ArtOfWar. Бикбаев Равиль. Увольнительная в юность Три для в Переделкино

Увольнительная в юность

Три для в Переделкино

Россия нас не жалует ни славой, ни рублем,

Но мы ее последние солдаты.

А, значит, нужно выстоять, покуда не умрем.

Аты-баты, аты-баты

Аты-баты, аты-баты.

Сергей Трофимов

Ты сидишь на концерте и слушаешь симфоническую музыку и как растворяешься в ней, живешь с ней и чувствуешь себя на одной многозвучной волне с музыкантами и композитором. А потом полный впечатлений пытаешься рассказать об этой музыке тем кто ее не слышал. И сразу замечаешь, что слова грубы и их не хватает и они не могут передать всю гамму твоих ощущений ...

Вот приблизительно так я себя и почувствовал когда стал писать о нашей встрече в Переделкино, чувствуя, что почти невозможно передать ту симфонию общения которая нас окружала. Но я попробую. Как получилось судить вам.

12 октября 2011г.

Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина

Дело по которому я приехал в столицу закончилось вчера, а весь сегодняшний день был свободным. И вот сижу тоскую в гостинице и звоню Скверу.

-- Привет, я уже в Москве.

-- Москва то большая. Ты где? - звучит в аппаратике сотовой связи хриповатый мужской голос.

Даю координаты, где я.

-- Какие планы? - спрашивает Леша.

Ясно дело какие, встретится, выпить, поговорить, но я мямлю:

-- Да вот в Пушкинский музей собрался,

-- Не ходи, - начинает отговаривать Сквер, - там выставка Сальвадора Дали, очереди как в войну за хлебом, я там вчера был. Потрясающая графика.

Ага, значит сам был, а я не ходи? А вот фикушки вам товарищ майор!

-- В общем подходи к музею, там в очереди встретимся, - отметая всего его предостережения, рвусь к высокому искусству я.

-- Ну если ты так решил, - тяжко и разочарованно вздыхает Леша, которому тоже явно хотелось выпить и поговорить, а не стоять со мной в очереди, как не пришей к кобыле хвост, - то подойду. На связи ...

Очередь в музей растянулась на пару километров. Я хорошо помню Москву семидесятых и восьмидесятых годов прошлого века, так вот, раньше такие очереди были только за продуктовым и вещевым дефицитом. Впрочем в театры и музеи того времени в столице очереди были не меньше. Уныло плетусь в конец плотной трехкилометровой колонны и по пути рассматриваю алчущих общения с картинами и графикой Дали. День будний, время рабочее, небо хмурое, народ разновозрастный и разномастный. Занимаю место. Передо мной стоит скромно одетая женщина с тремя маленькими детьми, один вообще в коляске. Тоже культуры захотели, особенно тихий малыш в колясочке, вот не может он бедный без Дали. Эх, его то и в очередь, а за что?

Подходит полицай. Толстая морда, пустые глаза, майор. Женщина пугается, дети к ней жмутся, она не дожидаясь полицайских вопросов поспешно достает из сумочки документы.

-- Кто еще с вами? - равнодушно (как мне показалось) спрашивает женщину полицай.

-- Да вот ... - рукой очерчивает круг своего семейства посетительница.

-- Пройдемте, я провожу вас к служебного входу, - негромко, но настойчиво говорит майор и поясняет, - скоро дождь, а вы с детьми. Уверен вас пропустят вне очереди.

-- А касса? - поспешно говорит женщина, - где платить?

Майор оглядывает ее скромную одежду, потом трех ее детей и чуть улыбается,

-- Не обедняют, так пройдем ...

Они уходят. Ай да Сальвадор Дали, вот тебе и Пушкинский музей, вот вам и полицай.

Нормально, это же всё абсолютно нормально, но как же нам всем не хватает такой простой нормы.

Звонок по сотовому.

-- Я подхожу, - бурчит Леша.

Отвечаю:

-- Выхожу на встречку.

Визуально мы не знакомы, да ладно разберемся. Через пару минут вижу, как оглянувшись вокруг весьма бородатый, среднего роста молодой человек достает сотовый аппарат и ...

- Не мучай телефон, - говорю ему, - вот он, я.

Поручкались.

-- Ну пойдем я с тобой рядом постою, - страдальчески говорит Леша.

-- Уж лучше пойдем пожрем и выпьем, - утешаю его я.

-- А Дали? - светлеет лицом смугловатый Сквер.

-- Успею еще, - я не отказываюсь от общения с картинами ненормального испанца, - время только двенадцать, успею.

Идем в ресторан. Здание в двадцати метрах от музея. Центр Москвы, центровой кабак, соответствующие цены, антрацитовый африканец принимает одежду в гардеробе.

Садимся за столик, вежливый официант приносит меню. Читаю, в глазах темнеет. Читает Сквер, страдает, но молчит. Молчит, но горечь на цены и обида на меня затащившего его в этот вертеп, явственно проступает на его лице. Деньги у меня есть, но если шляться по центровым кабакам, домой я поеду в тамбуре плацкартного вагона. Гордо встаем и уходим с видом гурманов которых не устраивает ассортимент предлагаемых блюд. Через всю Москву с пересадками едем в чебуречную которую расхваливает Алексей. Родная она ему, эта чебуречная, вот и говорит он ней любимой всю дорогу, и заметьте о ней единственной и родной без мата. Ладно. Чебуречная как чебуречная, прием пищи стоя, в моем родном городе таких тоже полно. Берем чебуреков и по сто водки. Это не просто прием пищи, это наш патриотичный ответ заморскому фаст фуду. Пока Алексей говорит и пытается прожевать первый давно уже обрусевший горячий чебурек, я молча (только челюсти лязгают) уминаю пять. Вкусно, не дорого, но как-то не душевно, а раз так то водка (несчастные мизерные сто грамм) не идет и остается недопитой. Вышли, рядом кофейня, заходим, садимся, заказываем кофе, мало, берем по порции кубинского рома, все равно мало. Еще кофе, еще ром со льдом и еще ром, а вот теперь душевно. Ну вот нормально и познакомились, еще по одной?

В музей я конечно сходил, успел за два часа перед закрытием, так что Дали не претензии, что его на Сквера разменяли.

13 октября 2011г.

Переделкино. На подступах к сердцу советской литературы.

Не отмахивайтесь от суеверий это было тринадцатое ...

На Киевском вокзале встречаем Юру Хабибулина и Мишу Кошкоша. Юре хорошо за полтинник, Мише немного до полтинника осталось. Мне пятьдесят, Скверу сильно за тридцать. В общем молодежь ... по меркам гранитных сфинксов разумеется.

Садимся в электричку. Настроение приподнято нервное, ожидание чуток тревожное, но радостное. Как у деток перед Новым Годом. А что вы хотели? Это же встреча молодых писателей, надо соответствовать. Поезд тронулся, мы (с утра не пьем) еще не тронулись разумом. Сидим в вагоне болтаем. Ни о чем и о литературе.

-- У меня такое чувство, - неожиданно прерывает рассказ анекдота Сквер, - как будто я опять в армию призван. И везут меня везут ...

-- И у меня, - это Юра.

-- Аналогично, - это Миша.

-- Гм... - это я.

В вагон заходит девушка. Приятная девушка. Она достает из чехла аккордеон и легко играет популярные лет этак двадцать назад мелодии. Мило. Заказываем ей "Прощание славянки". Исполняет, а вот теперь и у меня чувство, что едем как на фронт ... Заслушались.

-- ... и ... - вскочив заорал Сквер, - это же наша станция!

Поезд уже пару минут как остановился, двери открылись, мы все сидим в центре вагона развесив уши. Ностальгируем, под такую ...

-- ... и ... - растерялся я, - как же мы теперь?

