Уже два дня как перебили в засаде взвод первой роты.
Вот уже третью ночь, как находимся мы в тревожном ожидании. Хотя в этих горах и в этой стране ты круглые сутки в тревожном ожидании.
Но тут случай особый - где-то рядом бродит по горам довольно дерзкая и, судя по всему, опытная группа духов. А может и ушла уже давно - до Пакистана-то рукой подать...
Не знаю, бродит ли в поисках этих духов кто-то из наших - во всяком случае нам никаких команд на этот счёт не поступало. Только усилить бдительность и ждать.
А сколько её ещё усиливать-то? И как? Пялишься, пялишься в темноту...
Хорошо хоть снег повсюду - видно хорошо. Так ведь и нас тоже....
Наш второй взвод - крайний левый фланг роты. Или крайний правый - это смотря в какую сторону глядеть, где считать "фронт"...
Но крайние мы по любому. Перед нами только поросшие деревьями склоны внизу, да чуть поодаль немного нависающая над нашей горкой небольшая высотка. Почему туда никого не посадили, не знаю. Наверное, потому что снегу там вообще по пояс. А может просто внимания не придали - прыщ и прыщ...
Позиции взвода разбросаны по лысой вершине горки.
У самого склона, под единственной елкой, обосновались мы с Олегом Никулиным. Мы уже год, наверное, как "боевая двойка". Ёлка эта нам сразу приглянулась - между корней выкопали подобие норы, всяко легче долбить, чем простую породу. Опять же снег по фигу, да и психологически - всё не под открытым небом. И нагреть эту "норку" кое-как можно. Тем же спиртом от сухпая. Или думать, что нагрел... Номер "полулюкс" в общем...
"Люкс"-то у взводного с Зуем, замкомвзводом нашим. На них первые дни молодые изрядно поишачили с сапёрками, да и гранат не пожалели! Зато теперь у них почти блиндаж - сверху укрыли плащ-палатками, тащатся.
Ну и слава Богу - вылезать им оттуда не особо охота, да и блиндаж этот почти на противоположной стороне горки, так что нашу сторону взводный особо не кантует, предоставив рулить тут мне.
Чуть ближе к вершинке - наш с Никулиным окоп. Точнее теперь окоп, сначала-то просто выдолбили чуть-чуть, да камнями обложились. Но за два дня после гибели ребят из первой роты углубились основательно.
По окружности горки ещё несколько таких же позиций понаделано, только в отличие от нас с Олегом, парни там же и живут. Усов с Храповым, Саня Календо - "ветеранчики", Гаврюша с Овечкиным - "шнуры". Кахрамон с Серёгой Сергеевым - наши.
На вершине позиция "Утёса".
Там Дядя с Петрухой и приданный им в подмогу "молодой" Ходжа, узбек из Ферганы. Вообще-то он Хужанбердыев, но это ж кто такое выговорит? Зовут, правда, Уктам - дык, много чести "шнуру" по имени зваться. Мне-то просто подвезло быть его командиром отделения, потому и знаю.
А то докопается замполит: "Всех ли в отделении знаешь? Ведь положено!"
А я ему: "Хужанбердыев Уктам Каримович! 1967 года. Город Фергана, парикмахер!"
Мне не привыкать такие труднопроизносимые имена запоминать. Наш то Кахрамон Абдельазизович Мираипов тоже в моём отделении.
О как, навсегда засело в голове. Спасибо, товарищ замполит, за тренировку памяти!
Правда, Кахрамону почему-то за полтора года никакого прозвища или эквивалента хотя бы русского так и не подобрали. А этот Ходжой стал моментально.
Ходжа коренастый, крепкий такой пацан. Чувствуется что не из тихонь. Не знаю уж, как он в парикмахеры заделался...
Пришёл из сержантской учебки ашхабадской, в ноябре только.
