Аннотация: События очевидцем и участником которых стал автор в горной части Чечни.
Все что я знаю о войне. Ч-3. ГОРЫ.
И все-таки горы.
Долго едем по равнине через селения по некоторым домам видно, что бои здесь уже были, хотя мы прошли без единого выстрела.
Вдоль дорог стоят группами подростки и реже мужчины. Они всегда стоят. Работают там женщины.
Картина: глава семейства (в расцвете сил), ведёт на верёвочке осла нагруженного хворостом, сзади животного идут: женщина и две девочки, тоже нагруженные дровами. Вот женщина колуном колет дрова, а два мужика стоят рядом и ведут неспешную беседу.
Женщина там, точнее девочка, как начинает ходить: таскает, убирает, стирает, ведёт хозяйство, стоит в присутствии мужчин, молчит, беспрекословно подчиняется, выходит за пределы двора только в сопровождении старших исключительно по необходимости. В 12-13 лет выходит замуж, беспрестанно рожает, нянчит, готовит, всячески ублажает, а к 35 годам теряет зубы, старится и умирает.
Как-то с одним пожилым чеченцем говорили, в том числе я спросил:
- Реально в ваших условиях, купить барана или корову? сколько стоит?
Он грустно усмехнулся и не с того ни с сего сказал:
- Самая дорогая скотина у нас - женщина.
Женщина там от частых беременностей и родов, непосильного труда и скотского отношения старится и умирает очень быстро и часто мужчина переживает два и более 'поколений' молодых жен.
- Такое осталось только здесь в горах, - говорят чеченцы,- да и то не так как раньше...
Вообще они много рассказывали: что в советское время в районе был один участковый и - полный порядок. Ещё бы: тейповая система, родственные связи, старейшины; все конфликты решали, минуя госструктуры, согласно обычаям. Ну, к примеру: коснулся парень руки девушки - женись, но лучше не касайся: зарезать могут. Чтоб там изнасилование или попытка - просто невозможно. А сейчас: пропала девушка - изнасилована, убита, около дороги нашли; и случаев таких очень много. Всё потому, что сброда всякого в Чечне много, не только никаких обычаев, но и Всевышнего не чтут...
А вакхабизм не их религия и хоронят они не так, и молятся...
*
От войны (говорилось много, но теперь видел собственными глазами) страдают, прежде всего, мирные люди и конечно у них нет никаких оснований любить военных.
Вот первый небольшой перевал, серпантины, туман.
Вот высота, на которую мы будем забираться. А пока спускается пехота, уходит. У них тут потери были.
А вот на этой высоте не так давно роту морпехов вырезали.
ПОДЪЕМ.
Горы.
Вот высота, на которую мы будем забираться. А пока спускается пехота - уходит. У них тут потери были.
Единственную дорогу быстро разбили они, покидая гору.
Теперь предстояло подниматься нашим подразделениям. Гусеничная техника прошла без проблем. Пошли артиллеристы. Всё это очень долго и медленно. Теперь мы.
Два моста включены, движок с ревом тянет АПшку в гору, у нас только кунг пустой пять с половиной тонн весит, а он забит под крышу скарбом всяким. Из-под колёс грязь даже на лобовое стекло. Вот чуть-чуть бы ещё и положе будет, а встать нельзя: когда-то скрадывая, дорогу проложили по вымытому селевыми водами маршруту и с тех пор в этом месте она зажата с двух сторон почти отвесными стенами как река в каньоне. Здесь не развернуться, не разъехаться и техпомощь оказать проблематично. Эх, только бы не встать. Мы с водителем напряжены: инстинктивно вперёд наклонились, давай милая, давай! Подъем круче, машина ревёт как все четыре турбины реактивного самолёта и замедляет, замедлят движение. Из-за плавного поворота нам на встречу, лихо с горки громада стальной черепахи - Т-72. Ощущение! Нам не разъехаться. У него - у танка, есть варианты: остановиться и с таким же успехом поехать назад, пропустив нас; проехать по нам, не заметив, или заметить поздно и совершить лёгкое, для себя, ДДП. А может, механика гордость заела: 'Что это там за такое мне в лоб ползет?' Танк не останавливается, движется нам на встречу. У нас выбор один - вперёд. Мысли! Такую бы скорость лучшему в мире процессору. Не доезжая метров 15 до нас, и не меняя направления движения, танк с ходу заезжает на высоту метров трёх-четырёх на почти отвесную стену обрыва, и там, застывает, будто прилипнув, пропуская нас под собой. Движок воет, машина едва ползёт, вот-вот встанет, грязь летит, да ещё вот, протяни руку, над головой несколько десятков тонн незашвартованного груза.
