ArtOfWar. Гончарук Андрiй, Рибак Емiр. Нашi муки. 7 ч. Табiр для полонених бiля м. Двiнськ

Наши муки. Гончарук Андрiй Павлович. Рибак Емiр Iванович.

8 ч. Табiр для полонених бiля мiста Двiнськ - Даугавпiлс, Латвiя.

(Сперва оригинал идёт на украинском языке, а ниже 8 часть - на русском языке в переводе.)

За годину, ми з Климентом на санях долучилися до центру Прельскої волостi - Прельцiв. Там на площi, перед управою, панував справжнiй розгардiяш, гамiр, смiх, iржання коней, розмови господарiв, якi хвалилися своїми рисаками. Сюди, цi власники батракiв - вiйськовополонених, привезли нас по розпорядженню нiмецької окупацiйної влади.

Тут менi вчулися розмови цих сподарiв про те, що нас повезуть до Нiмеччини на роботи. Цi їх балачки мене добряче засмутили, бо я ще не мiцно став на ноги, бо був хворий i не надто придатний до важкої фiзичної працi. А то що нам зiбраним таким, як i я, її прийдеться виконувати, то про це навiть не було мови. На площi було багато знедолених, якi не уявляли що дiється в свiтi. Вони не знали, що нiмецькi вiйська зазнали великої поразки пiд Москвою i про те що мiсто Ленiнград встояло вiд захоплення його окупантами i героїчно бореться за свою свободу.

Але й менi в такому становищi подiлитися iнформацiє про це було не можливо. Нiмеччина мабуть знову мобiлiзовувала чоловiкiв на фронт i там не хватало робочих рук на виробництвах, чи в сiльськiй мiсцевостi.

Десь бiля одинадцятої години, нас - знедолених привезли на залiзничну станцiю Аглонас бiля Рушонi. Прямо з саней нiмцi заганяли нас по вагонах. Вагони були старi i дiрявi з пiд руди й вугiлля. Вони справили на нас гнiтюче враження. Полоненi швидко залазили в вагони, подавали свої речi невiдомим товаришам по бiдi.

Невiльники сподiвались, що нiхто не присвоїть їх речi. В кожного були якiсь свої харчi. Деякi господарi давали провiант на дорогу своєму робiтнику по совiстi. А деякi лише для проформи - жменю сухарiв чи окраєць хлiба, кiлька картоплин - виконуючи наказ полiцаїв.

Вагони швидко переповнились, стало тiсно. Кожного тривожили думки про майбутнє. Незабаром в'язнi вiдшукали свої речi i вгамувались. А потiм почали висловлювати свої думки:

-- Я чув, що у Двiнську, в концтаборi за зиму загинуло понад 75 тисяч наших вiйськовополонених, - сказав хтось тремтячим голосом.

-- Нас теж туди повезуть, - почулись менi вигуки людей iз другого кiнця вагону.

-- Нi, нас повезуть в Нiмеччину, - запевнив хриплуватий, простуджений голос в'язня iз темряви.

-- Ти знаєш, куди нас повезуть? - запитав чоловiк, що стояв неподалiк вiд мене.

-- Та, нi. Не знаю, - вiдповiв я йому.

Я слухав цi розмови, та нiякого висновку куди нас везуть, не мiг зробити. Слухаючи розмови в'язнiв, я непомiтно для себе, заснув. Але швидко прокинувся. Було дуже холодно, вкрай зазябали руки i ноги. Заболiла голова, мучила спрага. Голоду не вiдчував, хоч вже добу не мав нiчого в ротi. Через деякий час поїзд сповiльнив хiд i рвучко зупинився так, що ми повискакували один на одного. Вартовi нiмцi швидко вiдкрили дверi вагона.

-- Komm raus! Komm raus! Schnell! Schnell!

-- Виходь! Виходь! Швидко! Швидко! - валували фашисти, пiдштовхуючи нас гвинтiвками з багнетами i розмахуючи ними.

Вигнаних iз вагонiв людей - радянських полонених вишикували в колону по п'ять чоловiк i повели в сторону якогось табору.

Крок за кроком наша колона в'язнiв приближалась до табору смертi. А коли приблизились ближче то побачили похмурi бараки- землянки. Кожен iз них тягнувся понад сотню метрiв.

Проминули один блок, другий... десятий - нi душi. Коли прийшли до останнього блоку, зупинились. Назустрiч нам вийшли полiцаї. Вони вiдкрили ворота i загнали нас, як худобу, в табiр. Пiзнiше я взнав, що вiн знаходиться бiля мiста Двiнськ (Даугавпiлс), Латвiя.

