ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Горелов Лев
Как это было. Интервью

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.74*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЛЕВ ГОРЕЛОВ (02.08.1922--29.12.2018), главный военный советник Вооруженных сил Афганистана в 1975-1979 гг.
    Интервьюер: Артем Шейнин.
    Расшифровка, редактура, работа с документами: Артем Шейнин, Андрей Грешнов, Дмитрий Бабкин, Сергей Скрипник.
    (Одесса-Москва-Минск, 08.2006г.)
[]
  
   ВОПРОС: Вы были Главным военным советником в Афганистане с 1975 по 1979 год. Как произошло Ваше назначение?
   ГОРЕЛОВ: В июне 1975 года я был вызван к начальнику Генерального штаба маршалу Куликову. Он вкратце охарактеризовал мне обстановку в Афганистане и сказал:
   - Мы сейчас кое-что пересматриваем, усиливаем наше сотрудничество с Афганистаном, передаем туда технику и увеличиваем количество советников.
   Я изучил Ваше личное дело, и мы решили предложить Вам поехать туда Главным советником. Как Вы на это смотрите? Как здоровье?
   Я ответил, что здоровье в норме.
   - А у супруги?
   - Болеет иногда, но, в общем, нормально.
   - Тогда я Вам желаю успехов в работе. Думаю, мы ещё много будем с Вами общаться по связи. Будем Вас вызывать, а Вы - докладывать о положении дел в Афганистане. Но учтите главное - в ходе Вашей работы нужно сохранить жизни наших советников. В политические вопросы не вмешивайтесь. Решайте свои задачи, главная из которых подготовка армии к боевым действиям. Каков противник Вам на месте расскажут, главное политикой не занимайтесь.
   После этого напутствия он пожал мне руку, и я ушел...
  
   ВОПРОС: Вы сказали, что он Вас вызвал и охарактеризовал обстановку в Афганистане на тот момент. А как он её охарактеризовал? Что он конкретно сказал про обстановку в стране?
   ГОРЕЛОВ: Он сказал, что обстановка в Афганистане стала намного хуже, чем при короле Захир-Шахе. В том числе и в армии. Потому, что с приходом
   Дауда было снято большое количество генералов, офицеров с дивизий и полков. Боевая готовность понизилась - на должности командиров батальонов пришли командиры рот, комбаты стали командовать дивизиями. Надо будет сосредоточить главное внимание на подготовке офицерского состава.
   - Второе: с учетом организации боевой подготовки офицеров обратить внимание и на быт людей. Вся армия спит на полу: казарм нет, кроватей нет, едят тоже на земле. И последние: армию надо вывести из казарм. Они и огневой занимаются на плацу, и тактикой на плацу, все у них на плацу. Вывести их в поле, в горы, и уже там заниматься боевой подготовкой. И начать нужно с офицеров.
   - Обратить внимание на наших, советских офицеров. Мы где проводили учения в Союзе? Только на Кавказе, где у нас еще там горы? Мы же посылаем туда наших офицеров из внутренних округов. Так что займитесь своими офицерами тоже.
   - Это что касается армии. Но, кроме того, дерутся две группировки - "Хальк" и "Парчам", да еще и офицеры между собой. В их среде тоже нет единства, а мы имеем данные о том, что они хотят свергнуть и Дауда. Единства нет никакого, потому что все эти группы дерутся между собой за власть. Ещё раз Вам повторяю, не вмешивайтесь...
   - На границе обстановка пока спокойная. Но те из сторонников Захир-Шаха, кто ушел за рубеж, уже начинают формировать боевые команды, переходить границу и заниматься подрывной деятельностью.
   Вот так он и сказал.
   - Остальное Вам поведает наш посол, Александр Михайлович Пузанов. Он там уже давно, он Вам все расскажет, в том числе обрисует и политическую обстановку в стране.
  
   ВОПРОС: И вы поехали...
   ГОРЕЛОВ: И я поехал.
  
   ВОПРОС: Сразу с семьей?
   ГОРЕЛОВ: Да сразу с семьей.
  
   ВОПРОС: Расскажите первые впечатления. Вы же никогда, до этого не были в Афганистане?
   ГОРЕЛОВ: Никогда не был, не представлял даже, что это такое, разве что только по книгам. Для меня назначение стало полной неожиданностью, и в то же время я представлял себе, как сложно будет работать в Афганистане. Почему сложно? Я в Великую Отечественную после взятия Вены немного в Альпах повоевал. Больше опыта войны в горах не имел. А тут, в Афганистане - сплошь "особенности". Для меня сразу стало понятно - надо и самому приобрести опыт работы в горах, и вести туда офицеров. И уже там, в горах, их готовить. Призадумался я: тяжелое дело будет, нелегко дастся нам этот Афганистан.
   Познакомился с людьми, они приняли меня хорошо. В первую очередь Дауд. На второй день он меня принял, потом принял министр обороны. Они к нам с самого начала отнеслись очень, очень тепло.
   И началась наша работа. Дауд сказал мне: "Помимо министра обороны, я Вам предоставляю право в любое время приходить ко мне и докладывать о положении в Вооруженных силах. Меня беспокоит положение в Вооруженных силах".
  
   ВОПРОС: Когда Куликов ставил Вам задачу и описывал обстановку в Афганистане, он сказал, что нужно готовить армию к боевым действиям, а к каким боевым действиям и кто потенциальный противник, Вам там объяснят.
   Вы приехали в Афганистан. Кто и что Вам там объяснил?
   ГОРЕЛОВ: В первую очередь мне сказал Дауд: "Основной противник у нас - это Пакистан. Положение усугубляется тем, что от нас ушли те, кто поддерживал Захир-Шаха. Они ушли в Пакистан, сейчас там и формируются. Словом, основной противник - это Пакистан, которому помогает Америка, поддерживает его во всех антиафганских "начинаниях". На Западе, с Ираном, у нас отношения ровнее. Я думаю, что впоследствии они будут нормальными".
  
   ВОПРОС: Дауд сказал, что главный противник Пакистан. Он каким-нибудь образом обозначил, какая угроза для Афганистана исходит от Пакистана?
   ГОРЕЛОВ: Захват территории, захват природных ресурсов. Оценивая обстановку, они думали, что Пакистан может напасть на Афганистан. Но и сами подумывали о том, как напасть на Пакистан с определенной целью (улыбается)... Но, этого впрямую он мне не говорил, конечно.
  
   ВОПРОС: Вы приехали в Кабул. Стали встречаться с офицерами, поехали по гарнизонам. Ваши первые впечатления от состояния афганской армии?
   ГОРЕЛОВ: Во-первых, я сразу поехал в Гардез, потом в Кандагар, потом в
   Мазари-Шариф, на север. Но в первую голову , конечно, в Гардезский корпус, Джелалабадскую дивизию посмотрел. Я убедился в то, что афганская армия не занимается боевой подготовкой, а занимается строевой. И даже стрельбы проводят на плацу. Полоса препятствий и маленький тир построенный... на плацу. Учений никаких не проводили. Поэтому задача была предельно упрощена: поднять и вывести армию в поле. И второе - проявить, как мне Куликов сказал, заботу о людях - чтобы они почувствовали на себе заботу об их быте.
  
   ВОПРОС: То есть, действительно, всё у них там так было плохо?
   ГОРЕЛОВ: С жильем, конечно, было плохо: спали на полу. Матрасы на полу во всей армии. Почти не было казарм, а если и были, то в недостаточном количестве. Только Гвардия обитала в хороших казармах.
  
   ВОПРОС: У них была призывная армия?
   ГОРЕЛОВ: Призывная, у них действовал принцип призыва.
  
   ВОПРОС: Когда я служил, я видел, как набирали солдат в армию - такое впечатление, что их отлавливали и просто насильно туда загоняли. При Вас это так было?
   ГОРЕЛОВ: Нет.
  
   ВОПРОС: Расскажите.
   ГОРЕЛОВ: В армию шла, как и у нас, директива о сборах, как правило, устная. Отдавался приказ, и люди шли служить в армию. Конечно, бывали случаи, когда приходилось и отлавливать. Это происходило, когда люди жили высоко в горах. Пока туда эта директива дойдет! Для руководителя провинции или его помощников это была очень серьезная задача - довести директиву о призыве в горные кишлаки. Это же для них целое событие. И порой приходилось отлавливать. Но, в основном, конечно, призывали.
  