Но вот этот плавный поворотик, угол подъёма меньше, машина пошла легче и вон уже наши разворачивают лагерь.
- Фуф-ф, бля-я-ядь, - это Игорёк по поводу: движка, подъёма, танка, гор, войны и жизни вообще.
А потом мы засмеялись
Этой же ночью наш БТР улетел в пропасть, механик выпрыгнул, лежит, в сознании, но встать не может. Руки ноги не шевелятся, нарушена чувствительность. Скорее всего, перелом позвоночника.
Уже не помню, откуда взялся 'щит' - деревянная дверь, солдата уложили и притащили в АП-шку. При более детальном осмотре выяснили: повреждение позвоночника в шейном отделе и что более страшно: повреждён спинной мозг. Малейшее движение пострадавшего может привести к ещё более сильному повреждению и непоправимому, необходима срочная эвакуация. Вертушки не будет. Ехать ночью по горам - это массовое самоубийство.
Чтобы полностью обездвижить и обезболить больного ввели в наркоз, и наркоз этот длился девять с лишним часов до прилёта вертушки.
Вертушкой, так же на щите больного отправили.
Его на гражданке кто-то видел. Всё у него путём.
Дай Бог.
Вообще работали тогда с Его помощью.
До ближайшего лечебного учреждения (госпиталь в Ханкале) часов пять (в одну сторону) ехать, из них половину по горам. Да и там, всё заполнено больными и раненными.
'Эвакуировать только тяжёлых больных и раненных, остальных лечить на месте'. А из диагностической аппаратуры тонометр, фонендоскоп и собственная интуиция. Да условия: носилки в брезентовом крыле АП-шки. Из медикаментов, правда, что душа пожелает.
Лечите.
Лечили.
Налаживаем отношения с местным населением. 'Главы селений' ходят на 'экскурсию'. Ходят, высматривают что-то. Промежду прочим к нам зашли:
- Доктор никакой медицины, уже сколько лет, помоги нашим больным, - и списочек. - Собери пока.
Список очень грамотно, кстати говоря, составлен:
- Шприцы одноразовые - 200шт.
- системы для переливания крови - 50шт.
- гемодез, реополиглюкин, полиглюкин по 40(!) флаконов.
- анальгин, димедрол по 40 упаковок.
Перевязочный материал, антибиотики.
То есть все, то чем раненных лечат, а судя по количеству заказанного раненных много.
Беру этот список и к командиру, объясняю ситуацию. Тут же звонит на пост. Оттуда докладывают: 'уже ушли и быстро'. Больше мы этих 'глав' никогда не видели.
Привели двадцатидвухлетнюю чеченку, она вдохнула иглу, ей очень плохо.
- Доктор помоги.
Куда им ещё? Десять лет ни образования, ни медицины.
Дал общий наркоз, с помощью ларингоскопа, корнцанга и Божьей помощи достал из трахеи иглу. Сложно было, весь взмок. Зато сколько радости, когда получилось, и у меня, и у матери её, и у отца.
Прошли годы. Случай этот хорошо помню. Интересно, а вспоминает ли его уже не двадцатидвухлетняя Зорган из горного селения Гуджи - Мокх?
Тогда ещё отец её (или дядя) сказал:
- Не враги мы с тобой, это жизнь нас по разные стороны поставила.
И слова эти в душу запали. Смотрел я на некоторых, в своём лагере, и думал: 'Нет, не друзья мы, не друзья, это просто жизнь нас поставила по одну сторону'.
Странные вещи происходят.
И с матерью её разговаривали, пока девушка от наркоза отходила. Мать рассказала, что дочь её, разведена; забрали её от мужа - очень сильно бил.
Не каждые родители способны там на такое.
Некоторых жён насмерть забивают. Не поощряется, конечно, но ничего страшного.
А бывший муж не огорчился: 'Я себе моложе найду'. Найдёт.
Нищая, истерзанная, необразованная, залитая кровью Чечня. Может потому, что женщина там - 'дорогая скотина'?
Мягким покрывалом ночью всё укрыл снег.
Нет его только на нескольких могилах ближайшего кладбища.
И ещё на многих по всей Чечне.
И далеко за её пределами.
Война идёт.
Чеченцы на могилах своих убитых ставят достаточно толстые, длинные (метров пять), металлические зеленые шесты с блестящими, напоминающими флюгер украшениями на верху.
