Через восемь месяцев снова был в Чечне, но всё было уже совсем по-другому.
Почти ППД (пункт постоянной дислокации): палатка наша, палатка срочников, палатка больных, хоѓзяйѓственная палатка, собственная деревянная баня с душем, и наша знаменитая АП-шка, раскинув крыѓлья, на приколе, колеса в землю вросли. Электричество, между палатками деревянные дорожки, весь наш маленький лагерь затяѓнут маскировочной сетью, свой турник и гири. Спим на кроватях! и у каждого по тумбочке.
Кормят неплохо. Не голодаем. Да люди посылки из дома получают.
Можно жить.
'Сейчас не то, что в первую командировку: практически не стреляют. Тихо непривычно. А остальное: грязь, погода, природа и всё-всё очень знакомо, даже люди. Как будто в прошлое вернулся'.
Группировка огромная: десантники, пехота, артиллеристы, 'вованы' (внутренние войска), СОБРы со всей страны, Из 'Альфы' и 'Вымпела' ребята к нам в баню ходили.
Вокруг посты и мины. Всё серьёзно.
Отсюда уходили на задачи: у каждого свои.
Вот у СОБРов целый парк машин, среди них новый дорогущий джип - у 'хозяина' на него никаких вообще документов. В посёлках находят: иногда машины, иногда оружие, иногда боеприпасы, консервы тоннами, экипировку, изредка пропавших людей или разыскиваемых уголовников.
И почему это местные против зачисток?
Здесь была возможность сравнить, кому как служиться и кто чем живет. С разными людьми общались с разных силовых структур и с разных городов...
Лучше всех снабжались маленькие подразделения. Особенно все те, кого называют ментами: ОМОН, СОБР, сводные подразделения различных УВД и т.д. У них было все. Одна палатка под расположение, другая - под склад, заваленная под потолок всем самым необходимым: минералка, крупы, овощи, фрукты, грибы, хлеб заспиртованный, чай, кофе, сахар, соль... короче, живую воду найти можно было 'в концервах только'.
- Миха, - говорили они, - ну как ты себе представляешь, приходим мы к какому-нибудь владельцу магазина там, или рынка, или еще чего-нибудь и говорим: 'Братва на войну уезжает, не хочешь ли ты чем-нибудь помочь?' Как ты думаешь, он нам откажет?
В первую половину (наступательную) второй чеченской нам элементарного не хватало: валенок, ковриков, рукавиц, шапочек, свитеров, бронежилетов нормальных...
В подразделениях бутылка минералки за счастье. За исключением тыловиков, конечно. У тех много чего, но они все лишнее на продажу отгружают...
Среди командования, люди нормальные тоже есть. Я говорю:
- Леш, а где наши спонсоры?
А он мне:
- Послали меня как-то к спонсорам, прихожу, объясняю ситуацию... нормальный мужик передо мной. 'Я свой бизнес зубами выгрыз. А вот у ваших заправки, магазины, кафе, коттеджи... что они своим не помогут?' Ведь прав он.
Отчасти.
У некоторых от армии есть все.
Я не осуждаю.
У самого душа в язвах.
Я констатирую.
А простые люди все что могли, присылали, с теплом душевным. Спасибо им.
Селения рядом богатые, каменные заборы. Во дворах лабиринты каких-то жилых и нежилых построек. Дома глухой стеной наружу - окнами во двор. Смысл: 'Мне нет никакого дела до того, что происходит на улице, но и вы все ко мне не лезьте'.
А муэдзины, которые с минаретов призывают на молитву, раньше (до появления громкоговорителей) слепыми были.
'Здесь есть время глядеть на небо. Все без исключения знают в какой фазе Луна, а звёзды на самом деле огромные как апельсины и млечный путь действительно - молочный.
Здесь снятся удивительно чУдные сны, такие чудные, что под их впечатлением их находишься как минимум целый день. Отчего это так?
Насколько здесь чисто на небе, настолько грязно на земле...'
-А у нас в С. Большая Медведица правее.
-Правее относительно чего?
-Слушай, вот эти твои придирки сильно раздражают. Просто правее и всё.