-- Мешканцi цих сумних баракiв лежать в братських могилах, - думав я, - а їх сiм'ї чекають вiсточки вiд своїх рiдних i не знають, що вони вже в могилах i де тi могили. А в цих могилах хто може взнати iмена i прiзвища невинно, без суду i слiдства замучених людей? Мабуть нiхто, якщо їх не було записано в якихось журналах, чи книгах. Нiкого, як я зрозумiв з розмов у вагонi втiкачiв звiдси, тут не називали по прiзвищу. Та й мiй гiркий опит невiльника теж пiдказував про це. Це були в'язнi-смертники.

Роздивившись навкруги, я зайшов в барак. По його обидвi сторони вистроїлись двоповерховi нари. Мiж ними був дуже вузький прохiд.

Тут не було де розминутись двом людям. В барацi нiчого не видно, бо не має нiякого освiтлення. Я розмiстився на верхнiх нарах положивши свого сидiра собi пiд голову. Тут дехто сидiв, чи приляг вiдпочивати.

Сум i тривога охопила мене. Я сiв на краю нар i опустив ноги вниз.

Та скоро змерз в руки i ноги. Я роззуваюсь i знову взуваюсь. Так повторюю цю роботу безлiч раз, щоб зiгрiтися. Нарештi я згадав, що вже понад тридцять годин нiчого не їв. То дiстав хлiб i те що зiбрала менi в дорогу бабуся Мавра з Фенею з сiм'ї Климентiя з хутiрка Агаповки Прельскої волостi, Латвiя. Розпочав їсти, але не можу.

В головi роються тривожнi думки: - Що буде зi мною, з нами - в'язнями далi? А я ще в додаток хворий i найхудiший серед цих людей.

Тут нарештi я згадав про Павла, свого товариша, з яким пережили скiльки тривоги пiд час гiрких злидарств. Це тому менi так важко, що не має бiля мене друга. Згадався той далекий морозний ранок, коли Павло залишив мене ледь живого i пiшов на хутiр, де вiн сподiвався знайти для мене їжу. Невже то була наша остання зустрiч з ним! А може нi. Шуцман говорив, що Павла не було в тому мiсцi, де той впав пiсля його пострiлу. Може вiн втiк. Можливо Павло живий. Може вiн вже давно в своїй Батькiвщинi - Ленiнградi i знову воює з фашистами. А може вiн в цьому таборi. Це мене не одного привезли сюди фашисти. Але як його знайти в такiй темнотi? За нiч я вiдпочину i завтра з ранку зачну шукати Павла. I якщо вiн тут є, то я його знайду. Тут ще не так багато народу.

На наступний день зранку до темряви я находився в пошуках свого друга Павла. Ходив по темних i сирих бараках шукаючи Павла.

I нарештi ми з ним зустрiлись. Скiльки було радощiв. Обнiмались, як рiднi брати. Павло засипав мене запитаннями. Я все йому розповiв про себе, що трапилось зi мною, i про те де, i як я перезимував цю важку зиму.

Павло ж вже третiй день знаходився в цьому таборi. Тут вiн зустрiв свого однополчанина Данила Лукашова, який зимував в цьому таборi працюючи гробокопачем - могильщиком. А на долю самого Павла, як вiн розказував, випали великi випробування.

-- Куля, що вилетiла iз гвинтiвки шуцмана - полiцая, наздогнала мене вже в лiсi. Обпекла бiк, жовто-червонi кола поплили в мене перед очима. Я упав на землю i знепритомнiв. На той пострiл швидко прибiгли брати Куракови - Василь i Степан. Вони мерщiй понесли мене в сани, накрили глицею з сосни, чи ялини i повезли на хутiр. Там нашвидкуруч зробили менi перев'язку. Потiм не затримуючись швиденько пiгнались до свого дядi в Сутрську волость за сорок кiлометрiв вiд того мiсця, подалi вiд полiцаїв - вбивць.

-- По дорозi заїжджали в надiйнi для них i мене хутiрки, звiдки приносили менi води, бо мене мучила спрага. Так вони намагались чимось допомогти менi пораненому в бiк. Брати дуже швидко гнали коней дядi, ледь не загнавши їх в дорозi. Той по приїздi дуже образився за це, бо його конi були в милi. Брати Куракови були бiднi i своїх коней не мали. Але побачивши пораненого чоловiка, який знаходився при смертi взялися його рятувати. I тут побачивши, що я вже холону - Степан i Василь скоро занесли мене до хати.

