ArtOfWar. Семёнов Константин Юлианович. Грозненский роман. Часть 2-1

Как и обещал, после перехода права владения романом ко мне, начинаю выставлять полностью вторую (и последнюю часть романа)

Часть II

Ирина. Кизляр

В кассе получил билет очередной счастливчик, и очередь тут же привычно превратилась в толпу. Ирина замешкалась, и женщина, стоящая сзади, снова протиснулась вперёд.

Глаза сразу повлажнели. Да что это такое -- она же раньше почти никогда не плакала. Нет, так нельзя! Ирина несколько раз глубоко вздохнула, выставила вперёд плечо и оттеснила наглую соседку назад.

Кизлярский вокзал бурлил. Неизвестно, видел ли он когда-нибудь такие толпы народа, вполне возможно, что и нет. Разве что в войну.

От войны до войны...

Ирина стояла в очереди пятый час. "Стояла", "в очереди" -- нет, пожалуй, эти определения подходили здесь мало. "Очередью", столпившуюся внутри вокзала толпу беженцев можно было назвать только условно. Толпа напирала, отдавливала ноги, била локтями, воняла потом. Кричали женщины, матерились мужчины, постоянно возникали стычки. И чем ближе продвигалась, сжимая в руке заветные талончики, Ирина, тем тяжелей ей становилось сохранить место под солнцем. Давно болела спина, затекли ноги, огнём горел бок -- похоже, там будет синяк. В голове остались только злость и обида. Обида и злость. И твёрдая убеждённость, что она должна, обязана получить сегодня билет.

Ирина облизнула пересохшие губы и сделала ещё пару спасительных шагов к кассе. Мучила жажда, хотелось в туалет, очень хотелось просто сесть. Очень хотелось обо всём забыть.

Был бы здесь Борис.... При всей его внешней мягкости, в экстремальных ситуациях он вёл себя совсем по-другому. Неизвестно были бы уже у них билеты, но, что c ним Ирину не оттеснили бы те гады -- это точно. Да ещё угостив ударом локтя в бок.

Борис...

Ирина автоматически сделала ещё шаг вперёд, ревущий вокзал исчез, и перед глазами возник "новогодний" Грозный.

Синяя "шестёрка" тяжело преодолела подъём к Минутке, начала поворот налево, и тут воздух загудел от тяжёлого воя. Дежурящие на площади боевики мгновенно скрылись в подземном переходе. Вой перешёл в короткий низкий свист, и угол дома, где на четвертом этаже темнели знакомые до боли окна, вспух и медленно обрушился вниз. Машину ощутимо тряхнуло. Славик всхлипнул и уткнулся Ирине в плечо.

Ирина прижала сына и словно окаменела. В голове, звонко стукаясь друг о друга и тут же умирая, мелькали обрывки мыслей. "Дёрни за верёвочку, радость моя!" Дзинь! "Беременная? Уже?" Дзинь! "Любимая, нас ещё волшебный лес ждёт!" Дзинь-дзинь!

Дзинь!

Пусто. Почему так пусто?

Дзинь!

Очнулась она уже за Аргуном. Мотор начал подозрительно чихать, и Ваха снизил скорость. Трасса была совершенно пуста, только впереди тяжело пыхтел старый ПАЗик.

Справа из низких туч стремительно выскочил хищный серый силуэт и с пугающей скоростью понёсся к трассе. По ушам ударил тяжёлый сводящий с ума вой. ПАЗик дёрнулся и резко увеличил скорость. Ваха, стиснув зубы, вцепился в руль. Самолёт пронёсся над трассой, нырнул за тучи, притаился и почти тут же показался вновь. Теперь слева. Выглянувшее солнце сделало его блестящим как ёлочную игрушку. Новогоднюю игрушку.

"Игрушка" грациозно скользнула над притихшей равниной и вдруг плюнула огнём. Дымный след умчался вперёд, и там, где совсем недавно скрылся ПАЗ, в воздух поднялся тёмный столб.

