ArtOfWar. Семёнов Константин Юлианович. Грозненский роман (ч.1 гл. 10)

Глава десятая

Экстрим-лото

Утром Борис нашёл на балконе два металлических шарика. Маленькие, не более полсантиметра в диаметре, тёмного цвета и совсем не страшные. Неужели, правда, кассетная? Или как там -- шариковая? Борис повертел шарики в руке, посмотрел на стекло с белым "английским флагом". А если бы в окно?

Не успел он закрыть за собой дверь, как тишину вспорол взрыв. Явно недалеко: ощутимо ударило по барабанным перепонкам. И только потом раздался знакомый, затихающий вдали вой. Борис машинально посмотрел на улицу: в стороне трампарка поднимался чёрный столб дыма.

Ещё один взрыв прогремел через полчаса, когда ели на кухне умопомрачительно вкусную нутрию -- чуть аппетит не отбил. Ирина повернулась к окну, всмотрелась.

-- Похоже, недалеко.

Пока жена прибиралась на кухне, Борис обнаружил в сумке подмену: место канистры занимали его новые сапоги. Вздохнул, вытащил и спрятал их в кладовке. В сумку запихал канистру с водой, закрыл замок, вернулся на кухню. Ирина молча застыла у окна. Он подошёл сзади, осторожно обнял, прижался.

-- Ира, надо отсюда уходить. Если даже какая мелочь попадёт на крышу...

-- Я только что хотела тебе это сказать, -- Ирина благодарно потёрлась щекой об его руку. -- Сейчас я Светлане позвоню, она тут рядом живёт, помнишь? На первом этаже.

Через десять минут всё было решено, но уйти сразу не вышло. Сначала совсем неожиданно пришёл отец, Борис даже не поверил, услышав из-за двери его голос. Отец зарос седой бородой, но выглядел бодро, как будто и не прошёл пешком через полгорода.

Опять сели пить чай, долго делились новостями. У отца новостей было больше. Во-первых, их тоже бомбили, но зато у них была вода, и ночевали они в почти настоящем бомбоубежище. Во-вторых, он только что прошёл немалое расстояние и многое видел. Идти через Бароновский мост не рискнул, хоть так было и ближе. Прошёл через Еврейскую слободку. Рассказывал, что видел много разбитых домов, особенно в районе Трека. Такое впечатление, что пытались накрыть телецентр. На въезде в микрорайон творилось вообще что-то невообразимое: куча машин, людей, дым, крики. Ближе подходить отец не стал. Славик тут же помчался в комнату включать телевизор. Через минуту оттуда раздался его громкий крик:

-- Пап, мам, быстрее!

Что это была площадь перед вторым микрорайоном, Борис догадался не сразу. Даже не смотря на то, что в кадре с первых же минут мелькнули знакомые дома. И дело было не в забывчивости, просто таким это место он не видел ещё никогда. Площадь заполнили боль, кровь и ужас.

Строго говоря, это была не площадь, а просто широкий перекрёсток, кольцо.

В то утро, как раз когда Борис уходил с балкона, машин на площади оказалось немало: народ покидал город. Самолёты, впервые прилетевшие не ночью, ударили точно и выскочить удалось немногим. Площадь быстро заполнилась огнём -- горели машины, горел разлитый бензин, плавился асфальт. Быстро образовалась пробка -- кто пытался помочь раненым, кто вытаскивал убитых, кто спешно разворачивался. Скоро подъехали неизменные журналисты.

Никто не ожидал второго налёта. На этот раз лётчики немного промахнулись: ракета рванула на обочине.

Но и этого было достаточно.

На экране мелькали машины разбитые, машины сгоревшие, машины догорающие. Дым и копоть мешали разглядеть подробности, может, это было и к лучшему. Потому что подробностями этими были люди, вернее то, что от них осталось. Обугленные, сгоревшие, разорванные на части. И склонившаяся перед одной из таких "подробностей" окровавленная женщина, поднявшая к чёрному небу обезумевшие глаза. И её страшный нечеловеческий вой:

-- Ва-а-ааа! Ва-аааа!!