Не спрашивать надо, а хватать веши и бежать на выход, что Сквер первый и сделал. За ним Юра и Миша, и только потом отключив "тормоза" ринулся я. Успели.

На станции "Переделкино" не знали, где такое Переделкино, что является сердцем литературы. Мы туда, мы сюда, но нет, отвечают аборигены, не ведаем добры молодцы чего вам надобно. Достаем письмо - приглашение с координатами места проведения встречи. Сверяем по местности, по карте, а дальше идем наобум. Дошли до остановки автобуса. Громко негодуем. Идет мелкий дождь. Золотая осень, Подмосковья.

-- Мужчины! - окликает нас стоявшая на остановке промокшая дама, к ней жмется девушка на вид совсем дите, - Вы на встречу писателей?

-- Да! - приосанившись гордо отвечаем мы.

-- Мужчины! - молит мокрая дама, - Возьмите нас с собой!

Вот те раз! А мы то все женатые, это раз. Дамы в уже обсужденной программе действий у нас не запланированы, это два. Но и отказать тоже сил нет. Ладно берем. Эх, погубит нас наша доброта и благородство. Не погубила. Дамы просились не на халяву, на наши достоинства (или их отсутствие) им было наплевать. Просто дама постарше была литературным критиком, а совсем дите, солидно представилась поэтом. Они искали тот же дом и ту же встречу, а нас хотели использовать ( и использовали) как путеводную звезду.

Садимся в подошедший рейсовый автобус. Через пару минут подъезжаем к дому творчества. Попользавшиеся нами дамы, первыми не оглядываясь на нас ускоренным темпом выдвигаются на исходную, мы не торопясь идем за ними.

Дом творчества "Переделкино" состоит из двух корпусов и разбросанных по территории коттеджей. Первый двухэтажный корпус с колоннами на входе исторический. Он впитал в себя культурные традиции советской эпохи и ее же неназойливый сервис, удобства прямо по коридору и направо, а коридор то длинный, зато номера двухместные. Но культурно ничего не скажешь шибко культурно. На стенах коридора фотографии всех известных и уже безвестных классиков советской литературы, в номерах отслаиваются потускневшие обои. Шик! Второй корпус новый, сервисный уровень как в приличной гостинице, все в номере. Нас, приехавших первыми, без бюрократических проволочек быстро разместили в историческом корпусе. Позднее чуток оглядевшись я предложил Леше перейти в новое более комфортабельное здание, благо места там были.

-- Я останусь тут, - категорически отказался Сквер, - я не покину дом и этот номер где пердели литературные классики. Ни за что! Это великие писатели и я остаюсь с ними.

Наверно он думал, что въевшийся в каждый кирпич запах поможет и ему стать классиком. Насчет классика время покажет, но то что он пердел и храпел ничуть не меньше великих мужей, могу засвидетельствовать.

При размещении был первый прикол. Сквер и я поселились в одном номере. Юра Хабибулин с неизвестным по фамилии типом в другом, Мишу Кошкоша отправили жить дальше по коридору. Разлучатся мы не планировали и я предложил найти неизвестного типа и предложить ему поменяться с Мишей, а если он не согласиться то отпинать.

-- Пинать то за что? - искренне возмутился Сквер.

Я не подозревал, что автор ЗАБВО абстрактный гуманист, толстовец и вообще непротивленец. Сквер между тем продолжал говорить и разом смыл с себя подозрения в гуманизме:

-- .... это моя фамилия, а Сквер это псевдоним.

-- А какого черта, ты сразу занял два места в разных номерах?

-- Ну .... - сказал Сквер и далее откровенно объяснил зачем.

Это было весьма предусмотрительно, но в нашей ситуации не реально. Миша перешел в номер к Юре. А Сквера утешили тем, что если ему обломится, то один из номеров мы ему на пару часов освободим.

Потом был обед, а после обеда все сидим в номере у Юры Хабибулина, заходит ведущий нашего семинара Николай Федорович Иванов, после взаимных представлений с удивлением и тревогой разглядывая "молодых" авторов он спрашивает:

-- Я вот понять никак не могу, а почему вы еще трезвые?

-- Да мы ... - и от слов преступили к делу.

Была водка разных сортов, коньяк, привезенная из дома закусь и неподдельное ощущение радости взаимного общения. Визуально мы виделись первый раз, но было такое чувство, что встретились старые друзья, которым есть что вспомнить, о чем поговорить и за что выпить. Была классная компания по настоящему своих ребят.

Не одного тоста я не пропускал и поэтому с трудом припоминаю как появился Артур Черный (кстати это тоже псевдоним), когда пришел Толя Воронин и другие смутно различимые лица ...

Так отрывками всплывает как читал юным поэтессам свои стихи Миша, как отказывался пить дальше Юра, как не отчего и не от кого не отказывался Сквер, как регулярно выходил заполнять "анкеты" Черный Артур. А облик у Черного был под стать его псевдониму, одет весь в черное, брит наголо, плотного телосложения и с такой доброй улыбкой на лице, что представители толерантных народов шарахались от него по коридорам и шептались: "Скин, это скин, люди добрые они и сюда добрались..." А Артур совсем и не скин, а вовсе даже наоборот, капитан юстиции и служит в одном из подразделений Минюста. Милейший молодой человек.

Ну а далее тьма сгустилась над моим сознанием, я окунулся в серебренный туман и на "автопилоте" отправился к себе в номер. Сознание уже отключилось, а желудок и печень восстали. Это было тринадцатое ...

Не пренебрегайте народной мудростью суеверий в ночь с тринадцатое на четырнадцатое я метался от кровати до унитаза и только под утро обессилено затих.

14-16 октября 2011г.

Переделкино. На штурм на слом

Нас не надо жалеть и ведь мы никого не жалеем

Что такое тяжкое похмелье в форме извращенной смеси конька с разносортной водки все знают (другие догадываются) и описывать эти ощущения нет смысла.

С утра меня "больного" все проведывали, носили воду, предлагали лекарства, но излечить от похмелья может только время и это время пришло только после полудня. Все ушли на первый семинар, а я ... Собрал себя по частям и поплелся в новый корпус, наши семинары проходи там.

Семинар вел Николай Федорович Иванов и Дед. Ну Николай Федорович свой мужик прошел Афган и Чечню, а вот Дед, вот это супер, реликт. Чистейший бриллиант из культурной короны советской империи. Империя канула в лету, но ее драгоценности еще сверкают былым величием. Сочные характеристики, интереснейшие истории, к месту употребленные соленые словечки, Дед всех присутствующих просто очаровал.

Обсуждали прочитанные работы, сильных авторов беспощадно критиковали невзирая на личности, тех кто послабее милосердно уверяли, что их творческий потенциал еще раскроется. Было несколько откровенно слабых работ, но речь не о них. Меня поразило как вели семинар Николай Федорович и Дед. Ни тени снобизма, ни грамма высокомерия не то что в словах, но даже в интонациях голоса и манере поведения. Они не поучали и даже не учили, они помогали и подталкивали авторов в нужном направлении. К Деду, а он преподает в Литературном институте им. М. Горького, стали напрашиваться на посещение лекций наши москвичи.

"Приходите, приходите, - милосердно разрешил Дед, и солидно откашлявшись с озорным блеском в глазах добавил, - вот только х... вы меня там найдете!"

Повторять "разборы полетов" не буду, а сразу эгоистично скажу о себе любимом (меня разбирали 16 октября), мне было обидно. Всех критикуют, меня нет, за что такое пренебрежение? Иль я настолько слаб, что даже и слова недоброго и критичного не достоин? С горя выдаю:

-- А у меня, а у меня орфографических ошибок полно, а запятые я ставлю по велению сердца, а не по правилам русского языка.

