ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Шурале
Послесвечение 2

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.63*24  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение "Послесвечения I" Первый год службы в Шинданде.

  
  
  Предвосхищая негативные высказывания в свой адрес замечу - многое описано таким, каким оно запомнилось мне, отслужившему к моменту приезда в Шинданд всего полтора месяца. Более молодому читателю поясню, что в те годы cлова "гласность" ещё существовало. Поэтому понятия об армейских реалиях я не имел АБСОЛЮТНО НИКАКОГО. Телепередачу "Служу Советскому Союзу" считал достоверной, а курс молодого бойца в Ташкентском карантине был вполне нормальной по моим тогдашним представлениям службой. 18-летний выпускник средней школы я был уверен, что армия - это порядок и дисциплина, а командуют ею офицеры - все как один супермены, основное призвание которых - воспитание стойких и умелых бойцов. К реальности я оказался совершенно не готов. Она оказалась настолько другой, что многое здесь описано наверное чрезмерно эмоционально, но поверьте, отнюдь не до конца. На самом деле все было еще жестче и страшнее. Не судите, да не судимы будете.

Послесвечение II

  
   Сон второй.
   Я выхожу за ворота КПП своего кабульского батальона. По дороге неспешно пылит ЗиЛ-водовоз. Машу ему рукой - Зёма до универмага подкинешь? ЗиЛ фыркает тормозами. Водила молча кивает головой, я сажусь на пустующее пассажирское место. Доезжаем до какого-то двухэтажного белого здания, на котором красуется надпись "Березка". Магазин пуст. Окна без стекол. Я оборачиваюсь - ЗиЛ исчез. Матерясь бреду обратно. Уже подходя к своей части вижу, что мой батальон просто исчез. Нет ни модулей, ни ограждения. Остался только заасфальтированный плац, дорожки и газончик перед местом, где совсем недавно находился модуль моей казармы. И больше ничего и никого. Нифига себе! Похоже я здесь застрял надолго. Что за чертовщина мне снится. Всё время я остаюсь один на чужбине. Надо у жены спросить, к чему бы это.
  
   Здравствуй Шинданд!
   Наш Ан-26 плюхнулся на полосу, поревел двигателями, порулил и остановился. Открылись створки грузового отсека. Боже мой. Куда нас занесло. Вокруг каменистая пустыня со всех сторон окруженная горами. Страшная жара. Смерчи крутят столбы пыли. Палящее солнце светит точно в макушку. ВПП, рулежные дорожки и стоянка для самолетов цельнометаллические. Все устелено стальными гофрированными листами, выкрашенными в зеленый цвет. Неподалеку стоят штурмовики Су-17 в камуфляжной окраске и музейный раритет - МиГ-17спарка. Рядом с полосой валяется еще один фюзеляж от МиГ-17 и уж совсем раритетный, полуразобранный Ил-28. Какой же маленький этот старенький МиГарь по сравнению с более современными самолетами.
  
   Приехали.
   С аэродрома нас вместе с барахлом забирает "Захар" - ЗиЛ-157. Недолго пылим по проселочной дороге. Неподалеку полуразрушенные дувалы и глиняные афганские хибары. В кишлаке по левую сторону никто не живет, всё развалено, всё в дырах. Виднеется даже некое подобие маленькой крепости с башенкой из глины. Поле разделено на квадраты, остались следы от арыков. Видимо, раньше местные дехкане выращивали здесь рис. По правую сторону картина более жизнерадостная, там зеленеют деревья и видны небольшие виноградники. Проезжаем мимо штаба дивизии и выползаем на бетонку соединяющую советскую Кушку с афганскими Гератом, Шиндандом и Фарахом. Рядом с КПП штаба есть даже цивильное заведение - парикмахерская. Газончики, клумбы, цветочки. Всё это благолепие быстро заканчивается. Вдоль бетонки с двух сторон тянутся обнесенные колючкой военные части, примыкающие непосредственно одна к другой. Все довольно однообразны - несколько модулей офицерских общежитий, потом ряды больших армейских палаток. Позади видны парки техники. По правую сторону танкисты, госпиталь, десантники, артиллеристы, пехота, автобат. По левую - еще какие-то части, склады. И пыль. Кругом облака пыли. Сворачиваем в один из разрывов в "колючке". Шлагбаум из толстой трубы с подвешенными в качестве противовеса танковыми траками. Часовой в каске и бронежилете покрытый толстым слоем пыли медленно вылезает из своей будочки, дергает за веревку, шлагбаум поднимется и мы въезжаем в часть. Параллельно бетонке несколько модулей, за ними утоптанный каменистый плац, два здоровенных металлических ангара, превращенных в казармы - в них расположен строительный батальон. Справа шесть палаток. Это и есть Шиндандская третья рота. Палатки стоят в 2 ряда. Один ряд - две большие двадцатиместные, между ними маленькая. Во втором ряду большая и две маленькие. "Грибок" - как детской песочнице. Дневального нет. Из палатки влезают заспанные и совершенно разомлевшие от жары дембеля. Нас загоняют в среднюю маленькую палатку оказавшуюся бытовкой. Там гладильная доска, армейская швейная машинка, зеркало, тумбочка. Дембеля лениво разглядывают нас. Расспрашивают кто откуда родом, выясняют - нет ли среди нас гитаристов.
  
