ArtOfWar. Руденко Виктор Григорьевич. Предчувствие (Тот самый день)

Предчувствие (Тот самый день)

Март 1987г. Ургунское ущелье.

После подъема, сонные и голодные, саперы сидели на броне боевой машины разминирования (БМР) и пытались согреться под лучами утреннего солнца. На солдатах были теплые бушлаты, но это не спасало от холода. С нескрываемым ужасом смотрели на то, как босоногие афганцы переходили горную речку, прыгая с камня на камень, умывались, стоя по колено в воде, и, казалось, совсем не мерзли.

После завтрака долго ждали, когда старший по колонне отдаст приказ: "Вперед, на проверку дороги!".

Не дождались. Лейтенант Анатолий Борыка, командир взвода разминирования, принял решение самостоятельно: "Ну что ждать-то?! Все равно за нас никто мины искать не будет, так что, мужики, - вперед!".

Попискивали миноискатели, мягко вонзались в грунт саперные щупы: на этом участке старого русла реки, по которому шла дорога, был почти один песок, что намного облегчало работу. Метр за метром обследовали дорогу, по которой позже пойдет колонна. Настроение у всех было хорошее: операция проходила без потерь, погода в конце концов выровнялась: дожди прекратились, установилась солнечная погода. И потому беззлобно подшучивали друг над другом и над афганскими саперами, которые работали вместе с нами. Оборванные, какие-то растерянные, в пестрой потрепанной одежде, они мало походили на солдат регулярной армии, а больше - на базарную толпу. Афганцы нисколько на нас не обижались. Но нашим шуткам быстро пришел конец.

- Товарищ лейтенант, мина! - прокричал кто-то из саперов, шедших впереди.

Саперной "кошкой" (специальный крюк, привязанный к веревке, напоминающий лапу кошки) вытащили первую мину - это была пакистанская "МК-3". Она была заботливо - для лучшей сохранности, чтобы не потерять товарный вид - обернута в целлофан.

Я оглянулся назад: мину нашли в метрах двухстах от колонны. Нетрудно представить, что было бы, если бы мы вчера вовремя не остановились на ночевку.

За первой миной последовала вторая, третья. Скоро им потеряли счет.

Ургунское ущелье, март 1987г. Мы только вышли на дорогу.

Фото Виктора Руденко.

Я шел вместе с лейтенантом Анатолием Борыкой, еще на броне договорились, что пойдем вместе. Я ехал старшим на БТРе в середине колонны, мог не идти с саперами из чужого взвода, отсидеться на "броне" и мне, "дембелю", слова бы никто не сказал. Но Анатолия Борыку я уважал: он не прятался за спины солдат, в опасной ситуации брал саперный щуп и сам шел впереди. Своим примером показывал, что, мол, братцы, мы все под одним Богом ходим. И потом у Борыки, я в этом не раз убеждался, было поразительное чутье на мины.

- Вот смотри, - говорил он, - впереди, там, где маленькая возвышенность, как пить дать, стоит мина. Проверим?

Ургунское ущелье, март 1987г. Анатолий Борыка снимает очередную мину.

Фото Виктора Руденко.

Полтора года службы я больше занимался спецминированием, чем разминированием, и мне было интересно с ним посостязаться: кто же из нас больше мин обнаружит? Мальчишество чистой воды, но зато какой азарт! Проверка дороги - работа рискованная, но рутинная, а так появлялась хоть какая-то в ней новизна.

Впереди - развилка. Спрашиваю у лейтенанта:

- По какой дороге пойдем?

Борыка не торопится с ответом: задумчиво смотрит и показывает указательным пальцем правой руки сначала в сторону утрамбованной "барбухайками" дороги, затем в сторону высохшего русла. Выбирает. В общем, решили разделиться: вдвоем идем по дорогу, а его взвод - по руслу реки.

Борыка окрикнул замкомвзвода:

- Виталик Путилин! - и махнул рукой, указывая направление.

Без трофеев мы не остались. Сначала нашли замыкатель - большую доску, лежащую поперек дороги, со смонтированной на ней простейшей электрической цепью. Провода от замыкателя помогли найти и саму мину. После замыкателя сняли несколько отдельных мин. Выручало то, что ночью прошел дождь. Места, где были установлены мины, чуть заметно выделялись на дороге: земля над ними быстрее подсыхала.

