ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Щербаков Сергей Анатольевич
Последний пасадобль Свята Чернышова (из цикла "Щенки и псы войны")

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.99*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В приложении - песня Александра Зубкова "Русь инвалидов"
  Последний пасодобль Свята Чернышова
  
  Нам война и та и эта,
  Непонятная она!
  Мы от Вас все ждем ответа,
  От Вас ответа ждет страна:
  Кому же выгодна война, в Чечне война?
  
  Каких друзей мы потеряли
  За ту Чеченскую войну!
  Руки, ноги отобрали,
  Мою выкрали судьбу!
  
  И за эту гибнем тоже,
  Вот я это не пойму!
  Кто ж нам не даст закончить
  Заказную их войну?
  
   Из песни 'Русь инвалидов' Александра Зубкова
  
  
  
  В коляске, нацепив на темно-синюю пижаму с белым воротничком боевой крест и раскатывая по коридору и палатам, в ожидании гостей маялся 'спецна-зовец' Пашка Голов. Поговаривали, что должно пожаловать какое-то высокое начальство, чуть ли не сам Квашнин. Накануне медперсонал драил все вокруг до блеска. Но никто так и не появился. Не дождавшись, разочарованый Пашка вер-нулся в палату.
  - Сереге из соседней совсем херово, - сообщил он. - Ослеп совсем. Как ему теперь жить? Не представляю.
  - Главное, держаться, - сказал лежащий у окна старший прапорщик Виш-няков. - Ни в коем случае не надо опускать руки.
  - Ты бы, Михалыч, еще про Мересьева рассказал!
  - Что ж, и расскажу. Только, сопли утрите. И нюни как бабы не распускай-те. Был такой русский поэт, Василий Ерошенко. Его мало кто знает. Жил он еще в начале века. В трехлетнем возрасте он ослеп после тяжелой болезни. И кто-то посоветовал ему поехать в Англию, якобы там ему могут врачи вернуть зрение. Но, сами, посудите. Как совершенно слепой человек может отправиться черте куда, за тридевять земель, в чужую страну, тем более не зная иностранного язы-ка? Но нашлись люди, которые вызвались помочь бедному парню. Тогда широко в мире был распространен международный язык эсперанто. Слыхали о таком?
  - Слыхали, - глухо отозвался за всех Свят Чернышов, угрюмо уставившись в потолок, где в отраженных с улицы полосах мартовского солнца блуждали се-ро-голубые тени от людей, от качающихся деревьев.
  - Язык этот очень гибок и легок в изучении. Выучить его - раз плюнуть. Главное, выучить имена существительные, а на их основе уже строятся осталь-ные части речи.
  - Скажешь тоже, тут в школе шесть лет долбил иностранный и все коту под хвост. Думаешь, я чего- нибудь помню? - откликнулся Пашка.
  - Не мешай слушать! - прервал его лежащий с 'аппаратом Илизарова' Дима Якимов.
  - В России была самая мощная волна эсперантистов, потом товарищ Ста-лин их под корень извел как немецких шпионов, - продолжал Вишняков. - Так вот, Ерошенко за пару месяцев выучил язык и отправился в Англию. На протя-жении всего пути слепому помогали эсперантисты других стран. В Англии ему, конечно, зрение не вернули. Потом его судьба забросила в Японию, где он про-жил много лет. Даже преподавал в университете. Писал стихи на японском язы-ке.
  - Что-то верится с трудом, Михалыч. Поди, заливаешь?
  - Ну, тогда возьмем, хотя бы нашего современника, Эдуарда Асадова, кстати тоже поэта. Он слепой, потерял глаза на войне. Но мужик не сдался. Что значит, железная воля. Ну уж, про Валентина Дикуля, я думаю, вы слышали? Он работал воздушным гимнастом в цирке, когда с ним приключилась беда. Стра-ховка подвела. Упал из-под купола вниз на арену. Разбился. Повредил позво-ночник. Несколько лет лежал без движения. Потом стал потихоньку, понемногу шевелить пальцами ног. И пошло. Не сразу, конечно. Страшно страдал, но не жалел себя, давая нагрузки. А сейчас, кто бы мог подумать, силовой жонглер.