В самом конце комментатор хриплым голосом сообщил, что число погибших пока неизвестно, но счёт, похоже, идёт на десятки. И совершенно точно известно, что во время второго налёта погибла иностранная журналистка. Синтия, фамилии Борис не разобрал.

Как обычно в таких случаях репортаж крутили, не останавливаясь по нескольку раз, но снова смотреть этот ужас они не стали. "Не суди!" -- буркнул под нос Борис и выключил телевизор.

А потом пришёл Аланбек, и в кухне сразу стало тесно.

Аланбек осторожно опустил свои сто килограммов на хлипкий стульчик, отхлебнул предложенного чая, поинтересовался делами. Ирина и Борис смотрели на него выжидательно и Славик, глядя на родителей, тоже замолчал.Даже не попросил, как обычно, показать пистолет. Аланбек обвёл их немного раскосыми глазами, усмехнулся и полез в карман.

В конце лета Борис занял ему деньги. Все равно те лежали мёртвым грузом, а Алан обещал неплохие проценты. Половину он отдал вовремя, но потом торговля накрылась медным тазом, и долг завис. Ирина и Борис напоминали, ругались, просили -- всё без толку. Аланбек денег не отдавал, только обещал и обещал. Отношения постепенно портились, и к концу ноября Борис уже почти был уверен, что денег им больше не видать. Ирина ещё надеялась.

И оказалась права. Аланбек принёс почти всё -- тысячу с небольшим долларов.

Вообще-то он не заслуживал подобных подозрений. Это был странный человек, и интересы у него тоже были странные. То он приобрёл дельтаплан, мечтая о полётах над городом, то основал мастерскую по выпуску супермодной мебели. Полёты, едва начавшись, завершились неудачным приземлением, погнутыми трубками и сломанной ногой, а мастерская... Мастерская сначала работала довольно успешно. Увы, покупателей оказалось не так уж много. Большинство крутили головами и просили что-нибудь "побогаче". Аланбек злился, называл их "болотом" и выпускать кровати с финтифлюшками не желал. Мастерская прогорела. После этого он вообще забросил все дела, и только мечтал, провожая сестру в очередной "челночный" рейс. Последние его проекты своей экстравагантностью поражали даже Бориса. Впрочем, дальше проектов Аланбек не продвигался.

Они часто собирались вместе. Аланбек готовил свой фирменный плов, открывалась запотевшая бутылка водки, и можно было до хрипоты обсуждать пути развития цивилизации, общечеловеческие ценности, национальные особенности и прочие жизненно важные темы. Иногда ездили в гаражи. И опять те же самые споры, шашлык, и стрельба по бутылкам из пистолета. Как-то Ирина тоже решила попробовать. Аланбек показал куда нажимать, снял с предохранителя. Ира, держа пистолет двумя руками, старательно прицелилась и вдруг повернулась всем корпусом к Аланбеку: решила что-то переспросить. Чёрный кружок глянул Алану прямо в лоб, и время замедлилось. Ира только ещё начала задавать вопрос, а Аланбек уже исчез и тут же, в одно мгновение, оказался на полу. Почти телепортировал. Ещё через секунду Борис вырвал у жены пистолет и обессилено прислонился к столу. Водка пришлась как нельзя кстати.

В 93-м Аланбек здорово помог, когда к отцу Бориса заявились непрошенные гости. Двое чеченцев, размахивая какой-то бумажкой, доказывали ошарашенному отцу, что именно в этом доме жили их родители до выселения, и тому следует немедленно освободить их родовое гнездо. Отца, родившегося в этом доме задолго до 44-го года, они не слушали. Конечно, и без Аланбека было кому помочь, но рядом оказался именно он. Лжевладельцы признали свою ошибку и скрылись в неизвестном направлении. Наверное, пошли искать других, у которых не было Аланбека.