Наш батальон разгромил небольшую базу духов. Взяли продовольственный склад, оружие, паспорта, и письма.
С операции зачем-то притащили убитого духа. Куда его? Конечно в медпункт.
На х..я, товарищи командиры это вам надо? Ничего, пускай пока полежит.
Дух молодой - араб, наёмник. Убит пулей, в шею. Невысокого роста, смуглая кожа, чёрные кучерявые волосы, бакенбарды.
Несколько дней труп лежал за палаткой, пока его снимали и фотографировали всевозможная пресса и любители.
Потом зарыли у полевой дороги, здесь же недалеко.
Народ философствует. Фраза дня:
- Брось нашего человека в пустыню; через два часа он - пьяный. А воду не найдёт.
Иногда мысли спасают. Иногда губят.
Меня пытаются погубить. Но я ими спасаюсь.
'Чеченские' мысли.
'Проститутка - древнейшая профессия', - столь явная и распространенная глупость, да ещё и столь живуча. Прежде чем расплатится с проституткой кто-то, как-то, чем-то должен был заработать. Правильно?
И глупость эта, столь явная и распространенная, к сожалению, не единственная. С глупостью, как с тараканами, бороться бесполезно. Хотя умному человеку любая глупость - повод для плодотворного размышления, а остальным всё равно.
Удивительно. Много раз наблюдал, как ради какого-нибудь дела собираются, умные (по отдельности) люди и совместными усилиями творят такую глупость, что и не каждому дураку под силу. Парадокс? Нет. Где грань между дураком и умным?
Раньше не понимал расхожее: 'Не для средних умов'. Теперь понял. Дурак и умный стоят очень близко друг к другу, завершён виток по спирали. И дела их порою настолько похожи, что иногда невозможно различить, можно сказать только:
- Либо очень умный сделал, либо дурак.
Примеры здесь не уместны они вокруг. А уже однозначное распределение: 'умный - дурак' прямая обязанность 'средних умов'. Поэтому, часто оценку 'дурак' воспринимаю как комплимент.
Как же все-таки отличить дурака от умного? По поступкам, но очень не спеша.
Поступок дурака - это поступок, повлекший за собой вред: ему самому, окружающим или всем вместе. Если же поступок вроде дурацкий, но ничего кроме смеха и (или) мыслей не вызывает, надо призадуматься: 'А дурацкий ли это поступок'? Ведь юродивость удел умных людей. Итак, умный, дурацким поступком заставляет или смеяться или задуматься. Дурак, в принципе тоже, но ценой несоизмеримой:
Как-то утром, часов в 8-9 заходит к нам в палатку (дело было на чеченской войне) непохмелённый подполковник, с целью поправить здоровье, и начинает хвастаться пистолетом. 'А пистолет у него знатный был' с глушителем. Передергивает он, значит, затвор (!?) и... простреливает себе кисть левой руки; прямо на глазах у изумленной публики. Во как! Он и сам изумлён. И все ему до слёз благодарны за то, что он никого не убил!
А мы в землю вкапываемся, бдим, караулы выставляем... Не-е-ет милые, от дурака не спасёшься ни в окопах, ни за железными дверями. Как говориться: и от чёрта - молитвой и крёстным знаменем, от дурака, - никак.
Или вот ещё случай того же дня, про ещё одного дурака, хотя и менее трагичный. Многие сверхсрочники, призвавшиеся специально в Чечню, видя как здесь тяжело, как тараканы искали 'щели' чтобы 'законно дезертировать'. Приходит ко мне на приём, этим же утром (уже не в первый раз), такой сверхсрочник (лет 25) с далёкого блокпоста. С незначительными жалобами и с соответствующей болезнью. Осмотрел его, сказал, что ничего страшного, ну да ладно, приноси 'Книгу записи больных' (с которой он обязан был прийти сразу), напишу тебе, дескать, освобождение от служебных обязанностей на трое суток (ну устал человек, пусть поднаберётся сил). Дурак, вяло, отклеивая сапоги от почвы (грязищи по колено), поплёлся на свой дальний блокпост. После обеда ложусь отдохнуть: по расписанию перерыв, по распорядку личное время, неотложной работы нет - благодать. И только 'впал в нирвану', заходит в палатку этот сверхсрочник и требует обещанной записи. Я, спросонья, говорю все, что думаю про распорядок дня и про него лично. Но делать нечего беру 'Книгу записи...' открываю и вижу, что 'освобождение' ему, дураку, уже написано, на трое суток, вчерашним днём, о чём ему с восторгом и сообщаю... И идёт понуро дурак со своим 'освобождением' в своё дальнее расположение... Смотрю ему в след и мне его жалко.
