ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Школьников Сергей Николаевич
Правда войны

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.47*9  Ваша оценка:

   1
  
   Сашка полз, как уж. Он старался вжаться в землю. Если бы у него была возможность, он бы закопался в неё. Единственное, оставаться на месте было нельзя. Вперёд и только вперёд. Сейчас они пойдут и за ним. Тело скользили по грязи, не давая возможности опереться о неровности. Локти проскальзывали, ноги скользили не находя опоры. Но он упорно полз, не представляя даже, в каком направлении он упал, в обратную сторону от направления, в котором их везли, или в том же. Да это было и неважно. Вперёд и только вперёд. Шум стрельбы оставался сзади, лишь пули от шальных очередей иногда противно проносились над его телом. Вперёд...вперёд.
   Вдруг, потеряв контроль над временем, он с ужасом осознал, что борозда картофельного поля, скрывающая его, закончилась. Он видел перед собой край поля и буквально в двух метрах от себя спасительный кустарник. А за ним, он был уверен в этом, лощина, либо овраг. Вся их земля была исперещена этими поросшими густыми кустарниками шрамами земли. А уж попав туда, он сумеет скрыться. Все поля, особенно не просторные, как это, были заняты посадкой под картошку, основным по их жизни кормом.
   Осталось только преодолеть эти два метра. Ужас сковывал тело. Оно закаменело, и казалось не подвластным хозяину. Разум рисовал жуткую картину, стоящего в стороне фашиста и ждущего, когда он, Сашка, вылезет в этот просвет, что бы с удовольствием полить его тело свинцовым дождём.
   Поднять голову и осмотреться он не решился. Легче было сделать рывок в неизвестность, чем выглянуть наружу.
   - Раз...два...три, вперёд - отсчитал Сашка...и остался на месте. Тело забила дрожь, глаза заполнили навернувшиеся слёзы. Хотелось плакать, скулить от страха и обиды. Но желание жить было больше. Даже не готовясь, каким-то непроизвольным, мгновенным решением, он заставил броситься себя в манящий кустарник.
   Пролетев встретившие его ветки, он вскочил на ноги, и, не разбирая, куда бежит, помчался напролом всё дальше и дальше в глубь заросшего, как он и думал оврага.
   Ветки больно царапали лицо, разбивали в кровь ноги и руки, но он с ожесточением прорывал их заслоны и бежал, бежал, бежал... Пока не упал.
   Только тогда осознал, что не было выстрелов ему в след, что никто его не преследует.
   Понял это и вырубился.
   Сколько он проспал, не понял, но судя по заходящему солнцу - часа два.
   Тело вновь обняла дрожь, и он заплакал. Навзрыд...Слёзы душили его.
   Да, он не маленький, ему уже шестнадцать. По деревенским меркам - взрослый парень. Но он плакал и не стыдился этого, слёзы приносили облегчение, снимали напряжение, дали возможность выплеснуть царившее в нём напряжение и успокоиться.
   Прожитый день казался вечностью. Не реальной, не человеческой вечностью.
  