Ребят которые прошли Афган и Чечню это заявление совершенно не впечатлило, им было по фигу как я ставлю запятые и какие допускаю орфографические ошибки. Сердится на них я уже не мог, но зарубка на сердце осталась. Пусть теперь читают и надеюсь им будет стыдно, что у них для меня даже слова недоброго не нашлось. А самые горькие подсердечные слова я адресую гвардии майору Исмагилову:

"Влад! Когда меня разбирали, когда я душевно страдал от несправедливости, ты мирно дрых в своей кровати. Я к тебе в номер заглядывал, хотел разбудить, но ты сомкнув очи сопел как непорочное дитя и поднятая для пинка нога у меня опустилась в исходное положение. А в тот же день ранее в пять утра перед тем как уйти к себе в номер ты звал меня "Братухой". Стыдно товарищ майор! И если ты читаешь эти слова то надеюсь, подавишься глотком чая или поперхнешься дымом сигареты "Союз-Аполлон". Смыть свою вину ты сможешь только принудительным чтением моих с позволения сказать произведений разбавляя их качественной водкой. Для тебя это наказание похлеще чем штрафбат в ВОВ"

Итак как вы уже заметили мы плавненько переходим на личности ... и не ждите пощады.

Влад Исмагилов

"Главное в жизни, это найти себя, а потом не потерять" - это Влад, когда мы получше познакомились, сказал. А до этого ....

Произведения автора несут отпечаток его личности, это аксиома или банальность, как угодно. Работы Влада я читал и что он из себя представляет приблизительно понимал.

В перерыве семинара подходит ко мне среднего росточка сухощавый молодой человек и спрашивает:

-- Ты Равиль? - и сразу представляется, - А я, Влад Исмагилов.

-- Привет Влад ...

И после секундной заминки обнимаемся. По внешности он выглядит молодым человеком чуть за тридцать, лицо славянского типа, папа татарин, бабушка итальянка. Сам бедный несчастный пенсионер которого всякий обидеть норовит - это у Влада присловье такое. Такой бедняжка, что дослужился от рядового до майора спецназа. Афган, Нагорный Карабах, Таджикистан, первая Чеченская компания, вторая Чеченская компания. Двадцать лет на передовой, двадцать лет в спецназе. Каждый полученный им орден, каждая полученная офицерская звездочка оплачена едким солдатским потом, своей и чужой кровью. В общем хлебнул парень войны под завязку. А вот почитайте его работы, послушайте написанные им песни, ни капли озлобления, ни грамма ненависти, а только светлая тихая грусть. Светлый он человек, это все без исключения отмечали. И все тянулись к этому свету, даже те кто не читал его книг и не знал его биографии. И при всем при этом ни малейшего стремления кому-то понравится. И матерное выражение к месту употребит и курит и пить умеет и женщин значит тоже любит. Наша видавшая виды и всяческих и околовсяческих писателей пожилая женщина администратор сказала техническому руководителю встречи Николаю Стародымову про Влада: "А вот этот молодой человек, такой ... такой ... ну самый лучший который ... это настоящий поэт".

Пьем в номере у Юры и Миши. Влад играет на гитаре и поет. Свои песни и песни других поэтов. И все наши в номере поют. Перерыв, выпили и снова песни звучат. Так искренне не стесняясь своих чувств мы пели подростками во дворе и солдатами в армии. Так пели ветераны Афгана и Чечни, в то время когда были юны и не веря в старость и смерть смеялись над своим страхом и войной. Таким интонациями пела наша юность и казалась она вернулась к нам, дала временный пропуск в свое время, подписала увольнительную в прошлое.

Влад недовольно засопел и дальше петь отказался. Кто-то во время исполнения им песни обратился с репликой к соседу.

-- Я вам не на заказ в кабаке пою, - сухо сказал он, - и струнами на гитаре не бренчу. Играю как для своей души, не нравится, не слушаете, так идите на ....

-- Влад, да хорош ...

-- Влад, да ладно тебе ...

-- Влад, мы больше не будем ...

Вышли покурить, стоим на балконе смолим сигареты, ночь уже и дождь идет. Мелкий, тихий, ласковый дождь подмосковья это напоследок небо нежно целует землю перед зимой и снегом.

-- Ты всегда такой принципиальный? А лихо ты наш личный состав построил, небось когда командовал у тебя солдаты по струнке ходили, - подначиваю я.

-- Да уж два раза команды не повторял, - чуть улыбается Влад.

-- Мудохал бойцов?

-- Нет, воспитывал, а для этого кулаки не нужны.

-- Это как?

Короткая пауза и ответ:

-- Пошли в номер, ребята ждут ...

И мы уходим, больше когда Влад исполнял песни его никто не прерывал. Вот значит как воспитывал. Это нас, а как бойцов не знаю, не служили мы вместе.

Пели, пили, разговаривали до утра. Жаль тратить время увольнительной на сон и мы все, всё говорили и говорили о жизни и войне, о своих товарищах, о мертвых и живых и о тех кто оставшись в живых стали мертвыми.

-- На день ВДВ подходит ко мне сослуживец, - устало и расслабленно рассказывает захмелевший Влад когда уже под утро я и Леша Сквер провожали его в новый корпус, - и спрашивает:

-- Ты чего мол руки мне не подаешь. Чего выделываешься?

Я ему:

-- Ты знаешь - за что ...

-- У меня особняк, машины, бабки и бабы, у меня все есть ... а ты как был нищим так и остался. Чего ты добился? Ну чего? - орёт тот.

-- Зато ты продавшись с потрохами и нырнув в говно с головой всего добился и заодно всех нас предал ...

Мягко пружинит под ногами палая мокрая листва, мы идем не спеша и вдыхаем свежий предутренний воздух. Вопросы не задаем, захочет дальше расскажет сам, а если нет то нет, это его право не теребить заживающую рану и Влад рассказывает и сукровицей из прошлого тянутся слова:

-- Мой сослуживец наркодилеров крышует, а я в Афгане его раненого из под пуль на себе вытаскивал ... а эти кого он тут прикрывает, наших детей наркотой убивают. Вот так.

-- Он просто завидует тебе Влад, - устало бормочу я, - у тебя есть то, что он продал, а теперь ни за какие деньги не выкупит.

-- Это что? - усмехается Влад, - я же точно нищий ...

-- Честь и совесть, - сам пугаясь пафоса своих слов говорю я.

Нас было трое: Леша, Влад и я и некому было глумливо засмеяться услышав слово "Совесть" и слово "Честь", а мы над такими вещами не смеемся.

Возвращаемся в свой корпус вдвоем с Алексеем. Сквер останавливается и на все Переделкино кричит:

-- Ну почему ... вашу мать .... Почему ...вашу мать я на пару годков раньше не родился, почему вот с таким командиром как Влад рядом не повоевал. Почему вашу мать ... мне одно дерьмо на пути попадалось. А с Владом я бы в любую разведку пошел.

И примолк, а через пару шагов неизвестно кого спросил:

-- Вот только у меня вопрос, он то, меня бы, с собой в разведку взял?

-- Вот тебя бы он взял, - хрипло прокуренным баритоном смеюсь я, - и хватит народ воплями пугать, заткнись и хорошо бы хоть пару часиков поспать.

На семинаре разбираем работы Влада, как прошел разбор говорить не буду, а то он еще обиться. Мне конечно его литературные (и только литературные) обиды по фигу, но за свое здоровье все-таки чуток опасаюсь. В конце разбора Николай Федорович Иванов сообщает:

-- По итогам этой встречи, мы (Союз писателей России) имеем возможность издать только одного автора. И этим автором будет Влад Исмагилов.

Но это не все об этом человеке. Он еще будет появляться на этих страницах, потому, что был в центре любой компании.

Товарищ полковник

Владимир Васильевич Осипенко

Привилегия десанта

-- Такого бойца как ты, - с офицерскими раскатами в голосе заявляет и смотрит в мою сторону Володя, - я бы на гауптвахте сгноил.

