевидно, сказывались какие-то внутренние запасы, благо в летной столовой кормили как на убой, - то к ночи в желудке противно-тягуче и, неимоверно быстро усиливаясь, потянуло куда-то вниз. Попытался осторожно массировать место схождения ребер. Боль немного утихла.
   На третью ночь он уже не шел, а волочился по каменистому дну высохшего ручья. На песчаные полосы он наступать себе не позволял - следы выдали бы его с
  
   Љ ручная граната "Ф-1";
   « носимый аварийный запас
   Ё русские (афг.)
   первыми же лучами солнца. Жажда и сухая режущая боль в горле стали настолько невыносимыми, что совсем заглушили чувство голода и боль в ноге. На четвертые сутки он валялся за вывороченным взрывом кустом на опушке начавшейся "зеленки"Љ. Эти сутки он решил отдохнуть, обдумывая любые варианты и способы, чтобы добыть хоть глоток воды. Но в голову не приходило ничего, кроме одного способа, которому учили инструктора на двухнедельных курсах в Судане перед Афганом. Этот способ заключался в натягивании полимерной пленки сверху выкопанной в песке ямки. Но для этого нужны пленка и стакан.
   На пятые сутки он брел по опушке "зеленки", почти не таясь...
   Шестые сутки он полз, помогая себе тем, что кое-как цеплялся за траву и корни руками. В какое-то время ему стало все равно: свои, плен, или смерть - лишь бы дали глоток воды, но воды не было, и он опять вытащил гранату, медленно перевалился с бока на живот, подсунув под себя кулак с гранатой. Слизывая с губ соленые слезы, вертолетчик поднял голову, чтобы в последний раз взглянуть на небо, и неожиданно замер - слух уловил едва слышимое журчание, нет шелест. В мозг лениво вдавливалось: га-лю-ци-на-ци-я, и он опять разогнул усики на зачекованном запале. Но шелест-журчание почему-то не прекращался, а наоборот, приобретал вполне осязаемый звук бегущего ручейка. Он, не глядя, вытянул вперед свободную от гранаты руку. И тут он заплакал по-настоящему, как когда-то, уткнувшись в колени мамы, давясь слезами обиды на дворовых мальчишек, - ладонь была мокрой.
   И опять ему повезло - чья-то ЛЮБОВЬ хранила его.
   Он подтянулся к маленькому, размером с чайное блюдце озерку, приблизил к нему глаза и увидел микроскопические струйки кристально-чистой родниковой воды и поднимаемые ею песчинки. Осторожно, боясь нарушить хрупкое равновесие неожиданного дара природы, погрузил в него растрескавшиеся губы и сделал
   ПЕРВЫЙ самый сладкий, возвращающий его к жизни глоток;
   ВТОРОЙ был, как святая вода из Православного храма своими золочеными куполами возвышающегося над вековыми соснами, как бы символизируя Святую Русь, Веру, Православие;
   ТРЕТИЙ он разделил на несколько микроскопических глотков, стараясь как можно дальше отодвинуть неизбежное расставание с РОДНИКОМ;
   ЧЕТВЕРТЫЙ он смаковал, медленно втягивая и впитывая в себя в себя силу, которую давала ему встреча с РОДНИКОМ;
   ПЯТЫЙ был жадным и быстрым, несмотря на ломящую боль в зубах, он вдруг необычайно ярко и реально ощутил всю неотвратимость разлуки с РОДНИКОМ, он видел, что это глоток пос-лед-ний....
   Он поднял глаза в чужое сизо-серое от пятидесятиградусной жары небо и взгляд его уловил на горизонте две маленькие, но почему-то нереально быстро увеличивающиеся точки, знакомый стрекот от которых объемно заполнял все пространство вокруг.
   В который раз ему повезло - чья-то ЛЮБОВЬ хранила его.
  

Приозерск.

24-25 августа 2008.

Вертолетчик.