Ранней весной 94-го у Ирининой подруги умерла мама. Тогда-то Борис с удивлением узнал, что мастерская по изготовлению гробов на улице Шерипова по-прежнему работает, и цены, в связи с оттоком русских, нисколько не упали. Работала и администрация кладбища. Мужик, назвавшийся директором, дышал густым перегаром, но щёки надувал так же старательно, как и раньше. Деньги тоже считать не разучился.

Трудности начались во время похорон. Автобус к могиле не проехал, пришлось идти пешком. И тут оказалось, что некому нести тяжеленный деревянный крест. Борису он оказался не под силу, остальные мужчины сами еле ходили из-за весьма солидного возраста, а ещё ведь и гроб нести. Рабочие помочь согласились, но заломили совершенно баснословную цену. Услышав такое, Аланбек крякнул, взвалил крест на могучее плечо и двинулся вперёд. Так и шли -- чеченец с православным крестом на плечах впереди, все остальные сзади. Картина ещё та! "А чего, -- сказал потом, улыбаясь, Аланбек, -- вы же не виноваты, что заблуждаетесь. Но кресты могли бы и полегче делать".

И вот сейчас он принёс деньги. Еле успел и явно этому обрадовался. Поинтересовался: " Что, уже не ждали? Решили, кинул чечен? Ладно, шучу, шучу. В гости заходите, "чайку" выпьем".

Наконец все разошлись. Отец в одну сторону, Аланбек в другую. Через час собрались и они.

Почти.

Уже в дверях выяснилось, что Славик потерял шапку. Божился, что обыскал всё, наверное, её кто-то специально спрятал. Пришлось подключаться Ирине. Пока они копошились в комнате, Борис примерил на плечо сумку, подогнал ремень. Сумка показалась подозрительно легкой. Расстегнул замок и тяжело вздохнул: на месте канистры самодовольно поблёскивали коричневой кожей итальянские военные сапоги. "И когда она только успела?" -- удивился Борис. Минута -- и статус-кво был восстановлен: место в сумке вновь заняла канистра с водой, а сапоги отправились под диван.

Шапка нашлась в совершенно естественном месте -- под столом. Славик удивлялся, уверял, что он не причём. Это она сама!

Дверь на четвёртом этаже приоткрылась, стоило сделать к ней шаг.

-- Уходите? -- укоризненно нахмурилась соседка. -- Уезжать решили?

-- Куда сейчас уедешь? -- примирительно сказала Ирина. -- Мы к знакомым на первый этаж, вот передайте, пожалуйста, адрес, если кто зайдёт. А вы не собираетесь? Страшно же, вдруг ракета в крышу попадёт?

Оттаявшая было соседка сразу зашипела:

-- Какая ракета? Да ты что такое говоришь? У меня мать всю войну прошла! Вы что думаете, наши не знают, кого бомбить? Пусть чечены боятся, а нам что? Мы -- люди честные!

-- До свидания! -- сказал Борис и потянул Иру за рукав.

На улице шёл снег. Крупные мягкие хлопья тихо сыпались с тёмно-свинцового неба, укрывшего приговорённый город. Снег на глазах укрывал белым маскхалатом всё вокруг: деревья, крыши домов, бетонную ограду школьного двора, разбитые вдрызг дороги, грязные тротуары. Даже гигантская, расползшаяся на полквартала мусорная куча стала похожа просто на большой снежный холм. По мусорке бродили мокрые недовольные собаки, копошились стайки голубей, ворон и грачей.

Людей на улице почти не было.

Впрочем, двое взрослых -- мужчина в надвинутой на самый лоб вязаной шапке и женщина в чёрном пуховом шарфе -- встречи с людьми совсем не искали, наоборот, они явно выбирали, как можно более пустынную дорогу. Они не верили внезапно окружившей их идиллии, и даже в их спинах угадывались настороженность.