-- Аж в хатi дядя схаменувся. Я був втiкач з табору - вiйськовополонений. А за це розстрiл усiєї сiм'ї. Iз скрутного становища виручила дядькова дружина. Вона прийшла до висновку, що треба мене-Павла негайно треба прописати до їх сiм'ї. Поки чоловiк - Микита буде оформляти папери на прописку нового члена сiм'ї, вона буде мене лiкувати. Брати з допомогою дядi роздiли мене, а жiнка промила i перев'язала рани. Рани були важкi. Куля пройшла крiзь правий бiк, та на щастя не зачепила легенi, але потрощила ребра.

-- Два рази Степан навiдувався до мене i розповiдав менi всякi новини. Вiн розказав менi про те, що нiмецькi вiйська не змогли взяти Москву. Їх вiйська були там розбитi i дуже зрадiв цiй новинi. Та й став швидко поправлятись вiд дбалого догляду господарки садиби. А ще за цi двi вiдвiдини Степана я взнав, що вiн член Комунiстичної партiї i покладав на нього великi надiї. Думав якнайшвидше видужати i покинути цей гостинний дiм з добрими людьми.

-- До дядi Микити дiйшли чутки, що Степана, як партiйного, заарештували вiйськовi представники нiмецької властi. А брат його Василь встиг вiд них втекти, - продовжував розказувати менi Павло. Господар дому, почувши цю жахливу звiстку, для нього i мене в тiм числi, злякався, що до нього з обшуками можуть прийти полiцаї з нiмцями. А в нього лежить поранений вiйськовополонений вiд вогнестрiльної зброї. За це по закону воєнного часу нiмцi могли розстрiляти всю його сiм'ю, разом з ним самим. Тодi дядько Микита поїхав в комендатуру Сутрської волостi i заявив коменданту, що робота на яку вiн приволiкав вiйськовополоненого закiнчилась i тому вiн йому бiльше не потрiбен. А вже на другий день староста пiд вартою двох шуцманiв - полiцаїв вiдвезли мене в цей табiр бiля мiста Двiнськ. Мене привезли сюди одного, до вашого приходу - нової партiї в'язнiв. Тодi у таборi жили лише робочi групи вiйськовополонених. Ось їм судилося пережити нелюдськi випробування своєї долi. Як я тобi казав, Данило, мiй однополчанин, працював гробокопачем - могильщиком i коли ми зустрiлись, то це так нас зворушило, пiдняло настрiй, звеселило. Та в тiм же потiм знаючи де ми знаходимось затривожились i засумували.

-- А познайомились ми з ним на фронтi в серпнi 1941 року. Данило був у мене другим номером при кулеметi ,,Максим''. Ми плече о плече кромсали ворога пiд станцiєю Батецькою. А коли прямо на нас направився танк, то я залишив його з кулеметом, а сам поповз до нього i кинув протитанкову гранату. Танк запалав, а Данило дав довгу чергу по нiмецькiй пiхотi i атака була вiдбита. Вибух гранати i вибухи боєприпасiв в танку дуже мене оглушили i я лежав до кiнця не усвiдомлюючи, що це робиться. Та Данило поповз до мене i затяг в наш окоп. А потiм наказав носiям набоїв вiдвести мене в медсанбат. Та коли вони почали мене вести, то я прийшовши до тями, попросив залишити мене на передовiй лiнiї, бо менi стало лiпше. А через декiлька днiв, мене викликали в штаб дивiзiї, де мене призначили на офiцерську посаду, так як у мене була вища освiта. Так ми з ним i розлучились. А тепер ось бачиш, ми троє ведемо бесiди розказуючи один одному що трапилось з нами в часи розлуки.

Так, майже цiлу нiч, ми втрьох вели рiзнi розмови розказуючи кожний свої пригоди. Ми з Павлом вгощали Данила селянськими ласощами, тими, що нам видiлили на дорогу гостиннi господарi.

Вранцi, коли одержували табiрну баланду, Данило випадково зустрiв свого друга Миколу Аверiна. Нелегка доля судилась Даниловi i Миколi. Вони розказали нам як разом виходили з оточення, а Микола був поранений. На правiй руцi в нього були перебитi три пальцi. Важко було Даниловi вести друга по нiмецьким тилах. Але вони урочисто поклялися не залишати один одного. Та ще разом позашивали в шинелi свої партквитки. Вони вперто, так як i ми, рухались на пiвнiч, до своїх - Червоної Армiї. Микола весь час вiдставав, Данило пiдтримував його пiд здорову руку.

В одному маленькому селi їх схопили фашисти.

Пiсля оточення побратими пройшли нелегкий шлях i осiнню 1941 року потрапили в Двiнський табiр. У важких нестерпних муках тягнулися безконечнi тижнi для Миколи. Опухла рука з перебитими пальцями, зав'язана брудною ганчiркою, не давала Миколi спокою. Виснажений органiзм мало протистояв iнфекцiям. Цiлими ночами вiн не мiг заснути.

