ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Шатько Сергей Владимирович
1368 метров над уровнем моря

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.68*18  Ваша оценка:


1368 метров над уровнем моря

Всему свое время, и время всякой вещи под небом:

время рождаться, и время умирать;

время насаждать, и время вырывать посаженное;

время убивать, и время врачевать;

время разрушать, и время строить;

(Екклесиаст)

Часть 1

      Ночь. Казарма спит, лишь над тумбочкой дневального тусклая лампа дежурного света. Иван в эту ночь стоял дневальным и, чтобы скоротать время, кропил разноцветными красками страницы дембельского альбома. Альбом, к слову сказать, Иван так и не доделает, сгребет фотографии в дембельский баул, но это будет уже потом. А сейчас тусклый свет и падающая на страницы разноцветная пыль.
      Время близилось к четырем утра. Дверь в казарму открылась, вошли: дежурный по части, комбат и командир третьей роты майор Шаров.
      "Так, давай закрывай свою художественную мастерскую", - сказал комбат, обращаясь к Ивану. Иван свернул все со стола и отодвинул стол, освобождая проход к оружейной комнате. "Оружейку" вскрыли, противно зазвенела сигнализация. В казарме послышался скрип коек. Майор Шаров будил смену.
      Через несколько минут полусонные солдаты потянулись в "оружейку", на ходу застегивая пуговицы бушлатов, и щелкая застежками пряжек ремней.
      Топот сапог, скрип дверей пирамид, скрип и позвякивание карабинов автоматных ремней. Казалось по этому скрипу и позвякиванию можно было понять какой автомат достают из пирамиды АКС или АК, прозванный "веслом". А потом знакомая процедура: журнал выдачи оружия, бормотание номеров автоматов, роспись, на плечо... Вынесли ящик с цинками. Построились, проверились. Кто-то прихватил с собой шинель, вещмешки за плечами. "Нале-во! Слева в колонну по одному!". Топот сапог по лестнице, приглушенные голоса, а потом тишина.
      Иван зашел в ротный отсек и подошел к окну. Снова построились уже возле автомашин.
      "По машинам!". Хлопнули дверцы. Рев двигателей, прогрелись, тронулись. Узел уходил в Карабах. КШМка, "Корунд", Д-15, Д-01, жилые, 131-й с тентом завернули за угол казармы, еще немного погудели вдалеке и снова тишина.
      Провожая колонну взглядом, Иван завидовал тем, кто уезжал туда, на войну. Война казалась ему настоящим делом, в отличие от бесконечных нарядов и караулов. На душе Ивана стало тоскливо, он еще немного постоял, глядя в окно и переминаясь с ноги на ногу, в сумерках расстилалось во весь горизонт Каспийское море, подходящее в некоторых местах к забору части, который от казармы находился метрах в пятидесяти.
      "Юга, чтоб их" - пронеслось в голове у Ивана. Казалось бы, после питерского тумана и дождей, теплый и солнечный Баку должен показаться раем. Возможно, для курортников и отдыхающих. Но Ивану южная жара раем не показалась, вернее он ненавидел ее. С тех пор, когда получил тепловой удар на КПУ, пока вдвоем с водителем разворачивали приемник Р-135. Два дня потом он провалялся в казарме, пару раз забегал фельдшер такой же "срочник" как и Иван, спрашивал как дела и, услышав, как Иван пробормочет "нормально", снова убегал. На третий день организм стал приходить в норму, а через неделю Иван был в полном порядке. Жара донимала особенно, когда стоял на посту в карауле. Солнце, от которого спрятаться было негде, палило нещадно. При этом надо было ходить так, чтобы автомат за спиной был в тени, иначе он нагревался на солнце и начинал припекать спину. Ноги в сапогах варились. Да и в тени спасения от жары не было, даже в каптерке, не имеющей уличной стены, днем +35 на термометре дело обычное. Для защиты от жары, наслушавшись советов "бывалых", Иван постирал хэбэ хлоркой, от чего ткань сначала приобрела желтый цыплячий цвет, а затем побелела, как снег. Все бы ничего, но теперь на ткани оставались следы от малейшего контакта с не очень чистыми поверхностями, что влекло за собой необходимость частых стирок. Три недели караулов по схеме - через день на ремень, на июльской жаре, запомнились не только Ивану. Не от хорошей жизни все это было, после 1991 и парада отделений бывших союзных республик полк редел на глазах. От трех рот батальона, к концу года, остались человек тридцать - сорок, так что на караул из четырех постов иногда людей не хватало, и выдергивали кого-нибудь из "обозной" РМО или вообще из другого батальона. А ведь на годовщину "январских" выставили двойной караул, да еще временный ночной пост у казармы.
      Жаркий, солнечный Баку, наверное, этот город и был таким до января 1990 года. А потом погромы, поджоги. Комендантский час и чрезвычайное положение. Полк, в котором служил Иван, тогда, в январе 1990 прикрыли ДШБ с "броней". Оставшиеся с тех дней огневые точки из мешков с песком на здании штаба, казармы, зданиях домов офицерского состава, бросились в глаза, когда колонна "спецов", прибывших из "учебки", проходила через ворота КПП. Всплыли в памяти рассказы сержантов о том, что здесь в караул ходят в бронежилетах. Тогда кто-то негромко сказал: "Бля, куда мы попали!?" К слову сказать, попали в орденоносный полк, снискавший дурную славу в войсках, по причине неуставных взаимоотношений, и позднее окрещенный одним из московских "крючков" "темным пятном на светлом имени войск правительственной связи".
      И вот снова январь, январь 1992 года, скоро вторая годовщина "январских", опять усиление. Хотя, по большому счету все это время и так жили в режиме ЧП, никаких увольнительных в город только по необходимости и то не по одному. "Не по одному", а как бывает, когда "по одному" Иван испытал, что называется на себе, когда купив билет в авиакассах на улице 28-го Апреля, слегка растерявшись в незнакомом городе, прошел мимо автобусной остановки и пошел вверх по улице. Он тогда прошел чуть дальше, а когда поравнялся с пивной, оттуда выскочил пьяный, седой базыга и начал истошно орать. Брызгая слюной, перемешивая русский мат и азербайджанские слова, он грозился сорвать с Ивана погоны, зарезать, оторвать голову. Иван глядел на этого хрыча и понимал, что может одним ударом отправить того в нокаут, но изнутри пивной за ними наблюдали еще десятка два таких же уродов. Напряжение нарастало, и тут Ивана обхватил пробегавший мимо парень и потащил за собой. "Не бойся, солдат, пошли быстрее" - быстро сказал он Ивану. Вдвоем они вбежали в ближайшую подворотню, потом парень втолкнул Ивана в подъезд, и там завел в квартиру. "Не бойся, солдат, здесь побудь" - сказал парень. Парень оказался русским, и это была его квартира. Иван, не заходя в комнату, постоял у входных дверей минут пятнадцать. Парень занимался своими делами, потом глянул на часы, что-то прикинул в уме и сказал Ивану:
      - Пошли, там, наверное, все успокоилось.
      - Да я б его - в сердцах ответил Иван
      - Дурак. Тебя бы там на куски порвали.
      - Спасибо тебе. Я заблудился, билет на самолет покупал, тут остановка автобусная где-то рядом, покажи дорогу.
      Парень вывел Ивана на улицу, перед этим выглянув из подворотни.
      -Ну бывай, солдат - сказал парень - Там вон за деревьями твоя остановка. Видишь?
      -Вижу, спасибо тебе.
      -Не за что. Я тоже в армии служил. Время сейчас такое.
      Парень пожал руку Ивану и скрылся в подворотне. Иван покрутил головой и перешел на другую сторону улицы. Быстрым шагом он дошел до остановки и сел в автобус...
      Дождь забарабанил по отливу и вывел Ивана из оцепенения. "Январь месяц, дома снегу по колено, а тут дождь поливает" - подумал Иван. Он отошел от окна и вернулся к тумбочке дневального. "По такой погоде только бы на КПУ не выгнали" - подумалось Ивану.
      И он вспомнил зиму прошлого года, когда батальон выехал на КПУ и развернулся на площадке именовавшейся "Поле Чудес". На этом месте некогда была городская свалка, которую заровняли слоем суглинка, на котором ничего кроме колючек не росло. И все это место очень напоминало тот пустырь, на котором Буратино зарыл пять золотых. Развернулись тогда быстро, сдали канал. Но ротный то ли прогнуться решил, то ли просто от нечего делать, отдал приказ, в целях обороны станции, выкопать окопы для стрельбы стоя. Окопы отрыли, попутно выковыривая из суглинка, остатки тюбиков от зубной пасты, сломанные расчески и прочий хлам. Брустверы окопов замаскировали срубленными колючками. За работой день подошел к концу. Рядом со станцией мерно тарахтели "тырчики", вырабатывая электричество. Темнота сгустилась, погода к вечеру испортилась так же, как и настроение начальника станции, который отошел по нужде и провалился в темноте в недавно вырытый окоп. Трехэтажный мат и вопрос о том, какой козел тут ям нарыл, нарушили пасторальную идиллию. Но все быстро закончилось, ибо то был приказ ротного. Внезапно прожектор КАМАЗА "передатчика" выхватил из темноты невесть откуда взявшуюся в этот час на пустыре легковушку. Несколько фигур с автоматами наперевес метнулись к ней. А через несколько минут пришедший начальник передающей части, ухохатываясь, рассказывал историю про мужика, снявшего бабу и привезшего ее сюда на пустырь. Да еще и припарковавшего машину у "столба", который по совместительству оказался мачтой развернутой V-образной антенны передатчика. В общем, кайф, мнимым диверсантам, был обломан решительными действиями экипажа передатчика. К полуночи погода была испорчена окончательно - шквальный ветер и проливной дождь, превративший суглинок в месиво. Сапоги сорок второго размера быстро превратились в сапоги размера пятидесятого. Отстояв смену у "тырчиков" Иван залез в транспортный отсек приемника, чтоб немного согреться. И только было начал Иван отогреваться, как пропала связь по РДУ. Иван выскочил на улицу и увидел, что ветром вырвало анкерный кол оттяжки мачты РДУ, из-за чего одну секцию мачты согнуло в дугу. Согнутую секцию общими усилиями вытащили, мачту пересобрали, стала она на метр короче, по-новой забили все колышки. Перепачкались, как свиньи в глине и промокли насквозь. При этих воспоминаниях Иван поежился.
      Дни шли за днями, наряды за нарядами, караулы за караулами. Полк жил тем, что изо дня в день охранял личный состав, вооружение, технику и другую "матчасть". Полк выживал, как выживает организм, попавший во враждебную среду. И это выживание началось сразу после развала Союза. Нет, ворота КПП никто не осаждал и митингов не устраивал, не было нападений и провокаций. Сначала просто начались проблемы со снабжением. В солдатской столовой внезапно из рациона исчезли сахар, масло, белый хлеб. Самые необыкновенные метаморфозы происходили с картофелем. Разгружаемый из вагонов на продовольственных складах воронежский картофель был размером с кулак, но по пути в полк он сжимался в размерах так, что самая крупная картофелина была не больше железного рубля. В полку такая "воронежская" картошечка именовалась горохом. И пару раз наряд по столовой отказывался ее чистить, а мешки с" горохом" с позором отправлялись обратно на склад."Голодуха" множила жертвы, первыми стали два гуся из расположенного неподалеку сарая. Скандал был такой, будто это была кража века или гуси были золотые. Полк построили на плацу в две шеренги, группа потерпевших в количестве четырех человек в сопровождении милиционера проходила мимо строя подолгу вглядываясь в лица. Опознанных,понурых гусекрадов отвели в штаб. Апофеозом тех голодных дней стал случай, когда оголодавшие дембеля, под предводительством повара, забили бродячего кобеля. Повар приготовил, желающие отведали. Иван стал свидетелем финала "собачьей саги". Он вечером вошел в полутемный ротный отсек и услышал голоса дембелей нахваливающих повара, приготовившего отличнейшее мясо. Но голоса у них были такие, словно лягушек наелись. А потом двое резко вскочили с коек и рванули на выход. Халявное мясо в желудках не прижилось. В чем было дело, Иван тогда не знал. Несколько дней спустя один из дембелей случайно проговорился. Выручали в те дни "ближняк" и "дальняк". "Ближняк" находился сразу за забором части - магазин военторга, кондитерская, овощная палатка. "Дальняк" находился напротив ВМУ - почта, продуктовый магазин, булочная, забегаловка, пивной ларек. Путь в "дальняк" был не то чтобы не близким, а скорее более рискованным, по причине возможного "залета" и извилистым, пролегавшим в узких проходах между заборами, через заросли ежевики и каких-то колючих кустов. Кроме того, для "гонцов", из числа "молодых", внезапно возникло новое, весьма неожиданное и неприятное препятствие в виде нескольких стройбатовцев дневавших в бытовке на полпути к заветной цели. Гонцы раз за разом отлавливались стройбатовцами, с последующим выворачиванием карманов и отъемом денег. Проблему решили быстро и радикально, вечером толпа человек в пятьдесят вышла за забор полка и направилась к месту расположения неприятеля. Неприятель, в количестве четырех человек, попытался отбиться подобранными с земли камнями, но видя тщетность своих усилий и неотвратимость расплаты, совершил попытку позорного отступления. Их били там, где ловили. Потом общими усилиями перевернули бытовку. Кто-то из жителей расположенных рядом домов вызвал милицию, что возможно спасло неприятеля. Деятельность "стройбанды" была пресечена. На "ближняке" закупались виноград и помидоры, на "дальняке" практически все, но стратегическими закупками считались теплый толстый лаваш и банка фруктового повидла или джема. Теплый, легко делившийся на три части, лаваш с повидлом считался пищей богов. Запивали его чаем, который специально заваривался в полевой кухне, для утоления жажды. Там же на "дальняке" можно было прикупить пива, бутылку "Агдама", половину которой занимал осадок, или бутылку отвратительнейшего пойла, под названием "Напиток виноградный". Но, натощак, все это пойло можно было употреблять, только имея очень большое желание. Бухать на жаре и без закуски желающих находилось немного. Однако находились и те, у которых измученные тяготами и невзгодами души, были готовы принять любую гадость. И тогда в ход шел, приобретенный в "ближняке" одеколон "Цитрусовый".
   До полка, стоявшего на окраине города, новости доходили с опозданием, пошли слухи о разоруженном в центре города карауле, захвате Сальянских казарм. Кто-то пустил слух о том, что азербайджанцы хотят заставить всех принять присягу на верность Азербайджану. Но, в конце концов, компромисс был найден и на церемонии принятия присяги новобранцами, призванные из России присягали России, а призванные из Азербайджана Азербайджану. И вот так в один день, в одном полку стали служить разным государствам. Но полк не умирал и, несмотря на трудности, в октябре смог провести последние КПУ в Перекешкюле. На этих учениях Иван встретил свой день рождения.

