ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Скуратов Константин Васильевич
Собачьи поминки

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.73*99  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Люди, отдавшие себя служению Родине, пользуются уважением и почетом, ведь каждый знает с пеленок если человека вышвырнуть без надежд, он либо сопьется, либо превратится в опасного дикого зверя

   Константин Скуратов

СОБАЧЬИ ПОМИНКИ

Времена не бывают

Хорошими или плохими -

Такими их делают люди...

  
   В полной темноте, в такт редкого стука на экране появляются и гаснут титры. На последних словах изображение постепенно начинает удаляться, и становится ясно, что это - "яблочко" мишени. Тут же в это "яблочко", одна за другим с уже понятным стуком вонзаются три стрелы дартса. Раздаются редкие хлопки аплодисментов, несколько голосов удивленно и одобрительно произносят: "Орел", "Снайпер", "Глаз - алмаз", "Эх, какой киллер зазря пропадает".
   Дело происходит в уютном полутемном баре. За столиком сидят около десяти человек преимущественно из современной криминальной молодежи, соответственно "упакованных".
   Худощавый мужчина, лет сорока, не обращая внимания на хвалебные эпитеты в свой адрес, подходит к мишени, задумчиво выдергивает стрелы, возвращается на исходную позицию и, почти не целясь, вновь без пауз метает дротики. И в этот раз все три стрелы попадают в "яблочко". Снова раздаются нестройные аплодисменты.
  -- Коньяк будешь? - к мужчине подходит крепко выпивший, но твердо стоящий на ногах коротко стриженый "бычок".
  -- Не пью. Печень, - равнодушно отвечает мужчина.
  -- А из пистолета также сможешь? - этот вопрос "бычка", видимо, волнует больше всего.
  -- Могу, - подтверждает мужчина и, опережая следующий вопрос, добавляет, - И из автомата. Даже из пушки. Но не хочу.
  -- Жаль, - искренне сожалеет "бычок", - Большие бабки греб бы.... Не то, что сейчас. На, держи, - он протягивает мужчине несколько долларов, - талант не должен голодать.
  -- Спасибо, - все также равнодушно отвечает мужчина и, не считая, кладет деньги в карман.
  -- Дай лапу, друг, - печально говорит "бычок" и, пожимая протянутую руку, добавляет, - если что - ищи меня. Помогу. Не пожалеешь!
   Мужчина неопределенно машет рукой и направляется к выходу.
   Бармен включает телевизор. На экране появляется Карабас - Барабас, играющий на трубе.
   "Это просто праздник, какой - то" - произносит Карабас.
  -- Что за бодяга? - спрашивает "бычок" у одного из своих корешей, усаживаясь за столик.
  -- Так... Детский фильм, - отвечает тот, нетвердой рукой разливая коньяк мимо рюмок, - Про это ... поле чудес в стране дураков.
  -- Про Россию? Понятно, - кивает квадратной башкой "бычок" и, высоко подняв рюмку, кричит в спину уходящему мужчине, - Эй, снайпер! Соколиный глаз! За тебя!
   Мужчина оборачивается, делает прощальный жест рукой всей компании и выходит на улицу.
  