-- ?! - отвисает у меня челюсть, а тело рефлекторно пытается принять стойку "смирно", но смирно я и во время срочной службы не особенно когда стоял, а уж теперь ... и потупив взор я стою вольно, а Володя продолжает, - или бы представил к званию "Герой Советского Союза"

-- ?! - ошалело я смотрю я на него, а он опять говорит:

-- Встречал я в Афгане ребят с вашей бригады (56 ОДШБ), распиздяи едут на распиздяйских БМД (боевая машина десанта), а форма одежды просто позор. Кроссовки! Белые, да еще и грязные кроссовки у бойца на боевой операции, а офицеры?! Где спрашивается и куда смотрят офицеры?!!! Смотрю, а офицеры кто в х/б, кто в десантных комбезах, кто в масхалатах. Это не десантники, это распиздяи!

Рядом со мной стоит Артем Шейнин он как я служил во второй роте 56 ОДШБ (на два года позже) и мы оба возмущенно сопим. А у нас в части и впрямь предпочитали носить форму одежду номер восемь "что достали то и носим". А Володя улыбаясь договаривает:

-- А ведь воевали ребята, и очень даже достойно, - протяжный вздох, - но все равно распиздяи.

Все вместе на перекуре обсуждая первую чеченскую компанию дружно и весьма матерно ругаем Пашу Мерседеса - Павел Грачев министр обороны при ЕБН. Володя за него вступается:

-- У меня в Афгане генерал Грачев был комдивом (Витебская дивизия ВДВ) так вот слова дурного про него не скажу. За потери в личном в составе так офицеров сношал, что его намного больше чем духов боялись и дивизия была снабжена всем необходимым и потерь дурных не было.

-- А Чечня? - орёт Сквер, - Гореть Паше в аду!

-- Эх ребята, - мрачно и тяжело вздыхает Володя - не всё даже от министров зависит.

А ведь мог и просто промолчать, не вмешиваться в разговор, а ведь вступился за бывшего командира. Сказал свое слово в защиту опального, проклинаемого теми кто воевал в первую чеченскую войну, министра. Не побоялся общего отчуждения.

Генерал Грачев, я знаю, что вы не прочитает эти слова, но точно знаю другое, если кто и вытащит вас из ада то это будет гвардии полковник Осипенко.

Обед, сидим с Володей за одним столом. Он идет к раздаче за компотом и приносит два стакана. Я улыбаясь говорю:

-- Мог ли я, простой советский солдат - распиздяй срочник, знать что наступит день и компот мне будет носить, сам гвардии полковник?

Володя через стол протягивает мне емкость и по дружески улыбается:

-- Держи стакан, охламон, а то еще кто перехватит и ты внукам не расскажешь как полковники тебе компот носили.

-- Гвардии полковники, - уточняю я.

За столом все смеются.

На этой встрече мы все сразу перешли на "ты" вне возраста и без званий. Но честно признаюсь в отношении Владимира Васильевича, я не сразу нашел нужный тон. Звать Вовой? Ну какой мне Вова - гвардии полковник? Звать по имени отчеству? Так по имени отчеству только Николая Федоровича Иванова звали. В зависимости от ситуации я все-таки звал Владимира Васильевича, то по имени: Володя, то по званию: Полковник. Вроде без обид все обошлось. Впрочем был среди нас один товарищ который не смущаясь звал Владимира Васильевича - Вовой.

-- Вова, бедного пенсионера каждый обидеть норовит ...

Это мы играем в бильярд в здании нового корпуса. Пара на пару. Я в паре с Володей против нас два майора Сквер и Влад. Володя загоняет в лузу очередной шар, майоров мы делаем "всухую", Влад наигранно печален и повторяет:

-- ... сильно обидеть норовит.

- Бильярд офицерская игра, - примериваясь к очередному удару замечает Володя, - вырабатывается пространственное мышление, глазомер, игра учит офицера соизмерять силу и точность удара.

И бьет кием по шару. Мимо. Майорам дан шанс. Они его реализовали. Пару шаров забили. Но обе партии все равно проиграли. Даем им еще шанс и предлагаем третью партию. Майоры уклоняются и предпочитают разом отравиться. Травиться так травиться это ребята ваши проблемы, но на перекур выходим все вместе. Закуриваем.

- Нет, я не понял? - удивленно с офицерской интонацией говорит Володя, - перед вами стоит целый полковник, и?

Три пачки сигарет разом вылетают из карманов и предлагаются полковнику, он выбирает одну сигарету и ... три зажигалки дают огонь, полковник с достоинством прикуривает и умиротворенно замечает:

-- Ну то-то, сынки ...

16 октября вечером Володя уезжает домой. Дела. Он и без того на три дня оставил все свои проблемы и уехал на встречу со своей молодостью. Мы не прощаемся, мы с легкой грустью говорим: До свидания.

Володя достает из машину бутылку в дорогой упаковке протягивает ее Владу.

-- Выпейте ребята и считайте, что я рядом с вами.

Потом поочередно обнимаемся и Володя уезжает. Виски из подаренной бутылки мы выпили все вместе за прощальным ужином и Володя действительно был с нами рядом.

Помните операцию НАТО по уничтожению Югославии? Раздавленная коалиционной мощью эта страна осталась практически беззащитной. Их били с воздуха. Шансов победить у сербов не было. До сухопутного вторжения войск НАТО оставались считанные часы. И тут первый Президент России (да зачтется это ему на страшном суде) отдает русскому десанту приказ взять Сербию под защиту. Батальон, их было всего батальон наших парней в голубых беретах, они высадились, и войска НАТО не вошли на землю Сербии. Этих русских ребят сербы плача от радости закидывали цветами. Им кричали: "Живио Руссия!" Так русских солдат встречали только в победном сорок пятом году. А вел этот батальон десантников настоящий русский солдат - гвардии полковник Воздушно Десантных Войск России Осипенко Владимир Васильевич.

Товарищ полковник! Я вам честно скажу, я не хотел бы служить вместе с вами, но воевать, я хотел бы только под вашим командованием.

Артем Шейнин

Я припоздал на семинар, скромно стою в сторонке слушаю умные слова и все смотрит и смотрит на меня натуральный монголоид одетый в стиле милитари с повязанным вокруг шеи платком-шарфом "арафаткой", сильно скуластый, плотный и невысокий. Чего уставился? Я тебе чего должен? Перерыв. Монголоид подходит ко мне и продолжая разглядывать мнется. Ему кто-то из наших говорит:

-- Ты Равиля спрашивал? Так вот он.

-- А я смотрю, ты не ты? - чуть смущенно говорит мне Артем, - на твоей книжке то фотография совсем другая?

-- Там на фотке мне двадцать, сейчас полтинник, не узнать.

-- А ... - тянет Артем и мы начинаем говорить о нашей бригаде и нашей роте.

Разговор прерывает звонок по телефону. Артем отвечает и говорит, о сценариях, перечисляет технические детали и вообще он в теме, я нет. Жду когда закончится разговор.

-- С работы еле вырвался, - убрав телефон как оправдывается Артем, - у меня эфир, не отпускали, так я плюнул и уехал, ну когда еще вот так вот встретимся?

-- А где пашешь?

-- Да, Первом канале у меня передача, - отмахивается от работы Артем и мы продолжаем разговор.

Мы служили во второй роте 56 ОДШБ. Я 1980-1982 гг. Он 1984-1986 гг. Сравниваем службу, вспоминаем товарищей, места боевых операций, чай по одним горкам ползали. Теплеет, своих с бригады я давно не встречал. Артем показывает фотографии, я смотрю.

-- Постой, - разглядывая отпечатанный на принтере листок говорю я, - так это же другое время, это же вроде вот только недавно снято.