Часть 2

      Недели через две, после того, в Карабахе развернулся узел, в батальоне начали готовить смену. В один из дней комбат построил батальон, три роты уместились в две шеренги внутри казармы.
      После короткого вступления, комбат приказал добровольцам, желающим поехать на смену в Карабах сделать два шага вперед. И батальон шагнул весь, эти два шага сделали обе шеренги, никто не остался на месте. От неожиданности комбат попятился, но совладав с эмоциями, приказал остаться на месте только тем, кто отслужил больше года. "Молодые", с явным недовольством на лицах, сделали два шага назад. Поредевшие шеренги перестроились. Всех, подходящих под критерии озвученные комбатом, передали замполиту батальона капитану Махмудову, которого назначили начальником второй смены. Иван оказался в числе тех, кому повезло, поскольку долгое время совмещал обязанности дежурного радиста и дежурного телефониста на полковом узле связи. Почему Иван тогда шагнул вперед? Наверное, потому, что считал войну настоящим солдатским делом. Потому, что воевали оба его деда, два прадеда, один из которых лежал в безымянной могиле где-то под Смоленском. Потому, что "афган" закончился, а его полк был сформирован на базе орденоносного "афганского" батальона и на рулях некоторых автомобилей остались рисунки и надписи сделанные там. Потому, что нужно было что-то, чем можно было похвастаться и о чем вспомнить. Потому, что надоели караулы и наряды, дававшие сутки на то, чтобы перевести дух, надоело сидеть на одном месте и хотелось приключений. Тем более, что "стодневка" уже началась и это был последний шанс увидеть ее "ВОЙНУ", ту самую, к которой его готовили, и для которой и нужен был он - солдат.