  - Так это все талантливые, неординарные люди, - возразил Вишнякову Свят. - А Серега - простой деревенский пацан. Вот, скажи! На хера, ему эта вой-на обломилась? Изувечила, молодую жизнь исковеркала, будущее перечеркну-ла. Звезд, похоже, он в школе с неба не хватал. Вот и подумай, что его ждет впереди? Что ожидает его, калеку? Ничего хорошего!
  - Пенсия с гулькин х..й! И богадельня! - добавил, вдруг оживившись, Паш-ка, с трудом перекочевывая из коляски на койку. - Как пить, пропадет пацан.
  - На его месте и ты бы пропал!
  - Ну уж нет, мои болезные, я не сидел бы сиднем дома, а вкалывал за семерых.
  - Каким же это образом? - спросил недоверчиво Димка. - Поясни, Пашу-ня.
  - Я же на гражданке диджеем на дискотеке в доме культуры работал. Зна-менитостью местной был. Заводил публику с полуоборота. Тинейджеры толпами валили на мои вечера. Девчонки были все мои. Со мной все считались, и отдел культуры, и чиновники по работе с молодежью. Так, что я и хромой, и слепой найду себе занятие. Обузой никогда никому не был и не буду, - закончил Пашка, откинувшись на подушку.
  Наступило продолжительное молчание. В палату заглянул скучающий Антошка Самохин из палаты напротив, присел на Пашкину койку. Он без правой руки: в окопе поднял брошенную боевиками 'муху', оказавшуюся с сюрпризом.
  - Говорят, что на вертухах есть такие штуки, тепловизоры называются, - вдруг заговорил Пашка. - Что с их помощью можно засечь, спрятавшихся в лесу, боевиков. Вроде бы они чувствуют тепло человеческих тел или тепло костра. Правда, или нет?
  - Да, это правда, есть такая штука, - ответил Вишняков.
  - Так какого хера, мы тогда носимся с этими ублюдками. Засекли в горах или лесу, так долби их. И в хвост, и в гриву, козлов бородатых.
  - Наверное, не все так просто, - ответил старший прапорщик.
  - А мне, кажется, кому-то на руку это. Продают нашего брата. Все трепа-лись про вакуумные бомбы, все уши прожужжали, про точечные удары, про 'черную акулу'. Оказалось, все это, туфта чистейшей воды! Лапши навешали! Никому не верю! Предают нас все, кому не лень. Чего далеко ходить, слышал, какого-то майора за жабры взяли, сволочь через блокпосты блокированных на-емников за 'зеленые' провозил на машине. А сколько оружия боевикам прода-ли? Что, 'иглы' с неба им свалились?
  Рядом с Пашкой лежит худенький Макс, Максим Кранихфельд, молчит це-лыми днями. Его карие широкооткрытые глаза неподвижно смотрят в простран-ство и в них немой вопрос: 'Господи, за что все это?' 'Урал', на котором ОМОН возвращался с операции, подорвался на фугасе. Он один из немногих, кто тогда уцелел.
  Сегодня к нему приехали родители. Весь день в палате провели, рядом с сыном. Тихо плакали все трое.
  - Вы не расстраивайтесь, - повернув голову к родителям Макса, прогово-рил загипсованный Вишняков. - Главное, повезло! Жив ваш сын. Других-то не вернешь.
  - Да, остальные почти все погибли, взрыв был таким сильным, от машины ничего не осталось, - откашлявшись, хриплым голосом согласился отец. Он так взволнован, что постоянно снимает и протирает свои очки, щуря по-смешному близорукие глаза. Мать с покрасневшим заплаканным лицом оборачивается к Вишнякову, кивая головой. Ее маленькие тонкие как у девочки пальцы, беспо-койно теребя мокрый от слез платок, мелко дрожат.
  - Вон сколько ребят не вернулись, сколько их еще в Ростове в рефриже-раторах неопознанных лежит, - продолжал Вишняков. - Многие сгорели, жетонов нет. Узнать практически не возможно. Это у 'американов' анализ на ДНК про-водят, да слепки зубов и отпечатки пальцев берут. У них эта проблема решена, в свое время столкнулись с ней во Вьетнаме.
