ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Семёнов Константин Юлианович
Грозненский роман (часть 2-3)

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.56*5  Ваша оценка:


Ирина. Саратов

  
   Тихо гудящая печка окрашивала всё вокруг красноватым светом. Как в детстве, когда папа запирался печатать фотографии, а маленькая Ира стучала в дверь и требовала её впустить. Сейчас вместо двери была занавеска, Славик давно спал, да и фотографий никто не печатал.
   Ирина слила воду в ведро, встала босыми ногами в тазик и медленно вылила на себя остатки воды из ковшика. Прохладные струйки побежали по обнажённой коже, скатываясь по ногам в таз. На застеленный тряпками пол полетели брызги.
   Господи, как же хорошо!
   Ирина взяла с кровати полотенце, тщательно вытерлась, потянулась за ночной рубашкой и замерла.
   Из поддувала выскочил жёлто-красный лучик, скользнул по ногам, животу и устроился у Ирины на груди.
   " Зайчик! -- сказал из десятилетнего прошлого Борис. -- Красиво..."
   Ирина как заворожённая уставилась на зайчик, затем медленно провела рукой по груди, погладила плоский живот.
   "Красиво..."
   Соски набухли, низ живота свело сладкой судорогой.
   Так же было и раньше, когда она выходила из душа, и немного смущаясь, специально задерживалась на пороге комнаты. Так же блестели капли влаги на обнажённой коже, так же твердели соски, так же разливалась по телу судорога.
   И лежащий на диване Борис смотрел, любовался и был счастлив.
   Ирина обняла себя за плечи, прикрыла глаза.
   В голове взорвались разноцветные огни, темнота сгустилась, превратилась в ласковые, такие знакомые руки. В руки, которые, превращаясь в отдельное живое существо, тысячи раз бродили по её телу.
   Глаза повлажнели.
   "Где же ты, Боря? Видишь, я не могу без тебя. Совсем. Я приросла к тебе. А ведь это ты виноват! Ты отучил меня бороться. Ты ласкал меня и берёг, ты отгораживал меня от мира своим телом, своей душой. Ты приучил меня не обращать внимания больше ни на что, ты закрыл собой весь мир. Но ведь он не всегда тёплый или равнодушный, у него бывают и зубы. Острые зубы!"
   Где ты?
   Ирина надела ночную рубашку, села на кровать, бессильно сложила руки на коленях.
   Тихо гудела смущённая печка.
  

