ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Гай Кертис
Пули и фляги

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот рассказ написан отставным сержантом 35 пехотного полка США Кертисом Гаем и опубликован в его автобиографии "Еще один рассвет". Этот рассказ о 24-х часовом бое, случившемся в марте 1967 года между тремя ротами 35-го пехотного и двумя батальонами АСВ.
  Странно я себя чувствовал, вернувшись в поле.
  
  Я был повышен до сержанта. Хотя я выполнял функции командира отделения с тех пор как уехали дембеля, я не чувствовал груза ответственности до тех пор, пока у меня не появились полоски на рукаве.
  
  У меня был новый командир взвода. Старый - лейтенант Путнэм, за время моего отсутствия был повышен до ротного адъютанта. Его новые обязанности теперь будут держать его в базовом лагере в Плейку как прикованного. Сержант Родригес заменил сержанта Риверу на должности взводного сержанта. Новый командир взвода и старший сержант - очень много замен - от этого мне казалось, что меня куда-то в новое подразделение перевели.
  
  Тот недолгий момент, в течении которого осуществляется переброска на передок - это всегда до хрена внезапно возникших дел. Я спрыгнул из вертушки и тут же провел несколько минут, разгружая контейнеры с горячей жрачкой, которая сопровождала меня во время полета из базового лагеря в Плейку.
  
  К моему удивлению, среди улетающих больных оказался Габельман. Радист передвигался на своих двух, но выглядел он очень плохо. Было необычно видеть его без притороченной к спине рации и без фотокамеры в руке.
  
  "Что с тобой, Фрэнк?"
  
  "Заболел. Малярия"
  
  У меня и у самого такое было, поэтому я понял, почему его ответ так лаконичен. Он, вероятно, страдал ее симптомами уже несколько дней. Помнится, мне вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Все, чего он сейчас хочет - это лечь и заснуть, либо просто помереть.
  Я немного постоял и понаблюдал за тем, как улетают вертолеты перед тем, как доложиться о прибытии на ротном КП.
  
  Сержант Родригес проводил меня в расположение взвода, чтобы я мог познакомиться с нашим новым взводным командиром.
  
  "Сержант Гай, знакомьтесь - лейтенант Каропцус!"
  
  Лейтенант поднял глаза от карты, которую изучал и улыбнулся.
  
  "Рад знакомству, сержант. Наслышан о вас. Хорошо, что вы вернулись!"
  
  Несмотря на то, что лейтенант был совсем молодым, он был одним из тех парней, которые вызывают симпатию и уважение с первого взгляда.
  
  А еще у нас был новый медик - специалист Мид. Парень, похоже, все время улыбался. Он расположил свой "офис" рядом с лейтенантом и радистом. Первое, что привлекло мое внимание - это то, что у него не было оружия. Большинство медиков носило пистолет, некоторые - винтовку. Я даже знавал одного, который таскал с собой дробовик. Я сказал лейтенанту, что поговорю с медиком, чтобы он держал свое оружие при себе.
  
  "Хм, сержант. У него его нет. Он в отказе"
  
  "Что?"
  
  Я ахнул.
  
  "Что он тогда здесь вместе с нами делает?"
  
  "Он вызвался быть с боевым подразделением"
  
  Я не мог поверить в то, что только что услышал. Мой отец и дяди - все воевавшие во Вторую Мировую - говорили об отказниках "по соображениям совести" с презрением. Люди, среди которых я рос, всегда говорили мне, что такие отказники - просто трусы, прячущиеся за своей религией от военной службы. Теперь один такой был прямо здесь, в моем взводе! И как мне поддерживать боевой дух среди моих людей, когда на них будет оказывать влияние такой персонаж? Я решил выждать и посмотреть как все повернется. Если это превратится в проблему у меня не будет другого выхода кроме как жаловаться.
  
  Вскоре лейтенант собрал весь наш взвод. На мешках с песком лежала карта местности, которую никто раньше не видел.
  
  "Парни, вот куда мы направляемся. В этом районе было замечено большое скопление регуляров из АСВ. Б-52 будут бомбить этот район сегодня ночью. А мы выдвигаемся утром, чтобы посмотреть, что там от них осталось. Я должен вам сказать, что этот контакт будет исключительным"
  
  "Исключительным?" - переспросил Вэйкастер. "Что это значит?"
  