Кстати, ещё один признак дураков, но он индивидуально мой: мне дураков жалко.
Чем выше чином дурак - тем больше глупость.
И еще одно: образование ума не прибавляет.
Встретили ещё один Новый Год на этой негостеприимной земле. Не снежинки, грязь только.
До 17.00 было трезво и грустно, потом пришел Серега в наряде деда мороза и наша медсестра в роли снегурочки, они уже поздравили наши подразделения и позвали меня поздравлять всех. Вообще всех.
И мы пошли поздравлять. Новогоднюю пару везде привечали, взрослые мужики из различных силовых структур радовались как дети. А Серега, беря очередную рюмку, приговаривал:
- Я то уже выпил, вы вон Снеговику налейте, - и показывал на меня пальцем. Все удивлялись (я по началу тоже), глядя на ничем непримечательного меня, но радушно наливали.
Наши, подняв меня в 23.45, рассказали, что уже в двадцать ноль-ноль я предстал перед изумленными очами коллег и сразу же, приняв строго горизонтальное положение, велел разбудить ближе к празднику. Что они и сделали, ибо пора идти во второй батальон, куда нас пригласили.
Дальше все было чинно и весело. Бой курантов, бокал шампанского, стрельба всей группировкой (и всех группировок) вверх из всех видов оружия, запуск всевозможных ракет и прочие праздничные мероприятия, которые закончились для меня, у разведчиков, просмотром праздничных телепередач.
ИСТОРИИ ОДНОГО ДНЯ
Мы стояли полевым лагерем в одном из предгорных районов Чечни. Всё нижеописанное случиѓлось в один и тот же пасмурный, тёплый зимний день. У нас был 'банный день', в те минуты, коѓгда мы собиѓрались на помывку, ВВ-шники принесли раненого пса. Несли его на тяжело провисшей плащ-палатке неѓсколько бойцов, и казалось, будто несут человека. Когда процессия зашла в крыло автоперевязочной, плащ-палатку опустили на досчатый пол. С неё прямо мне в глаза смотрела огромная, когда-то здоровая овчарка. В неё выстрелил без веских причин человек и ранил; и ранил смерѓтельно. Пёс смотрел спокойно огромными, грустными, разумными глазами. Он не просил помощи, он ждал того, что должно было проѓизойти. Он знал всё то, что знали мы и то, чего мы ещё не знаем. Наши хлопоты отвлекали его всё меньше и меньше от того важного, неотвратимого события, к которому готовилась его большая животная душа. И от того, что его окружали лишь люди или от чего-то ещё всё было очень-очень по-человечески. Пёс умиѓрал...
Чуть позже наш батальон вернулся с задачи и доктор, выезжавший с ними, рассказал, что к ним на окраине одного из сёл прибилась семнадцатилетняя чеченка. В одном платье вся синяя и дроѓжащая от хоѓлода она была задержана нашими бойцами. Девчонку обогрели, накормили и выслуѓшали её историю: Несколѓьѓко дней назад в одном из чеченских селений её изнасиловали боевики, униженная пришла в отчий дом и всё рассказала. Её отец (отец? человек ли?), оценив произошедшее и сделав свои выводы, стал насиловать сам. Не выдержав издевательств и страданий она, в какой-то миг, вырвалась и в чём была, убежала. Идти совсем некуда и, от безвыходности, она пошла или на пули, или за спасением к одному из блокпостов батальона. Часовые не стали стрелять и не прогнали несчастную. Молодой офицер отдал чеѓченке свой бушѓлат. Ночевала она в 'нашей' палатке и ела 'нашу' пищу. Рано утром, когда батальон сниѓмал лаѓгерь, командир батальона приказал оставить её. Колонна тронулась, а девчонка так и осталась стоѓять, глядя ей в след, маленькая, беспомощная, всеми проклятая и покинутая, завернувшись в огромѓный бушлат, так и не найдя ни пули, ни спасения...