  
Љ лесной массив

Часть 2

   После прыжка Вертолётчику был положен профилакторий - медицинский реабилитационный центр "Дурмень", где после подобных происшествий лётный состав ставили на крыло и снова отправляли в афганское пекло.
   Он записался на приём к командующему и упросил заменить профилакторий на две недели любого дома отдыха в России, где среди русских деревьев, травы, полевых цветов, водной глади заросшего пруда, просто чириканья воробьёв он смог бы забыть тот афганский кошмар.
   Сейчас он удобно устроился в кресле первого салона ТУ-154, следующего по маршруту Ташкент-Пулково. Дальше ему после каких-то трёх часов электрички предстояло окунуться в рай под названием "Приозерский военный санаторий".
   Формальности в приёмном отделении заняли около часа. На нём была гражданская одежда, никто не знал откуда он, почему он здесь. После общения с прежде окружающим его миром и , окунувшись в волны простых человеческих отношений, на душе было необычайно радостно и легко. Он был готов обнять и дежурного врача приёмного отделения - строгую средних лет и постоянно задающую ненужные, как ему казалось, вопросы женщину, и двух хохотушек-медсестричек, ежеминутно требующих у него какие-то документы, и даже бабулю - божий одуванчик, усердно тягавшую современный пылесос по ковровой дорожке приёмного отделения.
   Ему предоставили отдельный номер на первом этаже терапевтического отделения. Он бросил свою "адидасовскую" сумку на аккуратно застеленную кровать и, не снимая кожаной лётной куртки, тяжело опустился в кресло. Несколько минут пытался осмыслить то, что произошло с ним там, за речкой, и то, что происходит сейчас. Вертолётчик встал, расстегнул полукружье молнии на сумке и достал плоскую стеклянную фляжку с коньяком. Возле традиционного гостиничного графина приютились два не менее традиционных гранёных стакана. Медленно сорвал и открутил пробку с фляжки, и , резко перевернув её вверх дном, до краёв наполнил один стакан. Второй медленно и аккуратно наполнил на треть и накрыл тут же отрезанным ломтем хлеба. Зажав свой стакан в кулаке, он вытянулся по стойке "смирно", прошептал:
   - За ребят.
   И, судорожно мешая сладкий коньяк с солёными слезами, выпил.
  

* * *

  
   Вот уже несколько лет Вертолётчик каждый новый день начинал с лёгкой пробежки. На интуитивно-подсознательном уровне приходило: всё свободное от полётов время надо чем-то занимать полностью, без остатка, иначе его займёт ужасное по своей структуре и объёму болото из крови, пота, водки, наркотиков, контрабанды, продажной любви в женском модуле - то болото, которое давно поглотило в себя весь ограниченный контингент войск в Афганистане, а вместе с ним и высокое когда-то понятие "интернациональный долг". И Вертолётчик заполнял это время физическими упражнениями: 1,5 - 2 км - бег трусцой, разминка и ОФП - общая физическая подготовка, как когда-то в юности учил тренер детской спортшколы.
   Сегодняшнее утро он тоже решил начать с пробежки по всему периметру санатория. Асфальтовая дорожка, мостик, ручей, осока, в ней утки, едва не столетняя липа. И вдруг бледно-розовый, с ярко очерченным контуром по кругу диск солнца медленно выползает из-за маковки средневековой крепости. Тут же над спокойной гладью озера поднимается еле видимая дымка, сквозь которую начинают явственно проступать плоские зелёные круги лопухов с полураспустившимися молочно-белыми бутонами лилий.
   Асфальтовую дорожку вдруг быстро пересёк какой-то пушистый комочек, вскарабкался на вековую ель и принялся таскать сухарики из оборудованной на их ветвях кормушки. И только рассмотрев пушистый хвост, кисточки стоящих торчком ушек, сложенные, как у суслика, на груди маленькие лапки он понял - это же белка. Перевёл взгляд чуть дальше: прямо у обреза воды на парковой скамейке чинно расположилась пара - он и она. Почтенная седина и орденские планки на груди подчёркивали - это участники Великой Отечественной. Он медленно отламывал кусочки от краюхи хлеба и бережно, видно в полной мере познал истинную цену хлеба, крошил в воду. Утки быстро и глубоко погружались в воду, смешно дрыгая перепончатыми лапами, и вылавливали уже размокшие комочки. Другие, завидев издали людей на скамейке у воды, быстро-быстро замахав крыльями, едва касаясь воды, перелетали к месту кормления.
   Вертолётчик стоял заворожённый и очарованный увиденным, и всё это: и садовый мостик, и ракита, печально склонившая ветви к воде, и спокойная гладь озера, и звёзды кувшинок, и ручная белка, и пенсионеры на скамейке - говорили, они во весь голос кричали:
   - Зачем ты там, среди жёлтых песков, среди чужих гор, среди серого неба, среди раскалённого железа, среди гари разрывов, среди пропитавшего всё вокруг запаха смерти? Почему ты не здесь, в русском поле пшеницы, в Подмосковном бору, у подёрнутой зеленоватой ряской воды деревенского пруда? Почему не прячешь лицо в огромном букете полевых ромашек, почему не спишь в копне свежескошенного сена?
   В мозг тупо и неубедительно, будто скальная осыпь в горах, билось: "Партия", "Долг", "Родина", "Интернациональная помощь", "Южные рубежи"...
   Он понимал, что ответы на эти вопросы будет искать всю оставшуюся жизнь.
  
