ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Щербаков Сергей Анатольевич
Я вернусь, мама! (из цикла "Щенки и псы войны")

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.51*17  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фрагменты вошли в т/ф "Честь имею!"
  
[]
  
  - Коротков! 27-й!
  - Я! - Димка выдохнул облако теплого дыхания в морозный воздух. По-еживаясь от утреннего холодного морозца, он стоял в третьем ряду 6-го отряда заведения ЯК-22/3. Рядом с ним переминались с ноги на ногу такие же, как он, одетые в темные ватники с номерами на груди унылые 'зэки'.
  Наконец-то поверка окончилась. Отряды по команде повернулись и под лай овчарок мимо смотровых вышек загромыхали кирзачами вдоль бараков в столовую.
  
  * * *
  
  - А я, когда срочную служил, - делился воспоминаниями сержант Андре-ев. - Был у нас инструктор, капитан Ларионов, вон Сомик его прекрасно помнит. - Андреев кивает на старшего сержанта Самсонова.
  - Как не помнить, он мне по башке как-то, так настучал, что до сих пор звон стоит, - отозвался Самсонов.
  - Звали мы его Лариком, - продолжил сержант. - Прыжков на счету Ларика было, как бы не соврать, тысячи три точно. Любил он перед нами салагами, пе-ред сопливыми, повыпендриваться. Во время прыжков демонстрировал такую штуку. Открывал парашют и обрезал стропы, затем открывал запасной и благо-получно приземлялся перед нами во всей красе.
  - Я как сейчас тот день помню, да и остальные тоже, кто тогда служил. День был заебательский. Лето в разгаре. Тепло. Ромашки цветут. Прыгнули. Ле-тим. Под куполами мотаемся. Ларик за нами. Ножом чирк по стропам. Нас обо-гнал. Потом стал открывать запасной, да неудачно. И мешком грохнулся об зем-лю. Подбегаем. Готов. Не шевелится. Рукой тронули, а он весь задрожал как студень. То ли замешкался, когда парашют открывал, то ли, говорят, веточка в парашют при укладке попала. Рисковый был парень, скажу я вам. После этого случая в дивизию понаехало начальство, всякие комиссии. Понавтыкали всем по самую сурепицу. Долго не прыгали. Да и не хотелось.
  Вдруг спящий в углу Ерохин заворочался, заскрипел зубами и заорал во сне:
  - Суки! Патроны где?
  - Смотри! Сергучо, развоевался! Прям рейнджер какой-то, - усмехнулся Прибылов, оборачиваясь к спящему.
  В палатку ввалились, давясь от смеха, рядовые Зеленцов и Сиянов.
  - Ну, у тебя и шуточки, Жека! За такие приколы могут и пачку начистить!
  - Что за приколы!- оживились, сидящие у печки, бойцы. - Ну-ка, давай ко-лись!
  - Представляете, что этот гусь учудил? - заговорил Зеленцов, кивая на товарища. - Поймал Витьку Коренева у сортира, и сообщил тому, что на него Анохин представление написал на орден Мужества. Тот и забыл за чем в сор-тир-то шел, сразу помчался к ротному допытываться.
  - Ну, теперь Женьшень тебе шею точно свернет, как пить дать! - отозвал пророческим голосом Олег Горошко.
  - Все это ерунда, братцы! - начал живо делиться воспоминаниями рядовой Сиянов.