И в этот же день к нам поступил на лечение здоровый, ушастый солдат со страшной, черной странгуляѓционной бороздой на шее; он не хотел служить и пытался повеситься в туалете...
На блокпост пришёл чеченец:
- Ребята, застрелите вон ту корову.
- Твоя что ли?
- Нет соседа. Застрелите; он человек очень плохой...
Вокруг горят факела. Не промасленные тряпки на палках, а гигантские газовые факела. Ночью их хоѓрошо видно.
А вблизи них даже земля под ногами гудит.
Газа здесь полно.
Под Ойсхарой очень долго стояли. Обжились настолько, что каждая палатка отапливалась газом.
Врезка в газопровод, редуктор, шланги, регулировочный краник, закругленная металлическая трубка с дырочками в буржуйку и: хочешь тебе пожарче, хочешь попрохѓладнее и с дровами никаких проблем.
Однажды ночью проснулись от холода - газ не горит: нету. Вышел на улицу; четверть горизонта полыѓхает заревом. Духи взорвали газораспределительную станцию, оставив наш лагерь без газа. Нам, то что, а вот десяток селений без тепла остались... Местные и сделали всё в два дня; зима всё-таки. А через четыре взорвали снова и опять ночью. Чинили опять местные...
Против кого воюете душары?
Большие резиновые сапоги, камуфляж. Нет: камуфляжи, много, разные и сапоги разные, и люди, но все-все в форме и вязкая, по колено, грязь, и всё зелёное, грязно зелёное или чёрноё, или проѓсто грязное. Боец, там, там разувайся. Что у тебя? О-о-о, да не переживай, - это просто вши и проѓсто у тебя, их очень-очень много. Сожги тельняшку, прокипяти форму, и всё пройдет; на время конечно.
Война - это пир вшей.
Война - это грязь. В прямом смысле этого слова.
НАДЕЖДА.
В полупустой комнате с единственным мутным, зарешёченным окном, в напряженном ожидании сидели четверо, среди них один переводчик - молодой парень с высоким лбом.
Приоткрылась дверь, на пороге возник вооружённый человек. Он медленно оглядел присутствующих, что-то, растягивая слова, сказал, оглядел ещё раз и неторопливо удалился. Трое тревожно, с надеждой уставились на переводчика. Тот, некоторое время сидел, неподвижно глядя в пол, затем поднял задумчивые глаза, словно впервые увидев своих товарищей, чуть удивился и вдруг засмеялся. Он хохотал молодо, искренне, до слёз.
Трое, не прерывая его, сидя на местах, ловили его взгляд и неуверенно улыбались: 'Он же понял, что было сказано и вот теперь радуется'.
Переводчик чуть затихал, вытирая ладонью слезы, смотрел на троицу и вновь взрывался смехом: 'Ведь они-то еще ничего не знают'!
На войне замечаю парадокс времени: дни мелькают как телеграфные столбы в окне бегущего вагоѓна, а минуты тянутся бесконечно как провода на них.
Здесь в постоянном напряжении, на работе 24 часа. А делать нечего.
*
22 февраля за неполных две недели до замены наша колонна пошла на 'Гюрзель' (Гюрзельский мост - граница с Дагестаном) встретится с колонной с большой земли и закупиться перед праздником. На обратѓном пути наших из засады расстреляли.
- Везут раненного, на всякий случай готовьтесь принять двоих.
Привезли троих убитых, раненных одиннадцать из них двое смертельно.