Борис. Грозный

  
   Февраль выдался в этом году вполне обычным: не холоднее, и не теплее. Так же подмораживало по ночам, так же теплело днём. Так же снег сменялся дождём, так же солнце то выглядывало из-за туч, то вновь пряталось.
   Разве что впервые за долгие годы над городом не кружили, собираясь в дальний перелёт, стаи грачей, и совсем не пахло черемшой. Черемшой торговать было некому и негде, а умные птицы нашли себе в этот год другое место для зимовки.
   Ничего этого Борис не замечал.
   Слово "грачи" у него давно вызывало совсем иные ассоциации, про черемшу он вообще забыл, а погоду принимал, как данность.
   Чем и где пахнет, его тоже не особенно интересовало, вернее он этого уже не замечал. В убежище господствовали запахи разложения и давно немытых, больных тел. На "улице" к ним примешивались постоянные запахи гари, железа и человеческих испражнений. Борис ко всему этому давно привык. В последнее время он даже начал привыкать к загаженной вконец "улице".
   Правда, не до конца, и по-прежнему, не обращая внимания на ворчание Аланбека, продолжал ходить в самый конец коридора.
   Из давно снятых на топливо дверей комнат в коридор вползал мутный свет, освещая привычную картину: пол, с разобранным паркетом, обломки штукатурки, израненные осколками стены. Борис нашёл относительно чистое место, присел, облокотившись о стену, вытащил пакет с чаем. Турецкий чай разгорался плохо, мерзко пах, и от него сильно першило в горле. Но больше курить было нечего: найденный табак давно закончился.
   Борис затянулся, подавил кашель, снова затянулся -- голова приятно закружилась. Он курил и не думал ни о чём: то, что у него мелькало в голове, мыслями назвать было трудно. Так -- обрывки.
   "Нога у Аланбека почти зажила. Очень хочется есть. Почему Алан не чувствует, куда попадёт мина? Всё время хочется есть. Что бы такое сейчас?.. Нутрия, горячая нутрия с помидорами. Сам не чувствует, так хоть бы слушал. А почему я чувствую? Как будто чёртик какой в башке поселился... Кто теперь могилы копать будет? Володю контузило, а остальные сами еле ходят. Или суп-харчо? Чечены могилы русским теперь не копают, боевиков новых боятся. Это вам не "исламский батальон", этих даже чеченцы "гуронами" называют. Колбаса тоже хорошо. Алана они почему-то уважают, и он их не боится. Может зря?.. Докторская или сервелат? Жаль, что "исламы" ушли отсюда. С этими новыми совсем плохо. Цепляются постоянно, русские теперь без чеченов даже за водой не ходят. Гуроны! Продуктов от них тоже не дождёшься. И в квартирах продуктов уже не найти, из квартир теперь вещи вывозят грузовиками. Зачем они им? Нет, пожалуй, докторская... Хохлы ещё появились, уж лучше афганцы, как раньше. Всё равно их мало было. Про хохлов что только не рассказывают, и всё мерзости. Не так воюют, как женщин насилуют. Может, врут? А зачем? У них, слава богу, такого не было, только один раз. Да и то неизвестно -- то ли изнасиловали, то ли сама... Сервелат тоже хорошо -- положить в рот и ждать, когда сок...Обстрелов меньше стало: наверное, скоро конец. "Гуроны" чеченцев пугают -- говорят, федералы всех насилуют. Уговаривают вместе с ними уходить.... Нет, пожалуй, докторская. На Старых Промыслах, говорят, давно базарчики работают, ещё с января. Да и в Микрорайоне. Интересно, там есть колбаса? А тут...Перемирия ещё эти придумали. Как только "перемирие", так какой только сволочи не появляется. Жаль, что "зелёные" ушли. Нет, нутрячие рёбрышки всё же лучше..."
   Рот заполнился слюной, мозг, оттесняя отчаянно вопившего "чёртика", захлестнули давно забытые ароматные картинки, и шаги Борис услышал слишком поздно.
   -- Встать! -- бросил сквозь зубы боевик.