  - А что, жетон? Вон парня недавно парализованного привезли. Пв уля по-звоночнике застряла. С жетоном. В девятой сейчас. Только хрен его знает, что там за номер на нем выбит. То ли, это его личный жетон, то ли, для форсу наце-пил, где-нибудь найденную железяку. Никто толком не знает. Во все инстанции обращались. До сих пор не известно, ни фамилии, ни части, - отозвался Пашка.
  - Сейчас хоть жетоны, а в Отечественную солдаты специальные капсулы носили с бумажками внутри, в которые личные данные записывали, - сказал Ми-халыч. - Влага попала, и все, хана. Сколько их до сих пор, безымянных, по по-лям и лесам находят.
  - У меня двоюродный братишка, когда еще в школе учился, в лесу в Кузь-минках под Москвой останки трех солдат откопал, - оживился Димка, припод-нявшись на локте. - Без вести пропавших. Видно снарядом их в окопе накрыло. У одного 'смертник' был. Сам вскрывать не стал. Но прочесть его эксперты так и не смогли. В текстолитовую капсулу вода попала, все истлело.
  Вечером, после ужина лежали, молча. Каждый думал о чем-то своем. Вишняков дремал, иногда ресницы на его осунувшемся бледном лице вздраги-вали, и он морщился от боли. Свят пытался вспомнить лицо Марины, но ее ми-лый лик почему-то все время перекрывало выплывающее неизвестно откуда ка-менное в шрамах лицо Трофимова с прищуренными холодными глазами. Мак-сим пальцем водил по стене, ногтем сковыривая заусенцы и крошки от засохшей голубой краски. 'Спецназ' лениво грыз яблоки, которыми их угостили родители Кранихфельда. Лицом Пашка - вылитый актер Проханов, тот же курносый нос, такие же смеющиеся кошачьи глаза, та же шкодливая милая улыбка. Прямо как брат-близнец, но только с короткой стрижкой.
  - Макс, фамилия у тебя какая-то странная. Из евреев, что ли? Или нем-цев? - ни с того, ни сего, вдруг Пашка обратился к молчаливому соседу.
  - Сам ты, еврей! Не видишь у него нос картошкой, где ты хоть одного ев-рея с такой физиономией видел? - рассмеялся Димка, откладывая в сторону по-трепанный журнал.
  - Успокойся, из русских. Может, кто-то из древних предков и был немцем. Не знаю. Переводится - 'журавлиное поле', - нехотя ответил Максим, вновь от-ворачиваясь к стене.
  - Красиво! - отозвался Пашка и, опустив руку под кровать, бросил огрызок яблока в 'утку'. - Не то, что у меня рабоче-крестьянская, Голов. Потому что, го-лый, голытьба. Замечательные у тебя предки, Макс. Я это сразу почувствовал, как только их увидел. А у меня матушка умерла, когда мне восемь лет было. Отец запил. Потом окончательно спился. Алкаш, хренов! Даже на проводы в ар-мию не пришел. Я все время с бабушкой жил, единственная добрая душа кому я на белом свете еще нужен. Она у меня бывшая учительница, пасла меня, будь здоров. Все в разные кружки записывала, в секции меня водила. Ни на шаг от себя не отпускала. Боялась, что спутаюсь с дворовой шпаной и покачусь по кривой или по папашкиным стопам пойду. Горьким забулдыгой стану. Только просчиталась моя дорогая бабуля, Антонина Матвеевна, насмотрелся я на бати-ны выкрутасы во как, выше крыши. К спиртному отвращение теперь на всю жизнь.
  - А я, пропустил бы соточку, другую, - тихо отозвался Михалыч.
  - Михалыч, не грусти, старина! Вот завтра побрею тебя утречком и смота-юсь к Тане, глядишь чего-нибудь надыблю.
  - Да, Сашенька сегодня уже больше не даст.
  - Не греши дружок, отдай два года Родине должок! - пропел Пашка, гром-ко зевая. Подняв культю, он подтянулся на руках и вновь плюхнулся в коляску. Лихо развернулся на месте и покатил по палатам.
  