Часть 3

      Наступил день отъезда. Подняли около четырех утра, построились, проверились, вещмешки за плечами, без оружия, на всю смену АКСУ Махмудова. "На ле-во! Слева в колонну по одному!". Топот сапог по лестнице, приглушенные голоса. Вышли, погрузились в автобус. И тут случилась первая заминка. Старший лейтенант Яровой, который должен был ехать в командировку заместителем начальника смены, к назначенному времени не прибыл. Разыскать его не удалось, выяснили, что накануне вечером он ушел в город и к утру не вернулся. Часа два ушло на то, чтобы найти замену Яровому. В итоге поехал старший лейтенант Савушкин, который сев в автобус, первым делом озвучил длинный список того, что он сделает с Яровым по возвращению.
      Автобус тронулся. Улица Нахимова, автобусная остановка, оливковая роща, ВМУ, долгий подъем на "ахмедловскую" гору. Вдоль моря. Набережная, президентский дворец, два БТРа на площади перед дворцом. Автобус долго петлял по незнакомым улицам, пока не выехали за город. Махмудов сказал, что едем сначала в Агдам, а оттуда по нижней дороге в Шушу. Ехали долго. Иван, хоть и бывал на КПУ, которые проводились за городской чертой, но вот так Азербайджан, с его полями, глинистыми холмами и небольшими поселениями видел впервые. Открытое холмистое, почти без растительности, пространство простиралось до самого горизонта по обеим сторонам дороги. Да и линия горизонта была время от времени скрыта холмами. Когда въехали в Кази Магомет Ивана удивили высокие заборы вдоль улиц. Они шли беспрерывно от перекрестка до перекрестка. Метра два-три высотой из черного карадагского ракушечника. Кое-где над заборами виднелись крыши домов, улицы безлюдны, лишь на одном перекрестке толпа галдящих мужиков. Кази Магомет, потом Евлах, аэродром. Картинки за окном медленно сменяли друг друга. Поворот на Агдам. Немного проехали и остановились. Слева в поле памятник. Белая стелла с бетонным кольцом, на котором прикреплены черные портреты. Вышли из автобуса посмотрели. Памятник азербайджанцам, погибшим во время "январских", не старые еще люди. Постояли несколько минут, двинулись дальше.
      Въехали в Агдам. Слева цела улица недостроенных домов из белого, как сахар, ракушечника. Некоторые подведены под крышу, крыши красные, на вид черепица. Красота. Но все брошено и пребывает в запустении. Махмудов сказал, что это дома армян, которых выгнали из Агдама.
      Встали на площади у местного КГБ. На площади топится народ. Мужики без формы, но с автоматами в руках. Кричат. На тротуаре, друг за другом, стояли две зенитные пушки. Махмудов ушел в отдел КГБ. Его не было около получаса. Вернувшийся Махмудов сказал, что по нижней дороге смену в Шушу армяне не пропускают, хотя предварительная договоренность на этот счет была. Хотели перебросить смену на вертолете, но вчера, над Шушой, армяне сбили азербайджанский вертолет, теперь вертолетчики лететь отказываются. И, в общем, пока решается вопрос, смену определили на постой в инженерно-саперный батальон.
      Автобус развернулся и медленно двинулся обратно. На перекрестке, со встречной полосы наперерез автобусу, вылетел БТР-152, пятнистый, похожий на крокодила. Сюрреализма в его вид добавляла двухскатная блестящая металлическая крыша, то ли из нержавейки, то ли из оцинкованной жести. Их под нее, как насест или каркалыга, торчал пулемет. Из-за чего вся конструкция напоминала курятник на колесах. БТР исчез в боковой улице также быстро, как и появился.
      Подъехали к расположению саперного батальона. Снаружи обычная воинская часть, но когда въехали на территорию рот от удивления раскрылся не только у Ивана. Внутри была оборудована оборонительная линия с траншеями и укрепленными огневыми точками из мешков с песком и башен БТР. Саперы потрудились на славу, перекопав практически всю, незанятую строениями территорию. Кое-где траншеи подходили вплотную к зданиям и через них были переброшены дощатые мостики.
      Автобус остановился на площадке рядом с развернутой радиостанцией Р-409. Вылезли из автобуса размять ноги. Разговорились с сержантом, начальником радиостанции. Оказалось, что на дембель он должен был уйти еще по осени. Но по стечению обстоятельств, в воцарившемся после развала Союза бардаке, о его радиостанции просто забыли. И остался он, вместе с экипажем потерянным во времени. От сержанта веяло безнадегой и растерянностью, казалось, он смирился со своей незавидной участью. Иван, осваивавший эту радиостанцию в "учебке" залез в КУНГ. Никакой задачи радиостанция давно не выполняла. Приемник одного из полукомплектов был настроен на частоту какого-то телеканала, где в этот момент шел сериал.
      Безвременье, неопределенность, растерянность царила вокруг. Вечером в казарму, где смену разместили на ночлег, как тени вошли два солдата с автоматами. По виду сыны Средней Азии. Они разговорились с охранявшим ящик с патронами и документами азербайджанцем Талыповым. Иван вслушивался, ловя знакомые фразы, но смысла разговора не понял. Когда двое ушли Иван спросил Талыпова:
      - Чего хотели?
      - А, это двое часовых из караула - ответил Талыпов - Говорят, месяц в карауле живут. Смены нет. У них половина батальона в Степанакерте застряла, армяне не выпускают. Те, что здесь остались тянут наряды с караулами.
      - Охренеть, еще хуже чем у нас. То-то они неживые какие-то, как тени.
      - Да, говорят устали сил нет, живут по часам. День с ночью перепутали.
      Иван поежился под одеялом. Караулы в полку через день на ремень теперь показались ему развлечением, по сравнению с жизнью в карауле. Ночь прошла быстро. Сменяли друг друга на посту возле ящика и автобуса. Вслушиваясь в тишину и вглядываясь в сумерки. Испытывая ощущения сходные с ощущениями человека, оказавшегося на другой планете или в другом измерении. Жизнь здесь, давно утратившая обыденную размеренность, дробилась на минуты, часы, сутки. Прошлого уже не было, а будущее еще не наступило. Дни шли друг за другом, но казалось, что время стоит на месте.
      Утром отправились в обратный путь до местечка Миль, где должны были встретиться с отправленной из полка автомашиной с оружием. На месте встречи пришлось ждать около часа. Автобус с посыльным отправили обратно в полк. Вооружившись, смена пересела в кузов ЗИЛа. Двинулись на Физули. Зима, хоть и без мороза, давала о себе знать, в неотапливаемом кузове было довольно холодно. День был солнечный, но зимнее солнце не греет и здесь. Иван, сидевший в углу, у переднего борта смотрел то назад, то привставая, выглядывал в окошко, осматривая окрестности. Пейзаж не менялся все те же холмы, покрытые редкими травами и колючками.
      Проехали Физули остановились. Махмудов на втором ЗИЛе поехал на ближайшую железнодорожную станцию. Откуда вернулся через полчаса с канистрой в руках. Достали и вскрыли цинк. Без счета рвали упаковки с патронами и ссыпали их в шапки. Снарядили магазины. Полный боекомплект на каждый автомат. Оставшиеся в шапках патроны рассовали по карманам. Погрузились, двинулись.
      Иван смотрел вперед и увидел две скалы, образовывавшие ворота. Дорога в том месте делала поворот и поэтому сразу разглядеть, что там за воротами было невозможно. За "воротами" дорога резко пошла вверх. Начало закладывать уши, как в набирающем высоту самолете. Холмы, раньше отстоявшие от дороги, подошли к ней вплотную. Дорога резала их края, как бритва, местами обнажая горную породу.
      Двигатели натужно гудели. Их гул эхом отскакивал от отвесных стен. Постепенно дорога превратилась в серпантин, тянущийся вверх по краям ущелья.
      Внезапно скрипнули тормоза и оба ЗИЛа встали. Иван из кузова увидел, что за неподалеку остановились две "легковушки" из которых сначала выскочили бойцы в бронежилетах с автоматами наперевес, которые быстро окружили периметр, а затем из одной из легковушек вышел генерал-майор. Он быстрым шагом направился в сторону ЗИЛа, где сидела смена, выкрикивая на ходу: "Езжайте! Сколько бы не заплатил Ельцин, мы заплатим в десять раз больше!". Навстречу генералу быстрым шагом шел Махмудов, за ним, успевший принять на грудь, и слегка покачивающийся Савушкин. Махмудов по уставу остановился перед генералом и, отдав честь представился. Они обменялись рукопожатиями, в это время Савушкин вынырнул из-за спины Махмудова и протянул руку генералу. Махмудов плечом задвинул его на место. О чем говорил генерал с Махмудовым, Иван не слышал. Потом они попрощались, генерал вернулся в легковушку и его кортеж рванул вниз по дороге. Сказав пару "ласковых" Савушкину, Махмудов проводил его в кабину. Колонна тронулась. Через некоторое время проехали мимо полевого лагеря, по-видимому мотострелкового батальона, несколько БТРов стояли в капонирах, рядом взводные палатки. Иван успел разглядеть нескольких солдат, сидящих на броне, с чертами лиц представителей Средней Азии. Ни кокард на шапках, ни лычек на погонах, подразделение без опознавательных знаков. Чуть поодаль стоял еще один, судя по всему офицер. Про себя Иван решил, что это тоже подразделение какой-то воинской части бывшего СССР.
      В кузове похолодало, очевидно, зима и высота давали знать о себе. Иван поежился. Он окинул взглядом сидящих рядом. Игорек Рощин - "земеля", два Кольки - пермяка из второй роты, Вася - "западенец", бульбаш Голова, Малой. Игорь Онуприенко из полтавских, с которым Иван в одной роте еще с "учебки", Малой оттуда же, Серега Домин из подмосковного Чехова, азербайджанец Талыпов, пришедший в роту Ивана полгода назад. Солдаты рухнувшей империи, ехавшие отдать ей последний долг. Они были единым целым, несмотря на вдруг образовавшиеся границы внутри их единой Родины. Присягнувшие этой единой Родине и продолжавшие ей служить. Они сидели молча, глядя на то, как позади, разворачиваются доселе невиданные горные пейзажи. Широкая горная река показалась в ущелье, в стоявших в стороне скалах Иван увидел зияющие дыры. Талыпов, перехватив взгляд Ивана крикнул:
      - Это пещеры. В них наши предки жили.
      - И как они туда забирались, стены-то отвесные? - спросил Иван.
      - Входы в пещеры где-то сверху. Там целые города в скалах - ответил Талыпов.
      Иван встал и поглядел в окошко тента. Впереди серпантин и стены. Тут он заметил какое-то шевеление в кабине и увидел, как Савушкин налил водки в кружку и протянул ее сидевшему за рулем прапорщику Попову. Тот принял кружку и быстро выпил.
      - Пацаны, да они там "бухают" в кабине - повернувшись, крикнул Иван.
      - Бля, да они там чего совсем охренели?! - крикнул кто-то.
      В это момент ЗИЛ вильнул и, сидевший у заднего борта Вася, повернувшись ко всем с круглыми, как два блюдца глазами, разведя руки, показал расстояние, которое осталось до края пропасти.
      - Они нас угробят, точно угробят! - крикнул он.
      До самого Лачина Вася, на каждом повороте отслеживал расстояние до края и время от времени вскрикивал, разводя руки. Въехавшая в Лачин колонна остановилась на запруженной народом площади. Ор на площади стоял невообразимый. Толпа была настолько плотной, что проехать не было никакой возможности. Воспользовавшись заминкой, кто-то позвал Махмудова. Обратившись к нему, Рощин сказал, что Попов уже изрядно пьян и машину ведет неаккуратно. Махмудов пересадил Савушкина в ЗИЛ идущий первым, а сам сел рядом с Поповым. Сигналя и заставляя толпу расступаться, колонна выехала из Лачина.
      Опять тягучий подъем. На одном из склонов дорога делала несколько петель, чем выше, тем петли становились уже. Забравшись на третий ярус, колонна въехала на следующий склон. Иван смотрел вдаль. Красота была неописуемая. Заснеженные склоны. Деревья без листвы сверху выглядели, как кругляшки с прожилками. Морозный воздух был острым, пьянящим и, казалось, обладал каким-то особым горным запахом. Вот она магия гор, опасная и одновременно такая притягательная.
      Иван совсем расслабился, уйдя в созерцание местных красот. В это время ЗИЛ въехал на мост. Позади Иван увидел боковые ограждения. И тут раздался визг тормозов. В один момент дорога позади исчезла, и вместо нее показался далекий, очень далекий склон. Иван понял, что что-то случилось, и инстинктивно схватился руками за борта, уперся ногами в пол и вжался в угол кузова. Зависнув на секунду в воздухе, ЗИЛ мешком упал вниз. Сидевшие на боковых скамьях кучей упали к заднему борту. Стоявшая у переднего борта двухсотлитровая бочка с дизтопливом полетела на них. Каким-то чудом Рощин успел подставиться под бочку и, упершись ногами в задний борт, сдержал ее плечами. В этот момент из кучи у заднего борта вынырнул Вася и, увидев зависшую бочку, крикнул:
      - Зашибись! - после чего перевалился через борт.
      ЗИЛ, сделав нырок, встал почти вертикально и завяз в глинистом склоне. Пока все оказавшиеся у заднего борта не вылезли из кузова Рощин, как мог, сдерживал бочку, Иван, выскочив из кузова, подстраховал его и помог опустить бочку к борту. Оглядевшись, Иван поднял с земли свой АКС и закинул его за плечо. Метрах в десяти от машины на земле лежал и стонал Колька Маковкин, которого первым выбросило из кузова, как из катапульты. Ивана колотило, свет как-то померк, и ему казалось, что наступили сумерки. Исчезли цвета, и все вокруг казалось серым, а сам он растворился в окружающем пространстве, он не чувствовал собственного тела, хотя руки и ноги слушались его. Казалось, что из всего организма функционируют только зрение и слух. Махмудов вылезал наружу через форточку заклинившей двери кабины. Иван вместе с Рощиным добрался до водительской двери. Прапорщик Попов продолжал отчаянно давить ногой на педаль тормоза. Казалось, он в момент протрезвел.
      - Что там, все вышли? - крикнул Попов.
      - Все! - почему-то крикнул в ответ Иван.
      Вместе с Рощиным они вернулись к Кольке Маковкину, подбежали Вася и Онуприенко. Вчетвером они подхватили Маковкина и стали выносить его на дорогу. Склон был крутой и поэтому они пошли под мост, чтобы выйти на дорогу с обратно стороны, где был съезд с моста. Большая лужа под мостом была покрыта льдом, из-под которого то там, то тут торчали колышки, на которых была натянута тонкая колючая проволока, именовавшаяся в солдатской среде "путанкой". Скользя и путаясь в проволоке, они прошли под мостом и, выйдя на дорогу, положили Маковкина на обочину. В этот момент к мосту со стороны Лачина подъехал ПАЗик с азербайджанцами, которые высыпали на мост, увидев аварию. Иван стоял на обочине, переводя дух, и тут услышал приближающийся рокот. Рокот нарастал, а затем над обрывом сначала показались лопасти, а затем как чертик на пружинке, практически вертикально выскочил Ми-8. Серый, с синими камуфляжными пятнами, армянский вертолет заходил на них. В голове у Ивана возникла единственная мысль, выраженная коротким и неприличным словом, два слога которого кратко, но емко описывали всю гамму чувств человека, оказавшегося на краю гибели.
      Иван сдернул с плеча АКС и, сняв его с предохранителя, клацнув затвором, приготовился стрелять.
      В это время Махмудов, застрявший в форточке, сумел вытащить наружу АКСУ и, дав очередь в воздух, крикнул несколько раз:
      - Не стрелять!
      А вертолет медленно поднимался вверх по ущелью. Он на несколько секунд завис над местом аварии, так что Иван успел разглядеть вертолетчика за штурвалом. Иван стоял и ждал, что вот сейчас отъедет в сторону боковая дверца вертолета, и пулеметчик очередью положит их всех. Провожая вертолет взглядом, Иван мысленно прощался с жизнью. Его охватило странное ощущение, будто каждый удар сердца сопровождался одной и той же возникавшей в голове мыслью о неминуемой гибели: "Всё, всё, всё, всё"
      Азербайджанцы на мосту хором орали: "Стреляйте!!! Это армяне!!!".
      Но никто не выстрелил и не только потому, что не было приказа. Вертолет висел, и время, летевшее со своей обычной скоростью, начало казаться вечностью. А потом вертолет резко стал набирать высоту и уходить вверх по ущелью. И только когда он скрылся за хребтом, все перевели дух. Иван огляделся - на обочине лежал и стонал Маковкин. Чуть поодаль от него, на той же обочине без сознания лежал Талыпов. Который сумел выбраться на дорогу, но потом вдруг заорал: "Как же так, я еще стрелять не успел!?" - просто упал в обморок, и лежал теперь на обочине с лицом салатного цвета. Внизу рядом с опрокинувшимся ЗИЛом лежали сгоревший ржавый БТР и скелет автобуса. В общем, для полноты батальной, "киношной" сцены катастрофы не хватало только огня и дыма. Иван оглядел себя, ни шапки, ни бушлата на нем не было, ремня с подсумком не было тоже. Когда он успел их снять с себя и где их оставил Иван не помнил. И если бы мог он тогда посмотреть на себя со стороны, растрепанного и растерянного, то вероятно сказал бы, что видит перед собой пресловутую "советскую военную угрозу", этим прозвищем именовали молодых солдат, только что надевших военную форму и не научившихся еще ее носить.
      Тем временем Махмудов выбрался из кабины. Он четко и быстро отдавал команды, вел себя так, будто ничего не произошло. Что в ситуации полной растерянности было не только оправданно, но и необходимо. Общими усилиями бочку закатили обратно в кузов. Маковкина на втором ЗИЛе отправили в больницу Лачина, Талыпова, которого привели в чувство, хотели отправить туда же, но он наотрез отказался. За руль опрокинувшегося ЗИЛа посадили Кольку Малышкина. Увязшая в глине машина, тем не менее, легко двинулась назад и съехала с уклона на ровное место, потом, проехав под мостом, вернулась на дорогу.
      Понурого, находящегося в шоке, Попова проводили до машины и посадили в кузов. Смена заняла свои места. Слов не было, кто-то нервно курил. Попов сидел, обхватив голову руками, и покачивался из стороны в сторону в такт движению.
      Проехали несколько километров и остановились. Иван поднялся и выглянул в окошко. Под скалой на обочине стоял вагончик бытовка зеленого цвета. На обочине дороги, у края обрыва, лежали пулеметчик и снайпер, которые смотрели куда-то в низ. Махмудов вышел из кабины, пригнувшись подошел к ним и о чем-то заговорил. Вернувшись, он сказал, что там внизу армянское село Дашалты, а вагончик блокпост.
      ЗИЛ тронулся, натужно гудя, поворачивал, распутывая дорожные петли, поднимался в гору, потом снова спускался с горы. Через несколько километров снова остановились, поравнявшись с колонной из трех БМП-2, идущих в сторону Лачина. Постояли минут пять, пока Махмудов о чем-то разговаривал с комадиром первой БМП. Тронулись. Иван смотрел на извивающуюся позади дорогу, но не испытывал прежнего восторга от горных красот. Проехали еще один блок пост, на этом уже были несколько орудий. Развилка. Новая остановка. Блокпост ОМОНа на въезде в Шушу. Пропустили, почти не задавая вопросов, Иван смотрел в окошко. Город начинался с квартала одноэтажных домов с высокими заборами. Людей на улицах не видно. Из боковой улицы выскочил БТР и, обогнав ЗИЛ, рванул вверх по улице. Показались две многоэтажки. В торцевой стене ближнего дома Иван увидел дыру с черными закопченными краями. Поначалу он принял ее за трубу от буржуйки, выведенную из квартиры наружу. Но когда дом остался позади, Иван увидел, что дыра эта в стене выгоревшей квартиры, окна которой черными пятнами выделялись, среди других, на фасаде дома.
      Сделали короткую остановку на городской площади, которая была выложена цветными плитами и напоминала ковер.
      Вечером Махмудов построил смену, которая еще прибывала в некой прострации, поблагодарил за смелость и выдержку и выдал канистру с вином, приказав налить каждому по кружке. Большая алюминиевая кружка оказалась довольно вместительной, больше обычной. Иван прикинул, что вмещается в нее граммов триста не меньше.
      Вася налил Ивану вина в кружку почти до краев. Иван сделал глоток, вино оказалось настолько холодным, что зубы заломило. Маленькими глотками Иван, согревая вино во рту, выпил всю кружку. Тепло разлилось внутри. Голова закружилась. Постояв еще несколько минут снаружи, Иван залез на верхнюю полку жилой машины и почти тотчас уснул. Проснулся он оттого, что кто-то дергал его за ногу.
      - Чего надо? - сквозь сон спросил Иван.
      - Вставай, выходи на поверку.
      - Какая поверка, скажи, что я в наряде.
      Неизвестный вышел, но через пару минут вернулся и стал трясти Ивана.
      - Да что надо-то? - возмущенно спросил Иван.
      - На поверку строиться выходи, ждут все!
      Бродившее в голове вино не давало Ивану сконцентрироваться и понять, что происходит.
      Он слез с полки, засунул ноги в сапоги и, покачиваясь, вылез из КУНГа. Узел был построен в две шеренги для проведения поверки. Перед строем стоял старший лейтенант Ахмедов. При виде качающегося Ивана, пытающегося на ходу застегнуть ремень в строю послышался сдавленный смех.
      - А, это наш самый борзой солдат - сказал Ахмедов.
      Иван сделал несколько неуверенных строевых шагов в сторону Ахмедова и, приложив руку к шапке заплетающимся языком произнес:
      - Тыщ старший лейтенант, разшите стать строй.
      - Красавец - язвительно сказал Ахмедов - Так, чтоб неповадно было, иди, докладывай начальнику смены о результатах поверки.
      Будь Иван трезвым, он впал бы ступор и покраснел, но не в этот раз. Не желая похвастаться собственной лихостью, но ввиду отсутствия возможности адекватно оценивать обстановку, Иван решил выполнить приказ.
      - А где он? - спросил Иван Ахмедова.
      - Дверь видишь? - Ахмедов рукой указал на какое-то строение находившееся метрах в тридцати.
      - Узел рняйсь! Смирнааа! Рнение наа-лево! - скомандовал Иван, отдавая честь.
      Давясь от смеха узел, выполнил команду. Иван сделал поворот и строевым шагом, покачиваясь, направился в сторону заветной двери. Идти ровно было и так не просто, так еще и приложенная к шапке рука создавала дополнительный крен на правую сторону. Иван дошел-таки до двери и, постучав, открыл ее.
      Внутри шла пирушка. Во главе стола сидел майор Шаров, который был не мало удивлен увидев на пороге Ивана.
      - Тыщ майор, разрешите обратиться к тыщу капитану - сказал Иван.
      - Разрешаю!
      - Тыщ капитан, вечерняя поверка произведена, лиц незаконно отсутствующих нет - обратившись к Махмудову отрапортовал Иван.
      - А чего это ты с докладом пришел? - спросил Шаров.
      - Старший лейтенант Ахмедов приказал.
      - Всем отбой - отдал команду Махмудов
      - Есть! - ответил Иван и, повернувшись кругом, вышел на улицу.
      Кренясь на право, Иван вернулся и стал перед строем.
      - Вольнааа! Отбой! - скомандовал он.
      - И все!? - удивился Ахмедов.
      - Так точно - ответил Иван.
      Строй стоял в нерешительности расходиться или ждать продолжения.
      - Узел, отбой! - скомандовал Ахмедов.
      Иван, наконец, опустил затекшую руку, и нетвердой походкой направился досматривать сон.
      Сзади его кто-то толкнул. Иван обернулся позади него, улыбаясь, стоял Рощин.
      - Ну, ты дал!
      - А что делать было?
      Ивану не хотелось говорить, он чувствовал неимоверную усталость, он хотел спать, не просто спать, а лечь и отключиться, что бы просто забыть этот день. Но Иван, в назидание, тут же был поставлен в боевое охранение. Он бродил среди машин, когда дверь в здании, где пировали офицеры, открылась и оттуда вышли Савушкин и Ахмедов с автоматом в руках. Они спустились на нижний ярус подошли к забору. Иван услышал лязг затвора. Ахмедов и Савушкин выпустили два магазина в сторону армянского села Шушакенд. Отстояв два часа в охранении, Иван залез в КУНГ на свою полку, где моментально заснул.