   Воспалённые глаза смотрели из-под чёрной шапочки зло и, как ни странно, почти весело, акцент безошибочно выдавал жителя гор.
   -- Встать, свинья! Что тут делаешь, шпион? Артиллерия помогаешь? Что "я"? Щас тебе будет "я"!
   Боевик схватил Бориса за ворот, прижал к стене. Оглушающее щёлкнул затвор пистолета, Борис на секунду увидел чёрное, бездонное, как сама смерть, отверстие, и тут же леденящее железо упёрлось ему в щёку. "Опасно! Опасно!! Опасно!!!" -- надрывался "чёртик".
   -- Точки наводишь, собака? -- пистолет надавил сильнее и вдруг ослаб, боевик засмеялся. -- Обосрался? Ладно, живи пока. Вон твой "телохранитель" идёт.
   Борис оторвался от стены и стал медленно сползать на пол. В голове шумело, отчаянно верещал "чёртик".
   -- Стой! -- услышал он через шум голос Алана. -- Собар де! 1
   И совсем уже еле слышным показался ответ боевика:
   -- Шутка! Засрали здесь всё! Стенна г1о до ахьа цунна? Хьан ваша вуиза? 2
   "Почему, почему?.. -- прорвалась сквозь панику мысль. -- А баранина самая вкусная у Алана выходит!"
   ______________________________________________
   1 -- Подожди! (чеченск.)
   2 -- Почему ему помогаешь? Он что, твой брат? (чеченск.)
  
  

Славик. Саратов

  
   -- Эй, чечен! Иди сюда!
   Славик остановился, посмотрел на трёх стоящих за углом одноклассников.
   -- Я не чечен.
   -- Ладно, -- засмеялся Петька. -- "Не чечен", иди сюда!
   -- Тебе надо, ты и иди!
   -- Да он боится! -- вступил ещё один, с перевязанной головой. -- Не бойся, "не чечен", бить не будем.
   Славик повернулся, нарочито медленно подошёл к мальчишкам.
   -- Ты что ли бить будешь? Как там у тебя -- сотрясения нет?
   Пацан с перевязанной головой чуть не подпрыгнул.
   -- Ты мне чуть голову не пробил, сука! Спасибо скажи, что я родителям не сказал!
   Славик усмехнулся.
   -- Спасибо, что стукачом не оказался!
   -- Слышь, Туманчик, -- сказал Петька, -- ты из себя крутого не строй! Мало мы тебя лупили? Думаешь, если Крюку башку кирпичом пробил, больше не тронем?
   -- Я вас тогда всех по одному переловлю, -- пообещал Славик, -- и всем бошки попробиваю.
   Третий пацан, одетый в яркий пуховик и шикарные кроссовки, вытащил из кармана сигареты, закурил, протянул пачку Славику.
   -- Будешь?
   Славик отрицательно покачал головой.
   -- Здоровье бережёт, -- язвительно прокомментировал пацан. -- Да кто тебе даст?! Беженец, блин! "Сами мы не местные!.." Прикидываешься ты, Туманчик! Папа говорит, чечены не работали никогда и в золоте купались.
   -- Я не чечен, -- повторил Славик.
   -- Чечен! Понаехали тут! Ходите, плачете -- а вам и помощь всякую и хаты ещё, вместо вашего дерьма. Как армянам. Что уставился? Драться будешь?
   -- Не буду.
   -- Зассал, -- удовлетворенно сообщил пацан. -- Сыкливый, как все чечены!
   -- Дурак ты, Пряхин! -- засмеялся Славик. -- Повторяешь всякую муть. Что ж они воюют тогда?
   -- Там наёмники воюют, -- пришёл на подмогу Крюк. -- Афганцы, арабы и эти ещё...тётки-снайперши.
   -- Сыкун! -- повторил сквозь зубы Пряхин. -- Только и можешь кирпичами из-за угла. Чечен!
   -- Ты следующий, Пряха, -- тихо пообещал Славик. -- Готовь кумпол.
   -- Сука! -- взвился Пряхин. -- Козёл! Да я армянам скажу -- они тебя с говном смешают! Правильно папа говорит -- все вы там одинаковые!
   -- А мой папа...
   -- Не бреши -- нет у тебя никакого папы!
   -- Заткнись, Пряха! -- сказал Петька. -- А то тебе я сейчас башку пробью! Слышь, Туманчик, пойдем, поговорим.
   Славик шёл молча, стараясь скрыть выступившие слёзы.
   -- Ты Пряху не слушай, -- сказал Петька. -- У него брата в армию забрили, вот они и психуют. Слушай, у тебя правда осколок от бомбы есть? Большой? Покажешь?
  