Данило сидiв бiля дверей сьомого бараку. Там було дуже холодно. З причiльною стiни котились великi каплi води. Вони падали i замерзали. Данило замерз в ноги i натягнувши пiлотку на вуха вийшов на подвiр'я. Вiн перед цим звiльнив Миколi мiсце, щоб той мiг вiльнiше лягти i трохи передрiмати. Бо ж в Миколи перебитi пальцi з вiдкритою раною i без медичної допомоги не гоїлись.

А Данило, в цей час, топтався на розi 7 бараку зiгрiваючи замерзлi ноги.

Та раптом вiн почув тихий голос:

-- Пролiзай швидше! - доносилось вiд колючого дротяного паркану.

Почувши це, Данило вмить кинувся в барак за Миколою. Розштовхавши того вiд сну i взявши пiд лiву руку, шепнув:

-- Мерщiй на волю, там в парканi дiрка!

Та тiльки вони наблизились до дiрки, як вартовий закричав:

-- Стiй! Назад! Змiна йде!

В цю ж мить гримнув пострiл нового нiмецького вартового.

Данило з Миколою мерщiй кинулись назад, в барак. Тут вони пригнiченi горем невдачi просидiли до ранку на нарах.

А вранцi, на свiтанку, Микола виявив, що прив'язана на поясi солдатська бляшанка для харчування, десь загубилась вночi.

Аналiзуючи ситуацiю, вiн не мiг згадати, чи була вона причеплена пiсля сну, чи вiдчепилась бiля огорожi.

Того ранку Микола залишився без баланди. Бо її видавали тiльки при наявностi якогось посуду у полоненого. Взявши i виставивши поранену руку поперед себе, Микола пiшов по бараках, сподiваючись вимiняти солдатський котелок на чудом збережену ним цигарку.

В одному барацi вiн замiтив, що два носiї небiжчикiв волочать мертве тiло до воза. Микола на мертвому чоловiковi запримiтив причеплений до пояска котелок. Тодi вiн запропонував носiям цигарку в обмiн на котелок. Тi, на такий обмiн, охоче погодились i вiддали Миколi солдатську бляшанку.

Затим, вiн, повертаючись назад в свiй барак, зупинився бiля вхiдних ворiт блоку. Там стояла вишукана колона в'язнiв, якi тихо розмовляли мiж собою татарською мовою i деякi слова росiйською мовою. Iз розмов полiцая до в'язнiв, Микола зрозумiв, що їх будуть виводити за територiю табору на роботу чи кудись далi. Настрiй у в'язнiв був пiднесений, бо можливо їх там лiпше годували.

-- Але куди їх поведуть? - думав Микола.

Та вiн цього не знав, та й колона в бiльшостi була татарською.

Та в цю мить один iз вiйськовополонених колони попросив полiцая збiгати в барак за котелком. Полiцай дозволив. Той швидко побiг в барак. А в цей час вартовий нiмець бiля ворiт почав рахувати в'язнiв. Микола не роздумуючи примкнув до колони. Нiмець вiдрахував 40 чоловiк, махнув багнетом гвинтiвки додолу i колона рушила на вихiд iз одного блоку в iнший блок табору.

Так Микола опинився за ворiтьми блоку табору. Тут вiн полегшено зiтхнув, та враз схаменувся.

-- А якщо довiдаються що вiн руський, якимось чином проник в цей гурт, то йому може бути - кiнець. Бо це зграя голодних, озлоблених людей, якi чужинця можуть i вбити. Але вороття назад йому вже не було. Найгiрше його турбувало те, що в нього були пораненi пальцi руки i без лiкарського втручання не гоїлись.

-- Як я буду працювати тiльки однiєю рукою i де цi люди будуть працювати? - запитував сам себе Микола.

Та i цього Микола не знав.

Їх гурт загнали в лазню, обмили з пожарних шлангiв крижаною водою, нашвидкуруч остригли давно не стриженi голови, видали iншу одежу i загнали в дерев'яний барак. На третiй день їхнього перебування в цьому барацi їх пригнали до ворiт табору. Чекали на ,,купцiв'' товару. Ми - вiйськовi полоненi, були в ролi - товару.

Нарештi приїхав латиський дукач. Вiн вибрав 2 муляри i два теслi.

I вибирав тих, ще й на кому була добротна одежа. Таким чином Микола попав у вiдiбраний гурт людей. То їх проданий нiмцями гурт латишу-багачу пiд вечiр залишив околицi Двiнська (Даугавпiлса). Iз 12 чоловiк одна половина - 6 чоловiк їхали на пiдводi, а друга половина рухалась пiшки.