   Дедовщина.
   Прав был кабульский дембель Помидор. То, что происходило в Шинданде можно назвать только так - "п..дец". Наша рота прикомандирована к батальону стройбата. Своих командиров не видно, а стройбатовские на нас внимания не обращают. Ротой по своему усмотрению командуют дембеля. В нашей роте кроме нас, пятнадцати духов, еще сорок человек отслуживших больше нашего. Все сорок дубасят нас нещадно. Днем и ночью, без выходных и праздников. Всех скопом и индивидуально. "За дело", то есть за невыполненную или плохо выполненную работу и "профилактически". Меня отдельно колошматили даже за то, что на вопрос о профессии матери я случайно ответил "педагог" вместо нормального русского "училка". За это полючать звиздюлей обидно. Ладно бы меня какой дембель припахал, а я бы "шланганул" - хоть смысл какой-то в этом был бы. Со всех сторон сыплются самые разнообразные "задания". "Третьи" пуговицы на наших хэбэшках вогнуты от ударов в грудину кулаком или кованным каблуком. Плюс ко всем видам физического воздействия постоянно хочется спать и жрать. "Похавать" удаётся не всегда, поскольку из столовой надо тащить "хавчик" дембелям непосредственно в палатку. Впрочем меня жратва особо не волновала, я никогда не был обжорой, но многим приходилось в этом плане тяжко. Некоторые стали "парашниками", поскольку тащили в рот всё, что хотя бы отдаленно напоминало еду. Тяжелее было со сном, ночью спать почти не давали. Устраивали то "учения", то еще что-нибудь, плюс несделанные днем работы никто отменять не собирался. А надо еще и за своим внешним видом и гигиеной как-то следить. В общем на Советскую армию из передачи "Служу Советскому Союзу" это было совсем не похоже.
  
   Дембеля.
   Это был уникальный призыв. Больше я таких отморозков не видел, хотя они сами говорили что те, кто уволился полгода назад, были вообще звери. Слабо верится. Они жили своей обособленной жизнью. Вдесятером занимали двадцатиместную палатку, остальные тридцать человек жили в другой такой же. У них был свой "петух" из их же призыва. Был свой буйный идиот. Был свой тихий псих. Был даже генеральский сынок, притом москвич. Единственный кстати адекватный человек. Он до самой отправки в Союз выезжал на работу и с удовольствием делал электропроводку. При этом пользовался большим уважением хотя и никогда никого не бил. Мог зарвавшемуся салабону наладить пинка под зад, но не более того. Говорили что папа его генерал, служит в Генштабе, а сына в Афган засунул в воспитательных целях. Помнится, что он на дембельский самолет, улетавший в Кабул, чуть не опоздал, задержавшись на объекте. Нас, духов ни на какие работы не направляют, мы занимаемся исключительно "обслуживанием" дембельских прихотей. Они изощряются в изобретении "заданий". Задания порой фантастические, например в 3 часа ночи достать сигарету и непременно с фильтром. (Я лично, как-то умудрился стянуть ночью у дежурного по части пачку "Нашей марки". В темноте понаблюдал за дежуркой. Дождался, когда дежуривший там же сержант ушел в туалет, бросил камень в стенку модуля, сам подкрался к открытому окну с другой стороны модуля и пока дежурный офицер выходил на улицу и выяснял "что это там бумкнуло" стянул у него со стола сигареты. Также под покровом ночи и скрылся. А что было делать?) "Припахивание духа" - любимое развлечение дуреющего от безделья дембеля, не обязательно имеющее смысл или пользу.
  
   Командиры.
   Офицеров за глаза иначе как "шакалы" и не называли (уж извините господа офицеры, но слов из песни не выкинешь). Я всё не мог взять в толк отчего, поскольку первые пару месяцев в Шинданде, я вообще не видел в расположении роты ни одного офицера. Впервые явление отца-командира подчиненным произошло в довольно необычных обстоятельствах. Как-то вечером, перед отбоем, солдаты независимо от срока службы начали прятаться кто куда может. Я спросил кого-то из пробегавших о причине этого беспокойства - оказалось в роту из офицерской общаги идет пьяный замкомроты - старлей Димыч. Он со звериным рычанием бегал между палатками пытаясь поймать кого-нибудь из своих подчиненных. Он был сильно пьян и очень зол. Наконец он устал от этой беготни и ушел к себе в модуль, нанеся роте незначительный ущерб. Вроде как "белочка" его посетила.
  
   Жара.
   Весь наш призыв был с Урала и Поволжья, поэтому такого пекла, которое было в Шинданде мы себе и представить не могли. Термометр, висевший в тенёчке курилки регулярно показывал что-то между 55 и 60 градусами Цельсия.
  
   Вода.
   Нас, с детства учили, что в жару надо пить больше воды, чтобы не перегреться. Почти сразу выяснилось, что всё как раз наоборот. Выпиваешь кружку воды и буквально через пять минут перед глазами начинают плыть красные круги, руки и ноги становятся ватными, иногда из носа начинает идти кровь. Перед казармами "мабуты" постоянно стоит полевая кухня, в ней заваривают "колючку". В периоды обострения инфекционных болезней в каждую бочку воды, привозимую в часть водовозкой, санинструктор дополнительно вваливает кружку хлорки. Постепенно становишься человеком-верблюдом. Перестаёшь хлебать воду литрами и потеть. Фляги "колючки" легко хватает на сутки. Самочувствие при этом совершенно нормальное. Я до сих пор не люблю разные бани с их парилками. Я там не потею.
   Интересно, сейчас глядеть "по ящику" на американских вояк, ведущих боевые действия в тех же краях. Сержант заставляет своих солдат пить воду литрами во избежании "обезвоживания". Много они так навоюют. Сдается мне - мафия производителей бутилированной питьевой воды специально раздувает эту тему.
  