  Свята вырвало. Буквально вывернуло наизнанку, когда он увидел первого убитого. У забора крайнего разрушенного дома в грязи, разбросав в стороны ру-ки словно Икар, покоился сильно потрепанный осколками боевик с залитым кро-вью лицом. Где-то впереди слышались: рычание 'бэтээра', мат и короткие ав-томатные очереди - это двигавшиеся впереди десантники и СОБР добивали "че-хов". Вдоль улицы клочьями стелился удушливый едкий дым.
  Неожиданно перед группой десантников, что находились у забора, разо-рвался оглушительно 'вог'. Одновременно через улицу из-за саманного амба-ра застучал ПКМ, остервенело кроша длинными очередями все вокруг, не давая высунуться. Укрылись за кирпичным домом с большой открытой верандой. Их было шестеро: два десантника, сержант Елагин, лейтенант Трофимов из СОБРа, Свят и Приданцев с собакой. Свята и Елагу колотил мандраж. Будто из ведра ледяной водой окатили. Десантники оба были ранены, Один в ногу, другой, ко-сая сажень в плечах, нервный светлорыжий парень - в лицо, осколком в щеку. Он, то метался от угла к углу, то, ссутулившись, мыча, сплевывал кровь и разби-тые зубы. Виталька Приданцев с трудом сдерживал рвущегося с поводка Ка-рая. Пес весь ощетинился, в злобе морщил нос и щерил желтые клыки. Кудахта-ли и метались по двору испуганные куры.
  - Пускай кобеля! - прохрипел прапорщик-десатник, поворачивая к ним из-рытое пороховыми оспинами окровавленное лицо. У него из бедра, пониже паха хлестала темная кровь, от которой шел пар.
  'Рана серьезная, не иначе как артерию зацепило, - подумал Свят и ощу-тил неприятный холодок в области живота.
   Огонь внезапно прекратился: боевик менял магазин.
  - Давай! - крикнул Трофимов, больно толкая в бок Витальку. Тот отцепил поводок. Карай с места рванул через улицу, в мгновение покрыв расстояние до укрывшегося врага. 'Чех', который в это время пристегивал 'короб', от неожи-данности опешил. Когда бойцы подоспели, перед глазами открылась следующая картина. На земле с выпученными от ужаса глазами извивался ужом и визжал изодранный собакой молодой боевик, пытаясь одной рукой отбиться от озве-ревшего пса, другая - раздробленная челюстями Карая обвисла словно над-ломленная ветка. 'Чех' обмяк, когда Трофимов, сходу не раздумывая, влепил в него короткую очередь. Виталька оттащил собаку и прижал ее голову к бедру, успокаивая свирепого кобеля. Это был 'второй' на счету Карая. Первого он за-драл, когда под Шуани их отделение прижал к разбитой дороге огнем чеченский пулеметчик, не давая им двинуться с места, не то что головы поднять. Положе-ние было аховое. Лежали, вжавшись в мерзлую землю, никто не хотел умирать. Тогда, только благодаря, специально обученному Караю подавили огневую точ-ку.
  - Ах, ты, паскуда! Басаевская морда! - вдруг заорал Трофимов, что есть силы пиная мертвого боевика в бок. - Гляди, что я у падлы нашел! Нож Караси-ка!
  Свят и Елага мгновенно обернулись. Да, это был он, нож капитана Кара-сика. Один из тех, которые Путин вручал офицерам на Новый год в Гудермесе.
  - Сволочь! Сволочь!- выкрикивал Конфуций, не помня себя. - Падла!
  'Собровец'' в неистовстве дошел до ручки, на губах выступила пена, он задыхался и в слепой ярости продолжал топтать врага.
  Через полчаса уже ничего нельзя было разобрать. Отовсюду раздавался мат-перемат, постоянно заглушаемый бешеной стрельбой и взрывами ручных гранат. В этом аду невозможно было определить, где чужие, где свои, каждый двор превратился в западню; каждое окно, каждый подвал таили смерть, огры-зались огнем: Cолдаты били наугад по оконным амбразурам домов и сараев, чтобы успеть убить хоть кого-нибудь, прежде чем вражеская пуля настигнет их самих.
  - Чего заховались, обормоты! Все отходим! - заорал на них, невесть отку-да появившийся с пулеметчиком Пашкой Никоновым, запыхавшийся раскрас-невшийся старший лейтенант Тимохин. - Пацаны, раненого тащите до мечети, там за углом 'бэшка' стоит, а мы подмогнуть Исаеву, прикроем вас.
  Подхватив десантника и озираясь по сторонам, Свят с Елагиным мигом доволокли его до 'бэхи', которая за облупленной мечетью в ожидании их реве-ла и вся дрожала, рыгая вонючим дымом. На броне уже лепились несколько за-копченных бойцов:
  Потом они вытаскивали из-под огня на соседнюю улицу, где были свои, тяжелораненого Трофимова. Он, как и остальные, что двигались под прикрыти-ем 'бэшки', попал под разрыв выстрела РПГ. Пробирались за тлеющими разва-линами домов, развороченными курятниками и сараями, спотыкаясь на битом кирпиче, цепляясь за сетку из 'рабицы', лавируя между трупами, кучами дымя-щегося хлама и торчащими ветками обугленных яблонь и слив. 'Конфуций' по-терял много крови - был серый как воск. Его прокушенные от боли губы, ярким красным цветком выделялись на неподвижном лице. Он между стонами неус-танно твердил, обращаясь к Чахе:
  - Я должен выкарабкаться: Ты слышишь, Славик? Я должен:
  Через несколько домов от них шла яростная перестрелка, изредка пере-крываемая взрывами вогов и выстрелами 'бэтээра:'
  