Найважче Миколi було в дорозi. Йти не вистачало сили, а їхати i трясти ранену руку, було ще важче. Поштовхи на вибоїнах шляху кидала живий товар в рiзнi сторони. При цих поштовхах Миколу нестерпно болiла ранена рука. Все тiло покривалось рясним, холодним потом. Води не було з собою. Мучила спрага. А куди їм дiватись було. Тут нiхто про втечу не думав. I вiдпочинок як видно було - не передбачався.

Аж о шостiй годинi ранку їх гурт добрався до якогось центру волостi. Цей куркуль, що їх пригнав, забрав своїх людей, а решту залишив у примiщеннi волостi. Тут - то сюди прибув i комендант волостi.

8 ч. Лагерь для пленных возле города Двинск - Даугавпилс, Латвия.

За час, мы с Климентом на санях добрались к центру Прельской волости - Прельцев. Там на площади, перед управой, царил настоящий кавардак, шум, смех, ржание лошадей, разговоры хозяев, которые хвастались своими рысаками. Сюда, эти владельцы батраков - военнопленных, привезли нас по распоряжению немецких оккупационных властей.

Здесь мною были услышаны разговоры этих богатеев о том, что нас повезут в Германию на работы. Эти их разговоры меня сильно огорчили, потому что я ещё не крепко стал на ноги, потому что был болен и не слишком годен к тяжёлому физическому труду. А то что нам таким собранным, как и я, её придётся выполнять, то об этом даже не было речи. На площади было много обездоленных, которые не представляли, что творится в мире. Они не знали, что немецкие войска потерпели крупное поражение под Москвой и о том, что город Ленинград устоял от захвата его оккупантами и героически борется за свою свободу.

Но и мне в таком положении поделиться информации об этом было не возможно. Германия видимо опять отмобилизовала мужчин на фронт и там не хватало рабочих рук на производствах, или в сельской местности.

Где-то около одиннадцати часов, нас - обездоленных привезли на железнодорожную станцию Аглонас около Рушони. Прямо из саней немцы загоняли нас по вагонам. Вагоны были старые и дырявые из-под руды и угля. Они произвели на нас удручающее впечатление. Пленные быстро залезали в вагоны, подавали свои вещи неизвестным товарищам по беде. Невольники надеялись, что никто не присвоит их вещи. У каждого были какие-то свои продукты. Некоторые хозяева давали провиант на дорогу своему рабочему, по совести. А некоторые лишь для проформы - горсть сухарей или кусок хлеба, несколько картофелин - выполняя приказ полицаев. Вагоны быстро переполнились, стало тесно. Каждого тревожили мысли о будущем. Вскоре узники отыскали свои вещи и утихомирились. А потом начали высказывать свои мнения:

- Я слышал, что в Двинске, в концлагере за зиму погибло более 75 тысяч наших военнопленных, - сказал кто-то дрожащим голосом.

- Нас тоже туда повезут, - послышались мне крики людей с другого конца вагона.

- Нет, нас повезут в Германию, - заверил хрипловатый, простуженный голос заключённого из темноты.

- Ты знаешь, куда нас повезут? - спросил мужчина, стоявший недалеко от меня.

- Да, нет. Не знаю, - ответил я ему.

Я слушал эти разговоры, и никакого вывода куда нас везут, не мог сделать. Слушая разговоры заключённых, я незаметно для себя, уснул. Но быстро проснулся. Было очень холодно, в невмоготу зябли руки и ноги. Заболела голова, мучила жажда. Голода не чувствовал, хотя уже сутки не имел ничего во рту. Через некоторое время поезд замедлил ход и резко остановился так, что мы повыскакивали друг на друга. Караульные немцы быстро открыли дверь вагона.

- Komm raus! Komm raus! Schnell! Schnell!

- Выходи! Выходи! Быстро! Быстро! - горланили фашисты, подталкивая нас ружьями со штыками и размахивая ими.

Изгнанных из вагонов людей - советских пленных построили в колонну по пять человек и повели в сторону какого-то лагеря.

Шаг за шагом наша колонна заключённых приближалась к лагерю смерти. А когда приблизились ближе, то увидели мрачные бараки - землянки. Каждый из них тянулся свыше сотни метров. Миновали один блок, другой... десятый - ни души. Когда пришли к последнему блоку, остановились. Навстречу нам вышли полицаи. Они открыли ворота и загнали нас, как скот, в лагерь. Позже я узнал, что он находится возле города Двинск (Даугавпилс), Латвия.