   Люся.
   За казармами стройбата находится санчасть - всё та же большая армейская палатка. Заведует санчастью старший лейтенант Люся. Прозвище свое он заслужил за ежедневный ритуал, совершаемый им на пороге санчасти. Приняв с утра порцию дезинфекции - он появляется на пороге, раскидывает руки и громко орет - Люся! Я х..ею, тащи меня в кусты!
   Разворачивается и идет дезинфицироваться дальше. Люся пьёт йод с глюкозой. У него простой и эффективный подход к медицине. Все болезни он подразделяет на 2 категории - "п...дец" и "х..ня". К первой относятся болезни неизлечимые (по крайней мере в условиях его санчасти), ко второй - болезни которые в лечении не нуждаются, поскольку сами проходят. В соответствии со своими установками он и лечит. Осмотрев поступившего к нему солдата, он оглашает один из двух известных ему диагнозов. Если болезнь первой категории, он снаряжает прикрепленного к нему здоровенного сержанта-санинструктора в госпиталь, куда тот и доставляет больного. Если он считает, что болезнь в лечении не нуждается, он приказывает сержанту принести лекарство. Лекарств два - зеленка и дуст. Иногда он рисует на животе больного большой зеленый крест, иногда высыпает ему в штаны кружку инсектицидного препарата. После этого разворачивает больного на выход со словами - Иди солдат служи, и не говори, что я тебя не лечил.
   Я однажды был его пациентом, причем уникальным - на мне он ошибся с диагнозом. Мы вдвоем с товарищем тащили длинную трёхдюймовую трубу. Женя, шедший впереди споткнулся и выронил её. Труба ударилась об землю и как-то волной прошлась по моему плечу. Там что-то хрустнуло. Было в общем не больно, но то, что это перелом, я понял сразу - до армии пару раз приходилось ходить в гипсе.
   Люся посмотрел на мою ключицу, произнёс - "Х..ня!" и дёрнул меня за руку. Ключица еще раз хрустнула, Люся удивился и озадаченно спросил медбрата - "П...дец?"
   Сержант пошел искать попутку и через некоторое время я оказался в госпитале. Хирург посмотрел мой рентгеновский снимок и сказал санинструктору - Больной в госпитализации не нуждается и гипса у меня тоже нет, весь госпиталь забит раненными из Герата. Сделай повязку Дезо, а всё будет нормально. Если срастется плохо, вези его к нам, снова сломаем и сделаем как надо.
   Хирург был сторонником той же теории, что и наш Люся.
   В санчасти медбрат долго штудировал "Справочник фельдшера", наконец мы совместными усилиями нашли картинку под которой было написано "Повязка Дезо" и принялся обматывать меня бинтами. Картинка была мелкая и куда чего мотать было непонятно. Санинструктор мотал, я смотрел в книгу и говорил ему куда мотать дальше. В конце концов я был до пояса как кокон замотан в бинт и отпущен к себе в роту. Следующие 2 недели я разгуливал в тапочках с накинутой на плечи хэбэшкой. Было в этом положении только 3 неудобства. Невыносимая жара под бинтами, очень больно вставать по утрам и необходимость держать ложку левой рукой. Через пару недель повязку сняли, еще через месяц я оказался в Кабуле, в роте охраны. От постоянного ношения автомата ключица моя изогнулась дугой и вышла из сустава. Так и осталась на всю жизнь.
  
   Счастливчики.
   В госпитале, сидя перед кабинетом хирурга я познакомился с двумя счастливчиками. Они сидели на лавочке перед перевязочной и дурачились как дети. Два друга, два водилы из наливного автобата. Голые ляжки обоих были густо залиты зеленкой и примерно одинаково обмотаны бинтами. По их словам дело было так. Где-то возле Герата их колонну обстреляли. В дверь кабины их КамАЗа влетела граната выпущенная из РПГ. По какой-то причине граната не взорвалась, она пробила навылет обе двери и улетела, только оцарапав ноги обоим бойцам. Сработай её взрыватель или лети она чуть ниже, были бы два трупа или два безногих инвалида. Возможно им повезло потому, что на дверях не висели бронежилеты. Через некоторое время я видел их колонну, возвращавшуюся из Кушки. Посреди колонны ехал КамАЗ у которого начисто отстуствовала вся верхняя часть кабины. Не было ни крыши, ни рамок дверей, ни лобового стекла. В кабине этого кабриолета сидели два бойца в танковых шлемах и газосварочных очках. Физиономии у обоих были довольные. Все встречные машины сигналили им, все махали руками. Физиономии обоих шоферюг были до невозможности довольные. Возможно это опять были те двое.
  
   Деды.
   После ухода дембелей жить стало как-то полегче. Или мы немного адаптировались. Мы стали выезжать на работу. Каждый "дух" был персонально прикреплен к своему "деду". Моим дедом стал совершенно белобрысый здоровяк Слава. Был он откуда-то с Оренбуржья. В общем-то человек он был не злой, но вспыльчивый. Бил больно и часто в живот, что приводило к определенным проблемам в случае, если не успеешь напрячь пресс. Он даже пытался заниматься моей физической подготовкой. Я был чрезмерно худосочен (впрочем почему был?) и он, с целью физического развития, заставлял меня поднимать штангу и тягать железяки на самодельном тренажере. Правда мне при этом еще и кушать не мешало бы, но об этом Слава как-то не задумывался. В общем интенсивные тренировки привели только к тому, что похудел еще сильнее. Во мне осталось 59 килограмм при росте под метр девяносто. Он тщательно следил за мои внешним видом, по его указу я ушил свою форму и ежедневно стирал её "Посудомоем", украденным в столовке. У меня всегда были чистые подворотнички, правда "доставать" их мне приходилось на двоих - на себя и на него. А в общем я ему благодарен. Мне даже нравилось выезжать с ним на работу. На объекте он сильно не дрался, ограничиваясь исключительно подзатыльниками и пендалями. Показывал как правильно набивать скобки и распаивать проводку. Он здорово научил меня ремеслу электрика. До сих пор с удовольствием ковыряюсь в проводах.
  
   Молодые.
   Проводив дембелей, "Молодые" разошлись не на шутку. В их памяти еще свежи были воспоминания об их собственных бедах. Мы "духи" еще видели их совершенно забитыми и зачуханными. За пару недель они из маленьких и чумазых вдруг стали большими и чистыми. У них был большой численный перевес над нами и понуждение со стороны старших призывов к перекладыванию своих обязанностей на нас, духанов. Простой армейский принцип - "Не можешь припахать - будешь делать сам" в действии. Другой принцип "Один за всех и все за одного" реализовывался в том, что за провинность одного "духа", звиздюлей получал весь его призыв. Празднуя своё освобождение от звания "Дух Советской Армии", "молодые" вскладчину купили маленький кассетный магнитофон "Sanyo" и боксерские перчатки. В Шинданд тогда приезжал ансамбля "Пламя", кто-то из них смотался в автобат и прямо на микрофон записал весь концерт. Эту кассету гоняли в роте практически круглосуточно. В общем с тех пор я просто ненавижу "Пламя". Под эту музыку "молодые" тренировались, используя вместо боксерской груши понятно кого. В общем - "Из грязи да в князи". Для нас они авторитетом не были, поэтому добивались "молодые" уважения яростно и жестоко. С другой, нашей стороны, они испытывали хоть не сильное, но сопротивление. Во мне например открылось совершенно ослиное упрямство, которого ранее я за собой не замечал. Если я отказывался что-либо делать по приказу "молодого", то заставить меня было невозможно. Убить можно, а заставить нет. Черта, которая пригодилась в дальнейшей жизни. И за это им спасибо.
  