  
   ВОПРОС: Служить в армии, в 75-76 годах было почетно?
   ГОРЕЛОВ: В 1975 году, с приходом к власти Дауда, забота о солдатах и офицерах уже серьезно чувствовалась. И они служили с желанием. Конечно, не все, но в основном, с желанием занимались боевой подготовкой.
  
   ВОПРОС: Вы часто встречались с Даудом. На тот момент он уже чётко определился, что его военный партнёр - это Советский Союз? На тот момент как Дауд относился к западным странам, Европе, США? Насколько Вы его оцениваете верным союзником Советского Союза?
   ГОРЕЛОВ: Сложилось такое впечатление. Таково было первое впечатление в самом начале работы, когда мы встречались много. И уже в последствии, когда мы с послом ходили к нему. Он очень тепло и дружески отзывался об СССР во всех наших разговорах.
   Ну, вы знаете, что в Афганистане от гвоздя до самолета - все из Советского Союза. А те, кто управлял техникой, они тоже - танкисты, вертолетчики - учились у нас. Летчики учились у нас все поголовно. И Дауд, искренне - не искренне, но завязан был на тесном сотрудничестве с Советским Союзом. Что у него в сердце было, трудно сказать, но отношение, к нам, к военным советникам, к советским людям, к Советскому Союзу было самое хорошее. Но, потом, позже уже, мы узнали (по данным разведки), что он входил в контакт с американцами. Но это была закрытая информация. Она исходила сугубо от разведчиков. А так, мы не чувствовали, что он ориентируется на другие страны.
  
   ВОПРОС: А какие-нибудь другие иностранные советники были?
   ГОРЕЛОВ: Нет, других иностранных советников не было.
  
   ВОПРОС: То есть, получается, что Афганистан при Дауде был вполне ориентирован на Советский Союз?
   ГОРЕЛОВ: Совершенно правильно. И надо было развивать это сотрудничество ещё сильнее. Но мы потом насторожились, когда узнали, что, все-таки, есть у него контакты с представителями других государств.
   Один раз принял посла (США), второй раз принял посла... Может быть, это и была дипломатия, но пошли данные, что он идет на контакт с американцами. Прямых таких данных, подтверждающих это, не было. На разрыв с Советским Союзом и вообще на ухудшение отношений намеков не было. Наоборот, в военном отношении он у нас много чего просил.
  
   ВОПРОС: А что он просил?
   ГОРЕЛОВ: Просил в широком масштабе предоставить вертолеты, современную авиацию. Там были Миг-21-е только, полк Миг - 21-х стоял. Он просил более современные самолёты. Просил артиллерию, танки. Там у них один полк, одна бригада на Т-62-х, остальные были Т-54, он просил новые танки. Средств связи просил очень много, у них средств мало было, мы средства связи им дали.
   Относительно вертолетов. Послали учиться в Советский Союз экипажи, а потом решили дать им и вертолёты. Но пока, в то время, было к них всего одно звено вертолетов, больше ничего.
  
   ВОПРОС: На тот момент, 1975 год, на территории страны были очаги нестабильности, повстанческие действия? Какая была ситуация?
   ГОРЕЛОВ: Обстановка была спокойная в целом, но уже начали отдельные, как мы их называем бандформирования, проникать на территорию Афганистана. Но они быстро ликвидировались или выдворялись обратно в Пакистан. В общем, обстановка на границе было спокойная. Просто там граница относительная, она не выраженная.
  
   ВОПРОС: Вас предупреждал Куликов о противостоянии между "Хальк" и "Парчам", в обществе и среди военных. Вот Вы приехали, начали с ними работать - каким образом Вы сталкивались с этим? Что Вы об этом знали, и как это проявлялось?
   ГОРЕЛОВ: Мы и имели строгие указания не вмешиваться в политику, ни тех, ни других не поддерживать. Но многие из них учились у нас. Они устанавливали с нами связь, пытались выстроить теплые отношения. Они нам рассказывали о положении в партии, в том или другом ее крыле. В той партии, которую Тараки возглавлял, и в той, которую возглавлял Бабрак. Доверительно с нами разговаривали.
  
   ВОПРОС: Кого было больше среди офицеров - халькистов или парчамистов?
   ГОРЕЛОВ: Больше было халькистов. Ну, халькисты, вы знаете, народ бедненький, так можно сказать. А "Парчам" - это богатые люди.
  
   ВОПРОС: На уровне общения, боевой учебы, как-то это противостояние проявлялось?
   ГОРЕЛОВ: Нет, не было. Противостояния не было. Все, что мы говорили, они делали.
  
   ВОПРОС: Были какие-то свидетельства того, что офицеры действительно думают о захвате власти, свержении Дауда?
   ГОРЕЛОВ: Были. Но они очень осторожные люди. Они высказывали недовольства какие-то, скажем: Дауд обещал демократические реформы провести, а он их не проводит. Он обещал много. А военные планировали, что со временем управление государством должно измениться. Не говорили ничего о сроках, но мы чувствовали, что они всё-таки готовятся к чему-то.
  
   ВОПРОС: И они даже от Вас этого не скрывали?
   ГОРЕЛОВ: Нет, но и прямо не говорили: мол, мы уберем завтра или послезавтра Дауда.
  
   ВОПРОС: На тот момент были ли реальные предпосылки революции в Афганистане?
   ГОРЕЛОВ: На это я что скажу... Главная предпосылка - это рабочий класс, правда? Рабочего класса не было. Предпосылка - офицерские кадры, армия. А вообще, это не революция была, а скорее переворот, переворот, сделанный офицерским составом, армией.
   Гм...революция, я считаю, что это ошибка. Какая революция, кто в этой революции участвовал? Армия пришла и свергала Дауда. И все. Рабочего класса нет. Ну, конечно, кое-какая интеллигенция, поддержала. Не было предпосылок. Зрело это все, в сердцах офицерского состава, интеллигенции - недовольство Даудом.
  
   ВОПРОС: А что он такое делал, что у них недовольство зрело?
   ГОРЕЛОВ: Не проводил реформы.
  
   ВОПРОС: А зачем армии демократические реформы? Военные, наверное, другого от него ждали. Чем он их не устраивал?
   ГОРЕЛОВ: Сам жизненный уровень в стране их не устраивал. Народ же был нищий, а большинство офицеров - выходцы из народа. То есть, они ориентировались на Север. Они же, многие, учились у нас, большинство. Видели, что и как в Советском Союзе. Ориентировка была на нашу страну. На тот же Узбекистан, на тот же Казахстан, на тот же Туркменистан. Там народ нормально жил.
  
   ВОПРОС: Революция, апрель 1978 года: как это отразилось на армии, на Вашей работе, как это вообще случилось?
   ГОРЕЛОВ: Сама революция началась...переворот, не революция... так. Посол поехал на аэродром. Я сейчас не помню, он кого-то встречал, я был в посольстве. И вдруг, говорят, танки вошли в Кабул и сделали несколько выстрелов по министерству обороны и дворцу. Мы в недоумении. Я начинаю выходить на связь с советниками. Они говорят - да, получили приказ. Одна бригада в готовности выйти в Кабул. Другая (пятый батальон 15-ой бригады) уже вышел в Кабул. Приезжает посол, говорит: "Стрельба, везде стрельба". Ни он не знал об этом, ни наши органы не знали. Они так сработали, и "Хальк" и "Парчам", что мы ничего ровным счетом не знали. Я, к примеру, не знал и посол не знал - это точно. Потом приезжает уже от них представитель Тараки: "Атаковали дворец, успеха не имеем, что делать?"
   Ну что делать? Посол говорит мне: "Давай..."
   Я говорю: "Имею право давать?"
   "Да" - он мне даёт право говорить с Кадыром. Представитель Тараки - именно Кадыр. Он возглавлял военную операцию, он.
   Я им говорю: "Отводите войска от дворца и наносите авиационные удары".
   Они нанесли удар звеном, и группа офицеров после этого ворвалась во дворец. Дауд выставил, выстроил всю семью и своих приближенных во дворце. Когда офицер афганской армии сказал: "сдавайтесь", двоюродный брат Дауда, который стоял в том строю, выстрелил в этого офицера. Тогда те, кто пришли, группа из 5- 6 человек, всех их перебили, Дауда убили и всю семью, и всех остальных. Вот так убирали Дауда.
  
