Летом 1987 года рано утром во дворе тюрьмы в крепости Бадабера раздались выстрелы. В камере, где сидел Глеб, все повскакивали с мест и стали прислушиваться. Там во дворе шел бой. Потом начался налет авиации, крепость бомбили. С улицы доносились громкие команды на русском языке. От разорвавшейся рядом авиабомбы в стене камеры образовался пролом, и все узники бросились к пролому. С надеждой обрести свободу, они выскакивали во двор тюрьмы и сразу же падали, сраженные пулями. Правое плечо Горина обожгла боль, и он тоже упал. Придя в себя, он огляделся: вокруг творилось что-то невероятное. Что происходило, Горину трудно было понять. Он увидел лежащих во дворе с десяток убитых белобрысых парней в новенькой камуфлированной форме без знаков различия. Без сомнения - это были свои, русские! Но как они тут оказались? Пришли, чтобы освободить пленных из тюрьмы? Но неужели они все погибли?
Горин подполз к одному из убитых, взял АКС, проверил патроны - магазин был пустой. Проверил другой автомат - тоже без патронов. Он подобрал валявшуюся рядом с убитым новенькую камуфлированную куртку и надел ее на себя. Горин пополз к забору, опоясывающему крепость. Рядом разорвался снаряд. Горин захлебнулся воздухом и пылью, поднятой взрывом, камнем ему разбило голову. Он на четвереньках пополз к пролому в стене. Последнее, что он увидел - были танки, которые развернутым строем шли на крепость. Глеб попытался встать на ноги, но голова закружилась, и он покатился вниз с горы и "провалился в темноту".
Очнулся Глеб на заднем сиденье джипа "Land Rover". Его голова и рука были перебинтованы, в голове гудело, как после хорошего нокаута. Впереди двое мужчин - европейцев, одетых в джинсы и белые рубашки, разговаривали между собой на английском языке. Из их разговора Горин, плохо знавший английский, смог разобрать только, что диверсионная группа Главного разведывательного управления Генерального штаба МО СССР (ГРУ), заброшенная в Пакистан, попыталась освободить из крепости Бадабера советских солдат и офицеров, попавших в плен к моджахедам в Афганистане. Попытка была неудачная. Авиация Пакистанских вооруженных сил бомбила крепость, а затем военные танками сровняли все с землей. Все погибли: и бойцы диверсионной группы, и узники тюрьмы, и охранники. Горин - "этот русский из ГРУ", как считали его спасители, был единственным, кто остался жив в этой бойне. Власти Пакистана объявили, что заключенные подняли в тюрьме восстание, которое было подавлено силами полиции и армии.
Машину подбросило на кочке, и Горин застонал. Мужчины обернулись и тот, который был за рулем, широко улыбаясь, сказал:
- Хорошо, очень хорошо! Мы - друзья, мы тебе помогать.
Горина поместили в какую-то больницу. В палате он лежал один. Новый "друг" Вольдемар наведывался каждое утро, приносил виноград, апельсины и спелые гранаты. Рассказывал, что он тоже русский, что его родители из России, что уехали они после революции во Францию, что он - журналист и работает в русском эмигрантском журнале "Посев". Вольдемар расспрашивал о службе в Афганистане. По его вопросам Горин догадался, что его принимают за офицера ГРУ из диверсионной группы, захватившей крепость. Видимо, камуфлированная куртка навела его на такую мысль.
Приходил два раза и американец - журналист, тот самый из "Land Rover". Вопросов он задавал мало, больше слушал. ЦРУшник - определил для себя Глеб. Горин рассказывал о своем детстве и жаловался на то, что частично потерял память.
Однажды вечером в палату к Горину проник журналист ежедневной пакистанской газеты "Пакистан Таймс". Он сфотографировал Глеба и успел задать первый вопрос на английском языке:
- Ваше имя, воинское звание?
- Я старший лейтенант Советской Армии..., - начал отвечать Глеб, подбирая английские слова, но не успел даже назвать свое имя, как в палату ворвались два крепких бородатых санитара. Они скрутили журналиста и увели его с собой, а фотопленку засветили, вытащив ее из фотоаппарата.
Заинтересовался советским офицером Гориным, находящимся на территории страны, и заместитель начальника разведки Исламской республики Пакистан полковник Хамид Голь, а затем - начальник разведки Дуррани прислал из Исламабада своих людей в больницу, но Горина там уже не было.
Глеба, не спрашивая его согласия, в сопровождении его новых "друзей", которые были агентами НТС, а также работали на ЦРУ, срочно отвезли на аэродром и на военном самолете отправили в ФРГ, в штаб-квартиру ЦРУ под Ганновером. Перед отъездом Горина переодели в приличный черный костюм и удобные кожаные туфли. Никогда в жизни у Горина не было такого шикарного костюма и обуви.
- Что они со мной носятся? - недоумевал Глеб.
Его "друзья" считали, что Горин - единственный оставшийся в живых офицер из диверсионной группы ГРУ, незаконно вторгшейся на территорию Пакистана. Они хотели сделать из этого случая сенсацию и раздуть скандал на весь мир.
Ночью приземлились на каком-то небольшом аэродроме. К трапу подъехала большая черная машина и Горин сел в нее со своими сопровождающими. Машина долго ехала по лесной дороге и, наконец, остановилась возле виллы, стоящей в сосновом лесу. Было темно и очень сыро.
- Рядом река или озеро, - отметил про себя Горин.