  "Это означает, что дерьмо попадет в вентилятор" - выдал Родбаух.
  
  "Идем налегке", - сказал лейтенант. "А боеприпасов возьмите вдвое больше от обычного. Вам они пригодятся. Выходим в шесть утра"
  
  Всю ночь в некотором отдалении слышался грохот пятисотфутовых бомб. Если бы я не знал, что происходит - я бы списал это на артиллерийский огонь.
  
  На следующее утро первый взвод ушел очень рано. Оставшиеся в лагере вели себя так, будто этот взвод единственный, кто сегодня будет патрулировать. Если кто-то наблюдал за лагерем, они могли бы сообщить своим именно такую информацию, не подозревая при этом, что осматривать результаты ночной работы Б-52 выдвинется вся рота. Дав первому взводу примерно полчаса, третий взвод выскользнул из лагеря и отправился прямо в центр подвергшегося бомбежке района. Первый километр идти было легко и нам было даже весело. Затем, внезапно, ландшафт изменился, что не было чем-то необычным для Центрального Нагорья. Мы прошли десятиметровый овраг. На другой стороне оврага мы резко повернули в джунгли. На пути была хорошо протоптанная тропа.
  
  Мы притормозили, когда из рации донесся шум. Нам передавали сообщение: "Первый взвод вступил в контакт с противником. Остерегайтесь снайперов".
  
  Их прижали к земле автоматическим огнем и нам надо было маневрировать влево, чтобы помочь им. А тропа по стечению обстоятельств в это время как раз поворачивала влево.
  
  Отделение скользнуло по тропе. Головным, как обычно, шел Вэйкастер. Мы с Эрнандэсом осторожно шли за ним.
  
  Вдруг Вэйкастер поднял руку, подавая сигнал остановки. Он опустился на одно колено и указал вниз на тропу. Эрнандэс и я быстро и спокойно подошли к нему и заняли позиции по обе стороны от него. Семь регулярных солдат Северного Вьетнама шли по тропе прямо к нам! У каждого за плечом было оружие, и, судя по всему они куда-то очень спешили.
  
  Вэйкастер указал на себя и поднял один палец. На Эрнандеса он указал двумя пальцами. На меня - тремя. Таков был сценарий - Вэйкастер стреляет в первого человека, Эрнандес во второго, а я должен был стрелять в третьего. Следуя этому плану мы не будем стрелять в одного и того же противника.
  
  После нашего первого залпа упало четверо из них. После чего джунгли позади них взорвались огнем.
  
  Мы тогда этого еще не знали, но наша недоукомплектованная рота численностью около 150 человек, вперлась прямо в базовый лагерь вражеского батальона, к которому в качестве подкрепления прямо в те минуты подходил еще один батальон, что доводило их общую численность до полутора тысяч! Все, что я тогда знал, это то, что ад разверзся у меня на глазах! Мы только что разворошили осиное гнездо и у этих ос было автоматическое оружие!
  
  Пока мы палили по противнику перед нами, я услышал как множество людей ломится через джунгли, обходя нас слева. Заряжая третий за несколько секунд магазин, я начал выкрикивать предупреждение.
  
  "Следите за левым флангом! Они пытаются обойти нас с фланга!"
  
  Мой голос прозвучал громче, чем я хотел, но в данный момент это было наименьшей из моих проблем. Я, стараясь переорать шум, кричал, чтобы остальная часть моего отделения переместилась на левый фланг. Как только они это сделали, началась стрельба по всей длине нашей колонны. Фланговая атака захлебнулась, но мы втроем впереди оставались под шквальным огнем.
  У каждого оружия свой собственный звук и грохот АК-47 где-то рядом с моей головой очень быстро привлек мое внимание. Когда я обернулся, я увидел Эрнандеса, держащего в руках калаш. У его ног лежал мертвый солдат АСВ.
  
  "Он прямо на меня выскочил! Я выхватил у него ствол и из него его же и завалил!"
  