Часть 4

      Утром следующего дня началась пересменка. Иван стоял в боевом охранении. Поверх бушлата на него надели бронежилет, на голову водрузили каску. Она оказалась довольно тяжелой и поскольку надета была поверх шапки, то вся конструкция заставляла постоянно напрягать шею. Офицеры суетились вокруг станции спутниковой связи. Из обрывков разговора Иван понял, что станцию хотят вернуть в расположение полка под предлогом необходимости ремонта. Но азербайджанцы не дают разрешения. После недолгого совещания решение было найдено. Оборудование станции намеренно вывели из строя. Через несколько минут в расположение станции пришел бородатый, невысокого роста азербайджанец с майорскими погонами на плечах. Он был в сопровождении двух дюжих ОМОНовцев в камуфляже. Ивану он сразу не понравился, колючий взгляд, ищущий врагов в окружающих, немногословность и излишняя подозрительность. Про себя Иван окрестил его "мрачным типом". Это был начальник местного КГБ майор Алиев. Его подвели к станции спутниковой связи, открыли КУНГ и продемонстрировали вышедшую из строя аппаратуру. Но подозрительный майор не только осмотрел аппаратуру, но и несколько раз обошел вокруг станции.
      -Ты еще в выхлопную трубу руку по локоть засунь - сказал про себя Иван.
      Закончив обход, Алиев кивнул и удалился вместе с охраной. Вопрос был решен. Иван заскучал. Облокотившись за бампер одной из машин, он не торопливо осматривал окрестности. Площадка, на которой расположился узел, была расположена не более чем в ста метрах от здания администрации города. С той стороны время от времени доносились шум и крики. Совсем рядом за забором находилась чайхана, больше походившая на ларек. Где собирались попить чаю то ОМОНовцы, то ополченцы. Справа и слева пустующие корпуса детского санатория. Вдруг что-то грохнуло несколько раз, а потом какой-то непонятный предмет упал между машинами, раздался хлопок, какой бывает при откупоривании "Шампанского" и в воздухе над предметом повисло небольшое облачко желтого цвета. На звук из КУНГов выскочили офицеры. Ахмедов присел на корточки и осторожно поднял предмет с земли. Иван медленно подошел. Ахмедов повернулся и у него в руках Иван увидел похожую на стакан часть снаряда.
      - Повезло тебе, солдат, ой, как повезло - сказал Ахмедов, глядя на Ивана. В его взгляде не было и намека на вчерашний инцидент. Толи жалость, то ли удивление Иван так и не понял.
      И, наверное, в этот самый момент к Ивану пришло понимание того, что здесь все всерьез, здесь война, которая не дает поблажек и, возможно, второго шанса. Война, которая ничего не простит и ничего не спишет. Прилетевший снаряд то ли был бракованным, то ли так удачно срикошетил от мерзлой земли, что потом упал плашмя и раскололся в поперечнике. По виду снаряд был не стандартный вместо медного пояска широкое кольцо из бумаги или картона, плоский взрыватель и относительно небольшое количество взрывчатого вещества. Он не взорвался, и это было главное. Иван обошел узел и нашел то место, куда изначально упал снаряд. Небольшое углубление в мерзлой земле под бензобаком машины узла Д-15. Значит, повезло не только ему. Взорвись он там, дежурный телефонист сгорел бы, в прямом смысле, на боевом посту.
      К обеду на узле началась суета, первая смена готовилась к отъезду. К Ивану подошел майор Шаров.
      - Ты у нас за телефониста будешь?
      - Я - ответил Иван
      - За коммутатором сидел?
      - А как же, на полковом "Фарфоре".
      - Там коммутаторы старого образца. Здесь нового. Думаю, разберешься. Пошли.
      Шаров завел Ивана внутрь узла и сказал дежурившему там сержанту:
      - Реут, принимай смену, быстро в курс дела вводи скоро отъезжаем.
      Иван подошел и, пожав руку, спросил:
      - Ну как тут?
      - Нормально. Залазь на мое место.
      Иван уселся за почти плоский и широкий, как стол коммутатор.
      - Ух, ты, техника!
      - Смотри - продолжил Реут - Эти кнопки каналы релейный и кабельный, эти абоненты. Нажал сюда, потом сюда соединение. Ты - "Завет". Да, Степанакерт у Москвы проси - увидев удивленный взгляд Ивана, пояснил - Они постоянно созваниваются, пленными меняются и погибшими. Вот тебе книга с позывными, вот журнал учета звонков. Сразу в журнал звонки не заноси, сначала пиши на бумажке. Перед сдачей смены перенесешь в журнал. Понятно?
      - Было бы еще кому ее сдавать - ответил Иван - Кольку Маковкина в больницу отвезли, похоже, колено раздроблено.
      - Да, я слышал. Найдете кого - нибудь.
      - Может, сам останешься? - подмигнув, спросил Иван
      - Нет уж, спасибо.
      - Ну, как тут вообще?
      - Жить можно. Мы на это место недавно переехали. До этого на базе ОМОНа стояли. Только армяне к ней пристрелялись. Пришлось переезжать. Шаров на днях "Алазань" из автомата завалил.
      - Да ну, как из автомата ракету сбить можно? - спросил Иван с недоверием.
      - Ну, вот так как-то. Она медленная. Очередь дал и попал. Может, повезло, конечно, но тем не менее. Ну ладно бывай. Да смотри еще момент. Тут электричество пропадает, как пропадет, анод руби на стойке и дизель заводи. Да еще, тут отопитель не работает. Видишь на полу обогреватель. Включай время от времени, чтоб не околеть. Да, окошки верхние на ночь шторками закрывай, светомаскировка. С остальным в процессе разберешься. Ну ладно, бывай.
   - Погодь, что это за канистра у стойки?
   - А-а, эта - Реут пнул канистру ногой - В случае угрозы захвата узла обливай все внутри, поджигай и беги.
      Реут закинул за спину вещмешок и вышел. Иван отметил перемену в тех, кого он знал почти полтора года, внешне это были все те же "пацаны", но внутри каждого произошли какие-то перемены, увидеть которые можно было, посмотрев в их глаза. Они улыбались, смеялись, шутили, но глаза при этом оставались какими-то тусклыми. В них не было юношеского блеска и задора, это были глаза быстро повзрослевших, а возможно и состарившихся мужиков. И сержант, вышедший только что, был таким же "пацаном" очень быстро ставшим мужиком.
      Иван оглядел доставшееся по наследству хозяйство. Засунул в угол вещмешок, за него автомат и подсумок. На первый взгляд все просто и понятно. Провел рукой по коммутатору, огляделся. Снаружи раздался звук запускающихся двигателей. Иван встал, подошел к выходу и, выглядывая из КУНГа через открытую дверь, глазами провожал отъезжающие машины.
      Раздался сигнал коммутатора. Иван быстро захлопнул дверь и занял рабочее место. Выдохнув, он поднял трубку.
      - "Завет", дежурный, слушаю Вас.
     