   ВОПРОС: Вы говорили, что жена Ваша оказалась рядом с дворцом, под бомбами, во время революции?
   ГОРЕЛОВ: Я был в посольстве, когда стрельба началась. А она всё это видела, то есть слышала вернее, вышла на балкон. Она не военный человек.
   Над ней падают бомбы. Она пережила столько - думала, вот сейчас бомба упадет и убьет её. Думала обо мне, что я там делаю, где я? Был такой момент.
   После этого страшная обстановка сложилась в армии: арестован командир
   Кандагарского корпуса. Арестован, привезен в Кабул командир Гардезского корпуса, командиры дивизий. Короче говоря, армия обезглавлена. Нет руководства. Ставят на корпус командира роты. На второй корпус - командира батальона. А в каждом корпусе три дивизии. Что делать? Ну, я все докладываю в Москву, значит. Мне прямо говорят: сосредоточьте сейчас вновь все свое внимание на подготовке офицерского состава и разбирайтесь на месте. Мне тут уже отдают команду - мол, внимательно присматривайтесь, кто - "Парчам" или "Хальк" - приходит к руководству в армии. Опять те же вводные: Вы не вмешивайтесь, но советуйте. Вы работали, видели этих офицеров, командиров рот, командиров батальонов. Принимайте участие, посильное, в назначении кадров на руководство армией.
   Это был тяжелый момент, очень тяжелый. Потом Тараки провел ряд совещаний с высшим офицерским составом, назначения некоторых командиров.
   Кадыра он, правда, отстранил, армию стал курировать Амин, а министром обороны назначен был Ватанджар. Словом, сложная обстановка была, то есть, с кем я раньше работал - никого уже нет. Все новые пришли. Вот в такой обстановке мы начали работать, очень было тяжело.
  
   ВОПРОС: Вы сказали, что начались репрессии, что начали снимать с должностей командиров корпусов, дивизий. Вы пытались каким-то образом вступаться за них, что-то от вас зависело?
   ГОРЕЛОВ: Да, да. Когда сняли командира Гардезского корпуса, я к Тараки пришел, с послом предварительно посоветовавшись. Обратился к Тараки, мол так и так, надо командира корпуса восстановить в должности.
   Но Тараки был против, предложил назначить на эту должность кого-нибудь другого.
   Тараки говорит:
   - Кого Вы рекомендуете?
   -- Я рекомендовать не имею права. Но если хотите знать мое мнение, по деловым качествам подходит командир 12-й дивизии. Он может пойти на корпус.
   То же с Кандагарским корпусом. Там хороший был командир корпуса. Мы тоже пытались его оставить. Нет, убрали.
   Центральный корпус. Ну, с Центральным корпусом ничего не получилось. Центральным корпусом командовал сам министр обороны. Потом нашли командира дивизии, назначили на этот корпус.
   Мы влияли, но, понимаете, влиять нам было тяжело. Деловые качества человека мы ещё знали, а вот какое у него настроение, какое его отношение к нам, знал, наверное, только черт. До этого оно не проявлялось никак.
   По министру обороны: тут я уж сам выходил на Тараки: просил оставить министром обороны Кадыра. Временно его назначили министром обороны. Это истинный друг Советского Союза, много учился в СССР, хороший летчик и он руководил этим мятежом, переворотом и революцией. Его оставили, но через несколько месяцев все равно убрали. Они с Амином не нашли общего языка.
  
   ВОПРОС: За что этих людей убирали, в чем была причина?
   ГОРЕЛОВ: Они были при Дауде, если можно так выразиться, при буржуазном строе, а пришел новый строй - они социализм начали строить. Коммунисты пришли, там многие коммунисты были, а эти же нет, поэтому и снимали.
  
   ВОПРОС: Поскольку и Вы работали при Дауде, те новые, кто пришли, как они к Вам относились? Вы не чувствовали, что как-то изменилось отношение к Вам?
   ГОРЕЛОВ: Нет, самое нормальное отношение было. Понимаете, я, когда работал, ещё раз хочу подчеркнуть, в политику не вмешивался. Я проводил сборы с советниками, все решали вопросы тактики, тактики и ещё раз тактики, учебы, боевой подготовки и так далее. Мы не вмешивались. Помните, Вы спрашивали, какие отношения между "Хальк" и "Парчам"? Иногда они проявлялись в том, что офицеры из разных крыльев партии указывали друг на друга как на плохих военных. Но это были их дрязги, тут влезать было нельзя.
  
   ВОПРОС: Вы занимались тактикой. А чего вам удалось добиться за два года пребывания в Афганистане до революции?
   ГОРЕЛОВ: О, я вам с удовольствием расскажу. Дауд нас поддерживал в этом деле
   Первое: мы провели дивизионное учения с боевой стрельбой, с приглашением всех послов, которые были в Кабуле. А перед этим, мы все-таки сумели вывести войска в поле, провели ротные учения, батальонные учения, полковые тактико-строевые занятия. Нам удалось на примере одной из дивизий показать результаты нашей работы. На этом учении был Дауд, министр обороны и все послы. Результат был виден. Мы полагали, что со временем сумеем развить свой успех, умножить достижения.
   Хочу подчеркнуть, что атмосфера для работы военного советника при Дауде была намного лучше. Он нас поддерживал во всех мероприятиях. А когда пришел Тараки, Бабрак, началась драчка между ними. Это здорово отражалось на офицерском корпусе. Начались "непонятки". Говорим - надо сделать то-то. Начинается пробуксовка. С трудом пробивали вопросы. Правда, многое сделали, многое успели.
   С приходом новой власти были введены политорганы. Приехал советник при Главном политическом управлении, начали создавать коммунистические ячейки, организации. Василий Петрович Заплатин этим руководил, он очень много сделал по созданию политорганов в армии, и это послужило делу сплочения армейских рядов. Он, кстати говоря, очень много работал, старался, примирить эти две группировки. Он много что сделал: во всех полках и дивизиях были созданы политорганы. Кое-как это помогло сплотить армейский коллектив. Но в целом все относились друг к другу с подозрением. В частности, командиры - к партийным организациям. Конечно, с подозрением относились, но в голос не высказывались. Однако чувствовалось во многом, что командиры не хотят делиться властью с политработниками. Не хотел командир иметь ни помощника, ни заместителя. Он все делал сам.
  
   ВОПРОС: После революции приехали ещё советники по другим линиям, КГБ...?
   ГОРЕЛОВ: После этого приехали советники по пограничным войскам, начали создавать пограничные войска. Это дало нам право собирать армию. Армия стояла, многие части стояли на границе с Пакистаном, а мы их стали в кучу собирать, вместе, дислокацией начали заниматься. А погранвойска, которые только формировались, стали на границе свои дела делать. С пограничниками мы в самом тесном контакте были, но становление погранвойск только начиналось. С ПГУ (Первое Главное управление КГБ при СМ СССР) , честно Вам говорю, отношений никаких не имел, вот такие дела...
  
   ВОПРОС: Пишут, что отношения между, а и иногда и противоречия "Хальк" и "Парчам" со временем отразились и на наших советниках. Кто-то больше общался с халькистами, кто-то - с парчамистами.
   ГОРЕЛОВ: Честно сказать, мы этого не замечали. Каждый день, когда ко мне приезжали вечером советники с работы, я всегда им говорил - ребята, сейчас такая обстановка тяжелая, они дерутся между собой, не лезьте в эту драку, не поддерживайте ни тех, ни других, занимайтесь подготовкой армии, боевой подготовкой.
   Потом, это уже был другой этап, Николай Васильевич Огарков мне говорил: "Лев Николаевич, в Афганистане мы бомбой и снарядом порядка не наведем".
  
   ВОПРОС: Произошла революция, пришли к власти так называемые "коммунисты". Вы говорили, что до этого обстановка в стране была достаточно стабильная - как отразилась на ней революция?
   ГОРЕЛОВ: Я видел все это, располагал достоверной информацией о том, что обстановка в стране усложнилась. Усложнялась в каком плане: к примеру, я - бедный человек, у меня дом, и есть там 20, 30, 50 соток земли. Вы - богатый человек. Мне отдают Вашу землю, а они не могут брать
   и не берут. Единицы из бедняков взяли, потому что у них это было запрещено традициями, законом что ли. Ну не брали они землю. Начались противоречия на селе, кругом-то у них одно село. На офицерах все это тоже здорово отражалось. Офицеры же тоже многие выходцы из сельских районов.
   ВОПРОС: Недовольство в армии стало возникать из-за этих земельных реформ?
   ГОРЕЛОВ: Да, правильно, из-за земельных реформ.
  
   ВОПРОС: Что все-таки стало происходить в стране? Какое-то началось сопротивление?
   ГОРЕЛОВ: Внутри, сопротивления не было. Началось активное вторжение извне. Со стороны Пакистана. Усилилось его влияние на бандформирования, так мы их называли. И началась активная подрывная агитационная работа против Тараки и Амина.
  