Повезло нам, вечер, а у нас две вертушки сидели. Мы не успеваем, все раненные тяжелейшие. Ох, как повезло, что вертушки здесь. Жгут, повязка, промедол. Жгут, повязка, промедол. Быстрее, быстрее. Отпраѓвили всех живыми. Дай Бог. Всё, всё водки и спать - ночь уже. А на утро: что тут? Кровь на досках, кровь на земле, кровь в лужах и поѓвсюду грязь, - много, очень много людей здесь вчера побывало. Оттиѓрать, отмачивать, отдирать...
Война - это кровь с грязью.
На следующий день приехал генерал с Ханкалы сильно ругался. Говорил, что колонну расстреляло три человека, сняли на камеру и уже запустили в Интернет.
И нам это в упрёк.
Да, какая разница сколько человек с хорошо подготовленной засады с 'УТЁСА' и ПКМов. Полминуѓты дела для профессионалов, а такие там есть.
Видел я всех раненных и покорёженную, пробитую насквозь броню БТРа, из него со всем прочим ячейки с яйцами разгружали...
В прошлые века, на жесточайших войнах, кровь, грязь, труд, золото и вино доставались всем. Это хоть честно.
В двадцатом, а теперь говорю и за двадцать первый век: кровь, труд, грязь достаются одним, а вино и золото другим, - это 'цивилизованные' войны.
Страх тяжелее черепахи.
Стонет, кричит, корчится, извивается как обезглавленная змея в предсмертных муках...
Это больная совесть моя.
За написанием дневника заметил интересную вещь; когда садишься писать, выявляется истинное настроение. Верно, по-видимому, говорил один старый подполковник, что истинная натура челоѓвека выявляется, когда тот пишет объяснительную.
Иногда ну всё не так, всё плохо, а садишься писать 'строчится' сплошной анекдот. Иногда всё весело, а за тем же занятием прошибает какая-то фиолетовая меланхолия.
Как пример:
ФИОЛЕТОВАЯ МЕЛАНХОЛИЯ
Четыре десятка вечеров в этом забытом Богом месте. Темнеет рано. Зима. Опостылевшая обстаѓновка.
Сижу. Скучаю. Хочу что-нибудь делать. Хоть как-то себя выразить и ни одной мысли. Тяжёлое состояние. Раскис? А что так? Ну, давай, ты же писал о неограниченной духовной свободе при стеснённой физической. Писал? Ты писал? Вперёд, свободен. Ая-яй, не получается? Давит обстаѓновочка-то, давит. Серостью, однообразием, напряженностью. А как же люди годами воевали и сидели десятилетиями? Нюни распустил. А туда же: 'Духовная свобода! духовная свобода'! Учиться надо этой свободе и уроки эти тяжкие. Хорошо, что хоть понимаешь: 'Нужны они'. Они бесценны. Да и вправду: есть время подумать... Обо всём.
Только почему-то лезут в голову именно дурные поступки и за них как-то особенно стыдно. А хороѓшие, даже если вспоминаю, не так душу греют. Видать мало их было...
Водки не хочу... А вокруг лес, холмы, туман и грязь. И чуть видная, хлорным пятном на серой ткани, лужа.
След хочешь оставить? Да ведь твои каракули и при жизни-то никто не читает, а уж после смерти и подавно не станут. А может хоть кто-нибудь? Ну, хоть один человек, а? Ну, хотя бы до этого места. Хоть один. Ничтожная вероятность. Сколько людей сейчас сидят и пишут, а сколько уже написали, а сколько хотят писать? И все они хотели, хотят или будут хотеть, чтобы их прочиѓтали (труд все-таки). Ну а сам ты читал когда-нибудь рукописи? То-то же.
Если предоставится возможность перепечатаю всё и может тогда, кто-нибудь прочтёт и о чём-нибудь задумается - это очень важно.
Бумага всё стерпит. Эти маленькие блокнотные листы меня спасают. На них кричать можно, никто не услышит.
Вот сейчас я КРИЧУ!!!
С домом связывался через космос. Ребята приносили. Чемоданчик такой, типа ноутбука, ловишь 'экраном' спутник, набираешь номер и говоришь. Слова как жеванные доходят, меня мама один раз даже спросила: 'Ты там пьешь что-ли?'
Пью мамочка, пью. Но с тобой, родная, только трезвым разговариваю и то, видишь без толку...
