СНАЙПЕРА
Недолюбливали в Гиришке начальника Царандоя. Чужак, родом не из этих мест, непомерно честолюбив, к тому же жаден. Местное население он презирал и обдирал до нитки.
Приглянулась немолодому уже начальнику Царандоя красавица - дочь уважаемого дехканина из соседнего кишлака. В молодости царандоевцу и думать не приходилось о женитьбе - не было денег. Только с годами появился достаток, и он смог купить высокую должность начальника. А теперь мог взять и жену.
Женщины в уезде стоили не так уж и дорого по афганским меркам. Такую божескую цену на женщин установил Ахмад Шах, командир самого многочисленного душманского отряда в этих местах. Но, хотя начальник Царандоя давал за красавицу в два раза больше, отец девушки отказал ему. А в Афганистане мужчины говорят "нет" только один раз.
Жених-неудачник поклялся отомстить "старому ослу" и всем жителям "этого душманского кишлака" - свидетелям его позора. Он попросил советских артиллеристов с "точки", охранявшей мост рядом с Гиришком, обстрелять этот кишлак, в который, якобы, прибыл большой караван с оружием и боеприпасами.
Кишлак был в зоне видимости. Лейтенант Соловей скомандовал прицел и дал: "10 снарядов, беглый огонь!" Командир поднес бинокль к глазам. Рызрывы снарядов были слышны, но не видны. Ничего не понял Соловей. Проверил установку прицела на орудии, а там вместо прицела 230 стоит 330!
Он обругал наводчика и дал ему подзатыльника. Прикинул Соловей по карте - снаряды, выходило, легли (слава богу!) где-то в поле, за договорным (мирным) кишлаком.
Вот были бы дела, если бы хоть один снаряд попал в этот кишлак! Три года с этим кишлаком вели мирные переговоры. Сколько туда солярки, муки и сахара свезли - не счесть! Еле замирились...
На следующее утро на "точку" приехали ребята из Царандоя и привезли мешок спелых гранатов в знак благодарности. Выпущенные артиллеристами снаряды, оказалось, разорвались на дороге в степи, по которой как раз "дух" на двух осликах вез в кишлак миномет и десяток винтовок с патронами - его и накрыло.
Царандоевцы очень хвалили артиллеристов, восхищались искусством советского лейтенанта-артиллериста, который смог на таком большом расстоянии засечь караван и накрыть его огнем своих орудий. А начальник Царандоя пригласил лейтенанта на свадьбу.
Так что зря лейтенант наводчика побил. Очень удачный был выстрел, прямо-таки снайперский!
ВСТРЕЧА С ТАШКЕНТОМ
"Самолет-отпускник", который летал в Ташкент только два раза в неделю, уже час "загорал" на раскаленной бетонке Шиндандского аэродрома.
- Мы летим или нет?! - возмущались нетерпеливые пассажиры, - уже в Ташкенте были бы.
- Погодите, - успокаивали летчики, - самого Юрия Ивановича ждем.
- А-а-а! Ну так бы сразу и сказали.
К трапу подлетел уазик разведчиков, свистнув тормозами. Из машины не спеша выбрался сам Юрий Иванович Рогачев -командир разведбата. Человек легендарный, хорошо известный не только в Шинданде, но и во всем Афганистане. Душманы после последней операции его голову в 1 000 000 долларов оценили. Вообще-то голова любого "шурави" имела свою цену: за советского солдата платили 25 тысяч афгани, за офицера -50 тысяч афгани, за летчика - 100 тысяч, но чтоб миллион, да еще в американских долларах!
Столько не давали, по-моему, даже за министра. А душманы, они знают, кто сколько из нас стоит!
Год назад приехал никому неизвестный капитан на начальника штаба разведбата, а теперь... Вот что делает с людьми война. Парадоксально, но факт, что война не только убивает в человеке все человеческое, но, оказывается, и делает из него человека. Все дело в том, что... Но мы отвлеклись.
Комбат Рогачев медленно поднялся по трапу, помахал на прощанье друзьям (прямо, как член правительства из телевизора), одними глазами улыбнулся плачущей санитарке Леночке и прошел в салон на свое место. Сел и сказал: "Поехали". И махнул рукой. Самолет тотчас взлетел.
Два часа лета, и вот внизу зелень полей, города, настоящие города с высотными многоэтажными зданиями, каких не увидишь в Афгане (разве что только в Кабуле). А вот уже пригород Ташкента - Тузельский военный аэродром, и уже самолет идет на посадку. Сел.
Разрешения выйти из самолета ждали около часа. Вспомнил Рогачев, как улетал в Афган год назад. Случай вспомнил смешной. Проходили таможенный досмотр. Впереди стоял маленький мужичонка, изрядно выпивший, весь какой-то потертый, со старинным фибровым чемоданчиком в руках. Все они летели в ДРА первый раз. Долго не было самолета, и их отправили не из Тузеля, а из аэропорта "Ташкент" на пассажирском самолете. Еще летела какая-то афганская делегация.
У всех, кто летел в первый раз, вещи особо не проверяли, только смотрели документы и спрашивали, сколько спиртного везешь. А провозить можно было только две бутылки (литр водки). Подходит очередь этого мужичонки, таможенник спрашивает:
- Сколько водки везете?
- Одну бутылку.
- Да ну, - не поверил таможенник. - Покажи. Открывает мужичонка чемоданчик, а там огромный старинный штоф литра на три, свободное же пространство заложено пирожками.
Таможенник рассмеялся, махнул рукой:
- Проходи!…
…- Проходи! Че расселся? - злился пограничник.
Юрий Иванович вышел из самолета на площадку трапа. Ослепило родное теплое солнце. И так хорошо стало на душе майора. Сердце оттаивало, было радостно просто так, потому что дома, на родной земле. И от всего этого было ощущение праздника.
Это и был настоящий праздник возвращения на родину, праздник чувств, праздник души...
- Какая зелень кругом, какие запахи! - восхищался комбат Рогачев.
А пахло-то, в общем, бензином, а из зелени росли несколько ободранных запыленных тополей вдоль дороги да припорошенная пылью травка. И что тут особенного? Только и того, что это родная травка и родная пыль.
Сзади толпились нетерпеливые отпускники, и Юрий Иванович спустился на раскаленную солнцем бетонку военного Тузельского аэродрома.
Офицеры, которые спустились раньше, уже разгружали сами свои чемоданы из грузового отсека. Торопились потому, что видели, что прилетело еще три самолета, и оттуда уже двигались группки счастливых обладателей "крайних", т.е. тех, которые оказались с краю, чемоданов.
А возле таможни выстраивалась километровая очередь. Дай бог к обеду пройти таможню, а то и до вечера можно "тормознуться".
