Сколько уже дней мы в горах? Четыре? Пять? Неделю?
Не знаю. Всё слилось в один бесконечный поток времени.
Подъём, спуск, подъём, спуск, подъём...
Пот стекает по лицу, по спине...
Ночь - тупо сонными глазами таращусь на склон.
Холодно.
Сейчас бы посушиться хоть чуть-чуть... Хоть портянки...
"Костры не жечь, накроют!".
Холодно.
Отмерзают пальцы на руках и ногах.
Чмырь пропал куда-то - ухо опять присохло под шапкой...
Что у меня с лицом - днём щипало, сейчас ноет...
Броник на снег - спать.
Холодно.
Только провалился:
-- Приготовится к движению, рота!
Когда же это кончится? Сколько ещё брести, не зная куда?...
С неба начинает падать на землю что-то непонятное - уже не дождь, ещё не снег. Нет, скорее всё же дождь.
Почему-то не останавливаемся, чтобы отвязать плащ-палатки, притороченные к РД. Ротный Рекс, наверное, непромокаемый...
Уже трое суток почти нечего есть. Сухпай кончился, броня далеко, а подбросить вертушками не могут - сквозь это низкое свинцовое небо кроме дождя ничто не может пробиться.
В память от сухпая у меня остался только предусмотрительно засунутый в РД кусок упаковочного целлофана. Когда перегружали банки в РД, сам не знаю зачем "затарил".
Как эстонец из анекдота с лепёшкой навоза: "Пригодицца..."
Пригодился.
Теперь пытаюсь превратить его в подобие дождевика - один из углов целлофана сохранил форму капюшона. Но на шапку не налазит, а снять её не могу - ухо присохло опять из-за просочившейся сквозь бинты крови.
Куцый бушлат потихоньку промокает.
Не знаю, что сейчас сильнее - холод или голод. Самое обидное, что они не уравновешивают друг друга, а наоборот усиливают.
В слегка позванивающей по-прежнему голове умещается только одна мысль: "Теперь ночью совсем задубеем, если опять не дадут посушиться..."
Выходим в какую-то долину и вдруг, сквозь пелену непрекращающегося дождя видим впереди холм с извивающейся вокруг него к вершине дорогой, а наверху какие-то стены. Словно замок в фильме про средневековье.
Неужто мифический Алихейль, в существовании которого я уж было начал всерьёз сомневаться? А может, всё-таки мираж? Плод голодной фантазии?
Нет, не мираж - подтверждение тому зычный голос Рекса:
-- Внимание, рота! Подъём заминирован, множество растяжек по обочинам! Быть предельно внимательными, по сторонам не шариться! Идти строго в колонну по одному! Вперёд!
Выплывая из дождя, замок становиться всё больше. Теперь это уже действительно похоже на крепость...
Хлеб наш насущный.
Обвивая склон, змея ротной колонны постепенно втягивается в ворота наверху. Оказывается, мы тут не первые - по краям большого открытого пространства, на котором мы оказываемся, войдя внутрь крепости, уже сидят, откинувшись на РД какие-то наши. Вроде 3-я рота. Пока идём в их сторону, рассредоточиваясь по периметру "площади", начинаю оглядываться по сторонам.
Успеваю заметить вдалеке, чуть левее, длинную цепь небольших помещений. Главное, что меня интересует в них - там есть крыша.
Крыша над головой! Крыша, под которой, возможно, получится хоть ненадолго укрыться от долбанного непрекращающегося дождя...
От этих мыслей даже как будто начинает становиться теплее, но вдруг что-то неуловимо меняется.
Воздух наполняется какой-то не тревогой даже, а суетой что ли.
Увидеть здесь, посреди гор, машину так же удивительно, как и то, что по этому узкому пространству едет она как-то уж больно быстро.
Оказавшись на середине площади, грузовик резко разворачивается, сарбозы выкидывают на землю из кузова что-то бесформенное и машина так же быстро скрывается с площади.
Это заняло какие-то секунды, но их достаточно, чтобы, повинуясь какому-то инстинкту, десятки "шнуров" бросились к выброшенному непонятному предмету.
Ещё не успел затихнуть за углом ближайшего форта шум двигателя, как мы уже подскочили и обступили эти...