Борис. Грозный

  
   Ведро раскачивалось на верёвке, как маятник, и попадать под струйку воды никак не желало.
   Борис поплотнее прислонился к холодному железу моста, взял верёвку двумя руками, немного подтянул вверх. Ведро ещё пару раз проскочило мимо и, наконец, остановилось прямо под струйкой. Стоять на скользкой трубе в нескольких метрах над Сунжей было страшно неудобно, ноги уже дрожали. Руки в дырявых, насквозь мокрых перчатках закоченели и слушались плохо.
   Раньше воду черпали из пожарной емкости во дворе дома МВД. Вода была мутная, почти коричневого цвета, иногда ведро доставало дохлую кошку или крысу. Но всё-таки это было лучше, чем талый снег.
   Когда в пожарном водоёме осталась одна жидкая грязь, пришлось перейти на трубу. Толстая, миллиметров восемьсот, вся простреленная водопроводная труба проходила через Сунжу почти вплотную с пешеходным мостиком, и в ней до сих пор была вода. Это было почти как чудо.
   Борис подтянул полное ведро, перехватил его за ручку, поднял вверх. С мостика ведро перехватил Аланбек, привязал к верёвке пустое и передал вниз. Борис снова опустил ведро и сразу попал под струю.
   Внизу, как ни в чём ни бывало, тихо напевала одной ей известную песню Сунжа.
   Борис смотрел на наполняющееся ведро и не думал ни о чём. Ни о том, где будут брать воду потом, когда она кончится в трубе. Ни о том, когда собственно наступит это "потом". Не думал, почему по Сунже плавает столько трупов и почему среди них так много голых мужиков. Мир давно съёжился до размеров нескольких кварталов, и время в нём будто замерло. Каждый день почти одно и тоже: утром сходить за водой, проверить Маликину квартиру. Пройтись по чужим квартирам, в надежде найти что-нибудь съестное. Постоянно держать в голове "карту" местности, не упускать из виду ближайшие подъезды и всё время прислушиваться к поселившемуся в голове чёртику: "Опасно? Не очень? Бежать?" Чёртик поселился давно, с каждым днём становился всё чувствительнее и ещё ни разу не ошибался. Переждать обстрел, задыхаясь от недостатка кислорода прокрутить турбину, вновь переждать обстрел. Поесть, выпить чаю, покурить, найти более-менее чистое место на "улице" для естественных надобностей. Поспать.
   И всё сначала.
   -- Боря, хорош, -- сказал сверху Аланбек.
   Борис передал ведро, с трудом вылез на мост.
   Тележка запрыгала по остаткам асфальта, из вёдер полетели брызги. Кроме двух вёдер на тележке стоял закрытый крышкой молочный бидон и трёхлитровая канистра.
   Та самая, принесённая из микрорайона вместо сапог. Борис этого уже не помнил.
   На востоке начинало светать.
   Как всегда выстрела слышно не было: просто в землю, выбив фонтанчик пыли, вонзилась пуля, и через несколько секунд вторая. Не ясно было и откуда стрелял снайпер, и кто он был -- федерал или чеченец. Да это никого особенно и не интересовало. Ясно было только одно: снайпер или предупреждает, или играется. Второе -- вероятней.
   Тележка покатилась быстрее.
   Где-то рядом воздух взорвался от автоматных очередей, и тут же на западе несколько раз коротко бухнуло.
   Борис ещё ничего не понял, а мозг уже отдал команду, и тело автоматически бросилось её выполнять.
   Голова втянулась в плечи, корпус наклонился, руки поднялись к голове. Ноги, ставшие вдруг молодыми и сильными, широкими шагами помчались к ближайшему подъезду. Местонахождение подъезда мозг, как всегда, запечатлел заранее, и теперь на поиски самого короткого пути не требовалось ни мгновения лишнего времени.
   В подъезд Борис влетел почти одновременно с первыми взрывами. Аланбек задержался лишь на секунды.
   А через мгновение вокруг уже грохотало. Короткие гулкие "БОММ" следовали один за другим, и тут же перекрывались резкими сухими разрывами. Свиста слышно не было.
   Они заползли вглубь подъезда, легли на бетонный пол и замерли. Пол был холодным и грязным, усеянным осколками штукатурки, бумагами и обломками мебели. У стены валялся разбитый телевизор.
   Ничего этого они не замечали.
   Обстрел то усиливался, то почти затихал, время почти остановилось. Наконец, миномёты устали, и в подъезд неуверенно вползла тишина. Борис немного подождал, осторожно приподнял голову, прислушался. Тишина после обстрела казалось невозможной, звенящей. Было отчётливо слышно, как стучит сердце.
   Зашевелился Аланбек, встал, начал отряхиваться. Борис лежал. Ставшую почти звериной интуицию что-то не устраивало, что-то было не так. Чёртик в голове тревожно зашевелился, сердце ударило в набат. "Ложись!" -- крикнул Борис и попытался втиснуться в пол. Бетон уже гудел, а ещё через миг загудел и воздух. "У-у-уу!" -- взвыло вдалеке, мгновенно приблизилось, заполняя диким воем весь мир. "Уу-уу-ду!" Секундная задержка, когда казалось, что от тяжёлого, сводящего с ума воя лопнет голова, и, наконец, пришедший почти как избавление, треск взрывов. И тут же новое: "У-у-ду!" И опять лопается голова, сам собой открывается рот, а тело срастается с прыгающим полом.
   Тишина упала внезапно.
   Борис полежал, прислушиваясь к притаившемуся советчику, ничего не услышал, сел, вытер слюну на подбородке и полез за трубкой. Через минуту поднял голову Аланбек, вопросительно посмотрел на Бориса и сел рядом.
   Где-то в микрорайоне изредка глухо бухал миномёт, в стороне Минутки так же редко хлопали взрывы, а на холодном полу разбитого подъезда тихо сидели два грязных, бородатых человека. Табачный дым закручивался кольцами, поднимался вверх, пролетал мимо пустых, с давно выбитыми дверями квартир и исчезал.
   Табачный дым здесь ничего не держало.
   "Как там вода? -- подумал Борис. -- Может, не зацепило?"
   Вода сегодня была очень нужна: совсем одолели вши. Голову он мыл и мазал керосином недавно, а вот с бельём было плохо: то, что Алан брал для себя из квартиры сестры, для Бориса было слишком велико. Но вот вчера наконец-то попалась квартира с подходящей одеждой, и теперь в сумке лежали чистые рубашки, трусы и даже носки. Оставалось только нагреть воду и обмыться. Старое -- изношенное и с копошащимися вшами -- выкинуть или сжечь.
   Но для этого сначала нужно было дотащить воду.
   Воду...
   Дыхание внезапно участилось, в голове что-то щёлкнуло. Сначала тихо заплескалась вода, потом исчез грязный полуразбитый подъезд. По кафелю полутёмной ванной прыгали мокрые блики, сверху обнажённую кожу покалывали тугие струи, а руки обнимали что-то тёплое, родное, полузабытое. Что это? Грудь с набухшим соском, мокрые чёрные волосы, запрокинутое лицо с дрожащими веками.
   Что это, кто? Разве ещё...
   Борис закашлялся, судорожно выпустил дым и резко встал. Отмахнулся от Аланбека, спустился по ступенькам и вышел на улицу.
   Одно пустое ведро валялось у тележки, из второго через пробитое отверстие тонкой струйкой лилась вода. Молочный бидон и канистра стояли целые. Борис схватил канистру, потряс, чувствуя как плещется вода, прижал к груди. Снова потряс, прислушался. Опять заплескалась вода, и в голове тихо-тихо, на пределе слышимости, запела, казалось, уже забытая напрочь мелодия.
   -- Ты что, дурак? -- зашипел от подъезда Аланбек.
   -- Сам дурак, -- почти весело сказал Борис. -- Пошли уже, не будет больше ничего!
  

Оценка: 7.56*5  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023