   ВОПРОС: Как это выглядело на практике, что происходило?
   ГОРЕЛОВ: Засылались банды, начало формироваться сопротивление. Сопротивление выражалось по-разному: организовывались акции протеста, имели место и нападения на Вооруженные силы, ведь почти в каждом районе стояли войска. Конечно, было много недовольных политикой Тараки, много. Но в основном вся подрывная работа против Тараки, против коммунистического режима, как они его называли, организовывалась из Пакистана.
  
   ВОПРОС: А вы когда познакомились с Тараки, с Амином, расскажите, пожалуйста.
   ГОРЕЛОВ: 5 мая я был приглашен на обед к послу. Неожиданно появляется
   Тараки с Амином. Посол представил меня, Тараки поинтересовался, откуда я, кто таков. Коммунист я или нет, про семью спрашивал, как мы здесь устроились, как работаем, какие взаимоотношения у нас с нашими офицерами, каково количество советников.
   Посол тут и говорит: "Ну, Вы с ним побеседуйте". Мы сели отдельно в сторонку с Тараки, стали говорить...
   Я ему рассказал о положении в армии. Он потом Амина пригласил, сел и Амин рядом. В последующем, я с ним много раз встречался, мы проводили операции - Ургунскую, к примеру. Две дивизии тогда участвовали в операции, когда туда пакистанцы вторглись. Пришлось освобождать территорию. Барикотскую. Я Тараки про каждую операцию отдельно докладывал. Как я потом понял, к этим моим докладам очень ревниво относился Амин. В том плане, что потом как-то сказал мне: " В последующем докладывайте мне, не обязательно докладывать Тараки". Было дело...
   На меня Тараки произвел очень хорошее впечатление: добродушный человек. Добрая о нем осталась память. Амин - работоспособный, мог работать по 18 часов с сутки, не спать ночью, работать. Очень работоспособный, имел большое влияние в армии. Он был большим авторитетом. Амин и раньше, когда еще в подполье был, курировал армию. От халькистов. Тараки ему доверял, Он его звал своим сыном, а тот звал его своим отцом. Амин - грамотный был мужик.
   Мне казалось, я может чуть вперед забегаю, когда вопрос стоял о штурме дворца, о вводе наших войск. Если бы мне приказали убрать этого Амина, и если бы вопрос о вводе войск встал только из-за Амина, я бы мог
   отравить его в любую минуту, выполнить это решение у меня возможность была. Мы с Павловским частенько сидели вместе с Амином - готовили ургунскую, барикотскую операции. В общем, дружбу с Амином можно было бы и закончить, если, повторяю, вопрос о вводе войск в Афганистан упирался бы только в него.
   Амин был сложный человек. Писал письмо Брежневу. Как-то раз мы с ним за полночь работали. Я уехал домой, и вдруг сразу присылают за мной машину: "Амин вас просит снова приехать". За час до этого я с Амином беседовал перед своим отлетом в Москву: тут был разбор, подведение итогов работы советников. Я ему доложил, что уезжаю в Москву, за меня остается такой-то, но он попросил передать привет Брежневу.
   Я приезжаю ночью опять к нему, он говорит: "Передадите письмо Брежневу". Я отвечаю: "Товарищ Амин, я далек от Брежнева, но письмо передам начальнику Генерального Штаба или министру. С ними я встречаюсь.
   Я приезжаю, думаю, что сейчас дадут мне письмо. А он (Амин) и говорит: "Письмо завтра вам на аэродроме вручат". Понимаете его шаг?
   Куда мне ехать, что делать, ума не приложу. Это же чисто дипломатическая работа, посол должен знать. Я еду на другой машине к послу, докладываю. Он говорит: "Ёпт! Как же прочитать это письмо, ну как же его прочитать?".
   Я отвечаю: "Пока письма нет".
   Приехали на аэродром, вот-вот, самолет взлетит, меня провожают все: министр обороны, туда-сюда. Нет письма. Всё, конец. Я уже бегу по трапу и вдруг за мной бежит начальник Главного Политического Управления - мне письмо. Самолет взлетает, наши КГБисты не прочитали, никто. И посол не прочитал. Я прилетаю в Москву, письмо вручаю начальнику Генштаба. Николай Васильевич говорит: "Ну что, будем читать?"
   Я говорю: "Товарищ маршал, решение Ваше..."
   - "Ладно, передадим КГБ..."
   Не знаю, что там было, но передал. Что Амин просил в этом письме, я потом узнал: Он просил встретиться с Брежневым в любой точке, на нашей территории, в Афганистане. Но, конечно, ответа он не получил.
   И ещё дно, Амин был очень работоспособный. Если с ним удалось наладить бы хороший контакт, можно было бы этим пользоваться какое-то время.
  
   ВОПРОС: Это как, раз тот вопрос, который я хотел задать. Много разговоров было - Амин американским агентом не был... Что Вы про это думаете?
   ГОРЕЛОВ: Я отвечу вам - по этому вопросу я переговорил с десятками офицеров афганской армии. Из этих разговоров вынес для себя, что никаких официальных данных, что он был завербован разведкой США, нет. Но он там учился. В этой связи появились разного рода домыслы, что, якобы, работает на американскую разведку, то есть на США. Но я так не думаю. Его надо было придержать, назначить ему хорошего политического советника, договориться с ним. Его надо было удержать на какое-то время, потом, может быть снять, но на время становления режима надо было его удержать.
  
   ВОПРОС: Вы так говорите, хотя тогда жив ещё был Тараки, как будто главным был Амин, а не Тараки.
   ГОРЕЛОВ: Главное, основное влияние в стране имел Амин. Первое - это влияние в армии. Как я уже говорил, Амин еще в подполье курировал армию.
   Он основной. У товарища Тараки возраст уже был преклонный, а этот - энергичный, работал по 18 часов. Тараки - это символ! Ну что Тараки! Когда он пришел к власти, в саду на каждом шагу поставил телевизор, везде развесили его портреты, начали увековечивать его имя. В общем, культ личности: на каждом шагу только и слышно, что Тараки, Тараки, Тараки... Это тоже повлияло на отношения с Амином, хотя Тараки всё время звал его своим сыном, а Амин звал его своим отцом.
  
   ВОПРОС: А в армии, как к кому из них относились? К Тараки и к Амину?
   ГОРЕЛОВ: К Амину относились с большей любовью, чем к Тараки, хотя и к
   Тараки относились неплохо. К Тараки больше относились как к радушному человеку, а не как к руководителю.
  
   ВОПРОС: Вы сказали, что КГБ, советники по линии КГБ склонялись к мысли, что Амин был завербован. Почему КГБ так на этом настаивало, если не было никаких реальных доказательств, чем это можно объяснить?
   ГОРЕЛОВ: КГБ многие годы сотрудничало с работниками, такими же, как они, и с руководством "Хальк" в первую очередь. Они сотрудничали непосредственно с этими людьми и поддерживали их во многом, и это сказалось сразу, как только свершился этот переворот, революция - Бабрак
   Кармаль ушел, а остался Тараки.
  
   ВОПРОС: Амин же тоже был халькист, так почему же КГБ "катило на него телегу"?
   ГОРЕЛОВ: Все-таки они видели в нем человека, который должен убрать Тараки, и прийти к руководству страной. И в то же время у них были подозрения, что он завербован американской разведкой, хотя, по словам офицеров, с которыми я разговаривал, таких данных нет и не было.
  
   ВОПРОС: То письмо, что Амин просил передать Брежневу, когда это было?
   ГОРЕЛОВ: В октябре 1979 года.
  
   ВОПРОС: Как вы думаете, что было в этом письме?
   ГОРЕЛОВ: Одно я знаю точно - причины, вызвавшие написание этого письма: Амин очень хотел встречи с Брежневым.
  
   ВОПРОС: А зачем, ему нужна была эта встреча?
   ГОРЕЛОВ: Тараки ушел из жизни. Все пошло не так, отношения наши начали усложняться. Кое по каким параметрам поставки техники в Афганистан тоже начали уменьшаться. То есть Амин подспудно чувствовал, что к нему отношение со стороны руководства Советского Союза плохое, поэтому он и просил переговорить с товарищем Брежневым. Это единственное, что было в том письме. Главная цель этого письма - встреча. Это мне говорил Николай Васильевич. Не в этот раз, а позже, когда мы с ним встречались.
  