ПАЗик обогнали через полчаса. Прилипший к боковому стеклу боевик что-то прокричал Ирине, потрясая поднятой рукой с оттопыренными в виде буквы "V" пальцами.

В Гудермесе было тихо. Слишком тихо. Как перед бурей.

Из окна двухэтажного дома виднелась грязная улица с глухими заборами. Чуть дальше, невидимая отсюда, тихо журчала Белка. Последний раз Ирина была в Гудермесе ещё в детстве. Тогда чеченцы только начали возвращаться из ссылки, и Гудермес был почти полностью русским. Жили ли они здесь ещё, Ирина не знала. Впрочем, это её не интересовало.

Её интересовало только одно. И думать она могла только об одном.

Когда здесь будет Борис?

За всё время она только один раз отвлеклась от этих мыслей. В самом начале, когда Малика согрела воды, и можно было, наконец, смыть с себя эту грязь. Увидев, во что превратилось бельё, как глубоко в кожу въелся пепел, Ирина пришла в ужас. Но только на минутку.

Когда здесь будет Борис?

А с этим сразу возникли проблемы. Во-первых, не завелась машина. Ваха долго ковырялся сначала сам, потом привёл какого-то парня. Время шло.

Потом неожиданно выяснилось, что Аланбек вовсе не собирался ехать в Гудермес: он остался охранять Маликину квартиру. Ирина почувствовала смутную тревогу.

К вечеру мотор заработал, а утром Ваха уехал.

Вернулся к вечеру. Один.

Ирина молча смотрела на него и почти не слышала сбивчивых объяснений: "Не прорваться...Сплошные обстрелы. Дороги простреливаются".

-- И что теперь? -- спросила она отрешённо.

-- Завтра, -- махнул рукой Ваха, -- завтра.

Ночью ей приснился Трек. Яркое солнце пробивалось через густую листву, орали противным голосом павлины, играл бликами старый пруд. Лодка плыла тихо и бесшумно, вода приятно холодила руку, и нахально задирал подол платья игривый ветерок. Ира подняла глаза и обомлела: вместо Бориса на вёслах сидела мутная тень. "Не пугайся, -- сказала тень, -- это я. Только я спрятался. Хорошо спрятался, Ира, очень хорошо -- не волнуйся. И не жди -- уезжай. Я найду вас. Обязательно найду".

Днём над городом несколько раз прошли самолёты. Ударов не было, и местное население смотрело на самолёты всего лишь с настороженностью. Ирина настороженности не ощущала, её охватывала паника. Живот сводило судорогой, ноги слабели, в голове оставалась лишь одна мысль. Бежать! Прятаться! Бежать!

Синяя "шестёрка" вернулась поздно: уже начинало смеркаться. Ирина выбежала во двор, забыв накинуть пальто, следом выскочил Славик.

-- Не проехать, -- виновато развёл руками Ваха.

-- Ясно, -- спокойно сказала Ирина. -- В Хасавюрт автобусы ходят?

-- Ходят. Подожди, а как же Борис?

-- Он спрятался.

-- Что? -- не понял Ваха.

-- Спрятался, -- повторила, глядя мимо него, Ирина. -- Вам его не найти. Мы уезжаем. Завтра.

Рано утром она уже была готова. Малика попыталась отговорить, родители сомневались, Ваха клялся, что уж сегодня он обязательно прорвётся в центр.

-- Сегодня? -- переспросила Ирина странным голосом, Ваха кивнул. -- Вчера и позавчера стусил, а сегодня вдруг смелым стал?

Это было настолько неожиданно, настолько несправедливо, что все растерянно замолчали.

-- Ирочка, -- сказала Валентина Матвеевна, -- ну зачем ты так?

-- Что ты знаешь? -- опомнился Ваха. -- Там бои кругом! Там ад!

Ирина взглянула на него прозрачными серыми глазами и почти ласково сказала:

-- Вот и не надо. Аланбека вы забирать не собираетесь, он квартиру охраняет. А из-за чужих зачем рисковать, правда?

-- Ира! -- повысила голос Валентина Матвеевна.