Только мальчик вёл себя, как обычно. Вырвавшись из тесного пространства и увидев снежную сказку, он немного ошалел. Сверкая ярким школьным рюкзачком, носился туда-сюда вокруг родителей, лепил снежки и запускал их в грачей. Грачи недовольно отскакивали, взлетали; мальчик смеялся и негромко кричал: "Ага! Получили, грачи проклятые? Нечего бомбы кидать!"

-- Славик! -- не выдержал Борис. -- Тише ты! Весь микрорайон соберёшь!

Славик повернулся и, не сдержав щенячьего восторга, пульнул снежком в отца. Борис нахмурился, Ирина улыбнулась и погрозила пальцем.

Прошли совершено пустой двор, второй решили обогнуть и пошли вдоль школы. Школьный двор, стадион, детский сад -- всё было белое-белое, тихое и заброшенное. Пятиэтажки, еле видимые сквозь усилившийся снегопад, обречённо глядели на них заклеенными крест-накрест глазницами окон.

Но не все.

В доме, выходящим прямо на школу, привычных белых крестов на окнах почти не было. Стёкол в окнах не было тоже. Стёкла, припорошенные снегом, осколками валялись на дорожке. Чуть дальше, рядом с наклонённым к самой земле фонарём, чернела воронка, больше похожая на небольшую канаву. На след от бомбы она походила мало: будто что-то тяжёлое прилетело с востока и, не взорвавшись, зарылось в землю, оставив глубокий шрам.

Славик дёрнулся было к канаве, и тут же был пойман Борисом за шиворот.

-- Стоять!

-- Пап, смотри -- там блестит что-то! Давай посмотрим!

-- Я тебе посмотрю! Взорваться хочешь?

Больше ничего подобного не видели. Ещё пара домов, поворот во двор и вот он -- конец пути. Последний двор третьего микрорайона, дальше, за дорогой, мутной стеной белеют девятиэтажки -- это уже шестой микрорайон.

Дверь на первом этаже открылась, и на них обрушились непривычный уже шум и суета. Встречали трое: Светлана, яркая жизнерадостная женщина лет сорока пяти, её сын Константин, студент Нефтяного института, и незнакомый шестилетний мальчишка.

-- Здрасти, здрасти! Проходите, раздевайтесь! Костя, помоги. Какие вы мокрые! Боря, а тебя с бородкой не узнать -- чистый моджахед!

-- А это кто у нас такой? Как тебя звать?

-- Это у нас Вова, мой племянник. Вова, бери Славика, идите в комнату. Ира, вы голодные?

Ирина взяла принесённый с собой большой пакет, и женщины скрылись на кухне. Борис прошёл в квартиру, огляделся: две комнаты, плотно заставленные мебелью, цветы на подоконнике. Однако, разместиться здесь будет не просто -- тесновато. Сел на диван, включил телевизор: Дудаев в камуфляжной форме пугал телезрителей рассказами о зверствах российских военных. "Изнасиловали... зарезали... выпустили кишки". Тонкий рот генерала под щегольскими усиками кривился, глаза лихорадочно блестели.

-- Что, опять стращает? -- спросила, расставляя чашки, Светлана. -- Господи, ужасы какие! Врёт ведь поди... Боря, да приглуши ты его!

Борис нехотя встал, уменьшил громкость; генерал, понятное дело, этого не заметил. "Чтоб победить, каждый из наших воинов должен убить десять агрессоров! Мы это можем! Все поражаются феномену чеченского народа, его изучают во всех лабораториях мира! Мы отстоим независимость! Пусть в живых останется десятая часть народа, но они будут жить в свободной стране, а не стоять на коленях!"

-- Ну, понесло, понесло! Как просто -- десятая часть, остальных на кладбище! -- поразилась Светлана.

-- Да это же обычное кавказское преувеличение.