   ВОПРОС: С этим письмом мы немного ушли вперёд. Вы не раз говорили, что работали сутками с Амином, готовили операции. В чем смысл этих операций? Чему вы противостояли?
   ГОРЕЛОВ: В июне с пакистанской стороны было осуществлено вторжение в Афганистан силами от одного до двух полков. Около пяти-шести тысяч вооруженных людей. Не знаю точно, как их назвать - армия или бандформирования. Короче говоря, подразделения, которые вторглись со стороны Пакистана.
   Что это за люди? Их костяк составляли те, кто ушел в Пакистан, когда свергли Дауда и когда свергли короля. Они вторглись на афганскую территорию при помощи советников Пакистана. Они захватили город Ургун, Это большой провинциальный город. Какая у них была цель? Остается лишь догадываться. Возможно, опробовать себя, повлиять на какие-то сферы, развивать успех и проводить дальнейшие операции. Приехал Павловский, он как раз, в это время у меня работал, главком сухопутных войск. Мы спланировали операцию. 12-я и 14-я дивизии при поддержке артиллерии и танков провели эту операцию. Ещё раз хочу повторить: мы только готовили вместе с советниками эти операции, нам было запрещено идти в боевых порядках, быть на командных пунктах. Но мы сами разрешили. На командный пункт дивизий был поставлен наш советник, на командных пунктах полков тоже были наши советники. Мы эту операцию повели успешно. Вместе с Павловским летали на вертолете над боевыми порядками, когда шла эта операция. Есть такой Иван Крамаров, это был у меня переводчик. Так ему в вертолете (мы летели в одном вертолете) оборвало ремень от сумки. Выходит из вертолета, а его сумка прострелена. Мы сели вместе с Павловским, посмотрели, посмеялись и полетели назад. Операция прошла успешно.
  
   ВОПРОС: То есть вы их вытеснили или уничтожили?
   ГОРЕЛОВ: Часть ушла, часть была уничтожена, часть разбежалась по горам.
  
   ВОПРОС: А они вторгались с техникой, артиллерией или у них было только стрелковое оружие?
   ГОРЕЛОВ: Только стрелковое оружие, минометы и стрелковое оружие, артиллерии не было. И все это было навьючено на ишаков, на ослов.
   ВОПРОС: А про то, что там были пакистанские советники, как Вы узнали?
   ГОРЕЛОВ: Мы хорошо знали, что там были пакистанские советники. Чтобы привести такую толпу в Афганистан организованно, нужны были советники. Они и готовили отряды в Пакистане. Там же полтора миллиона беженцев, если так можно их называть, было. Из них и формировались эти подразделения.
  
   ВОПРОС: Получается, что формально, угроза территориальной целостности Афганистана со стороны Пакистана была, получается ведь так?
   ГОРЕЛОВ: Я лично расценивал сложившуюся ситуацию следующим образом: пока обстановка не созрела для того, чтобы пакистанские войска вошли в Афганистан. Да, они готовились: формировали подразделения из числа беженцев. Формировали боевые подразделения со своими советниками для вторжения в Афганистан. Там же они сформировали временное афганское правительство. Для свержения правительства Тараки. Но данных о подготовке вторжения регулярных пакистанских войск мы не имели. Все это хотели, видимо, сделать при помощи американцев, Именно они должны были их вооружить, поставить технику.
  
   ВОПРОС: Когда вводили наши войска, ссылались на договор 1978-го года о Дружбе и сотрудничестве и Пункт 5 этого договора, гласящий о том, что в случае угрозы одной из договаривающихся сторон можно... и т.д. Из того, что вы рассказываете, что у Пакистана были такие планы, получается, что действительно была угроза стране, у афганцев был повод, попросить ввести войска?
   ГОРЕЛОВ: Я информировал Брежнева, о том, что возможно вторжение подразделений, сформированных при помощи пакистанской армии, оснащенных американским оружием. Из числа тех полутора миллионов человек, которые ушли за границу после свержения Дауда и Захир-Шаха. Но прямого вторжения пакистанской армии на тот период не было. Афганская армия могла прикрыть свою границу и не допустить вторжения. Дополнительно формировались и пограничные войска. Мы только просили, я лично просил на
   Политбюро усилить помощь Афганистану, дать афганской армии средства связи и другую технику.
  
   ВОПРОС: Вы доводили да Амина и Тараки свою точку зрения о том, что афганская армия в состоянии отразить вторжение?
   ГОРЕЛОВ: Да, я им говорил об этом. Понимаете, все- таки они колебались, и какая-то неуверенность была в том, что они с успехом отразят это вторжение. Хотя мы им и доказывали, что вторжение будет, армия сумеет его отразить, но те, видимо, сомневались.
   Ну и конечно закулисная игра присутствовала в виде их разговоров и планов. Мол, если придут советские войска - пусть они дерутся в первом эшелоне, а мы, по возможности, поддержим их со второго эшелона. Такой был их коварный замысел. И он осуществился, как ни верти! Мы дрались в первом эшелоне, а афганская армия - во втором. Дралась так себе. Я говорил об этом Леониду Ильичу. И еще я говорил генсеку, что вводить армию в Афганистан нельзя, потому что она не готова была драться в горах.
   Я информировал Брежнева о возможных последствиях ввода нашей армии: как только мы это осуществим, американцы немедленно и усиленно будут формировать боевые подразделения из числа афганских беженцев и тогда уже точно, вторжения не избежать. Ввод войск станет для них поводом.
  
   ВОПРОС: С какого времени начались эти просьбы о вводе наших войск?
   ГОРЕЛОВ: Я сейчас скажу. Где-то с июня месяца. Хотя мы и провели силами двух дивизий успешную операцию афганской армии, с июня такие просьбы начались. Хотя нет, наверное еще где-то в марте первые такие просьбы поступили. Потом они становились все настойчивее.
   А мне все это время шла лишь одна директива - указания Николай Васильевича Огаркова - "Ввод советских войск не возможен!". Это были и письменные и устные директивы. И по ВЧ он мне это говорил: " Вы внушите им, что надо готовить свою армию, отстаивать рубежи, границы. Нашу армию не вводить!". И так все время. И Епишев приезжал ко мне. То же самое практически говорил - мол, надо афганцам свою армию хорошо готовить, что у нее есть все основания для успешного ведения боевых действий.
  
   ВОПРОС: А Епишев когда приезжал?
   ГОРЕЛОВ: Епишев? Где-то в июне-июле. Павловский в июне приехал, а уехал уже чуть раньше меня. Он тоже был против ввода войск, докладывал министру свои соображения на этот счет. "Вводить нельзя!", - так он тогда сказал. Павловский в войсках побывал, Главком все-таки, умнейший человек. Беседовал с комдивами, с командирами полков, с командирами корпусов. Ходил на границу, ездил, летал везде. И после этого он сделал такой вывод. Мы еще радовались тогда, что создание погранвойск поможет усилить афганскую армию!
  
   ВОПРОС: Я где-то читал, что когда Вы были Главным военным советником, то начали создавать горные батальоны...?
   ГОРЕЛОВ: Да, горные и десантно-штурмовые батальоны.
  
   ВОПРОС: Расскажите, Вы же предполагали какие-то цели и задачи?
   ГОРЕЛОВ: Мы сформировали десантные батальоны. Точнее два десантных батальона. Был и советник по десантным войскам, да я и сам вникал во все это. Но дело было в том, что подготовить-то мы подготовили, а вертолетов-то нет, самолетов нет! С чего же их десантировать? Поэтому я настойчиво просил для этих целей хотя бы эскадрилью вертолетов.
   Афганских десантников учили также как и наших. Задачи стояли перед ними одни и те же: уничтожить командный пункт, перекрыть где-то важные коммуникации...
   ВОПРОС: То есть у них были такие десантные войска, которые не десантировались?
   ГОРЕЛОВ: Нет, не десантировались.
  
   ВОПРОС: То есть у них не было прыжков?
   ГОРЕЛОВ: Ничего не было у них. Не было средств, для этого. Хотя желание то было.
  
   ВОПРОС: То есть Вы как бы основу заложили?.
   ГОРЕЛОВ: Да, и мы просили дать для этих целей вертолеты. Но, видимо, на тот период времени такой возможности - дать вертолеты - не было. Но все-таки мы действовали в этом направлении - послали экипажи вертолетов на учебу в Советский Союз.
  
   ВОПРОС: Вы говорили, что Николай Васильевич Огарков тоже был против ввода войск, то есть ему, наверное, тоже была дана директива воздерживаться...
   ГОРЕЛОВ: Директива была: "вести работу с афганской стороной, ввод войск не целесообразен". Такая же директива была доведена до нашего посла в Афганистане. И Громыко говорил то же самое.
  