   Рано утром вблизи деревни начался бой. Это была ожесточённая перестрелка пробивающихся на восток наших окруженцев. Сколько их бродило в заросших лесах, Сашка знал. Одичавшие одиночки, просившие пристанища и ночлега.
   Сбившиеся группы. Целые подразделения, сохранившие и оружие, и подчинённость своим командирам. Много видел их Сашка, и разных. Добрых и злых, смелых и трусливых, гордых и униженных, просящих и отбирающих. Разных. В эти дни проявлялись чувства, не свойственные людям в мирное время. А может, просто маскируемые мирной жизнью.
   Бой был не долгий, но ожесточённый. Когда он закончился, деревенские, осторожно пошли смотреть на произошедшее. Открывшаяся их глазам картина завораживающе пугала. Люди уже привыкли к войне, но привыкнуть к виду мёртвых, изорванных, с текущей кровью тел, было невозможно.
   Не похоже, что это был случайный бой, время от времени возникающий между окруженцами и двигающимися вперёд частями немцами. Такие бои проходили быстро, и заканчивались либо преследованием советский бойцов, либо просто перестрелкой и разбеганием в разные стороны.
   А это был спланированный бой. Десяток наших бойцов, заняв позиции, дождались достаточной группы противника и накрыли их шквальным огнём. Либо они и не планировали отступать, либо силы противника оказались им не силам. Дорога была усыпана расстрелянными в упор фашистами. Разбитые мотоциклы, свисающие с них тела,
   ещё шевелящиеся у обочин раненые. Подходя, они видели, как остатки немцев, увидев их приближение, ретировались на уцелевших мотоциклах.
   -Раз, два, три...- непроизвольно считал Сашка, - тридцать семь.
   Именно столько насчитал он тел немецких солдат. Ошарашенный увиденным, он не участвовал в поиске наших солдат, и лишь, услышав голос матери, спохватился, и бросился ей на помощь.
   То, что предстояло ему увидеть, было еще страшнее и жутче. Видеть тела мертвых захватчиков было проще. Враг, противник - он должен погибать...А тела своих, в привычной форме солдат, пугали. Именно они ассоциировались с детским страхам перед покойниками.
   Восемь человек! Наших, молодых парней! Уставших отступать и озираться, прятаться в чащах, голодать...Они приняли решение и вступили в свой последний бой! Молодые, призванные на службу, они шли и не дошли до фронта. Они всегда были на нём! Идя вдогонку отступающим частям, в тылу противника, они вносили свою лепту. А это была точка. Точка, добровольно поставленная ими в своей недолгой жизни. Двоих, скорее всего раненых, выжившие немцы добили в упор.
   - Быстро, быстро, бабоньки... Тащите их к лесу, хоть похороним по людски. Антихристы скоро нагрянут, не здобровать. - суетилась мать.
   Деревенские, привыкшие за многие годы к её бригадирскому голосу, начали стаскивать тела наших солдат из кустарника, окружавшего дорогу, к лесу.
   Боковым зрением, Сашка видел, как деревенские пацаны, с опаской лазили между погибшими немцами и собирали оружие.
   - Придурки, лучше б помогли! - с ненавистью думал Сашка.
  
   Ни пацаны, ни Сашка с бабами, не успели закончить начатую работу. Неожиданно, с двух сторон по дороге показались мотоциклисты. Открыв огонь по лазящим по дороге пацанам, они перерезали путь к лесу и другой группе.
   Окружив их и согнав в кучу, направились к деревне.
   Через пол часа, деревня набитая злыми немцами наполнилась воем и плачем. Никого не жалея, прикладами и пинками, старых и молодых, здоровых и больных - всех, согнали на площадь у правления.
   Приехавший офицер, отдал команду, и из общей толпы стали выдёргивать наиболее взрослых пацанов. Эта же участь постигла и Сашку.
   Но, самое страшное, произошло на пару минут позже.
   Его мать попыталась защитить соседскую дочку, вытягиваемую одним из офицеров, и вцепилась ему в плечо. Тот оттолкнул её, и, достав пистолет, выстрелил в неё.
   - Сволочи,- рванул Сашка к матери, но получив удар прикладом в голову, упал, потеряв сознание.
   Очнулся, когда пацаны тянули его к машине, в которую их загоняли. Закончив погрузку, автомобиль тронулся.
   - Саш, они застрелили двоих наших пацанов, решившихся бежать, - шептал соседский Петька.
   Голова трещала, раскалывалась на каждой кочке. Потрогав затылок, Сашка обнаружил огромную шишку и неприятно липкую кровь.
   - Сволочи, сволочи..., - шептал он.
   Проехав пару часов, пацаны стали приходить в себя.
   - Надо что-то делать, попробовать бежать, - шептались они.
   Просто выпрыгнуть через задний борт, было рискованно - сзади ехал мотоцикл. Пулемётчик зорко контролировал открытый проём, наводя ужас на ребят.
   Сашке тяжело было участвовать в разговоре и он тупо смотрел на пролетающие мимо окрестности. Слева был лес, отделяемый от дороги небольшой, метров десять, просекой, вычищенной накануне войны местными дорожниками. Справой, тянулось широкое картофельное поле. Картофель, находясь уже в стадии созревания, отливал сочной зеленью ботвы под хмурым августовским небом. Дожди, лившие уже целую неделю, превратили землю в сплошную кашу.
   Дорога, сделав крутой изгиб, направилась на подъём. Картофельные ряды, только что мелькавшие перед глазами, превратились в сплошную зелёную линию.
   - Вид сбоку, - подумал Сашка.
   Преодолев подъём, машина облегчённо начала набирать обороты. В это время, сзади прогремел выстрел, потом ещё. Стреляли, скорее всего по отставшему на подъеме мотоциклу, следующему за их охраной. Отъехав метров на тридцать от видимой части подъема, они уже не видели, что происходит на подъеме. Их охранники, лихо развернувшись на мокрой просёлочной дороге, рванули назад, открыв беспорядочный пулемётный огонь по лесу. Машина, прижавшись к правой обочине, остановилась.
   Подхваченные порывом, пацаны стали выпрыгивать из машины, и бросились через дорогу к лесу. То, о чём они долго разговаривали, сбылось.
   Однако, следовавший перед ними мотоцикл, вместе с водителем и сопровождением, открыли яростный огонь по бегущим мальчишкам. Это был расстрел. В упор.
   Сашка, не сообразивший сразу, что происходит, последним спрыгнул с кузова, и видя что происходит, бросился бежать по картофельному полю.
   Всё внимание немцев было приковано в другую сторону, тем более от водителя его скрывала машина, лишь мотоциклист с пулемётчиком могли увидеть его. Но увлечённые беглецами, они смотрели в другую сторону.
   - Пора подать в ботву, пока не увидели, - решил Сашка. Но просчитался. Выскочившие на подъём мотоциклы, открыли стрельбу по нему. Задержись он всего на долю секунды, его бы уже ничего не спасло. Только он свалился, как плотный рой пуль пронёсся над его телом.
   - Вперёд, вперёд..., - скользил по грязи Сашка. Картофельная ботва закрывала его, пробежал он достаточно далеко, его не должны увидеть, но поймать при желании могли без проблем. Но Сашка не собирался сдаваться не используя подвернувшийся ему шанс.
  