  - Самый коронный прикол был пару лет назад. Пришла мне повесточка в армию. Ну, маманя в слезы, естественно, забегала по знакомым. Отмазала, од-ним словом, дали отсрочку на год. Думала, что я в институт поступлю. Пошел вечером на танцы, показал всем повестку. И в голову пришла идейка девчонок разыграть. Поделился мыслью с друзьями. Те поддержали меня. В то время у меня приятель в местной части служил. Сделал фотку в его форме, написал из "армии" письма девчатам, что служу в элитном сверхсекретном батальоне. Что-бы армейский треугольник на конверте пропечатали, велел ему через недельку-другую писульки бросить в части в почтовый ящик. Устроили мне торжественные проводы. Организовали прощальный стол. Крепко выпили. Девчонки в слезы. Обниматься лезут с горя. Еле отбился. Утром же уехал в столицу, в отпуск. По-мотался пару недель, вернулся обратно. И стал, как и прежде ходить на завод. А тут у одного из приятелей был день рождения, тут я и заявился в самом разгаре торжества. После этого девчонки со мной почти месяц не разговаривали. Оби-делись, дурехи.
  - А я бы, на месте этих дурех, тебе за такие проделки кое-что оторвал, - вставил погрустневший Андрюха Романцов. Ему так и не удалось проститься с любимой девушкой. Так уж сложились обстоятельства. Она уехала на недельку, к родственникам на юбилей, а его в это время отправили с другой командой при-зывников, где была не хватка.
  - Дай-ка Мишкину гитару! - Прибылов, широко зевая, присел на койку. Пе-редали гитару. Прибылов что-то тихо забренчал, мурлыча себе под нос. Со слу-хом у него было явно не все в порядке.
  - Сыграй что-нибудь душевное, Игорек! - попросил Горошко, укладывая сверху на буржуйку пару красных кирпичей.
  - Чего он может сыграть? Во поле береза стояла?
  - Вот Мишка Тихонов играл, так играл!
  - Эх, такого парня потеряли! - сокрушается расстроенный Иванкин, отки-дываясь всем телом на койку.
  Младший сержант Тимофеев открыл дверцу печки и подбросил порцию дров. В печке стало весело потрескивать, она ожила, загудела!
  С наружи палатки раздался шум. В нее ввалились гурьбой человек двена-дцать солдат с капитаном Розановым. С ними незнакомый мужчина в темно-синем жеванном пуховике в очках с кожаным кофром через плечо.
  - Ура! Мужики! С телевидения приехали!
  - Снимать нас будете?
  Все зашевелились, повскакивали с нар.
  - Ну, кто хочет с домом поговорить? С родными!
  - Я хочу! Дайте мне! - закричал отчаянно из-за спин Прибылов.
  - И мне дайте!
  - И мне!
  - Я тоже хочу позвонить!
  - Чур, я за Игорьком! - доносится со всех сторон.
  - Погодите! Ох:ели совсем от счастья!
  - Романцов, куда прешь? Сдай назад!
  - Дайте сначала командиру! Пусть сначала товарищ капитан поговорит!
  - Да, я потом, пацаны! Успею! Говорите! Мало времени! Товарищ журна-лист ненадолго к нам!
  - Ткаченко! Какой номер?
  - Код называй, быстрее!
  - Чего телишься!
  - Братцы, да и не помню! Какой код у моих!
  - Следующий!
  - Так, мужики, спокойно! Не галдите! Кто из вас знает полный номер?
  - Я знаю! Дайте мне! - вновь заорал, просовывая голову, Игорь Прибылов. - 095-45-42-56!
  Журналист присел на койку и, улыбаясь, набил пальцем на мобильнике номер. Передал телефон солдату.
  Все замерли в ожидании. Тишина. Только слышны длинные гудки да со-пение простуженного Садыкова. Кто-то снимает трубку. Слышится женский взволнованный голос.
  - Алло! Алло! Да, слушаю! Говорите! Алло! Говорите же!
  Но Игорек молчит как партизан. Вдруг из глаз его ручьем потекли слезы, а обветренное лицо его сморщилось и стало похожим на мятый гнилой помидор.
  - Отвечай же! Чего молчишь, балда? - загалдели наперебой солдаты.
  Но заплаканный Прибылов сунул мобильник в руки журналисту и выбежал без бушлата из палатки.
  - Игорь! Прибылов! Гоша! Куда ты! - закричали ему вслед.