  Казалось, что стрельба продолжается уже целую вечность. Они бросались на нас группами от 4 до 7 человек. Мы были на небольшой высотке и они не могли атаковать нас не проходя примерно 18-20 метров более менее открытой местности. При таком раскладе они больше походили на мишени, чем на людей. Мы отбивали их атаки также яростно, как они атаковали. Я был так сконцентрирован на бое, что мне казалось, что я вообще сражаюсь один. Только когда я оглянулся, я увидел, что другие все еще рядом. Я был рад, что мы воспользовались советом лейтенанта и взяли с собой дополнительные боеприпасы. А еще у Вэйкастера и Эрнандеса оказались дополнительные гранаты, которыми было весьма эффективно тормозить вражеские атаки. Несмотря на то, что мы были на высотке, осколки и ошметки грязи каждый раз пролетали над нами, когда очередная граната взрывалась. Кровопролитие было чудовищным. Вокруг меня убивало и калечило людей. Руки и ноги отрывало от тел. Один вражеский солдат поднялся, чтобы швырнуть в нас гранату. Я прицелился, чтобы снять его, прежде чем он успеет ее бросить. Внезапно она взорвалась прямо у него в руке, оторвав и ее и половину его лица. Я аж замер на мгновение, так как не верил в то, что то, что я сейчас увидел, произошло на самом деле. Стрельба по нашу линию фронта, впрочем, быстро привела меня в чувство.
  
  У меня на М-16 был подствольный гранатомет, который давал мне дополнительную огневую мощь. Из него я бил по деревьям, в результате чего гранаты взрывались достаточно высоко и осыпали противника как шрапнелью. Им это, похоже, не очень нравилось. Каждый раз, когда я стрелял, мне прилетала очень мощная ответка. Плотность огня была настолько сильной, что я мог видеть, как небольшое дерево справа от меня буквально превращается в труху и щепки. Пули врезались в землю передо мной, сбоку от меня, свистели у меня над головой. Я был уверен, что одна из них попадет в меня. Мое тело напряглось, ожидая этого. Я сделал еще два выстрела из подствольника - результаты теже. Когда у меня закончились гранаты, я даже испытал облегчение, из-за снижения повышенного "внимания", которое я получал в ответ на каждый свой выстрел.
  
  Шум сражения описать невозможно! Часто нельзя было даже услышать то, что говорит лежащий рядом со мной человек! Артиллерийские и минометные снаряды взрывались перед нами, густо засыпая нас грязью, щепой и осколками. Ручные гранаты рвались совсем рядом. Парни орали - как выкрикивая команды, так и от боли. Грохот стал частью меня. Он словно проник в мое тело и, как электрический ток, подключился к моей нервной системе. Мне хотелось засунуть голову в землю, чтобы все это закончилось.
  
  А это, казалось, не закончится никогда. Три раза мы переходили в штыковую и рукопашную просто потому, что даже не успевали перезарядиться. Во время одной из атак мою винтовку заклинило в тот момент, когда вражеский солдат с примкнутым к автомату штыком был прямо в паре метров передо мной. Я не знаю почему он вместо того, чтобы просто застрелить меня попытался проткнуть меня штыком. Я вытащил нож. Когда он бросился на меня, я сильно ударил его ножом куда-то между шеей и плечом. Кровь брызнула мне в лицо, а из его шеи начало доноситься бульканье. Он обмяк и рухнул на меня. Я отпихнул его и подполз к тому месту, где был мой окопчик. Насколько смог я вытер кровь с лица и очков и рукавом почистил свою заклинившую винтовку. На моей правой руке было много крови. Я пытался вытереть ее - она появлялась снова.
  
  Это была моя кровь!
  
  Все же он не промахнулся, когда бил меня своим штыком. Хотя это была скорее царапина, нежели рана. Это был порез сантиметров в пять длиной. Я снял с шеи оливкового цвета бандану и сложил ее в длинную полоску. Когда я обмотал бандану вокруг руки, рану начало жечь из-за пота и грязи. Такой вот пропитанный кровью и грязью бинт. Через несколько минут кровотечение остановилось.
  
  Бой двигался туда сюда, вверх и вниз по нашему левому флангу, будто они пытались найти наше слабое место. Как только мы решали, что они отступили - они снова нападали! Примерно через шесть часов наступило временное затишье.
  