   Он так и не понял, почему ему удалось сбежать. Либо, немцы занятые расстрелом бегущих плюнули на него, либо, быстро ретировались, боясь очередного нападения из леса.
   Сознание возвращало его в реальность. С ужасом вставала в памяти картина произошедшего с матерью. Сашка надеялся, что она жива, вдруг немец стрелял для острастки, хотя разум говорил обратное. Пацаны...идиоты, под пули...
   Придя в себя, понимая что ночь его союзник, Сашка, двинулся в обратную путь. Хоть и увезли их достаточно далеко, но это была ещё знакомая ему местность. Шарахаясь от всех звуков, выжидая долгие паузы, прячась от всего живого он шёл в родную деревню. Он боялся встреч со всем живым, будь это просто жители деревень, окруженцы, и не дай Бог,
   немцы. Он сейчас боялся всех.
   К утру, он добрался до знакомых мест. Осталось лишь обойти окружавшие деревню поля и со стороны леса пробраться домой. Идти по полям он боялся, не раз видел, как немцы по утрам проверяли стога сена и лощины в поисках наших солдат, сгоняя пойманных и убивая непокорных и сопротивляющихся. Иногда это походило на охотничью забаву. Сашка не хотел попасть в такую же ситуацию.
   Чем ближе была деревня, тем страшнее становилось Сашке. Запах гари становился всё сильнее. Солнце, прятавшееся в тучах уже вторую неделю, залили лес, а значит и деревню, ярким светом уходящего лета. Только слишком тихо было впереди. Не хватало шума деревни - лая собак, перекрикивающих друг друга петухов, брани ушедших на войну мужиков. Последнего и не должно было быть. Не хватало признаков живой деревни.
   С ужасом передвигая ноги, он вышел на опушку, и уже не скрываясь, пошел вперёд.
   Его уже ничего не остановило бы. Даже тысяча фашистов, готовых стрелять в него, не смогли бы остановить этого паренька.
   С широко открытыми глазами, лицом, перекошенным ужасом, как магнитом, притягиваемым увиденным, он шел вперёд.
   - Сволочи...Гады...Ублюдки...Ненавижу...
   Он не мог отвести взгляда от черных печных остовов домов, от исчезнувшеё в огне деревни. Вчера ещё, не смотря на войну, живой и родной, а теперь похожей на кладбище, с трубами вместо крестов. Гарь и зловоние от сгоревшего человеческого мяса, забивали легкие. Сашку рвало... Пустой желудок сводили спазмы. Дойдя до бывшего правления, заканчивающего большой комнатой, служившей залом для торжественных собраний, Сашка упал на колени и зарыдал. С ужасом представляя, как, горели здесь согнанные односельчане.
   Каким-то непроизвольным порывом, он бросился разгребать остатки брёвен, пытаясь пробраться вовнутрь нагромождений брёвен и тел. И лишь боль обожжённых рук и ног остановили его. В оцепенении бродил он по бывшей деревне, пытаясь найти хоть кого-то уцелевшего.
   Никого... Его с пацанами увезли, до этого согнали всех на площадь. Искать было никого...Всех постигла одинаковая участь. Выжил ли кто из ребят? Вдруг не один он счастливчик?
   Трое суток провёл Сашка на краю леса, возле опушки, боясь покинуть видимую часть деревни. Ему всё казалось, что вернётся кто-нибудь ещё.
   На третий день на него в упор вышел наш солдат. Через две минуты он уже рассказывал перевязанному майору свою ужасную историю. Согретый пониманием и состраданием, он опять позволил себе разрыдаться.
   - Поплачь, сынок, поплачь, не стыдись! За всё отомстим этим иродам, костью в горле станут им наши слёзы, - прижав к себе шептал майор и гладил грязную, вихрастую голову Саньки. - Поплачь, поплачь...
  