Новые кладбища у селений непропорционально большие и леса этих скорбных напоминаний.
Видел, правда, на фотографии, ещё одну могилу. В Чечне под селением Зонтак (Зондак?) есть захоронения людей, которые вместе с Басаевым в 1995 году захватывали больницу в Будёновске и при этом погибли. Там могил 25-30. И тоже стоят длинные толстые зелёные шесты - памятники. Один из них стоит за оградой, на нём надпись по русски Ш-й Руслан (имя изменил) 2.12.76.- 22.12.95. г.Свердловск и фотография. На фотографии (видимо приезжали родители) он сам - солдат РА в полевой форме и в тельняшке. Портрет прострелен несколько раз, - лица не видно.
Кто это? Попавший в плен и пытавшийся сохранить свою жизнь солдат? Или всё гораздо сложнее? Или проще? Как он здесь?
ВЫСОТКА.
Вся броня поднялась, труженица АП-шка тоже. Вот это высотка. Весь тыл заехать не смог. Кто забрался: развернулись, расположились, стоят.
В целом неспокойно. Зима, дело под Новый год, грязища жуть, туманище - руки вытянутой не видно. Ели и пили что попало, - тыл со всем съедобным внизу остался. Ночью в караул: офицер и два солдата (каждое подразделение охраняет себя само). И так изо дня в день.
Очередной караул. Коля надевает кучу подштанников и свитеров, зимний камуфляж, бронежилет, боеприпасы, автомат, валенки с чулками от ОЗКа и идёт проверять 'свою территорию'. Всё спокойно. Точнее всё тихо, потому что не видно, всё равно, не зги. Под ногами чавкает грязь, она везде вообще и, в частности, в самых неожиданных местах: то огромная лепёшка обнаруживается на свитере под бушлатом, то на 'потолке' в палатке, то на лбу, какого-нибудь, в целом чистого, лица. Коля вытер со лба бинтом (он всегда носил его в кармане) жирную кляксу грязи. И как-то обыденно подумалось: 'Подпрыгивает она что ли'?
Вдруг, метрах в двух, сквозь ночь и матовую пелену тумана, он видит чей-то силуэт. Приседает, таращит глаза и в ту же сторону ствол автомата, присматривается: 'Вот елки зелёные, совсем заплутал, да это же туалет наш'.
Точнее туалетом это только называлось. Солдаты (водители-срочники) выкопали яму, бросили две доски, вертикально вкопали четыре алюминиевые ручки от носилок (получились стойки) и накинули на них маскировочную сеть, которая тут же обледенела и обвисла. Получилось низко, тесно, скользко и неудобно, но другого места не найти, потому что вокруг враги и грязь. Но днём-то ходить туда ещё можно: светло, выскочил налегке из палатки, всё сделал и назад. А ночью, да ещё в экипировке, в которой и наклониться-то трудно? Стоит Коля перед ним, смотрит на него и понимает, что именно туда и именно сейчас ему очень надо (тыл уже неделю внизу и эксперименты с питанием давали о себе знать). Делать нечего, тихо матерясь, пытаясь не извозится в грязи, вешает бронежилет и бушлат на одну стойку, автомат и боеприпасы на другую, в пикантной позе, задом вперёд стараясь ещё и не поскользнуться, продирается в обледенелую дыру, которая, по задумке, была входом. Весь этот процесс длиться никак не менее пяти минут. И вот цель пути достигнута. Николай с трудом разместился, всё самое трудное позади... но жизнь, вносит свои коррективы, и все его труды становятся напрасными.
В ту самую секунду когда, наконец, он на месте; вдруг прямо напротив сработала сигнальная мина. Искрой мысль: 'Духи'! Ещё светились огни 'сигналки', ещё был слышен её свист, ещё только часовые начали стрельбу частыми, короткими очередями, а Коля уже покинул вожделенное место, вылетел на улицу, полностью на ходу экипировался и 'занял оборону' в ближайшем углублении местности.
Стрельба окончилась, не успев разгореться. Николай полежал, вслушиваясь в живой русский мат, чуть сдобренный короткими командами, отлепился от грязи, занял сидячее положение и длинно-длинно выругался...
На следующее утро он стирался и веселил, желающих, рассказами о ночных приключениях.
До сих пор вспоминать смешно...
Да, кстати, живот его больше ни разу не беспокоил.
*
Местное население использует каждый пригодный клочок земли. Вот и здесь на вершине этой горы кукурузное поле.