-- Всё, мама Валя. Всё! Как вы не понимаете -- Боря спрятался. Пошли!

Автобус отошёл через час.

В салоне, кроме них, были одни чеченцы: женщины с объёмными сумками, и боевики в камуфляже и с оружием. Молодые и крайне возбуждённые, они всю дорогу громко переговаривались и смеялись. Как поняла Ирина, хвастались друг перед другом, как били "федералов".

На границе автобус остановился у блокпоста. Всех заставили выйти, проверили документы, вещи. Боевиков давно не было -- одни женщины, отец да Славик, и сумки проверяли невнимательно, через одну. Женщины быстро осмелели и плотной кучкой насели на военных.

-- Тише! -- пытаясь казаться спокойным, отбивался молодой старший лейтенант. -- Да тише вы! А сами вы что с русскими делали? Не убивали? Не грабили? Вот мы спасать и пришли.

-- Вай! -- закричали женщины. -- Что говоришь? Стыдно! Вот с нами русская есть -- пусть скажет! Скажи ему, как мы жили! Скажи!

Несколько рук вытолкнули Ирину вперёд, все замолчали.

-- Как жили? -- переспросила она. -- По-разному...

Старлей понимающе усмехнулся.

-- По-разному! -- повторила Ирина, глядя офицеру прямо в глаза. -- И не вам судить. Спасать пришли? От чего спасать -- от жизни?..

-- Все они тут одинаковые! -- зло пробурчал худощавый солдат и демонстративно поправил автомат.

-- Молчать! -- резко бросил старлей, не сводя с Ирины серых русских глаз.

"Молодой, -- подумала Ира, -- совсем ещё молодой. А глаза, как у Бориса..."

До самого города чеченки визгливым хором упрекали Ирину: "Неблагодарная! Разве плохо вам было? Все вы одинаковые!"

Очередь вздрогнула, зашевелилась, как щепку подхватила Ирину и устремилась к кассам.

Борис. Грозный

Большая чёрная рука медленно выползла из темноты и схватила Бориса за шею. Дышать сразу стало тяжело. "А-а!! -- замычал Борис. На руку это впечатления не произвело, пальцы сжались сильнее. "Надо громче! -- в панике подумал Борис. -- А-а! А-а! А-а-а!!"

Рука неохотно растаяла, и Борис проснулся.

Несколько раз судорожно вздохнул, но легче почти не стало: кислорода в воздухе было маловато. Опять пора турбину крутить, проветривать.

Борис тяжело поднялся, сел на лежаке и тут же начал чесаться. Сначала почесал шею, потом спину, залезая насколько возможно под одежду и, наконец, перешёл к голове. Пальцы с изуродованными ногтями работали как автоматы, кожа под грязными волосами горела огнём, а Борис всё не мог остановиться.

Наверху гулко бухнуло, еле слышно прострочил пулемёт.

Борис с сожалением прекратил драть кожу, оглянулся: Аланбек спал, хватая воздух открытым ртом. Как он только может? Борис встал, мелкими, но уверенными шагами прошёл мимо многочисленных лежанок, раскладушек, столов, решёток. Почти везде лежали люди. Спали, дремали, маялись без сна. Крутились, ворочались, вскрикивали, лежали без движения, словно мертвые. А может, кто-нибудь и не "словно", может, кто-нибудь умер. Во сне смерть лёгкая.

Борис привычно пробрался по доскам и кирпичикам через загаженный в первую же неделю отсек для гашения взрывной волны, миновал тяжёлую входную дверь. Холодный, полный кислорода воздух, ударил, как наркотик, в голове закружилось.

Он немного постоял, привыкая, медленно поднялся по ступенькам, прошёл мимо сидящих у дежурного костерка мужчин и поднялся на улицу. Там уже светало. Мутный поток вползал в дыру от большого окна, заполняя неверным светом всё. Всю "улицу": грязный бетонный пол холла, изуродованные отметинами осколков стены. Дальше, в сером мраке, угадывался коридор с частично разобранным на топливо паркетом, расхлябанные треснутые двери. Борис прошёл по коридору в конец "улицы", помочился на стену. Ходить для этого так далеко не было никакого резона: многие делали это прямо в холле. И не только это: на полу среди осколков штукатурки, кусков кирпичей, щепок и осколков темнели застывшие на холоде экскременты. Борис много раз пытался заставить себя тоже особо не привередничать, но пока получалось плохо.