  
  
   2
  
   Всего их было сорок человек. С Сашкой стало сорок один. Уже месяц они пытались догнать наши отступающие части. Изрядно потрепанные, уставшие и озлобленные, но вооруженные, они, вступая в бои, следовали в тылу наступающих немцев. Остатки батальона, под руководством раненого комбата, сохранили черты воинского подразделения и мужественно продвигались к поставленной цели.
   Сашка душой прикипел к проявляющему к нему отеческую заботу майору. Находясь рядом с ним, превратился и порученца, и в адъютанта. Со временем, к последнему, благодаря Сашке привязалось добродушное "БАТЯ".
   Не смотря на свою доброту, Батя жестко поддерживал армейскую дисциплину. Разброд и шатание в их рядах не поощрялось и всячески прекращалось.
  
   Чем больше они гнались за фронтом, тем дальше от него отставали. Если первое время они сталкивались с тылами передовых частей, то к концу осени, уже с хорошо организованной немцами службой глубокого тыла. В поселках и деревнях появились уже комендантские подразделения, старосты и полицаи, старающиеся выслужиться перед новыми хозяевами. Всё трудней и труднее стало передвигаться окружённым по тылам противника. Да и осень - не лето. Облетевшая листва, открытые поля, заставляли уходить всё дальше в леса, в поисках непроходимых чащ.
   К отряду постоянно примыкали такие же группы. Одни прочно вливались в их состав, другие быстро исчезали, оставив кого-то и прихватив с собой других. Постепенно Батя стал по другому относиться к таким встречам. Он лично беседовал с "командирами" этих групп, не признавая никакого равенства.
   - В любой воинской группе, даже состоящей из двух человек - должен быть старший, - твердил он. Со временем, он запретил дозорным выводить эти группы на их отряд, приказав всячески избегать подобных встреч.
   Наконец, было принято решение прекратить бессмысленное движение и готовить лагерь для зимовки и ведения партизанской деятельности.
   В поисках места для лагеря они и столкнулись с настоящим партизанским отрядом, созданным по решению районного комитета партии. Имеющего и базу, и запасы вооружения о продовольствия.
   Сашка трепетно хранил уже имеющийся у него немецкий автомат, не полученный, а лично завоеванный им в бою. Он гордился тем, что во время одной из стычек, по нелепой случайности, оглушив прикладом разбитой винтовки (а может, и, убив) зазевавшегося фашиста, он стал владельцем этого автомата.
   Жизнь, перевёрнутая войной, превратила вчерашнего мальчишку в опытного солдата.
   Впитывая всё, как губка, Сашка понимал толк в организации проводимых мероприятий, не стесняясь, задавал вопросы и учился всему необходимому на войне. Батя втолковывал ему премудрости военных знаний, не нарадуясь на смышлёного парнишку.
   К началу зимы семнадцатилетний парнишка уже командовал взводом.
   Основная их деятельность сводилась к невозможности спокойной жизни для оккупантов. Совершая дерзкие нападения, они громили обозы с награбленным добром,
   нападали на колонны, движущиеся по дорогам их Родины. Обозлённые немцы устраивали облавы и рейды в поисках партизан. Но те расширяли зону своих действий, водя и сбивая пока ещё не опытных немцев с толку.
   Со временем немцы организовали передвижение по дорогам колонн в сопровождении хорошо организованной охраны. Стали появляться в их краях и хорошо подготовленные подразделения карателей, наносивших урон и не дававших уже так свободно действовать на их территории партизанам.
   Каратели проводили быстрые и маневренные операции, иногда на хвосте вися на старающихся скрыться от них партизан. Они заставляли считаться с ними и учитывать их присутствие. Во многих деревнях появились предатели, добросовестно донося новым властям всю необходимую информацию.
   Незадолго до этого во взводе у Сашки появились новички. Однажды Батя, являясь уже начальником штаба отряда, вызвал его к себе.
   -- Ну что, Александр, даю тебе пополнение. Взвод у тебя хороший, порядок дисциплина.
   Появились у нас тут новички, просятся воевать - вместе, мы долго с комиссаром решали, решили попробовать, но доверить - тебе.
   О новичках Сашка знал. Шесть человек - уголовники. Так про них говорили. Они недавно сами пришли. Вроде сбежали по случаю, у немцев служить не собирались, подались в бега. Хотят верой и правдой защищать Родину. Прошлого не скрывали. Бандиты-разбойники. Долго их держали в взаперти, долго не верили. И оставлять боязно, и отпускать нельзя. Потом решились, допустили до хозяйственных работ. Распилка и заготовка дров, помощь на кухне. Ремонт построек, уборка. Вся эта работа упала на их плечи. Было видно, что не по нраву это этим людям, но они терпеливо выполняли все поручения, и доставали командира и Батю день за днём - воевать хотим. Добились своего черти. Сашка несколько раз наблюдал за ними. Было интересно слышать их разговоры, не совсем понятные ему, богатыми на блатные и матерные слова, слушать песни, иногда грубые, иногда берущие за душу. Держались они вместе, ни к кому не лезли, да и в их жизнь особо никто не лез.
   Долго решались командиры дать им возможность воевать. А теперь ещё и Сашке в подразделение. Только не привык Сашка к трудностям.
   - Давай, Батя! - ответил помолчав.
  