Его провели в дом. Человек, встретивший их в доме, сказал по-русски:
- Здесь будете жить.
Он провел Глеба в комнату на втором этаже и закрыл за ним дверь на ключ. На окне была металлическая решетка. Постель была застелена, Горин разделся, лег на холодные влажные простыни и впервые задумался:
- Что делать дальше?
Часть 18. "Литературные произведения,
написанные Глебом Гориным".
А Ф Г А Н С К И Е Н О В Е Л Л Ы .
КУДА ПОДЕВАЛИСЬ "АФОШКИ"?
Замполитом РМО (рота материального обеспечения полка) был "пятнадцатилетний" капитан Тонкий. Не подумайте, что он был так молод, это он на должности был 15 лет. Тонкий был очень толстый, розовощекий и ленивый, а еще он был не-пер-спек-тив -ный! Служба у него не пошла, "не попал в струю", как у нас говорят. А в Афган поехал не из каких-то там патриотических чувств и не за "длинным рублем", а от жены сбежал.
Капитан крепко "закладывал" и не интересовался ничем, кроме денег, которые были нужны ему исключительно на выпивку. И когда в курилке заходил разговор о продвижении, о должностях и званиях, он любил порассуждать, что вот, мол, есть у нас хорошие строители, рабочие, трактористы. Пашет такой тракторист и пашет всю жизнь и не надо ему никакого "старшего" тракториста. Давайте и мы будем хорошими офицерами, а то только и делаете, что гоняетесь за должностями, за званиями. Работать надо!
Поехав старшим колонны, замполит продал соляру в Туругундях, в городке, что на границе СССР и ДРА, а "афошки" спрятал в КАМАЗе, под лежаком. По дороге колонну обстреляли духи. Замполит успел выскочить из машины и залег с автоматом за колесом. Не стрелял, чтобы не привлекать внимания духов.
Камаз загорелся от трассеров, а в кузове - снаряды. Замполит хотел убежать подальше: "Щас как рванет!" Да вспомнил, что "афошки" под матрацем. Он бросился в горящую машину, начал шарить под матрацем - ничего нет! "Куда делись? Не понятно".
А в кабине тяжелораненый водила. Замполит выкинул его из кабины, еще пошарил - нету.
"Все, - думает, - щас как рванет! Надо тикать!"
Схватил водилу под мышки, оттащил в сторону, бьет его по щекам и допрашивает:
- Куда "афошки" дел, гад?
А водила уже помирает. Карманы у него проверил - пусто!
Снаряды рванули! Машина в клочья! А тут уже и бронегруппа подошла на выручку.
Водила выжил, комиссовали его. Замполиту орден Красной Звезды дали "за мужество и отвагу, проявленные в бою с мятежниками и за спасение боевого товарища на поле боя". Через месяц замполита назначили на батальон. Заменился он куда-то в Белоруссию или в Украину, прислал письмо: "Уже замнач ПО, в академию поступил, женился на 18-летней красавице".
Но что самое удивительное и необъяснимое в этой истории, считает сам замполит, так это куда подевались "афошки"?
ЧОБОТ
Пехота захватила душманскую базу в ущелье Лур-Кох. После боя выяснилось, что пропал, как всегда, рядовой Чобот из I-й горно-копытной роты. Искать его никто не собирался, уже все привыкли к этому, не первый раз. Чобот появился только вечером, сказав, что заблудился.
- Ну, опять Чобот! Вот урод, а!? Заблудился он... - устало ругался ротный. А замкомвзвода дал затрещину.
Леха Чобот молчал. А что он мог сказать? Что встретил негра? Опять ребята ржать будут. Раньше-то Леха негров не встречал, не было в родной деревне негров. В кино, правда, видел. А тут живой! Леха даже испугался: "Куда это меня опять занесло, в Африку, что ли?" С географией у Лехи было туго, и он думал, что Африка где-то рядом.
Вечно этот Чобот попадал в какую-нибудь историю. Однажды его занесло в гарем. Бабы злющие попались - избили, автомат отобрали и голяком выгнали на улицу. В парандже вернулся к своим. До сих пор ребята тот случай вспоминают и над Чоботом издеваются.
В другой раз в мечеть зашел во время намаза, и его до полусмерти дехкане избили колами. Но Леха не обиделся за это на мусульман и всем говорил, что побили его правильно, потому что шапку он хоть и снял, но вот про то, что у них, заходя в мечеть, башмаки снимать надо, а не шапку - не знал.
- У нас в деревне, - объяснял Чобот, - так только шапку снимают в церкви.
А еще был случай: Чобот душмана поймал. Да как поймал! На "прочесывании.
Рота на ночь расположилась по 5-6 человек в маленьких пещерках на трофейных ватных одеялах. Чобот еле втиснулся в какую-то конуру и, поджав ноги, с трудом укрылся старым худым одеяльцем.
Ночью в пещерку еще кто-то заполз. Леха так устал, что даже не мог сопротивляться этому вторжению. Дневная нестерпимая жара сменилась жутким ночным холодом. Одеяло было маленькое, и они всю ночь тянули его каждый на себя. Утром стало еще холодней. Чобот проснулся и решил проверить, кто это залез к нему. Приподнял край одеяла, а там... душман!
Оба подскочили от неожиданности, а свод в пещерке низкий, головами ударились, упали на колени и вцепились друг другу в горло руками. Неизвестно, сколько они друг друга душили, а только когда рота построилась утром на площадке перед пещерами, Чобота, как всегда, в строю не было, и командир роты послал за ним замкомвзвода. Нашел замкомвзвода Чобота в пещерке: сидит Леха бледный на корточках, руки дрожат от напряжения и все сжимает горло "духа", а "дух" уже холодный, но руки крепко сжимают Лехино горло.