Чемоданы Юрия Ивановича тоже оказались с краю, и он, подхватив два своих огромных "Гросс-Афган" и сумку с "Шарпиком" через плечо направился к домику таможни. Стал в очередь за знакомым прапорщиком, тот узнал его и пропустил вперед. Остальные тоже пропустили, но все равно Юрий Иванович продвинулся вперед ненамного.
Впереди еще было человек пятьдесят с Кабульского самолета: подполковники, полковники, в основном. Очередь двигалась медленно. наконец, Юрий Иванович зашел в небольшое помещение, в котором слева и справа стояли столы, а на них лежали раскрытые чемоданы. Таможенников было четверо (среди них одна женщина).
Обстановка в помещении была нервозная. Одного маленького толстенького майора "трусили" уже второй час. Его даже приглашали в отдельную комнату и раздевали до трусов. Он страшно возмущался, выбегал в досмотровый зал в одних трусах и кричал, что ему подсунули наркотики, что ему мстят. Таможенники не обращали на него внимания, молча делая свое дело.
Майор все скандалил, а потом сел на чемодан и заплакал. Как тут не заплачешь - нашли наркотики в чемодане на несколько миллионов рублей. Тюрьма! Может, и правда подкинули.
Кого-то заставили спарывать американский флаг с джинсов и звездочки с батника. У кого-то нашли старинную книгу на арабском, и он доказывал, что это не Коран, а сказки... А у кого-то в банке из-под сгущенки хитро замаскированное мумие.
У одного капитана вещей было на сумму около 20 тысяч чеков (а ровно за два года в ДРА младшие офицеры получали 6 тысяч, старшие офицеры - 9 тысяч). А у него 2 магнитофона (один в машину), три дубленки, пальто кожаное, два плаща кожаных итальянских, куртки кожаные, джинсы, часы швейцарские, еще там какие-то шмотки.
Он возмущался:
- Вещи друзья попросили переслать родне. Я занял, - говорит, - чеков у друзей. Но тут у него нашли еще пачку чеков - 4 с половиной тысячи, и он как-то сразу сник.
Таможенники только спросили его, на какой он должности там.
- Командир роты.
- Какой роты?
- Разведывательной.
- А-а...
Юрий Иванович аж вспотел, глядя на все это. Он уже решил, что постарается попасть к женщине, потому что она меньше копалась в вещах. В уме подсчитал, на какую сумму у него вещей. Непонятно только было, как же они сами считают, по каким расценкам? По подсчетам Юрия Ивановича он как раз "влазил" в заработанную им сумму, но кто его знает.
Было еще "но", и это самое "но" бросало в дрожь и заставляло сердце сжиматься и трепетать.
Дело в том, что была у Юрия Ивановича мечта жизни. Недостойная мечта, надо сказать. Мечтал боевой комбат - гроза душманов, - иметь свою машину, да не какую-нибудь, а черную "Волгу"!
Мечта мало того, что непристойная, по меньшей мере, но к тому же еще и неосуществимая. Где ж это видано в нашей стране, чтобы человек за свои кровные честно заработанные деньги купил себе "Волгу", а если еще и женат, и детей двое-трое, то тут не до машины. Накормить бы, да колечко какое золотое жене купить, ну хоть за рождение сына, чтоб не хуже других была.
А тут такая наглость - "Волгу" ему подавай. И это советский офицер, командир части, опора нашей армии, стержень, можно сказать.
Но машина, как известно, стоит денег, и немалых. А денег у Юрия Ивановича не было. Всю жизнь прожили они с Люськой от зарплаты до зарплаты, а если Люське туфли какие-нибудь купят (не супермодные, а обычные, советские, какие годами пылятся на полках в наших магазинах), то последнюю неделю перед получкой "стреляют" у друзей "пятерочки" и "трояки".
Зато подрастали трое сыновей-погодков. Гордость Рогачева, продолжатели некогда славного рода потомственных военных. Потускнело, правда, это имя за годы Советской власти. Отец, хотя и дослужился в годы Великой Отечественной войны от ротного писаря до командира полка, но потом сгинул в 48-м, и ни слуху о нем, ни духу. Дед, полковник Генштаба царской армии, погиб в первую мировую.
И вот теперь Юрий Иванович Рогачев в зените славы. Ходили слухи, что его за Нау-Зат к Герою представляли, да родня подвела. Орден Боевого Красного Знамени дали.
А ведь если б не война, никто б и не знал про какого-то там начальника штаба разведбата, что стоит в самой что ни на есть дыре в Прибалтике - в поселке Корнево. Кое-как дослужился Рогачев до штаба, и сразу уехал в Афган. Сам согласился. Мог и отказаться. Трое детей ведь. Поехал. Жену с детьми отправил к родителям в Макеевку, а сам - в Ташкент.
Год пролетел незаметно. И вот теперь майор Рогачев ехал в отпуск. Радостное событие в жизни любого "афганца".
Но было "но", которое отравляло всю радость и отпуска, и вообще всей жизни. Дело в том, что пошел боевой комбат майор Рогачев на сделку с совестью и вез он спрятанные в магнитофоне двадцать одну тысячу триста пятьдесят чеков, добытых нечестным путем. На "Волгу" и Люське на золотые сережки.
Подошла очередь Юрия Ивановича. Он поставил чемоданы на низкий столик, за которым стоял таможенник - пожилой узбек, снял с плеча сумку с магнитофоном. Сзади грохнул смех, майор вздрогнул от неожиданности и обернулся.
Толстый прапорщик, весь вспотевший, смущенно вытирал лысину. На столе стоял раскрытый чемодан, и таможенник вытаскивал из него 32-х кг. гирю.
- Друзья подшутили, вот черти...
Таможенник попросил Юрия Ивановича достать магнитофон, открыл заднюю крышку, проверил. Попросил показать магнитофонные кассеты. Рогачев открыл чемодан, достал две коробки с кассетами. Таможенник быстро отобрал в сторону запечатанные чистые кассеты, а остальные отнес в комнату, откуда раздавались "афганские" песни.
Затем таможенник спросил, не везет ли Юрий Иванович Корана или брелков с изречениями из Корана, или других каких запрещенных к ввозу в нашу страну вещей.
- Почему в Афганистане нет таможни, - всегда удивлялся Рогачев, - вот обходятся же люди без нее.
Неприятная штука.
Рядом за столиком проверяли пожилого подполковника, замполита полка. У того был целый чемодан книг.
- Вот человек, - подумал Юрий Иванович, - книг на чеки накупил. Если б я купил целый чемодан книг, Люська моя или повесилась бы, или решила б, что я спятил, это уж точно.
Женщина-таможенник очень заинтересовалась книгами и стала их листать.
- Какие у вас книги все интересные, товарищ подполковник.
Она все листала, а потом так сухо, официально спросила:
- А это что за штампик такой, как это понимать: "Воину-интернационалисту от ЦК ВЛКСМ Армении"?
Подполковника-книголюба провели в комнату начальника таможни, прихватив чемодан с книгами.
