Все затихло в Москве. Редко, редко где слышится визг колес по зимней улице. В окнах огней уже нет, и фонари потухли. От церквей доносятся звуки колоколов и, колыхаясь над спящим городом, поминают об утре. На улицах пусто. Редко где промесит песок со снегом ночной извозчик, и, перебравшись на другой угол, заснет, ожидая седока. Пройдет старушка в церковь, где уж, отражаясь на золотых окладах, красно и редко горят несимметрично расставленные восковые свечи. Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы. А у господ еще вечер.
Утро 2040-го изрядно бы напоминало бы начало рабочего дня в каком-нибудь далеком 1910-м или 1913-ом году, если бы не иллюминация плазменных панелей около кабака, да бесшумно пролетающие в небе беспилотные летательные аппараты службы опричного надзора. Через полчаса на улицах к извозчикам прибавятся редкие теперь троллейбусы и еще более редкие автомобили господ да опричных дозорных. Рабочий люд привычно вставал до зари и шел на работу, так как транспорт в век энергетического коллапса, как его называли в газетах, был доступен лишь голубым и белым воротничкам из офисов, а простой люд вот уже с десяток годов полагался на свои ноги. Иногда удачливые строительные артельщики нанимали большую открытую тарантайку с парой лошадей и веселой гурьбой добирались на свои площадки и объекты, прочие же обреченно топали кто час, а кто и полтора на заводы и фабрики.
На Калужской площади уже собирался народ на неказистое по нынешним временам торжище и мерз за грубо сколоченными прилавками, торгуя, чем не попадя. Мелкий чернявый пацан нудно ходил средь оживших прилавков и не кричал, а бубнил спросони заголовки свежих газет.
- Америка снова угрожает России отобрать ее нефтяное богатство. Японское правительство готовиться к вторжению на Камчатку. Его преосвятейшество Патриарх Московский и всея Руси был принят Императором. Великолепный бал в дворце
Дворянского собрания. Граф Плещеев вызвал на дуэль господина Якобса Шварца за нанесенное ему оскорбление.
Народ слушал вполуха, новости были официозные и неинтересные, самые интересные рассказывали изустно, говорили, будто их передавали из запрещенного Интернета и через спутниковые тарелки, которые тоже прятали, как могли. Если за Интернет еще могли и судить, то за тарелки сразу смерть, на месте была. Опричные люди их жуть не любили.
Дойдя до конца "обитаемого" ряда подросток замолк, и прислонившись к пустому прилавку задремал. Он устал, замерз и был голоден. Газеты, за которыми он с утра толкался в очереди таких же, как и он мальчишек в Бумажном проезде, было немного, типография их на реализацию не выдавала, и их приходилось покупать за свои, которых и так было слишком мало. Он закрывал их от снега старым полиэтиленовым пакетом, которые теперь было не найти, и берег свое сокровище под старым пальто. Крыша над прилавком нещадно текла и капли от тающего снега били по его куцей кепке-лужковке.
Ничего думал он, как расцветет на рынок придут торговцы шмотками, эти и побогаче этих ухогорлоносовцев, что торгуют пирожками для работяг идущих на работу, и пообразованее и газеты у него все равно уйдут. Ему сейчас хотелось в теплую хату, что натопили его компаньонщики, три мальчишки чуть старше его и две девочки, сестренки потерявшие родителей три года назад, во время последней войны на Юге. Как они только добрались до Москвы - непонятно. Им говорили по банду "самураев" и они может быть бы и пошли, но девчонок банда не брала. Жалко было сестричек. А потом они уже ни к кому не захотели идти, просто договаривались со всеми, сколько будут отдавать за работу на их территории и все.
Мимо рынка проехала "бэха" последней модели. Пацан встрепенулся, глядя на элегантные обводы машины, на тихое урчание водородного движка, для него этот автомобиль был произведением искусства, и он подобно посетителю Лувра вглядывался в красоту, которой было так мало в его жизни.
В машине, на заднем сидении в изрядном подпитии сидел мужчина и тупо смотрел, сквозь глубоко затонированные стекла, на проплывающий мимо него рынок. В какой-то миг, ему вспомнилась молодость, и то, как он стоял еще студентом на рынке и торговал джинсами. У него как-то отобрали сумку с тремя парами штанов, и он с огромным трудом потом восстанавливал те деньги. Он помнил вкус пирожков, которыми тогда кормился на рынке - неповторимый вкус "ухогорлоноса". Ему сейчас так захотелось тех самых пирожков, что он сытый до безобразия крикнул своему шоферу, чтобы тот остановился.
Водитель слегка удивился, но встал на обочину около бывшей детской библиотеки.
- Что, Юра, а пирожками сейчас на рынке торгуют?
Водитель пожал плечами.
- Не знаю Вадим Андреевич, а что?
Вадим не любил привычку своего водителя отвечать вопросом на вопрос, и махнув, рукой, мол, что с тебя взять, вышел из машины и пошел через дорогу.
Сырой промозглый ветер тут же влетел в его легкое пальто, и он в миг протрезвел, уже слегка сожалея о задуманном походе за пирожками из юности.
Пацан заворожено смотрел на то, как из сказочной машины вышел вполне настоящий человек и ни с того ни с сего направился к нему. Он не понял, зачем выдернул из-за пазухи тощую пачку газет и закричал.
- Император всея Руси Иван VIII конфисковал месторождение Сребрый гай у предателя Родины князя Кустова.
Начав выкрикивать заголовок громко, он конец его проговорил совсем тихо, так как увидел взгляд подошедшего к нему мужчины.
Тот подошел к нему и спросил, глядя в глаза.
- Сколько стоит?
- Ведомости по тысяче. - совсем тихо произнес мальчишка.
- Дай.
Он взял протянутую газету мельком глянул на нее, сунул в карман пальто и спросил.
- Есть хочешь? - и по выражению голодных глаз понял, КАК тот хочет, есть.
Пацан лихорадочно закивал головой.
- А что пирожки здесь хороши?
Мальчишка набрался наглости и заявил
- По мне так вкуснее ничего и нет.
- Ну пошли попробуем.
Князь Вадим Андреевич Кустов шел с мальчишкой есть пирожки из юности.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023