Если смотреть вперёд, то есть куда мы ещё пойдем, открывается красивейший вид: под ногами обрыв метров, наверное, пятьсот; рукой подать: крутые поросшие зелёнкой горы, большое скрывающееся где-то за горизонтом ущелье и внизу речка блестит.
На горе, прямо напротив - посёлки. На десятки километров разносится тарахтение 'дырчиков' - маломощных, бензиновых генераторов электричества: вечером некоторые дома освещаются тусклыми огоньками. Это не для удобства, население ночью в погребах спит. Это для того, чтобы артиллерия случайно не обстреляла, или авиация.
А дырчики хорошо слышно. Если бы не они тишина была бы. Не лают здесь собаки. Нет их в поселках. Могу только догадываться почему.
*
Числа тридцатого декабря 1999 года у нас, откуда-то, появился маленький автомобильный телевизор. Он работал от аккумулятора и почти ничего не ловил. Удавалось видеть лишь обрывки каких-то предпраздничных передач и запомнилась заставка перед рекламой: что-то несуразное делали несколько дедов-морозов... Вскоре возня с настройкой изображения надоела и телевизор мы стали слушать. Там рекламировали какое-то интерактивное шоу. Мы уже порядком одичали, и никто толком не мог объяснить, что это такое. Решили: доживём до завтра и узнаем.
Назавтра - 31.12.99. мы, подкидывая дрова в печку для обогрева палатки, стоявшей на высоте 972, в горном районе Чечни, ошарашено слушали прямое обращение правителя к народу об отречении от власти, с принесением извинений...
Первым в себя пришёл Лёха:
- Миха, ты спрашивал что такое интерактивное шоу? Так вот оно - началось...
В этот же день нам сделали подарок - баня.
Баня - это так называется. Палатка без поднамёта, деревянные щиты прямо на земле. Пар изо рта. ДДА - дезинфекционно-душевой автомобиль по черным шлангам обдавал из 'сосков' то обжигающее-горячей, то холодной водой. Зато ощущение, потом, будто хрустишь от чистоты. И по новой тельняшке выдали! Праздник.
До этого (и долго потом) мылись всё в той же АП-шке. Нагреваешь ведро воды и поливаешься в кунге да ещё так, чтоб стекающая вода в тазик подставленный попадала.
Хоть раз попробуйте.
Новый год мы встречали сами по себе, все управление гуляло, не пригласив медиков. И даже ужина в тот вечер не готовили, о чем мы узнали, только придя на него. Немного обидно было. Но это официальная часть айсберга, потому что много хороших людей посетило нас в ту ночь. Впрочем, не об этом.
Командир строго-настрого, грозя всеми карами, приказал никому не стрелять и ракет в 24.00 не пускать, соблюдать маскировку. И так-то не было весело, а тут еще такой приказ. Хлопнули мы по маленькой. Двенадцать и - тишина, даже куранты послушать не по чему. А у меня полные магазины трассеров припасены, куча ракетниц и среди них дымовая шашка затесалась.
- Давай говорю, - начальнику, - Виталик, хотя бы дым 'запустим'.
- Так ведь не видно его, - говорит мне Виталик, - будет. Ночь.
- Сам факт...
- Давай, - говорит.
Вышли из палатки, дернул чеку, кинул 'дым'. Верите, нет: видно было. Как густое белое облако, не отрываясь от земли, и не торопясь, двинуло в сторону палатки штаба. Пока сообразили, пока отпинали в сторону, там уже шум, гам, переполох, все на улицу повыскакивали... Тут же посыльный прискакал, с глазами по восемь копеек: 'Командир начмеда вызывает! Срочно'.
Виталик вернулся быстро:
- Я ему говорю: не стреляли, ракетниц не пускали, маскировку не нарушали - приказ выполняли. Он - готовый был взорваться матами, на глазах переменился и зло сказал: 'Дымы тоже нельзя!!! Понятно!!?'. А-а-а. Понятно, - сказал ему Виталик. На том то дело и кончилось. И начался настоящий праздник с гостями, задушевными беседами и застольем до утра.
Помню, мы ещё долго спорили 2000 год это начало нового тысячелетия, встреченного нами на войне, или все же нет? Так и не пришли к единому мнению. И потому, следующий Новый Год, чтобы уж наверняка, судьба подарила мне снова на этой негостеприимной земле...
*
Самые громкие выстрелы, ночью, в тишине. Громче они только в городе, но об этом я ещё не знаю.
