Ромка достал из кармана пачку сигарет, нервно защелкал зажигалкой, пы-таясь прикурить. Дрожащие пьяные пальцы не слушались. Вокруг все плыло как в тумане. Лестничная площадка, исцарапанные надписями стены, щербатые ступеньки, давно немытое окно. Наконец глубоко затянувшись, задымил, прищу-рив глаза от едкого дыма.
-А! А! Суки! - громко вырвалось у него. Опустив голову, закрыл устало гла-за, хотелось забыться, отключившись, ни о чем не думать. Сказывалась очеред-ная пьянка и бессонная ночь, проведенная на ногах.
Прошло два месяца, как он вернулся оттуда! Оттуда! Куда все попадают одинаково, а возвращаются по-разному.
Наступление ночных сумерек на Романа действовало как красная тряпка на быка. Он беспокойно бродил по квартире, не находя себе места, словно кош-ка, собирающаяся окотиться. Каждые полчаса выходил в подъезд на площадку покурить. Присаживался у теплой батареи с банкой из-под кофе для окурков и подолгу дымил, уставившись отсутствующим взглядом в стену. Какая-то давя-щая тревога неотступно преследовала его. Потом он возвращался в квартиру; пытался на кухне читать детектив, или тихо включив магнитофон, чтобы не тре-вожить родителей, слушал кассеты с песнями Виктора Цоя или группы Мумий Тролль. Потом, вновь неожиданно срывался, набрасывал куртку и выходил на опустевшие улицы ночного города. Бродил, оставаясь один на один со своими мыслями.
'По ночам орешь во сне, скрипишь зубами, вскакиваешь весь в холодном поту, мерещится всякая дрянь. Выстрелы, разрывы гранат, трупы, горящие 'бэ-эмпэшки', окровавленные разодранные бушлаты. Есть у Франсиско Гойи карти-на 'Сон разума рождает чудовищ', вот что-то подобное творится со мной. Мыс-ли и проклятые воспоминания о войне настойчиво преследуют как свора свире-пых гончих псов, как стая мерзких чудовищ. Пытаешься бежать, скрыться, спря-таться, но безуспешно. Настигают и безжалостно рвут на куски. В пору завыть волком.
Первые три дня пролетели быстро. Разговоры, объятия, встречи с родст-венниками, друзьями. А потом такая навалилась тоска! Такая безысходность. Вдруг, так захотелось обратно, что мочи нет. Там была настоящая жизнь. Ты был нужен, на тебя полагались, от тебя многое зависело. Здесь же, совершенно другой мир. Чужой мир. Развлечения, пьяные тусовки, дискотеки, глупый треп, праздное безделье. Будто другая планета. Всё в другом измерении. А там, в это время, такие же пацаны жизни кладут, каждый день по лезвию ножа ходят. Неко-торые из старых приятелей с жиру тут бесятся, пока был в армии, умудрились сесть на иглу, дурачье! Все разговоры только о том, сколько бабок привез, сколько чеченов замочил. От армии одних родители отмазали, другие косят на-пропалую. Все со справками: кто язвенник, у кого веса не хватает, кто дуется под себя, кто баптист, кто лунатик, твою мать! Боятся армии как черт ладана. Ско-рее, не оттого, что два года коту под хвост, а из-за дедовщины. Он, Ромка, эту дедовщину видел во всей красе, вдоволь испытал на своей шкуре. Одни "дужки" чего стоят. Это когда 'деды' загоняют молодых на койки и заставляют их дер-жаться руками за передние спинки кроватей, а ногами упираться в задние. И так висеть в воздухе. Если устанешь и попытаешься ногу опустить, получишь по полной программе, надраенной до блеска пряжкой, по заднице или ногам. Вот так и висишь, пока, дебилы не угомонятся. В Чечне тоже без 'дедовщины' не обходилось, хотя все, кому не лень, это опровергают. Мол, было боевое братст-во и все такое. Всякое там было. То, без пайка останешься, 'деды'-уроды со-жрут, или еще, что-нибудь похуже отмочат. Но там, все-таки побаивались пере-гнуть палку, потому что можешь в любой момент сорваться, да и вмазать из "ка-лашника", по мозгам.