  Внезапно метрах в четырехстах правее нас разгорелась еще одна война. Тогда я этого не знал, но эту войну вела третья рота, двигавшая к нам с того направления. Противник оставил достаточное количество солдат, чтобы блокировать нас и обратил все свое внимание на третью роту.
  
  Трое наших воспользовались этим моментом, чтобы отступить и присоединиться к взводу. Мы были удивлены, что они, будучи в арьергарде, умудрились захватить и удерживать несколько вражеских бункеров в нашем тылу. Оказывается на том направлении мы были считай без прикрытия.
  
  Мид - новый медик - подозвал меня к себе. Он собрал всех раненых в небольшую группу. Любые сомнения, которые у меня были по поводу мужества этого человека, были отброшены. Несмотря на то, что мы все еще были под огнем, Мид спокойненько переходил от раненого к раненому, делая все, что в его силах. Располагал он при этом весьма ограниченными ресурсами. Пули, которые свистели над головами и от которых трещали деревья, не волновали его. Он построил небольшое укрытие из камней и веток.
  
  Молодой лейтенант, который не пробыл со взводом и двух недель, был смертельно ранен в грудь. Лейтенант заткнул пулевое отверстие пальцем. К тому моменту, как я подошел - палец уже был на своем месте, а лейтенант аккуратно перевязан. Помимо этого ранения его еще здорово посекло осколками. Когда вражеская граната упала рядом с ранеными, лейтенант накрыл ее своей каской. Этот ход спас многих раненых, да и медика тоже. Пострадал только сам лейтенант.
  
  "У нас вода закончилась", - сказал Мид.
  
  Беда была в том, что у нас у всех закончилась вода. У лейтенанта была маленькая фляжка с виски, которую он хотел осушить.
  
  "У вас есть хоть что-нибудь, что мы можем ему дать?"
  
  Я знал, что Мид не признает алкоголь вообще ни в каком варианте. И к лучшему - алкоголь на самом деле в той ситуации лейтенанту только бы навредил. Только в этот момент я вспомнил про банку крем-соды в своем рюкзаке. Никто ее не хотел пить, а я с утра закинул ее туда просто чтоб не пропала даром.
  
  Я снял свой рюкзак впервые с начала боя. Когда я начал в нем копаться, я заметил, что он продырявлен. Через мой рюкзак прошли три пули - две слева и одна спереди. Я знал, что вражеские пули летали рядом со мной, но я не понимал насколько близко, пока не нашел эти дырки. Чудесным образом банка крем-соды оказалась целой. Я передал ее Миду, который открыл ее и начал поить лейтенанта маленькими глотками.
  
  "Сержант, вы мой спаситель!", - улыбнулся лейтенант.
  
  Через несколько минут он умер.
  
  Среди раненых, лежавших на земле рядом с лейтенантом был солдат, который до недавнего времени был помощником повара. Никто понятия не имел как он оказался в поле.
  Пуля разбила рукоятку его М-16 и рассекла ему руку. От боли он визжал как свинья, когда противник приближался к его позиции. Окаменевший от страха и боли, он вообще не стрелял. Это было именно в тот момент, когда противник подобрался так близко, что смог метнуть в раненых гранату. К счастью, другой боец увидел, что происходит и остановил атаку. Когда я уходил от лейтенанта, этот раненый в руку солдат объявил, что тоже хочет пить и потребовал у меня газировки. Делая вид что не слышу его, я пошел дальше.
  
  Я нашел середину периметра, где сержант Родригес оборудовал свой небольшой командный пункт. Сидевший рядом с радистом взводный сержант, похоже, был удивлен, увидев меня.
  
  "Мы должны вытащить раненых отсюда. У лейтенанта это теперь вряд ли получится", - сказал я.
  
  Его ответ был лаконичным: "Я с радостью вытащу всех нас отсюда, если вы обеспечите зону высадки".
  
  Я стоял, рассматривая дальнюю часть периметра, и пытался прикинуть план. А потом, через мгновение, то, что он мне сказал, наконец дошло до меня. У нас не было никакой зоны высадки и не было никакой возможности ее организовать. Я был так сосредоточен на своем участке фронта, что только сейчас понял, что мы окружены и отрезаны. Мы застряли там, застряли до тех пор, пока не подойдет помощь!
  