Часть 5

     
      Первый день Иван обживался на новом месте, поминутно соединяя абонентов. Звонков было много. Со сменщиком не определились. Поэтому всю ночь дежурить придется ему, хотя спать при этом начальник смены не запретил. Вечером, внезапно где-то рядом раздались выстрелы. Стрелял явно не автомат. Иван встал и открыл дверь КУНГа. Метрах в тридцати на нижнем ярусе стоял БТР и из крупнокалиберного пулемета стрелял в сторону Шушакенда. Трассеры кромсали темноту кусками, стреляные гильзы, звеня, как горячие слезы, катились по броне. Получался такой странный звук, как будто пулемет стреляет со звоном. Сначала происходящее показалось Ивану пустой затеей, но через нескольку минут где-то там, в темноте, возник огонь. Небольшая огненная точка на глазах стала увеличиваться и превратилась в горящий дом. Иван отчетливо видел контуры горевшего строения, сомнений не было. Следом за первым вспыхнул второй, третий, четвертый. Пожары множились, а пулемет не умолк до тех пор, пока не расстрелял весь боекомплект. После того, как пулемет замолк, БТР рыкнул двигателями и быстро покинул место, откуда вел стрельбу. Армяне ответили через несколько минут, но уже из пушек. Гулкие разрывы снарядов разорвали вечернюю тишину. Иван думал только об одном - стреляют армяне по засеченной позиции БТРа или просто обстреливают город. Хоть и говорят, что снаряд дважды в одну воронку не падает, но после утреннего "подарка", проверить на практике верность данного суждения Иван не желал. Неизвестно испытывали ли армяне нужду в боеприпасах, но снарядов в тот вечер они не жалели. Очевидно, чувство мести за сожженное село было сильнее расчетливости. Земля гудела, и КУНГ то и дело сотрясался в такт этому гулу. Иван не испытывал страха, было неприятно, но не страшно. Страшно было вчера, на дороге. А сейчас снаряды ложились где-то в центре города, значит здесь, на окраине, ему бояться было нечего.
      Дверь КУНГа открылась, внизу стоял Вася, слегка присев, услышав звук очередного взрыва, он спросил Ивана:
      - Чуешь, лупят?
      - Чую.
      - Шо робят, а як по нам?
      - Да вряд ли, похоже, они просто по городу лупят.
      - Ось цэ вийна. Як сам?
      - Сижу.
      - Автомат твий де?
      - Там стоит.
      - Давай сюды, ще один магазин визьми.
      Иван отдал Васе автомат и магазин. Вася по-деловому принял оружие, потом достал из кармана рулон изоленты и примотал к присоединенному к автомату магазину еще один.
      - Ось так, по "афгански" - сказал Вася, оценивая проделанную работу. - Тремай!
      Иван хмыкнул, принимая автомат. Отсоединив магазин, он перевернул связку и присоединил другой, магазин встал на место без проблем.
      Коммутатор запищал, Вася махнул рукой и захлопнул дверь. Спать Ивану пришлось здесь же возле коммутатора. Несколько раз приходилось просыпаться и соединять абонентов.
     
      Утром в сменщики Ивану определили Малышкина, которому еще поручили быть поваром. Смены за коммутатором раздели так, что Ивану доставалось время с шести утра до десяти вечера.
      Позавтракав, Иван достал пачку "Астры" производства табачной фабрики "Гырмызы Октябрь", самые ходовые в полку сигареты. Сигареты эти между собой называли "забойной штукой", вызывающей устойчивый утренний кашель на второй неделе курения, который можно предотвратить одним способом - выкурив сигарету за несколько минут до подъема. Летом с сигаретами случилась "напряженка" и гонцы ездили на табачную фабрику, откуда возвращались "затарившись" браком - длинными по полметра неразрезанными сигаретами, которые рвались на сигареты обычного размера и аккуратно укладывались в портсигары, которыми служили коробки от индивидуальных аптечек. Портсигары передавались по наследству, как и единственная в роте трубка.
      Иван стоял у раскрытой двери, выпуская облачка сизого дыма в морозный воздух. День обещал быть солнечным. Там вдали, как на ладони лежал Степанакерт. Такой близкий и одновременно далекий и враждебный. В небе над ним кружила пара вертолетов, издалека они были похожи на пчел или шмелей. У полевой кухни суетился Малышкин, рядом с ним Иван увидел какую-то старушку лет семидесяти. Чуть поодаль стояла какая-то девица лет двадцати. Обернувшись, она улыбнулась Ивану во все тридцать два золотых зуба. Иван улыбнулся в ответ. Старушка что-то тихо говорила Малышкину, который в ответ только улыбался. О чем был разговор, Иван не слышал.
      Где-то в городе раздался взрыв, потом второй, третий. День начался с обстрела. И так будет почти каждый день до конца смены. Три раза в день как по часам, утром в обед и вечером, с перерывами не более чем на один день. Ни свиста летящих снарядов, ни звуков отдаленных артиллерийских залпов, только взрывы в городе, один за другим, подрагивание КУНГа, и звук падающих на крышу мелких частиц земли и песка.
      КУНГ Ивана постепенно превращался в проходной двор, приходили поболтать, поделиться впечатлениями. Здесь же стояла переносная пирамида, откуда автоматы брали заступающие в боевое охранение. Потом принесли послушать плейер, который Иван вскладчину с Рощиным купил у их общего земляка из уехавшей первой смены. Батарейки сели еще в первый день, поэтому вместо них приспособили автомобильный аккумулятор, используя часть его банок. Крошечный плейер смешно смотрелся на фоне аккумулятора. К плейеру прилагалась единственная кассета, которую крутили до бесконечности. Иван ногой задвинул аккумулятор под стол и, пристроив плейер рядом, нажал кнопку. Из динамиков послышался низкий голос Таниты Тикарам: "All God's children need travelling shoes. Drive your problems from here".
      Соединений было много и к концу смены Иван, хоть и имевший опыт работы за коммутатором, но еле ворочал языком, который, как казалось, распух и заполнил собой весь рот. Объяснив Малышкину, что и как, Иван лег на ракладушку, которая еле умещалась в проходе между аппаратурой.
      - Слышишь, Колян, что это за бабка возле тебя сегодня крутилась? С девахой? - заворачиваясь в одеяло, спросил Иван
      - А, да бабка эту деваху замуж взять предлагала. Видал? Чисто "Фикса"! Весь рот желтый. Племянница это ее. Сама-то она хохлушка замуж за азербайджанца вышла, он ее сюда привез.
      - Так чего отказываешься? На дембель привезешь жену и слиток золота. В голодный год без денег не останешься.
      - Ы-ы-ы-ы. Да пошел ты! Меня дома ждет подруга. Дембельнусь, женюсь!
      - Ты главное, как Лопух не женись, а то...
      - А чего с Лопухом?
      - А, ты не слыхал?
      - Не-а.
      - Слушай - сказал Иван, зевая - Наш Андрюша почти перед дембелем поехал домой в большой отпуск на двадцать суток. Вернулся весь в восторгах по поводу того, что нашел ту единственную и неповторимую, на которой женится со стопроцентной вероятностью сразу же, как вернется. Пребывал он в таких восторгах неделю, пока не появились первые симптомы триппера. И поехал он в госпиталь. Такие дела. По приезду также однозначно, как жениться, обещал ту зазнобу убить.
      Колька за коммутатором давился от смеха.
      К слову сказать, тот недуг в полку был выявлен не впервые. Прошлым летом две местные бабенки, страшненькие на вид, но охочие до изголодавшихся по женской ласке солдат, вывели из строя супер специальную и супер секретную роту. Рота эта, в силу своей "сверхважности", несла единственный вид наряда - дежурство на КПП полка. Распространение недуга было подобно стихийному бедствию. Особенно досталось туркменам, которые буквально плакали, относя эту хворь к проискам шайтана ввергшего их в блуд. Полк месяц хохотал, вспоминая их мучения и причитания. Сей прискорбный факт широко не афишировался, но когда один за другим "стариков" стали отправлять в госпиталь, неприглядная правда вылезла наружу.
      Иван заснул.
     
      Утро началось с обстрела и непрерывных звонков из города и в город. Коммутатор пищал без перерыва. Через несколько минут после последнего взрыва шквал звонков пошел на убыль и Иван решил сделать перекур. К курившему у раскрытой двери Ивану подошел местный мальчишка лет десяти - двенадцати.
      - Привет, солдат!
      - Салам, пиджо! Как звать тебя?
      Мальчишка хмыкнул.
      - Заур. Ты по-нашему говоришь?
      - Нет, так несколько слов знаю.
      - Давай меняться - предложил мальчишка.
      - Меняться? Что менять хочешь?
      Мальчишка достал из кармана пригоршню разных патронов.
      - Смотри, что у меня есть! Выбирай, какие тебе нужны?
      - Нет, у тебя винтовочные, они к моему автомату не подойдут.
      - Ну, просто так возьми!
      - Да куда мне их девать?
      Мальчишка насупился, полез в карман и достал оттуда, по-видимому, очень ценную для себя вещь - патрон для АК-74 с трассирующей пулей, кончик которой был окрашен в зеленый цвет.
      - Вот, давай я тебе этот, а ты мне десять своих.
      - Ну, ты фрукт. Зачем тебе десять патронов? Автомата у тебя все равно нет.
      - А я их поменяю еще на что-нибудь. Ну, что меняемся?
      - Пять патронов - предложил Иван.
      Мальчишка задумался.
      - Ладно. Давай пять.
      Иван сунул руку в карман бушлата и достал пять патронов. Обмен состоялся.
      - Ну ладно, солдат, я завтра еще приду.
      - Якши, приходи.
      Мальчишка повернулся, и собрался было уходить, но тут у здания администрации что-то взорвалось. Он присел и испуганно посмотрел на Ивана. Иван встал на цыпочки, пытаясь что-то рассмотреть. Из КШМки выбежал Махмудов, на ходу одевая бушлат. Оглядевшись, он быстрым шагом направился в сторону администрации. Иван повернулся, мальчишки рядом уже не было.
      Махмудов вернулся через полчаса и рассказал о происшествии. Все оказалось с одной стороны просто, а с другой страшно. Ополченец сидел на броне БТР и играл с гранатой. Игры с боеприпасами частенько заканчиваются печально, и это был, как раз тот самый случай. Граната взорвалась, ополченец погиб. Положительным в данном случае было лишь то, что при взрыве больше никто не пострадал. Для Ивана этот случай стал первым примером творившегося здесь бардака.
      Иван подумал про мальчишку, который внезапно появился и также внезапно исчез. Вспомнился случай произошедший с ним летом. В тот день Иван стоял в карауле на посту в автопарке. Был выходной день, но начальник материального склада прапорщик Логинов пришел по какому-то делу, как положено склад вскрыли, и Логинов возился внутри. Когда Иван в очередной раз проходил мимо склада, оттуда выбежал сын Логинова мальчишка лет пяти-шести и, как вкопанный встал перед Иваном.
      - Привет, солдат!
      - Привет.
      - А ты что здесь делаешь? Охраняешь?
      - Охраняю.
      - А автомат у тебя настоящий?
      - Настоящий.
      - А патроны есть?
      - Есть.
      И тут мальчишка задал вопрос, которого Иван не мог ожидать.
      - А если "азербунды" на нас полезут, ты меня защитишь?
      "Азербунды" резанули слух, мальчишка смотрел в глаза Ивана с такой надеждой, что перехватило дух. Ни соврать, ни отшутиться Иван не мог.
      - Конечно, защищу, можешь не сомневаться.
      - Смотри, я на тебя надеюсь.
      Мальчишка хихикнул и забежал внутрь склада. В один миг слова Присяги, бывшие до тех пор не более чем абстрактным набором слов, обрели вполне конкретное содержание. Ивану понадобилось минуты две на то, чтобы переварить случившееся. На него надеялись, надеялись, как на защитника.
      И вот здесь в глазах Заура, протягивающего ему патрон, Иван увидел ту же надежду. Только взгляд и никаких слов, но взгляд тот же самый.
      Мысли. А куда от них деться? Два народа, веками жившие по соседству, бьют друг друга почем зря, пылая лютой ненавистью. Вчерашние соседи режут друг друга, жгут дома, выживая друг друга с их общей земли. Что делят? Горы, реки, небо? Неужели здесь всем места не хватает? И может ли этому кровопролитию быть разумное рациональное объяснение?
      Коммутатор запищал, Иван соединил абонентов. Когда разговор закончился Иван, увидел, что абонент в Баку не отбился.
      - "Завет", дежурный - сказал Иван, переключаясь на абонента.
      - Это Шуша? - спросила бакинская телефонистка.
      Приятный, молодой голос девушки не смогла исказить даже аппаратура, и Иван, нарушая правила, ответил:
      - Шуша.
      - Как у вас там?
      - Стреляют - ответил Иван, чуть хвастливо, но, не выдавая желаемое за действительное.
      - Часто?
      - Каждый день раза по три.
      - И не страшно.
      - Не то чтобы страшно, скорее неприятно.
      - Можно я потом позвоню?
      - Звоните вечером, когда канал посвободнее будет.
      - Хорошо.
      "Пустые хлопоты" - подумал Иван, нажимая кнопку "Отбой". Такие телефонные романы случались не первый раз. Барышни не раз названивали на городской номер полка, который был выведен на коммутатор, за которым дежурил Иван. Разделить их можно было на две категории. Первая это те, что искали своих кавалеров, наобещавших невесть что после увольнения в запас, при том что количество таких звонков начинало лавинообразно расти после выхода приказа. Тогда дембеля друг за другом прибегали к Ивану с инструкциями, что говорить в случае "если". Вторая, непонятно откуда знавшая городской номер полка, звонила с целью "попарить" мозги солдатам, не приходившая на назначенные свидания и пропадавшая также внезапно, как и появлялась, эта категория именовалась просто и коротко "динамо".
      Вечером раздался звонок, Иван поднял трубку и услышал знакомый голос. Она позвонила, как и обещала. Ее звали Рената. Она позвонила в тот момент, когда начался вечерний обстрел города, Иван раскрыл дверь и поднес трубку, как можно ближе. Послушав грохот взрывов, Рената не могла найти походящих слов. Одно дело читать сообщения в газетах или смотреть новости по телевизору, и совсем другое увидеть или услышать самому. Вот так начался их недолгий "телефонный" роман.
     