   ВОПРОС: А что говорил Громыко?
   ГОРЕЛОВ: То же самое говорил: войска не вводить!
  
   ВОПРОС: Тогда с этого момента мне и интересно: июнь - нет, июль - нет, август, сентябрь - нет. И вдруг начали думать о том, чтоб вводить войска. Что это было - какое-то событие или в целом итог развития ситуации? Что привело к тому, что стали уже не полностью отвергать эту возможность, а стали задумываться о ней?
   ГОРЕЛОВ: Хорошо сработала дезинформация США. Они сработали хорошо, создали впечатление того, что придут сюда, придут и займут нишу в Афганистане. И это сработало. Наши клюнули на это дело, и пошли сами. Ввели тогда свои войска.
  
   ВОПРОС: Вы с этой дезинформацией как-то сталкивались? Что это была за информация?
   ГОРЕЛОВ: От нас эта "деза" не шла. Мы не думали, что американцы там высадятся. Мы думали, что они вполне знают опыт англичан, которые там когда-то высаживались и все это уже прошли.
  
   ВОПРОС: Говорили, что если бы не мы, то были бы они, что их самолеты чуть ли не кружились над Кабулом и так далее....
   ГОРЕЛОВ: Нет. Я думаю, что это чьи-то выдумки.
  
   ВОПРОС: Очень важным моментом был мятеж в Герате в сентябре 1979 года. Расскажите все, что было связано с этим мятежом, как его подавляли, и какова была в этом Ваша роль.
   ГОРЕЛОВ: Мы получили донесение, что произошел мятеж в Герате, кажется в 4-й дивизии. Сейчас точно не помню номер части. Дело было так: две трети дивизии выступили против правительства, одна треть - за. Танковый батальон оставался нейтральным. Но экипажи танков ушли, хотя и были на стороне правительства. Что было делать в такой ситуации?
   Я переговорил с советником, он мне доложил обстановку: дивизия вышла из-под контроля, командование отстраненно, надо спасать положение. Выступление было продаудовское, направлено против Тараки. Но ведь и самого Дауда уже в живых нет. Что делать?
   Мы встречаемся с начальником Генштаба: "Сколько у вас есть преданных водителей танков?" Никто ничего точно не знает, сказать не может. Вызывает он двух советников: "Сколько?"
   Ну, те не уверены , насколько преданы режиму танковые экипажи, и в чем выражается их преданность.
   Мы уже думаем над тем, как собрать группу и вылететь с десантом в район мятежа самолетом, как захватить танки и с помощью этого танкового батальона разоружить восставшие подразделения. Собрали с двух бригад с 4-й и 15-й, которые дислоцировались в Кабуле, 30 танкистов - водителей. К ним командиров подобрали таких, чтобы они могли одновременно быть и заряжающими и наводчиками, чтобы могли стрелять. Больше людей собрать не смогли. Переправили их самолетом в Герат. Они танки захватили и этим танковым батальоном восстановили порядок в мятежной дивизии. Все встало на свои места. Восстание было подавлено, правда, погибли два наших советника.
  
   ВОПРОС: Как?
   ГОРЕЛОВ: Они были в боевых порядках преданных правительству подразделений. Шли в бой вместе с ними. Их тела привезли мне в Кабул, и я уже из Кабула их отправил в Москву.
  
   ВОПРОС: Кстати говоря, Заплатин (Главный советник ГлавПУРа) как относился к идее ввода войск?
   ГОРЕЛОВ: Категорически был против ввода войск, категорически. Он везде докладывал то же самое, что и мы. Был категорически против. Он проделал большую работу по созданию политорганов дивизий, занимался их матобеспечением. А ещё у меня был зам по боевой, советник по боевым действиям - генерал-лейтенант Демидков, замкомандующего Сибирским военным округом. Он тоже придерживался такого же мнения.
  
   ВОПРОС: Вот Вы - Главный военный советник, главный советник Политического управления, командующий сухопутных войск, начальник Генерального штаба, военные с такими погонами, с такими звездами, с боевым опытом. Вы все понимали, что нельзя, что не правильно, что будет хуже, вы об этом докладывали, вы говорили. Как же тогда и кем "продавливалось" решение о вводе войск?
   ГОРЕЛОВ: Я все-таки, уверен, что основную ответственность за это должно нести ведомство Андропова, то есть КГБ. Это они сумели потом убедить в необходимости ввода войск Устинова и Громыко. Потом эта тройка
   - Андропов, Громыко, Устинов - сумели убедить Брежнева принять это решение. А в каком состоянии генсек тогда уже был, Вы знаете. Одно странно: Николай-то Васильевич рядом был, это талантливый человек, талантливый полководец. Огарков не сумел убедить их, не сумел. Его уволили. Потом поставили на ветеранскую организацию, потом он и умер. С великим человеком, военным, - он от мозга костей был военным, должен был министром быть - так обошлись. А что Устинов? Пошел на поводу у Андропова. Они были старые друзья.
  
   ВОПРОС: Пытаясь сделать так, чтоб войска ввели, КГБ все-таки ошибался, или у них были свои планы, интересы?
   ГОРЕЛОВ: Я не знаю, какие у них были интересы. Может быть, поднять свой престиж. В их беспомощности я убедился, когда брали дворец Амина, когда Амина били.
   Они же руководили, организовывали штурм дворца. И это при живом военном советнике, генерал-полковнике, заместителе командующего округом Магомедове. Ему не доверяли, все руководство взяли на себя. И доруководились. Стали атаковать дворец-форт. А там же наш батальон, - при мне ещё был введен - который охранял резиденцию Амина. Они все ходили в афганской форме. Во дворце и афганцы были - внутренняя охрана Амина. Их всех стали атаковать. Наши думают, что их атакуют какие-то мятежники. Атакующие думают, что атакуют афганцев. Все позалегли, не успев ничего понять. Тогда вводят в бой уже десантный батальон. Десант стал бить и тех и других. Сколько людей погибло! Это ж они руководили той операцией. Они армейцам не доверяли.
  
   ВОПРОС: А почему не доверили?
   ГОРЕЛОВ: Трудно сказать, не знаю.
  
   ВОПРОС: А Иванов, который представителем КГБ был, что считал?
   ГОРЕЛОВ: Он выступал только за ввод войск. Он докладывал уже после меня. КГБ и есть КГБ.
   Он выполнял задачи, поставленные перед ним КГБ, в основном действовал на поле дезинформации. Его убеждали из Москвы, он "убеждался" в присланной ему информации и на месте ее "уточнял", потом докладывал в Москву. Не Иванов "вырабатывал" обстановку, а Москва. А здесь Амин к власти пришел. Они не доверяли Амину. То есть, по их разумению, надо было вводить войска.
  
   ВОПРОС: Когда Тараки сняли, армия это заметила, как на это реагировала армия?
   ГОРЕЛОВ: Ну, халькисты ясно как отреагировали. А парчамисты, конечно, были против. Они все время думали, что придет Бабрак, Все время думали только о нем, они его боготворили, Богу молились за него.
  
   ВОПРОС: Кстати, вы с Бабраком встречались?
   ГОРЕЛОВ: А как же.
  
   ВОПРОС: Как он Вам?
   ГОРЕЛОВ: Был человеком грамотным, но пьяницей. Руководить страной в силу этого не мог. А вот КГБ на него делал ставку. Он руководил: спал в одной комнате, а рядом, в соседней, спал наш человек, помещенный туда лишь для того, чтобы не давать ему пить водку.
  
   ВОПРОС: А вы с ним встречались ещё до того как....
   ГОРЕЛОВ: Как его сослать послом в Чехословакию? Встречались. И за столом у посла встречались тоже...
  
   ВОПРОС: У Бабрака был какой-то авторитет в Афганистане?
   ГОРЕЛОВ: Был, конечно, среди своих сторонников был. Богатых-то много.
  
   ВОПРОС: А за него богатые были?
   ГОРЕЛОВ: Конечно. "Парчам" - это богатая прослойка. "Хальк" - это мы с вами.
  