-- Точно, - подтверждает Артем, - я недавно в Афгане был.

-- И чего ты там забыл?

-- Да у нас группа с Первого канала на месте гибели девятой роты памятный знак устанавливала, и я с ними поехал.

-- А ...

А перерыв закончился и мы не окончили разговор. Вечером когда Артем в номере со своего ноутбука перекачивал мне на флешку фотографии, то рассказал:

-- У меня юбилей, сорок пять, звонит Эрнст (генеральный директор Первого канала Константин Эрнст) поздравляет. Я ему - хочу подарок. Тот - какой? У нас группа с канала в Афган едет, хочу с ними, отпустите и прикажите оформить мне журналистскую визу. Эрнст помялся и отвечает - ладно сделаю, езжай.

Группа с Первого ехала с одной редакции, а Артем в другом подразделении работает и без выходных, передача и очень известная (какая он сам скажет если захочет) без него не то что не выйдет, но точно застопорит и сильно. И его просьба в доступных для не телевизионщика военных терминах прозвучала бы приблизительно так: Зампотех полка тактической авиации, говорит командующему ВВС - "Слушай брат, а можно я возьму стратегический бомбардировщик и чуток полетаю над Атлантикой? А если будет настроение то и над Вашингтоном в небе прикольнусь. Ты прикажи машину заправить и вообще посуетись родной ..." Теперь понятно? Далее слово Артему:

-- Жена как узнала, что я опять в Афган, кричит: ты детей вырости, выучи, в люди выведи а потом хоть на Марс лети. Потом не поняла, а просто смирилась. За два дня до поездки, меня страх стал мучить, был уверен, там убьют. Был бы повод отказался бы. Но повода не было и я поехал. В Кабуле мне Андрей Грешнов (Андрей Грешнов корреспондент ТАСС. В Афгане работает с перерывами с 1979 по настоящее время) кричит: Ты с ума сошел? Я с тобой не поеду. Там гиблое место, туда американцы не иначе как в составе батальона при воздушной поддержке только заходят. И то постоят чуток получат пиздюлей и сваливают.

В этом гиблом месте: город Гардез провинция Пактия наша 56 ОДШБ с 1981 по 1988 года и дислоцировалась. До границы с Пакистаном рукой подать (по прямой 50 км.) и все горами. А горки там такие, что противника из них и тактическим ядерным оружием не выбьешь. Ох и наползались мы по этим горкам. Но это так отступление, пусть уж Артем дальше говорит:

-- А я все же поехал в Гардез. Меня прикрывали, один бывший дух, а второй бывший хадовец (ХАДД - это наименование спецслужбы ДРА, аналог КГБ СССР) родные братья между прочим. Одет я как афганец был, по внешности на хазарейца похож (хазарейцы это один из народов Афганистана, приблизительный и весьма условный аналог неприкасаемых в Индии) в общем за своего всюду проходил. Только один раз на остановке в горном кишлаке мои провожатые пошли за продуктами, а я вышел из машины ноги размять. Тут ко мне один по виду матерый дух подходит и спрашивает, мол ты кто брат? Я ему на дари с русским то акцентом, мол свой я, хазареец. Тот автомат поглаживает (АК -74) и говорит, ты мол брат неправильный какой то хазареец. Думаю, ну все, как узнает, что русский, убьет. Тут провожатые подошли и разрулили ситуацию.

-- А как они теперь к нам относятся? - полюбопытствовал я, ожидая услышать, как при нас было хорошо, а при американцах плохо.

-- Да никак, - усмехнулся Артем, - мы для них уже просто история.

Странно правда? Мы еще живы, полны сил и уже история. Ладно история так история, все мы когда-то станем просто историей. А история поездки Артема закончилась вот так: В Афганистане на горном перевале на ветру стоит одетый афганцем советский десантник и держит в руках трепещущее полотно на нем написано: "56-я Отдельная Гвардейская Десантно - Штурмовая Бригада. Никто, кроме нас" за другой конец полотна держится бывший командир отряда моджахедов. А за ними впаянная в горы памятная доска посвященная десантникам "9 роты".

Артем! В нашей бригаде было полно смелых ребят, были парни по званию и по сути герои. Но ты единственный кто через десятки лет после войны на горном перевале Афганистана поднял знамя нашей общей памяти на котором написано: 56-я. Никто, кроме нас.

Надеюсь ты об этом еще напишешь. Иначе ведь некому, и никто кроме нас, а в этом случае никто кроме тебя. Удачи!

Товарищ Уникум

То что такие люди реально живут среди нас я никогда не верил, да и вас верить не прошу, знаю, скажите: Брехня!

Имя его назвать не могу по сугубо частным причинам. Придет время сам назовется. Понимаете, служит товарищ, как говорится со всеми вытекающими ограничениями. Афганская война, две чеченские компании, двадцать два года в спецназе, не пьет, не курит, матерные выражения не употребляет, девять изданных книг, несколько лет назад занял первое место по физической подготовке в подразделениях специального назначения. На вид совсем не богатырь, рост средний и нет в движениях отточенной на убийства грации плотоядного хищника, прическа очень аккуратная, седые волосы отсутствуют. Со стороны глянуть, вроде обычный ничем не примечательный человек, а он - Уникум.

Мне по роду деятельности приходится сталкиваться с разными людьми, есть и такие, кто обладает высокими учеными степенями, один знакомый даже доктор философских наук, сам одно время в университете преподавал, но еще не в ком, кроме как в этом товарище я не встречал такой внутренней духовной интеллигентности в лучшем смысле этого слова.

Все это высказываю Уникуму прямо в глаза, а тот досадливо морщится и нехотя отвечает :

- Да брось ты, совсем я не такой, это я только с виду добрый и хороший, а если до дела дойдет, то ...

А я видел тебя в деле, в деле военной литературы и мне этого вполне достаточно, ребятам которые были с нами на семинаре тоже.

Как вы и сами понимаете, мы на этой встрече тактично говоря: выпивали, а если откровенно, то вечерами не просто просыхали. Как говорил Влад, мы не пьем, мы общаемся, а общались мы только с двухчасовым перерывом на сон. Трезвому человеку всегда тяжело в обществе выпивших мужиков, выпивших людей трезвый собеседник всегда немного раздражает. Так вот Уникум не уходил от нас пьяных, спать с гордо поднятой головой, он был рядом с нами и никого не волновало, что он не выпивает. Этот мужик был настроен на одну с нами волну. Волну настоящего товарищества, волну возвращения в юность.

К нашей развеселой компании постоянно прибивались посторонние, посидят послушают песни и разговоры, потом уходят. Один такой прибился, с его слов: почти русский, почти москвич, почти офицер, почти Наполеон. Клоун, да еще и пьяный. Достал он меня. Драться я не люблю и не умею, зато умею выводить противника из строя посредством перелома костей. Подкладывать организаторам "свинью" уголовного дела и портить встречу причинением этому "почти" телесных повреждений средней тяжести не хотелось. Но этот "почти" конкретно достал, я уже на взводе, еще чуток и начнется громкий кулачно-матерный скандал. К "почти" подходит Уникум и сжав его плечи не повышая голоса, не употребляя матерных выражений говорит:

-- Ты пришел в чужую компанию. Не умеешь себя вести, уходи. Бить не будем. И водку свою возьми.

"Почти" на пьяном кураже пытается возражать. Уникум не напрягаясь сдавливает его плечи посильнее, "почти" бледнеет и трезвеет. Встает и уходит. Уникум ему сухо напоминает:

-- Водку свою возьми.

"Почти" шарит взглядом по столу, но водку уже в качестве трофея зацапал улыбающийся Сквер. "Почти" посмотрев на Лешину добрую улыбку, бутылку вернуть не просит, а тихо растворяется в пространстве. Далее "почти" увидав Уникума в коридоре шарахался от него. К нам он больше не прибивался, всех стороной обходил.