  Обходя периметр, я всячески поощрял распределение боеприпасов. Время от времени мимо меня пролетали пули. Иногда они жужжали как пчелы, иногда с хлопком во что-то врезались. Я их слышал, и понимал, что все что мы можем делать - это передвигаться как можно ниже и молиться за криворукость вражеских стрелков. Эти пули напомнили мне о том, как же мы еще далеко от конца наших неприятностей.
  
  Рота оказалась заблокированной со всех сторон. Все три взвода были разделены и не могли соединиться. Мы знали, что противник превосходит нас численно. Лишь слепая удача дала нам преимущество неожиданности и позволила удержать высоту в начале боя. Третья рота двигалась через джунгли, чтобы прийти к нам на выручку, но доберется она до нас только к следующему утру.
  
  Было около четырех часов дня и нам катастрофически не хватало боеприпасов и воды. Первый взвод организовал свой собственный оборонительный периметр, но со снабжением у него дела были не лучше нашего. Однако второй взвод во главе с капитаном Барсеной и его штабом имели дополнительный боезапас и находились не очень далеко от нас.
  
  Была сформирована группа из восьми человек, которая быстро и легко добралась до второго взвода. К 16-30 группа уже была готова возвращаться на свои позиции. К ним присоединилось пять человек из второго взвода. Ротный радист, который когда-то служил в третьем взводе, настоял на том, что пойдет с группой. Таким образом, их стало четырнадцать.
  
  На половине дороги между двумя взводами вражеские мины начали сыпаться на возвращающуюся группу. Пехота противника, которая патрулировала в районе позиций третьего взвода, открыла огонь из автоматов.
  
  Оказавшись в смертельной ловушке, группа понесла тяжелые потери. Из четырнадцати человек восемь были убиты, а остальные разделены на две микрогруппы. Не имея возможности двигаться ни в одном из направлений, у выживших не было никаких других вариантов, кроме как залечь и выжидать.
  
  Долгое ожидание началось также и для моего отделения. Подступала страшная жажда. Я уже давно допил последние остатки из фляжки. Как только я начинал думать о том, как же мне хочется пить, я уже не мог выбросить эти мысли из головы.
  
  Метрах в девяти перед моей позицией лежал мертвый солдат АСВ. Я смотрел на него каждые несколько минут, смотрел, чтобы убедиться, что он действительно мертв, а не прикидывается. Я походу раз двадцать посмотрел на него прежде чем увидел ее - перекинутую через плечо фляжку.
  
  Скорее всего она такая же пустая как и моя, размышлял я. А может быть это ловушка. И, в любом случае, меня подстрелят быстрее, чем я до нее доберусь. Но как же мне хотелось пить!
  
  "Прикрой меня!", - сказал я Вэйкастеру и пополз к мертвому врагу.
  
  Стараясь не шевелить никакой частью его тела, я стянул фляжку с его плеча и отполз назад. Гордясь своей проворностью, я предложил Вэйкастеру попить.
  
  "Я это пить не буду", - заявил он. "Там наверняка полно всякой гадости!"
  
  Просто замечательно! Мне теперь и самому расхотелось пить воду, ради которой я рисковал своей шкурой. Я вспомнил все предупреждения, которые нам давали насчет опасности употребления неочищенной воды. Но все же меня это не остановило. Я жадно отпил из фляжки, к которой всего за несколько часов до этого прикладывал губы ныне мертвый вражеский солдат.
  
  Ближе к утру поступило сообщение, что третья рота неподалеку от нас и идет на соединение с нами, поэтому надо быть предельно осторожными и случайно не открыть по ним огонь. Сообщалось, что когда они подойдут настолько близко, что мы сможем их слышать, они начнут свистеть в свисток. Затем мы на нашем периметре дадим ответный свист и так скоординируемся. Вскоре я услышал свист в темноте справа от себя. Я возликовал! Наконец-то! Наконец-то подошла помощь! Однако моя радость была недолгой. Джунгли перед нами разразились свистом, исходящим из двадцати или тридцати различных мест. Похоже что наша армия была не единственной, у которой на вооружении имелись свистки. Третья рота оставалась на месте до тех пор, пока окончательно не рассвело.
  