Когда прикинули, что всех мин нам все равно не снять, лейтенант решил, что лучше сосредоточить все силы на проверке грунтовой дороги. И по ней потом направить идущую следом за нами колонну. Мин, конечно, и здесь хватало - об этом нетрудно было догадаться по нашим с Борыкой находкам. Зато на дороге найти легче.

Обезвреживая очередной замыкатель, долго искали блок питания, никак не могли найти. Я хотел было толкнуть лежащий прямо на дороге увесистый булыжник. Но не успел, Борыка меня легко оттолкнул в сторону.

- Под камнем могут оказаться не только батарейки, но и ловушка для сапера - разгрузочный замыкатель.

Так оно и вышло...

Когда вытащили из земли замыкатель-"прищепку", попросил Борыку:

- Возьми в руки находку! Я сделаю снимок.

Щелкнул затвор фотоаппарата, остановив для истории еще один миг нашего бытия.

Ургунское ущелье, март 1987г. Тот самый замыкатель-"прищепка".

Фото Виктора Руденко.

К вечеру на дороге, по которой прошли, снимая мины, второй раз за день подорвался БМРка Олега Дмитрука. Для Олега, командира машины, это был, наверное, десятый по счету подрыв. Взрывной волной разорвало гусеничную ленту и смяло в лепешку два катка. Воронка от взрыва оказалась большой. Видимо, был фугас: пара мин или одна мина, усиленная дополнительным зарядом тротила.

Проверяя дорогу, мы, саперы, обычно уходили далеко вперед. Колонна отставала, а потом одним рывком одолевала разминированный участок, чтобы лишний раз не дергать технику, не жечь зря горючее. Машина Олежки как раз и подорвалась во время такого рывка. Издали был виден легкий, почти незаметный дымок над машиной. Кто-то сказал:

- Сработала противопехотка...

Но когда подошли и увидели вблизи, то только развели руками: как могли пропустить такой заряд?!

Ургунское ущелье, март 1987г. БМРка в очередной раз подорвалась.

Фото Виктора Руденко.

К БМРке Олега подошли саперы, водители ротных "Уралов". Под его руководством отвинчивали поврежденные катки, выколачивали куски оплавленного металла. Заменяли катки, ставили новые траки вместо поврежденных. Все делали быстро, ведь позади нас ждала колонна. И не дай Бог, еще начнется обстрел.

За работой не заметили, как совсем без сумерек наступила сырая мартовская ночь. Водители так и не успели закончить ремонт.

Ужинали в тишине, сидя на трансмиссии подбитой машины. Колонна понемногу засыпала. Командиры выставляли часовых, саперы ложились спать: нас в наряд не ставили, ведь мы ведем колонну!

Костров не разводили: зачем зря мозолить глаза "духам"? Привычного хождения "в гости" тоже не наблюдалось. Неподалеку от нас на тропе, по которой чуть ли не полдня сновали вперед-назад советские и афганские солдаты, подорвался афганец, а второй, шедший за ним следом, был ранен осколками.

Когда прогремел взрыв, я находился рядом, оглянулся на глухой звук, увидел, что у афганца осталось от ноги: из-под разорванной штанины торчала белая раздробленная кость, кровь еще не успела хлынуть. Афганец был в шоковом состоянии, таращил глаза, не веря, что именно с ним приключилось несчастье.

После ужина сил хватило только на то, чтобы забраться в машину, укрыться бушлатом и сразу же отключиться.

...Я проснулся так быстро, что испугал самого себя.

Внутри башни БМРа стояла зыбкая предутренняя тишина. Все еще спали.

Отбросил бушлат в сторону и огляделся: в полумраке блестели зеленоватыми "глазками" оптические приборы - триплексы, в ограниченном пространстве спали ребята - кто как смог втиснуться.

Каждое утро я удивляюсь тому, как мы вшестером вмещаемся в башне БМРа. Внутри негде развернуться: рычаги, цинки с патронами, приборы. Пытаешься подвинуться, и обязательно задеваешь за какие-то железки. Мы же спим несколько ночей подряд вшестером, и ничего - не жалуемся. Но откровенно говорят, и спать-то больше негде! Где спит пехота, нам даже думать не хочется. Где? Конечно, на окоченевшей земле, в палатках, насквозь промерзающих ночью.