  

* * *

  
   Время в санатории протекало по строго определённому распорядку: подъём, зарядка, завтрак, лечебные процедуры, обед, отдых.
   Всё свободное время первых дней Вертолётчик посвятил экскурсиям по Карелии. Как тогда, в пустыне Эль-Регистан, замученный смертельной жаждой, глотая кристальную родниковую воду, он и сейчас жадными большими глотками, словно боясь, что не успеет насытиться величественным зрелищем озёр, островов, рек и мелких речушек Вуоксы, величавым простором и гладью Ладоги, своеобразной красотой редутов, крепостных стен и укреплений карельских островов впитывал в себя завораживающую красоту этих мест.
   И вдруг его что-то остановило и, словно ударило, как тогда в Афганском небе, - он увидел Её. На первый взгляд простая, ничем не выделяющаяся молодая женщина: длинное, до самой земли, в цветных складках свободное платье и широкий платок, скрывающий лоб и шею. Гордая, величавая осанка и поступь, все движения и манеры настолько поразили его, что он не смог понять, что с ним. Но главное - лицо, в нём было какое-то просветление: лёгкая улыбка и в то же время грусть говорили, казалось, о том, что она знает то, чего не знаем все мы, смертные, что она общается с Богом.
   Экскурсовод очень интересно рассказывала о борьбе карелов за свободу, об узниках крепости - декабристах, о двух жёнах Емельяна Пугачёва, пожизненно заточённых Екатериной в этой же крепости. А Вертолётчик думал об одном - надо подойти, надо как-то заговорить с ней, ведь она может пропасть, исчезнуть, раствориться, как мираж в пустыне. Он отрешённо смотрел на пушки, доспехи, кольчуги, мечи, а в витринах экспонатов отражалось её лицо. Наконец он решился, вернее, случай помог ему. Девушка неуверенно перебирала книги и проспекты с описанием исторических мест Карелии. Она то набирала в руки по несколько брошюр, то аккуратно раскладывала их на стенде.
   - Я могу Вам чем-то помочь? Вы уже выбрали? - наконец решился Вертолётчик.
   - Да, вот это.
   В руках у неё была книга, точнее брошюра - рассказ о крепости Корела.
   - Но я не могу её купить - у меня денег только на обратную электричку до Москвы.
   - Боже, разве это проблема, я дарю Вам её.
   - Спасибо, но ... не поминайте Господа всуе.
   - Хорошо, думаю, что мы еще поговорим об этом.
   - Вам нравится здесь?
   - Да, я давно, очень давно мечтала о путешествии по Карелии, Валааму, Ладоге.
   На них стали оглядываться.
   - Может, выйдем во двор? - предложил он. Она молча опустила голову и пошла к выходу.
   - Ну, давайте знакомиться.
   - Лина, - протянула руку она.
   - Это мирское имя и оно мне не нравится. В нашем храме меня зовут Валя, я пою в церковном хоре.
   - Вертолётчик, - представился он.
   - А разве есть такое имя?
   - У нас есть.
   - А можно полюбопытствовать, где это "у нас"?
   Вертолётчик помолчал, раздумывая, стоит ли открываться каждой встречной. Но что-то в груди говорило - она не каждая встречная, она другая, и она поймёт.
   - У нас - это в Афганистане.
   Она остановилась и как-то медленно и растерянно посмотрела ему в глаза.
   - Правда, Вы там, в этой стране?
   - Да, это правда, мы там, в этой стране, - словно эхо откликнулся он.
   - Нам приказали, и мы обязаны выполнить приказ.
   Они молча шли по двору крепости, думая каждый о своём.
   - Валя, можно Вас спросить? - первым нарушил молчание Вертолётчик.
   - Да, спрашивайте.
   - Я понял, что Вы человек глубоко верующий, и мне хотелось бы узнать Ваше мнение. Война, убийство, кровь - это всегда грех? Ведь я выполняю приказ. И ещё: я лично и мои товарищи никого не убиваем, убивает то оружие, которое мы поставляем для Народной Армии ДРА. Всё остальное пусть будет на совести бесконечно меняющих друг друга правителей Афганистана.
   - Война, праведная война, защита Отечества с оружием в руках - священный долг каждого Христианина.
   - Но в Афганистане нет моего Отечества, и мне хотелось бы знать, почему мы отправляем в Союз цинковые ящики с прибитыми фуражками.
   И они опять молча брели по двору средневековой крепости Корела.
  