- Вот гад, - подумал комбат Рогачев, - такие не брезгуют присваивать себе посылочки, которые шлют в Афганистан люди со всего Союза, шлют книги, спортивные костюмы, варенье с этикетками: "Петя Лупач, 4 "Б" класс. Дядя солдат, кушай на здоровье". А ест его другой дядя, солдатам же достаются, в лучшем случае, шариковые ручки, почтовые комплекты или станки для бритья.
- Ваш паспорт, товарищ майор. И вот ваши кассеты. Итальянцев мы вам оставили, а остальные стерли, извините, не положено.
- Как стерли? Да там песни наши "афганские", да вы что, там единственная запись была лучшего певца, барда нашего времени, погибшего в Кандагаре, а вы...
- Говорят же вам, не положено. Вот итальянцев, битлов там всяких - это пожалуйста, а всяких там Рубашкиных, одесситов, "афганцев" и прочих эмигрантов не положено.
Второй чемодан таможенник смотреть не стал, и Юрий Иванович пошел на выход.
Он вышел на улицу, свободно вздохнул и опять какое-то праздничное настроение овладело им. Радость переполняла майора, заставляя растягиваться тонкие обветренные губы в счастливую улыбку. Даже зубы у Юрия Ивановича улыбались и весело поблескивали на солнце.
- Домой! Скорей домой, к Люське, к детям.
Улыбались прищуренные от яркого летнего солнца карие глаза, улыбались густые черные казацкие усы и прямой крупный нос с подвижными тонкими ноздрями, улыбалось все его красивое лицо с коричневым загаром.
С этой глупой улыбкой на лице, уносясь мыслями домой, как во сне, Юрий Иванович выстоял очередь под окошком кассы финчасти, получил две толстые пачки советских денег по именному свидетельству. Его что-то спрашивали, он отвечал, несколько раз расписывался где-то. Где расписывался, что спрашивали - до него не доходило. Улыбка на одно мгновение сбежала с лица, когда он взял в руки пачки денег. Но вдруг лицо его снова озарилось такой радостью, что, казалось, вот сейчас этот седой моложавый майор подпрыгнет, вскрикнет и заулюлюкает.
- Черт возьми, - ликовал Юрий Иванович, - я же прошел, прорвался! Мои чеки... Машина!!! Люська... Ура-а-а!!!
Рогачев просто обалдел от своего везения. Ведь как он боялся, как переживал. Ему чуть ли не каждую ночь снился этот проклятый дуканщик в белой чалме. Господи, спаси и помилуй.
- Тебе куда ехать, майор?
Перед Рогачевым стояла красивая черная "Волга" - его мечта. За рулем пожилой солидный узбек в белой рубашке с короткими рукавами.
- В аэропорт!
- Поехали.
Юрий Иванович забросил вещи на заднее сидение и уселся рядом с водителем. Тронулись. Машина неслась по аллее, засаженной тополями с двух сторон, ветерок шевелил чуб комбата. Было приятно от ветерка, от дороги и от того, что едет в "Волге".
Задумался Юрий Иванович, размечтался. Вот приезжает он домой на черной "Волге" неожиданно. Сюрприз. С букетом цветов (надо Люське сережки здесь купить, на черта ей цветы). Поднимается на второй этаж, подходит к двери (а уже поздно, вечер), достает свой ключик, с которым не расставался в Афганистане, носил на шнурке, на шее, вместе с гильзой, в которой был запечатан клочок бумаги с фамилией и адресом.
Открывает тихонечко дверь, чтобы не разбудить детей, и на цыпочках... Лицо майора постепенно светлело-светлело, уже почти улыбалось, и старик-узбек, обрадовавшись, что хмурый пассажир-молчун смягчился и можно с ним поговорить, уже открыл рот...
"На цыпочках вхожу в спальню, подхожу к кровати жены, и... Тьфу ты, гадость какая-то в голову лезет".
Майор Рогачев опять нахмурился, а в глазах блеснул такой нехороший огонек, что водитель закрыл рот, так и не сказав ни слова.
- Да нет, не может быть, - думал Юрий Иванович, - Люська моя не такая баба, чтоб там глупости какие. Да и дети при ней. Даже если б и захотела гульнуть, разве ж успеешь с детьми? Нет, не может быть.
Хотя соседка, вон, Виолеточка - эта с двумя дочками. А что дочки? Дверь не закрывалась. Никем не брезговала, со всем полком переспала. Да и остальные не лучше были. Иваныча жена, пока он там по госпиталям валялся, укатила с заезжим композитором в Ленинград. А Санькина, как узнала, что ему обе ноги оторвало - сразу на развод.
"Ай, ладно, лезет гадость всякая в голову. А телеграмму я все-таки дам. Люблю, когда встречают, да еще прикатить бы на "Волжане"!
- Мужик, продай тачку!!!
Узбек от неожиданности дал по тормозам.
- А? Что? Пху... шайтан! Испугал. Машина не моя. Начальника моего. Персоналка. Большой человек. На совещании, меня отпустил. Езжай по своим делам, - говорит, - до вечера.
На дорогу величественно выплыл милиционер в белой рубашке и лениво шевельнул полосатым жезлом.
Старик притормозил машину, из нагрудного кармана выхватил пятерку и, вручив милиционеру через окошко, дал газу.
- Не понял?
- ГАИ.
- Ну и что, а деньги за что?
- Остановил нас...
- Ну и что, за это платить надо? А если через каждые сто метров будут останавливать?
- Нет, зачем? Он на этой дороге хозяин. Он за это место в ГАИ большие деньги заплатил. Теперь возвращает.
- Продажная у вас милиция.
- Почему продажная? Обычай такой, на работу устраиваешься в ресторан, в такси - плати деньги начальству, потом вернешь и еще заработаешь. Ты платишь - тебе платят. Жить надо как-то. Все деньги стоит.
- Ну, а человека убить у вас сколько стоит?
- Человека? Вот если ты человека убил - заплати следователю, прокурору три тыщи, и все, не посадят. Еще родственникам заплатить надо. А вот если...
- ???
Впереди показалось здание аэропорта. Юрий Иванович сунул старику две или три красненькие и, схватив вещи, помчался к камере хранения. Добравшись до окошка, из последних сил натужился и забросил свои чемоданы на стойку.
- Какой нахал! Без очереди!
- Свободных мест нет, - подтвердил стоявший за стойкой пожилой узбек с лукавой улыбочкой.
Юрий Иванович уныло поплелся в конец длиннющей очереди. За ним тут же занял очередь мужчина с ташкентской дыней в руках.
- Пойдем, - тихо сказал узбек из камеры хранения, проходя мимо и все так же лукаво улыбаясь.
Они прошли в дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен" в небольшую комнатку с пустыми стеллажами вдоль стены. На стеллажах стояли только пара чемоданов и магнитофон в большой коробке на нижней полке.