Замкомвзода, единственный свидетель смертельной схватки Чобота с душманом, в тот же день погиб, сраженный пулей снайпера.
А ребята еще долго потешались над Чоботом, вспоминая этот случай.
После боевой операции рота заступила в караул для охраны складов боеприпасов. Начальник караула всю ночь гонял туповатого Чобота по уставам, заставляя зубрить статьи. Под утро Чобот заснул на посту, упал с вышки и сломал себе позвоночник. Теперь калека. Комиссовали его. Дали пенсию 16 рублей 30 копеек. И отвез его командир в родную деревню к старикам-родителям.
БЯША
Наверное, на каждой нашей заставе в Афгане жил какой-нибудь зверь - всеобщий любимчик. Кого только не держали у себя ребята, оторванные от дома, лишенные свежего хлеба, телевизора, душа с горячей водой (да и холодной было в обрез) и всего такого привычного и незаметного в мирной жизни.
У начальника заставы Хаджария жил огромный орел. Троих орлов застрелил капитан, пока не ранил этого красавца в крыло. Орел выжил, и его поселили на крыше офицерской землянки. Был он вместо сторожевого пса и даже лучше сторожевого пса, потому что видел всех приближающихся за несколько километров и начинал кахкать, предупреждая хозяина, чтобы прятал бак с брагой, и оповещая часовых, чтобы заняли свои места в окопах и надели каски и броники. Причем Жучка (считаю, обидное имя для орла - царя птиц) ни разу не ошиблась и всегда точно определяла, когда едет проверяющий (орел в этом случае поднимал страшный шум, кахкая до хрипоты), а когда приближался кто-нибудь с соседней "точки" или друзья из полка бражки попить, тут Жучка только разок и "крякнет".
У одного лейтенанта из пехотного полка жил полутораметровый варан - крокодил пустыни по кличке Гена. Этот Гена сидел в сколоченной из снарядных ящиков будке и охранял вход в землянку своего друга, которого из-за варана Гены прозвали Чебурашкой. Гена горой стоял за друга и вполне мог оттяпать руку, если бы кто-то рискнул нарушить покой лейтенанта Чебурашки.
"Старлей" - противотанкист на точке за диспетчерским пунктом, держал у себя в земляке тушканчика по кличке "крыска-Лариска" и всегда ходил на прогулку только с ним и даже, когда изредка выезжал в полк, обязательно брал с собой Лариску.
Придя в офицерскую столовую на обед, "старлей" привязывал Лариску за ножку стула. Иногда он устраивал представления, демонстрируя способности тушканчика.
- Лариска, в карман! - командовал "старлей", и Лариска, мгновенно взобравшись по ноге противотанкиста, ныряла в оттопыренный карман куртки - "афганки". Эти аттракционы изумляли офицеров - новичков и тех, кто никогда не сидел хотя бы полгода на дальней "точке".
У очкарика Ерохина на заставе жил афганский ушастый ежик. Очень потешный. Представьте нашего обычного ежика, но с ушами кролика. Очкарика тоже звали Кроликом. Может из-за ежа, а может и из-за мультика про Винни-Пуха, того самого, где Винни с Пятачком ходили в гости к Кролику-очкарику. Так вот лейтенант Ерохин был чем-то похож на Кролика-очкарика из мультика.
Были на заставах еще черепахи Тортиллы и "Т-34", всякие змеи (и даже кобры), куры, павлины, привезенные из дворцов местных богатеев, всякие мелкие пичужки, огромные афганские летающие тараканы, фаланги, скорпионы, большие пауки в стеклянных банках и рыбки в аквариумах.
Попадались животные и покрупнее. На некоторых заставах жили собаки, в том числе красивые афганские овчарки и простые дворняги, привезенные колоннами из Кушки и Термеза. Немало было ишачков-работяг, на которых возили дрова для кухни и колючку на чай. Жили на "точках" даже мулы и лошади (случалось - и чистых кровей арабские скакуны). На них возили воду, ездили в военторг за сигаретами и в дукан - за шаропом. А на одной дальней заставе я даже видел одногорбого верблюда, но потом, говорят, на заставу долго не привозили продукты, и верблюда съели. Ну, а козы и курдючные бараны - дело на заставе совсем обычное.
Как только с этим не боролось командование, но ничего поделать не могло. Все-таки свежее мясо - не тушенка, всем осточертевшая. После Афгана она, наверное, лет пять никому не полезет в глотку.
Баранов и коз добывали по-разному: покупали, выменивали, но чаще - привозили с боевых операций. Но на одной заставе жил не просто "баран на мясо", а всеобщий любимец и большой умница, ласково прозванный артиллеристами Бяша.
Как-то осенью лейтенант-корректировщик, обозревая в бинокль пустыню, заметил точку, движущуюся в сторону заставы. Что это было - в бинокль подробности не рассмотреть, и лейтенант объявил тревогу. Расчеты пулями повылетали из блиндажа, заняли свои места у гаубиц, загнали снаряды в стволы, доложили на ЦБУ, и стали ждать душманов.
Когда "душманы" приблизились, командир батареи разглядел, что это два барана - черный и белый. Они, видимо, были связаны вместе, потому что шли, тесно прижавшись друг к другу.