  
  
  Прибылов, утирая слезы красным кулаком, покрытым цыпками, очнулся в дальнем конце лагеря, где на возвышении у 'ЗУшки' в бронежилетах на посту маячили рядовые Денис Панюшкин и Антон Духанин. Игорь укрылся от посто-ронних глаз за бетонным блоком. Вытер глаза обтрепанным рукавом. Достал из-за пазухи две фанерки, скрепленные проволокой. Развернул. Там лежали пись-ма из дома. Стал их медленно перебирать. Вот это, самое грязное и затертое - первое. Это второе: Это последнее. Пришло два дня назад. Он бережно раз-вернул его:
  
  
  В это время в палатке стоял настоящий гвалт. Всем не терпелось позво-нить домой, услышать родные голоса.
  - Тихо! Кому говорю! Кто по колгану захотел? - угрожающе шипел и зыр-кал черными глазами на всех сержант Андреев.
  Военнослужащие по очереди звонили домой.
  - Алло! Алло! - кричал капитан Розанов. - Ирина! Ирок, милый! Это я! Как вы там? Как дети? Настуська не болеет? Да, у меня все хорошо! Не волнуйся! Мать не звонила? Ей не говори! Уже скоро! Да! Да! Хорошо! Передам! Целую! Пока!
  Телефон у Горошко.
  - Алло! Пап! Ты, что ли? Это я, Олег! Где мама? В магазин ушла? С Та-нюшкой? Эх! Все нормально! Да! Через пару месяцев ждите! Ну, давай! Ага!
  На койку рядом с журналистом присаживается следующий.
  - Мам! Слышишь меня? Узнала? У нас спокойно! Не волнуйся! Жив, здо-ров! Даже поправился! Ну, ладно! Мам, пока! Всем привет! Ребята ждут! Да! Да! До свидания! - говорит Ромка Лежиков.
  - Мама, привет! Твой сын, Антошка! Да! Да, мам! Хорошо! Не волнуйся, у нас тут спокойно! Бабушка как? Ага! Ага! Муська окотилась?Да, ну! Сколько? Ни фига себе! Ну дает, котяра! Не плачь! Ждите с победой! Эх, жаль батя на рабо-те! Лену увидишь, передавай привет! Обнимаю! Пока, мам! До встречи! Не плачь! Слышишь!
  - Алло! Алло! Алло! Настюха! Предки далеко?! Да! Да! В Чечне! Где мне еще быть! Зови быстрей! А то тут очередь! Мама! Мама! Да, я! Я! Здоров как бык! Не переживай! Не волнуйся! Я вернусь, мама! Всем привет! Да! Конечно! Ну, пока, мамулечка! Целую всех!
  - Мама, здравствуй! Кто? Пашка, твой! Не узнала? Как там у вас? Все хо-рошо! Алешка где? Во дворе? Дерзит? Ну, ничего! Передай, приеду, поговорю с ним! Я ему 'вахаббитку' привезу! Это белая шапочка такая! В окопе нашел! По-ка, мам! Целую всех! Девчонкам привет!
  Офицер и журналист покинули палатку. Солдаты со счастливыми лицами молча разошлись по своим местам. Каждый думал о своем.
  - Даже не верится! - начал Самсонов.
  - Не говори! Прогресс, одним словом! - отозвался Димка Коротков. - Как раньше жили, не представляю!
  - Вот так и жили!
  - Жгли лучину!
  - На перекладных ездили!
  - Месяцами!
  - Поговорил, и на душе теперь тепло! Чудеса! - говорит Андреев, - Слов-но дома побывал. Полтора года не слышал голоса матери! Сестренка замуж выскочила! Чертовка! Не могла брата дождаться из армии.
  - Ну да, бабцы, они быстро взрослеют. Оглянуться не успеешь, а они уже с сиськами! - вставил сержант Бубенцов, колдуя у печки.