А пока: одиночный, ещё один, ещё. Это наш караул.
Тревога ложная. Часовому что-то показалось. А может быть и нет. Но лагерь переполошился и сейчас будут разборки. И точно, звонит командир.
- Кто стрелял!!?
- Наш часовой, товарищ полковник...
- Почему одиночными!!?
*
Телефон на столе подпрыгнул, раскидав стоящие рядом кружки, стремительно пролетел метра два к выходу, с силой стукнулся о каркас палатки и, истощив силы, упал. Хозяева, дружно матерясь, встали, начали вытирать со стола и собирать раскиданную посуду, не удивившись ничуть самому факту левитации переговорного устройства. У гостя ж от удивления вытянулось лицо:
-Не понял...
-А... Это... просто БТР проезжал и опять наш провод на колёса намотал, - и громче. - Убрать этот телефон совсем, пока он кого-нибудь не покалечил.
Листочки дневника.
'5.01.00.
Колонны не было. Говорят, может, будет завтра. Очень жду писем, беспокоюсь за своих.
Целыми днями (в последнее время) нахожусь в 'парабиозе', т.е. при малейшей возможности ложусь, укрываюсь бушлатом и сплю.
Причины тому две:
1) Когда постоянно на работе, то, как бы постоянно и на отдыхе (кстати, устаёшь от такого 'отдыха' ничуть не меньше, чем от самой работы). Сложно объяснить это, надо почувствовать.
2)Кроме 'работы' никаких, в общем-то, занятий больше нет.
Читаю фантастику.
Который день стоит туман. Света белого не видно.
Да, кстати есть и третья причина:
3) очень быстро темнеет, да и вообще слабый свет из-за густейшего тумана.
Готовимся к перемещению.
Завтра Рождество, но этого совершенно не ощущается.
Ещё я понял чем мне нравятся подобные командировки. Здесь каждый отвечает сам за себя. Здесь ответственность только за своё дело и нет никакой ответственности 'ни-пойми-за-что', как в ППД*'.
*Пункт постоянной дислокации.
Ездил с группой на рекогносцировку. Это вроде разведки - уточнение свойств местности и своего будущего положения на ней.
Нас сопровождали местные, дали дельные советы. И мы их даже послушались.
Ничто не предвещало. Да и не было ничего. Но Рождество мы всё же отметили. Не подрывая, конечно, боевой готовности.
'7.01.00.
Проснулся утром кое-как. Нужно свёртываться, собираться в дорогу.
Голова чугунная.
Туман рассеялся. Природа порадовала нас горным, заснеженным пейзажем.
Собрались, тронулись, поехали. На время забывал где я: лесная дорога, снег на полянах, снег на деревьях, ветки низко пригнулись. Совсем как в России, правда, нет елок.
Машина с трудом преодолевает подъём за подъемом. Перевал. Наконец на месте.
Горы кругом; ну и забрались же мы; всё белое. Голова прошла. Встали в хорошем месте. Развернулись. Поужинали. С удовольствием лёг спать.
Да, накануне была колонна из Ставрополя. Опять нету писем!?'
*
- Есть у меня мечта, - говорит мне Лёха, - хочу прокатиться по Парижу, на танке, по Елисейским полям...
Под самым ухом залп артиллерии. Сначала показалось, что это конец света, потом подумалось: 'Нет, наоборот, жизнь продолжается'.
Для снарядов любая погода лётная.
Вторую ночь спим одетые во всё, что есть. В спальниках; ни повернуться, ни вздохнуть.
В палатку через печку снегу наметает...
Война - это когда холодно.
*
'Точно знаю, что на свете самое ненасытное', - подумал, кидая в огонь очередное жирное полено.
*
Чеченцы ходили к нам, приводили больных. Разные люди, некоторые не скрывали, что в первую компанию воевали даже в качестве командиров. Может, некоторые воюют и сейчас.
У нас идея. Нам платили по 900 рублей в день.
У них идея. Им, говорят, по 100 долларов.
Сидим мы и они, разговариваем.
Среди них самый старший:
- Вот вам нужна эта война?
- Нет, - говорю.
Наши в пол посмотрели.
- И нам не нужна.
Некоторые, из них, глаза опустили.
Он тоже заметил и то, и другое.
Но мы в самом низу этой пирамиды.
Война - это люди.
Контакты с местным населением налаживают. Наши представители ездили в Беной на митинг. Туда же приехали представители с горных сёл поменьше. Приехали, стоя в некрытых грузовиках, вплотную прижавшись, друг к другу. Молча постояли на митинге и молча, погрузившись, уехали.