Комбат дал "отбой" батарее и подозвал к себе снайпера-сибиряка с намерением пристрелить баранов. Мало ли что, может, они обложены взрывчаткой и связаны поэтому вместе. Подойдут поближе - как рванет! Такие случаи уже были: "духи" засылали заминированных баранов, и на них подрывались любители шашлычка. А еще собак с часовыми минами засылали к нам на склады и заставы. Забежит такая собачка на склад боеприпасов, мина рванет - и склад "на воздух". Поэтому всем караулам и заставам был дан приказ: собак, баранов, лошадей и прочую животину, приближающуюся к границе поста, уничтожать.
Снайпер-сибиряк выстрелил, но промахнулся. Бараны бросились в разные стороны, спрятались за камнями и испуганно заблеяли.
За баранов вступились два сержанта-узбека. Они упросили комбата не убивать баранов и пообещали плов на его день рождения и на Новый год, который был, кстати, уже не за горами. Комбат, чуть поколебавшись, согласился, но предупредил, что бараны могут быть заминированы, больны или отравлены. Однако узбеки уверяли, что все будет хорошо, они, мол, разбираются.
- Харошый барашек, красывый, - улыбаясь, приговаривал сержант Хакимов.
Все рассмеялись, а комбат пошутил насчет того, что "первая женщина у узбека - баран", и разрешил поймать баранов и оставить на заставе.
Сержанты-узбеки быстро поймали баранов и сделали им загон из снарядных ящиков.
На день рождения командира батареи, как и обещано было, одного барана (черного) зарезали и приготовили вкусный узбекский плов. Артиллеристы ели и нахваливали, подшучивая над тем, что Хакимов плакал, когда резали барана.
К Бяше (белому барану) все привязались. Умный был, хоть и баран. Когда наступил Новый год, никто даже не вспомнил про плов. Больше того, Бяше подарили целую пачку сигарет. Это было любимое лакомство Бяши. Причем, он предпочитал "Столичные", и офицеры, закуривая, всегда угощали Бяшу.
- Бяша, - говорил комбат, - закурим?
- Ме-е-е, - отвечал баран.
И так они "курили" вдвоем: комбат - пуская дым, а Бяша - жуя табак и зажмуриваясь от удовольствия.
Старшина использовал вкусы Бяши по-своему. Он каждое утро выводил барана на уборку территории, и на "точке" не оставалось ни одного окурка.
Баран был очень дисциплинированный, по команде "Стройся!" всегда становился в строй на левый фланг, и вел себя там смирно. А после команды "Разойдись!" начинал подпрыгивать, резвиться, скакал по площадке и бодал солдат. К сержантам и офицерам относился почтительно, а прапорщиков почему-то не любил. Было непонятно, как он их различает: по форме ли, по запаху или по чему-либо еще. Солдаты пробовали проверить это и надевали форму взводного, но Бяшу провести было невозможно - он все равно бодался. А перед комбатом, пусть тот был даже в одних плавках, вытягивался по стойке "смирно". Подхалим был Бяша страшный, "прогибался" перед начальством, а с сержантами-узбеками подозрительно кокетничал.
Бяша так прижился на "точке", что его все считали за равного себе. Старшина вписал его в график нарядов, ставил в караул на пост и дописал в книге "Вечерней поверки" в конце списка личного состава - "Бяша Б.Б." (Белый Баран). На вечерней поверке старшина объявлял:
- Юлдашев!
- Я!
- Яковлев!
- Я!
- Бяша!
- Ме-е! - отвечал баран.
А когда батарею поднимали по тревоге, Бяша вместе с расчетом сержанта Хакимова бежал к орудию и нырял в свой окопчик позади гаубицы. Артиллеристы специально для него вырыли такой окопчик, потому что Бяша очень боялся, когда стреляли. Он отсиживался там во время боя, приседая при каждом выстреле и изредка выглядывая из окопчика: "Ну как? Попали?"
Однажды ночью Бяша столкнул со скалы пробравшегося на заставу душмана и поднял тревогу своим блеянием. Караул открыл огонь, и нападение "духов" было отражено, а оглушенного душмана взяли в плен. Командир приказал наградить часового за бдительность. Медаль "За боевые заслуги" получил Хакимов, хотя все на "точке" прекрасно знали, кто "вырубил" душмана. Однако, посовещавшись, офицеры решили все же представить к награде Хакимова. А Бяше досталась пачка его любимых "Столичных", и еще его сфотографировали на память с медалью на шее.
Летом была страшная жара - плюс 60 градусов в тени. На заставе все лежали под навесами разомлевшие и обессиленные, даже часовые попрятались в тень. Бяшка сильно захотел пить, но никто не хотел двигаться, чтоб дать ему воды, Бяша побекал-побекал и побежал вниз к реке. А внизу, за заставой, на берегу реки было минное поле.
Хакимов первым увидел, что Бяша забрел на минное поле и с воплями: "Бяшка! Бяшка, вернись! Там мины!" - побежал за ним следом. Бяшка вернулся, а Хакимов подорвался-таки на мине. Его, окровавленного и без ноги, на одеяле приволокли в госпиталь. Когда он очнулся, первыми его словами были: "Как там Бяша? Живой?"
Прошло время. Офицеры, отслужив в Афганистане свои положенные приказом два года, заменились в Союз. Солдаты и сержанты ушли "на дембель". А Бяша по-прежнему жил на "точке".
Новый комбат как-то, желая угодить командиру полка, прибывшему на "точку" с проверкой, решил угостить его шашлычком. И Бяшу зарезали...