Эти несколько мешков, туго набитых худосочными, жёсткими, коричневыми афганскими лепёшками.
Поскольку наша рота только втянулась в крепость, у нас некое преимущество, ведь в отличие от других нам не нужно вставать, отрывая от земли РД[Author ID1: at Sat Jan 14 23:40:00 2012
]. Потому-то первыми у мешков в основном молодые нашей роты.
Но и нас слишком много. Вокруг мешков возникает давка, усиливающаяся натиском подоспевших чуть позже парней из других рот.
Голод в этот момент пересиливает все остальные инстинкты и со стороны мы, наверное, напоминаем регбистов, борющихся за мяч. Только в отличие от регби наш "мяч" куда желаннее для каждого из нас - это ЕДА!
Не сговариваясь, мы с Мордвином "работаем в паре" (вот уж точно - "боевая двойка"). Я мельче и иду вперёд, "на добычу", он крупнее и идёт сзади, одновременно проталкивая меня ближе к цели и тормозя идущих сзади "соперников". Добраться до мешков лишь полдела. Нужно ещё схватить лепёшку, не дав вырвать её никому из тянущихся одновременно с тобой. Более того, на подступах к этой "куче-мале" уже вспыхивают потасовки с теми, кто, чуть замешкавшись, потерял шанс пробиться к центру и теперь может рассчитывать только на то, чтобы "обнести" выбирающихся из давки. Удачно хватаю сразу две лепёшки.
Успеваю подумать: "Какие же они жёсткие - жёстче чёрствого хлеба..."
Да плевать, мы и чёрствого уже сколько не видели!
Предусмотрительный Мордвин сразу же запихивает одну из лепёшек в мой РД. Вторую предстоит протащить через толпу, прикрывая телами.
Пошли...
Тут над потасовкой раздаётся до боли знакомый уже рык ротного.
И мы понимаем, что проблем у нас больше, чем просто выбраться отсюда.
"Ну-ка, блядь, разошлись все! Никто ничего не хватает!"
Под этот крик он и ещё несколько подоспевших офицеров начинают буквально расшвыривать бойцов в стороны.
Вовремя "охолонувшие" просто отлетают в стороны, иногда получая сопроводительный пинок под зад.
Не успевшие сориентироваться и продолжающие свой натиск в сторону мешков, выдираются за шиворот и получают по морде.
Кто-то, не удержавшись, падает, не может встать под весом РД.
Кто-то из упавших, передвигаясь на карачках, ещё пытается утащить-таки заветную лепёшку, уже извалянную в грязи.
Их пинают, пока они не расстанутся с добычей.
Через считанные минуты потасовка окончена. Посреди площади остаются лежать разодранные в клочья мешки и извалянные в грязи, растоптанные лепёшки.
А в сторону своих взводов стремительно расползаются счастливчики, урвавшие-таки частицу запретного плода.
В их числе и мы с Мордвином.
Плевать, что при отходе он получил от Рекса мощнейший пинок под зад, а я от кого-то из офицеров по зубам.
Плевать, что "добыча" наша достанется другим. Тем, кто мог позволить себе не то что не дёргаться, даже не смотреть в нашу сторону.
Во-первых, мы уже сжились с мыслью, что такой порядок вещей неизбежен.
Во-вторых, благодаря ушлости Мордвина, у меня в РД лежит вторая лепёшка, о которой никто не знает и которую можно будет умять потом , со своими.
Риск, конечно, немалый - не дай Бог узнает о нашей "затарке" кто-то из "ветеранов", которым и давиться вместе с нами уже было "не положено" и "добычи" на их долю явно не останется.
Тут уж бить будут от души - ибо "за дело".
Едва ли не худший вариант попасть с этим сокровищем на глаза Рексу или замполиту. Точно станешь уже не только залётчиком, но и буквально-таки пособником мирового империализма.
Ведь разметав в разные стороны голодных своих бойцов, втоптав в грязь вожделенные для них хлеба, он громогласно прорычал на всю площадь следующий текст:
"Что, сука, не понятно?! Оголодали, блядь!?
Я вас накормлю, блядь, гондоны!
А если вас в этот момент фотографировал кто-то? Если это провокация!