Облегчившись, Борис вытащил из кармана полиэтиленовый пакет с табаком, аккуратно набил трубку. Табак несколько дней назад они нашли в одной из квартир. Хорошая оказалась квартира. Во-первых, дверь: тонкая, обитая дерматином дверь. Точно такая же была когда-то у них с Ириной, но Борис об этом не вспомнил. Лишь сжалось на мгновение сердце и тут же отпустило. Аланбек вышиб дверь двумя ударами, и Борис тут же забыл об этом, как о несущественном. Они методично обследовали всю квартиру: еды почти не нашли, зато Аланбек нашёл табак. Много -- целую сумку. Хорошая квартира.

Табак был крепким, с голоду закружилась голова. Борис оглянулся, убедился, что "мин" нет, и присел на корточки. Находиться здесь было не так уж и безопасно: при обстрелах в коридор "улицы" залетали осколки. Почему его тянуло сюда, куда мало кто ходил без необходимости, Борис ответить бы не смог. Да он и не задумывался: тянуло -- и всё. Аланбек злился и называл его лунатиком.

Он докурил, выбил трубку на пол, встал и через снятую недавно дверь прошёл в комнату. Ещё неделю назад эта комната была завалена разбитой мебелью: шкафами, столами, стульями. Сейчас пол покрывали только обломки штукатурки и осколки кирпичей. Мебель разломали на дрова, и только на стене висела покосившаяся доска объявлений, на которой кто-то намалевал похабный рисунок. Борис медленно, стараясь не издавать лишних звуков, подошёл к окну, осторожно выглянул во двор.

Снаружи почти рассвело. Небо, как почти всегда, затягивали плотные облака, где-то далеко лениво клубился дым. С трёх сторон темнели изувеченные коробки домов с чёрными провалами окон. От одного из домов сохранилось только два подъезда. Землю покрывал выпавший дня два назад и уже порядком истоптанный снег. Снег был обычный.

Красный.

Кирпичная пыль поднималась в воздух при каждом обстреле, при каждом ударе пули об стену, медленно оседала и окрашивала всё в кирпично-красный цвет. Это, когда не было пожаров. При пожарах к красному добавлялся чёрный.

Красное, чёрное, серое.

Другие цвета почти исчезли. Умерли.

Наискосок через двор прошли четыре фигуры в белых масхалатах. Трое несли гранатомёты, один -- металлический бочонок.

"Исламы". Боевики исламского батальона, занимавшие вторую часть бомбоубежища. Из-за обязательных зелёных повязок их ещё называли "зелёными". Что-то они не вовремя сегодня, и тащат что-то странное.

Несколько раз подряд гулко бухнул миномёт. "К нам", -- автоматически определил Борис, вернулся в коридор, присел на корточки и закрыл глаза. Тут же перед глазами всплыла постоянно повторяющаяся картина.

Ваха так и не приехал. Они ждали три дня, которые показались Борису вечностью. Затишье продолжалось недолго -- стоило синей "шестёрке" скрыться за поворотом, как на той стороне снова разгорелся бой. Обстрел заставил их спуститься в подвал, и Борис, сидя как истукан. думал только об одном: успела ли вырваться из города переполненная "шестёрка". Днём бои почти не прекращались, но при любой передышке Борис выходил из подвала и всматривался вдаль близорукими глазами.

Машины не было.

Обстрелы всё усиливались, на улице почти не осталось целых домов. На второй день загорелся соседний двор, и огонь только чудом не перекинулся к ним.

Через день ушли Алик и Мовлади. Сказали, что попробуют поискать более спокойное место. Где-то в подсознании Борис давно понял, что машина не вернётся, но даже признаваться в этом было страшно, а уж сказать вслух.... Казалось, пока молчишь, ещё есть надежда, ещё не всё потеряно.