- Жители этих унылых бараков лежат в братских могилах, - думал я, - а их семьи ждут весточки от своих родных и не знают, что они уже в могилах и где те могилы. А в этих могилах кто может узнать имена и фамилии невинно, без суда и следствия замученных людей? Видимо никто, если их не было записано в каких-то журналах, книгах. Никого, как я понял из разговоров в вагоне беглецов отсюда, здесь не называли по фамилии. Да и мой горький опыт невольника тоже подсказывал об этом. Это были заключённые-смертники.

Оглядевшись вокруг, я зашёл в барак. По обе его стороны выстроились двухэтажные нары. Между ними был очень узкий проход. Здесь не было где разминуться двум людям. В бараке ничего не видно, потому что не имеет никакого освещения. Я разместился на верхних нарах уложив своего сидора себе под голову. Здесь кое-кто сидел, или приляг отдыхать.

Печаль и тревога охватила меня. Я сел на краю нар и опустил ноги вниз.

И скоро замёрз в руки и ноги. Я снимаю обувь и снова обуваюсь. Так повторяю эту работу множество раз, чтобы согреться. Наконец я вспомнил, что уже более тридцати часов ничего не ел. То достал хлеб и то что собрала мне в дорогу бабушка Мавра с Феней из семьи Климентия с хуторка Агаповки Прельской волости,

Латвия. Начал кушать, но не могу.

В голове вьются тревожные мысли:

- Что будет со мной, с нами - узниками дальше? А я ещё в придачу больной и самый худой среди этих людей. Тут наконец я вспомнил про Павла, своего товарища, с которым пережили сколько тревог во время горьких скитаний. Это поэтому мне так тяжело, что нет возле меня друга. Вспомнилось то далёкое морозное утро, когда Павел покинул меня едва живого и ушёл на хутор, где он надеялся найти для меня еду. Неужели то была наша последняя встреча с ним! А может нет. Шуцман говорил, что Павла не было в том месте, где тот упал после его выстрела. Может он убежал. Возможно Павел жив. Может он уже давно в своей Родине - Ленинграде и снова воюет с фашистами. А может он в этом лагере. Это меня не одного привезли сюда фашисты. Но как его найти в такой темноте? За ночь я отдохну и завтра с утра начну искать Павла. И если он здесь есть, то я его найду. Здесь ещё не так много народа.

На следующий день с утра до темноты я находился в поисках своего друга Павла. Ходил по темных и сырых бараках ища Павла.

И наконец - то мы с ним - встретились. Сколько было радостей. Обнимались, как родные братья. Павел засыпал меня вопросами. Я всё ему рассказал о себе, что случилось со мной, и о том где, и как я перезимовал эту тяжёлую зиму. Павел же уже третий день находился в этом лагере. Здесь он встретил своего однополчанина Даниила Лукашова, который зимовал в этом лагере работая копателем могил - могильщиком. А на судьбу самого Павла, как он рассказывал, выпали большие испытания.

- Пуля, вылетевшая из винтовки шуцмана - полицая, настигла меня уже в лесу. Обожгла бок, жёлто-красные круги поплыли у меня перед глазами. Я упал на землю и потерял сознание. На тот выстрел быстро прибежали братья Кураковы - Василий и Степан. Они бегом понесли меня в сани, накрыли хвоей из сосны, или ели и повезли на хутор. Там наскоро сделали мне перевязку. Затем не задерживаясь быстренько погнались к своему дяде в Сутрскую волость за сорок километров от того места, подальше от полицаев - убийц.

- По дороге заезжали в надёжные для них и меня хуторки, откуда приносили мне воды, потому что меня мучила жажда. Так они пытались чем-то помочь мне, раненому в бок. Братья очень быстро гнали лошадей дяди, едва не загнав их в дороге. Тот по приезде очень обиделся за это, потому что его лошади были в мыле. Братья Кураковы были бедны и своих лошадей не имели. Но увидев раненого мужчину, который находился при смерти взялись его спасать. И тут увидев, что я уже остываю Степан и Василий скоро занесли меня в дом.

- Аж в доме дядя опомнился. Я был бежавший из лагеря военнопленный. А за это расстрел всей семьи. Из затруднительного положения выручила дядина жена. Она пришла к выводу, что надо меня-Павла немедленно надо прописать к их семье. Пока человек - Никита будет оформлять бумаги на прописку нового члена семьи, она будет меня лечить. Братья с помощью дяди раздели меня, а женщина промыла и перевязала раны. Раны были тяжёлые. Пуля прошла сквозь правый бок, и к счастью не задела лёгкие, но сломала рёбра.