Вчера на автобусной остановке встретился Димка, однокашник, тоже грязь чеченскую месил и вшей кормил в блиндажах. Тоже как неприкаянный. Также по ночам мучается, не спит. Трясет его всего, когда темень наступает. Ни где пока не работает. С милицией, куда он хотел устроиться на работу, облом! По пьянке угодил в кутузку. Теперь на учете: в компьютер занесли, в базу данных. Меченый на всю жизнь. В силовые структуры, о которых он так мечтал, дорога наглухо те-перь закрыта! А началось с чего? Ночь не спал, утром выпил, чтобы отпустила чертова война, в результате дома конфликт с предками. Психанул, взял сдуру и выбросил с третьего этажа телевизор, что купил на свои 'гробовые'. Холодиль-ник тоже хотел спустить следом, да поднять было не под силу. Ну, естественно, приехали 'менты' и мигом успокоили. Надели наручники и увезли готовенького в свой 'обезьянник'.
Родители стали упрашивать в дежурке 'ментуру', чтобы дела не заводи-ли на Димку. Да, не тут-то было. Составили протокол и свободен. Назад дороги нет. Посоветовали, чтобы сын прошел курс реабилитации.
- Да, все они со сдвигом. Что 'афганцы', что эти! - заявил им капитан ми-лиции. - Пьют по-черному. Сплошные с ними проблемы. Ни кому они не нужны. Только родителям. Поймите, никто заниматься вашими детьми не будет. Ни во-енкомат, ни городская администрация, ни кто. Сами ходите, просите, требуйте, лечите.
Вот, Диман, теперь и бродит, как в воду опущенный. В армию на контракт не берут: биография подмочена. Специальности никакой, делать ничего не уме-ет. Только стрелять из всех видов оружия, охранять да 'растяжки' ставить. Нер-вы ни к черту. Стал злым, агрессивным. Заводится с полуоборота, взрывается как полкило тротила, без всякого детонатора! Куда идти? Учиться? Что знал-то, всё забыл. Армия все извилины выпрямила, а что не смогла - выбила. Одно остается, на рынок, грузчиком к барыгам податься или к бандитам, трясти, кого укажут. Хреновая ситуация, одним словом! Зашли с ним в бар, выпили, начал плакаться в жилетку:
- Где же справедливость, Ромк? Что за бл:дство! Один раз случайно за-летел по глупости, и теперь вся жизнь к черту? Крест на ней?
Сказал бы я ему про справедливость, да лучше промолчу:
Помню, когда через два месяца под Новый год спустились с гор в ПВД, видок у нас был довольно жалкий как у бомжей. Все грязные, обмороженные, го-лодные, обмундирование превратилось в сплошные лохмотья. Не батальон опе-ративного назначения, а толпа вооруженных оборванцев. В горах прозябали в палатках и блиндажах, дров и воды не было. Первое время привозили, а потом совсем про нас забыли. Все деревья и заборы в округе порубили, воду топили из снега или наверх таскали в заплечных бачках с ручья, который находился под горой. Парнишку там из разведроты потеряли: в плен попал, когда за водой хо-дил. Здесь было спокойно, за исключением двух-трех попыток боевиков про-рваться через наше кольцо. Бандиты обосновались в Зандаке, небольшом селе в километрах четырех от нас на противоположном склоне горы. Видно его было как на ладони. Разведчики говорили о большом скоплении противника. Федера-лы не смогли взять Зандак во время проведения антитеррористической опера-ции и просто обошли его стороной, заблокировав батальоном ВДВ и двумя на-шими БОНами. Спускаемся, значит, а тут почти все, кто в штабе при баньке ос-тавался, с крестами за отличие ходят. Оказывается, приезжала какая-то шишка от Рушайло с поздравлениями и подарками. Ну и навешала крестов тем, кто под руку подвернулся. А про тех: кто пропахал полЧечни, кто в окопах под обстрела-ми загибался, кто, замерзая в горах, блокировал в Зандаке наемников Хаттаба, просто забыли. Обидно. Ну, да ладно, бог им судья.