  

* * *

  
   Следующим утром на пробежке в отдалённом уголке крепостного сада Вертолётчик опять встретил её.
   - Доброе утро, сударыня, - замедлил бег он.
   - Здравствуйте, - после долгой паузы ответила она. - Простите, но сейчас я должна побыть одна, а вот после завтрака, если Вам не трудно, проводите меня к Православному Храму. Это Валаамское подворье, и расположено оно на другой окраине Приозерска. Ведь сегодня большой праздник - Успенье Божьей Матери, дор?гой я расскажу Вам об этом.
   - В армии запрещена религиозная пропаганда и я, к моему великому сожалению, ничего не знаю об этом празднике, но Ваш рассказ я послушаю с большим удовольствием.
   - Ну, до встречи, - протянула руку она.
   - Не прощаемся, - кивнул Вертолетчик и с юношеской лёгкостью продолжил бег по асфальтовой дорожке.
   Их номера в корпусе оказались почти рядом. После лёгкого стука дверь сразу же отворилась, будто Валентина стояла за дверью.
   - Ой, Вы меня напугали, я только собралась выходить, и тут стук, - она опять протянула руку. И он здесь же на пороге гостиничного номера приложился губами к этой протянутой молодой и смуглой ладони, и она не отдёрнула её. Когда-то он читал, что целовать руку даме нужно не издали и ничуть не притягивая к себе, а строго сверху, легко касаясь губами. Высшим же изыском считалось остановиться в миллиметре от кожи и как бы обозначить поцелуй. Этого у него, конечно, не получилось - не так часто в авиации приходится целовать дамам руки, но даже простое касание губами этой мяккой, тёплой и податливой ладони опять ударило его откуда-то изнутри, как тогда ракетой в Афганском небе.
   Он стоял, молча глядя в её бездонные зелёные глаза, не выпуская из рук её ладони, и какая-то необыкновенная лёгкость разливалась по всему телу - такое состояние приходило к нему в его детских цветных снах, когда он, словно птица, парил над землёй.
   - Ну, пойдёмте, - тихо, почти шёпотом сказала она.
   - Да, да, только я, кажется, забыл зонт, а на улице дождь, но возвращаться - плохая примета.
   - Какие могут быть приметы, - с укором посмотрела она. - В жизни нет, да и быть не может никаких примет. Спасение от всех напастей - это молитва Господу нашему.
   - Вы, наверное, правы, - чуть помедлив, произнёс он. - Но я в авиации вот уже почти 20 лет и нигде: ни в училище, ни в Аэрофлоте, ни в авиационных полках не встречал летательного аппарата с бортовым номером "13". Просто я заметил, что все люди рискованных профессий суеверны, - сам ответил Вертолётчик на вопрос.
   - Ой, да Вы же совсем промокли.
   Он и не заметил, что держит зонт у неё над головой, а сам громко рассуждает и жестикулирует свободной рукой под проливным дождём.
   - А дождь то тёплый, - перевернул он ладонью вверх руку. И они, не сговариваясь и смеясь, как дети, побежали прямо по мелким прозрачным на мокром асфальте болотцам сквозь косые струи тёплого летнего дождя.
  