Первое знакомство с ним навсегда запомнил. Его ко мне в отделение "стрелком-санитаром" определили. Формальность, конечно - на боевых кто рядом окажется, тот и "санитар". Санинструктор роты другое дело...
Но тут как раз занятия по оказанию первой помощи. Кому по десятому, а кому и по первому разу. Потом медик батальонный, что занятия проводил, начинает опрос:
"Пулевое в руку без видимого повреждения кости! Ваши действия?"
"Сквозное в область груди!...."
"Подрыв с повреждением нижней конечности! Ваши действия?"
Кто бойко, кто не очень, отвечают пацаны про шины, промедол, ИПП, остановку крови. И всё больше про жгуты, про то, чтоб поближе к ране, чтоб записку со временем наложения и т.п.
Доходит очередь до Ходжи:
--
Ранение в голову! Ваши действия?
Без колебаний:
--
Жьгут, таварыш каптан!
Медик оторопел:
--
Куда жгут?
Секундное замешательство:
--
Шею, таварыш каптан...
Так Ходжа перестал числиться стрелком-санитаром.
Всего-то месяца три с тех пор прошло, но последнее время уже нет-нет зубы да покажет - надоело ему "летать".
Ох, не повезёт кому-то в феврале... Из таких злые "ветераны" вырастают.
Даже порой своих "подпрягать" пытается. Хотя всего-то вторые боевые у него, а парни уж с августа ходят.
Но пока, как ни крути, он "молодой", и службу тащит на горке как молодой.
Да у Петрухи с Дядей особо и не подуркуешь. Особенно узбеку...
Дядя добрый-добрый, увалень-увальнем, а кулак-то размером с гирю. Как даст с высоты под два метра, и не забалуешь...
Мышцы-то на костяк мамонтинные наросли уже. Последнее время не косят Серёгу с положенной с его ростом полуторной пайкой. Дядя в расчёте "Утёса" первый номер. Он хоть и дембель, но таскает станину, самую тяжёлую и неудобную часть пулемёта. Хотя на стрельбище пару раз и весь "Утёс" на спор поднимал.
Дядей он в этих самых горах стал, на первом Алихейле, в декабре 84-го. Его тогда как раз только перевели к нам из сапёрной роты - там до такой степени затумкали доброго русского богатыря местные дембеля-казахи, что на огромном его теле казалось места живого не осталось, синяк сплошной. А ведь любого из них толкни дядька посильнее, из палатки бы улетел. Да куда там - традиции, блин, армейские...
На ту операцию Дядя пошёл вторым номером расчёта ПК с Саней Ивановым. Того тоже к нам перевели недавно откуда-то, но, в отличие от дяди, как раз за "неуставняк" - весной уж домой Сане было. На первый взгляд был Иванов спокойным, но взрывался порой с полуоборота и, когда взрывался, рука у него была ох тяжёлая. Может, от того взрывался, что частенько по ночам я его в палатке со шприцем видел, с глазами стеклянными...
Опять "попал" Дядя "на мероприятие".
Точнее Серёга попал, он тогда ещё Серёгой был...
На какой горке не заночуем, Иванов сразу его за дровами посылает. А тот и рад - сам-то тепло тоже любит безгранично. Только дрова закончатся, опять Серёга на склон урывает. С каждым разом всё дальше и на дольше. Они как раз рядом с нами с Мордвином сидели. Только и слышно было всю ночь:
--
Эй, дядя, ты живой там? - кричит развалившийся у костра Иванов.
--
Угу... - раздаётся откуда-то с самого низу, из-под горы, бас медвежий.
--
А хуй ли так долго-то, дядя? Погаснет - вешайся!
Это кричит Саня, у которого росту-то метр восемьдесят не будет, да и в плечах не молотобоец совсем. (Откуда оно после ширялова возьмётся-то...)
В ответ снизу раздаётся только кряхтенье, пыхтенье, треск - и впрямь словно медведь по чаще шарится.