      К утру погода испортилась. В горах опустился густой и белый, как молоко, туман. Который, как показалось Ивану, придавил собой город. Утреннего обстрела не было. Может потому, что армяне в Шушакенде не могли прицелиться. В тумане исчезла высокая гора, с округлой заснеженной вершиной, нависавшая над городом с южной стороны. Было непривычно тихо. А ближе к обеду пошел мелкий частый снег, быстро запорошивший натоптанные дорожки.
      Коммутатор запищал. Иван снял трубку.
      - "Завет", дежурный.
      - Степанакерт, дежурная. Это Шуша?
      - Девушка, я "Завет" дежурный, слушаю Вас.
      - Нет, это Шуша? - не унималась армянка.
      - "Завет" дежурный. Кого соединить?
      - Соедините с Риадом Ахмедовым.
      - У меня нет такого абонента.
      В Степанакерте повесили трубку. Иван пожал плечами. Но минут через пять из Степанакерта позвонили снова с просьбой соединить с Риадом Ахмедовым. Две минуты препирательств и снова бросили трубку. Подумав, Иван решил доложить начальнику смены.
      - Товарищ капитан, здесь армяне по кругу Риада Ахмедова требуют, я им говорю, что нет абонента, а они все названивают.
      - Соедини меня с отделом КГБ.
      Через несколько минут на узле со свитой появился "мрачный тип" майор Алиев. Вместе с Махмудовым он зашел в КУНГ к Ивану и стал ждать звонка из Степанакерта. Ждать пришлось недолго. Когда снова позвонили, Иван передал трубку Алиеву. Махмудов глазами показал Ивану на выход. Иван накинул бушлат и вышел. Рядом с узлом топтался ОМОНОвец из свиты. Ивану бросился в глаза его болтающийся под мышкой автомат. С виду вроде АКМ, но не АКМ, приклад странной формы, газовая камора с какими-то рюшками. Иван подошел ближе и увидел на ствольной коробке клеймо "Made in Pakistan".
      В это время из КУНГа вышли Алиев и Махмудов, очевидно разговор со Степанакертом не получился. Алиев попрощался с Махмудовым и вместе со свитой удалился.
      - Риад Ахмедов - командир нашего спецназа - обращаясь к Ивану, сказал Махмудов - Несколько дней назад погиб при штурме села. Тело попало к армянам. Пытаются опознать. Хитрые. Если еще звонки непонятные будут, сразу же докладывай. Понял?
      - Есть.
      Иван покурил и забрался в КУНГ.
      Вечером поболтать зашел Рощин.
      - Дело есть - сказал Рощин.
      - Рассказывай.
      - Завтра за водой на родник поедем. Пройдемся по магазинам. Посмотрим, что и как. Ты в доле? - Рощин оттопырил большой палец и мизинец.
      - Не вопрос.
      - Гони трояк.
      Иван залез во внутренний карман и достал зеленую трешку.
      - Держи.
      - Я так мыслю Талыпова, как местного зашлем если что.
      - Ну да.
      - Ну, лады, я побежал.
      Иван не спеша заполнил журнал вызовов, сдал смену и лег спать.
     
      Туман стоял второй день, и второй день было тихо. Город как будто ожил. Привычный городской шум наполнил улицы. Иван то же было хотел отправиться в город вместе с теми, кого отправили на родник, но никто его подменить не согласился. Выйти в город хотелось всем. Часа через два они вернулись, и Рощин зашел к Ивану.
      - Слушай - начал Рощин, бросив шапку на столик - Тут цены в магазинах, как при советской власти. Такое впечатление время остановилось. Все дешево, даже не верится. Зашли в продуктовый, там то же самое. Удивительно.
      - Насмотрели чего?
      - Бутылку вина взяли. Вечерком зайдем.
      - Нормально. Начсмены как?
      - Нормально. Сказал, чтоб без фанатизма.
      - Ну, с одного пузыря чай боронить не будем.
      - Ну, ладно я пошел.
      Спокойный день тянулся долго. Мало вызовов, мало работы. Затишье было в городе, коммутатор молчал.
      Вечером в КУНГ Ивана зашли Рощин, Талыпов, Дом и Колька. Талыпов достал из-за пазухи 0,7 литровую бутылку "Акстафы" кружка пошла по кругу. Вино оказалось весьма вкусным. Пили его, закусывая остатками ужина. Талыпов, успевший обойти окрестности, рассказал, что и где здесь можно достать по сходной цене. Вино, водка, самогон были в наличии, но кроме них никаких развлечений. В общем, все было достаточно грустно. Вина оказалось мало, и Талыпова отправили за самогоном к бабке-хохлушке, которая жила неподалеку. Вернулся он довольно быстро с пол-литровой бутылкой тутового самогона. На вкус этот самогон оказался термоядерным пойлом, противнее, чем продававшийся в Баку "Виноградный напиток". Пили его морщась, вспоминая бабку недобрым словом. За разговорами время прошло быстро. Близился отбой, собрались, вышли Иван стал готовиться к сдаче смены. Минут через десять вернулся Колька и прошел к коммутатору. Иван достал раскладушку и хотел лечь спать, как вдруг дверь открылась. Внизу с автоматом наперевес стоял Вася, которому как потом выяснилось, Колька не понятно за что сунул в торец. Причина выяснилась чуть позже и была простой и банальной - чтобы много не звездел.
      - Малый, выходь - сказал Вася и клацнул затвором.
      Иван видел, что Вася предварительно отсоединил магазин и прижимал его рукой к автомату, но на всякий случай крикнул.
      - Бля, Вася, валите на улицу разбираться - крикнул Иван.
      - Да пошел ты! - из-за коммутатора крикнул Колька.
      - Малый, выходь, бо стрельну!
      - Вася, заканчивай, - крикнул Иван, оказавшийся между двумя выясняющими отношения.
      - Иди, отсюда - крикнул Васе Колька.
      Минуты три они препирались. Потом Вася ушел, напоследок хлопнув дверью.
      - Колян, вы тут заканчивайте, дембель не за горами. Мало армяне стреляют, вы тут еще друг друга поубивайте.
      - Да, я видал, что у него рожок не в автомате.
      - Рожок может и не в автомате, а патрон в стволе.
      Колька моментально перестал смеяться.
      - А я чего-то не подумал.
      - Вот- вот.
     
      К утру туман рассеялся, и с рассветом начался обстрел города. Армяне как будто пытались наверстать упущенное. Снаряды ложились один за другим. Мелкий песок сыпался на крышу КУНГа с шорохом. Ши-и-и-и-их, ши-и-и-и-их как волны подгоняемого ветром мелкого дождя. Обстрелы выматывали душу, попадут - не попадут. Да еще не можешь ответить, не можешь ничего сделать, что бы заткнуть армянские пушки. На днях Махмудов, посмеиваясь, рассказал о том, что при очередном докладе об оперативной обстановке дежурному по войскам, ему был задан вопрос о том, где во время обстрелов укрывается личный состав, в окопах или перекрытых щелях. Ни окопов, ни щелей здесь не было и во время обстрелов, при желании, можно было укрыться либо за каменным полуметровым фундаментом забора, либо за выступающей метровой стеной сарая. Ближе к обеду в КУНГ Ивана не вошел, а влетел взбешенный Алиев. С порога он потребовал немедленно соединить его с Гянджой. Иван быстро вызвал Гянджу. Алиев взял трубку и, продиктовав данные какого-то азербайджанца, потребовал срочно проверить его по месту жительства, по всем учетам и достать любую информацию о нем.
      - Жду звонка - сказал Алиев, передавая трубку Ивану.
      В это время в КУНГ зашел Махмудов, еще не понимая, что произошло, и вопросительно посмотрел на Алиева.
      - Нет, сволочь, какая сволочь! - негодовал Алиев - Всех! Всех положил! Спящих! Гадина!
      Коммутатор запищал, Иван взял трубку, звонили из Гянджи. Иван передал трубку Алиеву. Алиев достал блокнот и стал что-то записывать.
      - Хорошо, все понял - сказал Алиев.
      Разговор был закончен.
      - Пошли - сказал Алиев Махмудову, и они вышли.
      Махмудов вернулся и рассказал что произошло. Оказалось, что один ополченец час назад расстрелял в казарме десятерых спящих сослуживцев. Пытался убежать, но его застрелили на выходе из казармы. Махмудов предположил, что этого ополченца подкупили. Хотя вполне возможно, что ополченцы что-то не поделили. Иван решил, что деньги на самом деле не при чем, если стрелявший не был идиотом, поскольку сбежать из города было столько же шансов, сколько сбежать с подводной лодки. Не самоубийцей же он был, в самом деле?
      Вечером история о диверсии имела иное продолжение и коснулась узла. Внезапно пропал канал. Работоспособность аппаратуры была быстро проверена, никаких повреждений не обнаружили. Оставалось проверить только кабель. Махмудов приказал Ивану взять автомат и вдвоем они прошли по кабелю. Дошли до здания администрации города, но никаких повреждений не нашли. Пробравшись сквозь толпу у входных дверей администрации, которые охраняли бойцы ОМОНа, Иван с Махмудовым поднялись на второй этаж, где к окну была прикреплена распределительная кабельная коробка. Абонентский кабель у коробки был аккуратно перерезан ножом. Запас кабеля был, поэтому Иван быстро зачистил концы проводов и восстановил соединение. Вездесущий Алиев появился и здесь. Ему Махмудов показал обрезок кабеля. Алиев покрутил кабель в руках и сказал:
      - Все одно к одному.
      Предоставив разбор происшествия Алиеву, Иван с Махмудовым вернулись на узел.
      Вечером, сдавая смену, Иван в назидание рассказал о бойне в казарме Малышкину, посоветовав думать головой. Колька был не доволен, но на ус намотал.
     