- Дурак был, надо было остаться на сверхсрочную, ведь упрашивали пе-ред отъездом контракт подписать. Капитан Сутягин по пятам ходил, всю плешь проел. Но так хотелось домой, вырваться поскорее из этого ада, - опрокинув ста-кан, продолжал ныть Димка.
- А сейчас: Да, что там говорить! Все жопой повернулись. И государство, и друзья: Толдычут везде про реабилитационные центры, реабилитацию.. Где она, на хер, эта реабилитация? Можно подумать, мы сами эту кровавую бойню затеяли, для своего удовольствия, ради развлечения: Если бы в 'ментовку' не попал: контрактником бы без пяти минут был и в ус не дул.
Кстати, о контрактниках. Как-то, помню, зачищали один 'неказистый' до-мишко, там таких много, не то, что у нас в России. Двухэтажный, из красного кирпича, со всякими там балкончиками и прочими прибамбасами. Огорожен вы-соким железным забором как великой китайской стеной. Впереди, как обычно, ''собровец'', старший лейтенант Колосков, по прозвищу Квазимодо (Квазик), за ним мы наготове. Почему его так прозвали, до сих пор не пойму. Высокий симпатичный парень, на артиста Лундгрена чем-то похож, который в фильме "Универсальный солдат" снимался, такой же крепкий, с волевым подбородком.
Вошли во двор. Посреди двора лежал убитый огромный лохматый кобель с постриженными ушами, кавказская овчарка. Стекла в окнах выбиты - видны следы от разлета осколков. Никого нет. Поднялись на крыльцо. Осторожно за-глянули внутрь. Хозяев нет. Все в коврах. Осмотрели комнаты. В большой ком-нате разбросаны по полу вещи, окровавленные бинты и одежда. На стене ковер на нем старые ружья, сабли, кинжалы, рог. На другой - увеличенные пожелтев-шие старые фотографии в рамках. На одной из фоток пожилой бородатый чече-нец в каракулевой папахе с лентой поперек, наверное, хадж совершил в Мекку, на второй - женщина в темном.
- Глянь, целый арсенал! - вырвалось в восхищении у Максимова, заворо-женно уставившегося на оружие.
- Прям, Оружейная палата!
Идем по коридору. Еще одна комната. В ней музыкальный центр, телеви-зор, переносная магнитола, наверное, здесь жила молодежь.
- Может возьмем? - кивнул на магнитолу рядовой Свистунов. - С музыкой будем!
- Забыл, как он отметелил Воронова за кинжал? Он тебе быстро вправит мозги! - добавил Максимов.
Прошмонали все комнаты, перевернули все верх дном. В одной из нижних комнат нашли укромный тайничок, а в нем: гранатомет "муха", с пяток выстрелов к гранатомету РПГ, гранаты Ф-1 и ящик тротиловых шашек.
Спустились в подвал. Туда вели крутые ступеньки. На лестнице внизу по-лумрак. Противно скрипнула дверь. Старший лейтенант Колосков и рядовой Па-шутин исчезли за дверью, мы же спускаемся следом.
Вдруг из-за двери появляется Эдик Пашутин. Он белый как смерть. Глаза вылезли из орбит. Сползает вдоль стены на пол. Мы, присев, приготовились к бою. Всех бьет мандраж. Пашутин 'эфку' начал лапать.
- Парни! Где вы там? Идите сюда! - вдруг раздался приглушенный голос Колоскова.
Входим с опаской в помещение подвала.
Вдоль стен какие-то бочки, ящики, корзины, коробки. Висят гирлянды лука, чеснока, перца. Через маленькие оконца под потолком падает тусклый свет. По-среди помещения стоит Квазик, напротив него на полу, залитом кровью, вповал-ку лежат убитые. Сколько их там? Человек шесть, семь. В камуфляже, тельняш-ках, свитерах, босиком. Судя по лицам, это не молодые ребята, не срочники. Смрад жуткий! Полумрак. Толком ничего не видно. Похоже контрактники, видно, что не зеленые пацаны. Кругом запекшаяся кровища, одежда изодранна вся. Тельняшки, свитера лоскутами как лапша, похоже, здорово их кромсали ножами. Потом постреляли всех в упор.