   Выйдя из землянки, по команде, построились новички.
   - Ну вот, товарищи, командование дает Вам шанс с оружием в руках доказать, что вся Ваша прошлая жизнь - ошибка. Поступаете в распоряжение командира взвода Александра Афанасьева. И не смотрите, что так молод. Лучший взвод, боевой опыт. Учитесь и оправдайте наши надежды. Что б в это страшное время, все мы были рядом, плечом к плечу, били ненавистного фашиста. Командуй, Афанасьев! - сказал Батя и скрылся в землянке.
   Сашка смотрел на своё пополнение и не знал что сказать. Трое из них, годились ему в отцы. Трое других были лет на десять старше - это точно. Серьёзные и колючие взгляды людей, которых долго проверяли в отряде, избегая общений с ними. Сильны были предрассудки того, что общение с уголовниками к добру не приведёт. Многие до сих пор осуждали решение командования.
   - Ну, короче, за мной! - не нашел ничего другого Сашка и заспешил к своей землянке.
   В его взводе был некомплект. Из двадцати его подчинённых, трое были ранено и лежали на лечении в местной "подземке" (землянка для тяжело раненых), двое легко раненых, не могли участвовать на вылазках. Двоих он потерял на последнем. Итого, минус семь плюс шесть. Правда эти шесть его пугали. В остальных он был уверен, проверенные бойцы. Как поведут себя эти? Они ведь и так, даже в мирное время не хотели жить по- общечеловеческим законом, занимаясь грабежами и убийствами.
   Вот такие не радостные мысли тревожили Сашку. Как встретят их остальные, как, в конце-концов, эти будут выполнять его команды. Ведь он для них молодой пацан. Хорошо командовать впитавшим в себя армейскую дисциплину солдатами, и то бывают проблемы.
   А эти армейским порядкам не научены, уставов не изучали.
   Сашка почти дошел до входа в землянку, когда его окликнули.
   - Постой, командир!
   Он резко обернулся, его нагнали и обступили новички.
   - Разговор есть! Первый и последний на эту тему..., - сказал самый старший. - Сынок, ты не серчай, но один раз, побазарим с тобой по душам и всё. Дальше ты сам всё должен понять.
   Лицо, покрытое густой сетью морщин, переходящих в глубокие складки, глаза... Сашка посмотрел в них, и ему стало не по себе. Нет, ни от страха, а от их глубины.
   В этих глаз читались опыт и мудрость, какое-то скрытое превосходство. Казалось, что этот взгляд просвечивает тебя насквозь. Хоть и было тяжело, но он выдержал этот взгляд.
   Старший, утвердительно кашлянув, продолжил:
   -- Мы не ангелы, конечно. Не начнись война, мы жили бы своей жизнью, Вы все своей. Для нас жизнь - вещь определённая. Не перевоспитываться, не задницу лизать мы не собираемся. А воевать мы пришли сами. Враг у нас один! И мы тоже хотим его бить. Выживем, видно будет, кто есть кто. А сейчас, дай нам оружие, не прячь нас в тылу. Не пожалеешь, что нас к тебе прислали. Мы ведь и стрелять и ножичком орудовать можем получше твоих бойцов. А в засаде сидеть да тайно пробираться ещё Вам у нас учиться
   надо! Ты только командуй нами, не измывайся, не надо с нас стружку, как некоторые за прошлое снимать. Давай договоримся, вот все мы - твои бойцы! Не больше не меньше! А если что не так...Я тут старший, моё слово для них, - он обвёл взглядом всех остальных, - пострашней всех остальных слов будет. Я для них и мать, и отец, и судья с прокурором.
   Так что принимай нас и командуй!
  