  - Вроде вчера еще пигалицей по двору носилась! - продолжает Андреев.
  - А кто жених-то? - поинтересовался Горошко, накрывшись бушлатом.
  - Да, какой-то студентишка! Видел их как-то пару раз вместе! Очкарик! Дохляк, одним словом! В одной группе учатся! Она говорит, что ее Володя шибко умный!
  - Шибко умные они такие. Пока мы здесь за всех отдуваемся, они тем временем девок охмуряют, - проворчал из своего угла сержант Рубцов.
  - Рубец, а ты чего не позвонил?
  - Больно надо!
  - Мужики, он, ей-богу, какой-то долбанутый последнее время. Вчера взял все письма в печку запулил!
  - Правильно сделал! Все бабы - бляди! - высказался однозначно Коренев.
  - Ну, это ты зря, Женьшень! Всех под одну гребенку!
  - Ты, что, Руба очумел, что ли? Зачем письма-то сжег? - полюбопытство-вал Андреев, оборачиваясь к, зарывшемуся в спальник, Рубцову.
  - Последнее он даже не читал! - откликнулся Коротков.
  - Отстаньте, козлы! - буркнул Рубцов и перевернулся на другой бок.
  - Игорька жалко! Так и не поговорил с матерью! - сказал сержант Бурков, со стоном стягивая сапог.
  - Да, расстроился, пацан!
  - Расстерялся!
  - Любой бы растерялся! Все так неожиданно! - сказал Максим Шестопал.
  - Как бы чего не учудил! Фаридка! Сходи, поищи его! - сказал Андеев. Фа-рид Ахтямов нехотя поднялся и отправился на поиски Прибылова.
  Димка Коротков тихо забренчал на гитаре, с трудом подбирая аккорды.
  
  
  Через несколько дней, на горном перевале в жестоком бою пуля, пробив пластину бронежилета, угодила Димке в грудь. Когда он очнулся, то услышал чьи-то гортанные голоса и выстрелы. Добивали раненых. Кто-то подошел к нему. Он чувствовал, что его рассматривают. Потом почувствовал над собой хриплое дыхание наклонившегося врага и ждал развязки, рокового выстрела. Но "чех", потоптавшись около него, поддел лезвием кинжала шнурок с жетоном и срезал с шеи "смертник". Потом долго возился, стягивая с Димки отсыревшие берцы. Стрелять в залитого кровью десантника не стал.
  Димке повезло: не стали добивать. Сочли за мертвого. Когда вокруг стих-ли голоса и надвинулись сумерки, он медленно пополз в сторону лощины. Пе-ред глазами стояли разноцветные и черные круги. Он терял сознание. Когда приходил в себя, полз дальше, кашляя кровью. На следующий день его обесси-ленного подобрало отделение саперов, прочесывающих местность. Через пару месяцев его 'комиссовали' и он вернулся домой. Он часто словно во сне видел тот зимний день, когда для него эта странная проклятая война закончилась.
  
  
  Как-то принесли приглашение от военкомата. Приглашали на встречу уча-стников войн в городской кинотеатр. Думал, что разговор пойдет о реабилита-ции, о льготах. Оказалось, местная администрация провела очередное меро-приятие для галочки. Собрала стареньких ветеранов, "афганцев" да молодых парней, вернувшихся из Чечни. Преемственность поколений, так сказать, пока-зать. Делились воспоминаниями словоохотливые седенькие ветераны ВОВ. Бы-ли: чай с печеньем, небольшой концерт. Вспоминать свою войну Димке не хоте-лось. Да и Ромке Самурскому, его другу, что полгода оттрубил в Чечне, тоже. Была гнетущая тоска. Выйдя из кинотеатра, он и Ромка прямиком отправились в ближайший бар на углу.
  Ромка был какой-то пришибленный, сам не свой. В последнее время с ним что-то творилось странное.