И вот, спустя ещё минут 15, на склоне показывается громадная фигура несущая просто непередаваемых размеров гору дров. Чуть ли не стволы целые. Кряхтит, сопит, сопли замёрзли до земли...
"Ну, ты блин, даёшь, Дядя!"
Саня не может скрыть в голосе восхищение. Что, впрочем, не мешает ему наградить дядю парой пинков - как же, заставил дедушку волноваться.
Так и повелось с тех пор с лёгкой руки Иванова. Дядя и Дядя. Даже забыли многие имя его. А он не обижался - добрый был, спокойный...
Если на кого и набычится бывало - так только на среднеазиатов наших. Не забыл, видать, молодости в сапёрной роте.
Петруха, второй номер при "Утёсе"- из Белоруссии, вроде из Западной, или с Украины. Короче, с запада откуда-то. Говорок у него своеобразный такой. И характер тоже.
Петруха нашего призыва, но к нам его из охранения перевели недавно совсем. Чего-то он там залетел, а в охранении это у них наказание такое - в роту. И правда - в ротах-то своих "крутых перцев" хватает. Да и с охранения на операции в горы-то мало кто ходит. И каково оно под конец службы начинать...
Тем более, что и в ротах-то подход к таким залётчикам "индивидуальный" - всё норовят запихнуть куда потяжелее - АГС там, миномётный взвод. Чтоб не просто в горы ходить, а ещё и железа на горбу тащить побольше.
Вот и угодил Петруха в миномётный взвод. А там к тому времени узбеки нашего призыва шишку держали. Как раз стал я свидетелем невольным, как "знакомство" у них складывалось.
Не помню уж зачем, пошёл я к миномётчикам в палатку. Ещё из тамбура слышу какие-то звуки странные - то ли шипенье какое, то ли визг, скрип.
Вхожу, в дальнем углу палатки стоит Петруха с топором. (Видно из тамбура заднего взял, где дрова лежат - в палатках уже топить начали). А перед ним Давлетов и Исмаилов - шипят чего-то по-своему, но приблизиться не решаются. Остальные в стороне сгрудились - не лезут.
"Ну что, обезьяны, давайте! Кто первый подойдёт, тому первому башку и расшибу"
Видно не захотели "крутые узбеки" при постороннем лицом в повидло падать. Жить-то хочется, а по Петрухе видно - точно расшибёт.
Прошипели что-то типа "вешайся" и отвернулись от него.
Так, видать, и нашла коса на камень - перевели от них Петруху к нам во взвод.
Но, видать, после разборок этих счёт и у него к узбекам имелся серьёзный...
В общем, повезло Ходже с напарниками на боевых.
Оба "интернационалисты" дальше некуда. Закалённые, так сказать, жизнью.
И вот уже которую ночь тащит Ходжа службу "на воздухе" - не пускают его Петруха с Дядей на позицию. И присесть не дают. И днём поспать толком.
И не знаю уж, насколько адекватно оценивает действительность который день несущий "вахту" боец.
Ну не вмешиваться же мне в "воспитательный процесс" -да и было б за кого...
К тому же всё равно не спится нам всем эти три ночи.
И вот топает Ходжа по горке. Снег под сапогами хрум-хрум...
Холодно. Воздух морозный, аж звенит, кажется...
В сторону блиндажа взводного шагов 15 - хрум-хрум...
Холодно. Всё пытаемся с Олежкой угреться в своей норе - ни хрена не выходит. Раньше получалось - теперь ни в какую...
Дембель в опасности.
Не спится.
Интересно, а дядя с Петрухой хрючат?
--
Дядя!
--
А?
--
Хуй на! Добрый я?
--
Да иди ты Артёмыч...
Хрум-хрум... Ходжа возвращается к "Утёсу".
Задолбались мы с Никулиным - спать не спим, затекает всё, мёрзнем.
Вылезли из норы, пошли в окоп свой. Теперь Ходжа вообще у нас над головами хрумкает.