   Приказ номер 100.
   Летом 1982 по армии словами "Калёным железом выжечь заразу" прогремел приказ МО СССР N100. Перед строем зачитывались сводки о погибших и искалеченных в результате неуставных отношений, приводились рассказы о зверствах старослужащих и кровавых расправах молодых над "стариками". Прокатилась волна показательных судов над "зачинщиками" дедовщины. Не миновало это цунами и нашу часть. Был осужден на 3 года один из солдат призыванный всего на погода раньше нас. У меня создалось впечатление, что военному прокурору просто необходимо было хоть кого-нибудь посадить. "План по посадке" видимо давил. Пошел по этапу в общем-то один из самых безобидных. Надо признать, что эффект эта мера дала. Деды после этого били салабонов значительно реже и обычно только по делу. Возникла другая проблема - начались не менее жестокие разборки среди солдат одного призыва.
  
   Борзый.
   Прошло полгода моей службы, дедушки стали дембелями и улетели в Союз, а на их место пришло пополнение. Подразделения стали комплектовать солдатами одного призыва, в результате к нам в место новых "духов" приехали ребятами моего же призыва. Они несколько месяцев кантовались в Союзе по учебкам, и практически не видели того, что пришлось пережить нам. Среди них прибыл один любопытный экземпляр. Невысокий коренастый паренек из чувашской деревни дрался всегда и со всеми. Иногда по нескольку раз в день. Причем дрался не по злобе, а из какого-то спортивного интереса. Он сразу получил кличку Борзый за своё постоянное нарывание на драки. Где был Борзый - там обязательно скоро начиналась драка с его участием. Правда с дедами он не связывался, там ребята были крепкие и дружные - могли забить до полусмерти.
   Я спрашивал его - Слушай Борзый, а если тебя побьют, что будешь делать?
   - Буду снова драться.
   - А если снова побьют?
   - Опять буду. Пока не побью его.
   - А зачем ты со всеми дерешься?
   - Надо со всеми попробовать подраться. Вдруг получится побить.
   Надо сказать, что слова свои он исполнял, если он был бит, он дрался с этим человеком снова и снова. До полной капитуляции врага. У меня с ним были вполне нормальные отношения, но верный своим принципам, он к сожалению избрал меня следующим объектом для оттачивания своих бойцовских навыков. Я дрался с ним раза три или четыре, правда всегда безуспешно. Как-то не сложилось у меня с рукопашным боем. Из-за этого, как-то при весьма неприятных обстоятельствах я долбанул его то-ли черенком от лопаты, то-ли трубой, точно не помню, я был "слегка нетрезв". Я помню, что сидел вечерком на бревнышке возле палаток и думал, как бы мне разобраться с Борзым. Следующий кадр - я стою возле входа в палатку, у меня в руках какой-то длинный предмет. Я решил, что убил его, пошел к дежурному по части и доложил, что только что убил человека. Меня посадили на гауптвахту, после чего перевели в Кабул.
  
   Шиндандская гауптическая вахта.
   Когда я впервые загремел на гауптвахту, кто-то из офицеров назвал её элегантно - "гауптическая вахта", так и пошло это смешное название. Губа только строилась и я попал в бригаду заготовителей камня. Нас, арестантов, вывозили к горам в сторону Адраскана, где мы собирали булыжники и грузили их в грузовик. Другая бригада месила раствор и выкладывала из этого булыжника стены. Во время заготовки камня один из часовых, охранявших нас, подстрелил варана. Варан был огромный - метра полтора длиной и очень красивый. У него была зеленая с переливами спина, а из пулевой раны текла красная-красная кровь.
   Когда я вторично попал на "гауптическую вахту" после истории с Борзым, каземат был полностью отстроен. Арестанты содержались в подземелье, в каменном мешке. Там было холодно и сыро. Нары были железные и намертво вмурованы в стены и пол. Бастилия - не дать ни взять. Двери в камеры были тоже металлические, что доставляло огромные неудобства узникам. А причиной неудобств, была простая вещь. Ребята из нашей роты делали там всю электропроводку и кого-то особо одаренного, осенила идея, как можно спереть ровно половину провода, отпущенного на объект. Мудрецы пустили "ноль" по железной арматуре этой тюрьмы, а "фазу" - отдельным проводом. В результате при прикосновении к железным прутьям двери, током било нещадно.
  
   Солдатские ремёсла и коммерция.
   Задолго до появления в стране рыночной экономики, в солдатской среде процветал дух предпринимательства. Были свои сапожники - при помощи ножа, сапожного крема, песка и раскаленного мастерка или утюга превращавшие банальные солдатские кирзачи в произведения искусства. Были мастера по изготовлению дембельских альбомов. Были художники и поэты. Были спецы по плетению дембельских аксельбантов и прочей мишуры. В нашей роте был налажен бизнес по изготовлению латунных букв, накладок на шевроны, петлицы и прочая и прочая. Для этого где только можно доставалась латунь - обычно в виде бачков от радиаторов. Латунь выпрямлялась, при помощи зубильца, надфиля, наждачки и пасты ГОИ изготавливались блестящие железочки, которые успешно сбывались дембелям всей дивизии за свободно конвертируемые чеки, чарс или водку. Коммерция обычно заключалась в воровстве всего, что имело сколь-нибудь заметную ценность и перепродажу или обмен товара на дензнаки или другие товары. Я кроме этих буковок-шевронов вполне успешно изготавливал рисунки для татуировок. Обычно изображался патрон, перевитый лентами. На лентах были надписи "Afghanistan 13?? - 13??" и "Memento mori". Главная сложность заключалась в том, что надписи должны быть зеркальными.
  