  

* * *

  
   Дождь окончился также быстро, как и начался.
   - Валя, расскажите о себе, - попросил Вертолётчик.
   - Да,конечно, - быстро согласилась она.
   - Замужем, мой муж - офицер КГБ, двое детей - мальчик и девочка. По сложившимся обстоятельствам я живу в Туле, работаю в церковном хоре. Муж служит в Нижнем Новгороде. Мы обвенчаны в церкви.
   Валя, а можно я задам Вам один непростой вопрос, если он покажется бестактным, - не отвечайте.
   - Хорошо, спрашивайте.
   - Как Вы пришли к Вере?
   - Всё просто. Это, конечно, от бабушки и ещё, - она немного замялась, - болезнь...
   - Простите.
   - А Вы?
   - У меня жена, дочь. Сложнее в отношениях, мы живём в разних измерениях и, естественно, в разных мирах. Помните, у фантаста Беляева в рассказе, кажется "Альфа Центавра", люди, прилетевшие на незнакомую планету, обнаружили там гигантские в несколько сотен метров неподвижные статуи, внешним видом ничем не отличающиеся от людей. Обследовав эту часть планеты, люди вернулись на Землю. Расстояние между планетами измерялось световыми годами. Прошли века, на Земле сменились поколения, и люди опять отправились на ту планету. Их встретили те же статуи, только каждая из них сделала по неполному шагу вперёд, да чуть изменилось положение рук. Они жили во времени, измеряемом десятками и сотнями наших лет! О каком-либо контакте или общении с ними не могло быть и речи. Что-то подобное происходит и в нашей семье, мы уже давно перестали понимать друг друга.
   - Вам надо обязательно обвенчаться в церкви, - негромко, но как-то проникновенно и, отвергая все сомнения в сказанном, произнесла Валентина.
   - Я и сам понимаю, что это единственный выход, - задумчиво, глядя куда-то вдаль, произнёс Вертолётчик, - но как я объясню это статуе с планеты "Альфа Центавра"? И давайте больше не будем об этом. Валентина, Вы обещали рассказать о празднике Успенья Богородицы.
   - Ну, слушайте, да не вздумайте смеяться. Описание этого праздника Вы не найдёте ни в Библии, ни в Евангелии. Сохранились, правда, какие-то воспоминания в Православных летописях. Мария, Божья Мать объявила о своей за несколько дней. Святой апостол Федот опоздал к этой дате, придя через три дня, он открыл гроб и обнаружил его пустым. И никто не видел Марию мёртвой. С тех пор у православных принято считать, что Божья Мать ходит по земле и помогает людям, а день смерти называют Успеньем, как бы усыплением Божьей Матери.
   - Какая красивая легенда, - искренне удивился Вертолётчик.
   - Это не легенда...
   Дальше их путь пролегал через городской парк: аккуратные прямые аллеи, чисто убранные асфальтированные дорожки, коротко постриженный декоративный кустарник. Они медленно брели по аллее и каждый опять думал о своём.
   И вдруг с дальней скамейки поднялись и двинулись им навстречу трое. Это были современные "акселераты", не вполне трезвые, развязные и уверенные в своей безнаказанности парни лет 18-20. Один из них, по виду и поведению главарь, накручивая вокруг пальца цепочку выдвинулся вперёд и, лениво сплюнув Вертолётчику под ноги, процедил:
   - Сигареты и спички.
   - Ребята, я не курю, - пытался мирно разрешить проблему Вертолётчик.
   - Я не спрашиваю, куришь ты или нет, я говорю "Сигареты и спички", если не имеешь, бегом в ларёк, а мы пока развлечём твою монашку, - парень дёрнул женщину за платок. Компания дружно заржала.
   - Немедленно извинись, - ровно, без интонаций произнёс Вертолётчик.
   - Чего-чего? - парень снова протянул к Вале руку.
   Закончить движение он не успел. Левый кулак Вертолётчик точно впечатал ему в живот, в место схождения рёбер, - это был удар не в полную силу, но он парализовал и на несколько секунд согнул противника, и тут Вертолётчик, отступив на полшага, длинным крюком правой снизу в челюсть, как учил когда-то тренер в спортшколе, опрокинул подонка на землю. Не давая ни секунды на размышления провёл серию коротких, но мощных двойных ударов в корпус и голову второго парня. Третий прыжками рванул через кустарник. Валентина молча смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами, и в них отражалась вся гамма чувств: и ужас, и страх, и одновременно уважение и восхищение.
   - Валюша, нам, наверное, пора, - ласково, чтобы хоть как-то успокоить позвал Вертолётчик.
   - А как же они?
   - Я никогда, наверное, не пойму женщин. Вы знаете, что они хотели сделать с Вами? А Вы продолжаете заботиться о них. Валентина, я очень прошу, уйдём отсюда, мне никак нельзя иметь проблем с милицией.
   Они пересекли парк, прошли вдоль длинного из строганных досок забора какой-то стройки.
   - Валя, можно Вас ещё спросить? - тронул он за плечо женщину.
   - Конечно, спрашивайте.
   - Как это объясняет Православие? Сейчас меня ударили по щеке, я, согласно религиозным канонам, должен был подставить вторую. Ну и Вы представляете, что было бы потом?
   - Всё в руках Божьих, - опять тихо и как-то бесцветно произнесла она.
   - Нет, у меня другой закон - это Закон справедливости. Добро всегда должно быть вознаграждено, а Зло - наказано и я ношу в себе это как догму, величайшую Догму справедливости, догму Жизни.
   - Мы не знаем, что есть Добро, а что Зло - это знает только Господь.
  