КАК ГЕРОЯ "ПОДКОВАЛИ"
Пришла на дивизию разнарядка на Героя, и предупредили, чтобы обязательно политработника наградили, для повышения авторитета партполитаппарата, так сказать.
Стали подбирать кандидатуру среди офицеров политотдела. Начальник политотдела приехал три дня назад и для Героя еще "не созрел".
Заместитель начальника политотдела и прочие "политические ребята" не подходили по разным причинам: одни только прибыли, другие (и таких было большинство) ни разу не выезжали за пределы гарнизона, разве что в Адраскан после получки, третьи были замечены в неблаговидных делах, любили правду, водку и женщин.
Стали обсуждать кандидатуры замполитов полков дивизии - та же картина. Замполит одного мотострелкового полка - горький пьяница, а дед был генералом. Замполит другого мотострелкового полка был замешан в истории с грабежом местного населения, и им занимались компетентные органы. Замполит танкового полка не прошел, потому что не ходил на операции. Замполит разведбата - потому что ходил на операции, особенно любил участвовать в "прочесывании" и получил прозвище в солдатской среде Пылесос. А замполит артиллерийского полка присвоил себе орден Красной Звезды, которым был награжден лейтенант-корректировщик. Замполит не знал, что у лейтенанта папа генерал и служит в Москве, потому и вляпался.
Выходило, что Героя давать некому. Уже перешли к обсуждению кандидатур замполитов батальонов и рот, прапорщиков-комсомольцев, и женщин-машинисток из политотдела. Не кого-нибудь, Героя выбирали! Отбор был жесткий: выясняли, у кого когда дед в колхоз вступил, нет ли родственников за границей и кто больше одного раза на операцию сходил.
Но тут командиру дивизии позвонили из Москвы и предупредили, что если нет достойных, то разнарядку передадут в другую дивизию. Тут же у телефона, в кабинете, состоялось минутное совещание, на котором присутствовали комдив и адъютант комдива. В результате была названа фамилия замполита мотострелкового полка. Решающую роль в этом выборе сыграло то, что комдив, как на зло, не мог вспомнить больше никого, кроме фамилии этого пьяницы, которого только вчера грозился выгнать из армии и поэтому запомнил. Не забыл добавить, что дед замполита был генералом, династия, так сказать. Адьютант был тоже за него, потому что внук генерала все равно будет генералом.
А замполит мотострелкового полка был в этот день мертвецки пьян.
Командир полка, узнав от комдива о предстоящей награде, просил только не сообщать пока о ней замполиту, а то еще неделю "не просохнет".
- Выберу момент, - сказал, - сам сообщу.
Но кандидатура кандидатурой, это полдела, а надо было еще "наградной" состряпать. И засел старший помощник начальника штаба с пропагандистом за дело. Сутки писали про то, как замполит вылез по нужде из БэТээра и в кромешной тьме заметил прокравшегося в лагерь душмана, взял свой АКС и пристрелил лазутчика. Трофей - АКМ китайского производства (для большей достоверности). Они умудрились даже написать, что чувствовал при этом замполит, и что успел крикнуть перед смертью душман.
На случай, если потребуется предъявить АКМ, послали в засаду разведроту с задачей добыть автомат китайского производства хоть из-под земли. И рота, потеряв 1/3 личного состава, через двое суток привезла АКМ китайского производства с красивым, красного дерева, лакированным прикладом и откидным штыком.
Представление отослали, и замполит "обмыл" это дело.
Позвонили из Москвы: "Что вы прислали? Тут и на медаль "За боевые заслуги" не потянет".
Теперь уже всем штабом засели за работу. Замполит с расстройства очень сильно напился и всю ночь с автоматом гонялся за "душманами" по полку.
За двое суток сочинили душещипательную повесть про то, как замполит, не покидая ни на минуту поля боя, личным примером увлекал солдат в атаку и из личного оружия уничтожил четырех душманов. Хотели написать больше, но по боевому донесению за последнюю операцию прошло только четверо уничтоженных мятежников. В последнее время с этим было строго. Кто-то посчитал там, в Москве, потери "духов" по донесениям, и оказалось, что они уже втрое перекрыли население Афганистана.
Опять послали, и опять вернули, сказав, что тут, максимум, на орден Красной Звезды потянет.
Ну, тут уже замполит так расстроился, что даже отказался выпить кружку бражки перед завтраком. Довели человека!
Отступать было некуда. Собрали команду лучших борзописцев дивизии, из Кабула подлетела парочка очень талантливых ребят. Кампанию возглавил начальник политотдела. Закрылись они в кабинете замполита и трое суток не выходили на свет божий. Не подумайте, что на голодный желудок. Начпрод ящиками таскал в кабинет водку, лимонад, печеночный паштет, колбасу и маринованные огурчики. Свежий хлеб на вертушках доставляли из Ташкента.
В кабинете командира полка в узком кругу зачитали "наградной", из которого следовало, что полк попал в засаду и замполит взял командование на себя.
- А я где был? - возмутился командир полка.
- Ну, мало ли где.
"... Был тяжело ранен, но не покинул поля боя. Увлекая бойцов в атаку, кричал: "За Родину! За Брежнева!" И из личного оружия уничтожил четырех душманов, которые, как выяснилось позже, были главарями бандформирований мятежников. Душманы, потеряв главарей, разбежались и наступил мир в провинции..."
- Какой мир? Где, когда? Какое ранение?