   Через два дня Сашка, вместе с десятком своих "стариков" ходил на задание. Разгромив двигавшуюся колонну с оружием, партизаны вернулись в отряд довольные и счастливые. Без потерь, несколько легко раненых. Зато свой арсенал подкрепили значительно. Остальное взорвали там же.
   Однако в его взводе царило недовольство.
   - Командир, что ж ты нас не взял? - начал старший, как-то неожиданно оставшись с ним наедине. - Мы ж тебя просили, не прячь нас в погребе. Мы же не на блины к тебе пришли и не в долг просить.
   - Мне жалко Вас было сразу в бой отправлять, пообвыкнитесь немного!
   - А ты жалилку свою выбрось, нас жалеть не надо! Мы сами кого хочешь пожалеем! Тебя вот тоже, ещё жалеть и жалеть надо. Тебя ж от титьки мамкиной оторвали, да в полымя бросили. Ты глазищами не сверкай! Цыц, я сказал! Я с тобой сейчас по старшинству говорю, ты мне в сыновья годишься! Я же сказал тебе в прошлый раз - ты для нас командир, и слушаться и выполнять все твои приказы мы будем, только не обижай нас недоверием своим. Война - она и для нас война! Всё, я все сказал.
   На следующий день, Сашку вызвал Батя.
   - Вот, Саня, какое дело. Завтра вечером, пойдешь в деревню Барсуки. Нам тут доложили, что туда прибыл карательный отряд и после своего рождества, планируется проведение карательной операции. Нас они будут искать, или по деревням издеваться, нам не известно. Только надо сорвать им эту операцию. Твоя задача, выдвинуться налегке с группой, организовать наблюдение и до нашего общего прибытия знать всё, до каждой волосинки на голове у старосты, что творится в деревне, кто-где ест, спит, нужду справляет. Что б мы потом камня на камне не оставили от этих иродов. И смотри, не напортач. После рождества, мы их должны быстро и аккуратно успокоить. Вопросы?
   - Только один, Батя! Какое ж Рождество в конце декабря?!
   - Эх, дурень ты, Санька! Ничего, после войны доучишься, а ...
  
   Тяжела была дорога в свою землянку. Долго шёл туда Сашка. Решая, кого брать. С одной стороны - задание важное, надо брать проверенных. С другой, делов-то всего, организовать наблюдение. Сам всё организует, а этих братков только контролировать останется. Понимал ещё, что не возьми он их сейчас, не сможет больше объяснить им, что ждите следующего раза... Не поверят! Злобу и обиду затаят. А она и так в них сидит.
   Зашел. Повисла гробовая тишина. На войне люди четко знают, что ждёт их впереди, после вызова командира в штаб. Не на прогулку, не на рождественские каникулы будут их отправлять.
   Сашка обвёл взглядом притихших бойцов. Поймал напряжённые взгляды "бывших". И не смог сказать другого:
   - Семь человек, я и... Вы со своими, - посмотрел он на "старшего". - Собираемся, отдыхаем. Выход завтра в 10.00. Путь не близкий. С собой берём...
  
  
  
   3
  
   Утром в землянку заглянул Батя. Хотел побеседовать с бойцами перед выходом. Но узнав, кто идет на задание, как-то стушевался и ушёл, позвав Сашку с собой.
   - Не ожидал я от тебя такого решения! - сказал он отойдя вдаль. - Я же предупреждал о важности задания. От твоих бойцов, от их умения и выдержки, наблюдательности, зависит исход предстоящего нападения. Чем лучше сработаете Вы, тем легче будет нам. А ты?! Ты же даже в бою их ни разу не видел...Эх, Сашка, пока не поздно ...
   Сашка помолчал и ответил:
   - Я верю им, Батя...
   - Ну, смотри...
   Вернувшись в землянку, Саня почувствовал напряжение, царившее там. Пристально смотрели на него новенькие, отводили взгляд "старики".
   Сашка молча продолжил сборы.
   --Через десять минут выход!
   Почувствовал, как подхватились новички. Зашуршали, засуетились. Обернувшись поймал уважительный взгляд старшего.
  