  

* * *

  
   Подворье Валаамского монастыря поразило Вертолётчика и своеобразной архитектурой собора, и скорбным величием вековых могильных плит на территории, и замысловатым узором кованных решёток ограждения.
   К началу службы они опоздали. Валентина, чуть наклонив голову к Вертолётчику, пояснила, сколько свечей и какой иконе надо поставить. Он поставил одну свечу "О здравии" и почему-то мучительно долго мысленно перечислял всех родных и близких. Зато когда загорелась "Заупокойная" свеча, перед глазами, словно кадры кинохроники, быстро замелькали лица погибших товарищей - всех тех, кого ему довелось провожать в последний путь за свои неполные 20 лет службы в авиации. К своему стыду он не знал ни одной молитвы и прочитал ту, которая была размещена под иконой. Старославянские буквы читались с трудом, зато содержание, а главное, смысл прочитанного ясно и чётко отпечатывались в сознании.
   Валентина тем временем помолилась каждой иконе храма, остановилась на левой его половине и теперь читала молитвы, крестилась и клала то поясные, то совсем низкие, до пола, поклоны. Ему оставалось только креститься, следуя за своим церковным гидом. А в сознание приходило:
   - Как же глубоко надо уверовать в Бога, чтобы столько знать и так понимать Православие.
   И в этом храме на Валаамском подворье во время церковного служения в честь Успенья Богородицы в голове Вертолётчика стали рождаться мысли:
   - Так уж обоснованно справедливы догмы Атеизма и Марксистского Материализма?
   - Зачем нужно регулярно вдалбливать Ленинские идеи в головы офицеров на занятиях по Марксистско-Ленинской подготовке?
   - Как устроен Мир и Вселенная и какой Высший Разум руководит всем этим?
  
   Обратная дорога к санаторию заняла около сорока минут. Они не спешили, - каждому было о чём подумать.
  