- Верно, с ранением мы "переборщили". Хорошо, напишем "тяжело контужен".
- А где же я был в это время? - не унимался командир.
- Не волнуйся, тебя тоже не обидим, - успокоил начальник политотдела.
Отослали "наградной" и стали ждать.
Замполит опять в запой ушел. Волнуется человек. Не каждый же день Героя дают.
Через недельку звонок: "Утвердили! Готовьтесь к встрече. Возможно, сам Галушкин пожалует".
Стали готовиться к встрече. И тут выяснилось, что в полку есть еще отдельные недостатки, с которыми надо бороться. Оказалось, что осталась всего одна ленкомната от прежнего замполита-заменщика, что нет бани (а где же раньше мылись?), что солдаты пьют чай и компот без сахара и непонятно, куда он девается, что в каптерках 1, 2, 3 и еще в восьми ротах содержат баранов и что в полку отсутствуют туалеты.
Две недели мели, мыли, выгребали мусор и вывозили на свалку тремя самосвалами. Построили аж два туалета (один - женский). На каждую мусорку, туалет, водовозку и умывальник был назначен старший - толковый офицер, не ниже майора.
Солдатам выдали носки, которые не выдавались со времен ввода Ограниченного контингента и еще выдали по 2-3 носовых платка каждому. Пообещали в первых числах следующего месяца поменять белье, а к зиме построить баню (летом вода и так теплая).
В общем, за две недели в полку было сделано больше, чем за последние два года.
Была даже отменена операция в Чертово Ущелье и душманы, заранее предупрежденные, целую неделю провели в засаде, потом не выдержали и пришли в полк узнать, в чем дело. А тут такая радость: замполиту Героя дают!
И надо ж было такому случиться, что в ночь перед самым приездом "москвичей" обвалилась крыша полкового клуба.
"Москвичи" приехали, прошлись по полку, от обеда отказались и уехали, ничего не сказав, в штаб дивизии. А полк стоял на плацу без обеда до вечера. Семь человек получили солнечный удар. Полковая водовозка уже четыре раза ездила заправляться.
Вечером замполита вызвали в штаб дивизии, и старый седой генерал объявил, что в полку страшный бардак.
- Я такого бардака даже у партизан в Гражданскую не видел! Крыша клуба обвалилась, ни одного плаката, ни одного портрета Леонида Ильича, ни одного деревца на территории полка! И это забота о подчиненных, и это близость к людям! Не получишь Героя, пока не устранишь недостатки! Неделя сроку!
И закипела в полку работа. Собрали художников со всей дивизии. Днем и ночью писались и рисовались плакаты и стенды. В парке боевых машин сняли крышу с еще недостроенного ПТОРа (хорошо, зампотех - в отпуске) и накрыли ею клуб. На вилле мэра Герата ночью выкопали все розы, а в соседнем кишлаке не осталось ни одного деревца...
Когда через неделю "москвичи" приехали в полк, они его не узнали, это был совсем другой полк.
- Ну вот, крышу починил, плакаты намалевал, деревья посадил. Теперь и Героя можно давать.
И дали...
У НОЧНОГО КОСТРА
Если вам приходилось когда-нибудь сидеть с друзьями ночью у походного костра, то вам известно это чувство открытости и доверительности, эта душевная теплота, рожденная теплом костра. О чем только не поведают друг другу люди, собравшиеся вокруг немудреного костерка, каких только откровений, покаяний и обличений не услышишь. Такую таинственную силу имеет этот ночной костер.
А выглянет солнце, рассветет, и человек опять угрюмый и скрытный, и как будто не он ночью поведал такое, что не всякий отцу родному поведает, а тем более прокурору. Такую силу, по моим наблюдениям, имеет наряд, точнее, ночь в наряде. Соберутся вместе два-три человека, случайно сведенные вместе судьбой и графиком нарядов; седой подполковник и "зеленый" лейтенант. И сидят они ночью под тусклой лампочкой, и мирно беседуют как у костра, как равные, как лучшие друзья. И так до самого утра, пока выглянет солнце и расставит случайно вместе сведенных людей на свои места, на свои ступени служебной лестницы.
Но до утра еще далеко, и мы два равных - лейтенант и подполковник, уравненные ночью и одиночеством, ведем беседу, сидя в комнате дежурного по ЦБУ Шиндандской дивизии. Вернее будет сказать, подполковник Курочкин рассказывает, а я слушаю и иногда успеваю вставить своих "пять копеек". Но, по-моему, он меня вообще не слушает и рассказывает так, для себя, просто надо человеку выговориться.
И рассказывает интересно. Только, по-моему, сильно уж привирает и фантазирует, и я не верю ни одному его слову.
- ... К родителям на неделю в отпуск приехал. Пять дней соседскую дочку разглядывал, на 6-й пригласил в клуб в кино. Сходили мы с ней в кино, а на следующий день уехал. Послал ей перевод - тыщу рублей. Написал: "Приоденься, приеду - женюсь". Приезжаю, а они деньги в саду закопали. Испугались. Отродясь таких денег в руках не держали.
- ... Заходи-заходи, Веселенький, гостем будешь. Менять пришел?
- Завтра я тебя поменяю.
- А я бы так вообще не сменялся отсюда, тут бы и жил на ЦБУ. Может, введут скоро такую должность?
- Ага, специально для тебя. Ты чего тут рассказываешь? Опять лапшу лейтенанту вешаешь?