   ВОПРОС: Важный момент, в результате которого Амин решил устранить Тараки. Это когда, якобы, один покушался на другого, а тот в свою очередь на него. Насколько я знаю, Вы были непосредственным участником этих событий.
   ГОРЕЛОВ: Тараки улетел к Фиделю на Кубу. От Фиделя летел и остановился, где-то в Москве. В это время, здесь Гулябзой - министр связи, Ватаджар - министр обороны, Наджиб доложили, что располагают информацией, что против него готовится заговор. Они его и встречали по прилету. Привезли во дворец. Амин стал Тараки докладывать, что за время его отсутствия "пятерка" (я Вам только троих назвал) министров готовила против него (Амина) заговор, хотела его снять. Доложил Тараки, что против него (Амина) ведут подрывную работу. Амин потребовал от Тараки, чтобы тот убрал этих министров. Создалась такая обстановка, что всю вышеназванную "троицу" отстранили от руководства и работы. Те приехали к нам в посольство просить защиты. На следующий день, 14 сентября, я, посол и Тараки едем вместе в машине к Тараки. Пытаемся убедить Тараки: "послушайте, в стране такая обстановка..., надо руководить страной, восстанавливать хозяйство, восстанавливать армию , а у вас опять между собой драка..."
   Он говорит: "Какая драка?"
   Мы отвечаем: "Смотрите, Амин отстранил этих пятерых, требует их ему выдать".
   Он говорит: "Да, не может такого быть. Амин - это мой сын. Давайте позовем его и обо всем расспросим". Организовали встречу
   Когда Амин шел на эту встречу, в него стали стрелять. В него ли самого, или в его порученца, сейчас уж не упомню. Помню только, Амин к нам врывается и кричит: "На меня покушение!".
  
   ВОПРОС: А вы видели, слышали, как стреляли?
   ГОРЕЛОВ: Всё слышали. Потом он выскочил, мы смотрим в окно - он бежит, у него кровь с руки капает, и он бежит к машине. Тараки в недоумении - как так, что произошло? Опять повторяет: - это мой сын - понимаете, опять повторяет - "мой сын"!
   На следующий день Амин собирает Пленум Центрального комитета НДПА, проводит заседание правительства и принимает решение: снять Тараки. Увозит Тараки там же, во дворце. Как Амин мне сказал на следующий день, Тараки умер от сердечного приступа. На самом деле, и это подтверждено, его задушили.
  
   ВОПРОС: Вы (вместе с Ивановым и послом) были свидетелями того, что произошло во дворце - стрельбы, нападения, да вообще всех событий. Вы как-то между собой это обсуждали, как к этому отнеслись?
   ГОРЕЛОВ: Ничего не обсуждали, поехали в посольство. Сидим и думаем с послом - что произошло? Иванов говорит: "Это провокация. Не может быть, чтобы стреляли в Амина. Это провокация"!
   Я говорю: "Как провокация, когда он ранен"?
   Честно говоря, мы сами до конца всего не поняли. Решили, что это провокация, направленная на то, чтобы развязать Амину руки с тем, чтобы он смог избавиться от Тараки. Тараки сняли.
   А пятерых министров-"заговорщиков" увезли. Спрятали потом в гробах и увезли самолетом. Среди них был и Ватанджар. Он, спустя многие годы, здесь, в Одессе жил со своей семьей. Я с ним встречался. Когда он умер, я его хоронил.
  
   ВОПРОС: Сняли Тараки, пришел к власти Амин. Вы уже говорили, что в Москве появилось некоторое охлаждение отношений. Расскажите, в чем оно проявлялось?
   ГОРЕЛОВ: Во-первых, поставки вооружений прекратились. Раньше они шли регулярно, по графику. Во-вторых, в переписке, в разговорах, произошло какое-то охлаждение. Хотя, Амин всё делал, чтобы этому повода не давать.
   Искренне ли он это делал или нет - сейчас сказать трудно. Но я Вам говорю, он нас поддерживал. Он написал письмо Брежневу с просьбой о встрече! Я убежден, что Хафизулла Амин хотел укрепить дружбу с Советским
   Союзом. Это мое твердое убеждение. Я уверен, что американцы в Афганистан влезать не хотели.
  
   ВОПРОС: По поводу поставок. Вы же должны были как-то объяснить Амину, что поставки вооружений почти прекратились?
   ГОРЕЛОВ: Сам Амин вопрос о сокращении поставок не поднимал. Правда, настойчиво просил вертолеты, средства связи. И я все время настаивал, чтоб в Афганистан поставили в достаточном количестве средства связи, так как их действительно не хватало. Но поставки тогда притормозили. Как было потом, после моего отъезда, я не знаю точно.
  
   ВОПРОС: Теперь подходим к кульминационному моменту этой истории. Как все шло к принятию решения о вводе войск? Как принималось это решение?
   ГОРЕЛОВ: Я вернулся в Союз 4-го декабря. Разместился в гостинице, доложил начальнику Генерального штаба лично, начальнику 10-го управления ГШ, что я прибыл.
   Начальник ГШ спросил: "Ну, как дела в Афганистане?"
   Я доложил: "Внешне все спокойно. Но все-таки прослеживаются различные каверзные ходы парчамистов. Обстановка в общем нормальная. Новый Главный советник принял должность".
   Маршал мне ничего о готовящемся вводе войск не сказал, но спросил: "Как Вы думаете, какова будет обстановка если ввести в Афганистан наши войска"?
   Я рассказал маршалу то же, что говорил на Политбюро: "Сейчас афганцы молчат. Но я передал вам письмо Амина. Кроме того, он лично просил меня, поговорить с Вами, с министром обороны с тем, чтобы устроить ему встречу с Брежневым.
   Он отвечает: "Хорошо, отдыхай. Будешь нужен - вызовем".
   Я говорю: "Можно ехать?"
   А он отвечает: "Нет"!
   Я приехал 4-го декабря, а уже 10-го было принято решение. Они меня к себе не пригласили, Я не знал, что будет принято решение о вводе войск.
   Я позвонил в Витебск, где я был когда-то заместителем командира дивизии, своему другу - зампотылу, переговорил с ним.
   Он меня спросил: "Лев Николаевич, Вы где?"
   Я отвечаю: "В Москве"
   "А мы сейчас готовимся туда, откуда Вы прибыли".
   Для меня это стало неожиданностью. Я не был информирован о принятии решения. 18-го декабря я попросился уехать окончательно в Кишинев. Уехал. А 25-го, когда был в санатории в Крыму, узнал по радио, что введены войска.
   Я тогда выразил свои мысли вслух, жена при этом присутствовала. Говорю: "Все, будет пролита кровь. Войска не готовы драться в горах".
   Наши уставы войну в горах не предусматривали. Ведь как мы воевали в последнее время? Бомбовый удар, атака, вперед! И мы победили. А ведь там этот опыт действовать не будет! Нужна специальная тактика ведения боевых действий в Афганистане. А коли всего этого нет - будет пролито много крови.
  
   ВОПРОС: Вы сказали, что в тот раз Вас не позвали, но Вы ведь до этого были на Политбюро?
   ГОРЕЛОВ: Да, был. И высказал свое мнение еще в октябре. Сейчас точную дату вспомнить не могу, помню лишь, что за мной прислали самолет, я прилетел в Москву. Вечером прилетел, а утром Огарков усадил меня в машину и повез на Политбюро.
   Пришли туда вместе Николаем Васильевичем. Он мне говорит: "Не волнуйся"!
   Но я, конечно, волновался - первый раз все-таки. Входим. Сидят: Брежнев, Громыко, Устинов. Пономарев, хоть и не член ПБ был, но он тоже там сидел. В общем, полный состав Политбюро ЦК КПСС. Я поздоровался.
   "Здравствуйте, присаживайтесь. Что будете - кофе или чаек?", - Брежнев меня спрашивает. У них на столе стоят стаканы, в них - чай с лимоном.
   Я говорю: "Спасибо, я только что из - за стола".
   "Когда приглашают неудобно отказываться, садись", - говорит Брежнев.
   Сел.
   "Вызвали Вас, чтобы Вы доложили обстановку в Афганистане", - говорит Леонид Ильич.
   Я отвечаю: "Леонид Ильич, политическую обстановку в стране, я уверен,
   Вы знаете, потому, что посол недавно у Вас был. Я лишь задержу Ваше время. Я доложу Вам обстановку с чисто военной точки зрения".
   Ну и рассказал ему, что афганская армия находится в стадии формирования, В наличии 10 дивизий, 300 самолетов, из них МИГов - 21, Шестьсот танков, из них современных Т-62 - 92 штуки. 1500 стволов артиллерии. Армия обучается. Трудность состоит в большой протяженности границ, которые армия и охраняет. Времени на обучение армии в этих условиях было мало. Сейчас формируются погранвойска. Укрепим ими армию, сделаем ее более многочисленной. Нам нужны средства связи и вертолеты на случай развертывания боевых действия, вторжения банд.
   Он на меня посмотрел и говорит: "Так войска надо вводить или нет?".
   Я говорю: "Леонид Ильич, моё, и не только мое мнение (но и генерала Павловского, который меня напутствовал до встречи с Вами), таково: вводить войска не нужно! Не нужно, Леонид Ильич!
   - Но, почему?
   - Армия способна во взаимодействии с пограничниками контролировать положение дел на границе. Это первое. Второе - если мы, Леонид Ильич, введем туда войска, американцы предпримут все, чтобы сделать боеспособными вооруженные отряды, которые формируются за границей из числа беженцев. Они их подготовят. Придет время, когда они вторгнутся в Афганистан. И третье - наша армия не готова драться в горах.
   Устинов тут встрял, прервав меня.: "Вы не расписывайтесь за армию!"
   Я говорю: "Дмитрий Фёдорович, есть у меня основания так говорить. Ко мне же в группу приезжают офицеры-советники с наших внутренних округов. Вы их собираетесь ввести в Афганистан? Они понятия не имеют, что такое горы! Я пробыл в Одесском округе сколько лет, но ни одного учения в горах не провел. Такое положение дел во всех внутренних округах. Они не готовы"!
   Ну и четвертое - ввод войск потребует колоссальных материальных затрат. Кроме того, будут людские потери. И еще одно - хоть и говорят, что войска наши собираются расставить по гарнизонам, могу сказать, что так вряд ли получится. Придется нам воевать первым эшелоном, а афганцам - вторым.
   Он говорит: "Спасибо товарищ генерал. Идите, чайку попейте в соседнюю комнату. Если хотите что-то посущественней - выбирайте, пожалуйста, по здоровью".
   Я пошел в другую комнату, а Иванов стал докладывать после меня, Что он говорил, не знаю, но когда мы сели потом с Огарковым к нему в машину,
   Николай Васильевич мне и говорит: "Лев (он меня только так звал), мы проиграли".
   Больше он мне ничего не сказал. Я понял, что Политбюро приняло сторону Иванова.
  