Вставать с нагретого места не хотелось. Я перевернулся на другой бок, пошевелил затекшими за ночь ногами и постарался забыться, рассеянно рассматривая расположенные надо мной крупнокалиберный пулемет - основное огневое оснащение машины (пушек на БМРе не было).

Но уснуть не удавалось. Рукой потрогал лоб - горячий: "Температура что ли? Этого еще не хватало!" Вчера ходил без шапки, вот итог!

Потом мною завладело чувство тревоги. Мне казалось, что я забыл нечто важное, а теперь обязан вспомнить. Не когда-то потом, а сию минуту, иначе будет поздно. Я начал злиться на себя: "Что за чушь! Вместо того, чтобы уснуть еще, всякой ерундой голову забиваю... Я ничего не забывал. Точно?.. Погоди, а какое сегодня число?"

И начал отсчитывать: "Из полка выехали четырнадцатого марта... Да, точно, четырнадцатого. К вечеру дошли до кишлака Зара-Шаран. Переночевали. На следующий день, пятнадцатого, добрались до ущелья. Прошла еще одна ночь. Утром, шестнадцатого, в ущелье начались минные поля. Выходит, сегодня семнадцатое. Семнадцатое марта 1987 года. Гм-м, неплохо, скоро дембельский приказ... Что же еще меня беспокоит? Кашин?.. Да, прошел ровно год, как подорвался Сергей. Ах, Серега, Серега... Но почему о нем я вспомнил именно сегодня, а не девятнадцатого, когда он подорвался на мине? Странно".

Тревожные мысли мне надоели, и я приказал себе: "Все, хватит, подъем!"

- Рудик, идем с нами, - это позвали меня.

Подумал: идти, не идти? К Анатолию Борыке, в саперный дозор первого отряда обеспечения движения (ООД) колонны, я попал совершенно случайно. Мой взвод остался в третьем отряде. Меня же старший ООД, помощник начальника инженерной службы полка капитан Галушкин, взял с собой. Скорее по привычке, чем по реальной необходимости: я с ним часто ездил на операции.

До ущелья я ехал в середине колонны на бронетранспортере инженерно-саперного взвода в компании двух хороших парней: Казбека Есенева и Валеры Скибы. Один был водителем боевой машины, второй - пулеметчиком. БТР-80 был новеньким, единственным бронетранспортером такой модификации в роте.

Моя задача была простой: держать бортовую радиостанцию "на приеме", и отвечать на запросы Галушкина, идущего в голове колонны. Не отстает ли техника, нет ли поломок, не обстреливают ли? Правда, спать мне приходилось в БМРе у Олега Дмитрука. В новом БТРе ночевали офицеры.

Вошли в Ургунское ущелье. Сидеть в БТРе, когда начались минные поля? Я не стал особо раздумывать, взял саперный щуп и пошел с Борыкой. Не отсиживаться же, когда другие рискуют?! Тем более, что во взводе разминирования были однопризывники, с которыми увольняться через пару месяцев. Чем я лучше их?

Это было вчера. А сегодня с самого утра раскалывается голова. "Может, денек отлежаться?" Такой поступок мне самому не казался позорным, хотя какой-то червачок не давал покоя.

Я себя оправдывал: "Кто упрекнет? Болит голова, с кем не бывает?"

Потом мысли пошли по другому руслу: "Семнадцатое... Кашин... Почему о нем я вспомнил именно сегодня?"

Не скажу, что давно не вспоминал. Вспоминал, когда письма от его родителей получал, по другим каким то случаям. Но сегодня творилось что-то непонятное. Кашин не отпускал ни на минуту.

"К чему бы? Предчувствие беды?

Неужели сегодня кто-то погибнет? Или я?".

Задумавшись, я дошел до своего БТРа в середине колонны. Постучал прикладом по броне.

- Валерка, спишь, что ли?

Скрипнула крышка люка, наружу высунулась взлохмаченная голова Валерки Скибы.

- Валер, найди мою шапку, где-то внутри БТРа оставил...

Валерка долго искал шапку, а я напряженно обдумывал: "Отлежаться в БТРе или идти в саперном дозоре?" Наконец решил: "Иду. За полтора года ничего не случилось, сейчас, быть может, тоже повезет. Мало ли какие мысли в голову приходят". Даже себе не мог признаться, что боюсь погибнуть в последние месяцы службы.