И это всё на Западе опубликуют?
Советские, блядь, героические десантники давятся за харчи!"
Даже, несмотря на, казалось бы, убивший все мысли голод, поражаюсь фантастичности версии ротного.
Преклоняюсь перед его дальновидностью и глубиной мысли.
Где ещё прививают такую мудрость? Да нет, только в военном училище...
Вот потому-то никогда не победить нас сытым империалистам...
Голод не тётка.
Возможно, увещевания ротного на некоторое время и смогли подавить голодные спазмы в животах его измотанных подчинённых.
Но не надолго.
Никаких команд нам не поступало, но народ начал потихоньку рассасываться по территории крепости. И разбредались в основном "шнуры" в поисках жратвы.
Даже угроза стать объектом провокации западных спецслужб не могла унять основных инстинктов советских воинов-десантников.
Даже высокое звание воина-интернационалиста не могло удержать их от того, чтобы отбирать у попавшихся на пути сарбозов всё, что могло сгодиться в пищу.
А поскольку дело шло к вечеру, то часть этих сарбозов как раз тащили куда-то, видимо в свои подразделения, термосы с едой и чаем...
Исход каждой такой встречи зачуханных афганских сарбозов гарнизона Алихейля с оголодавшими, но по-прежнему доблестными штурмовиками гвардейской 56 ДШБ был предрешён.
Светлые идеалы интернационализма временно отступали перед суровой реальностью...
То ли при таком раскладе угроза провокаций Запада оценивалась нашими командирами не так высоко, то ли и на них голод оказал отрезвляющее воздействие, но особого внимания на происходящее отцы-командиры уже не обращали.
Видимо, в какой-то момент критическая масса вернувшихся с пустыми руками к ужину сарбозов превысила допустимую. Неподалёку от площади, где по-прежнему сгруппировались в ожидании непонятно чего несколько рот бригады, появились трое афганских офицеров.
Чем закончилось бы их общение с нашими не знаю, но оказалось, что в гарнизоне есть и советники. С их помощью удалось донести до афганского командования, что если они не хотят остаться без еды сами, то лучше бы им придумать что-то, чтобы и союзников накормить.
От каждой роты выделили по несколько человек, набравших кучу котелков и отправившихся вместе с представителями того или иного подразделения афганского гарнизона в их расположение.
От нашей роты эта почётная миссия выпала на долю Лёни Шеина и Ахрора Хайдарова, парней нашего призыва.
Лёня как раз только-только, незадолго до операции, прибыл из Гайжюнайской учебки. Для него это был первый боевой выход, но ему уже было 20 и на фоне нас, 18-летних пацанов, он выглядел значительно солиднее и взрослее.
Да не только выглядел, но и был - призвался он из Зырянки, что в Якутии, и северная уверенность и обстоятельность чувствовалась у Лёни во всём.
Что, вероятно, сыграло немалую роль в том, что, прослужив всего полгода, Лёня приехал из учебки уже в звании сержанта и сразу встал на должность командира отделения. Лидер в нём был заметен сразу.
Ахрор попал в Афган вместе с нами, в августе. Он был одним из тех бедолаг-узбеков, которых готовили в Иолотани на водителей КАМАЗов. Автомат за три месяца они видели дважды - на стрельбе положенными тремя патронами и на присяге. В основном учились водить машину, а не воевать.
Представляю себе их "радость", когда они очутились в боевых ротах!
К чести "наших" узбеков и ребят, попавших в соседнюю третью роту, подавляющее большинство из них не только не расползлись, как многие их земляки, по хлеборезкам, хлебозаводам и складам, но и довольно быстро стали вполне нормальными бойцами. А почти не говоривший в начале службы по-русски Исмаил Давлетов даже дорос к дембелю до замкомвзвода миномётчиков.
Ахрор был из солнечного Ташкента, и заснеженные горы Алихейля давались ему с огромным трудом. Нередко он просто ложился на снег, не в силах подняться и я видел, что он не притворяется, что это - "край".
Впрочем, пинки замполита раз за разом его с этого "края" сдвигали.
Я тоже никогда не видел до этого гор, но мне хоть холод был не настолько непривычен. Ахрор же на холоде Алихейля просто умирал...