В углу за столиком сидели два почтенных лысых старика-узбека и пили ароматный чай, держа пиалы по-восточному и подливая себе чай из маленьких фарфоровых чайничков. На столе стояла большая синяя жестяная банка с индийским чаем. На лысинах стариков блестели капли пота. Они вытирали затылки пестрыми, обшитыми кружевами платками.
- Логово главарей душманской банды, - подумал разведчик Рогачев. Ему было почему-то не по себе.
- Мы чай любим. В чековом покупаем по пять чеков за банку. А вещи можешь поставить здесь. Никто не тронет.
Юрий Иванович выложил чеки и поспешил к окошку кассы авиабилетов. Людей возле кассы было мало, очередь двигалась быстро.
- Девушка, на Донецк на...
- Только на 28-е.
- А сегодня 13-е, нормально. На Одессу.
- Билетов на "запад" нет, только на Владивосток.
Юрий Иванович, обреченно ступая по белой мраморной лестнице, поднялся на второй этаж аэропорта в воинский зал. Картина, увиденная им в зале, удивила и не меньше поразила его. Все диванчики были заняты, всюду на чемоданах, на ящиках и коробках сидели и лежали люди. Большинство, а может, и все они, эти загорелые парни, даже те, которые в модных джинсах и батниках, были "афганцами". На подоконниках сидели и лежали, подстелив, у кого были с собой, шинель или парадный китель, "дембеля".
Прямо на полу спал лицом к стене здоровенный десантник, с головой накрывшись кителем с двумя медалями "За отвагу".
- Черт возьми, цыганский табор какой-то. да что ж это делается?
- Что, удивляетесь? Встречает Родина героев. Закурить не найдется для брата-"афганца"?
- На, кури.
- Я из Кабула. Вот ногу оставил там, такие вот, брат, дела. А это все, что Родина-мать выделила мне за мое увечье...
Одноногий отогнул лацкан легкого плащика и показал орден Отечественной войны. - Пойдем, выпьем, брат. Юрий Иванович как-то туго соображал. Слишком много впечатлений сегодня, но он уже заподозрил что-то неладное в этом моложавом калеке и еще раз на всякий случай спросил:
- Ты когда из Кабула-то?
- Вечерним поездом.
- Ах, поездом... А ну вали отсюда. У, гнида!
- Ну ты, контуженный! - одноногий быстро удалился, резво переставляя костыли.
Два лейтенанта, наблюдавшие за происходившим, дружно рассмеялись.
- Идите к нам, товарищ майор, потеснимся.
Майор Рогачев, кивнув головой в знак благодарности, уселся на диванчик рядом с лейтенантами.
- Что, билетов "ек"?
- Ага...
- Мы уже пятые сутки здесь дежурим. Я в прошлом году по болезни домой летел. Тоже не мог взять билет. Познакомился с летчиком в ресторане, а он командиром корабля оказался, как раз в мой город летел. Он мне говорит : "Слушай, мне сто чеков не хватает на кожаное пальто жене, ты поменяй мне, а я тебя в кабину летчиков возьму". Я ему так сотню дал, еще и ручку на "бакшиш". Долетел со всеми удобствами.
- Да, повезло. Где же сейчас твой летчик?
- Спрашивал. Не летает.
- Привет, ребята! Сидите? Ну-ну, сидите. А я полетел!
- Билет купил?
- А як же?
- Ух ты, научи?
- Все очень просто: подошел к справочной, сунул в окошко свою синюю паспортину и ласково так говорю девушке: "Девушка, мне, пожалуйста, один билет до Киева на сегодня". И все. Вот билет.
- Да ну, не трепись. Разве в справочной билеты продают?
- Продают, продают... Надо только в паспорт вложить проездной и тридцать чеков.
Комбат, повторяя свой девиз "Пробьемся!", решительно направился к справочной, вложил чеки, проездной в синий служебный паспорт и сунул в окошко:
- До Донецка на сегодня.
- На сегодня нет, на завтра на 14.40.
- Давай!
"Хе, пробьемся! Щас в гостиницу устроимся." Билетные волнения отошли. Обычно, когда комбат перенервничает, на него нападает зверский аппетит. Захотелось есть. Юрий Иванович вспомнил про обед.
- Война - войной, а обед по расписанию.
И Рогачев отправился в аэропортовский ресторан "Космос". Людей было много. Он уселся возле большого окна за столик с двумя офицерами, явно "афганцами", хотя один и был в джинсовом костюме.
"Афганцев" Юрий Иванович узнал бы в любой толпе и в любой одежде по коричневому загару, по особенному выражению лица, по глазам, да просто по походке, по гордо расправленным плечам (у нас в последнее время народ как-то сгорбился, пригнулся, а Афган выпрямляет), узнал бы по гордо поднятой голове в толпе опущенных голов и глаз, упертых в землю.
Подошла официантка, и Юрий Иванович, истосковавшийся по цивильной пище, растерялся, запутался в непонятных названиях ресторанного меню.
Лагман, чурек, кюлебаба. И назаказывал столько, что и десятерым не съесть: и цыпленка, и этот, как его?.. Лагман, фрукты разные и шампанское.
- Спиртное после четырех по 200 грамм и только водка.
- Ах да, "сухой закон", я и забыл. А ради исключения, девушка.
И Юрий Иванович достал из кармана для впечатления нераспечатанную пачку денег. 40-летняя "девушка" сделала исключение и принесла чайничек с водкой и пиалку. Все заказанные блюда не помещались на столе.
Соседи Рогачева обедали скромно и были явно не в духе, с осуждением поглядывая на разгулявшегося майора-"афганца".
А Юрия Ивановича, что называется, понесло. Он был весел, разговаривал со всеми, громко, покровительственно шутил и смеялся. Похлопал девушку-официантку по попке. Уже был выпит и второй чайничек, уже и третий принесли. Рогачев угощал своих новых знакомых за столиком. Выпили, как водится, "третий тост" стоя и молча, при этом капитан-десантник гаркнул на весь зал "молчать", и все замерли.
За столиком было весело. Все трое опьянели от выпитой водки, от сытной цивильной пищи, и уже даже была перейдена граница разговоров о службе, о боевых операциях. И троица подошла к следующей грани, когда начинают выяснять: ты меня уважаешь? И плакаться в жилетку.
- А вот ты послушай меня, боевого офицера-десантника..., да я под пулями... Я Панджшер брал, а тут меня ограбили. Нет, ты представляешь... Меня!!! Как самого последнего. Тс-с-сы. Молчок. По секрету. Не дай бог, ребята узнают.
- Мы с тобой друзья по несчастью.
- Погоди, а ты, майор, не шикуй.
- Да, да. Мы тоже так начинали два дня назад.
- Нет, ты представляешь, меня!! Ханыга в такси... сыграем, - говорит, - в новую игру в наперсток, сотню ложи. Проиграл. "Соньку" тоже проиграл. Все проиграл. Надули. Нет, ты представляешь?