  Ночь все никак не заканчивалась. На подмогу нам вертушками была переброшена вторая рота, высадившаяся несколько севернее наших позиций. Они предприняли попытку спасти нас с этого направления. Мы слышали сильную стрельбу, доносящуюся с их стороны. Противник заметил, что они идут к нам и атаковал их, чтобы остановить их движение. Но вторая рота перла вперед. Наконец между нами и ними остался только один снайпер.
  
  Когда капитан из второй роты узнал о снайпере, он решил сам разделаться с ним. Он вышел на линию огня. Позади капитана было отделение с приказом вести огонь по всем видимым дульным вспышкам.
  
  Когда он вышел на линию огня, он закричал: "Эй, Чарли! Вот он, я! Сделай свой лучший выстрел!"
  
  Снайпер выстрелил в капитана и был мгновенно убит огнем отделения. На капитане была разгрузка, забитая магазинами, которые и спасли ему жизнь. Он был ранен, но не серьезно.
  
  Вторая рота подошла с восходом. Роту вел сержант Питерсон, с которым я познакомился в сержантской школе.
  
  "Мужик, как же я рад всех вас видеть!"
  
  "Рад, что вы цените это. Мы потеряли двух своих парней!"
  
  Они и сами побывали в засаде и понесли потери.
  
  К этому моменту противник испарился в джунглях. Теперь, когда периметр был надежно защищен, мы начали обыскивать поле боя. Мертвые солдаты АСВ были повсюду! Мы знали, что здорово их потрепали, но понятия не имели насколько сильно. Всего у нас был шестьдесят один труп. И это были лишь те тела, которые они не успели утащить при отступлении. Снаряжение и оружие также валялись повсюду. Каждый взял себе один или два трофея. Я засувенирил вражеский автомат, которым был ранен и пустую вражескую фляжку.
  
  Во время небольшого отдыха я присел рядом с медиком Мидом. Теперь я испытывал огромное уважение к этому человеку, к которому так скептически когда-то относился.
  
  "Тебе действительно нужно иметь оружие, если ты собираешься здесь с нами оставаться", - сказал я. "Если не хочешь таскать винтовку, я могу дать тебе пистолет".
  
  Он улыбнулся и достал из кармана потрепанный Новый Завет.
  
  "Нет, спасибо. Я уже хорошо вооружен"
  
  "Тогда скажи мне кое-что... почему ты здесь с нами в поле? Ты бы мог легко устроиться в госпиталь, где тебя никто не подстрелит"
  
  "Я здесь так близко к Библии, как никто из вас даже не подозревает"
  
  Я больше никогда не пытался заставить его носить оружие.
  
  Вражеская тропа была прямо перед тем местом, где мы держали оборону. Эта тропа соединяла обширную сеть бункеров. Также мы обнаружили взаимосвязанную сеть базовых бивуаков. Вдоль этой тропы тянулся поручень, свитый из виноградной лозы, который позволял противнику легко перемещаться по тропе ночью. Это объяснило, как они смогли так быстро сделать фланговые обхваты.
  
  После завершения импровизированной зачистки настало время уходить. Роты должны были соединиться в безопасной зоне, периметр которой защищает вторая рота. Это был лучший из найденных в этой местности районов, пригодный для посадки вертолетов, для эвакуации и для переброски пополнения. Третья рота пошла в авангарде, а мы следовали за ними. Вскоре мы оказались в этой, охраняемой второй ротой, зоне высадки.
  
  К моему великому удивлению, командир полка полковник Грейнджер был там, когда мы вошли в периметр.
  
  "Пустите на огонек, сэр?"
  
  "Добро пожаловать на борт, сержант", - он улыбнулся.
  
  После того как все роты безопасно расположились внутри периметра, была подана горячая хавка, а раненых начали класть на носилки и эвакуировать. Вторую и третью роту перебросили в другие зоны высадки. Наша первая рота должна была идти в другое место пешком.
  Перед вылетом все ненужное оборудование было сложено в середине зоны высадки. Там же лежали погибшие, "упакованные" в мешки. На вертолетах не было место одновременно и для тел и для пластиковых контейнеров из под еды и фляг из под воды, поэтому последние приходилось оставлять.
  