      Утром на узел пришли местные с просьбой о помощи. Их неопытный водитель БТР, не увидев антифриз в расширительном бачке радиатора, плеснул туда воды и оставил на ночь. Двигатель "разморозило". Начальник смены дал в помощь Онуприенко и Малого, которые в полку были в ремвзводе. Возможностью проветриться воспользовались и остальные. Иван сидел в КУНГе и вдруг услышал выстрел. Он схватил автомат и подбежал к двери. Выглянув в дверь, Иван увидел Савушкина, который видимо от скуки решил проверить на прочность бронежилет. Достал из него пластину, приставил к каменной стене и выстрелил в нее из АКСУ. Пластина выдержала, никаких трещин или деформации. Лишь маленькое углубление в месте попадания пули и след ее рикошета.
      Ремонтная бригада вернулась ближе к вечеру. В КУНГ к Ивану зашел Рощин.
      - Гляди, какой я тебе подарок принес - сказал Рощин и протянул Ивану патрон от крупнокалиберного пулемета БТР с БЗТ пулей.
      Иван взял патрон, положил на ладонь и оценил вес.
      - Ничего, похоже, такими они по Шушакенду лупили. Тебе там задарили что ль?
      - Да нет, я по-тихому из ленты вытащил. Там такие воины мама не горюй. Понабрали от пивного ларька. Умеют или стрелять, или баранку крутить. Обслуживание техники или вооружение это для них высшие материи.
      Иван покрутил подарок в руках и убрал в вещмешок. Рощин ушел.
      День был не хлопотным.
      Вечером к Ивану зашли два ополченца. Один невысокого роста, грузный, в бронежилете, похожий на торгаша с базара, второй худой и молчаливый.
      - Салам, солдат - поздоровался "торгаш"
      - Салам - ответил Иван.
      - Слушай, научи нас автоматы чистить, а то мы стрелять умеем, а чистить нет.
      Иван взглянул на их оружие, у обоих АКМы. Чистить два автомата, из которых неизвестно сколько стреляли, Ивану не улыбалось. Поэтому вовремя вспомнив о том, что его АКС порядком извалялся в грязи при аварии, предложил свой вариант решения проблемы.
      - Давайте так, я чищу свой, вы смотрите и повторяете за мной. Якши?
      - Якши - ответил "торгаш".
      Иван достал свой автомат. Торгаш, ослабив ремни бронежилета, уселся на стул за столиком, второй ополченец, стула для которого не было, остался стоять.
      - Отсоединяем магазин, и проверяем, нет ли патрона в патроннике - начал Иван, все действия он проводил медленно глядя на то, что делают ополченцы. Лишь хорошая реакция и наблюдательность помогли ему увернуться от летящего в голову патрона, когда один из ополченцев дернул затвор.
      "Не дураки порядок неполной разборки придумали" - подумал Иван, поднимая патрон - "Этак они мне тут и аппаратуру продырявят, с проста ума".
      - Так, воины, делаем все, как показываю - строго сказал Иван
     Продолжая комментировать свои действия, Иван разобрал автомат, следом свои автоматы разобрали ополченцы.
      Торгаш пыхтел, разбирая автомат попутно рассказывая Ивану:
      - Я автомат на рынке купил да-а, чтобы сюда приехать воевать. Форму себе купил да-а. О, смотри, солдат, это армян стрелял - ополченец показал два отверстия в чехле бронежилета - Вот так сбоку, да-а.
      Чистку начали со стволов, и тут Иван допустил досадную промашку, не учтя разницу в конструкции шомполов АКМ и АК-74. Один из ополченцев намотал большой кусок ветоши на вращающуюся насадку и засунул шомпол в ствол. Шомпол застрял намертво где-то посередине ствола. Все старания ополченца сдвинуть шомпол вверх или вниз успеха не принесли. Обстановка начала накаляться. Иван видел недобрые взгляды ополченцев, которые вот - вот начнут его обвинять в диверсии. Быстро просчитав варианты, Иван предложил единственный, казавшийся ему беспроигрышным.
      - Так, бери масленку, лей масло в ствол - сказал Иван тужившемуся достать шомпол ополченцу.
      Ополченец лил масло, пока оно не потекло из переполненного ствола по автомату.
      Подождав минуты три, Иван сказал:
      - Тяни!
      Шомпол вышел из ствола без проблем, в прямом смысле, как по маслу. Не врала народная поговорка. Что называется, от греха подальше, Иван выпроводил ополченцев под предлогом скорой проверки его работы начальником смены, который очень строг. Ополченцы, знавшие, по-видимому, что такое начальник, не стали возражать и удалились.
      Иван перевел дух.
      Очередной день закончился, было от чего ужаснуться и над чем посмеяться.
     
      Хоть на войне и не бывает выходных, но день следующий, с выходными совпавший, был частично потрачен на развлечения. Сначала фотографировались на память. Общую фотографию делали на фоне Степанакерта, который в этот немного туманный день можно было хорошо рассмотреть. Иван подменился минут на десять, чтобы сфотографироваться. С этого места открывался вид и на крепостную стену, небольшую часть которой Иван видел между корпусами санатория, на Шушакенд, местную тюрьму, где со слов Махмудова держали армян-заложников для обмена. И Иван первый раз смог подробно осмотреть окрестности. Вернувшись в КУНГ Иван, поддавшись общей "расслабухе" развернул радиостанцию Р-107 из комплекта узла и стал слушать эфир. Сначала в эфире послышался мужской голос, который монотонно вызывал "Каскад", потом какая-то женщина, которая просила купить лимонов по пятьдесят копеек. В это время подошел Махмудов. Иван, как раз настроился на волну, где разговаривали армяне. Махмудов попытался с ними связаться, сказал несколько обидных слов, но армяне не ответили. По-видимому, частоты радиостанций не совпадали. Ничего интересного выловить Ивану так и не удалось. Он свернул радиостанцию и сел за коммутатор. Через полчаса к Ивану зашли Махмудов и Савушкин. Савушкин сел рядом с Иваном, а Махмудов сел за стол. После дежурных как дела, как служба, Махмудов задал провокационный вопрос:
      - Бухаешь?
      Иван сначала замялся, но собравшись с мыслями ответил:
      - Я не залетаю.
      - Хм. Грамотно. Слушай, расскажи, как вы там между собой нас называете?
      Иван был поставлен в тупик неожиданным вопросом.
      - Да ладно, чего там.
      Иван пребывал в замешательстве.
      - Я ж замполит и так все знаю.
      - Так, а чего спрашиваете тогда?
      - Ну, интересно же. Давай я фамилии буду называть, а ты прозвища.
      Иван в нерешительности пожал плечами. Махмудов называл фамилии одну за другой, как оказалось, он действительно знал практически все. И вот после очередной фамилии, расслабившийся Иван назвал прозвище:
      - "Пися"
      Взрыв хохота был такой силы, что Ивану показалось, что в КУНГе повылетают окна. Ивану стало неловко. Савушкин рыдал за коммутатором. Махмудов, согнувшись пополам и прижимая руки к животу, медленно отходил к двери, сквозь смех приговаривая:
      - Пи-и-и-ся! Бля-я-я-я! Пи-и-и-ся!
      Рыдающий Савушкин сквозь смех добавил присказку о телефонном разговоре неких Писи Камушкина и его старшего товарища по фамилии Щебнев, чем добавил смеха. Махмудов, сквозь смех заметил, что прозвище не только отражает внешний вид, но и как нельзя лучше описывает внутреннее содержание его носителя. Когда приступ смеха пошел на убыль Савушкин рассказал две истории из его курсантской жизни. Посмеялись, а затем Махмудов, вдруг сказал вполне серьезно:
      - Мне тут сказали, если я соберусь отсюда вывести узел, по какой либо причине, нас просто сожгут. Так и сказали, сожгут.
      Веселье закончилось само собой. Махмудов и Савушкин вскоре ушли, а Иван, оставшись один, прокручивал в голове слова Махмудова. По всему выходит, что здесь они в капкане, здесь нет друзей и союзников. Пока они нужны все будет более-менее нормально, а что потом неизвестно. Для армян, как не крути они враги, но здесь все понятно и, случись что, долго разбираться не будут. Но те, кто готов стрелять в спину куда хуже врага очевидного. Эти спину не прикроют, а доведется...
     
      Новый день начался, со ставшего привычным обстрела, к которому добавилось большое количество соединений. Так, что к обеду Иван успел порядком утомиться. Такое количество соединений говорило о том, что что-то происходит. Но в городе ничего особенного не наблюдалось, все буднично. Все встало на свои места, когда зашедший к Ивану Махмудов сказал, что идет операция по взятию армянского села Дашалты. Штурм идет уже несколько часов. Побыв немного Махмудов ушел. Он снова зашел поздно вечером, был явно раздосадован. Он рассказал Ивану, что штурм закончился неудачей, азербайджанцы не смогли взять разрушенное до фундаментов село. Иван, после вчерашнего разговора, не воспринял провал штурма, как поражение, поскольку теперь обе стороны были для него чужими, и война эта стала чужой и бессмысленной. Ни за счастье азербайджанцев, ни за счастье армян погибать ему не хотелось. Штурм Дашалтов стал поводом для обострения противостояния. Армяне ответили на штурм Дашалтов интенсивным ночным артиллерийский обстрелом Шуши. Артобстрел был настолько мощным, что Махмудов предположил, что армяне начали штурм Шуши и, не смотря на угрозы, поднял узел по тревоге и приказал готовиться к отъезду. Но обо всем этом Иван узнал лишь утром, потому, что сильно уставший за смену спал, как убитый. Сквозь сон он слышал грохот, слышал, как хлопала дверь КУНГа, как разбирали автоматы из пирамиды. Но сон был сильнее, а грохот взрывов стал делом привычным, не оказывающим существенного влияния на распорядок дня.
     
      Утро для Ивана началось как обычно. О том, что произошло, ночью Иван узнал ближе к обеду, когда к нему зашел Рощин. Иван слушал его рассказ, раскрыв рот от удивления. Оказалось, что он чуть ли не войну проспал. Не меньше Ивана удивился и Рощин, когда узнал, что Иван просто спал и почти ничего не слышал.
      - Так вы что меня бы здесь и оставили? - спросил Иван, когда Рощин закончил свой рассказ.
      - Слушай, да я честно в этой суете и не заметил, что тебя нет.
      - Ну, бля, вы даете.
      - Да чего даете, ты б видел что творилось. Тут рвалось все вокруг, думал нас с дерьмом смешают. Думали все, капец, город штурмуют. Махмудов сказал, если через полчаса обстрел не закончится, уходим. Так и стояли, пока не затихло.
      - Это им за Дашалты прилетело - заметил Иван
      - В смысле?
      - Они вчера Дашалты штурмовали и не взяли. Не слышал что ли?
      - Нет, а ты откуда знаешь?
      - Махмудов вчера вечером заходил. Злой был.
      - Понятно. Нам бы тут только под раздачу не попасть.
      - Да кто тут разбираться будет, где свои, а где чужие.
      - Во-о, попали.
      - Походу, что тут творится, на самом деле, никто не знал.
      - Ладно, пойду я, будь - сказал Рощин и ушел.
      Иван пребывал в растерянности. "А вдруг бы и вправду забыли? Тогда-то что? Проснулся бы утром, а вокруг нет никого"
      Вечером Иван вышел, чтобы покурить и на темном дальнем склоне между Шушакендом и Степанакертом увидел несколько огненных маленьких прямоугольников. В том, что это горят дома, Иван ни сколько не сомневался. Он не знал, что в том месте было какое-то селение. Без бинокля даже в ясную погоду видно его не было. Иван не знал армянское или азербайджанское это село. Да и неважно это было. Горели дома, дома, где жили люди. Для Ивана это было дико, поскольку вот так, в его родных краях, деревни жгли фашисты в Великую Отечественную, а некоторые деревни вместе с жителями. И горящий Шушакенд, и разрушенные и сожженные Дашалты, и это неизвестное село представлялись Ивану теми самыми деревнями, которые жгли фашисты. Происходящее вокруг не укладывалось у Ивана в голове. А дома горели, горели долго. Иван смотрел на пожарище, и все больше и больше ему хотелось навалять и тем и другим. Поскольку на личных весах Ивана ни те, ни другие друг друга не перевешивали.
     
      Утром на заснеженном склоне, там, где вчера горели дома, Иван увидел ряд черных прямоугольников. Черные на белом снегу. Село сгорело дотла. Махмудов сказал, что это было азербайджанской село Малбейли, ночью на него напали армяне. Часть жителей убили, часть захватили в плен, дома сожгли. Узел стоял на площадке, с которой сожженное село хорошо просматривалось. Весь день сюда шли горожане посмотреть на пожарище. Два старика рассматривали село в бинокль и о чем-то с дрожью в голосе говорили. Пришел Алиев со свитой, долго стоял и смотрел туда, где еще вчера стояло село. Без последствий нападение на Малбейли азербайджанцы не оставили.
      Вечером Иван, сидя за коммутатором, заполнял журнал соединений. Фу-у-у-у-ух. Фу-у-у-у-ух. Фу-у-у-у-ух. Фу-у-у-у-ух. КУНГ закачался так, что Иван инстинктивно вцепился руками в коммутатор. Когда КУНГ пришел в равновесие Иван вскочил и открыл дверь. Фу-у-у-у-ух. Фу-у-у-у-ух. Фу-у-у-у-ух. Фу-у-у-у-ух. На его глазах четыре ракеты вылетели из-за одного из корпусов санатория. Ракеты ушли в сторону Степанакерта. КУНГ снова зашатался. Иван стоял и, почти не мигая смотрел на Степанакерт. Город светился огнями. Вдруг, как показалось Ивану, за городом возникли багрово-лилово-фиолетовые вспышки. Небо над городом как будто озарили молнии. Впечатление было такое, что на Степанакерт откуда-то с западной стороны надвигается гроза. Там, куда упали ракеты, возник пожар. Что горит, определить было невозможно. Рядом Иван увидел Махмудова.
      - Товарищ капитан, что это? - спросил Иван
      - Наши, по армянам, из "Града" врезали. Только они толком стрелять не умеют, поэтому за залп четыре ракеты выпускают.
      "Понятно" - сказал Иван про себя - "А, если оттуда прилетит то же самое? Хорошо если перелетит, а если упадет здесь на окраине?" - думал Иван, вспоминая слова Махмудова о том, что в Степанакерте армянами заблокирован мотострелковый полк - "Кто знает, что есть в его арсенале?"
      Иван сел за коммутатор и стал ждать. Из Степанакерта ничего не прилетело, но из Шушакенда летело, как всегда. Любое действие здесь заканчивалось неминуемым ответом из всего, что было под рукой.
     