- А мои вещи, "Шарпик" мой, сервиз музыкальный, жене - подарок, все сдал, - рассказывал капитан-связист.
- Напоили. И выбросили.
- Куда сдал-то? - спохватился Юрий Иванович.
- Как куда? Я ж тебе целый час толкую - в камеру хранения.
- Ну?
- Вывезли за город. И выбросили.
- Мест в камере хранения не было.
- Десять чеков узбеку дал, прихожу, нет вещей.
- Я 30 километров всю ночь шел. Не город, а преступный синдикат.
- Да, страшный город - сплошная мафия.
- А у меня самолет, надо идти.
- Погоди, на чай дал?
- На чай...
- А-а-а-а, - вскричала душа Рогачева. Он подскочил и бросился к двери.
- Куда, ирод, а платить кто?..
Рогачев швырнул, не считая, солидную стопку от пачки денег на поднос и трезвый, как стеклышко, решительно зашагал к двери, вход в которую "посторонним запрещен". В висках тревожно стучало: "Мой "Шарп", моя "Волга"...
- Убь-ю-ю!!!
Народ испуганно шарахался, расступаясь перед озверелым "афганцем".
Рогачев толкнул дверь - заперта, начал тарабанить и орать:
- Открывай!!!
Подбежали двое милиционеров и кинулись заламывать пьяному майору руки, но быстро поняли, что не правы и "прилегли" на полу возле стеночки слева и справа от разъяренного майора.
Собиралась толпа любопытных. Курсантский патруль наблюдал на расстоянии.
- Смотри, как распоясались. Наплодили бандюг... скоро страшно будет на улицу выйти. Убийцы. Такого встретишь, - доносилось из толпы.
- И-и-я-я!!!
Рогачев крутнулся, как балерина, на одной ноге, другую резко выбросил вперед. Дверь затрещала и легко открылась. На пороге стоял тот самый почтенный лысый узбек с перепуганным лицом.
- Вещи-и!!! - Рогачев, оттолкнув старика, заскочил в комнату, схватил свои чемоданы и сумку и, быстро семеня ногами, растворился в людском море. Где-то раздался милицейский свисток.
И долго еще слышен был голос старика-узбека, руководившего милицией, которая обыскивала все такси и автобусы.
А Рогачев в это время перебрался в старый аэровокзал и метался как загнанный зверь в клетке. Но метался он не от страха, а в поисках туалета. От перемены климата, от обильного обеда, сытной цивильной пищи, от которой желудок отвык, на комбата Рогачева напал предательский понос.
Наконец, напрягая все силы, опыт и умения бывалого разведчика, анализируя обстановку, используя метод дедуктивного анализа, а также используя многочисленные противоречивые и взаимоисключающие таблички и указатели, а больше всего - свое тренированное обоняние, разведчик Рогачев уловил нужный ему запах, решительно двинулся к цели, и, увидев большую очередь из одних мужчин, понял, что тут либо туалет, либо пиво дают.
Спазмы в животе мутили рассудок и, спасая честь мундира, майор Рогачев врезался в очередь и остановился только тогда, когда уперся головой в сливной бачок. Сидя в тесной, неудобной кабинке, зажатый с двух сторон чемоданами и с коробкой магнитофона на коленях, майор проверял наличность бумаги в карманах. Фотографию Люськи с детьми отложил сразу (бумага жестковата), долго вертел в руках "отпускной билет" и "проездной" и, остановившись на двух "десятках", стал их разминать в руках, потом поколебался минуту и присоединил носовой платок. Разъяренная толпа ломилась в кабинку, грозясь утопить майора в бачке.
Милиция сбилась с ног. Майор как сквозь землю провалился.
Тщательно вымыв руки и умывшись водой из фонтана, Юрий Иванович, облегченный и повеселевший, обремененный тяжкой ношей, направился к шоссе, остановил такси и попросил отвезти его в Кэчевскую гостиницу. Машина рванула с места и понеслась на бешеной скорости.
- Лихо!
- Приходится нам, таксистам, крутиться, за частниками еле-еле поспеваем план делать. Один раз милиция решила покончить с частными такси, и в один из дней ни одна машина не выехала из таксопарка. Так что ты думаешь? Никто и не заметил, что мы не выехали. По городу разъезжали сотни "волг" с шашечками. Так их всех и не смогли переловить - слишком много. Плюнули на них. Но мы тоже не в обиде, конечно, кое-что и нам перепадает. Лопатой денег не гребем, конечно, как вы там в Афгане, (ведь вы из Афганистана?), но на жизнь хватает.
- Кто вам сказал, что мы лопатой гребем?
- Ну как же, видел я, как офицеры куражатся, да и мне вот меньше десяти рублей еще ни один не дал, хоть всего сто метров провез. Из ресторанов не вылазят. Раз видел, подвыпившие "афганцы" дают официантке джинсы, залазь, мол, на стол, раздевайся. Наденешь джинсы - они твои. Да-а! Разделась! Ну, вот вы, майор, к примеру, сколько зарабатываете там?
- Два оклада советскими идут на книжку, один полностью, а из второго вычитают: подоходный налог, за бездетность и прочую ерунду, и еще из второго оклада семьдесят рублей обменивают на чеки, где-то так - за один рубль пять чеков. В общем, в месяц я получаю 380 чеков на руки и полтора оклада советскими идут на книжку.
- И все? Тьфу! И за такие гроши стоит там карячиться. Я тут больше заработаю.
- Не за деньги, мужик, работаем. Родину защищаем!
- Охо-хо! Защитнички! Да вы даже границу нашу как следует перекрыть не можете - душманье к нам спокойно в гости ходит, в Ташкент в ресторане погулять приезжают, а как напьются - милиция вылавливает.
- Ты ври...
- Да что мне врать? У меня брат родной - егерь здесь, в лесничестве работает. Так он рассказывает, что душманы караваны на нашу сторону гоняют, оружие браконьерам продают. Брат дважды ранен. Один раз машина ихняя на мине подорвалась. Почище твоего Афгана будет. Говорит, раньше браконьеры по ним из двустволок стреляли, а теперь из М-16 с оптическим прицелом, бинокли у них ночные китайские, а вот недавно гнались они за "Жигуленком" браконьеров, так те, не поверишь, из пулемета отстреливались. Приехали. Вот твоя гостиница, через калитку и по аллее прямо к входу. Бывай, защитник!
- Трепло, - подумал Юрий Иванович и пошел по аллее к гостинице. На балкончиках стояли офицеры, курили, слышалась музыка, пьяные крики, женское повизгивание.
- Щас приму душ и завалюсь спать, - думал Юрий Иванович.
Подойдя к окошку администратора, попросил комнату на сутки, не обращая внимания на табличку "мест нет" (эти таблички висят постоянно во всех гостиницах, кто ж на них обращает внимание).