Довольный принятым решением, быстро зашагал обратно, стараясь догнать взвод лейтенанта Борыки.

"Кашин, Кашин, и зачем ты поехал на операцию? Сидел бы себе в полку, тебя же не брали на операцию, болел ведь, так нет же - напросился на свою голову".

Мы идем позади афганцев и снимаем пропущенные ими мины. Нам оставлять после себя нельзя.

Афганские саперы находят много мин. У них для этого есть важный материальный стимул: им платят триста афганей за каждую мину. Афганский офицер время от времени достает блокнот и записывает, кто сколько нашел. Офицер молодой, приветливый, все время улыбается. Сказал, что зовут его Мирвайс, что родом из Гардеза, а живет в советском микрорайоне в Кабуле.

По-русски говорит немного, но мы прекрасно понимаем друг друга. К примеру, сегодня утром так же приветливо улыбаясь, он сообщил, что двое его солдат ночью сбежали к "духам". Потом пожаловался: его саперы обнаружили мину, но обезвреживать боятся. Я поглядел: мина вся исколота щупами. Вмятина от удара в нескольких миллиметрах от взрывателя. Кому-то повезло - попали щуп на взрыватель, от сапера ничего не осталось бы.

Рядом остановился Гена Щенников, мы с ним из одного призыва.

Посмотрели друг другу в глаза, и ни слова не говоря, склонились над миной.

- Ну что, рискнем, не будем взрывать, попытаемся снять?

На этом участке и без того воронок хватает...

Наступил полдень. В животе уже начало бурчать. Не я один время от времени с надеждой поглядывал в сторону ротной походной кухни, которую тащит на прицепе "Урал". Война войной, а обед должен быть по расписанию! Но ротный старшина в этот раз не успел с обедом. Оставалось позавидовать афганцам, которым плов доставили в ведре прямо на позицию.

- Ну что, идем дальше?

Ругаем старшину, бредем дальше.

Еще один поворот дороги. В таких местах обычно стоят мины. На повороте машины съезжают с колеи, не вписываясь в поворот. "Духи" учитывают это. Афганские саперы долго обследовали этот участок - ничего не нашли. Вслед за ними и наша группа возилась на повороте со щупами и миноискателями: результат тот же, ничего нет!

Метрах в ста от поворота над дорогой с левой стороны опасно нависал скальный карниз. Глыба грозила обрушиться в любую минуту. Напротив карниза, прямо в воде, афганцы вытащили одну мину. Еще несколько метров дороги и выходим на открытый со всех сторон участок.

И тут началось...

Стрельба за сопками шла постоянно. Это был привычный фон. В нашу сторону не стреляли, поскольку колонна была прикрыта сопками.

Поначалу, когда засвистели пули над головами, никто ничего не понял. Но вот под ногами заплясали фонтанчики пыли.

- Обстрел! - все стремглав бросились под спасительный карниз.

Анатолий Борыка связался по рации со старшим ООД:

- Продвиньте колонну, чтобы танки могли выйти на прямую наводку и ударить по сопкам!

Затем указал танкистам цель - квадрат такой-то, по "улитке" столько-то...

Минуту спустя мимо нас проскочил танк, обдав градом водяных брызг. Другой танк, шедший следом, внезапно рядом с нами споткнулся, охваченный дымом и огнем.

Внутри груди все сжалось, наверное, не только у меня. Подрыв!

Танкисты почем зря костерили саперов, разве что за автоматы не хватались!

Да и как было не ругать: вырвало не только каток, но и повредило броню, и невооруженным глазом было понятно, что танку требуется серьезный ремонт.

Странно, но танк подорвался на том самом месте, где афганцы только что вытащили на наших глазах мину. Стояла еще одна мина? Вероятно.

Стрельба в сторону колонны прекратилась. Двинулись дальше.

Когда от места подрыва танка нас отделяло уже с полсотни метров, снова раздался оглушительный взрыв... Внутри все сжалось. Что за день, что за наказание!

По привычке я первым делом глянул вверх, чтобы увернуться от камней, поднятых взрывной волной. И вовремя - рядом шмякнулся увесистый булыжник.

Первая мысль: "Какая машина подорвалась - танк, БТР, "Урал"?"

Саперы со всех ног бежали к месту подрыва. Я бросился вслед за друзьями.