- Падлы! - вырвалось у Максимова.
- Похоже, 'контрабасы', - тихо сказал сержант Афонин и протянул руку, чтобы перевернуть верхнее тело.
Мы чуть в штаны не наложили от страха, так нам, вдруг, нехорошо стало. В жар всех бросило, еще бы секунда и все там были. Да, про такие сюрпризы нам бывший ротный, капитан Шилов, много рассказывал, как эти сволочи мины-ловушки устраивают, используя для этого трупы. Под убитых подкладывают гра-нату Ф-1 без чеки, так чтобы рычаг был трупом прижат. Трогаешь тело, и через шесть секунд твои кишки на проводах болтаются! Или подкладывают мину-ловушку МЛ-7, под какой-нибудь предмет, типа фляжки. Поднял и ты уже в оче-редь на свиданье к всевышнему записан. У лестницы у входа безбожно рвало Пашутина. Согнулся в три погибели, лицо багровое, глаза квадратные, слезы ка-пают с кончика носа. Жалко на него смотреть, беднягу.
Были мы, буквально, меньше минуты, невозможно там находиться, тела разложившиеся, того и гляди, вывернет на изнанку. Выбрались наружу, еле от-дышались. Закурили. Теперь уже Димку вырвало, прямо в комнате на ковер. Мы настолько пропитались трупным запахом, что потом несколько дней воротники бушлатов и шапки отдавали душком. Да, без саперов сюда соваться не стоит. Гиблое дело. Сообщили о страшной находке командованию. Через пару недель опять проверяли ту хату, барахло кто-то уже прибрал к рукам. Местные вряд ли возьмут, вера не позволяет. Заглянули в подвал, а там все по-прежнему. Одни крысы по углам шмыгают. Ребята, как лежали, так и лежат. Никто их оттуда не забрал. Никому до них дела нет. А они ведь, числятся пропавшими без вести. Дома, наверное, ждут матери, жены, дети. Может быть, на что-то еще надеются, а может, даже не знают, что они пропали.
Особенно зверствуют наемники. В Курчалое, кажется, это было, задержа-ли одного подозрительного, рыжего заросшего хохла, со шрамом на лбу. Выда-вал себя за заложника. Рассказывал всякие жуткие вещи: как страдал, как неод-нократно пытался бежать, как над ним измывались, как на цепи держали словно собаку. Ну, а мы, лопухи, 'матюгальники' пооткрывали, слюни и сопли от жало-сти распустили. Да, тут Стефаныч, старший прапорщик наш, на всякий случай решил вдруг его обыскать. И, что ты, думаешь? Нашли у того, козла бородатого, пачку скомканных долларов и связку жетонов. Смертники солдатские, сволочь паршивая, коллекционировал. Но жадность, как говорится, 'фраера' сгубила! Видно, жалко ему было с 'зелененькими' и боевыми трофеями расставаться, вот и сгорел. Морду ему враз разбили! Потом десантники о нем, не знаю, откуда прознали, упросили 'батю' отдать им эту мразь. Сразу вояку раскололи, умеют они убеждать, этого у них не отнимешь. Он им все выложил как на духу. Как ре-бят наших стрелял, резал, мучил, как ожерельем из вяленых ушей хвастался пред другими уродами...
Старший лейтенант Тимохин там был, потом рассказывал, что 'десанту-ра' забила хохла до смерти. Злющие были: у них недавно разведгруппа напоро-лась на засаду в ущелье Ботлих - Ведено, вся полегла. Наемников, как правило, десантники в плен не берут, арабов, хохлов и прибалтов сразу, без "собеседо-вания", пускают в расход.