На семинаре разбираем работы, я высказываю Уникуму замечания типа того, что не стоит увлекаться стилем "боевик", ты и так вполне самодостаточен. Он чуть кивает, а в перерыве рассказывает:

-- В издательстве (напоминаю - у него девять изданных книг, больше чем у любого из нас) хотели на конвейер посадить. Ну типа серию под меня открыть, вроде "Слепого" или "Бешеного". Объясняют правила: море крови, масса трупов, секс, куча баксов, наши самые крутые, одной зубочисткой любого могут уделать, перочинными ножами Пентагон кромсают, география действий от полюса до полюса. Объясняю, мол это не верно, а русский спецназ это не Голливуд. Мне отвечают, вот ваши ордена и ваша биография всему этому достоверность и придадут. Главное продажи, а вы ходовой товар. Я отказался.

Дома у меня жена читает книжку которую он мне подарил. Я ей рассказываю, что это за парень, она не верит. По отдельности все может быть. Не пьёт - верю, не курит - верю, не выражается - с трудом, но верю, двадцать два года в спецназе - верю. А вот все это вместе - нет, не верю. Убедил, я это умею, в своей семье по крайней мере. Моя жена смотрит на обложку книги где есть фотография автора и восклицает:

-- Да это просто Уникум! - потом открывает книжку и в голос читает дарственную надпись: "Равилю, на добрую память"

Как автор, автору скажу тебе "на добрую память" звучит не очень, мы еще Слава Богу живы и здоровы. А вот то, что от знакомства и встречи с тобой остались самые добрые впечатления, вот это точно!

Черный Артур

По возрасту самый молодой из нас. Две чеченские компании, работал в Грозном участковым. Изданные книги. Интересные. Служит в Минюсте. Капитан. Молодожен. Если любого из нас спросить, а что про Артура особенно запомнилось, все разом с хохотом скажут: Анкеты!

К анкетам еще вернемся и всем заинтересованным лицам разъясним (трепещи Артур, я правды скрывать не буду) про это дело, а пока ...

Он был вторым после Уникума товарищем в нашей компании который не пил и не курил, а выражался очень редко. Т.е. до Уникума по этим показателям чуток не дотянул. За чаем для нашей компании бегал. Извините за жаргон ему это "не в падлу было" принес чайник, заварку, сахар и рядом стоит или присядет и все улыбается. Спасибо Артур.

Разбираем его работы. Артур спокойно заявляет: "Я хочу стать классиком. Как Данте" и никто не смеется, парень такой, что станет. Только не Данте, а Черным.

В обществе сейчас сами знаете правоохранительные и правоприменительные органы мягко говоря недолюбливают. А Артур из их среды, действующий офицер и еще пишет о ребятах в погонах. Так нормальные же люди, нормальные, просто работают в условиях не совсем нормальных.

Знаешь, Артур я тоже с этим миром немного знаком и был преисполнен черного пессимизма в отношении твоих коллег. Теперь вижу есть выход из тупика в который вас загнали. И этот выход ты и такие как ты. Еще молодые, но уже зрелые люди, и еще или уже не сломленные. Удачи вам ребята! Будем надеяться, что будущее за вами. Не зря ты сказал, что этак через десяток лет мы увидим в избирательных бюллетенях твою фамилию. Еще раз удачи!

Но вернемся на грешную землю "Переделкино". Сидим в номере у Артура, водку пить еще не начали, пока пьем чай.

-- Мне предлагают, - улыбаясь рассказывает Артур, - мол ты напиши про Чечню крутой боевик с элементами фантастики, а мы его массовым тиражом издадим. Начнем раскручивать тебя и все такое ...

-- А ты?

-- А я думаю, да на хрен ли мне это надо? Я пока одну свою книгу хочу классической сделать, потом за вторую возьмусь. А боевик с фантастикой это уж, без меня пусть пишут. Мне фуфло сочинять "в падлу".

-- А деньги? Ты еще молодой тебе много надо.

-- Деньги, - фыркает Артур, - да я их и так заработаю.

-- Взятками? - подкалываю я его.

-- У меня отпуск был, - не обижаясь улыбается Артур и продолжает рассказывать, - так я думаю, чего дома сидеть, пойду поработаю. Тем более кредит по ипотеке надо платить. Устроился сторожем на большую базу, не сплю, службу несу. Заметили. Через смену мне предлагают стать оператором камер наблюдения. Согласен. Зарплата выше и в тепле. По камерам наблюдения вычисляю кто, что, и как ворует. Докладываю. Мне премию и должность начальника смены. А отпуск я закончил в должности зам. начальника службы безопасности с соответствующим окладом. Просили остаться. Но у меня служба. Так что денег я всегда и без взяток заработаю. А в нашей системе хапают те кто работать не хочет и не умеет. Во как. Ну я пошел ...

-- Куда?

-- Анкеты заполнять, - серьезно отвечает Артур.

Сделали круг и вернулись к анкетам. Первый день заезда. Нам всем раздают анкеты, надо заполнить и отнести их на первый этаж. А мы только, только визуально знакомиться стали, не до анкет. Артура в коридоре второго этажа останавливает девушка.

-- Молодой человек! Вы писатель?

-- Да, - солидно отвечает Артур и наивно ждет, что его спросят какие он книги написал, у кого участвует в семинаре, а может и спросят в каком номере сей добрый молодец остановился.

-- А вы анкету заполнили? - обламывает его девушка из группы технического обеспечения семинара.

-- Заполню и принесу, - мрачно отвечает разочарованный Артур.

Вот с тех пор как только увидит Артур девушку так сразу ей предлагает заполнить анкету. Память у него несмотря на цветущий возраст "плохая", первую девушку (технического работника) он не запомнил, и что бы не ошибиться он предлагал заполнить анкету всем подряд. Анкеты заполняли поэтессы, прозаики, критики, администраторы и прочее ... прочее население Переделкино.

Далее специальное информационное сообщение для молодой жены Черного. Артур никогда не снимал обручального кольца. Бумага анкет и предлагаемые вопросы были такого качества, что более двух минут Артур на анкетирование не тратил. А были девушки и вполне ничего, одинокие юные тоскующие поэтессы.

Не имею чести быть знакомым с женой Артура, но могу предположить, что это такая подруга, которой все эти юные поэтессы в глазах Артура и в подметки ей не годятся. А анкеты? Так это просто прикол, в мужских компаниях это часто бывает.

Ну как Артур, я прав? Согласись, что дома тебя ждала самая лучшая и самая подробная анкета. И ты ее заполнил раз и навсегда. Желаю вам счастья и взаимного понимания в вашей пока еще молодой семейной жизни.

Алексей Ивакин

Ночью Влад, Сквер и я идем из коттеджа в свой корпус. Встречаем Алексея, тот целеустремленно кого-то ищет.

-- Леша, пошли с нами, - зовем его.

-- Сейчас, вот только одного пидора найду и отпираю, а потом подойду, - отвечает Алексей.

-- За что?

-- Да он к девчонке приставал, надо ему пинков отвесить, - уходя в поиск бросает Алексей.

-- Леша, тебе помочь?

-- Сам справлюсь, - солидно отвечает Алексей и пропадает во мраке ночи, темного парка и осеннего дождя.

Через полчасика приходит (сидели в номере у Толи Воронина) садится, пьет водку и сопит.

-- Ну как, нашел?

-- И отпинал, - отвечая в бороду усмехается Леша, - с ускорением пидор уже движется к Москве.

И общаясь Владу просит:

-- Дай гитару!

А сначала то он у меня вызвал легкую неприязнь. Приходит на семинар, посидит чуток, в обсуждениях не участвует, поухмыляется и сваливает.

-- Это кто такой? - кивая на этого типа спрашиваю я у Сквера.