- Зачем лапшу. Про жену свою Фросеньку рассказываю. Тридцать лет с ней прожил. Пять сынов вырастил.
- Известно, как ты вырастил. Раз в месяц тебя, наверно, и видели.
- Обижаешь. Не меньше двух раз.
- Ну, хоть так. А моя сбежала от меня. Москвичка дрыпаная.
- До чего довел женщину. Ая-яй...
- Денег ей все не хватало. Ну, ладно, завербовался я, значит, в Африку, ну и ее с собой взял. Виллу нам отдельную двухэтажную дали, машину, прислугу. Ну, сначала все хорошо было, а потом, трах-бах - правительственный переворот. И нас всех - в концлагерь, за колючую проволоку. Жара, тропики. Одними бананами, считай, кормили, как обезьян. Вызволили нас потом. А только в Москву как прилетели, жена по трапу спустилась и бегом от меня, больше я ее и не видел. На развод прислала, даже ни денег не потребовала, ни раздела имущества. Редкий случай. Ну, я ей послал, конечно, что пропить не успел. А вскоре в Египет уехал.
- Я тоже в 70-х в Египте был на Суэцком.
- Я с ПВОшниками был. Нас туда несколько дивизионов переправили ночью. Технику покрасили желтой краской, нас в желтую форму переодели. Мы сначала думали, что советниками будем у арабов, обучать их работать на наших комплексах. Только приехали, развернулись, а тут "Фантомы". И по нам... Ну, мы и дали. Два "Фонтома" завалили сразу и один "Мираж". Всех орденами наградили. А мы говорим, зачем ордена, лучше ящик водки.
- И правильно, что от наград отказались. У них грамотами награждают, а орден идешь и покупаешь в магазине. А орден бешеные деньги стоит. У нас многих наградили за крупнейшее танковое сражение (слыхал, наверное, там танков в сражении участвовало больше, чем на Курской дуге). Грамоты вручили на высшую награду "Орден Голубого Нила" (у Гагарина такой, видел?), а он стоит - машину можно купить. Ну и нашим Героя вместо этого ордена дали.
Только одному сержанту - командиру танка, он три танка израильских вплотную расстрелял, такой орден вручили. Арабы со всей армии собирались посмотреть на него, как на чудо.
- ПВОшникам тоже нескольким командирам дивизионов дали Героя. А которые погибли и калеки даже льгот, как для "афганцев", не имеют. Во Вьетнаме был, то же самое. Помогаем всяким. Где только русские головы свои не складывают. Вот в Африке воевал. Там у наемников два вертолета американских было. Как летит вертолет, "шоколадки" мои оружие бросают, на землю падают и голову руками закрывают. "Грохнули" мы с другом одного "крокодила". Черномазым понравилось. Осмелели. Второй вертолет сами сбили.
Арабы тоже вояки хреновые. Объявили "повышенную готовность" на оборонительной линии и месяц - все "повышенная готовность", а когда войско разбрелось, израильтяне и ударили. Тут я в плен и попал. Контузило.
- Ты в плену тоже был?
- Да, в тюрьме в Тель-Авиве сидел в одиночке. Допрашивал еврей из Харькова. На дыбу за руки подвешивал, и между ног бил. Детей, - говорит, - никогда у тебя не будет, если будешь молчать.
Бьет, а я ору - матерю его на всех языках, которыми владею: английском, русском, украинском, польском, арабском, еврейском.
Как до еврейского дошел, он бить перестал, заговорил со мной на иврите.
- Вы еврей? - спрашивает меня.
- Да, - кричу, - у моего прадеда ишак евреем был. Со мной потом начальники ихние беседовали, предлагали у них служить, "генерала" обещали.
- Да ну тебя к дьяволу. Ты лучше расскажи, как к нам попал в оперативники? Ты ведь раньше у Тучина был?
- Да было дело, хороший был мужик - генерал Тучин. Этой весной мы получили наводку на душманскую базу Иль-Кар. Туда прибыла как раз группа советников - иранских офицеров, и представитель Исламского комитета. База - на иранской границе. Тучин собрал по быстрому всех своих орлов - на "вертушки" и вперед. Проводника с собой хренового взяли. Раза три курс меняли. Генерал разозлился и за борт его. Тогда такие вещи еще сходили. Обычное дело было. Дальше Тучин сам повел. Ему не впервой было, десятки таких операций провернул. В захвате Амина участвовал. Да и нам дело привычное. Мы за своим генералом - в огонь и в воду.
Подходим к "зеленке". Внизу: домики, бараки, колючей проволокой все обнесено, вышки по углам, дорога, ну, в общем, все, как полагается. Вертолеты огневой поддержки заходят. Залп Нурсами - площадку для десанта подготавливают, из пулеметов поливают. Ну, Тучин: "Вперед орлы, за орденами!" Сам первый выпрыгивает из вертолета. Ну, мы и пошли шмонать. Везде пальба, взрывы. Десантники "духов" пинками всех к стенке. А они уже и не сопротивляются. Обалдели совсем. Ребята карманы им вытряхивают. Надыбали где-то мешки с чаем "Липтоном". Замечательный чай. Мы этот чай потом еще полгода всей бригадой пили.