  - Гляжу иной раз на седых ветеранов, и мысль у меня в башке свербит. Покоя не дает. А ведь, многие из вас, дорогие ветераны и пороха-то и не нюхали вовсе. Кто стрелял да лагеря с репрессированными охранял? Ведь в частях НКВД до черта служило в те времена. И ни одна сука ведь не призналась, что мол, да служил, мол охранял, мол приводил приговор в исполнение. Ни один не покаялся. Такое впечатление, что это были инопланетяне. В один миг вдруг, бац! И растворились. Исчезли. Как будто их и не было в помине.
  - Ром, не трави душу, хер с ними, - вяло отозвался Димка, разливая по стаканам водку. - Там за все спросится! От ответа ни кто не отвертится!
  - Капитан Осокин, наш ротный, как-то про своего деда рассказывал. Гово-рит, дедок поддал прилично после парада на девятое мая, расчувствовался, разоткровеничался, стал плакаться в жилетку, что двух наших солдат положил из 'дегтяря'. Рассказывает, что две атаки прорвавшихся немцев отбили, сидят в окопе, мандраж всех бьет. И тут, вдруг слева кто-то прет, ну и дал очередь, не раздумывая. А это, оказывается, наши в наступление пошли. Ну и двух бойцов в этой неразберихе и завалил. Во как!
  - Такое на войне сплошь и рядом! - Димка подвинул тарелку с бутербро-дами. - Всякое бывает в пылу боя.
  - Теперь, бедный дедок всю жизнь страдает.
  - Еще бы! Такой груз на душе лежит.
  - Не забыть ему этого никогда, такое не забывается, - сказал бледный Ро-ман.
  - Я тоже не могу забыть той высоты. Как сейчас вижу Ваню Тимофеева с животом набитым гильзами, - поделился своими переживаниями Коротков. - Вот стоит перед глазами. Ничего не могу с собой поделать. Вот только глаза закрою, он опять передо мной. Понимаешь, постоянно.
  Димка, тяжело вздохнув, извлек из внутреннего кармана затертое письмо.
  - Вот все, что от него осталось. Подобрал, когда полз. Как память берегу. Хотел матери передать, да успел: умерла тетя Валя. Месяц лишь протянула по-сле известия о гибели сына.
  Он бережно развернул ветхий тетрадный листок в клеточку с оборванным бурым краем и стал читать:
  " огая мамочка! Наконец-то выдалась свободная минутка написать тебе письмо. Только ты, ради бога, не волнуйся! У нас здесь спокойно".
  - Спокойно. Если не считать, что каждую ночь обстреливали, - буркнул Димка и продолжил чтение.
  'Ты прости меня, дурака, что я тебе целый год не писал. Ты же помнишь, как у нас с тобой конфликт из-за моей девушки произошел. Теперь ты ее знаешь. Сама увидела, какой это прекрасный и милый человечек. Я рад, что ты подру-жилась с Иришкой. С нетерпеньем считаю дни, через 18 - долгожданный дем-бель. Сегодняшний я уже зачеркнул в своем календарике. Скоро приеду и обни-му вас обеих. Вы у меня замечательные.
  Я здесь, мамулечка, многое передумал за это время и твердо решил, что когда вернусь, буду поступать в литературный институт. Да и ребята советуют, им нравятся истории, которые я сочиняю'.
  - Это точно! Сочинял он здорово. Истории у него классные выходили, - сказал Димка.
  "Ну, а если не поступлю, пойду в пед. Буду, как и ты, учителем литерату-ры. За эти полтора года я столько увидел, что очень хочется все это написать.