- Два раза Степан навещал меня и рассказывал мне всякие новости. Он рассказал мне о том, что немецкие войска не смогли взять Москву. Их войска были там разбиты и очень обрадовался этой новости. И стал быстро поправляться от внимательного ухода хозяйки усадьбы. А ещё за эти два посещения Степана я узнал, что он член Коммунистической партии и возлагал на него большие надежды. Думал поскорее выздороветь и покинуть этот гостеприимный дом с добрыми людьми.

- К дяде Никиты дошли слухи, что Степана, как партийного, арестовали военные представители немецкой власти. А брат его Василий успел от них убежать, - продолжал рассказывать мне Павел. Хозяин дома, услышав эту ужасную весть, для него и меня в том числе, испугался, что к нему с обысками могут прийти полицаи с немцами. А у него лежит раненый военнопленный от огнестрельного оружия. За это по закону военного времени немцы могли расстрелять всю его семью, вместе с ним самим. Тогда дядя Никита поехал в комендатуру Сутрской волости и заявил коменданту, что работа на которую он привлекал военнопленного закончилась и поэтому он ему больше не нужен. А уже на второй день староста под стражей двух шуцманов - полицаев отвезли меня в этот лагерь возле города Двинск. Меня привезли сюда одного, до вашего прихода новой партии заключённых. Тогда в лагере жили только рабочие группы военнопленных. Вот им суждено пережить нечеловеческие испытания своей судьбы. Как я тебе говорил, Даниил, мой однополчанин, работал копачом могил - могильщиком и когда мы встретились, то это так нас тронуло, подняло настроение и развеселило. И тут же одновременно осознавая где мы находимся затревожились и загрустили.

- А познакомились мы с ним на фронте в августе 1941 года. Даниил был у меня вторым номером при пулемёте ,,Максим''. Мы плечо о плечо кромсали врага под станцией Батецкой. А когда прямо на нас направился танк, то я оставил его с пулемётом, а сам пополз к нему и бросил противотанковую гранату. Танк запылал, а Даниил дал длинную очередь по немецкой пехоте, и атака была отбита. Взрыв гранаты и взрывы боеприпасов в танке очень меня оглушили, и я лежал до конца не осознавая, что это делается. И Даниил пополз ко мне, и затащил в наш окоп. А потом приказал носильщикам патронов отвести меня в медсанбат. И когда они начали меня вести, то я придя в себя, попросил оставить меня на передовой линии, потому что мне стало лучше. А через несколько дней, меня вызвали в штаб дивизии, где меня назначили на офицерскую должность, так как у меня было высшее образование. Так мы с ним и расстались. А теперь вот видишь, мы трое ведём беседы рассказывая друг другу что произошло с нами во время разлуки.

Так, почти целую ночь, мы втроём вели разные разговоры рассказывая каждый свои приключения. Мы с Павлом угощали Даниила крестьянскими лакомствами, теми, что нам выделили на дорогу гостеприимные хозяева.

Утром, когда получали лагерную баланду, Даниил случайно встретил своего друга Николая Аверина. Нелёгкая судьба выпала Даниилу и Николаю. Они рассказали нам, как вы вместе выходили из окружения, а Николай был ранен. На правой руке у него были перебиты три пальца. Трудно было Даниилу вести вторая по немецким тылам. Но они торжественно поклялись не оставлять друг друга. И ещё вместе зашили в шинели свои партбилеты. Они упорно, как и мы, двигались на север, к своим - Красной Армии. Николай все время отставал, Даниил поддерживал его под здоровую руку.

В одном маленьком селе их схватили фашисты.

После окружения собратья прошли нелёгкий путь и осенью 1941 года попали в Двинский лагерь. В тяжёлых невыносимых мучениях тянулись бесконечные недели для Николая. Опухла рука с перебитыми пальцами, завязанная грязной тряпкой, не давала Николаю покоя. Истощённый организм мало противостоял инфекциям. Целыми ночами он не мог заснуть.

Даниил сидел у дверей седьмого барака. Там было очень холодно. С боковой стены катились крупные капли воды. Они падали и замерзали. Даниил замёрз в ноги и натянув пилотку на уши вышел во двор. Он перед этим освободил место Николаю, чтобы тот мог свободно лечь и немного передремать. Потому что у Николая перебиты пальцы с открытой раной и без медицинской помощи не излечивались. А Даниил, в это время, топтался на углу 7 бараку согревая замёрзшие ноги.

И вдруг он услышал тихий голос:

- Пролезай быстрее! - доносилось от колючего проволочного забора.