   Ротный и Дед.
   Ближе к осени 1982 года, в один из дней я был в наряде по роте - дневальным. В связи с общей расслабухой мой ремень, отяжеленный подсумком и штык-ножом, болтался гораздо ниже пояса. Мабута поднимала пыль на утренней пробежке, от офицерского модуля в мою сторону бодро шагали офицер и прапорщик. На них была новенькая форма, по которой сразу было видно, что они "духи". Я подумал, что это стройбатовские офицеры заблудились и не стал обращать на них внимания. Я стоял под грибком опершись на столбик. Время было уже к завтраку, но рота спала. Не было у нас такой привычки - делать зарядку. Обычно подъем объявлялся ближе к завтраку, рота вяло умывалась и ползла в стройбатовскую столовку, где мы стояли на довольствии. Коренастый и кривоногий капитан подошел ко мне и спросил - Дневальный, почему рота еще спит?
   - Рано еще, тащкапитан - не меняя позы ответил я.
   - А другие уже давно на зарядке - заметил он.
   - У них своя свадьба, у нас своя - философски заметил я.
   Лицо капитана покраснело от возмущения, он что-то заорал и вдвоем с со старшим прапорщиком они затащили меня в палатку - где находилась Ленинская комната, где крепко врезали мне по рёбрам за разгильдяйский внешний вид и неуставное несение службы. Самое обидное, что капитан порвал и выкинул дефицитный кембрик, который был вставлен в мою подшиву. Так я познакомился с новым командиром роты и новым старшиной.
   Новый старшина был личностью довольно экзотической. Это был совершенно седой, худой и по последней ОКСВА-шной моде одетый старший прапорщик. В Афганистан он попал сразу после Кубы, до дембеля ему оставался всего два года. Хэбэшка его была мастерски ушита, на брюках прострочены стрелки, хромовые сапоги смяты в гармошку. Вид был чрезвычайно лихой. Среди нас он сразу получил прозвище Дед. Дед оказался очень деятельным. Вскоре к палатке-каптерке была пристроена фанерная хибарка, где Дед и поселился, выехав из стройбатовского офицерского общежития. В общем это был идеальный старшина. Солдаты теперь были всегда в хорошей новенькой форме. Дед неведомыми путями доставал её для нас по всей дивизии. Он мастерски стриг как ножницами так и ручной машинкой для стрижки, также виртуозно шил на швейной машинке. Обросший солдат после появления в роте Деда больше не обращался к товарищам, а брал в бытовке машинку и долго ходил за Дедом канюча - Постригите товарищ стршпрпрщик, ну постригите пожалуйста. Обычно Дед сначала артачился, потом усаживал попрошайку на табурет в бытовке и начинал быстро-быстро щелкать машинкой. Сразу же собиралась толпа желающих постричься у Деда. Он стриг подряд человек по пять. Кроме того, в его хибарке судя по запаху было налажено производство самогона, отчего ротный иногда надолго зависал в Дедовской хибарке. В общем его любили и уважали. В отличие от остальных прапоров его даже "куском" никто не называл - язык не поворачивался. Всем бы таких старшин.
  
   Форма.
   С появлением Деда и мы, "духи", наконец-то обзавелись новой формой. Старые хэбэшки были протерты до дыр. На коленях и задницах красовались пришитые крупными стежками заплаты. От палящего солнца и частых стирок форма была практически белой, сапоги были стоптаны до полного разрушения. В общем на арену цирка в таком виде нас можно было выпускать смело - публика бы обхохоталась. Дед наконец-то достал для нас настоящую летнюю форму бойца 40-й армии. Вместо ненавистных галифе, портянок и сапог появились прямые брюки, носки и ботинки. Ботинки были гораздо удобней сапог, но имели один существенный недостаток - на подъёме их детали были скреплены двумя стальными заклепками. Эти жуткие заклепки буквально до мяса стирали кожу на солдатских ногах. У меня на ногах до сих пор остались шрамы от них. Заставить бы изобретателя, придумавшего это орудие пытки пару месяцев походить в них, думаю, он нашел бы другое технологическое решение. Себе и ротному Дед достал мало кем виданную тогда экспериментальную летнюю форму. Позже её кажется стали называть песчанкой.
  
   Оружие.
   Всё вооружение нашей роты состояло из автоматов АКМ и одного пулемета РПК. Доставшийся мне экземпляр номер ЕО6599 был довольно потертый и здорово поцарапанный. Оружейка находилась в десятиместной палатке обшитой изнутри фанерой. Проникнуть в такую оружейку не составляло никакого труда. Впрочем туда никто и не стремился. Шинданд был наверное самым спокойным местом в Афганистане и пострелять мы выезжали только для тренировки. Грузились на машины и в сопровождении ротного и Деда выезжали к горам, подальше от дивизии, где и палили по самодельным мишеням. Патронов было бессчётно.
  