      Утром рядом с узлом встала для развертывания радиостанция азербайджанского ополчения. Махмудов приказал Ивану помочь с развертыванием. Экипаж радиостанции состоял из двух ополченцев и их командира сорокалетнего, по виду, бородатого мужика с погонами старшего лейтенанта. В ответ на приказ своего командира приступить к развертыванию оба ополченца послали его по всем известному маршруту и направились в близлежащую чайхану. Иван стоял и смотрел на "старлея", который стоял с потерянным видом и крутил в руках колышек заземления. А затем он сплюнул, закинул колышек в КУНГ радиостанции, сказал Ивану, что в его помощи больше нет необходимости, и ушел прочь. Иван пожал плечами и вернулся к себе за коммутатор, попутно размышляя о том, что с такой дисциплиной войну выиграть невозможно.
      Вечером армяне нанесли новый удар в ожесточающемся день ото дня конфликте. Иван увидел зарево над склоном ущелья слева от Степанакерта. Пожар был большой, огонь озарял перекрывающий обзор склон так, что были видны все его изгибы.
      Махмудов сказал Ивану, что там расположено большое азербайджанское село Ходжалы и его штурмуют армяне. Снова лилась кровь, и горели дома. Безумие, у которого не было рационального объяснения и которое не могло закончиться ничем хорошим.
     
      На следующий день Махмудов, пребывающий в плохом настроении, вспоминая вчерашний день, сказал, что в нападении на Ходжалы участвовала техника и военнослужащие блокированного в Степанакерте мотострелкового полка, что при штурме погибло много азербайджанцев. Мимоходом он обмолвился, что готовиться новая смена, которая прибудет дня через три - четыре. Иван напомнил про ремкомплект для вышедшей из строя релейной стойки. Но Махмудов лишь махнул рукой в ответ и сказал: "Да кому оно теперь надо!". Очевидно, что-то шло не так, как предполагалось, но что именно Иван не знал. О том, что скоро будет смена, Махмудов объявил всему узлу, желающим предложил остаться на вторую смену.
      Вечером к Ивану зашли Рощин и Домин.
      - Ну что, брат, останешься на вторую смену? - спросил Рощин Ивана
      - Ага, уже остался. Оно мне надо? Это не моя война. Хотят воевать, пусть воюют, а мне здесь делать нечего.
      - А я останусь - сказал Домин.
      - Сбрендил, Серега? Оно тебе надо? - спросил Иван.
      - А что в части делать? По нарядам и караулам летать? Достало.
      - А здесь что? Армяне не убьют, так эти. Разница есть?
      - Не, я уже решил.
      - Зря, Серый, убьют ни за что, приедешь домой в цинке. Кто-то "спасибо" скажет?
      - Живы будем, не помрем - ответил Домин, но в голосе его не было уверенности.
      Повисла долгая томительная пауза.
      - А ты, Игорек, что решил? - спросил Иван.
      - Я в полк, нечего тут делать. Серега, брось, поехали с нами.
      - Не, пацаны, я решил, я остаюсь.
      Они поговорили еще несколько минут, потом Домин с Рощиным ушли. Вечером Иван, сдавая смену, спросил Малышкина.
      - Ну что, Колян, остаешься?
      - Да ты чего? Меня дома ждут. Мне тут делать нечего.
      - А "Фикса" как же?
      - Да, ладно тебе. Какая "Фикса". Домой, я же говорю, домой. А ты-то сам как?
      - Я не останусь. Это не моя война. Мы тут чужие для всех. Пусть сами разбираются как хотят, их горы, их земля.
     

Часть 6

     
      Оставшиеся дни узел готовился отъезду. Иван обучал остающегося Домина работать за коммутатором. Бабка-хохлушка, как будто пытаясь сесть в отходящий поезд, делала последние отчаянные попытки пристроить свою племянницу, но Колька был непреклонен. Видимо поняв, что ничего из ее затеи не выйдет, бабка перестала приходить. Иван также безуспешно пытался пригласить на свидание Ренату, предлагая встретиться в Баку на улице 28 Апреля. Пару раз со свитой на узле появлялся Алиев, о чем-то говорил с Махмудовым. Приходили, не понятно каким ветром сюда занесенные, иностранные фотографы, которые сначала фотографировали сожженное Малбейли, точнее черные прямоугольники все еще заметные на заснеженном склоне, а потом фотографировали узел. На ломаном русском фотографы спрашивали Махмудова о том, что они здесь делают и каково здесь солдатам. А солдатам было уже все равно, они растворились в этой войне, подхваченные потоком кровавого безумия, и ставшие ее частью. Ни страха, ни сомнений, ни угрызений совести, с единственным желанием вернуться и вернуться живыми. Думали ли они о смерти, боялись ли ее? Скорее всего нет. Они делали свое дело так, как учили, так как положено, не задумываясь о том, что будет потом, и наступит ли это "потом" вообще. Для них существовало только сейчас и вот это "сейчас" имело значение, ни прошлого, ни будущего, только настоящее.
      Смена прибыла, как и предполагалось через три дня, но было их всего четверо: капитан Ивановский, старший лейтенант Алекперов, да два солдата из роты майора Шарова, один дизелист другой телефонист. Очевидно, миссия полка на этой войне сворачивалась.
      Вечером Иван сдал смену Домину и первый раз ушел ночевать в жилую. Устроившись на верхней угловой полке, он смеялся про себя, слушая, как причитает, при каждом взрыве водила из РМО, привезший смену.
      - Да ну, да как вы тут, да это же невозможно! Да как тут спать-то, когда тут все время взрывы?
      - Вот так и живем, привыкли. Не бзди, обоз, к нам всего один снаряд залетел, да и тот случайно - ответил Иван, засыпая.
   Обозник икнул, услышав слова Ивана о залетевшем на узел снаряде. А Иван все больше погружался в сон под аккомпанемент вздохов и причитаний.
      На следующий день все было готово к отъезду. Но время шло и ничего не происходило. Кроме ЗИЛа с тентом в полк, за ненадобностью, возвращалась одна из жилых. Но, памятуя об аварии в ней, с комфортом, ехать никто не решился. Вся смена погрузилась в ЗИЛ с тентом, хоть и холодный, но зато дающий небольшой шанс выпрыгнуть в случае чего, разместились внутри на двух скамьях поближе к заднему борту. Заминка с отъездом случилась из-за того, что один из руководителей города попросил вывезти из Шуши его пожилую мать. Старушка собиралась слишком долго. Наконец машины тронулись. Ивановский, Алекперов и Домин провожали смену.
      - Счастливо, ребята - крикнул вслед Алекперов.
      Таким Иван и запомнил его, веселым, улыбающимся.
     
      Снова долгий горный серпантин. Ехали молча. Смотрели на петляющую позади дорогу. Горные красоты, скалы, ущелья, казалось, уже никого не волновали. На равнину выехали засветло, сделали остановку и пересели в жилую. Иван устроился на верхней полке и задремал. Ехали долго. Из-за старушки пришлось делать большой крюк, так что в полк вернулись уже под утро. Сдали оружие, разбудили спящую роту. Поспали до подъема пару часов. Вечером Иван сходил на полковой узел связи, откуда позвонил Домину спросить, как дела. Домин спросил, как доехали, сказал, что все нормально, обстреливают как обычно.
      Через день по полку поползли слухи о том, что в Шуше погиб Алекперов, а узел не выходит на связь. В тот день Иван стоял в карауле на посту неподалеку от КПП и увидел, что на территорию части вбежал одетый "по гражданке" Махмудов. Он шел по направлению к штабу, выкрикивая на ходу: "Козлы! Сволочи!".
      На следующий день из Шуши возвратилась смена. Иван оказался у входа в казарму как раз в том момент, когда ЗИЛ со сменой подъехал к казарме. В кабине сидел капитан Ивановский. Машина сделала разворот и задом подъехала к входу в казарму. Когда Ивановский вышел из кабины Иван увидел, что он без брюк в одном нижнем белье. В кузове со скамьи поднялся Домин тоже в нижнем белье, без шапки, в наспех накинутом бушлате. Остальные были в таком же виде. Опустили задний борт, в глубине кузова Иван увидел черный гроб. Домин выпрыгнул из кузова, за ним все остальные. Они стояли раздетые, униженные и потерянные. Внутри у Ивана закипело. Все происходящее казалось ему в высшей степени несправедливым, требующим каких-то жестких ответных действий. Где-то внутри родилось удушающее, гадкое, гнетущее ощущение того, что их просто предали, предали, унизили и бросили. И это предательство, казалось, имело вполне осязаемую форму и даже свой специфический запах. И ничего уже нельзя исправить. Ничего нельзя переиграть или начать заново. То, что вначале могло показаться подвигом, закончилось бесславным позором и унижением.
      Вечером Иван, Рощин и Домин собрались в каптерке.
      - Ну, Серега, рассказывай, как дело было? - спросил Иван.
      - Да, чего рассказывать. Короче, днем это было. Обстрел, как обычно. Канал пропал. Я Алекперову доложил. Он проверил аппаратура в порядке. Решили что-то с кабелем. Ну, он пошел проверить, а я с узла смотрю. Шел, шел, вдруг взрыв, смотрю, упал. Я к нему бегом он лежит вроде живой. Я его перевернул, голову на колени положил, смотрю у него кровь на животе. Тут он вздохнул и все. Я понял - мертвый. Потом "скорая" приехала, его увезли. А ночью мне в КУНГ постучали, я открыл, а там Алиев со своими "гоблинами", спрашивает, где мой автомат. Я сообразить ничего не успел. Автомат хвать, меня за шиворот и на улицу, а там уже Ивановский с остальными стоят руки за голову. В общем, разрешили бушлаты взять и в тюрьму всех по камерам развели. Сказали, мол, мы предатели, работаем на армян.
      - Суки! - негодовал Иван. Ему хотелось сказать, что останься он там и вполне мог бы оказаться на месте Алекперова. Потому, что точно также, как и Алекперов, он шел по тому же кабелю, выдергивая его из-подо льда и спрессованного снега, прощупывая пальцами каждый его сантиметр.
      - Не то слово. Гроб отдали, и в чем мать родила, по морозу отправили. Падлюки!
   Ехали зубами стучали. Во, что у меня есть - Домин залез во внутренний карман и достал оттуда свернутый носовой платок - Глядите!
      В платке оказались завернутые осколки снаряда.
      - Прилетели прямо мне в КУНГ, не пробили, но вмятина приличная осталась. Все в один день.
   - Кто ж там остался на узле? - спросил Иван
   - А, каких-то "мамедов" из управы прислали. Не знаю в общем, да и наплевать.
      Прощались с Алекперовым на следующий день в полковом клубе. Проходя мимо гроба, Иван смотрел на восковое лицо Алекперова и вспоминал его еще живого, кричащего им вслед: "Счастливо, ребята!".
      Иван хотел быть в почетном карауле, но вечером у него началась сильнейшая ангина, такая, что к утру пропал голос, а руки и спину выкручивала температура.
      Вечером в каптерке, Иван, Рощин, Домин, Малышкин, Колька Маковкин, с загипсованной до колена ногой, Талыпов вместе помянули Алекперова. Талыпов принес бутылку "Гейтепе", выпили молча из одной пущенной по кругу кружки.
   Через несколько дней Иван встретил Махмудова, который, мимоходом сказал, что в Москву отправили представления на награждение смены. Но это Иван отнесся к этому безразлично, это было уже неважно.
      Пришел дембель и Иван вернулся домой. Никому не рассказал, что был в Карабахе. Лишь услышав в новостях о том, что армяне взяли Шушу, как бы между прочим сказал суетившейся рядом маме.
      - Мам, я там был.
      - Где?
      - Там - ответил Иван кивнув в сторону телевизора. Мама всплеснула руками, на глазах выступили слезы.
      - Сыночек, да как же....
      - Вот так, мам.
  

Оценка: 8.68*18  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023