А в пару к "врубалистому" Лёне он попал в качестве переводчика. Отцы-командиры не особо вдавались в детали и считали, что узбек уж худо-бедно объясниться с афганцами. Ну, вроде как русский с поляком.
И невдомёк им видно было, что узбекский с фарси ничего общего не имеет, а с пушту и подавно. Ну, вроде как русский с финским или там румынским.
Хотя тоже вроде рядом живём и внешне похожи...
Так что единственным средством общения с выделенным им афганцем стали у Лёни и Ахрора те несколько слов, что сарбоз знал по-русски:
"Солдат! Хорошо! Ленин!"
Отчасти русским словом было и имя, которым он себя называл - Женя.
Гордо тыкал себя в грудь и говорил:
-- Зеня! Солдат! Хорошо!
Из какого афганского имени кто-то из советников "переделал" его в Женю так и осталось для ребят загадкой, а спросить не знали как.
Да и не сильно их это волновало. Особенно после того, как, оказавшись в расположении Жениного подразделения, они почувствовали дурманящий и понятный без всякого перевода запах готовящегося плова.
Пока ребята шли за сарбозом по крепости, их не покидало чувство настороженности - хрен его знает, куда заведёт этот дух.
Кто их тут разберёт, за кого они. Все духи - не сейчас, так в будущем.
Ведь удумал же кто-то из гарнизона выходку с лепёшками - вряд ли из дружеских чувств и сострадания к шурави...
Но, оказавшись в тепле, обволакиваемые запахами еды, они расслабились и готовы были хоть по сотому разу выслушивать Женино:
"Солдат! Хорошо! Ленин!"
Другие сарбозы в разговор не лезли, сражённые познаниями Жени в русском.
Тут и плов подоспел. Поставили афганцы посреди комнаты блюдо с аппетитным кушаньем, жестами показывают, мол, присоединяйтесь.
И давай наворачивать.
А едят-то руками...
А руки-то аж чёрные у некоторых...
И как в туалет они ходят мы уже видели: Рядом с нашей бронёй у Нарая какие-то "зелёные" стояли. Кто камушком подотрётся, а кто и рукой подмоется.
Но недолго колебались парни - не до церемоний становится, когда три дня ни крошки во рту не было...
Плова не стало быстро, а в принесённые котелки сарбозы им какого-то горохового варева набухали "с горочкой".
Сколько прошло времени - кто ж его знает.
Нет у парней часов.
Глядь, а на улице уже хоть глаз выколи.
Как по крепости до своих добрались - сами не знают. Женя-то назад с ними не пошёл, видно не особо по ночам по той крепости расхаживать было можно.
Да только от давно забытых тепла и сытости стали парни как пьяные, а пьяному и море по колено и тёмный Алихейль по барабану.
Только подошли к ротному, а он и давай их лупить да материть.
Рота-то уж с минуты на минуту на прочёску крепости собиралась, двух пропавших непонятно куда бойцов искать.
Ведь никто ж не предполагал, что их там пловом кормить будут - ждали, что наполнят котелки баландой и вернуться. А их нет и нет...
Досталось, конечно, Лёне с Ахрором на орехи. Сначала от ротного, потом от "ветеранчиков".
Да только что им были те тумаки да колобахи - с такой-то "местной анестезией".
Правда, знали бы ротный с "ветеранами" истинную причину Лёниной с Ахрором задержки - вряд ли бы одними тумаками да колобахами дело обошлось...
Так ведь не знали. И не узнали никогда.
И нам-то с Пахомом рассказал всю эту историю подполковник МВД Якутии Леонид Шеин почти ровно 22 года спустя - под плов и водочку...
Знать бы где сейчас тот Женя-сарбоз из крепости Алихейль?
И по-прежнему ли у него "Ленин-хорошо"?
Зона.
За те несколько часов, что прошли с нашего прихода в крепость, мне удалось кое-как осмотреться - пока совершали набеги на сарбозов, пока лазили в поисках воды и по "шнуровской" привычке всего, что "плохо лежит".
Правда, ничего путного найти не удалось. Казалось, что жизнь на территории крепости замерла и теплиться только местами.