   Поручик Конешевский.
   Примерно в одно время с новым ротным и Дедом у нас появился замполит. Увидев этого старлея я сразу узнал его - это был известный персонаж гусарских анекдотов поручик Ржевский, в полевой форме офицера Советской Армии. Конешевский всегда выглядел франтом. Стальной обруч из фуражки он вытащил сразу после её получения, козырек ушил и носил "фуру" на манер белогвардейских офицеров из советских фильмов. У него были лихо подкрученные усики, широкая нагловатая улыбка и склонность к мирским забавам и излишествам. Свои политзанятия он проводил довольно своеобразно. В воскресенье он рассаживал взвод в Ленинской комнате, раздавал тетрадки и доставал какую-то книжку с партийно-советской белибердой. После чего у выхода ставился боец "на шухер", включался телевизор и вместо занятий мы смотрели "Утреннюю почту". Антенна у нас была хорошая и первый канал принимался довольно уверенно. Периодически Конешевский квасил вместе с ротным и Дедом в Дедовской хибарке, после чего имел тенденцию на пару дней исчезать из части. Находили его обычно в госпиталях, в окружении приятных дам, причем не обязательно в Шинданде. Оправдываясь, замполит всегда утверждал, что находился в командировке по приказу командира. Кто этот загадочный командир и что за приказ обычно выяснить не удавалось. Однажды Конешевский исчез на целую неделю. Мы вместе с ротным ехали на "захаре" с аэродрома и проезжая мимо госпиталя могли лицезреть очаровательную картину - Конешевский под ручку с двумя дамами в белых халатах аппетитно грыз яблочко, совершая утренний променад по дорожкам между модулями. Ротного - уставника и военного до мозга костей эта идиллия просто взбесила. Он что заорал, остановил машину. О чем-то говорил с Конешевским на повышенных тонах. Ближе к вечеру Конешевский вышел из Дедовского домика в разорванной хэбэшке и с бланшем под глазом. Видимо ротный здорово наподдал ему. Вскоре Конешевский был разжалован в лейтенанты, но служить в составе ОКСВА остался. Впрочем это обстоятельство нисколько не умерило его страсть к медицинским работницам.
  
   Самоубийство.
   Однажды мы делали электропроводку в офицерском общежитии пехотного полка. Жара была страшная. Под грибком возле палаток стоял дневальный в каске и бронежилете. Возвращаясь с работы мы прошли мимо него и отойдя метров на 20 услышали выстрел позади себя.
   Солдатик лежал под грибком, автомат валялся рядом. Выяснилось, что его рота уже две недели находилась на боевых. В расположении осталось несколько "старичков" и он. Естественно наряды никто не отменял, поэтому бедолага все две недели простоял дневальным во всей пехотной амуниции. Понятное дело, выдержать такое невозможно. Парнишка застрелился прямо на посту, не прослужив и полгода.
  
   Советники.
   К нам в роту на "шишиге" ГАЗ-66 приехали какие-то ребята в джинсах и о чем-то поговорили с ротным. Ротный отправил меня и еще пару человек на склад, мы взяли провод и всякие электрические причиндалы. Погрузились в шишигу и понеслись сторону аэродрома. За аэродромом мы подъехали к небольшому каменному домику. Это были советники , "мушаверы" как сами себя называли, афганских лётчиков. Жилище их внутри выглядело как музей Востока. В большой комнате на стене висел цветастый ковер, украшенный настоящими скрещенными саблями, кинжалами и английским карабином "Бур". На полу дымил кальян - чилим по афгански. Какой-то довольно заросший парень сидел перед магнитофоном "Sharp" и записывал на микрофон своё исполнение под гитару известной песни - А над Гардезом, небо высокое. Каменный нас окружает мешок...
   Нас сразу угостили виноградом и арбузом. Меняли мы их дряхлую проводку мы до самого вечера, попутно расспрашивая советников обо всём на свете. Одеты они были кто во что. На некоторых была невиданная тогда еще советская "эксперименталка", некоторый красовались в афганских дрешах, другие были просто в джинсах "Montana". Звания, должности, да и вообще военные они или гражданские определить было невозможно. Впрочем несколько общавшихся с нами утверждали, что они солдаты-срочники, такие же как и мы, только платят им в афгани - что-то около 15000 в месяц - целое состояние по нашим меркам.
   Когда работа была закончена, парни завели свой "шестьдесят шестой" и повезли нас обратно. Надо заметить что к тому времени они приняли на грудь по сотне граммов шароба, и как водится "губа засвистела". Я с товарищами пытались залезть в кузов, но нас усадили в кабину. Кроме нас в кабину набилось еще 3 человека. Представляете себе шесть человек в кабине ГАЗ-66, с ними три автомата и магнитофон включенный на всю громкость? В общем я думал, что убьемся нафиг, потому как летели в полной темноте, слегка подсвеченной тусклым светом фар на громадной скорости. На КПП часовой, пытавшийся выяснить , что это за фигня, был просто послан по известному каждому русскому адресу. Потом мы долго рассказывали всем сослуживцам об этом чуде. Все страшно завидовали советникам - вот уж свезло, так свезло ребятам.
  
   Насекомые.
   Приехали мы в Шинданд чистыми, но уже через неделю уже все чесались. Сначала я не мог понять в чем дело, потом выяснилось - в швах трусов поселилось мерзкое насекомое - бельевая вошь. Боролись с ней постоянно. Ежедневно мылись, стирались, гладили бельё утюгом, кипятили постели в здоровенном котле, пропаривали форму в "пропарке" стоявшей возле санчасти. Мазались бензином и солярой. Этого хватало ненадолго. Через некоторое время под резинкой трусов появлялся знакомый зуд. Полностью избавились от вшей только с появлением Деда. Все старое нательное и постельное бельё, старая форма и полотенца были сожжены. Все были острижены во всех местах, тщательно отмыты в стройбатовской бане, в палатках подожжены вонючие серные шашки. Вошь отступила. Посещали нас и другие насекомые - в палатку периодически заползали скорпионы и здоровенные пауки. Правда никого не покусали, но обнаружить утром эту дрянь в своем ботинке было вполне реально. Иногда заползали и крупные черные змеи похожие на ужей, только без жёлтых пятен на голове. Их обычно просто убивали палкой.
  
   Солдатский кондиционер.
   В летнюю жару в палатке делалась особая система охлаждения. Один из тамбуров палатки плотно набивался кустами верблюжьей колючки, сверху ставилась ёмкость, откуда тонюсенькой струйкой вода капала на эти кусты. Постоянно дующий в Шинданде ветер проходил через это сплетение мокрых колючек и по идее должен был охлаждаться. Мне лично кажется, что особого эффекта это не давало - в палатке становилось сыро и душно как в хорошей русской парной.
  