   В большом городе канун зимы. Резкий холодный ветер бросает в лицо колючие снежинки, которые уже не успевают таять под ногами прохожих.
   Мужчина, ежась от порывов ветра, подходит к дверям какого - то учреждения, останавливается, подняв глаза на часы - термометр над входом. На часах светятся недобрым красным цветом цифры "10 - 13", их сменяют другие: "- 5 С", потом снова время: "10 -14".
   Потолкавшись в нерешительности, мужчина, наконец, открывает дверь и заходит внутрь. Навстречу ему вместе с теплым воздухом из - за барьера поднимается скучающий милиционер, уже давно уставший от бронежилета и автомата.
  -- В отдел кадров, - опережая вопрос, произносит мужчина и добавляет, - я там вчера был. Сказали прийти сегодня.
   Милиционер согласно кивает головой и снова опускается на стул за барьером. Мужчина проходит по обшарпанным лестницам и коридорам, стучится в дверь с табличкой "Отдел кадров" и, тяжело вздохнув, решительно заходит в кабинет.
   В помещении уже лет 30, видимо, ничего, кроме портрета на стене, не менялось, не исключая хозяйку кабинета - пожилую женщину, одевающуюся в магазине "Богатырь".
  -- Опаздываем, Морошкин Михаил Владимирович, опаздываем, - суровым голосом произносит женщина, продолжая копаться в бумагах.
  -- Мирошник, - тихо поправляет ее посетитель и добавляет, - Здравствуйте.
   Женщина с удивлением отрывает глаза от бумаг, подозрительно смотрит на мужчину.
  -- Как?
  -- Мирошник, - еще тише повторяет мужчина.
  -- Но имя и отчество совпадают? - нервно переспрашивает кадровичка.
   Мужчина кивает головой. Женщина тут же сменяет гнев на милость.
  -- Ладно, Мирошкин так Мирошкин. Прочла я вашу автобиографию... Занимательно.
  -- Правда?
  -- Такое редко у кого встретишь... Украина, Дальний восток, Афганистан, Германия, Грузия, Ангола, Узбекистан, Чечня... Прямо - таки туризм какой - то за государственный счет.
  -- Да уж... - мужчина неопределенно пожимает плечами.
  -- Вот и я говорю: по всему миру на народные денежки раскатывать - мастер, а приличную профессию за столько лет получить некогда было?
  -- Моя профессия была довольно приличной, - осторожно возражает Мирошник.
  -- Это какая же? - удивляется кадровичка.
  -- Я офицер, - твердо отвечает мужчина и горько добавляет после паузы: - Был...
  -- Что это за профессия - офицер? - женщина искренне недоумевает, - сказал бы уж честно - дармоед! - неожиданно взрывается она, - солдатиков мучить от безделья, да туземцев невинных танками давить - хорошая профессия! - она продолжает гневно что-то выкрикивать, но Мирошник уже не слышит ее. Он медленно тонет в воспоминаниях, возгласы кадровички, затихая, сменяются другими, несущимися из шлемофона: "Дави его, Серега, дави!"...
  