-- Лешка Ивакин, - отвечает Сквер, - "Десантуру" читал? Он написал.

Читал. Под новым впечатлением рассматриваю типа. Обут в разношенные берцы, носит камуфляжные штаны, на туловище одета не застегнутая потертая кожаная куртка, под курткой черная футболка с портретом генералиссимуса и надписью "Спасибо товарищу Сталину, за наше счастливое детство", лицо заросло неухоженной бородкой, носит очки с толстыми линзами. Занятно. Подхожу, спрашиваю:

-- Ты воевал?

-- Нет,

-- А где служил?

-- Не служил ...

-- А как ты тогда умудрился про войну свою "Десантуру" написать?

-- Это пришло оттуда! - закатывает глаза Алексей.

Тоже смотрю вверх, но ничего кроме потолка не вижу, а с него даже штукатурка посыпаться не может, в новом корпусе недавно сделали ремонт.

-- А еще, - без ухмылок совершенно серьезно говорит Алексей, - я по этим местам десять лет с поисковыми отрядами ходил, хоронил наших ребят, вот и проникся ...

Ну что ж, у каждого своя дорога на войну и своя война. Алексей Ивакин пошел по этой по поисковой, и еще не известно чья война страшнее, наша в Афгане и Чечне или та на которую добровольцем ушел не служивший и не воевавший Алексей.

Песня в его исполнении закончена. Передавать ее содержание бессмысленно, это надо слышать. По тональности, по проникновенности, по духовной энергетике, Алексей по общему мнению пел не хуже Влада, а это признание у нас было высшей похвалой.

-- Чего-то у тебя лицо какое то подозрительное, - подкалывая я Алексея.

-- Так я наполовину еврей, наполовину немец, - передовая Владу гитару ухмыляясь признается Ивакин.

-- И как ты с этим живешь? - шутливо "ужасаюсь" я.

-- Сам не знаю, - притворно грустит Алексей, - с похмелья смотрю утром на себя в зеркало, а мои половинки разговаривают:

-- Что арийская морда, опять напился?

-- А ты еврей, зачем мне все время подливал?

И хохочет, весело, беззлобно, заразительно и я несмотря на свою внешнюю угрюмость смеюсь вместе с ним. А какая у него баллада - монолог написанная от лица девушки потерявшей любимого на фронте, вот зарекался никого хвалить по литературной части, и его хвалить не буду. Просто прочитайте, это надо читать.

-- А сегодня у меня событие, - чуть смущенно говорит Алексей и выжидающе смотрит на нас.

-- Ну?

-- Только, что мои ребята поисковики звонили. Нашли и подняли из болота пешку (ПЕ-2 пикирующий бомбардировщик) экипаж там. По остаткам документов опознали летчиков. Еще одними без вести пропавшими стало меньше. И похороним их как положено, пусть теперь спят спокойно, они не забыты.

Все кто был в номере встали и помянули погибших пилотов. Как положено. Молча и водкой. Вечная память. Спите спокойно ребята.

Маршал Г.К. Жуков писал: "Война не закончена, пока не похоронен ее последний солдат"

Алексей Ивакин ты пошел на войну которая формально закончились задолго до твоего рождения. А ты в поисковом отряде все продолжаешь вести свой бой. Желаю тебе дожить до Победы. И помни, тебя дома ждут живым.

Алексей Сквер

Тебя Леша я оставил на десерт. Ты у нас матерный классик.

Тебя подают к столу последним.

В боекомплекте пулеметчика РПКС - 74 четыре магазина по сорок пять патронов и четыреста патронов в пачках, вот столько раз я голосом и не вслух посылал Лёху на три самых известных буквы русского алфавита. И вы бы послали, будь на моём месте.

Пять часов утра. Я вот только час назад как лег спать, заснул. Приходит в номер Лёха, включает свет:

-- Я тебе не разбудил?

-- Ммм... - мычу я спросонья, и отворачиваюсь от него накрываясь с головой одеялом.

Пьяный Сквер на это не обращает внимание и подойдя вплотную к моей кровати докладывает голосом:

-- Ребята! Как же я вас всех люблю! Какие же вы все ох...льные парни.

-- Лёха иди на ...!

-- Понял, - соглашается Сквер, но не идёт куда его послали.

-- Ну чего тебе еще?

-- Дай сигарету, у меня кончились.

-- Лёха!!! Ты меня для этого разбудил? Иди ты на ..., а сигареты у меня в куртке.

-- Я не лазаю по чужим карманам, - печально вздыхает Сквер, - встань, достать и дай.

-- Лёха иди ты на ...!

-- Дашь сигарету пойду, - прикалывается Сквер.

Встаю, достаю, даю. Лёха уходит курить. Приходит через час. Я дремлю. Он войдя включает свет и виновато так говорит:

-- Я тебе не разбудил?

-- Лёха иди ты на ...!!!

-- Да сам я твои сигареты достану, - быстро проговаривает Сквер и опять убегает курить.

И так каждую ночь.

Леша Ивакин жалуется, что его поселили в коттедже с одними поэтессами, а они читаю стихи. Ивакин молит о поддержке, на помощь устремляются Сквер и Влад. Идут в ночь слушать стихи юных гениев, так как друг друга гении женского рода слушать не в состоянии, им нужны благодарные слушатели, а не такие же гении как они. Ну что ж дело то молодое. Хоть одну ночь без Сквера с его дурацкими приколами спокойно посплю.

Пять часов утра в номер приходит пьяный Сквер, после увертюры с сигаретами, я его спрашиваю:

-- Ну как с поэтессами, вышло чего или облом?

-- Да вот, - печалится Сквер, - дело то как было. Они нам раз стихи читают, мы похвалим, а потом о своем ... Они второй раз стихи читают ... мы о своем. Они третий раз уж коньяк свой приносят и стихи, мы пьем, а потом о своем. Они четвертый раз ...

-- Понял, - прерываю я его и выношу вердикт, - Ты долбоёб и Влад такой же и Ивакин.

-- Сам ты ..., - отнекивается от высокого звания "долбоёб" Лёха и пытается объяснить, - Ну водки или коньяка я где хочешь выпью, с бабами тоже проблем нет, а вот когда я еще таких ребят встречу? Когда?! Ну и их всех на ..., мы лучше о своём с парнями душевно поговорим.

-- Лёха, ложись спать,

-- Ребята! Как же я вас всех люблю! Какие же вы все ох...льные парни.

-- Лёха иди на ...!

Сегодня разбирают работы Сквера. С утра он свеж (хоть спал всего полчаса, а до этого пил без просыпу) и в приподнятом настроении, он в мыслях рвется в бой за родной мат в изящной словесности.

Разбор. Я вам не в словах, а в образах попытаюсь это показать. Представьте себе средневекового долбанутого обетом рыцаря. У въезда в город он сидит на боевом коне в сияющих доспехах и держит в руках девиз: "Дунька с мыльного завода, самая прекрасная дама. Мат часть русской культуры. Кто не согласен, того вызываю на бой" Мимо едут другие рыцари, это которые и в средние века были нормальными. Не дожидаясь вызова, они кричат долбанутому рыцарю Скверу: "А матерящаяся Дунька Кулакова, это которая с мыльного, самая прекрасная дама". Один прокричал и мимо проехал, второй прокричал и мимо проехал, третий ... и так далее. Потом собравшись кучкой нормальные ребята собираются въехать в открытые ворота города. Драться и спорить не с кем и Сквер им кричит:

-- Ребята, а вы куда?

-- Да мы сначала в кабак, а потом по бабам, - отвечают рыцари.

Сквер аж заерзал в седле боевого скакуна, а потом так жалобно:

-- Ребята, возьмите меня с собой!

-- А Дунька?

-- Да ну ее на ...!