Вчера приснился Рафик Хайдаров, отличный парнишка, водителем у нас был. Большой мастер всякие байки рассказывать. Соберемся обычно у костра или в блиндаже у печки; греемся, портянки сушим, он и начинает баланду тра-вить. Глядишь, и время летит незаметно, и настроение не такое поганое. Нам нравилось слушать его забавные истории. Мимика озорного круглого лица Ра-фика, хазановский голос и магические движения закопченных рук делали свое дело. Мы тогда, как сейчас помню, ржали, будь здоров. На эстраде бы ему вы-ступать, да видно не судьба.
Убили его в начале февраля, когда обстреляли колонну под Герзель-Аулом. Пуля от ДШК попала в голову, полчерепа снесло вместе со 'сферой'. А новенький бронежилет, который он повесил на дверцу кабины снаружи, чтобы была защита от обстрелов, так ему и не понадобился. "Урал" так изрешетили, что пришлось его до Ножай-Юрта на сцепке тащить.
Рафика увидел, сон как рукой сняло. Хоть ножом режь, не могу уснуть, на душе мерзко, в голову лезут всякие мысли. Наверное, все, кто там побывал, не-навидят ночь. Самое дрянное, в сумерки на пост заступать. Ночью в дозоре чувства обострены до предела. Затаишь дыхание, слышно как сердце стучит. Вслушиваешься в малейший шорох, реагируешь на любой звук. Чуть что, даешь очередь и немедленно меняешь свою позицию, чтобы не накрыли, и не грохну-ли. Не дай бог, зазеваться или закурить, в момент схлопочешь пулю в 'котелок', или уснуть 'на часах'. Были уже такие, в 'калачевской' бригаде, уснули часо-вые на посту, а проснулись пацаны уже в царстве теней:
Прошло два месяца, а война все не отпускает. По ночам охают взрывы гранат, и старшина Баканов громко кричит ему в ухо: "Ты, что Самурай, не по-нял? Мы все здесь умрем!"
Было это в конце января, когда они возвращались с зачистки села Ялхой-Мохк. Прямо с гор их обстреляли из АГСа и пулеметов. Поднялась такая паника, что ответить на нападение не смогли даже опытные СОБРы. И пока не появи-лись 'вертушки', ребятам пришлось туго. Так и пролежали в придорожной ка-наве в мерзкой холодной жиже под градом пуль, боясь головы поднять: Потом вчетвером, скользя на мокрой глине, с трудом тащили, вываливающегося из ок-ровавленного разодранного бушлата, монотонно со всхлипами воющего, киноло-га Витальку Приданцева. Его оторванная рука валялась тут же рядом, у гусенич-ного трака, на кисти был туго намотан потрепанный поводок от убитого Карая. Выстрел осколочной гранаты попал как раз в то место, где они находились на броне БМП. Теперь свободный, несдерживаемый хозяином, злобный взъеро-шенный Карай застыл, как бы в последнем броске с опаленной оскаленной мор-дой и развороченным брюхом, из которого вывалились связки темно-синих ки-шок...
Бля, суки! Не смотря ни на что, там была жизнь, тяжелая, опасная, но на-стоящая жизнь. А куда я вернулся? В полное говно!
На пятом этаже хлопнула дверь, раздались шаги. Ромка, сидя на трубе у батареи, встрепенулся. Защелкал зажигалкой и, стряхнув пепел в банку, прику-рил давно потухшую сигарету. Мимо, поздоровавшись, протопал заспанный со-сед, который обычно чуть свет уезжал на своем фургончике на рынок.
Полгода спустя Ромку похоронили. Он "сел на иглу": нашлись "добрые люди", уговорили пьяного парня словить 'кайф'. Но героиновый 'кайф' про-должался недолго.
- Передозировка! - констатировал врач 'Скорой помощи', склонившись над безжизненным телом молодого парня.
Димка же, так ни одного дня ни где и не проработал, "гробовые" деньги свои промотал до копейки и схлопотал срок, по пьяни изувечив какого-то торга-ша с Кавказа в одном из ночных баров.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023