   ... - Дави его, Серега, дави! - истошно орал обычно спокойный Иван Иваныч - надолго
   застрявший в капитанах командир танковой роты, - У него " труба" в руках. Догони
   его, Серега! Этот гаденыш только что Вадима подпалил!
  -- Есть, командир, - выкрикнул в ответ неизвестный Серега,- Я его сейчас на траки тонким слоем намотаю... Готов!
   Мирошник лежал вместе со своим взводом за невысоким заборчиком, сложенным из камней и только по крикам в эфире мог догадаться, в какое осиное гнездо угодил их отряд спецназа, так удачно усиленный неполной танковой ротой.
   Взвод попал под перекрестный огонь двух крупнокалиберных пулеметов и, потеряв сразу четверых, затаился за этим заборчиком - единственной защитой. Ситуация тупиковая: назад нельзя, вперед - невозможно, влево - вправо - тоже гибель.
  -- Где этот спецназ хренов? - снова раздался в шлемофоне разъяренный рык Иван Ивановича, - Пожгут нас тут "духи" без прикрытия к чертям собачьим!... Старлей, ты живой?
  -- Пока живой, - неуверенно ответил Мирошник, с удивлением обнаружив, что он и вправду даже не ранен, - Иваныч, пока ты нам не поможешь, я тебе ни чем не помогу!
   Рация помолчала, потом матюгнулась в чей - то неконкретный адрес голосом Ивана Ивановича, спросила:
  -- В чем проблемы, старлей? И, главное, ты, вообще, где?
  -- На правой околице, где точно - не знаю. Тут у них заранее подготовленные позиции на горушке за кишлаком. Два ДШК. Головы поднять не дают, сволочи. Покрути-ка своей танковой башкой, может, разглядишь их на склоне?
  -- Да на какой, к едрене фене, горушке - то? - прорычал Иван Иваныч, - Тут, куда ни глянь - горушки, пригорки, горочки.... Хоть какой - нибудь ориентир дай!
  -- От центра кишлака на юго-запад... - начал было Мирошник, но Иван Иваныч тут же перебил:
  -- Зюйд - вест, зюйд - вест! Ты мне рукой покажи! - он коротко хохотнул, потом снова зарычал:
  -- У тебя ракеты сигнальные есть, старлей?
  -- Есть! - обрадовано ответил Мирошник.
  -- Так светани ими в сторону пулеметов, едрит твою за ногу!
  -- А каким цветом лучше?
  -- Черным, твою мать! - заорал взбешенный тупостью спецназовца танкист, - любым давай! Мне главное - квадрат засечь!...
   Мирошник трясущимися руками вытащил из нагрудных карманов спецназовского "лифчика" несколько сигнальных ракет, отобрал две зеленых, снова нажал тангенту рации:
  -- Готов, запускаю!
  -- Пуляй, старлей, я четыре ствола в твое распоряжение выделил, включая свой собственный "хобот".
   Мирошник повернулся к лежавшему сзади солдату, меланхолично потягивавшему сигарету:
  -- Слышь, Малина, ты оба пулемета засек?
  -- Ага, - безразлично ответил солдат, - один на склоне левее большого белого пятна, а второй прямо напротив нас.... Там пещера что - ли.
  -- Передай по цепи, - сказал Мирошник, - сейчас танки квадрат накроют, пора и нам отдых заканчивать.
  -- Наконец - то, - оживился солдат и повернулся к соседу.
   Мирошник открутил на ракетах защитные колпачки, мысленно прикинул направления, и, подняв ракету над головой ,дернул за шнур. Через мгновение в небо взвилась вторая зеленая ракета.
   И почти сразу небо раскололось, содрогнулась каменистая земля, дрожащий от жары воздух затянула пелена густой афганской пыли.
   Через небольшой промежуток времени взрывы повторились.
   Мирошник осторожно выглянул из- за заборчика. Пулеметы, ослепшие в пыли, молчали.
   Он повернулся к солдатам, откашлялся и сказал буднично и просто:
  -- Пошли...
  
   ...- Куда пошли? - глупо переспрашивает кадровичка.
   Мирошник еще несколько секунд соображает, почему у замкомвзвода по кличке "малина" такое неприятное бабье лицо, потом, с усилием вспомнив, где он в настоящее время находится, невнятно произносит:
  -- Извините.... Померещилось что - то.
  -- Болеешь?- участливо интересуется кадровичка.
  -- Да нет.... Давно уже нет.
  -- Пьешь, небось?- продолжает допытываться женщина.
  -- Бросил.
  -- Значит, болеешь, - подытоживает она и без всякого перехода объявляет:
  -- Людьми руководить тебе нельзя! А больше ты в своей армии ни чему не научился.
  -- Ну почему? - пожимает плечами Мирошник.
  -- Ладно, - соглашается кадровичка, - говори сам, что умеешь.
  -- Во - первых, могу... - Мирошник на секунду задумывается, - ... могу копать.
  -- А во - вторых?
  -- А во - вторых ... могу не копать.
  -- Ага, - глубокомысленно кивает головой кадровичка, медленно вникая в смысл сказанного.
   Мирошник встает со стула, берет из рук оторопевшей женщины свою трудовую книжку, листает страницы, на которых нет ни одной записи о приеме на работу, прячет ее в карман и направляется к двери.
  -- Ах ты, клоун несчастный!, - взрывается полная благородного негодования кадровичка, -
   Алкаш долбанный! Тоже мне Михаил Задорнов нашелся! Давай, давай, проваливай
   отсюда! Иди вон, в цирк на работу устраивайся, дерьмо за своими земляками -
   верблюдами выгребать.... А по совместительству будешь клоуном работать, вояка!
   Панахапают льгот, и лезут везде без очереди, нормальным людям жить мешают...
  -- Так ведь нормальным же, а не вам, - мягко парирует Мирошник и осторожно закрывает за собой дверь с табличкой "отдел кадров", отсекая ей конец визгливой фразы про то, что "мы вас туда не посылали!"...
  