Вот так приблизительно разбор и прошел. Никто не спорил, не ругался, все в том числе и мэтры признали ненормативную лексику, частью великого наследия русского языка, а дальше ... Алексей! Вот представь себе течет чистая река, а рядом болото, ты куда купаться пойдешь? Откуда пить станешь? В общем сам решай, не маленький. Хотя ...

Хотя тебе уже четвертый десяток, а вел ты себя как курсант в конце первого года обучения в военном училище, вроде и службу уже понял, а все одно пацан.

Я это в похвалу говорю, нас всех на этом семинаре как молодильными яблочками накормили. Гуляли как молодые, не жалея сил и соседей.

Выходим на перекур после обсуждения Сквера. Тот все не уймется, все его на обсуждения мата в литературе тянет и уже не я это сказал:

-- Лёха иди ты на ...! Все, успокойся, мы согласны, матерись, если приспичило. Все!!!

И Сквер жалобно так:

- А сами то, сами то, вон как ругаетесь ...

У нас перекур в пьянке, стоим с Владом у входа в старый корпус вдыхаем никотин и выдыхаем пары алкоголя. Влад рассказывает:

-- На итог конкурса пригласили выступить актера Михаила Ножкина (Конкурс "Золотое перо России", Влад там первое место занял). Ножкин приходит. Серьезный, не молодой мужик. Взял гитару и запел. И представляешь, вся! вся! эта жрущая и пьющая тусовка, прекратила хлебать и чавкать, и молча слушала выступление Артиста. А до этого о других ... звездосранцах чуть ли ни ноги вытирали. А почему?

-- Ну и почему? - с интересом спрашиваю я.

-- А он ни под кого не подстраивался, не ложился под бабки, не гнулся, и они это почувствовали, зауважали, пусть и сами другие, а Михаила Ножкина зауважали. Я тогда еще подумал, не все у нас потеряно, если даже это тусовочное стадо пронять можно. Рядом с человеком и они могут нормальными людьми стать. И кстати где Лёха?

-- Да хрен его знает,

-- Пьяный, без башни, ох и может нарваться, надо поискать.

Сквера мы нашли в коттедже где воспрянувшие духом гениальные поэтессы, все-таки надеются получить удовлетворение. Моральное разумеется, а может и не только моральное ... Сквер сидит в их окружении как павлин в курятнике. Борода распущена, глазки масляные и пьяные, пьяные ... В левой руке сигарета, в правой стакан - ёбарь герой. Открывается дверь, Сквер видит Влада. Глазки Лёхи становятся виноватыми, распушенная борода, опадает. Поэтессы приглашают нас зайти к ним, Влада радостно, меня из вежливости. Влад вызывает Сквера в коридор, далее события стремительно развиваются как в известной песне про Степана Разина.

-- Тебе с ними лучше? - чуть кивает Влад на прикрытую дверь комнаты где в ожидании праздничного салюта томятся поэтессы.

-- Ребята да я ... - оправдывается стремительно трезвеющий Сквер, - вас искал ... - и переходит в контрнаступление, - это вы меня бросили, я вас искал, звонил, кричал ...нет никого, вот я с горя и ...

-- Искал? - холодно спрашивает Влад, - вот мы искали и нашли. А ты? Ну и х... с тобой, оставайся тут. Только звони каждые полчаса. Мы должны знать, что ты еще жив. Понял? На связи.

Я с чувством добавляю:

-- А еще Лёха иди ты на ...!

Уходим, только сделали пару шагов как нам вслед орет Сквер:

-- Ребята я с вами!

Девушки поэты. Простите нас. Мы хотели как лучше. Вы талантливые, просто замечательные красавицы, но понимаете историко-национальные традиции оказались сильнее и "за борт ее бросает в набежавшую волну ..." это Сквер рысью бежит за нами.

Идем в свой корпус и Влад довольно напевает:

Первым делом мы испортим самолеты!

Ну, а девушек?

А девушек потом!

Это был вечер 16 октября, истекали последние часы, а потом и минуты нашей увольнительной в юность. Спать никто не ложился. Мы пели, говорили, пили, до утра.

Где-то в пятом часу выходим перекурить на улицу. Влад, Миша Кошкош и я. Разговариваем, обо всём и ни о чём. Прибегает взъерошенный и опять пьяный Сквер в одних носках. Стоя на мокрой земле показывает нам на свои носки и орёт:

- Вот видите ... вот видите как мне без вас х...во! А вы меня опять бросили!

-- Иди в номер простудишься, - усмехается Влад.

Сквер убегает. Влад с доброй иронией говорит:

-- Артист блин, спектакли он нам тут показывает, в носках бегает ...

Вернувшись домой я позвонил Алексею Скверу.

-- Ну ты как?

-- Нормально, - говорит Леша и добавляет, - Мой дом для тебя всегда открыт! И какие же вы все ох...льные ребята!

Я не сказал ему: "Лёха иди ты на х...!" а с другого конца страны, ответил:

-- А мой для тебя! На связи ...

17 октября 2011 года

Переделкино. 10.00.

Утром мы прощаемся, хотя наверно правильнее говорим: До свидания. Увольнительная в юность закончена. Мы возвращаемся в будни. Но эти три дня счастья общения остались с нами. Навсегда.

Мы не прощаемся ни с кем,

Чужие слезы нам зачем

Уходим в ночь, уходим в бой, уходим в снег.

P\S Я почти ничего не написал о замечательном прозаике и критике Юре Хабибулине, о талантливом поэте Мише Кошкоше, о по хорошему въедливом к деталям Толе Воронине, о двух офицерах Черноморского флота которые сначала держались настороженным особняком и очень быстро стали своими в нашей компании. О майоре из 70 ОМСБ (кандагарская бригада). О парне (сейчас ему под шестьдесят) из деревни ставшем доктором юридическом наук и талантливым криминалистом, который не боясь потерять свой научный авторитет, стал писать повести и рассказы. О дружных и активных в обсуждения писателей из Волгограда. Простите ребята. Тороплюсь. Семья и дела тоже моего внимания требуют, а увольнительная уже закончилась.

Я не стал ничего писать о наших ожесточенных спорах о судьбе литературы и судьбе России.

Я очень мало написал о талантливом писателе и полковнике Николае Федоровиче Иванове. Потому, что личность и судьба это человека заслуживают отдельного рассказа.

Я писал пока еще звучала во мне музыка нашей встречи. Если что не так, извините. И пусть другие напишут лучше ... На связи!

11 лет спустя

Эти годы мелькнули как трассирующая очередь из пулемета. Ярко и мгновенно. Жизнь бежит, Смерть за ней. В бою погиб Толя Гончар, умер Алексей Ивакин, а Артур Черный отец 4 детей. Оставили военную литературу Влад Исмагилов (псевдоним) и Алексей Сквер (псевдоним). Влад иногда звонит он жив, Сквер за связь не выходит, недавно читал его пост вконтакте, значит жив. Переехал в Москву Миша Кошкош, он всегда на связи. Продолжают писать Владимир Осипенко и Анатолий Воронин. Все остальные выкладываю свои работы все реже и реже. Возраст, усталость, у каждого куча личных проблем. А все же здорово вспомнить время когда мы были здоровы, молоды как писатели и как писатели полны надежд.

Комментарии: 15, последний от 23/02/2024. © Copyright Бикбаев Равиль (rav-bikbaev@yandex.ru) Размещен: 03/08/2023, изменен: 03/08/2023. 64k. Статистика. Очерк: Скачать FB2
Аннотация: "Увольнительная в юность" очерк о семинаре писателей в Переделкино в 2011 году, там Анатолию Гончару посвящена отдельная глава "Уникум".

Бикбаев Равиль Увольнительная в юность Три для в Переделкино

Бикбаев Равиль
Увольнительная в юность Три для в Переделкино