- Здравствуй мамочка. Да. Долго не могу... Да, мам... Я знаю что ты догадалась... всё нормально... да... да... Это связь такая... Нормально... Как ты? Справляешься? ... Как отец? Хорошо... да... да... Хорошо мамочка... Позвоню обязательно... До свидания мам...
Очень сдержанно отношусь к чужим оценкам себя и своих дел. Хорошие оценки, даже если они справедливы, расслабляют разум и холят самоуверенность. А плохие, особенно если они несправедливы, огорчают, снижают рабочий тонус.
И те, и другие мешают работать.
Самое вкусное блюдо на свете: разогретая на печке тушёнка в банке с мелко покрошенным чесноком. И с хлебушком. И с водочкой. Под задушевную беседу полушёпотом (бойцы спят).
Большой и добрый Серёга. Это он так готовит.
САМОЕ ЦЕННОЕ НА ВОЙНЕ.
Самое ценное на войне - это, конечно же, люди.
У людей самое ценное жизнь.
Потому ценится все необходимое для жизни.
А среди жизненнонеобходимого особо ценится: водка, сало, майонез, книги (газеты, журналы) и письма.
ПИСЬМА
А как ждали вестей из дома! Как их ждали. День прихода колонны - праздничный день - получали письма и посылки. Вечером из посылок доставали домашний провиант, кетчуп, майонез, различные напитѓки и гуляли всем миром.
Вести из дома - это самое важное из того немногого, что, там, душу греет.
Просто надо знать, что всё не зря. Что, то - что ты делаешь и ты сам кому-то нужен. Это необходимо ТАМ знать.
День отправки колонны - день надежды. Писали и передавали письма и начинали ждать ответа.
Тоже писал письма и ждал посылки и ответа.
Потом писал письма и ждал просто ответа.
Просто ждал и думал.
А под вывод многое понял...
Дело, которое мы там делали - необходимо.
Постоянная дислокация не значит без выездов.
Ездим блокировать населенные пункты, пока ВВ-шники их зачищают. Блокировть, это значит, роты по окраинам и никто не заезжает-выезжает и не входит-выходит. А зачищать, это значит, как расческой по каждой улице и каждому двору пройти, или адресно, по наводке. Иногда такие мероприятия приносят плоды. Проще всего найти угнанную машину. Стоит, как правило, документов никаких... разбаловалась за годы Чечня дешевым транспортом и самопальным бензином. Все же остальное спрятать можно в огромных количествах, потому что дворы застраиваются там сплошь, невообразимыми площадями лабиринтов, за высокими заборами, да еще и глухой стеной наружу. Во всяком случае с высоты БТРа создается впечатление, что в каждом таком дворе роту спрятать можно, что уж говорить об одном человеке...
О службе и разведке.
Выехали с разведротой на РПД (разведовательно-поисковые действия) в горно-лесную глушь. Такое ощущение, что сюда и советская-то власть никогда не доходила.
Ехали сначала по дороге, потом по плохой дороге, потом по руслу реки, по полю через лес... Здесь кромка леса сплошь изрыта траншеями и окопами для стрельбы лежа, сотни метров фортификаций. Патроны в патронниках, стволы БМД в разные стороны, головы тоже.
До места добрались без приключений, место - высотка, разве что вода с неё стечет, лес с двух сторон вплотную подступает, изрытое арыками поле с третьей, и лесная поляна с четвертой стороны.
Командир, опытный разведчик. Сразу закопались, БМД по периметру, БТР как дежурный автомобиль на стрёме, посты. И самое главное вон стадо пасется; трое, скрываясь, туда. Нет, не барашка захотелось. За пастухом. Принесли связанного и в БТР посадили под охрану. По нужде до ночи никак. Пастух он или не пастух, это еще вопрос, но нам он пригодится.
Чеченцы быстро своего хватились. Все в окопы и палатку попрятались: делегация из села идет. Только командир, да пара бойцов на границу лагеря вышли.
Дальше игра с обеих сторон начинается:
- Не видели пастуха?
- Нет, не видели.
- А то у нас пропал.
- Не знаем ничего.