  Вчера я получил от тебя, наконец-то, долгожданное письмо. Из Ханкалы привез почту Саша Малецкий, из-за маленького роста, у нас его все кличут Мальком. Он сирота, его родители погибли в автокатастрофе, и он до четырнадцати лет вме-сте с сестренкой жили у бабушки. И вот уже 4 года - воспитанник нашего полка. Макс, Максим Шестопал, из-под Рязани, из села Константиново, где поэт Есенин родился. Самый, наверное, заводной из нас. Любит поприкалываться. Розыгры-ши - это его конек. А поет и пляшет, прямо как заправский артист. Приклеил как-то на днях бумажные шпоры к сапогам, спящего после ночного дежурства, Ко-роткова. Вчера у Макса день рождения был. Он и Вадик учудили, купили в селе пару банок с компотом. А по дороге они разбились, и Макс теперь ко всему при-клеивается своими штанами. Смех, да и только.
  - Только не разбились, а снайпер, сука, подстрелил. Взял бы чуть выше и тогда хана Максу, - сказал Димка.
  ' Есть у нас и "Папашка", Коля Севастьянов, только серьезнее парня я еще не встречал. Улыбается и смеется он редко. Он самый старший из нас. Же-нат. Дочке уже скоро годик.'
  - Мировой парень был! - вставил Димка. - Убили его сразу, в самом на-чале боя, как только напоролись на 'чехов'. Его и сержанта Буркова.
  'Паша Морозов из Петровска. Не знаю, где это, но есть такой город. Днепропетровск знаю, а Петровск нет. Пашка на гражданке увлекался реконст-рукцией костюма русского воина 11-го века. Делал кольчуги, шлемы, ковал мечи. Интересный пацан. Валерка Кирилкин, наш снайпер тоже оттуда. Обожает свою винтовку, ни кому не разрешает к ней прикасаться. Он часто разговаривает во сне, все мать зовет. Мы этого ему не говорим, скрываем. Вот и сейчас тоже, он что-то болтает во сне. Сержант Рубцов сейчас спит. С караула сменился. Он грустный последнее время: его девушка не дождалась, замуж вышла. Страшно переживает. Видел у него фотокарточку. Красивая. Не порвал. Бережет. А пись-ма почему-то сжег.'
  - Красивая, сучка! Я тоже видел. Это из-за этой бляди под пули Руба по-лез, - вновь вздохнул Димка.
  " Радист Вадик Ткаченко постоянно с чеченцами по рации болтает. Бук-вально вчера они вышли на нашу волну, и давай нас ругать на чем свет стоит. Дурачье.
   'А самый добрый из всех, это - Вася Панкратов, по прозвищу Наивняк. Он с Байкала. Из сибирских казаков. Здоровенный детина. Последнюю рубаху отдаст. Вот такой он парень. А Витька Дудник, наоборот. Характер прижимистый, кулацкий. Черезчур хозяйственный. Все ему надо. Все тащит в палатку. Анд-рюшка Романцов, бывший студент. Отчислили его из вуза: зимнюю сессию зава-лил. Учит меня играть на гитаре. Правда, простенькие аккорды, но уже кое-что получается.
  Есть еще двое молодых: Ахтямов и Прибылов. Воспитываем их. Зеленые совсем еще ребята. Всего боятся. Мамулечка, лучше нашей ро:'
  - Вот, даже дописать не успел. Убили вахи-сволочи.
  Димка закурил новую сигарету.
  - На прошлой неделе ходил в военкомат. Сидит подполковник, эдакий мордоворот с пузцом, холеная репа. Дорогим коньячком за километр от него по-пахивает. Говорю, так и так, хочу мол, остаться служить в Вооруженных силах. Отвечает, жлоб проклятый, мол, медкомиссию не пройдешь. Какая может быть служба. Ты же инвалид. Говорю, но ведь служат же все-таки некоторые. Даже без ног и без рук. Ну, то заслуженные офицеры, герои, а ты кто такой, отвечает, сопля недоношенная. Я - сопля, кричу гаду. А ты это видел? Рву на себе ворот рубашки, пуговицы летят во все стороны. Показываю ему дырку на груди зашто-панную. Это видел! Крыса тыловая! Как он понес! Как он понес, если б ты только видел. Стал красным как варенный рак, глаза квадратные выпучил, того и гляди лопнут. Чуть из штанов не выпрыгнул. Губы и щеки трясутся. Пасть свою раззя-вил гад, орет как резанный.
  Да, пошел ты в жопу, говорю. Хлопнул дверью и ушел. И такая меня тоска взяла, прям, настоящий кафар, хоть в петлю лезь. Никому мы здесь не нужны, Ром. Иногда думаю, и почему меня тогда не убили вместе со всеми ребятами. Ведь стоял же надо мной тот 'вах' вонючий, падла. Почему не добил, сука? По-чему я остался в живых, а не Андрюха Романцов, ведь он так мечтал програм-мистом стать. Вся жизнь у него в 'компах' была, буквально, бредил пацан ими. Как сейчас его вижу. Ползет с разорванной щекой, загребая окровавленными пальцами грязный снег под себя, и кричит: "Мама! Мама..а! А..а! Такое разве за-будешь. Да не в жизнь! Крик его так и стоит в ушах! Скажи, вот на хрена ты там полгода гнил и вшей кормил, Ромк, а? В этой долбанной Ичкерии!
  - А ты попробовал бы в "ментовку"? Может возьмут, - посоветовал Ромка, затягиваясь сигаретой.
  - Куда возьмут? С ампутированными пальцами на ногах. Сторожем? Дет-сад охранять. Или вахтером в какую-нибудь конторку. Одна отрада, в тренажер-ный зал схожу. Покидаю "железо" до седьмого пота, как-то легче на душе стано-вится. Ненадолго забудусь.
  Димка поднял на Ромку изуродованное шрамом лицо с грустными серыми глазами. Когда он нервничал, у него начинала дергаться щека, и дрожали руки.
  - Попытался в 'налоговую', тоже "облом". Ты, чего не пьешь-то, вояка?
  - Нельзя мне! - сигарета чуть не выпала из дрожащих Ромкиных пальцев.
  - Это еще, что за фокусы?
  - Закодировался! - Ромка отвел в сторону свой виноватый взгляд.
  - А наркоту, значит, можно, да? Так, что ли? - Димка впился глазами в ли-цо друга. - Чего нос воротишь? Кому лапшу на уши вешаешь? Думаешь, я не знаю?
  - С чего это ты взял?
  - Светка мне все рассказала! Видела тебя на 'тусовке' с этими болвана-ми, с Эдиком Студентом, Гошей Квинтой. На игле висишь? Я, что слепой? По физиономии твоей видно. Весь худой, желтый стал как дистрофик. Ты, что со-всем охренел? Не понимаешь, чем это закончится?
  - А мне плевать? Чем раньше тем лучше! Чем коптить здесь! Знаешь, Ди-мыч, не могу я больше и не хочу. Да и поздно уже теперь. Сел я глухо. Пацаны по ночам приходят. И Санек, и Игорь. Не могу от того запаха отделаться. Вот он у меня где! Как вытащили меня тогда из подбитой "бэхи", до сих пор ту гарь чув-ствую. Мутит меня, понимаешь? Санек-водитель и наводчик так там и остались, сгорели. Очнулся уже на земле в метрах двухстах от чадящей 'бэхи'. Потом стал рваться боекомплект, все разнесло к чертовой матери. Так ничего от них и не осталось. Когда его спасли, Ромка весь прокопченный почти ничего не слы-шал, его рвало, выворачивая наизнанку. Он смотрел на всех ошалевшими гла-зами, ничего не понимая.
  - Так радуйся, что повезло, сукин сын! Должен жить назло всему! За тех ребят, что не вернулись! А ты, я вижу, наоборот. Раскис как баба!
  Димка, опрокинув стакан водки, поморщился. Защелкал зажигалкой. Глу-боко затянулся сигаретой. Вылил остатки водки себе в стакан.
  - А тут как-то ко мне подкатил Коля Сутулый, да ты его знаешь, из уголов-ной рыночной братии. Ну, который на синем "мерсе" еще раскатывает. Плеши-вый. В очках. Нес всякую 'лабуду'. Работу предлагал: девок охранять, прости-туток, с которых у него навар. Послал его подальше. Еще я с этим дерьмом не якшался. Потом объявление в газете на глаза попалось, какая-то контора охран-ника ищет в службу безопасноти. Заглянул по адресу. Шикарный офис. Все в белых сорочках. При галстуках. Провели к шефу по безопасности. Спрашивает:
  - Где служил?
  - В ВДВ!
  - Голубой берет, значит! Нам такие нужны!
  - Воевал в Чечне? Чего глаз-то дергается? Еб:тый, что ли? Может, еще и под себя мочишься?
  Димка дернулся всем телом к холеному мужику, развалившемуся в глубо-ком кожаном кресле.
  - Спокойно, парень! Охолонись! Ребята, проводите десантуру на выход!
  - Суки! Бляди! Жуки навозные!
  
  
  Ночной бар 'Венеция'. В полумраке на стенах гондольеры в шляпах с ленточками белеют на суденышках. Музыка. В лучах света переливается затей-ливыми волнами сигаретный дым. Димка сидел за стойкой, уставившись глазами в одну точку, и жадно курил.
  На прошлой неделе, когда он вернулся в очередной раз поддатый из ба-ра, на него наехали с упреками родители. Он психанул, наорал на них, схватил купленный на "гробовые" новый телевизор "Панасоник" и вышвырнул его в окно с третьего этажа. Благо никто в это время не проходил мимо. Приехала мили-ция, вызванная соседями, надела наручники и увезла. Пять часов он просидел в "обезьяннике", приходя в себя. Пока родители не уговорили дежурного капитана отпустить сына. Вернувшись домой, он долго плакал вместе с матерью на кухне, кляня свою судьбу. В соседней комнате, жалея брата, тихо хлюпала носом за-реванная сестренка Настя, приводя в порядок разбросанные по комнате вещи и подметая веником с пола осколки стекла и фарфора.
  Мимо стойки к центральному столику прошла шумная компания молодых преуспевающих парней, "хозяев жизни", во главе с чеченцем Асланом, у которо-го, говорят, на местном рынке все было 'схвачено'. Оставив своих приятелей за столиком, Аслан подошел к стойке, где рядом с Димкой сидела молоденькая де-вица с коктейлем в руке. Чеченец бесцеремонно положил руку ей на обнажен-ную ногу. Блондинка презрительно сбросила с колена его руку.
  - Ну, детка, не ломайся! Аслан тебя не обидит. Не пожалеешь!
  Девушка демонстративно отвернулась от бизнесмена.
  - Ах, ты, сучка! Будешь брыкаться и капризничать, мои ребята с тобой иначе поговорят!
  - Эй! Носорог! Отвали! - подвыпивший Димка ненавидящими глазами ус-тавился на кавказца, щека у него судорожно задергалась.
  - Это еще, что за пугало? Твой парень, Киска? Ну и красавца себе нашла! Во сне такой приснится, не проснешься! Скажи ему, если будет рыпаться, ему в один миг рога обломают! Сейчас мы его отправим баиньки! - хлюст обернулся к своей компании, галдящей за столиком.
  Но договорить он не успел, Димка обрушил на его голову бутылку из-под пива. Осколки и брызги разлетелись во все стороны. Аслан охнул и схватился за голову. Но тут хлесткие удары Димкиных кулаков пришлись по лицу, разбив в миг губы и нос. Десантник ревел как раненый зверь, нанося мощные удары на-лево направо, сбивая с ног дружков и телохранителей Аслана, бросившихся на выручку. Весь исцарапанный и окровавленный он в ярости, рыча как дикий зверь, неистово топтал поверженного врага.
Оценка: 6.51*17  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023