   Нелёгкой оказалась дорога до Барсуков. По зимнему, заснеженному лесу преодолеть разделявшие их пятнадцать вёрст оказалось не так и просто. Зима в этот год выдалась морозная и снежная. Сашка привык к таким переходам, не впервой! А вот его новичкам, чувствовалось, не легко даются эти километры. Но они воодушевлённо преодолевали препятствие за препятствием, времена срываясь на тихий смех и перебранку друг с другом. Но грозный шепот их старшего быстро наводил порядок.
   Сашка старался не думать о своём поспешном решение. Но чем ближе он подходил к деревне, тем отчетливее осознавал, что погорячился. В своих прежних бойцах он был уверен, а с этими даже толком не знаком. Как они проведут наблюдение? Хватит ли у них терпения и выдержки? Выдержат ли они стужу и холод? Близкое присутствие врага? Эти и многие другие вопросы стали мучить Сашку. Беспокойство стало одолевать его.
   Наверное, почувствовав что-то, его нагнал старший.
   - Командир, ты не переживай! Мы всё сделаем как надо! Ты не думай, что мы без опыта, у нас такого опыта, как тебе надо у каждого на десятерых хватит! Мы ж и стрелять, и в засаде сидеть, и в холоде...А надо, так в тихарика, всех твоих фрицев перережем... Ты поверь в нас, а мы уж тебя не подведём! Вижу, как мучаешься...Всё нормально, командир!
   Выйдя к деревне, Сашка поставил общую задачу, распределил обязанности каждому, и уже по темноте они разошлись по исходным точкам на окраине деревни и в разрушенных войной домах.
   Ближе к полуночи, Сашка проверил все пункты наблюдения. Подбил собранную информацию.
   Получалось, что в деревне находилось 102 карателя. Шесть человек полицаев, плюс староста. Находились они в десяти центральных домах. Если вечером парные патруль ещё бродили по деревне, то ближе к полуночи, остались лишь часовые, выставленные по периметру, да охраняющие по очереди дома.
   Немцы, с вечера устроили гульбу. Наступающее рождество ослабило чувство безопасности, робко начатое празднество, превратилось в большую попойку, что позволило его бойцам более менее точно определить количество карателей. Периодически, то из одной, то из другой избы, вываливалась на улицу пьяная ватага. Они пели, дурачились, дрались. Постепенно, перебрав норму, деревня стал затихать. Караульные, используя возможность, тоже поучаствовали в гуляниях, и охрана деревни представляла собой слабый обзор окрестностей подвыпившими часовыми.
   - Эх, вот сейчас бы напасть на деревню, - сокрушался Сашка. Мы б их тёпленькими...
   А утром, как пойдёт? Вдруг еще подкрепление нагрянет?
   Хотя, видя, как эти отмечали рождество, говорить про утреннее подкрепление было
   напрасно. Гуляние было, наверное, повсеместно.
   В очередной раз, проверив свои посты, Сашка расслабился. Всё тише и тише становилось в деревне. Через час, казалось, деревня вымерла. Лишь редкие перекликивания часовых разрывали тишину.
   Замёрзнув, Сашка решил вновь сделать обход своих подопечных.
   Пробравшись на ближайшую к нему точку, Сашка ошарашено замер. Там никого не было. Вернее, под лунным светом лежал оставлены тулуп и вещмешок. Боец, ушедший отсюда, ушёл налегке. Сашка тщательно осмотрел окрестности, подождал некоторое время и недоумённо направился к следующей точке. Там его ждала та же картина. С чувством нарастающего страха, обходил он объект за объектом. Результат был тот же.
   - Не ужели предали? Перебежали?
   Теперь за каждым деревом ему мерещились прячущиеся гитлеровцы. Казалось, что они специально дают ему возможность осознать произошедшее. Ждут, пока он запаникует, и тогда, будут гонять его как зайца и, наигравшись, возьмут в плен.
   - Нет, суки не дождётесь! Я вам не дамся.
   Комок горечи стоял поперёк горла и не давал дышать. Ярость душила Сашку. Он переживал не за себя, а за отряд, который подойдёт утром. Разум рисовал картину, как отряд попадает в ловко организованный немцами капкан. Представил, как те в упор будут расстреливать его товарищей. И всё это по его, Сашке вине.
   Он уже не сомневался, что его новички там, у немцев. Что уже доложили об их задаче и плане командования. Ему мерещились окружавшие его немцы.
   Закончив метаться, он взял себя в руки.
   - Так, что же делать? Идти навстречу своим? А вдруг разойдёмся? Я ведь не знаю, каким путём они придут... Ждать на месте встречи, значит, потерять контроль по наблюдению за деревней. Надо контролировать все передвижения немцев, а если они пойдут на место встречи его с отрядом, то дорога у них одна.