А у "духов" смотрим - документы у всех иранские. Маскируются, думаем. И деньги - реалы. Хозяева платят. Поймали одного чудака в форме - видать, офицерик иранский, ведут к Тучину. Офицер трясется, кобура расстегнута, сзади малый кольтом тыкает ему в спину, а он орет благим матом. Тучин переводчику: "Чего он там варнякает?" А переводчик сам побледнел, головой крутит по сторонам: "Товарищ генерал, Иран это. Чайная фабрика". Тучин как рявкнет: "Бросай все! Полундра! Сматываемся!" Все - на вертушки бегом и ходу оттуда. Только несколько мешков чая и прихватили. Все наши боевые трофеи.
А следом - "Фантомы". До самого аэродрома нас гнали. Ракетами залп дали по нам напоследок и спокойно домой проследовали. Где наше ПВО было, хрен его знает. Обалдели там, наверное, увидев наш эскорт.
А генерала сразу в Кабул вызвали, потом - в Москву. Иран ноту протеста предъявил нашему правительству. Так мы больше генерала и не видели. Ну, а нас разогнали потихоньку, с "повышением", естественно.
- Да, история. Мы вот так недавно тоже в районе Чертового треугольника пошли на "горбыле" не вдоль берега озер, а напрямик, чтоб быстрее. Летим, значит, а внизу дорога так проходит. И блестит на солнце, вроде как арык. А потом смотрим, по этому арыку паровозик плывет, маленький такой, как игрушечный. Мы ходу оттуда. Пронесло. Слава Богу.
- Это когда ходили наших пленных, которые восстали в пакистанской тюрьме, выручать?
- Да, тогда.
- Что ж вы?..
- Выходит так, что опоздали мы.
- Сам черт не разберет.
- Говорят, там наших около сотни было. Охрану перебили, несколько дней оборону держали. Их с воздуха бомбили, потом танками пакистанские вояки с землей сравняли. Я от спецназовца из Асадабада слышал.
- Кто-то еще напишет о подвиге наших солдат и офицеров, поднявших восстание в тюрьме.
- Жди. Вообще-то, я подозреваю, что это была операция одной из наших диверсионных групп ГРУ по освобождению пленных из пакистанской крепости Бадабера, к сожалению, закончившаяся неудачно. Об этом знают единицы. А те все полегли. Хорошо, если не причислят к предателям.
- Надо бы закон специальный, что не виноваты те, кто попал в плен в Афганистане, - сказал я.
- Лейтенант, и для Рыжего закон? Может, ему еще орден дать за расстрелянные колонны? Сколько на его счету?
- Слышал, отца его привозили сюда. Хотели выманить и шлепнуть.
- Это правда. Договорились организовать встречу. Только он не пришел.
- Он из мотострелкового полка. Кто его еще застал, говорят, что такое чмо было, не приведи господь, грязное вечно, сопли висят. Издевались над ним, конечно. Он и убежал поэтому.
- Ну, как оно там на самом деле было, никто не знает. А теперь он главарь банды, гроза "наливников" и колонн. Я с ним встречался под Гиришком. Колонну нашу разделали в пух и прах. А он стоит на скале с мегафоном и кричит: "Это вам привет от Рыжего. Будете помнить Рыжего".
- Вот сволочь. Откуда только такие берутся?
- Предатели были на всех войнах и у всех народов. А нашего начальника разведки подполковника Зайца забыл? Офицер! Ладно, БРДМ с полным боекомплектом угнал, так еще и водителя прихватил, обманул мальчишку, хорошо отпустил потом.
- Слышал, он еще и документы секретные прихватил, просил "духов", чтобы его в Штаты отправили.
- Пусть бы катился в свои Штаты. А то ведь он, гад, в наши колонны пристраивался и расстреливал в хвост. Крови на нем много и русской, и афганской.
- Товарищ подполковник, а это правда, что он дуканщиков расстреливал и забирал у них деньги?
- Бачу он одного в расход пустил, а тот оказался родственником члена правительства. В общем, "вышку" бы ему дали, или - в тюрьму.
- Товарищ лейтенант, сходи принеси лимонад, там в моем кабинете в кондиционере стоит. Семен, ты будешь?
- Неа, боюсь ангиной заболеть.
- Прохладно. Сколько ж там градусов?
- Ого, +35 С! Похолодало к ночи. Днем + 70 С было.
- Ну, все, к вечеру оделись, как в Сибири. Часовой у штаба в шинели стоит, а днем, небось, в одних трусах в тени где-нибудь дрых.
- Перепады температуры, что ты хочешь?
- Спасибо, товарищ лейтенант. Бери, угощайся.
- Нет, я не буду. У меня ангина. Холодной минералки днем попил. Сейчас глотать не могу.
- Ну вот, не хотите, мухи сейчас все выпьют.
- Неа, они ночью спят.
- Хи-хи-хи-и. Уже три. Позвони в гостиницу, Михайлова вызови. Не дозвонился? Быстрее сходить туда. Лейтенант, слетай. Пошел я к себе, Семен.
- Товарищ подполковник, я схожу. Только вы обещали мне в Ленинград позвонить.
- Щас позвоним. В Ленинград - это раз плюнуть по ЗАСу. Техника у нас на грани фантастики. В Ленинград быстрее можно дозвониться, чем до соседней казармы.
- Я быстро, - крикнул лейтенант и выбежал, так сильно хлопнув дверью, что у Курочкина потемнело в глазах.
- Это ж надо так дверью хлопать, - медленно оседая на пол, думал Курочкин. Он с удивлением смотрел, как боковая стена медленно, как в кино в замедленной съемке, оседает и рассыпается на куски, поднимая клубы пыли.
Этой ночью "душманы" выпустили по штабу дивизии семь 122-миллиметровых реактивных снарядов.