Услышав это, Даниил мгновенно кинулся в барак с Николаем. Растолкав того от сна и, взяв под левую руку, шепнул:

- Скорей на волю, там в заборе дырка!

И только они приблизились к дыре, как часовой закричал:

- Стой! Назад! Смена идёт!

В это же мгновение грянул выстрел нового немецкого часового. Даниил с Николаем бегом бросились обратно, в барак. Здесь они подавленные горем неудачи просидели до утра на нарах. А утром, на рассвете, Николай обнаружил, что привязана на поясе солдатская жестянка для питания, где-то потерялась ночью. Анализируя ситуацию, он не мог вспомнить, была ли она прикреплена после сна, или отцепилась у ограды.

Того утра Николай остался без баланды. Потому что её выдавали только при наличии какой-либо посуды в пленного. Взяв и выставив раненую руку впереди себя, Николай пошёл по баракам, надеясь выменять солдатский котелок на чудом сохранившуюся ним сигарету.

В одном бараке он заметил, что два носителя покойников волокут мёртвое тело к телеге. Николай на мёртвом мужчине заприметил прицепленный до пояса котелок. Тогда он предложил носителям сигарету в обмен на котелок. Те, на такой обмен, охотно согласились и отдали Николаю солдатскую жестянку. Затем, он, возвращаясь обратно в свой барак, остановился возле входных ворот блока. Там стояла построенная колонна заключённых, которые тихо разговаривали между собой на татарском языке и некоторые слова на русском языке. Из разговоров полицая до узников, Николай понял, что их будут выводить за территорию лагеря на работу или куда-то дальше. Настроение у заключённых было приподнятое, потому что возможно их там лучше кормили.

- Но куда их поведут? - думал Николай.

Но он этого не знал, да и колонна в большинстве была татарской.

И в этот момент один из военнопленных колонны попросил полицая сбегать в барак за котелком. Полицай разрешил. Тот быстро побежал в барак. А в это время страж немец у ворот начал считать заключённых. Николай не раздумывая примкнул к колонне. Немец отсчитал 40 человек, махнул штыком винтовки вниз, и колонна двинулась на выход из одного блока в другой блок лагеря.

Так Николай оказался за воротами блока лагеря. Тут он облегчённо вздохнул, и вдруг опомнился.

- А если узнают, что он русский, каким-то образом проник в эту группу, то ему может быть - конец. Потому что это стая голодных, озлобленных людей, которые чужака могут и убить. Но возврата назад уже не было. Хуже всего его беспокоило то, что у него были раненые пальцы руки и без врачебного вмешательства не заживали.

- Как я буду работать только одной рукой и где эти люди будут работать? - спрашивал сам себя Николай.

И этого Николай не знал. Их группу загнали в баню, обмыли с пожарных шлангов ледяной водой, наскоро остригли давно не стриженые головы, выдали другую одежду и загнали в деревянный барак. На третий день их пребывания в этом бараке их пригнали к воротам лагеря. Ждали ,,купцов'' товара. Мы - военнопленные, были в роли товара.

Наконец приехал латышский дукач - богач. Он выбрал 2 каменщика и два плотника.

И выбирал ещё и тех, на ком была добротная одежда. Таким образом Николай попал в отобранную группу людей. То их проданная немцами группа латышу-богачу под вечер покинула окрестности Двинска (Даугавпилса). Из 12 человек одна половина - 6 человек ехали на подводе, а вторая половина двигалась пешком.

Труднее всего Николаю было в дороге. Идти не хватало силы, а ехать и трясти раненую руку, было ещё труднее. Толчки на ухабах пути бросала живой товар в различные стороны. При этих толчках Николая невыносимо болела ранена рука. Все тело покрывалось обильным, холодным потом. Воды не было с собой. Мучила жажда. А куда им было деваться. Здесь никто о побеге не думал. И отдых как видно было - не предусматривался. Аж в шесть часов утра их группа добрался до какого-то центра волости. Этот кулак, что их пригнал, забрал своих людей, а остальных оставил в помещении волости. Тогда - то сюда прибыл и комендант волости.

Комментарии: 3, последний от 29/08/2018. © Copyright Гончарук Андрiй, Рибак Емiр (emir_ribak@mail.ru) Размещен: 13/08/2018, изменен: 13/08/2018. 47k. Статистика. Глава: Вторая Мировая Скачать FB2	Ваша оценка:

Гончарук Андрiй, Рибак Емiр Нашi муки. 7 ч. Табiр для полонених бiля м. Двiнськ - Даугавпiлс, Латвiя

Гончарук Андрiй, Рибак Емiр
Нашi муки. 7 ч. Табiр для полонених бiля м. Двiнськ - Даугавпiлс, Латвiя