И чем ближе подбегал, тем тяжелее становилось на душе. Новенький БТР-80 саперной роты, на котором я ехал на операцию, стоял, уткнувшись носом в земляной склон.

Кто был за рулем? Валерка или Казбек? Что с ними? Я бежал и твердил как заклинание:

- Только бы они остались живы! Только бы остались живы!.

На броне изуродованного БТРа появился Казбек (слава Богу - жив!) и Ромка Гуренко, пулеметчик с БМРа. Из водительского люка они поднимали Валерку Скибу. То ли тот был слишком тяжел, то ли им что-то мешало, но Валерка у них выскальзывал из рук.

Наконец, они спустили его на землю. К Валерке подошел командир взвода, старший лейтенант Александр Аюпов. Посмотрел внимательно и осторожно ладошкой прикрыл парню глаза. Тут же принесли плащ-палатку и накрыли Валерку с головой.

Машины в колонне заглушили двигатели. Установилась жуткая, осязаемая тишина, которую изредка нарушала работающая радиостанция.

- "Каскад", "Каскад", я - "Рупор", - вышел на связь со штабом полка Александр Аюпов. - В колонне подорвалась одна "коробочка", имеется один "двухсотый". Кто именно, сейчас уточню... По списку - пятнадцатый.

- "Рупор", я - "Трос", - ворвался в эфир приглушенный голос командира роты, он был с саперами в горах. - "Рупор", кто у тебя погиб? Да без кода говори, без кода, кто? Скиба? Эх...

- "Рупор", "Рупор", я - "Каскад". Доставьте "двухсотого" в квадрат 20-й по улитке шесть. Там будут "вертушки". Первому ООД начать движение. Двигаетесь очень медленно. "Каскад" связь закончил...

Вокруг бронетранспортера ходил Казбек, не находя себе места. Когда началось очередное продвижение колонны, он не успел вернуться на БТР и за руль сел Валерка. А теперь он лежал на земле, под плащ-палаткой.

Все понимали, что Казбек ни в чем не виновен: обычное дело, что водитель-пулеметчик садится за руль, меняя своего напарника, тем более, что в планах было, что Валерка и примет БТР у "дембеля"-Казбека.

Казбек ничего не хотел слышать! Водители из саперной роты по приказу Александра Аюпова принялись снимать с БТРа пулемет и радиостанцию. Машина - новенькая "восьмидесятка" - свое отслужила, никакой ремонт не мог вернуть ее в строй.

Я подошел к воронке. Ее понемногу заливала водой. Из воронки тянуло запахом тротила. Затем поднялся на броню БТРа, посмотрел в люк: командирское сиденье, на котором пришлось ехать до ущелья, было сплющено взрывной волной. Основной удар пришелся на водителя. Недаром тело Валерия сильно измяло.

"Я ведь утром хотел отлежаться в БТРе, но все же не остался. Что за предчувствие меня остановило?" - ответы на эти вопросы уже не имели значения.

Молчание затягивалось. Саперы сидели на камнях, буквально, пришибленные гибелью Валерки. "Это мы пропустили мину, на которой подорвался Валерка". Каждый понимал, что в этой смерти и часть его вины.

Наконец, Анатолий Борыка прервал тягостную тишину, приказал забросать воронку камнями, чтобы не проверять объезд.

Скоро от воронки не осталось и следа.

Ургунское ущелье, март 1987г. Последний снимок Валерки Скибы (стоит крайний слева), за несколько часов до гибели. Фото Виктора Руденко.

Колонна осталась далеко позади. После подрыва БТРа ни одна машина не сдвинулась с места. А мы ушли вперед, проверяя дорогу.

Через какое-то время дорога сделала еще одни поворот.

Приблизились к сопкам. В этот момент неподалеку отчетливо послышался хлопок: как будто откупоривают бутылку шампанского. Через секунду у дороги взметнулся огненный столб: по нам вели огонь из миномета.

Залегли. Тишина. Встали, отряхнули грязь с одежды. Все целы, идем дальше!

Снова хлопок - и снова взрыв. Теперь чуть поближе. Пристреливаются, сволочи! Ну и денек!

"Духи" никак не могли по нам пристреляться, мы же тупо не хотели уходить из-под обстрела. Смерть Валерки всех так потрясла, что уже собственная смерть не казалась чем-то страшным.

Хлопок, мы снова лежим в грязи! Встали. Еще один хлопок...