   Сашка с ужасом подумал, что уже и так потерял много времени и здесь, в деревне, его схватить проще простого.
   Петляя, он покинул деревню, ожидая в любую минуту нападения, либо выстрела. Бешено колотило сердце, разрывалась от напряжения голова.
   - Успею, успею..., - твердил Сашка, - главное протянуть как можно дольше, а там я такой концерт устрою, такой шум подниму, что меня за сотню километров услышат.
   Сашка верил, что так всё и получится, пускай не успеет оповестить, но предупредить шумом - успеет. Выбрав место, он приготовился к бою. С жалость подумал, что не собрал гранаты в вещмешках бывших "своих бойцов".
   - Сволочи, предатели..., поубиваю всех! - яростно шептал он.
   Прошел ещё час, но в деревне царила гробовая тишина. Причём она стала совсем гробовой. Даже крики часовых пропали.
   - Готовятся, падлы...
   - Командир, командир, Александр! - вдруг услышал Сашка неожиданно. Это был голос старшего. Как они подобрались так близко, Сашка и не понял.
   - Командир, ты что нас бросил, мы уже ноги сбили в твоих поисках, хорошо, наследил как медведь на пасеке..
   -- Стоять, суки, - наконец-то увидел Сашка говорящих, - предатели, всех порешу.
   Доля секунды и он открыл бы огонь, но чья-то тень, в прыжке, сбила его с ног, вырвав из рук автомат.
   Сашка от бессилия скрипел зубами, прижатый сильными руками к вытоптанному им заранее снегу.
   - Командир, ты что, это ж мы, твои ... Ты что, нас порешить хотел? Ты что? Мы ж это, в деревне пошерстили немножко. Они ж суки, на нашей земле праздник устроили, шнапс жрут, наших баб насилуют... Остынь командир. Ты думал мы к ним сбежали? Мальчишка, мать твою... Отпусти его, Жмых.
   Сашка рванулся к разложенным гранатам, но крепкие руки Жмыха вновь спеленали его.
   - Не дури, командир, успокойся. Здесь мы все, вернее мы со Жмыхом, остальные, как и положено - на своих постах. Ты это, выслушай.
   Сашку опять отпустили.
   - Не выдержали мы, командир, за это - наказывай! Только слишком много у нас злости на этих выродков. Прав ты был, не по нам такая задача! Одно дело в бой идти, а другое наблюдать за этими гадами и ничего не делать. Сходили мы в деревню, после твоего обхода... Короче, привели тебе офицеров, их трое, да собаку старосту, полицаев всех повязали, лежат там в хлеву. Остальных - порезали, всех! Как свиней! А полицаев надо своим сдать, казнить их надо, что помучались за предательства свои. Не заслужили они быстрой смерти...
   - Пошли, командир в деревню, сам всё увидишь!
   Они направились к деревне. Сашка, постояв несколько секунд, подобрал свой автомат, наскоро запихнув за пазуху гранаты, направился за ними. Не скрываясь, они подходили к деревне. Их разделяло десяток метров, и Сашка, не веря в произошедшее напряженно шел за ними. Он готов был к тому, что в любую секунду, он, упав, откроет огонь. Свободной левой рукой он приготовил гранату.
   Войдя в один из домов, в котором еще недавно пировали немцы, Сашка в шоке замер на входе в комнату. Если б не ранее увиденные мёртвые часовые, он ни за что не вошёл бы сюда, сомневаясь в услышанном и до сих пор не веря в это. То, что он увидел, заставило его вылететь на улицу. Его вырвало... Он уже привык к смерти, привык виду крови и рваных человеческих тел. Но видеть такое, а главное осознавать, как это сделано, ему не приходилось. Он привык, что война - это жестокость и смерть, смерть, смерть... Но увиденное затмило все ощущения.
   Сашка бесцельно брёл по деревне. Он выключал своё сознание, а мозг считал: "Раз, два, три...девяносто девять..." и начинал снова свой страшный счёт.
   Он добрёл до места встречи с отрядом. Начало светать. Вот-вот подойдёт передний дозор, либо разведка. Сашка тупо смотрел на пленных офицеров и полицаев, с ужасом смотрящих на него, чувствуя, что он старший. Смотреть на своих подчинённых он боялся. Ему казалось, что они все в крови, что с их рук и одежды на белый снег капают красные капли. Что дорога, по которой они пришли, залита кровью...
   - Командир, надо бы остатки деревенских людей собрать, немцы нагрянут, порешат всех без разбору..
   - Идите, собирайте, только поторопитесь, на всё-про-всё часа два, не более... - автоматически ответил он.
   Услышав условленный сигнал, Сашка ответил. Его ответ был криком вороны. Старой испуганной вороны...
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.47*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023