  Свят очнулся от неприятного звука, от какого-то скрежета. Сел на койке, свесив ногу. В углу громко сопел и мычал во сне Пашка Голов. В темноте тихо всхлипывал Макс, накрывшись с головой одеялом. Странный скрип доносился от окна, где лежал загипсованный Вишняков.
  ' Черт! Как же он не догадался. Ведь это Михалыч зубами скрипит'.
   Свят, опустив голову, уставился на свою ампутированную выше колена ногу.
  'И почему, он тогда наступил на эту, будь она проклята, сплющенную ржавую консервную банку? Какая сука успела подгадить!
  Взрывом оглушило, разметало, отбросило в колючий кустарник. Вместо ступни - страшное месиво, кровавые лохмотья и адская боль. Васильеву и Чахе повезло, почти не зацепило, а вот Трофимову нет: осколки пришлись тому в спину. Если б он носил 'броник', наверняка, остался бы жив. Но он всегда го-ворил, пусть лучше пуля его продырявит навылет, чем в 'бронике' переломает все кости.
  Свят не помнит, как матерился, перетягивая ему ногу, Володька Кныш; как настойчиво хлопал его по щекам легко раненый Чаха, чтобы он не ушел в 'от-ключку'. По двору носились, кудахча, обезумевшие куры:'
  