- Ну ладно будем искать.
- Ага, давайте...
И вправду по склону цепью походили и даже женщины.
До темноты снова делегация:
- Отдайте человека.
- Знать ничего не знаем, и ведать не ведаем, еще раз придете, сочтем за разведку...
Человека четыре их, пять призывного все возраста отошли метров на пятьдесят, им вслед очередь из БМД (пушка - 30 миллиметров, рядом стоишь, выстрелит - контузить может) над головами и разрывы снарядов метров двести пятьдесят - триста впереди. Те не только не пригнулись, но даже не обернулись рукой помахать, как шли, так и продолжили.
- Смотри: пастухи, бля...
Две разведгруппы ушли в засады.
А БМД-шка (курсанты и лейтенанты первого года службы называют небрежно - бэха, а потом, и всегда ласково - бэшка). Так вот БМД, ближайшая к нашей единственной лагерной палатке, ночью выстрелила три короткие очереди. В голове звон, на языке вкус адреналина. Если кто и спал где-то, то проснулся уже в окопе с передернутым затвором.
Оказалось, командир роты проверил боевую готовность. Улыбается, шутит - доволен.
Утром вернулись группы - безрезультатно. Ни одной машины не проехало. Хотя за десяток километров, затемно, скрытно выдвигались.
Днем собрались, и поехали восвояси, лес с траншеями, поле, русло реки... И никто нам фугаса не поставил, и не обстрелял из автомата и не следил даже.
Приехали, достали из брони чеченца, поговорили с ним ФСБ-шники, ничего на него нет. Посадили в зиндан. Через два часа из его селения представители приехали:
- Ваши нормально от туда-то вернулись? Отдайте нам нашего человека, он у вас в зиндане.
Отдали.
Нормально он нам послужил.
'Пупок' перерытый траншеями, четыре маленьких палатки, круговая оборона. Ночью две группы уйдут в засаду, но ещё не ночь. Двое малознакомых друг с другом людей:
-Приеду, с женой разведусь.
-Давно ты женат?
-Девять лет.
-Детей нет?
-Двое.
-Как же так?
-Ну и что же что дети. Хватит уже друг друга мучить... и детей тоже. Можно конечно ещё 'протяѓнуть', но для чего? Я там не нужен.
-Веришь, нет, сижу и мысли у меня подобные. Два месяца здесь, вся страна поддерживает, как моѓжет, а из дома не заслужил ни одной записки ...
Вот ведь сука - война.
*
Так, одеваемся: зимнее бельё, свитер, олимийка, кашне, шерстяные носки, валенки, бушлат, сверху бронежилет и разгрузку, две вязаные шапки, капюшон, перчатки и шубенки. Так что ещё? Ага, сумка меѓдицинская через плечо на одну сторону, автомат на другую. Всё? Ну, тогда поехали. С трудом залажу на БТР, нахожу место, сажусь и цепляюсь. В путь.
Не слететь бы. Ямы, ухабы, лужи. Но это не самое страшное. Вот оно - нормальная дорога. Набираем скорость. О-о-оо. Вот это да.
Бронежилет у меня классный, с 10 метров от пули из СВД спасёт, но не от ветра. Вы знаете, что бронеѓжилет ветром продувается? Ещё как. Такое чувство будто голый.
Интересно, как там, в тундре, люди живут?
*
Засада.
С РПД (разведовательно-поисковые действия) разведчики привезли двоих пацанов. Оба без правой ноги, оба очень тяжелые.
Все, что могли, сделали в АПшке, но спасти их могла только срочная операция.
Вертушек не дали. Но везти надо. АС (автобус санитарный) и БТР сопровождения, на броне оставшиеся мальчишки их взвода и взводный - старший лейтенант.
По каким-то своим, непонятным простому смертному делам, и совершенно не в тему, прицепилось к нам, для поездки на Ханкалу некое должностное лицо... ну да ладно места не жалко.
Загрузили раненных в машину и пошли: быстрей. Быстрей не получается, на каждом блоке проверка, водитель кричит. Пацаны плохи, заострённые бледные лица, оба без сознания.