-- Ничего себе -- преувеличение! Он -- президент, его тысячи слушают! -- не поддержала его Света и передразнила: -- "Во всех лабораториях мира!"

Где-то далеко прогремел взрыв, Борис откинулся на спинку, закрыл глаза. Тихо бубнил что-то телевизор голосом президента непризнанной республики, звенела посуда на кухне, весело перекрикивались в соседней комнате дети.

В это время части Западной группировки обошли Самашки с севера, прошли по почти незаселённому гребню Сунжеского хребта и подступили к окраинам Грозного. Кольцо смыкалось.

А в Грозном шёл снег.

-- Боря, ты что, спать сюда пришёл? Просыпайся, чай готов.

Борис открыл глаза: все уже были в сборе. На столе появились хлеб, масло, печенье, чай и большое блюдо свежеиспечённых горячих оладий. "Пир во время чумы", -- подумал Борис, увидел стоящую перед собой чашку с почти чёрным чаем и потянулся за сахаром.

-- Я тебе уже положила.

-- И положила, и размешала! -- усмехнулась Светлана. -- Ох, и разбаловала ты его, Ира!

-- Так на Кавказе живём! -- улыбнулась Ирина, и провела пальцами по мягкой бородке мужа. -- Хозяин!

-- Хозяин! -- передразнила Светлана, а в глазах зависть. -- Счастливые вы...

Вдалеке возник звук, быстро, очень быстро приблизился, превращаясь в тяжёлый, низкий свист. В пару секунд, показавшихся часами, достиг апогея, заглушая всё вокруг, и исчез вдали -- там ощутимо грохнуло. По гладкой поверхности чая пробежали круги.

-- Ага, счастливые, -- выдохнула Ира.

-- Это, наверное, гаубица, -- блеснул эрудицией Славик. -- Правда, папа?

Снег прекратился, потом пошёл опять, снова прекратился. За окнами стемнело.

-- Чем займёмся? -- спросила Светлана. -- Может, в лото сыграем?

-- В лото? -- вытаращил глаза Борис.

-- В лото! А ты что предлагаешь -- сидеть и выстрелы считать?

-- В лото! -- закричал Вовик. -- В лото!

-- В лото! -- загорелись глаза у Славика.

-- А что? -- улыбнулась Ирина. -- Я -- за!

-- Сумасшедший дом! -- покачал головой Борис. -- Покурить где можно?

Посуду убрали быстро, оживившиеся дети бегали туда-сюда, таскали чашки, тарелки, смеялись. Борис стоял у окна, выпускал дым в форточку, смотрел на горящие глаза сына. Затея уже не казалась ему такой уж нелепой.

-- Готовы? -- спросил Славик, вытащил из мешка бочонок и с важным видом объявил: -- Двадцать шесть!

-- Есть! -- объявил Вовик, протягивая руку за бочонком.

-- Тридцать один! -- вытащил Славик очередной бочонок.

-- Есть! -- аж подпрыгнул от радости Вова. -- Давай сюда!

Славик, довольный как жук, поставил бочонок на свою карточку, отмахнулся от Вовкиной руки.

-- Моя бабушка живёт в доме с номером тридцать один, а тебе и так везёт, как утопленнику. Пуговицей обойдёшься! "Барабанные палочки!"

Борис закрыл красной пуговицей первую цифру, толкнул в бок Ирину, кивая на Славика: тот сосредоточенно тряс мешок.

-- А я в первом доме живу, -- объявил Вова, -- с мамой и бабушкой. Рядом с Сунжей.

-- Вова, не выдумывай, -- подал голос Костя. -- Мог бы уже и запомнить свой адрес.

-- Тринадцать! Чёртова дюжина!

-- Есть! Нет! Нет, есть! Я помню! Улица Субботников, дом номер...номер...

-- Сорок четыре! -- объявил Славик. -- Вот потеряешься, станут адрес спрашивать -- а ты не знаешь.