В целом же впечатление было довольно сюрреалистическое.
Уж не знаю, там ли мне пришло в голову это сравнение или позже, но по любому лучше не опишешь:
Это абсолютно походило на "зону" из "Сталкера" Тарковского.
Та же постоянно висящая в воздухе непонятная дымка.
Та же гнетущая тишина, которая в то же время сама казалось звуком.
Та же разбитая военная техника, непонятно кем, как и когда подбитая.
И главное, непонятно как здесь очутившаяся.
Как и когда попал сюда этот танк, опустивший вниз орудие, словно слон, грустно повесивший нос?
Без гусениц, которые с трудом верится, что когда-то были.
Но главное - кругом вроде горы. Из земли что ли вырос... Лет сто назад...
Даже появлявшиеся время от времени откуда-то сарбозы не нарушали ощущения нереальности этого места.
Столько лет прошло, но это ощущение не стёрлось из памяти.
Стёрлись детали, подробности.
Но это чувство, что всё происходящее - не происходит, а кажется, что окружающее - нереально, что ты попал в какой-то параллельный мир - чувство это не стирается.
А "Сталкер" для меня теперь навсегда фильм про Алихейль...
Ночь.
Пока ждали отправленных за едой Лёню с Ахрором, роту разместили на ночлег.
Нет, всё-таки мысль имеет силу действия!
Иначе как ещё объяснить, что под ночлег нам отвели именно те самые крытые помещенья, которые я углядел, только войдя в крепость. Я так и не понял толком, что это были за клетушки - то ли чьё-то жильё (только чьё?), то ли какие-то торговые ряды (только для кого?).
Во всяком случае, клетушки эти пустовали, а внутри царил довольно сильный беспорядок. С нашим приходом он превратился в тотальный бардак.
В комнатки площадью метров по шесть квадратных распределяли человек по десять.
Та, где оказались мы с Мордвином, больше всего напоминала всё-таки лавку. По стенам развешаны полки, на которых в больших количествах стояли пиалы и чайники.
Причём многие, как ни странно, целые.
Видимо на фоне общего запустения и заброшенности крепости целые керамические изделия воспринимаются как нонсенс, как издёвка.
Не сговариваясь, повинуясь какому-то неожиданному внутреннему импульсу, ожесточённо расшарашиваем практически все целые пиалы и чайники о глиняные стены и пол...
Спросил бы кто зачем-не объяснил бы ни тогда, ни сейчас. Но шарашили, точно помню, от души.
Главная прелесть этих клетушек - здесь немеряно дров. Собственно, не дров как таковых - дерева. А как ещё можем мы воспринимать в этом затерянном мире любую вещь из дерева?
Неважно, чем она была до нас и чем, возможно, предполагалось, что останется и дальше - дверью, полкой, подставкой.
Актуальны только дрова. Много дров.
Столько дров, чтобы отогреться за несколько прошедших ночей и на неизвестно сколько предстоящих.
Ведь никто из нас не питает иллюзий, что на этом островке блаженства мы останемся надолго. А без нас его вообще не существует - это мираж.
Костёр разводим прямо внутри клетушки, ближе к двери на полу.
За костром выпадает следить нам с Мордвином. Парни вповалку утискиваются у стен. Нести караул никому из нас не выпало.
Ближе всех к костру располагается Саня Иванов в обнимку со своим ПК - в этой комнате он самый "старый". Ему и место самое блатное - к теплу поближе и без толкотни.
Отрубаются все моментально, что и не мудрено после горячей еды и многодневного постоянного замерзания.
Как ни странно, меня в сон клонит не так уж сильно. Настолько, видно, ликует душа - целую ночь можно греться! - что не готова пока менять это удовольствие на другое.
Потрескивают в костре дрова, медленно наполняется комната сладким запахом.
Афганское дерево по-особому пахнет. Особенно, когда горит.
"Сладко" - это самое близкое определение, хотя и не идеальное.
Снимаю сапоги, обворачиваю вокруг голенищ, кажется навсегда отсыревшие портянки, блаженно протягиваю к огню ноги.
Сколько я уже не снимал сапоги? Не помню...
Левой ноге точно кранты - уже нарывает там, где натёрло в первый день.