  

* * *

  
   Утром после завтрака Вертолётчик намеренно задержался у высокого крыльца столовой, где отдыхающие кормили хлебом голубей и чаек. Он хотел обязательно встретить её и выполнить, наконец то, очём мучительно думалвсе дни и ночи после встречи с ней. Она появилась на крыльце в своём неизменном длинном допят платье, лёгкой улыбкой поприветствовала его и не спеша и как-то торжественно спустилась по ступенькам. Вертолётчик подошёл и вполголоса произнёс:
   - Доброе утро, сударыня.
   Она ещё раз улыбнулась ему.
   На них стали оглядываться старики и старушки, которые кормили чаек. Она заметила это и как-то сразу погрустнела. И тогда Вертолётчик решил: я сделаю это сегодня, сейчас.
   - Лина, то есть простите, Валя, - заволновался он, - мне надо с Вами серьёзно поговорить.
   - Хорошо, - как-то сразу согласилась она.
   На входе в корпус от мгновенно-лихорадочных раздумий - не обидит ли он её своим предложением - даже забыл пропустить женщину вперёд.
   - Пойдёмте ко мне? - предложил Вертолётчик.
   Она остановилась, как-то мягко и понимающе посмотрела ему в глаза и тихо вполголоса произнесла:
   - Лучше здесь, в холле.
   Он прекрасно осознавал, что сделанное им сейчас предложение напрочь перечеркнёт все возможные формы отношений, кроме дружбы, потому что оно, это предложение, как бы поставит её в материальную зависимость. И хотя у него вот уже полтора года не было близости с женщиной и, чего греха таить, он очень хотел её, всё-таки он делал это предложение, потому что ещё больше он хотел ПОМОЧЬ ей. Они присели на стоящие рядом кресла.
   - Валя, скажите, Православные должны помогать друг другу?
   - Конечно, мы же все братья и сёстры.
   - Тогда дайте мне руку.
   Она робко протянула к нему ладонь.
   - Вы только, ради Бога, не обижайтесь.
   И он вложил в эту ладонь деньги. Она как-то потерянно опустила глаза и пыталась выдернуть руку, но Вертолётчик крепко сжал её ладонь и, глядя в её широко раскрытые глаза, неожиданно для себя перейдя на "ты", заговорил:
   - Ты только не обижайся, ты ничем не должна мне платить, тебе ни вчём не будет стыдно признаться своим близким, слово офицера. Да и до Тулы доедешь без ограничений,- уже как-то спокойно и рассудительно закончил он.
   С минуту они так и сидели: он, крепко сжав её кулачок с деньгами и глядя ей прямо в медленно наполнявшиеся слезами глаза, и сердце его сжималось от нахлынувших и никогда им ранее не изведанных чувств, которые сейчас слились воедино. Это были и жалость, и любовь, и нежность, и сострадание; она, как-то сразу размякшая от сознания того, что необходимо взять эти деньги, потому что до встречи с этим странным парнем она почти всё истратила на поездку в Валаамский монастырь, чтобы поклониться святым мощам, которые должны излечить её от страшного диагноза.
   - Хорошо, - наконец произнесла она, - только при одном условии: Вы сх?дите в церковь и попросите благословения у батюшки.
   - Обещаю, - радостно согласился он и тут же быстро, не давая ей вставить и слова, продолжил, - возьмите ещё, Вам они нужнее, у меня полторы тысячи, в Афгане не ходят русские деньги, да и на таможне отберут.
   - Нет, только это, - твёрдо сказала она, и то при моём условии, остальное отправьте жене и дочери. Кстати, как их зовут?
   - Жена -Галина, дочь - Мария.
   - Я буду молиться за Вас.
  