- Не видите, мест нет, - заорала женщина-администратор.
- Неужели для командира части, майора, не найдется места? Я из Афганистана, - и положил свой синий служебный паспорт.
- Да хоть из Эфиопии. Вас тут, майоров, как собак нерезаных. Сказано, нету местов. На пересылку езжай. Вечером раскладушки дам - в коридоре поставим. Жди. Вон все ждут.
Тут только Юрий Иванович обратил внимание, что все эти офицеры, которые бродили по аллейке, сидели в холле. Оказывается, эти лейтенанты, майоры, подполковники почти все "афганцы", которым не хватило места в гостинице. В очень скверном настроении вышел комбат на улицу, присел на лавочке рядом с плавательным бассейном и задумался над тем, куда податься.
- На пересылку, в этот клоповник, нет, спасибо, не хочется. Еще чемоданы уведут. В аэропорт - вместе с дембелями на подоконнике? Или здесь ждать раскладушку? Нет, разве попробовать в какую-нибудь гражданскую гостиницу устроиться. Неподалеку стояла машина и водитель давно поглядывал в его сторону.
- Ну что, поедем, командир? - узбек в клетчатом пиджаке присел рядом.
- Куда?
- Ну, я не знаю, куда тебе надо. Можно к девочкам...
- Девочки меня не интересуют!
- А мальчики?
В ответ - презрение.
- Ладно, это я так, пошутил, - осклабился узбек.
- Поехали. В гостиницу, самую лучшую.
Сели в "Волгу". В машине уже находились два подозрительных типа на заднем сиденье.
- Попутчики, - сказал "клетчатый".
Подкатили к шикарной (сразу видно - интуристовской) гостинице.
Рогачев бодро прошел к стойке накрашенной администраторши и, бравируя, уронил свой паспорт с вложенной полусотней. Деваха презрительно, краем глаза, смерила жалкие бумажки и продолжала изучение перстня с алмазами на длинном наманикюренном пальце. Рогачев метнул еще полтинник. Никакой реакции.
- Девушка, мне бы на одну ночь, - в голосе звучали противные заискивающие нотки, забытые за год войны.
- Слушай, ты! Да таких, как ты, с суконным рылом, сюда даже на порог не пускают. Забирай свои "рваные" и чеши отсюда... Васи-и-лий!
За спиной майора вырос не то генерал, не то швейцар:
- Гражданин, вы как сюда попали? Да как вы смели?
Рогачев, пятясь и спотыкаясь о свои чемоданы, выскользнул на улицу. Его не покидало чувство, что он уже где-то встречался с этим швейцаром-генералом. Особенно знакомым показался голос.
Остановились возле красивой гостиницы где-то в центре города. Табличку "Мест нет" Рогачев видел, но все же сделал попытку уговорить вежливую, с каменной улыбкой администраторшу. Есть у них места, "бронь" там всякая для начальства, для депутатов.
- Ну, на одну ночь! Человек с войны, можно сказать.
В машине водила предложил выпить:
- У меня всегда запасец с собой для хорошего клиента. Есть и шампанское для девочек.
Рогачев, сорвав нервно трясущимися пальцами золотистую пробку, залпом выпил полбутылки водки прямо из горлышка. Попутчики на заднем сиденье тоже пили и что-то горячо обсуждали на своем языке.
- Давай какую-нибудь гостиницу попроще, что ли? Не ночевать же в твоей машине.
Подъехали к обшарпанному зданию, напоминающему студенческую общагу. И только здесь заспанная баба визгливым голоском, срывающимся на крик, втолковала, что приказано "афганцев" в гражданские гостиницы не брать.
- Пьянствуете неделями! Лови вас потом по всему городу. Да с конвоем отправляй на войну. Вояки! Езжай на пересылку или в Кэчевскую гостиницу. Никто тебя не пустит, кому охота место терять?!
Вернувшись в машину, Рогачев допил водку и попросил еще бутылку. Водила, не поворачиваясь, протянул еще бутылку. Он пристально следил за движением рук одного из попутчиков. Тот, положив дипломат на колени, накрывал маленький шарик простым наперстком, каким пользуются женщины во время шитья. Два других наперстка стояли на месте, затем попутчик ловкими движениями костлявых рук передвигал наперстки, меняя их местами. В конце выстраивал все три наперстка в одну линию, и водила указывал на наперсток, где, по его мнению, находится шарик. Точно, шарик был там.
- Сыграем, - предложил попутчик Юрию Ивановичу. - Это новая игра. Ставка - четвертной.
Юрий Иванович рискнул, и сразу выиграл двадцать пять рублей. Худой невозмутимо отдал деньги и предложил сыграть еще. Сыграли несколько раз, и опять Юрий Иванович выигрывал, только разок проиграл, когда машину подбросило на кочке. Он мельком глянул в окно, даже не сообразив, что они куда-то едут.
Ставку увеличили сначала до 50, а потом - до ста рублей. Азартная игра захватила Рогачева, он радовался, когда угадывал, под каким наперстком шарик, и шумно ругал себя, когда проигрывал.
Болела голова, глаза слипались, но Юрий Иванович не собирался прекращать игру, хотя у него и появилось подозрение, что игрок мухлюет.
- Дурить меня?!! - взревел комбат и схватил худого за тонкую шею. Тот испуганно захрипел, а сидевший с ним рядом угрюмый верзила нанес Юрию Ивановичу удар бутылкой шампанского по голове. Бутылка разбилась, шампанское заливало глаза, и Рогачев отпустил перепуганного до смерти худого игрока. Изловчившись, разведчик локтем левой руки нанес удар в висок верзиле сзади и кулаком правой - в нижнюю челюсть водителю. Машина завиляла, врезалась в дерево.
Юрий Иванович с трудом выбрался, забрал свои вещи и, пригибаясь вдоль кустов скверика, засеменил подальше от греха. На противоположной стороне улицы он увидел ресторан: огромные окна, играла музыка. Юрий Иванович направился к подземному переходу, где к нему подошла красивая, шикарно одетая девушка:
- Чебурашку хочешь покажу?
- Какую еще Чебурашку?
- А вот, смотри, - девушка подняла свою короткую юбку.
- Во дает! - удивился майор. Что за город такой? И стал подниматься по лестнице вверх. На выходе трое подвыпивших мужиков поинтересовались, улыбаясь:
- Чебурашку видел?
- Ага-а, - расплылся в улыбке Юрий Иванович.
- Плати червонец!
- ???
Сзади еще подошли двое.
Комбат поставил на ступеньки чемодан и сумку и трясущимися руками стал шарить по карманам. Его била нервная дрожь, слезы бессилия дрожали на глазах. Он никак не мог найти денег, в бумажнике были только чеки Внешпосылторга.
- У меня только чеки.