Где-то за Старой Сунжей раздался глухой хлопок, воздух прорезал стремительно приближающийся низкий свист, пронёсся над домом и ушёл в сторону центра. Через секунду там рвануло. Мигнул свет.

Ирина нервно вздохнула и, заполняя возникшую тишину, спросила:

-- Света, а где твоя сестра живёт? Что это за "первый" дом?

-- Пятьдесят шесть! -- чуть тише объявил Славик.

-- Дом с магазином перед Беликовским мостом знаешь? -- спросила Светлана. -- Вот там. Представляешь, ей рожать совсем скоро! Даже не знаю...

Вдалеке возник знакомый вой "грачей", все настороженно притихли. Шум не приближался и не удалялся -- самолёты явно шли над окраинами. Далёкие взрывы прозвучали, как облегчение: гул самолётов после них стал удаляться и скоро затих совсем.

Тишину нарушил шум с потолка: как будто, топая пятками, пробежал маленький ребёнок. Борис и Ирина удивлённо подняли головы вверх.

-- А, это Юлька бегает, -- усмехнулась Светлана. -- Дочка соседа сверху, он на телецентре работает. Она у них неугомонная, бывает и ночью топает.

-- Двадцать восемь! -- опомнившись, вытащил бочонок Славик. -- Шестьдесят девять! Как это называется? "Туда-сюда"?

-- "Квартира", -- спокойно объявил Костя.

Вовик досадливо засопел, Славик нахмурился.

-- Семьдесят восемь! Тридцать шесть!

Гул самолётов вернулся с той же стороны. Приблизился -- все притихли. Отдалился -- Славик неуверенно полез в мешок. Снова приблизился, опять притих. Четыре гулких разрыва -- как удары гигантского барабана -- и опять тишина.

Телевизор несколько раз моргнул, изображение исчезло.

-- Что-то они разлетались сегодня, -- с досадой сказал Борис.

-- Не в вышку ли попали? -- кивнул на шипящий помехами экран Костя. -- Сейчас за Толиком приедут.

-- Это Юлькин отец, -- объяснила Светлана. -- Он на телецентре один из спецов, похоже, остался. Как только что-нибудь -- сразу за ним едут.

-- Восемьдесят три!

-- Если вышку завалили, ничего они не сделают!

-- Сделают, дядя Боря, сделают! Вот посмотрите.

-- Пятьдесят девять! У меня тоже "квартира"!

-- Света, много у вас в доме людей осталось?

-- "Дед"! То есть, девяносто!

-- В нашем подъезде не меньше трети квартир. Чеченцы многие уехали, только кто-нибудь охранять остался. Что в других подъездах не знаю точно.

-- Девятка!

-- Тётя, он подглядывает!

-- Сам ты подглядываешь! Восемнадцать!

-- Вот, опять у меня нет! Он специально!

-- Тише, Вова! Никто ничего специально не делает -- это игра.

-- Тсс! Опять самолёт?

-- Показалось.

-- Четырнадцать! Сорок один!

-- Да, нет, прислушайтесь -- точно самолёт!

-- Папа, да ну его, далеко ведь! Сорок два!

-- О! Взрыв! Слышали?

-- Восемнадцать! Пап, не мешай!

-- Есть, тётя, у меня есть!

-- Самолё...

-- Пятьдесят пять! Ура! Я выиграл!!

Комментарии: 5, последний от 17/03/2010. © Copyright Семёнов Константин Юлианович (constsemenov@yandex.ru) Размещен: 01/03/2010, изменен: 01/03/2010. 22k. Статистика. Глава: Чечня, Проза Романы	Оценка: *6.455** Ваша оценка:
Аннотация: Экстрим-лото

Семёнов Константин Юлианович Грозненский роман (ч.1 гл. 10)

Семёнов Константин Юлианович
Грозненский роман (ч.1 гл. 10)