   Шиндандский ветер.
   Ветер там дул всегда. Иногда тише, иногда сильнее. Над расположенной в долине дивизией то тут, то там всегда можно было видеть смерчи. Они возникали и исчезали постоянно. Иногда вырастали до гигантских размеров. Самое впечатляющее зрелище было, когда такой торнадо накрывал госпиталь. На высоте в десятки и сотни метров в пыльном столбе летали простынки, наволочки, полотенца, листы бумаги и здоровенные куски картона. Я как-то видел как на высоте под две сотни метров летала здоровенная коробка от телевизора. Попав в такой вихрь самое разумное было присесть на корточки, натянуть на лицо панаму и крепко держать её за поля. Мелкие камушки довольно чувствительно колотили по затылку, спине и ушам. Во рту скрипел песок, дышать было нечем. Правда проносился он довольно быстро. "Афганец" стихал лишь изредка, обычно ближе к вечеру. Приятно было в наступившей вечерней прохладе в тишине "взорвать косячок" с ребятами и идти "на кино".
  
   Развлечения.
   В стройбате был оборудован летний кинотеатр. Правда репертуар его был крайне скуден - обычно к нам привозили черно-белые боевики производства "Узбек-Фильм". Сюжет был всегда один -Басмач с красной ленточкой на лохматой папахе гонялся верхом на лошади за другими басмачами, беспрерывно паля при этом из маузера. Названия фильмов вроде были разные, но отличить их друг от друга было невозможно. Понятное дело, без слёз это смотреть невозможно. Поэтому перед киносеансом обычно забивался косячок. Если чарс попадался "веселый" - то и смотреть было весело. Гомерический гогот до коликов в животах вызывало каждое движение и каждое слово в фильме. Впрочем "пыхали" не только солдаты - некоторые офицеры тоже ржали как подстреленные. В особо забавных эпизодах некоторые аж валились со скамеек от смеха.
   Особым искусством было изготовление бражки. Причем бражка могла зреть прямо в палатке, ротный заходил, нюхал воздух, заглядывал под кровати и в тумбочки, но источник бражного запаха найти не мог. А было всё просто. Разбирался огнетушитель ОП-10, тщательно мылся и заполнялся кипяченой водой. Туда же всыпалась пачка сахара, полученная некурящим бойцом вместо сигарет "Охотничьи", добавлялись дрожжи, выпрошенные у земляков из ОБМО и несколько размолотых в порошок югославских карамелек, всегда продававшихся в "Березке. Всё это дело закручивалось и пломбировалось фальшивой быстроразборной пломбой. Огнетушитель стоял в положенном месте прямо в палатке. В обязанности дневального входил также выпуск лишнего газа из огнетушителя. На вкус гадость была редкая, но в голову шибало крепко. Более качественная бражка получалась из киселя. Для её изготовления из столовой "взаймы" бралась 25-ти литровая фляга наполненная сладким киселем. Туда добавлялись дрожжи и фляга закапывалась прямо в сухом русле речки позади палаток. Через 3-4 дня брага созревала, и вечером, малыми группами солдаты ходили в овражек вооружившись резиновым шлангом. Достаточно было откопать крышку, открыть её, сунуть во флягу шланг и вуаля - к отбою половина роты ходит слегка пошатываясь. У "духов" развлечений поменьше, да и некогда. Дух всегда припахан. Все чего-то постоянно "шуршат". В день получки, душара, зажав в кулаке свои 9-20, мчится к "Березке" и пока дембеля и деды не отняли всё, затаривается самым с его точки зрения необходимым. Обычный ассортимент - банка сгущенки за 55 коп., пачка югославского печенья "Дубровник", карамельки тоже югославские, баночка финской газировки Si-Si, стержень к шариковой ручке, тетрадка для писем, пачка сигарет "Наша Марка" - вот в общем и все, что можно унести в один присест.
   А однажды мне удалось попасть на концерт. В дивизию приехал Иосиф Кобзон. В автобате из бортовых КамАЗов была сделана сцена, откуда он пел вместе с каким-то военным хором. Всю эту партийно-патриотическую херню солдаты терпеть не могли - еще в Союзе этот Кабздох надоел. К сожалению подпольная тогда еще "Машина времени" в Афган не приезжала. Мы были из другого поколения. Кобзон пел для престарелых генералов.
  
   Шиндандская зима.
   Наступил уже декабрь, а зимы всё нет. Не так жарко стало днем, чуть прохладнее ночью, но мы всё еще ходим в летнем обмундировании и спим в неутепленных палатках. На небе стали появляться облака. Изредка накрапывает дождик. Зима наступила внезапно. Вдруг в одну из ночей в середине декабря резко похолодало. Были собраны все бушлаты и шинели, бойцы пытались укрываться даже матрасами. Я пролежал под шинелью и бушлатом всю ночь, стуча при этом зубами - очень холодно было, уснуть не удавалось. Естественно с утра все занялись утеплением палаток, установкой печек-буржуек и заготовкой дров. Со стройбатовского склада были стащены несколько бревен и резиновые уплотнители - такие длинные черные колбасы. Они оказались ценным топливом, жар давали очень сильный, легко рубились топором. Однажды утром мы вылезли из палаток и увидели самый настоящий снег. Он лежал слоем всего в полсантиметра, но это был снег. Правда к обеду он растаял, но мы с ребятами успели пофотографироваться на фоне заснеженной пустыни. За всю зиму 1982-1983 годов снег в Шинданде больше так и не выпадал.
  