  "Пробейте дырки во всем, что мы оставляем", - приказал я. "Не оставляйте Чарли ничего, что они могли бы использовать!"
  
  "Надеюсь мы не пробудем здесь так долго, что будем выглядеть как ты!"
  
  Я обернулся и увидел трех, переброшенных нам для подкрепления свежаков, которые с ужасом осматривали наше хозяйство. Мы, бывалые ветераны, были озабочены только тем, чтобы осложнить жизнь врагу. А свежакам вероятно казалось, что мы грубы и бесчувственны, когда они наблюдали как мы бесцеремонно переступаем через тела павших товарищей, уничтожая ненужное имущество.
  
  "Ты просто озверел", - пробормотал один свежак.
  
  Я занимался своим делом, но не мог не перестать думать о том, что сказал этот солдат. Я сделал паузу, чтобы провести личную "инвентаризацию". Я был весь в грязи. Последний раз я мылся три дня назад. Вся моя форма была покрыта засохшей кровью вперемешку с грязью. Окровавленная повязка свисала с моего предплечья. Китайский автомат с длинным заостренным штыком был переброшен через мое плечо, рядом болталась фляжка бойца АСВ, из которой я тогда так жадно отпил. Когда я раздавал приказы, я указывал своей винтовкой так, словно она продолжение моей руки. Я знал, что я сильно пахну, так как во время сражения я дважды помочился прямо в штаны. Мне необходимо было облегчиться, но я не собирался поднимать свое тело и на дюйм, чтобы ненароком не подставиться. Я мысленно представил себе письмо домой, в котором говорилось: "Сержант Гай погиб, пока тряс членом под вражеским огнем". Я зарос щетиной. Я не спал с тех пор, как мы вчера выдвинулись из лагеря и, должно быть, выглядел крайне измученным. Но мое сознание и тело при этом были ясны и трезвы как никогда. Я уверен, что на свежаков это произвело не очень хорошее впечатление.
  
  Изменился ли я? Действительно ли я зачерствел? И если да, то стану ли я когда-нибудь снова нормальным? В тот мартовский день 1967 года я оставил в джунглях часть своей души.
  
  Впрочем, на настоящий момент у меня были более насущные проблемы. Я не мог позволить себе роскошь переживания по поводу того, что кучка свежатины думает обо мне. Было уже хорошо за полдень, а через джунгли нам предстояло еще топать и топать. Я закинул рюкзак за спину, взял винтовку в руки и скомандовал:
  
  "По коням!"
  
  И тут меня накрыло.
  
  Боль в животе сначала сложила меня пополам, а потом поставила на колени. После чего я свалился на землю и скорчился в позе эмбриона. Меня рвало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось, а потом опять рвало. Все это сопровождалось диареей. Кто-то послал за медиком. Он постоял с минуту, наблюдая как у меня льется с обоих концов, после чего пнул валяющуюся рядом со мной вражескую фляжку.
  
  "Только не говори мне, что ты из этого пил!"
  
  "Пил, док. Дьявольски пить хотелось"
  
  "Ну теперь ты знаешь, почему мы говорим вам этого не делать, верно?"
  
  Рота продолжила путь без меня, а я всю следующую неделю провалялся в базовом лагере, восстанавливаясь после амебной дизентерии, которую я подхватил из вражеской фляжки. Враг не смог убить меня в тот день, но больно он мне сделал - это точно.
  
   Мы не знали как нам крепко повезло тогда, мы вообще о таких вещах редко думали. Все, что имело для нас значение - это практика повседневного выживания. Стратегия и тактика определялись далеко от тех мест, где мы жили и умирали. Северные вьетнамцы, с которыми мы столкнулись, были подразделением 66-го полка АСВ - числом в полторы тысячи, и задача их состояла в одном - уничтожить нас. Наша неполная рота, числом около ста пятидесяти человек, была спасена благодаря элементу неожиданности и преимуществам высотки, на которой мы держали оборону. Мы этого еще не знали, но нас ждала новая встреча с этими парнями.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023