  Нащупав в изголовье койки костыли, Свят встал и, оперевшись на них, вышел в длинный темный коридор. Медленно доковылял до стола дежурной се-стры. Эллипс света от настольной лампы выхватывал из темноты склоненную над книгой светлую головку медсестры Сашеньки.
  - А ты, почему не спишь? Болит? - обеспокоенно спросила она, поднимая свое милое лицо с пухленькими щечками.
  - Не спится, Сашенька. Болит. Пойду поcмолю. Потом кольнешь, хорошо?
  Выйдя на лестничную площадку, устроился на сложенных костылях. Заку-рил. Вроде полегчало.
  'В институт не прошел, засыпался на экзаменах. Болел ангиной, 'лаку-нарная' называется, не дай бог кому-нибудь, такой прелестью переболеть. Да-же глотать было больно, не то, что извилины напрягать. Завалил математику. Расстроился. Тут еще повестка в армию. Хорошо, что у Маринкиных предков знакомая 'шишка' в военкомате. Свят им как родной, как никак с двенадцати лет с их дочкой вместе танцует. Старшего сына-то они потеряли три года назад. Братишка Маринкин, Аркаша, на Кавказе погиб на горной реке. Увлекался вод-ным туризмом. На байдарке перевернулся с напарником на порогах в ущелье Волчьи ворота. Нашли их через пару дней искалеченных до неузнаваемости в нескольких километрах вниз по течению. Так, что Свят им как сын родной. А у него и друзей-то настоящих нет, все время с Мариной. То соревнования, то тре-нировки, то сборы. Даже ночует иногда у них, чтобы через весь город по темени не тащиться домой. Мать все обижается, ворчит. Говорит, сынок, может совсем туда переберешься? Сама, конечно, рада, что все у него хорошо сложилось. Есть серьезное увлечение танцами, неоднократный призер, есть любимая дев-чонка. Что не попал в дурную компанию как его закадычный друг детства Алик Матвеев, который угодил в тюрьму за грабеж и наркотики.
  Так вот, позвонили Маринкины родители своему знакомому. Не успел Свят и глазом моргнуть, определили его по блату вместо Дальневосточного ок-руга в местную часть внутренних войск. Повезло ему жутко, как дяде Косте, ко-торого, когда-то вытурили за 'хвосты' из института, и он загремел во флот. Правда, боевые корабли он видел только на картинках да и то, из окна казармы, потому что всю свою военную службу проиграл в волейбол за Черноморский флот, так как в свое время юношей играл за волейбольную команду Москвы. Вот и у Свята служба была не хуже, сплошная лафа, устроился как у Христа за пазу-хой: постоянные танцевальные турниры, то зональные, то региональные: Так закрутился, что почти забыл не только о службе, но и как выглядят суровые рожи родных командиров.
  Но командование части не забыло про замечательные способности рядо-вого Чернышова. Решило к женскому празднику устроить творческими силами полка концерт для солдатских матерей и их чад. Тут уж ему пришлось попотеть. Выступить в роли педагога, тренера. На восьмое марта он танцевал с медсест-рами Татьяной и Людой танго, румбу, фокстрот и вальс в доме офицеров. Месяц он натаскивал партнерш, хоть девушки были и понятливы, все равно получилась халтурка та еще. Чувствовалась в движениях какая-то скованность. С их дуэтом, конечно, не сравнишь. Он и Марина были как одно целое, неразделимое. Долгие годы упорных тренировок и выступлений превратили их в единый заведенный механизм, абсолютно не дающий никаких сбоев. А как они танцевали джайв или румбу: Нет, это надо видеть! Даже их кумиры, экс-чемпионы Тимонин и Бели-кова, обратили на последнем турнире на них внимание.'
  - Кто он теперь? Обрубок! Жалкий обрубок! Калека! Джон Сильвер, твою мать! - он зло засмеялся. - Мересьев, бля!
  - И все из-за лысого козла, Басаева. Если б не полез этот мудак в Даге-стан, не ковылял бы Свят сейчас на костылях по госпиталю. Не страдал бы от фантомной боли. И Пашка Никонов не сложил бы головушки в том бою. Свят, как сейчас помнит Пашкин последний взгляд, который он бросил на них, исчезая с Тимохиным за сараями. Это был безысходный потухший взгляд, взгляд обре-ченного на смерть.
  Вновь глубоко затянувшись, Свят прикрыл глаза. Перед ним сверкал яр-кими огнями танцевальный зал. Звучала музыка. Гудела, хлопала разноцветная публика. Объявили пасодобль. Темпераментно вытанцовывали пары соперни-ков. Маринка с улыбкой Кармен в сверкающем облегающем платье стремитель-ным 'плащом' кружилась, вращалась, изгибалась перед ним, подчиняясь каж-дому его движению. Шассе вправо, шассе влево, фалловей виск, обратный фалловей, ля пассе: Высокоподнятая грудь, широкие опущенные плечи, накло-ненная вперед голова. Он, то тореадор, то бык. Она же - его плащ. Бандериль-яс, сюр плейс, фламенко тепс, плащ шассе: Вот мелькает ее гибкая талия, об-наженные спина и плечи, зеленые лучистые глаза:Аппель, твист поворот, ата-ка, испанская линия:
  - Где жестко фиксированная голова! Не вижу! - доносится до него серди-тый голос Анны Петровны, их педагога по латиноамериканским танцам. - Фикси-руй голову!
  
  Сашенька, обеспокоенная долгим отсутствием Свята, отложила книгу и направилась на его поиски. Нашла она его на лестничной площадке, рядом с урной для окурков. Он сидел, неподвижно откинувшись спиной к стене, на сло-женных крест на крест костылях. Сбоку от него под опущенной рукой по кафель-ной плитке расплылась темная лужа крови.
  
  У перил, прижав ладони к заплаканному лицу, стояла перепуганная Са-шенька. Над Святом склонились: дежурный хирург Елистратов и медсестра из соседнего отделения.
  - Фиксируй голову!
Оценка: 7.99*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023