На четвёртое утро загорелся дом.

Снаряд попал в старый подвал, туда, где вечность назад Боря Туманов устраивал любительские опыты и однажды чуть не сжёг дом. Теперь его ошибку исправили профессионалы.

Первым загорелся старинный дубовый стол с заплесневевшими реактивами. Разойдясь, огонь быстро сожрал скопившийся в подвале за полвека хлам, набрал силу и в поисках новой еды вырвался наверх.

Пищи здесь было полно, и через пять минут дом был уже обречён. Горели тщательно упакованные к переезду вещи, мебель, собираемые годами книги. Пылали семейные фотографии и свёрнутые в рулоны рисунки. Корчились, разлетаясь на атомы, старые детские игрушки, плавились отцовские и дедовы медали. Пламя жадно лизало старинные двухстворчатые двери, оконные рамы с тяжёлыми ставнями.

Когда они выскочили из подвала, дом уже полыхал. Борис в запале ещё попробовал что-нибудь вынести -- он и сам не знал что -- его силой оттащил Аланбек. Он же вынес из подвала сумки.

В конце квартала Борис обернулся: громадные языки пламени, закручиваясь спиралью, подступали к фронтону. К выложенным из кирпича цифрам.

"1895"

Тихо прохрустели шаги. Борис открыл глаза и снова вернулся в этот привычный, вывернутый наизнанку мир. В мир, где "улицей" назывался первый этаж общежития Нефтяного института, где самой большой ценностью была вода, где время измерялось перерывами между обстрелами и где, если прошёл ещё один день, а ты жив -- значит, тебе повезло.

-- Опять ты здесь, лунатик, -- сказал, подходя, Аланбек. -- Пошли вниз, там "зелёные" нам шоколада подкинули. Представляешь, они где-то целую бочку надыбали. Кайф! На вот -- попробуй!

Ирина. Саратов

-- Мама! Ногу отрубишь! Дай мне!

Ирина молча подняла отскочившее полено, поставила его на колоду, подняла топор.

Бух!

Топор извернулся, как живой, чиркнул по краю полена и застрял в колоде. Мерзкое полено опять отлетело в снег, не забыв треснуть Ирину по ноге.

-- Мама!

Ирина обессилено опустилась на корточки, потёрла ногу. Да что же это такое! Почти час на морозе, а дров и на одну растопку не хватит. Теперь ещё и синяк будет! Господи, кончится это когда-нибудь?

У соседей залаяла собака, ей тут же ответила другая, и по улице, нарушая звенящую морозную тишину, понеслась ежевечерняя перекличка. Ветерок рассеял облака, с холодного январского неба глянули вниз бесчисленные равнодушные звёзды.

На январский Саратов опускалась ночь.

Три недели назад Ирина и Славик с сумкой, двумя пакетами и школьным рюкзачком вышли в такой же вечер на заснеженный шумный перрон. Вокруг сновали толпы людей, площадь была запружена машинами, весело сверкала новогодняя реклама. Большой город жил своей обычной жизнью, его не интересовало, что делают здесь женщина в перепачканном пеплом пальто и растерявшийся от людского шума мальчик.

Потом был звонок по таксофону, подъехавшая через полчаса "девятка", бегущие через площадь Вика с Женей. Объятия, радость, мокрые глаза, сумбурные вопросы. "Ирочка! Живая! Ира! Славик! Да вы же замёрзли совсем!"

-- Ира, а где Боря?

И хлынувшие из ненакрашенных глаз слёзы.

За неделю они отогрелись, отмылись и отъелись. Грозненский пепел с пальто растворился в саратовской воде и унёсся вместе с ней по канализационным трубам.

Пепел души растворить было нечем.

Ирина смотрела все телевизионные новости подряд. Звучали знакомые заставки, произносили короткие тексты ведущие, экран распахивался, как окно, и оттуда в уют трёхкомнатной квартиры врывались боль, отчаяние и безысходность.