- Мы берем в любой валюте, - сказал подошедший сзади, и, выхватив десятку, скрылся в глубине подземного перехода.
Оказывать сопротивление было бесполезно. К тому же Юрий Иванович опасался за свои "Шарпик" и за двадцать тысчонок. Да и лезвием могли рожу исписать. Он униженно поплелся к ресторану, глядя себе под ноги.
Уже стемнело, а свет в ресторане еще не включали. Вокруг было серо и невзрачно. Все столики оказались заняты, только в углу возле эстрады был свободен. Там сидела толстая женщина в вечернем платье с глубоким вырезом, из которого вот-вот готовы были выпрыгнуть упругие пышные груди с родинкой на одной из них. Юрий Иванович как уставился на родинку, так и не мог уже оторвать взгляда. На лицо так и не взглянул, к тому же длинная челка прикрывала лоб, и женщина сидела, склонив голову над рюмкой с коньяком. Через мгновение перед Юрием Ивановичем появилась такая же бутылка и он, не закусывая, опрокинул три рюмки подряд.
Коньяк согрел его и взбодрил, он заказал "Айсберг", не пожалев четвертного. И деньги сразу нашлись (в карманчике рубашки были).
Клонило в сон. Разведчик Рогачев чувствовал, что хлебнул какой-то заразы в такси, но мужик он был крепкий и девиз у него был - "пробьемся"!
В голове раздавались глухие удары набатного колокола. Принесли закуски. Майор продолжал пить, и с каждой рюмкой женщина становилась все худее и привлекательнее, а родинка на ее груди сводила с ума.
- Она даже очень похожа на мою Люську, - эта мысль согревала душу майору Рогачеву, он решил познакомиться с ней, уже несколько раз заговаривал, но она молчала.
Ощущение праздника возвращения, праздника души опять вернулось к Юрию Ивановичу. Он все пил, женщину называл Люськой и приглашал на танец, положив ей руку на голое колено. Женщина подскочила, опрокинув тарелку с "оливье" на китель и брюки комбата. Зазвенело разбитое стекло. Комбат Рогачев решительно встал из-за стола, достал из кармана кителя носовой платок, смахнул остатки салата, икнул и с достоинством, склонив голову, произнес:
- Извините, мадам.
Небритый, в кителе с надорванным рукавом, весь облитый салатом кавалер двух советских орденов и трех афганских был жалок и смешон.
Женщина рассмеялась. Ей стало жаль этого чудака, и она предложила Юрию Ивановичу поехать к ней домой привести себя в порядок, постирать и зашить китель. Юрий Иванович продолжал смотреть на родинку:
- Вы единственная порядочная женщина в этом городе. Меня зовут Юрик, а вас?..
Женщина пошла к выходу. Расплатившись за двоих, Юрий Иванович кинулся за ней, лавируя между столиков с двумя чемоданами в руках и бедром поправляя "Шарпик" в сумке через плечо. Они пошли по скверу. Юрий Иванович, не выпуская из рук чемоданов, умудрялся обнимать и целовать женщину на ходу. Они сели в такси и всю дорогу целовались. Юрий Иванович даже пару раз запустил руку под вырез, но был остановлен. Строгая женщина!
Таксист-узбек подглядывал за ними в зеркальце и скалил зубы, а потом предложил оставить машину на часок где-нибудь в сквере, а он, мол, погуляет.
- Мы уже приехали. Вещи занесите на третий этаж.
На лестнице было темно. Попросив не шуметь (соседи скандалят), открыла дверь в спальню с включенным ночником.
Юрий Иванович присел за стол, достал коньяк, захваченный из ресторана, и разлил в принесенные стаканы. Хозяйка предложила ему снять китель. Он вытащил документы, бумажник, выпили, и хозяйка, уже переодевшаяся в халатик на голое тело, вышла.
- Все нормально. Ночую здесь, а завтра утром - в аэропорт, вечером буду дома. А пока... знай наших! Есть еще порох в пороховницах. Сначала мы такие строгие, тютю-тю. Завтра буду дома, Люсенька...
Клонило ко сну. Слишком много было впечатлений для одного дня, но уже все позади. Юрик прилег на кровать, раскрыл бумажник, где у него было фото жены, детей, глядь!, а там уже вместо жены - эта, с родинкой. И Люська тут как тут... Да по щекам его, по щекам...
…- А ну вставай, чего разлегся?!
Подскочил Юрик, тупо оглянулся по сторонам, не понимая, где это он? В затылке страшная боль. Сидит Рогачев на садовой скамейке в каком-то скверике, китель и фуражка валяются на земле, рядом дворник с метлой.
- Где я? Где вещи? Меня обокрали! Милиция!
- А вот и милиция.
По дорожке шел милиционер, очень похожий на вчерашнего таксиста, если б не в форме - точно он.
- Меня обокрали!
- Ваши документы! Пройдемте!
В участке выслушали со скучным видом, спросили имя женщины, название улицы, номер дома, номер машины хотя бы, приметы. Но Юрий Иванович ничего не мог сообщить, никаких названий и примет, только родинку на левой груди и запомнил.
- Ну вот, а еще разведчик. Ладно, не вы первый. Будем искать, а вы летите домой. Если что-то станет известно - сообщим.
- Куда мне лететь без денег, без документов? Там подарков на несколько тысяч, сервиз музыкальный, "Шарп".
- Наш товарищ проводит вас в аэропорт и посадит на самолет. Мы будем искать.
- Да не верю я вам. Вы тут все повязаны. Вон этот меня вчера ограбить пытался. Распустили тут бандюг, не поймешь, где бандиты, где милиция. Все куплено. Мафия.
- Ведите себя прилично. Будете шуметь тут, сообщим в часть, жене.
- Нет, не надо. Да что ж я жене скажу?
- А про родинку расскажите... Гуламов, проводите товарища майора в аэропорт.
В аэропорт ехали на автобусе. Сержант купил билеты и даже (вот добрая душа!) угостил чуреком на остановке. Народу было полно. Обед. Давка. Юрий Иванович забился в угол на задней площадке, грязный, китель порван, перегаром от него разит.
- Офицер еще. Шаромыга, - брезгливо прошипела седая торговка, возвращавшаяся с базара.
Слезы блестели на глазах у боевого комбата.
Милиционер все быстро уладил в аэропорту, и девушка в форме милиционера провела Юрия Ивановича в зал на досмотр. Досматривать у него уже было нечего, и он поспешил в самолет, боясь встретить кого-нибудь из знакомых.
Юрий Иванович сел на свое место у окна и откинулся в кресле назад. Он устал, страшно устал. Расслабился и мгновенно заснул. И снится ему, как прилетает домой, звонит в свою квартиру, дверь открывается, и он видит... родинку на левой груди.
- А-а-а, - кричит Юрий Иванович во сне, перепугав всех в самолете. А летчики решили, что сейчас будут требовать лететь в Тель-Авив, срочно захлопнули стальную дверь в своей кабине и выхватили пистолеты.