Администрация же района сказала: разоружаемся. Сдали 45-мм пушку, времён Второй мировой, в отличном состоянии, несколько гранатомётов.
Простые же чеченцы, точнее этим занимаются дети (мальчики) и в Чечне и, кстати, в Дагестане, ходили, предлагали деньги за боеприпасы.
В который уже раз, то так, то эдак, пытаются выпросить у нас всё равно какие медикаменты, а лучше растворы, шприцы, анальгетики, системы для переливания: 'Больных доктор очень много'. Выпрашивают для родственников, для детей, медработники, различные 'главы'. Сдержанно весьма отношусь к таким просьбам: 'Приводите больных', - в помощи никому не отказываем.
Приходил ну откровенный дух: маленький, черный, глаза бегают, суетится - не в своей тарелке. Отвел меня в сторону и сказал прямо: 'Продай и как можно больше, хорошо заплачу'.
Судя по всему их знаменитые мобильные госпиталя в прошлом. И раненных им лечить нечем.
Артиллерия стреляет в разные стороны. Часто видно куда - горы кругом.
Иногда днём по точкам, парами по очереди пускают НУРС*ы, манёвренные, как мухи, штурмовики.
Горы горят. Только это кричит о войне. Слава Богу, ни раненных, ни убитых, у нас. Слава Богу.
*неуправляемый реактивный снаряд.
Из дневника.
'Артиллерия наша и соседей продолжает долбать по горам. Всё гремит.
В медпункте 'куча' больных, многие ждут эвакуации.
Вообще за службу здесь ставлю столько уколов и капельниц, сколько не делал со времён работы медбратом в реанимации.
Пришла колонна из Ставрополя. Снова нет писем!!? Только мне!!?
Вообще дни летят. Жду теперь приезда Новороссийцев.
Порывами, сегодня, дует сильный ветер. Шёл снег, который подновил пейзаж, засыпал грязь.
Зима, для здешних мест, с точки зрения военного врача, лучшее время:
1. нет острых кишечных инфекций.
2. нет комаров и мух.
3. нет жары.
Да и летом с семьёй надо быть, а не где-либо.
Ходил по позициям, любовался горами. Обозревал в бинокль местность, куда наши батальоны будут завтра наступать. Горы - это красиво.
Вечером смотрели на перестрелку (уже второй день подряд). Всё, вроде, видно, как на ладони, а принять участие не можешь - до туда, по прямой, километра три'.
'22.01.00
На излечении у меня всего двое больных, поэтому времени отнимают немного.
Приезжали чечены и чеченки.
Чеченки - такие же бабы как во всем мире. Лишь бы почесать языком.
У нас есть доктор - женщина... Так вот когда мужчины вышли, началась такая стрекотня, как будто в лесу кто-то стадо сорок дразнит. Даже темы одинаковые: какие все мужики козлы и как им бабам тяжело живется...'
Ну, им там действительно тяжело.
'Время пойдёт дальше, когда домой вернёмся. Разведчики шутят. И меня научили.
По моему календарю сегодня 54 декабря 1999 года'.
'Утром встал поздно.
Вообще замечаю, что писать всё меньше и меньше о чём. Это же не отчёт - это мысли и впечатления, а их нет. А если и есть, то они недостойны изложения, а точнее ещё менее достойны, чем те, которые я до сих пор излагал.
Здесь все готовятся к замене. Я же преисполнен (пока) двумя решимостями:
1 - и самое главное: сделать все, чтобы никогда сюда не вернуться. Т.е. отбыть за раз, сколько надо и уехать отсюда НАВСЕГДА!!! Вплоть до незаключения следующего контракта. Потому что война - это зло. Зло не только материальное, но и метафизическое. Всё меньше желания воевать, хотя если честно, не вижу другого пути решения здешних проблем.
2. сделать всё возможное, чтобы вернуться домой. Чем дольше я здесь, тем более актуальной мне кажется эта тема.
Хотя дни проходят незаметно и чем дальше, тем быстрее. Знать бы еще, что там дома.
Да и мама с папой сильно переживают. Всё-таки непутёвый я у них. Дай Бог им здоровья.
Удивительно, неужели где-то есть другая жизнь, чем здесь? Неужели есть люди, которые не знают войны?
Такая вот меланхолия. Мне кажется из-за отсутствия вестей из дома.
По телевизору говорят, что дело идёт к развязке. Посмотрим.