   Новый год.
   К встрече Нового 1983 года мы подготовились заранее, затарились сладким и фруктами. Украсили палатку бумажными снежинками и ватой. Так и сидели в палатке, попивая чаёк и лопая печенье. В 24-00 на улице поднялась страшная пальба. В небо летели тысячи трассеров, из соседнего с нами автобата даже стали палить из ЗУшки. Артиллеристы подвесили над дивизией несколько оранжевых "люстр". Дед быстро пошел в оружейку, вытащил оттуда АКМ с двумя магазинами трассеров и стоя между палаток, выпустил патроны в небо, как в копеечку. Со стороны стройбата послышались шаги и появился дежурный по части с двумя бойцами.
   - Кто стрелял? - спросил он Деда.
   - Никто - спокойно ответил Дед, держа автомат за спиной. В ночной темноте ствол светился темно малиновым светом.
   Дежурный махнул рукой, развернулся и ушел.
   - Это за вас сынки - сказал Дед. Мы почему-то очень гордились своим лихим Дедом.
  
   Смерть генсека.
   В один из дней ноября 1982 года я стоял дневальным по роте. У стройбатовцев на столбе висел "колокол" по которому транслировались программы радиостанции Маяк. С утра заунывно пели скрипки. Тягомотина была ужасная.
   - Никак Лёня кеды завернул - кивнул я на репродуктор кому-то из проходящих товарищей.
   Буквально тут же скрипки смолкли, и диктор трагическим сообщил о смерти Брежнева. Я сам подивился своей прозорливости. Вечером было траурное построение, а после него офицеры с шутками и прибаутками напились до полного изумления. К слову сказать за время моей службы померло 2 генсека, а к моему дембелю третий был ни жив, ни мёртв.
  
   Зараза.
   Брюшной тиф, гепатит и амёбная дизентерия косили наши ряды нещадно. Я точно помню, что из 26 человек призыва осени 1981 года 25 переболели гепатитом. В нашем призыве переболевших было меньше, но процент всё равно был очень значительный. Для "духа" заболеть желтухой почиталось за счастье - целый месяц в госпитале, плюс отпуск домой. Говорили, что многие заражались желтухой специально. Мне довелось переболеть дизентерией - напился водички некипяченой. Несколько дней я бегал держась за живот, потом к нам в часть приехали какие-то медики и на утреннем разводе приказали сделать шаг вперед тем, у кого понос. Я шагнул вперед и оказался в госпитале. Там было неплохо. Кормили хорошо, давали какие-то порошки и почти ничего, кроме уборки территории делать не заставляли. Приятно было пообщаться и с дамами, лечившими нас. Через неделю я чувствовал себя вполне нормально и меня выписали. Позже я видимо все-таки подхватил желтуху, правда в легкой форме. Температурил, слегка пожелтел, продукты жизнедеятельности организма имели все признаки гепатита, но в санчасть так и не обратился, поскольку отлеживаться в госпитале было "западло", а один раз я уже там был. Мой организм самостоятельно поборол эту заразу.
   Солдат - человек простой, и болезни у него простые - переломы, вывихи и проникающие ранения. Так кажется?
  
   Катастрофа.
   Над этим случаем, произошедшим со мной все ржали очень долго.А дело было так. После утреннего развода, мы электрики, закинули своё барахло в кузов "стротридцатого" ЗиЛа. Туда же сварщики положили кислородный баллон. Расселись в кузове и поехали. Надо сказать, что ездили мы в обычных бортовых машинах, не оборудованных никакими местами для сидения. Устраивались кто как мог. Я уселся на кислородный баллон. Через пару минут я понял, что долго так мой тощий зад не вытерпит и решил устроиться поудобнее, для чего слегка привстал в кузове. Краем глаза я видел, что мы подъехали к КПП и часовой-узбек поднял трубу шлагбаума, удерживая её за веревку. В этот момент весь мир в моих глазах перевернулся, в глазах потемнело и перед моим мысленным взором нарисовалась картинка - на абсолютно черном фоне ярким оранжевым светом светилась надпись - КАТАСТРОФА! Я подумал, что взорвался кислородный баллон и мой дух отделился от бренного тела. Однако я почуствовал боль в локтях и коленях. Я открыл глаза и первое, что я увидел - прямо перед моим носом лежит панама, на которой шариковой ручкой написано "ДОНБАСС" и удаляющийся от меня задний борт нашего ЗиЛа, в котором я только что ехал. Все оказалось просто, часовой начал опускать шлагбаум, когда машина под ним еще не проехала. В этот момент я приподнялся, труба-сотка ударила меня в плечо и выбросила из кузова вместе с панамой Юрки М. Моё неуправляемое тело совершило сальто через задний борт грузовика и приземлилось на четыре точки.В общем на редкость удачно приземлился. Я отделался незначительными царапинами и ушибами да еще разорванной штаниной. Скорость грузовика во время моего полета составляла примерно километров 40 в час и приподнимись я чуть меньше, получил бы удар трубой в ухо. Последствия могли быть самые печальные. Так впервые мой ангел-хранитель предупредил меня, не нанеся никакого вреда.
  
   Встреча с братьями по оружию.
   Как-то мы делали электопроводку на одном из объектов в штабе дивизии. Прямо за штабом, в сторону аэродрома находился виноградник, который охраняли афганские солдаты. Не украсть то, что плохо лежит, солдат просто не может и я естественно направился за этим виноградом. Я уже набрал полную панаму крупного и очень сладкого винограда, как откуда-то вылез сарбоз с автоматом, начал орать на меня и на полном серьезе передернул затвор. Знаками он приказал лечь мне лицом вниз. Виноград из панамы он высыпал на землю и напоследок несколько раз крепко саданул мне прикладом в крестец. После чего отпустил с Богом. На память о том винограде мне навсегда остался крестцовый остеохондроз.
  
   Весна в Шинданде.
   Тот овражек, который шел вдоль всех частей, расположенных по нашу сторону бетонки вдруг наполнился водой и превратился в мелкую, но очень шуструю речушку. Вода в ней была просто ледяная. Удивительным образом совершенно безжизненная пустыня в Шиндандской долине вдруг покрылась травой. Мгновенно выросло множество свежих кустов верблюжьей колючки, покрытых нежно зеленой корочкой. Местами даже распустились алые цветы низкорослого Афганского мака.
  
   Таким мне и запомнился мой первый год службы. Год жизни в палатке. Год жизни в Шинданде.
Оценка: 5.63*24  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023