  

* * *

  
   Весь следующий день они посвятили экскурсии по городу. Заходили во все магазины, кинотеатр, где по причине какого-то мероприятия фильмов не демонстрировали, гуляли по парку, забегали в кафе "Мороженное", весело болтали обо всём и в то же время ни о чём. Обоим было легко, как будто они вчера сбросили с себя какой-то груз. Перед проходной санатория она попросила зайти в магазин, долго выбирала фрукты и, купив один апельсин, направилась к выходу.
   - Опять экономит, - подумал Вертолётчик.
   - Валя, подождите, я сейчас, - бросил он на ходу, а сам уже набирал пакет в отделе фруктов. Она неожиданно загрустила и всю дорогу до корпуса шла молча. Его вообще удивляла неожиданная и резкая смена настроений у этой женщины. В холле она остановилась и произнесла:
   - А теперь мне надо поговорить с Вами.
   Они разместились на тех же креслах.
   - Завтра я уезжаю, - раздельно и твёрдо произнесла она. - Провожать меня не надо, так будет лучше и для Вас, - помедлила и, вздохнув, произнесла, - и для меня. И спасибо за книгу в крепости Корела в день нашей встречи - это был мой день рождения.
   Вертолётчик молчал, он неожиданно понял всю логику и целесообразность её поведения. Он понял, что между ними - пропасть, у обоих семьи, она человек глубоко верующий, не способный на измену и ещё - её болезнь. Перед дверью номера он вручил ей пакет с фруктами и произнёс:
   - Я не прощаюсь.
   Она удивлённо подняла глаза, но он уже открывал свою дверь. В номере Вертолётчик быстро переоделся в спортивный костюм и кроссовки - так легче добежать до крепости. В крепостном музее онкупил дорогую, больше ста рублей, книгу по истории этих мест, красочный буклет-путеводитель по крепости, сувенирную авторучку, большую открытку - поздравление с днём рождения.
   В номере он сел за стол и задумался, как и что написать в открытке. Неожиданно его осенило. Он встал, закрыл дверь на ключ, настежь открыл окно, чтобы прохладный лёгкий ветерок с Вуоксы не дал ему задремать. Потом он достал из сумки пачку стандартных для пишущей машинки листов, подумал немного и написал в верхней части листа:
   Родник. Пять глотков.
   И посвящение:
   Святому источнику Православия.
   За эту ночь он написал рассказ о том, что ему довелось пережить в знойной пустыне Регистан.
   Вложив листы в открытку, на оборотной стороне написал:
   Валентина, Вы удивительная женщина, наверное именно такую я и ждал в своей жизни, только не знал, что встретимся так неожиданно. Прощайте. И дай Вам Бог!
   Сложив всё в заранее купленную папку, мягкими, чтобы не разбудить шагами, подошёл к её двери и легонько постучал - никто не ответил. Тогда он осторожно толкнул дверь - она открылась. Сердце радостно прыгнуло в груди: его ждали. Вертолётчик тихонько поставил папку на стол, секунду поколебался, сделал шаг назад и тихо прикрыл за собой дверь.
   В номере он прихватил полотенце и выбежал на свой обычный кросс. Пробежку закончил на пляже, где быстро разделся и одним рывком бросил тело в прохладную утреннюю воду. С громким кряканьем из прибрежной осоки в разные стороны кинулись потревоженные дремлющие утки. Широким размашистым брассом доплыл до ближайшего малого острова, не выходя на берег повернул обратно. Утреняя прохлада взбодрила. Наскоро растёршивсь махровым полотенцем, быстро оделся и лёгкой трусцой побежал в корпус. У автобусной остановки уже стоял санаторский автобус с пассажирами. Вертолётчик, пробегая, поднял вверх правую руку - ему надо было знать, ждут ли его появления, как ждали ночью в гостиничном номере. С переднего сиденья быстро поднялась знакомая фигура в глухом замотанном вокруг шеи платке и отчаянно замахала руками. Словно по этому сигналу с шипением закрылась передняя дверь и автобус, набирая скорость, двинулся по аллее.
   Вертолётчик, не оглядываясь на уходящий автобус, опустился на ближайшую скамейку.
   Минуты три он сидел, скрестив руки между колен, ни о чём не думая.
   Неожиданно поднявшийся ветер погнал по асфальту большие в жёлто-бурых пятнах кленовые листья. Приближалась осень.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   4
  
  
  
  
Оценка: 9.80*5  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023