"Дверь открывается, а на пороге Люська с родинкой на левой груди, бросается с порога к нему на плечо: "Родной, вернулся! Живой! Любимый мой!"
И Юрий Иванович улыбается во сне, улыбается...
ДЕМБЕЛЬ
Мотострелковый полк вернулся с операции, длившейся больше месяца. Все прошло, можно сказать, успешно, в общем, как обычно. Кто там победитель, а кто побежденный - не понятно. Мы их стреляли, они нас стреляли. У них убитые, у нас убитые. Попугали душманье, и домой.
По сложившейся традиции после операции пехота "гудела" трое суток, пропивая все нажитое за месяц. Разбрелись кто куда: кто к землякам в соседний полк, кто в ОБМО - батальон матобеспечения - за водкой, кто в госпиталь "афошки" поменять на "чеки" и проведать подружку.
Так получилось, что молодых сержантов, командиров БМП, из учебки привезли в день возвращения полка с операции и привели к командиру полка.
Командиру было не до них. Его Зинка ждала, договорились. Вызвал он комбата-один и приказал разместить молодежь у себя в батальоне, побеседовать, организовать с ними занятия.
- Сам знаешь, как в учебке готовят, хотя понимают, что в Афган ребята поедут, чем только думают. Ох, эта наша русская безалаберность!
А комбату тоже не до них - пригласили в баньку. Знатная банька у коменданта гарнизона, с бассейном. Нет в Афгане у офицера больше радости, чем попариться в баньке, да тем более, после операции - вшей выжарить.
Ну ладно, привел, значит, комбат молодых сержантов в курилку возле модуля, вызвал командира 1-й роты и поручил ему устроить ребят.
Пошли сержанты с ротным в каптерку. А ротному тоже не до них - к другу должен идти орден "обмывать". Вызвал ротный взводного и старшину. Поручил старшине устроить молодежь, а взводному - организовать занятие.
- Может, завтра - в бой, сам знаешь!
Старшина, дед Иваныч, показал, где будут спать, выдал постельное белье, предупредив, что простыни будут стирать теперь сами, и удалился в каптерку, где у него под койкой поспела брага в 20-литровом термосе.
Взводному тоже было не до занятий - в санбате ждала его розовощекая пухлая украиночка. Истосковался, больше месяца не виделись. Вызвал взводный замкомвзвода и приказал провести с молодыми сержантами занятие по технике.
Поначалу молодые сержанты печатали шаг в строю, как учили в учебке, а под конец еле волочили ноги и через каждые пять минут прикладывались к двухлитровой фляге. Ртутный столбик на термометре у дежурного по полку уже пересек отметку +60 С.
Замкомвзвода тоже было не до них - земляки из разведроты пригласили в гости. Там гитара, бражка поспела в огнетушителе на пожарном щите, а тут эти щенки... Позвал замкомвзвода сержанта Тихого, командира БМПушки:
- Вот тебе, - говорит, - двадцать гавриков, готовь себе замену. Расскажи им, что такое БМП и с чем его едят.
Дембель Тихий был парнем покладистым и обязательным. Правда, он тоже собирался сходить в военторг (что в танковом батальоне) купить дипломат, махровое полотенце и прочие вещи из "дембельского набора", но раз ему поручили, то куда деваться? Чувство ответственности у этого станичника развито было необычайно. Замкомвзвода это знал и не случайно "чижей" перепоручил ему. Кто в армии тянет - на том и ездят.
Повел сержант молодых в парк на свою боевую машину (учебных в Афгане, как известно, не было). Поднял крышку силового отделения ("ребристый лист" по-нашему), рассказал про двигатель всякие там особенности, о которых в книжках не пишут, но знают все "старики-афганцы". Поспрашивал их немного, а молодые - ну ничего не знают.
- Чему вас там только в учебке учили, чем вы там занимались? - удивлялся сержант. Сам-то он учебок не кончал, из рядовых вышел, потому и толковый был сержант.
- Известно, чем занимались - копали от забора и до обеда. Покажите хоть, как из пушки стрелять.
Ну, что делать. Залез сержант с двумя "чижами" в башню и стал объяснять им, как и что включать, какими тумблерами "щелкнуть", чтобы включить электропривод поворота башни, подъема пушки и пулемета. При этом молодой, резко крутнув башню вправо, столкнул троих зазевавших с брони на песок. Один вывихнул ногу (а может и сломал) и его отнесли в опустевшую санчать и бросили там стонать на койке.
Учеба продолжалась. Молодые сержанты, сменяя друг - друга, по двое залазили в башню, остальные стояли на броне, в тени поднятого "ребристого листа".
Так примелькались Тихому эти несмышленыши с двумя лычками на погонах, что ему аж тошно стало. А мыслями сержант был уже дома, в родной станице на берегу Чамлыка.
Вот идет он по главной улице станицы, девки улыбаются ему, старики-фронтовики степенно здороваются, как с равным, а у родного дома встречают отец с матерью. Матка обнимает, плачет, а отец по плечам похлопывает:
- Молодец! Не посрамил рода казачьего.
А и то правда! Не посрамил.
Все в роду Тихих были солдатами. Прадеды воевали, дед - в Отечественную, отец -в Корее в 50-х, брат - на Суэцком без руки остался.
- И мы "пороху понюхали". Два ордена - не шутка! Только бы Любаша меня дождалась. Новый агроном, слыхал, "клинья подбивает". Ну, ужо погоди!
Но вот опять залазят очередные двое молодых, и сержант заученно бубнит:
- Для того, чтобы произвести выстрел из пушки "Гром", надо включить "Массу".
Включил.
- Загнать снаряд в ствол.
Загнал.
А мысли все уносили его домой: "А хорошо сейчас дома, алыча цветет".
- Прицелиться и, поймав цель под угольник, нажать кнопку "Огонь".
Нажал.
Грохнувший выстрел прогремел в сонной тишине так неожиданно, что все просто оцепенели. Кто-то крикнул: "Духи!!!" Началась паника.
Замполит полка выскочил на улицу в одних трусах с толстой пачкой "афошек", которые пересчитывал в этот момент, собираясь в дукан.
Офицеры голяком повыскакивали из бани. Крик, ругань... Кинулись все в парк. Все не все, а человек сто со всего полка собралось, да и то половина в "стельку" пьяных, остальные разбрелись кто-куда.
Вот когда все сбежались в парк, тут-то и выяснилось, что никакие это не "духи", а просто сержант, обучавший молодых, по ошибке выстрелил из пушки. Снаряд попал в "ребристый лист", лист вдребезги, осколками посекло всех стоявших на броне. В живых остались только двое молодых, которые сидели в башне, да тот счастливчик с переломанной ногой в санчасти.
Сержант же застрелился прямо в башне.