   Он выходит на улицу, махнув рукой на прощание даже не пошевелившемуся милиционеру, чисто автоматически поднимает глаза на электронное табло и замирает, пораженный. Там красным цветом указана температура воздуха "+ 75 С". Через мгновение температуру сменяет, видимо, время: "10 - 91".
  -- Да, в России непредсказуемо абсолютно все, даже температура и время, - на бегу говорит Мирошнику какой - то бородатый мужчина.
  -- Ну почему? - откликается Мирошник, - Чиновники в России вполне предсказуемы.
  -- А это - исключение, которое лишь подтверждает правило, - мужчина, оглянувшись, назидательно поднимает указательный палец, сталкивается со встречным пешеходом и тут же начинает шумно извиняться.
   Мирошник поднимает воротник куртки, засовывает руки в карманы и, не торопясь, подгоняемый холодным ветром, идет по улице просто так, без цели.
   "Мы вас туда не посылали, мы вас туда не посылали" - в такт шагам повторяет он про себя набившую оскалину фразу, ставшую уже крылатой. Неожиданно он усмехается:
  -- Ясное дело, что вы нас туда не посылали... Вы ж, если и посылаете, то намного дальше!
   Ноги неожиданно для Мирошника сами останавливаются у обшарпанного кирпичного здания. На здании вывеска с орлом: "Районный военный комиссариат".
  -- Во, блин, как старая лошадь, - сам себе говорит Мирошник, - только у той маршрут: сарай, сельпо, пивная; а у меня - отдел кадров, военкомат, далее - где придется...
   Он неохотно заходит в помещение, проходит мимо дежурного, направляясь в отделение учета офицеров запаса.
  -- Привет, - бодро здоровается он с женщинами, сидящими в кабинете, - у вас найдется пара минут для почти героя эсэс?
   Одна из женщин охотно откликается:
  -- Заходи почти герой. А почему эсэс ? Для ветерана второй мировой войны ты неплохо сохранился
  -- Эсэс - значит "Советского Союза", - поясняет Мирошник.
  -- Вот и я думаю, с каких это пор мы фашистов стали на учет ставить? - подыгрывает женщина, - Работу нашел?
  -- Не - а. Никому заслуженные - контуженные теперь не нужны. Вот если бы не из армии уволился, а из тюрьмы освободился...
  -- Небось, харчами перебираешь, майор, а? Меньше чем на замдиректора не соглашаешься, вот и не находишь ничего.
  -- Да нет, - пожимает плечами Мирошник, - сегодня даже на землекопа соглашался - не взяли.
  -- Это почему же?, - все женщины хором спрашивают его, ожидая очередной прикол.
  -- Спросила меня кадровичка, что я умею. Ну я и сказал, что умею копать. А еще умею не копать... Ой, как она кричала, как кричала!
  -- Даже такой бородатый анекдот вызывает у женщин смех.
  -- Куда ж ты теперь?, - все еще смеясь, спрашивает женщина, сидящая за пишущей машинкой.
  -- Пойду в водолазы устраиваться. Правда, плавать я не умею, зато ныряю отлично, а главное - долго... Пока не вытащат, - это заявление вызывает новый приступ веселья у работниц военкомата, а Мирошник на прощанье "сделав ручкой", выходит из кабинета. У "аквариума" с дежурным его догоняет одна из служащих:
  -- Миша, подождите!
   Мирошник останавливается больше из вежливости, чем из ожидания чего - то хорошего.
  -- Миша, муж сказал мне, что весной у него в конторе будут увеличивать штаты... Я ему о вас постоянно напоминаю, честное слово! До апреля продержитесь, Миша?
  -- Продержусь, - преувеличенно бодро отвечает Мирошник, - только у них там все электрики, да компьютерщики, а я...
  -- Это ничего, - сама себя успокаивает женщина, - и для вас что - ни будь найдется.
  -- Ладно, подождем до весны, - улыбается Мирошник, - Спасибо вам за заботу. До свидания!
   Он почти бегом выходит из военкомата и пару кварталов не идет, а словно убегает. В голове у него крутится одна и та же фраза "До апреля продержитесь?". И снова воспоминания обваливаются на него снежной лавиной, а безобидная фраза, сменив одно только слово, звучит совсем по - другому:
   "До вечера продержитесь?"...
  