Когда с кем-то столько боевых прошёл, сколько мы с Никулиным, когда в одном окопе, на одной позиции не раз и не два сидел, когда и вода и сухпай - всё на двоих, да что там вода - посрать-то только вдвоём ходишь - тогда начинаешь человека по-другому чувствовать. Настроение его, эмоции, намерения.
Особенно когда такой взрывной этот человек, эмоциональный, как Никулин.
С ним пока чаю котелок выпьешь, он тебя раз 20 пошлёт. Такая у него фирменная реакция: только скажи чего не так:
"Да пошёл ты нах, да пошёл ты нах, да пошёл ты нах..."
И вот чувствую я, мается Олежка. Тягостно ему сиденье это и напряжённое ожиданье бесконечное. Скучно ему. Задумал чего-то, по глазам вижу, по выражению лица, хоть и ночь.
Да и понимаю его прекрасно - это ж дураком станешь так с утра до вечера...
Тоска...
Хрум-хрум...
--
Ходжа, если духов заметишь, твои действия?
--
Стрэляю!
Так. Похоже, начинаю догадываться.
Хрум-хрум... Опять удаляется Ходжа в сторону взводного.
Олег берёт со дна окопа палку какую-то и как швырнёт её вниз по склону.
Шмяк! Воздух морозный, тишина мёртвая - всё слышно.
Ходжа замер на ходу, оборачивается на нас.
--
Ходжа! Ты слышал?
--
Да.
--
А чего вафлишь?
--
Нэ знаю.
--
Не вафли, чурка...
Всё ясно, чего Олежка удумал. Будет теперь над Ходжой прикалываться и нервы тому щекотать. Опять же, если что, будет повод по башке ему надавать. Тоже развлечение. Заодно и согреемся.
Вяло, скорее для порядка, пытаюсь отговорить Никулина, но получив в ответ привычную уже очередь: "Да пошёл ты на..., да пошёл ты на...", -расслабляюсь.
Занимаю место в партере.
Минут через пять повторяется та же история.
Тут уж и я впадаю в азарт - следующую палку запускаю в сторону ёлок сам.
Палок у нас с Никулиным много, дури тоже хватает. Ходжа так просто не ведётся, но с каждой попыткой "градус" повышается.
"Ты чё, чмо, вообще что ли мышей не ловишь? Не слышишь что ли, там шуршание какое-то. Там точно приближается кто-то!"
В какой-то момент случается то, что должно случиться. Ходжа "ломается".
--
Ходжа, ты слышал?
--
Так тошна! Духы!
--
Ну и хуйли ты? Твои действия?
Ходжа выпускает в сторону непонятных звуков очередь. Тут же туда лепит Никулин из СВДшки, а я, словно одурманенный первыми звуками выстрелов, раздавшихся в ледяном воздухе, выскакиваю из окопа и с бедра засаживаю в ёлки на склоне всю сорокопятку своего АКСа.
Что тут началось!!!!!! Мы и не предполагали такого с Олегом. Такое впечатление, что пацаны только и ждали, чуть ли не с пальцами на спусковых сидели.
Сразу же после нас начинается пальба на противоположном фланге - там сидит третий взвод, тоже больше половины наш призыв и тоже, видать, маются ребята.
Чуть позже оживает небольшой хребет, протянувшийся от нашей горки вниз, в сторону роты. Там, прикрытый с обеих сторон нами и третьим взводом, сидит "шнуровский" взвод Толяна Кочетова.
Где-то там берлога Пахома, балдеющего среди полутора десятка шнуров при отсутствии какой бы то ни было за них ответственности.
Пахом серьёзный боец, в отличие от нас с Никулиным. Настоящий "дед". Положено "дембелю" спать - он и спит. Подумаешь холод, подумаешь зима - раз служба идёт, так что ж солдату не спать. А то какой пример молодёжи?