Искорёженные неузнаваемые улицы. Полуразрушенные обгоревшие дома, пустые глазницы окон. Дымы пожарищ. Чёрный, кирпично-красный и -- совсем редко -- белый снег.

Трупы.

Трупы солдат, трупы боевиков, трупы мужчин и женщин, трупы детей.

Камера бесстрастно скользила по замерзшим телам, и привыкший совсем к другим картинкам телезритель автоматически прикрывал глаза.

Серо-голубые глаза не закрывались.

Зрачки расширялись, и через мгновение мозг облегчённо фиксировал: "Не похож".

В камеру влезали бородатые боевики в надвинутых по самые брови чёрных шапочках. Картинно хмурясь, они рассказывали, что им не оставили выбора, и они будут биться до конца.

Ирина почти не слушала.

Камера покидала довольных боевиков, и снова на экране появлялись разбитые улицы. Грязные, похожие на заключённых, люди тащили по снегу санки с ведрами, доставали воду из открытых люков.

Бориса не было.

-- Ира, перестань, -- говорила Вика, -- так нельзя. Что ты надеешься увидеть?

-- Да, Вика, ты права, -- рассеянно отвечала Ирина, не отрываясь от экрана. -- Я больше не буду.

"Он жив, -- твердила Ирина, -- жив. Он обещал, он никогда меня не обманывал".

Через неделю Викина сотрудница пустила их до весны в домик своей умершей мамы, а ещё через два дня Ирине нашли работу. Рядовым бухгалтером в поликлинике, но всё-таки это была удача: оставшиеся деньги Ирина упорно хранила на "чёрный" день.

Домик притулился в конце кривой улочки частного сектора на самом краю Саратова. До работы от него добираться было долго: двадцать минут пешком, потом через весь город на трамвае с пересадкой. Получалось больше полутора часов. А ведь ещё и в магазин надо зайти.

Славику до школы было ближе: пешком под горку по заснеженной улочке и потом ещё квартала три по асфальту. Ничего. Главное, что вообще взяли. Даже не дожидаясь прописки.

Теперь прописка есть. Временная, у Жени с Викой. Тоже побегать пришлось. Везде сочувствовали, ахали, жалели, но придирались к каждой бумажке: "Так вы не выписаны? Ну, не знаем..." Молодая девчонка в военкомате чуть не прослезилась, но, увидев военный билет, упрямо поджала губы:

-- Как же я на учёт поставлю, если вы там не сняты? Неужели у вас военкомат не работал?

-- Таня, -- сказал сидящий сзади неё мужчина, -- ты телевизор смотришь вообще? Не видела, что там работает? Сама сними! Не знаешь как, что ли?

"А ведь у Бориса тоже отметок нет, -- подумала Ирина, и на глаза тут же навернулись слёзы. -- Что-то я часто плакать стала, а ведь раньше никогда".

Славик ударил кулаком по ручке топора и выдернул его из колоды. Вернул упрямое полено на колоду, широко размахнулся и опустил топор. Лезвие вошло в полено точно посередине.

-- Иес! -- крикнул Славик.

-- Молодец, сыночка, -- сказала Ирина. -- Ловко!

-- Это меня дядя Женя научил. А ты не верила! Теперь надо её прямо об колоду долбануть -- и все дела. Папа бы за десять минут всё сделал.

Ирина поднялась, взяла у сына топор с насаженной на него деревяшкой и что есть силы хлопнула его об колоду. Полено легко раскололось пополам.

-- Иес!

Комментарии: 1, последний от 23/05/2016. © Copyright Семёнов Константин Юлианович (constsemenov@yandex.ru) Размещен: 15/05/2016, изменен: 15/05/2016. 23k. Статистика. Глава: Чечня, Проза Романы Скачать FB2 Годы событий: 1994-1995	Ваша оценка:
Аннотация: Как и обещал, после перехода права владения романом ко мне, начинаю выставлять 2-ю (и последнюю) часть романа.

Семёнов Константин Юлианович Грозненский роман. Часть 2-1

Семёнов Константин Юлианович
Грозненский роман. Часть 2-1