- Что будем делать, товарищ лейтенант? - это уже вопрос к Борыке.

Офицер, измученный за день не меньше нашего, устало махнул рукой: отдыхайте, мол, ребята. Колонна по-прежнему стояла, и никакой реакции на обстрел со стороны "брони". Видимо, не заметили.

- Товарищ лейтенант, глядите, к нам идет какой-то офицер. Кто это?

Когда незнакомец подошел ближе, мы узнали в нем подполковника из инженерного отдела штаба округа, из Ташкента. Подполковник, даже не отдышавшись, начал отчитывать Борыку.

- Товарищ лейтенант, почему медленно проверяете дорогу? Почему после себя оставляете мины?

- Товарищ подполковник, здесь сплошные минные поля...

- Что за чушь несете?! Нет минных полей такой протяженности.

- ...дорога сплошь заминирована, мины через каждые десять-пятнадцать метров...

- Неправда.

- ...минометный обстрел...

- Вы еще и обстрела боитесь? Я сейчас прикажу химвзводу поставить дымовую завесу...

За холмом раздался еще один привычный для нас хлопок. Разрыв!

Подполковник втянул голову в плечи и, не сказав больше ни слова, убежал. Мы смотрели вслед, не скрывая усмешек.

Штабной офицер не отстал и после этого от саперов. Приказал БМРщикам задраить люки по-боевому, чего никогда в подобных ситуациях не делали, сам сел позади башни и приказал ехать вперед. В итоге в ночи машина оказалась далеко впереди колонны.

В инженерно-саперной роте были свои, давно опробованные правила: БМРка всегда шла позади саперного дозора. Сначала - саперы, затем бэмээр с катками-тралами. "Итальянки" срабатывали не под тралами, - так у них был настроен взрыватель, а под катками. И если этого не учитывать, то машина все время бы подрывалась и ее бы без конца ремонтировали.

Но что мы могли доказывать человеку, прибывшему из Союза за наградами?!

Слава Богу, наступила ночь. В голове - туман. Спать, спать, спать! Но спать пришлось в БМРе, который оказался далеко впереди колонны.

Куда ночью дежурить?! Со своей "брони" убрали все, что можно украсть, - об афганцах нельзя забывать. Во всем остальном на них как раз и положились. Афганский танк стоял рядом на обочине, был выставлен часовой.

Тщательно задраили люки. Автомат под голову. Спать, спать, спать...

На следующий день проверяющий из Ташкента вновь стал командовать саперами. "Медленно идете, медленно дорогу проверяете, пусть впереди идет БМРка".

Ближе к вечеру боевая машина разминирования подорвалась на усиленном фугасе. Все, кто находился на "броне", были контужены. Больше всего досталось начальнику инженерной службы полка майору Валерию Цегельному. Он даже не смог первое время после взрыва встать на ноги...

Среди афганских саперов в тот день были большие потери. Вшестером они сгрудились над миной. Так потом и лежали - шесть трупов без голов...

Ургунское ущелье, март 1987г. Все, что осталось от БМРки...

Фото Виктора Руденко.

Спустя месяц после операции, на торжественном построении полка вручали боевые награды. Не за прошедшую операцию, а за другую, полугодичной давности.

Начальник штаба зачитывал фамилии. Один за другим к командиру полка подполковнику Валерию Щербакову подходили солдаты и офицеры.

Кэп вручал награду, что-то говорил, долго тряс руку. Награжденный становился лицом к полковому строю и во всю молодецкую глотку орал:

- Служу Советскому Союзу!

И затем убегал к своему подразделению.

Этот ритуал повторил и я, но у меня было такое впечатление, что это происходит не со мной.

Уже в строю открыл красную книжечку. Указ Президиума Верховного Совета СССР был подписан 17 марта 1987 года.

В тот самый день, когда погиб Валерка...

Комментарии: 12, последний от 03/06/2012. © Copyright Руденко Виктор Григорьевич (saper85_87@mail.ru) Размещен: 01/10/2011, изменен: 09/10/2011. 27k. Статистика. Рассказ: Афганистан, Проза Иллюстрации: 6 штук.	Оценка: *7.4713** Ваша оценка:

Руденко Виктор Григорьевич Предчувствие (Тот самый день)

Руденко Виктор Григорьевич
Предчувствие (Тот самый день)