Саня вспоминал потом, что при звуках совершенно безумной стрельбы, начавшейся абсолютно неожиданно и со всех сторон сразу, сквозь сон решил: "Шандец, приплыли!"
Схватился за винтовку, выкатился из своей берлоги и первое время даже не мог понять, что происходит, потому что стреляли мало того, что со всех сторон, так ещё и в обе стороны от хребта и с обоих его флангов.
Представляю себе, каково это должно казаться спросонья и без понятия об истинной сути и первопричине происходящего...
Эффект превзошёл все наши с Никулиным ожидания.
Развеяли напряжение, блин..., расслабились! Чего теперь делать-то?
В безумной стрельбе наступает передышка - то ли команд каких ждут, пережив первый всплеск, то ли перезаряжают все. А может, допёрло, что по ним вроде не стреляет никто.
К нам подлетает Кондрат.
--
Чё было-то?
--
Да Ходжа вроде на склоне духов углядел. Правда, Хужанбердыев?
А куда он денется-то. Попробует сказать, что нет - так ему первому и влетит. Сначала от взводного, ну а потом уж....
--
Так тошно, таварыш старшы лэтенантъ.
Кондрат с подозрением косится на склон и уж собирается сказать что-то, но тут замечаем, что, как и два дня назад, в мой день рождения, со стороны роты чешут ротный с замполитом.
Только тогда лица у них были напряжённые, а сейчас скорее возбуждённые.
--
Что тут у тебя, Миша?
Теперь очередь Кондрата оценивать свои шансы и решать, на чьей он стороне. Сдав нас, он подставляет, возможно, и себя.
--
Да чё-то какое-то шевеление там было на склоне...
--
Где, на каком?
--
Да вон, там, вон у тех ёлок подальше, где погуще натыканы.
Кондрат просто артист. Станиславский бы гордился!
--
Шейнин, дай осветительную!
Вытаскиваю из лифчика, который успел уже напялить после начала "боя", осветительную ракетницу. Выпускаем одну, вторую... Снег белый, ёлки чёрные, тени по снегу мечутся - ни хрена не разобрать. Но жутко.
Даже нам с Никулиным жутко...
Ротный к рации:
--
Я "Остров". Предполагаю передвижение противника. Подсветите!
Броню долго уговаривать не надо. Там тоже, небось, все заведённые после случившегося с первой ротой. Через несколько минут шуршание и небо расцветает светлячками осветительных снарядов. Правда большая часть "светлячков" тут же камнем летит вниз.
А где ещё брать молодым стропы на неуставные аксельбанты для парадок дембелям в десантной части, все парашюты которой хранятся где-то в Союзе? Если вообще они ещё где-то хранятся, бригада-то вся целиком в Афгане чуть ли не с декабря 1979, с самого ввода...
Единственные парашюты в осветительных снарядах. То-то на складе РАВ молодым никогда не скучно в карауле...
Но, видно, не до всех осветительных добрались ещё - осенники почти уже разъехались все, весенники ещё на занялись вплотную парадками.
Так что постепенно местность на некоторое время заливается мертвенно-бледным светом. Некоторые осветительные всё-таки опускаются как положено, медленно.
Тени на снегу от всего этого разнобоя "светлячков" ещё чернее, ещё суетливее и ещё неразличимее. Кажется, уже весь склон шевелится!
И вдруг ротный:
--
Вижу, вон они, человек 12! Все в чёрном, уходят по склону!
Вот уж тут мы совсем охренели! Какие 12? По какому склону?! И почему в чёрном?!!
А ротный уже в рацию орёт, артиллерию вызывает. Украдкой переглядываемся с Никулиным. Ни хрена себе войнушку затеяли!
Вижу, что он с трудом сдерживает улыбку и прячет свои глаза-бесенята.
И тут пробивает замполита. Он уже успел забраться в наш с Олегом окопчик, а окопчик-то выходит аккурат на ту самую горушку-прыщ незанятую.
И вот он с видом абсолютного зомби произносит незабываемую фразу: