ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Щербаков Сергей Анатольевич
Квазимодо (из цикла "Щенки и псы войны")

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.07*19  Ваша оценка:

  Мы будем твердо следовать истинному смыслу
   воинского пути, чтобы наши чувства все время
  были наготове.
  
  Одна из заповедей школы Кекусинкай
  
  Этим прозвищем его окрестили боевые товарищи в январе 1995-го в Грозном. Кто его первым так назвал одному богу известно, никто этого из них сейчас не помнит. Случилось это во время штурма одной из пятиэтажек, в кото-рой засели отчаянно обороняющиеся дудаевцы. Выбили боевиков из трех подъ-ездов, остался последний. По верхним этажам долбила стоящая у соседнего за-копченного от пожарища дома 'бэшка'. Они же шаг за шагом выкуривали 'ду-хов' с нижних. Поднялись на второй этаж, забросали 'эфками' все дверные амбразуры. Рвануло! Теперь, вперед! И тут, неожиданно, сверху вылетели два кругляша с ребрышками, прямо под ноги ему, лейтенанту Колоскову и его на-парнику, прапорщику Дубицкому, оставшимся на лестничной площадке. Осталь-ные ребята тем временем шмонали квартиры. Николка Дубицкий тут же плюх-нулся ничком в один из дверных проемов. Он же, шарахнулся инстинктивно в сторону от смертоносных подарков и сорвался вниз: перила на лесничном про-лете были выломаны с мясом. Это его и спасло тогда от осколков, от неминуе-мой смерти. Повезло, только колено разбил в кровь да плечом и башкой шанда-рахнулся здорово о нижние ступеньки. С трудом поднялся как древний дед, весь перемазанный в пыли, исцарапанный. Котелок гудит как керогаз, спина не разги-бается, ушибленная бровь распухла на глазах, правый глаз начисто заплыл, будто и не было вовсе. Вот в таком виде он и предстал перед товарищами. Хро-мой, кривой, всклокоченный. Тут кто-то и брякнул, взглянув на Игоря: 'Настоя-щий Квазимодо!', так и пошло, поехало. Стали величать Квазимодо или кратко Квазиком.
  
  
  Игорь Колосков в юности был чемпионом региона по каратэ в стиле Кеку-синкай. С двенадцати лет он занимался в спортивном клубе. Уже в семнадцать заработал 'черный пояс', который в 'доджо' торжественно ему вручал, прие-хавший к ним на соревнования, президент федерации Кекусинкай России Алек-сандр Иванович Танюшкин. Может он и дальше бы успешно выступал на татами, да вышла незадача, в одном из 'джиу-кумитэ' (свободном спарринге) на трени-ровке перед ответственным турниром получил серьезнейшую травму, перелом шейки бедра. На этом в один миг и закончилась его звездная чемпионская карь-ера. После окончания средней школы каким-то чудом прошел медкомиссию и легко поступил в военное училище. Окончил его с отличием, а через полгода оказался в Грозном, в жестокой январской заварушке, устроенной 'Павликом'...
  
  
  Вернулся из очередной командировки. К дому подходил, сердце колоти-лось бешено, готово было выпрыгнуть наружу. Будто целую вечность дома не был, а на самом-то деле всего три месяца. Позвонил. Никто не отвечает. Спус-тился этажом ниже к соседке, тете Шуре, взял ключ, который на всякий случай ей оставляли, если вдруг зальет ненароком или еще чего-нибудь непредвиден-ное случится. Поднялся к себе. Открыл. Вошел. Чуть сознание не потерял. Запах женских духов и прочей косметики обалденный. Отвык в Чечне от 'шанелей', 'диоров', кремов, шампуней. Там был только запах крови, пота, дерьма да за-пах страха. Да, да, именно запах страха. Он этому раньше не верил, пока сам не почувствовал. Когда человек одержим страхом, не только он сам меняется, но и его собственный запах тоже. Запах кожи, пота.
  Сбросил вонючие монатки. Забрался в теплую ванну. Долго лежал, отки-сая. В ароматной пене, бултыхаясь, балдея. Вылез, обвернулся полотенцем как Махатма Ганди, отправился прямиком на уютную кухоньку обследовать холо-дильник. Там оставалась початая бутылка коньяка. Прощаясь, перед отъездом открывали. Пусто! Куда-то исчезла? М:да! Печальный случай! Видать с под-ружками уговорила. А жаль! Сейчас была бы к стати. Уселся в глубокое удобное кресло, вытянул с наслаждением волосатые крепкие ноги. Врубил телик. Пощел-кал программы. Ничего интересного. Везде одно и тоже. Перосян с плоскими шутками со своей боевой подругой, щекастый Евдокимов все про баню расска-зывает, да волосатые и бритые под ноль чуваки с голыми бабцами, извиваясь словно гомики, идиотские песни вопят. Остановился на спортивном канале. Как помню, 'Ак-Барс' с кем-то играл. Накидал шайб целую авоську. Стал уже слегка подремывать, когда щелкнул входной замок. Бросился встречать свою нена-глядную, единственную. Крепко обнял, поцеловал, пощекотил усами и легко подхватив на руки словно пушинку, понес в комнату. Тяжело плюхнулся вместе с ней в кресло, уткнулся лицом, с наслаждением вдыхая аромат ее каштановых волос. Расстегнул кружевную блузку, обнажил шелковистую грудь с розовым призывно торчащим соском и жадно обхватил его своими горячими губами.
  - Ну, погоди же, дай хоть раздеться, - заворковала моя прелесть, делая отчаянные попытки вырваться из могучих объятий 'изголодавшегося зверя'. - Бешеный какой-то! Словно из джунглей вырвался! Когда приехал? Позвонил бы на работу, я бы что-нибудь купила! Голодный, наверное! Ел что-нибудь? Посиди, отдохни, дорогой, я приму душ!
  Он тогда в порыве чувств не обратил внимания, а уже позже, через не-сколько дней, стал замечать, что она какая-то не такая, как раньше. Странная какая-то. В ней что-то изменилось. Стала чаще задерживаться на работе, жало-валась на большую загрузку. Приходила усталая, неразговорчивая. Часто ссы-лалась на головную боль. До какой там любви. Уже не было тех интимных от-кровенных заигрываний в постели, как раньше. Какой уж там минет. Обыкновен-ный поцелуй не дождешься!
  - Это бывает, - подумал он. - Отвыкла от мужика, пока в командировке был. Да и я слишком груб, не внимателен, без особых там ласк и нежностей, пру как танк напролом. Отсюда и холодность. Такое ощущение, что занимаешься любовью не с любящей тебя женщиной, а с бесчувственным манекеном:
  Нет, все-таки что-то произошло. Что-то произошло. Все знали, только он не знал. И он это почувствовал. Сосед-колобок, напротив, как-то при встрече ехидно ухмыльнулся в усы. Так бы и стукнул по жирной физиономии. Даже тетя Шура, уж на что божий одуванчик, и та стала избегать его.
  Игорь за полторы недели извелся, стал нервным и замкнутым от пережи-ваний и подозрений. Одним словом, довел себя 'до ручки'. Однажды, решив-шись, он объявил ей об очередной срочной командировке. К его удивлению она это известие восприняла довольно спокойно. Утром, тепло попрощавшись, он уехал к знакомому на дачу, где пробыл пару кошмарных дней наедине с собой и своими сомнениями. На третий, поздно вечером вернулся в город, поднялся на четвертый этаж соседнего дома, окно лестничной площадки были расположено прямо напротив окон его квартиры. В зале горел свет. Он видел порхающий по комнате словно эльф силуэт любимой. И вдруг откуда-то сбоку появился еще один, высокий, мужской. Он обнимал ее! Его женщину! Которую он обожал! Ко-торой верил! Которую боготворил! Которую носил на руках!
  Он был в шоке. Пальцы с хрустом сжались в кулак. Он словно зомби вы-шел из подъезда, и только сейчас обратил внимание что, напротив, у их дома припаркована незнакомая серебристая иномарка.
  Вернулся во двор он через несколько часов, где все это время бродил, он не помнит. Машина стояла на прежнем месте. Света в окнах уже не было. Под-нялся к себе. Бесшумно открыл замок, разулся и тихо прошел в комнату. Они крепко спали, утомленные любовной игрой. Игорь, стараясь не шуметь, быстро разделся и нырнул под одеяло:
  Оба проснулись, не понимая в темноте, почему вдруг стало тесно. Гость, молодой смазливый парень, попытался вскочить, но Колосков сильной рукой о-боих припечатал к ложу.
  - Раз так получилось, будем жить втроем! - объявил он, удивительно для себя самого спокойным вкрадчивым голосом. Отпустив виновников своих кош-марных переживаний, он вытянулся и беззаботно закинул руки за голову. Он уже не обращал на них никакого внимания. Они же, покинув оскверненное ложе и прихватив одежду, одевались наспех уже в прихожей. Через некоторое время мягко заурчал двигатель, стоящей под окнами иномарки. Они уехали.
  Он же провалился в какую-то бездонную пропасть. Он спал мертвецким сном целые сутки. Когда он проснулся, понял, что все на белом свете ему по фи-гу. Мир, его окружавший, рухнул. В нем самом что-то сломалось. Словно пружи-на слетела как в часовом механизме. Механизм семейной жизни сразу запылил-ся и заржавел. Он прожил в квартире еще несколько дней. Которые беспробудно пил. На четвертый, утром в ванной взглянул в овальное зеркало и не узнал себя. Из его глотки вырвался дикий рык, смертельно раненого зверя. Он одним дви-жением смахнул с полки всю ее дорогую косметику и кулаком разнес зеркало вдребезги. По физиономии дать? Что толку? Слабак! Ты же мужик! Ну, что поде-лаешь! Бывает и такое! Любовь проходит! Не ты один! Возьми себя в руки! Ты, что как пацан, обиженный, оскорбленный! Еще в петлю полезь! Сопли распус-тил! Сам виноват! Значит, мало ей дал, мало уделял внимания! Человек-то он по натуре неразговорчивый, всякие там комплименты и прочую лапшу на уши ве-шать не умеет! А бабы на это падки как пчелы на мед! Они как кошки, погла-дишь, замурлычат!
  Как ему вдруг стал ненавистен этот дом, где было столько любви и счаст-ливых мгновений. Колосков быстро собрался, закрыл квартиру, спустился вниз, молча вручил ключ тете Шуре. Поехал прямиком к Протасову. Ввалился в каби-нет, так мол и так, Михалыч, надоело отдыхать, хочу снова в командировку.
  - Ты, что Квазик головой шандарахнулся? Всего две недели прошло, как ты вернулся! А ты как с цепи сорвался! На тебе лица нет! - заворчал подполков-ник. - Что стряслось, выкладывай!
  Пришлось Михалычу все выложить как на духу. Он мужик мудрый, трижды женатый. Сразу вошел в положение. Почесал свою блестящую как у Розенбаума репу и говорит, надо обязательно ехать, только это может как-то помочь пере-жить свалившуюся на меня беду. У великого Ницше где-то сказано, идешь к ба-бе, бери кнут! Не повезло тебе с бабой, говорит. Ой, не повезло! Лучше б собаку завел, та уж точно не обманет, не предаст. А когда отношения заходят в тупик, это ведь сразу видно. Глядишь, тебя уже никто не ласкает, не прижимается как обычно, не виснет на шее, не трезвонит о своих радостях и печалях, не встреча-ет тебя, когда вялый уставший открываешь дверь. А если еще к этому вместо привычных Мишутка, Мишуня, Мишенька, тебя почему-то начинают называть твердо и повелительно Михаил, считай - любовь прошла, ушла безповоротно! Бери шинель, иди из дому!
  - Все болтают, любовь надо завоевывать! - продолжал Михалыч, неспеша разливая по стопкам армянский коньяк, извлеченный из тумбочки. - А я тебе скажу так, завоевывать ее ни в коем случае не надо! Она либо есть, либо ее просто нет! Одно из двух! Настоящая любовь - это большая редкость, скажу те-бе по секрету! Когда любимая за тобой, хоть на край света! Не каждому такой подарок выпадает в жизни! Мне вот, только с третьего раза. Бог смилостивился, Настеньку послал старому дураку. Если б не она, я бы после того ранения на но-ги вряд ли поднялся. Выходила, голубушка.
  - Да, Настасья Егоровна, прекрасная женщина, - согласился Игорь, заку-ривая. - Душевной теплоты человек. Помню, как она нас провожала в послед-нюю командировку! Для каждого нашлось доброе напутствие.
  - Не то слово! Золото! А про твою, она мне сразу сказала, как только уви-дела, что вертихвостка та еще, и что жить вы не будете!
  Квазимодо с хрустом сжал кулак с ороговевшими костяшками, покоивший-ся на столе. Его потемневший взгляд впился в хрустальную пепельницу.
  - Ничего, ничего, браток! Съедишь, развеешься. Там тебе не до дум будет. А здесь останешься, волком будешь выть, на стенку начнешь бросаться, сам се-бя изведешь, как пить дать. Это вещь такая. Не ты первый, не ты последний. Сколько стоящих мужиков из-за этого пропало. Необходимо отвлечься от мрач-ных мыслей, по боку их, иначе - крышка. Либо горько запьешь и тебя вышибут из органов ко всем чертям, либо чего-нибудь натворишь непоправимое, либо чего доброго, пулю пустишь в башку. Так что, мой тебе добрый совет, езжай с богом, Игорек! Время лечит. Все у тебя будет путем, ты парень не из слабых, я тебя знаю! Будь молодцом, не бери в голову! Плюнь на все! Черт с ней, с сукой! По-едешь на замену Балашову.
  - Балашову?
  - Ранили его!
  - Славку? Когда?
  - Степан Исаев звонил оттуда утром. Подорвался, сукин хвост! Сколько раз ему, мудаку, говорил, не спеши, внимательно осмотрись, обдумай! Так нет же, прет всегда напролом!
  - Где?
  - В Хиди-Хуторе.
  - На растяжке?
  - Да, нет. Растяжку бы он заметил, не дурак. Перестрелка завязалась. Группу наемников в селе накрыли. Завалили пару 'вахов'. Пацан-срочник, что с ним был, рюкзак поднял, лежащий на тропинке рядом с убитым арабом. А под рюкзаком лежала МС-3 на боевом взводе. Только салаженок поднял, чтобы по-смотреть, что в нем, рванула. А Славка, как на зло, рядом оказался в это время.
  Игорь с Балашовым еще в 95-ом в Грозном 'боевое крещенье' получили. Ему вспомнился кошмар тех дней, который им вместе довелось пережить. Изма-тывающие уличные бои, кругом убитые, стонущие раненые, пожарища, руины, подбитая изувеченная бронетехника, обезумевшие под перекрестным огнем бе-женцы, отчаянное сопротивление дудаевцев. Навечно отпечаталась в памяти мерзкая картина: в расположенном за президентским дворцом канализационном коллекторе плавающие в дерьме трупы погибших танкистов. До которых никому не было дела. И вот Славка, его боевой кореш, с которым вместе перенесли все тяготы войны, подорвался на мине.
  - Поедешь, за Трофимовым там присмотри, уж больно горяч, как бы чего не выкинул. От него всего можно ждать, - оторвал его от дум Михалыч.
  - Конфуций - мужик непредсказуемый.
  - Да, кстати, тут тебя спрашивал Алексеев. Интересовался, когда прие-дешь? Подарок тебе приготовил на день рождения. Забеги к нему. Проведай.
  Саша Алексеев был с ними, когда они вошли в Чечню в декабре 94-го. Молодому лейтенанту не привелось повоевать в Грозном, на трассе колонну бронетехники обстреляли из зеленки, и шальная пуля попала ему в спину, задев позвоночник. Игорь с Балашовым двигались следом и видели, как тяжелоране-ный Алексеев свалился с брони. У Саши после ранения парализовало нижние конечности, и он передвигался по крохотной родительской квартирке на инва-лидной коляске. Жили они на четвертом этаже в 'хрущевке', и спуститься на прогулку во двор на свежий воздух для него было неразрешимой проблемой. Игорь с товарищами после возвращения из командировок часто заходили к бое-вому другу и на руках выносили его вместе с коляской в тень под акации, иногда организовывали для него праздник: выезд на природу, куда- нибудь в лес, к реч-ке. В первый год у Саши была жуткая депрессия, он не хотел жить. Любимая де-вушка его бросила. Кому нужен муж-инвалид? Он не мог видеть как переживают за него родители. Его нервировало их сострадание, он не мог видеть заплакан-ные глаза матери, угнетала собственная беспомощность. А потом кто-то из ре-бят додумался и принес ему инструмент для резьбы по дереву, чтобы его чем-нибудь занять, всякие там резцы, и он увлекся этим занятием. Начал с простого, с разделочных досок, и пошло. Из под его искусных рук выходили настоящие шедевры, особенно из капа, которые он любил просто дарить своим друзьям.
  
  
  
   Ибрагиму Хамзатову было двадцать семь лет. А это уже немало для на-стоящего мужчины на Кавказе. Он возвращался в родное село. Ездил на свадь-бу к родственникам в Хасавюрт. Дела у него шли в гору. У него была пара скромных заводиков по переработке нефти. Если эти закопанные в землю цис-церны можно называть заводиками. Несколько раз их у него собирались взо-рвать, но как говорится, Аллах миловал, всегда находились заинтересованные люди. И его оставляли не только в покое, но и даже в некоторой степени охра-няли. Проблем стало намного меньше, чем в ту войну. Фуру закачал бензином и вперед, к родственникам в Дагестан, а там он уйдет куда надо. По своим кана-лам. Даже и беспокоиться не надо. С блокпостами абсолютно никаких трений. 'Бобы' там крутые зашибают. Сколько машин за день пропускается? Подъез-жаешь, договариваешься с 'ментами' на энную сумму, даешь в лапу несколько сотен и можешь спокойно валить дальше, да еще и рекомендацию дают, к кому на следующем 'блоке' обратиться. Проблемы только возникают, если на 'де-сантуру' нарвешься. С ними этот номер не пройдет. Нефтепродукты, это не пряники или конфеты, нужны специальные документы на перевозку по Чечне.
   Ибрагим обычно ездил на старенькой 'копейке', чтобы не привлекать пристального внимания к своей особе. Хотя в гараже у него ютилась сверкаю-щая серебристым металликом 'Ауди'. Свадьба прошла пышно и весело, же-нился его двоюродный брат Исмаил, который был одним из главных звеньев в его бизнесе. Дорогой дядя Аслан был доволен выбором среднего сына, семья породнилась с очень влиятельными уважаемыми людьми.
   Загруженный подзавязку дядиными подарками 'жигуль' на разбитой вдрызг дороге натужно стонал и покряхтывал. И надо же было поломке случить-ся в трех километрах от родного дома.
  Ибрагим, проклиная все на свете, вылез из-за руля заглохшего автомоби-ля на пустынную вечернюю дорогу. Придется идти пешком. Не сидеть же, сид-нем, здесь всю ночь. Закрыв машину, перекинув через плечо спортивную сумку, он поплелся по пыльной дороге в гору.
  Через час уже в полной темноте, преодолев вершину, он увидел, раски-нувшуюся внизу, подмигивающую огоньками, родную вотчину. Под гору идти стало легче и веселее. Считай, уже дома.
  - Черт, побери! - выругался он, заметив, что развязался шнурок. Опустив на дорогу тяжелую сумку, присел и стал завязывать шнурок.
  
  
  
  На блокпосту у въезда в село 'фишку' тянули четверо 'вованов': рядо-вые Привалов, Самурский, Никонов и сержант Кныш. Двое мирно спали, зарыв-шись лицами в воротники бушлатов, прижавшись друг к другу, а другая двойка изредка поглядывала по сторонам и вслушивалась в тишину. Со стороны села послышались чьи-то шаги, кто-то направлялся к ним, тихо насвистывая.
  - Стой! Кто идет?
  - Свои! Колосков!
  Из темноты вынырнул легко узнаваемый силуэт старшего лейтенанта Ко-лоскова.
  - Ты чего, Квазик, народ пугаешь? Могли бы вмазать! - сказал Кныш. - Бродишь по ночам как Кентервильское приведение. Кандалов звенящих тебе только еще не хватает. Хорошо, что хоть свистнул, а то бы шарахнули б с двух стволов! И была бы твоя песенка спета!
  - Не спится, парни. Бессонница, зараза, замучила. Бедро еще к тому же разболелось не на шутку, разнылось к непогоде, наверное. Вышел прогульнуть-ся, чтобы ребятам не мешать.
  - Плотнее к окуляру прижимайся, чтобы свет от прицела на лицо не падал, - посоветовал Самурскому сержант, оборачиваясь. - Был у меня случай, я духа в Грозном подловил на этом. Три ночи за ним, подлюкой, охотился. В развалинах вонючих с крысами время коротал, но все-таки дождался матерого снаперюгу. Влупил ему прямо в мерзкую рожу. Четверых ребят только у нас в роте завалил, сволочь. Наемником оказался, из афганских моджахедов, когда-то у Масуда воевал.
  - И чего они здесь позабыли?- спросил Ромка, вновь уткнувшись в прицел, глядя в темноту.
  - Ром, проплачено да немалыми баксами. Это тебе не 'чехи' бестолко-вые, среди наемников очень закаленные бойцы попадаются, не один конфликт прошли, опыт у них охеренный, - ответил Квазимодо, усердно массируя ногу.
  - Квазик! Квазик! Смотри, никак кто-то на дороге копошится! - окликнул 'собровца' взволнованный солдат.
  - Наверняка, фугас закладывает, - высказал предположение Володька Кныш. - Помнишь, на прошлой неделе в том месте уазик с омоновцами подор-вался.
  - Ну-ка, дайка, взглянуть! - Квазимодо живо потянулся к Ромкиной винтов-ке с ночным прицелом.
  Прижал бровь к окуляру.
  - И в правду, какая-то сука маячит. Присел, взрывчатку закапывает. Ах, душара потный! Вечерний моцион, видите ли, у него. Получай, гад! - не разду-мывая, он нажал на спусковой крючок:
  
  
  
  
  
  В ложбинке чадила, лежащая на боку, белая 'Нива'. Тут же лежал окро-вавленный тлеющий труп боевика. Немного поодаль горела груда исковеркован-ного металла, тоже когда-то бывшего автомобилем. Игорь, махнул рукой, пока-завшимся из зарослей слева Тимохину и Виталию Исаеву и побежал дальше, внимательно всматриваясь во враждебный лес. Под ногами шуршали прошло-годние опавшие листья. Неожиданно он увидел впереди меж деревьями мель-кающий силуэт. Квазимодо, не теряя осторожности, прибавил скорости. Бежать с ПКМом на перевес было крайне неудобно. Может бросить, мелькнула у него вдруг шальная мысль. Иначе, хер догонишь! Вот уже показалась спина в кожа-ной коричневой куртке, бегущего боевика. Оружия у него в руках не было.
   - А черт с ним! В случае чего 'Макаров' выручит, - подумал Игорь, на хо-ду освобождаясь от тяжелого пулемета. Словно тяжеленный камень с себя сбросил. Бежать стало намного легче. Расстояние между ними сокращалось.
   Запыхавшийся взмокший боевик, услышав за собой топот преследователя и треск ломающихся веток, быстро оглянулся. Увидев, что за ним гонится невоо-руженный враг, он остановился, переводя дух. Он был крепкого сложения, рос-том не ниже Колоскова, на вид ему было, наверное, чуть больше тридцати. Не-брит. Открытое лицо. Орлиный нос. Можно сказать, красавец. Его даже не пор-тил небольшой шрам над левой бровью. Черные большие глаза внимательно следили за 'собровцем', который, догнав врага, настороженно приближался.
   В руке чеченца матово блеснул клинок. Колосков, тяжело дыша, переми-наясь, стоял в трех метрах напротив боевика и смотрел куда-то сквозь него. Правило каратиста: никогда не смотри противнику в глаза. Про 'макаров', кото-рый покоился в кобуре на поясе, он даже и не вспомнил.
   - Ну, что? Падла! Отбегался? - невольно вырвалось у раскрасневшегося от бега Игоря. Пот капельками проступил на его прокопченном лице.
   В ответ из пересохшей от волнения глотки 'нохчи' вырвался хрип. Квази-модо сделал шаг вперед. И они закружились вокруг друг друга, выжидая, кто первый сделает роковую ошибку, которая будет стоить кому-нибудь из них жиз-ни. Неожиданно, где-то в стороне, чередуясь, громко затакали пулеметы, про-гремел взрыв гранаты. Это и послужило сигналом к атаке. Боевик, не выдержав нервного напряжения, рванулся вперед, сделал резкий выпад ножом и нарвался на нокаут: Колосков, стоящий перед боевиком с опущенными руками, встретил его молниеносным ударом в лоб. Коронный 'уракэн маваси-ути', круговой удар тыльной стороной кулака прошел на 'отлично'. Произошло сложение сил. От-ключившийся чеченец выронил клинок, ноги в коленях подломились, и он рухнул на землю. Колосков быстро обыскал врага, кроме ножа другого оружия при нем не было. Вынув у пленного ремень из спущенных штанов, сделал вложенную петлю и лихо ее затянул на руках. Теперь хер освободится без посторонней по-мощи. Потом пропустил конец ремня ему между ног. Вот 'таким Макаром' он и приволок пленного 'чеха' к разгромленной на горной дороге колонне, держа его как шавку на привязи. Идти пришлось медленно, потому что ноги у 'чеха' пута-лись в спущенных ниже колен штанах, а ремень больно врезался в мошонку.

Оценка: 5.07*19  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023