   ВОПРОС: Вы потом общались с Ивановым?
   ГОРЕЛОВ: Ну а как же!
  
   ВОПРОС: Что он Вам говорил?
   ГОРЕЛОВ: Ничего не говорил, мы с ним поехали после этого на пьянку, которая, кстати, не состоялась. Я подумал, что они сейчас завезут меня, блядь, простите за выражение, и не выпустят оттуда!
  
   ВОПРОС: ???
   ГОРЕЛОВ: Могли и посадить. Я же против них выступил. Я это чувствовал. Мое мнение о ситуации в Афганистане с мнением представителя КГБ не совпадало, было диаметрально противоположным!
  
   ВОПРОС: Вы сказали на Политбюро, что если мы введем войска, то мы и будем драться в первом эшелоне, а афганцы во втором. Откуда у Вас была такая уверенность?
   ГОРЕЛОВ: Ну, а зачем им кровь проливать, если пришла Советская Армия? Они решат: пусть сами подерутся!
  
   ВОПРОС: Вы сказали, что когда Вас уже вернули в Москву, узнали о вводе войск. Но Вы же не могли не видеть, что что-то необычное происходит? Взять прибытие нашего батальона в Баграм...
   ГОРЕЛОВ: Ввод баграмского батальона я расценил как меру по охране авиационной базы.
   Я догадывался, конечно, что на эту базу потом могут сесть наши самолеты. Но вот для чего? Думалось, что может быть для того, чтобы наши транспортники доставляли в блокированный Хост продовольствие. В то время я думал несколько о другом. Я подумывал, что было бы хорошо Афганистану иметь свои десантные войска. А в баграмском батальоне я был пару раз. Мысль о готовящемся вводе войск несколько раз в голову конечно приходила. Взять хотя бы приезд в Афганистан того же Гуськова. Гуськов - замкомандующего ВДВ. Он прибыл в Афганистан с группой офицеров. В ходе своей поездки он познакомился с аэродромом в Баграме, другими аэродромами. Полетали мы с ним, потом он улетел. Но, честно говоря, я думал, что он приехал проверить этот батальон. Правда, тогда такая мысль мелькнула.
   А вот когда я окончательно прозрел на счет вода войск, это когда он приехал ещё раз и не представившись мне, работал в Кабуле, ездил по всем объектам. Об этом мне доложил военный атташе. Почему он мне тогда недоверие высказал? Почему не представился по приезде, как это положено?
   Мы же дивизиями вместе командовали, это же мой друг!? Значит, если будет ввод войск, первыми пойдут десантники? То есть они провели разведку на местности. Так и я когда-то проводил ее в Праге, за три месяца перед небезызвестными событиями. Почему меня не информировали? Наверное, потому, что подозревали, что я могу проболтаться. Они знали о моих тесных отношениях с Амином. С этой точки зрения - они сделали верный шаг.
  
   ВОПРОС: В некоторых источника писали, что Вы и Иванов рассматривали возможность ввода спецбригады в Афганистан?
   ГОРЕЛОВ: Я такой директивы не подписывал.
  
   ВОПРОС: Не подписывали?
   ГОРЕЛОВ: Не подписывал. Хотя, в документах, возможно, где-то это и есть. Пусть пишут, что хотят, я не подписывал.
  
   ВОПРОС: Возникает вопрос. Могло случиться так, что от Вашего имени проводилась какая-либо работа, о которой Вы могли не знать?
   ГОРЕЛОВ: Возможно. Машина работала слажено. Может быть, посол с Ивановым что-то и решили, а меня спросить забыли, или не захотели. Они то подписали, а меня пригласить для подписи забыли. Моя подпись, видимо, уже была тогда не обязательна.
  
   ВОПРОС: Как Вы узнали, что Вас снимают с должности Главного военного советника?
   ГОРЕЛОВ: Я отслужил в Афганистане с 1975 по 1979 год. Это же сколько лет! Посылали туда меня на три года, а меня все время то Дауд назад не пускал - писал телеграммы - оставьте военным советником Горелова - то Амин, Я уже хотел замениться. Но Тараки тоже стал писать - оставьте нам этого Главного военного советника.
   Я и Огаркову сказал: "Целесообразно меня заменить".
   Он говорит: "Лев, понимаете, такая обстановка, побудьте ещё, мы Вас заменим".
   Возможно, это мои домыслы, но все же, как мне кажется, убрали меня из
   Афганистана именно из-за моей позиции по вопросу ввода войск. Убрали сразу по прилету в Афганистан после моей московской поездки, после Политбюро. В Москве меня начальник ГШ принял. У министра не был - не пригласили даже. Вот и весь сказ.
  
   ВОПРОС: Вы передавали дела...
   ГОРЕЛОВ: Да, передал дела. Мы со сменщиком полетали по всем войскам. Я тогда ему единственное сказал: "Не ввязывайся в политику, занимайся боевой подготовкой, готовь войска к войне. Ввяжешься, начнешь поддерживать одну из партийных группировок, предположим "Хальк", - на вас обрушатся другие офицеры. Они не будут работать с вами. Лучше относиться ко всем одинаково. И выслушивать, всех выслушивать".
  
   ВОПРОС: Вы долго проработали в Афганистане, знали внутренний климат, людей. Когда ввели войска, к Вам потом за помощью не обращались?
   ГОРЕЛОВ: Как-то в конце 80-го года позвонил начальник Генерального штаба: "Как Вы смотрите на то, чтобы вернуться в Афганистан?".
   Я как был у телефонной трубки, так и встал по стойке "смирно". Отвечаю: категорически против! Категорически! Как я туда вернусь?! Все, с кем я работал, расстреляны. Начальник Генерального штаба расстрелян, а это был мой лучший друг. Он же был полностью просоветский человек?! И других постреляли. Семьи всех расстрелянных живут в Микрорайоне, они никуда не делись. Как я буду смотреть им в глаза? Они подумают, что войска ввели с моей подачи. Я туда не поеду! Отказался, и все.
  
   ВОПРОС: Вы когда говорили про начальника Генштаба, вы Якуба имели ввиду?
   ГОРЕЛОВ: Да, Якуба. Хороший был парень, закончил нашу Академию, Боже мой! Я же сам его рекомендовал в Академию Генерального штаба, хотел чтобы в Афганистане был полностью "пронаш" человек! А он любил Советский Союз, был очень деловой человек. Хотя Ватанджар тоже был хороший, просоветский парень, но не такой как Якуб. Если так можно выразиться, немного "вихлявый". Мог при случае и в сторону уйти. Хотя я и с ним был в хороших отношениях...
Оценка: 7.74*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023