Доехали, довезли. БТР не стал заезжать за КПП Ханкалы, остановился чуть, не доезжая, а мы проѓехали до госпиталя. Мальчишек сразу в операционную. Тогда же из госпиталя выписали семерых наших. Их посадили в кунг АС-ки и поехали. Доехали впрочем, лишь до КПП, оно было уже закрыто - в темное время суток передвижение запрещено. Всем надо на базу, не рассчитывали на ночлег в чистом поле: ни еды, ни спальников, да ещё семеро только 'выписанных'. На передний план выступило тогда должностѓное лицо:
- Щас, поедем. Щас я этот КПП застрою. Щас откроют нам...
Не поехали, не открыли, не застроил. Вернулся притихшим.
Спасибо какому-то не то генералу, не то полковнику, не выпустил он АС-ку с одиннадцатью человеѓками на борту и с одним (у меня) автоматом.
После краткого совещания решили, меня (как могущего в любую секунду потребоваться доктора) всё-таки отправить на БТРе, который ещё ждал за шлагбаумом, а остальным ночевать здесь. В бэтэр пересело и должностное лицо.
Сумерки. Почти темно, туман. Едем на БТРе, нас четырнадцать. Далеко ещё до дома. Понесло ведь... Город А. До 'блока' километра полтора. Слева светятся витрины импровизированных магазинчиков и окна жилых в том числе многоэтажных домов. Слева темень кромешная там длиннющий забор из бетонных плит и заброшенный завод. Первая очередь трассерами чуть выше головы.
-Стой! ..ять!.
С БТРа всех сдуло. Но ещё растерянно стояли, спрятавшись за броней.
-Зеленую ракету!
-Вот сука. Свои!!
-Коля, не свои это! Назад!
Ещё очереди навстречу, уже не трассерами.
-Ах ты...
-К бою!!!
Взрыв гранаты РПГ (ручной противотанковый гранатомет), близкий и тихий, как в кино, только боец рядом, по настоящему упал:
-А-аа-а! Нога! Ногу больно!
-Здесь ещё раненный!
-Ну п...сы держите...
-Ногу, ногу больно...
Неужели по нам? Неужели по мне? Неужели бой? Молодец наводчик, но не туда чуть-чуть. Эх, не видно ему. Браток, слышь, там? Правее!!! ещё... Вот так. Что там? Стра-ашно:
-Сюда ползи, сюда! Доползёшь? Сейчас, сейчас потерпи. Терпи тебе говорят, - В БТР голубѓчика, в БТР. Вот так. Всё кажись? Молодец наводчик. И Коля молодец. Теперь пожалуй и мне можно... И это весь 'рожок'?! Б-блин. На долго ли хватит? Ладно, кто там, получайте одиночѓными. Что уходим за броѓнёй? Уходим так уходим. Далеко до блока? На выезде? Хорошо, на блок так на блок. Куда? Спереди? Нет проблем. Как 'смотри на лево'? ещё и слева могут?! Водила правее!
И как сейчас вижу: магазины: открытые двери, освещённые ещё витрины: бутылки, пакетики какие-то, весы и ни души. Зажатые строениями, усиленные многократно эхом, звуки боя.
Справа, метрах в двадцати, перебежками, двое темными силуэтами на фоне витрин - хорошо вижу.
Ствол на уровне глаз.
-Не стреляйте! Свои!
А мог бы и убить.
Правее! Выберусь если - сразу домой, ни медалей не надо, ни денег, ни славы. Лишь бы живым, к семье. Короткие и длинные очереди. Это по нам. Вот гады. Неужели сейчас? Как это будет? Куда прилетит? Смотрю я! Смотрю! Свою пулю, говорят не слышно. Сразу в голову, - даже не испуѓгаюсь. Неужели сейчас..? Да, лишь бы живым и здоровым...
Подъехав на встречу и выхватив нас из спасительной темноты дальним светом фар, остановилась 'гражданская' машина.
-Погаси фары сука!
Куда там. 'Не понимают'. Здоровый разведчик лупанул с ПКМа на вскидку, от бедра; фары мгноѓвенно погасли, машина растаяла в темноте.