  -- До вечера продержитесь? - настойчиво спрашивал из наушников начальник штаба, а Мирошник лежал на спине, смотрел, не мигая, на выцветшее небо, и не знал, что ответить. Сказать "да" и умереть героем? Сказать "нет" и умереть трусом? Или реалистом, один хрен.
   Он уже минут 20, как понял, что "духи" оказались хитрее, чем весь спецназ вместе взятый. Они не стали ввязываться в бой с танками, а ловким маневром заманили его взвод в одно из бесчисленных ущелий, куда танкам ход заказан из- за очень уж пересеченной местности. Лезть вперед - глупо, идти назад - страшно.
   Взвод рассредоточился по естественным укрытиям и не вел бой, а просто огрызался огнем на огонь. Каждый солдат был сам за себя, но все они ждали от своего взводного какую - ни будь команду, пусть даже и глупую.
   -Чего молчишь? - настойчиво требовал ответа начальник штаба ,- Ты вообще там живой еще?
   " Странно ,- подумал вдруг Мирошник ,- вокруг горы, а связь работает так, будто энша лежит за соседним камнем".
  -- Эй. Череп !- позвал он видневшегося невдалеке солдата ,- тут энша спрашивает - продержимся мы до вечера или нет?
   Солдат пожал плечами:
  -- До вечера что - ни будь обязательно закончится: или мы, или "духи", или патроны.
  -- Философ ,- задумчиво резюмировал Мирошник ,- или я, или падишах, или осел...
   А дела- то, видать, хреновые, раз строгий начальник штаба сам в эфир не кодом, а открытым текстом выходит.
   Он нажал тангенту радиостанции и тихо сказал:
  -- Во- первых, я еще жив. Во- вторых, до вечера еще далеко. В- третьих, держаться будем столько, сколько сможем.
  -- Форсишь, подлец !- то ли разгневался, то ли обрадовался начальник штаба ,- Давай держись, а то кому я буду взыскания вешать? Бронегруппа уже рядом с кишлаком, "вертушки" на подходе... Короче, не кисни, выдернем, понял?
  -- Чего это ты про бронегруппу в эфире раскукарекался ?- вслух подумал Мирошник, и вдруг его осенило ,- Это ж энша не мне, а "духам" сообщает, подрывает дезинформацией их боевой дух, так сказать! Никакой бронегруппы, стало быть, в природе не существует. Н-да-а...
  -- Череп, а Череп!- снова позвал он соседнего солдата.
  -- Чего?- повернул тот к командиру осунувшееся, серое от пыли лицо, укрытое по самые глаза такой же серой каской.
  -- Малина от тебя далеко?
  -- Не видать... Позвать, что ли?
  -- Зови. Посовещаться надо.
   Череп на мгновение скрылся за валуном, крикнул куда-то вбок:
  -- Пацаны, Малину кто видал?
  -- Здесь он, - тут же отозвался один из сослуживцев, по голосу вроде бы Беда, - Позвать?
  -- Его Папа кличет на совещанку.
  -- Наконец-то ,- радостно сказал Беда ,- Он тут уже все мои сигареты скурил... Сейчас я ему пинка для скорости дам.
  -- Нога отвалится!- прорычал на все ущелье обиженный Малина, - Вы лучше прикройте меня, а то Папе не с кем совещаться будет... Я ж тут среди вас один умный!
   Грянул залп двух десятков автоматов, через мгновение Малина плюхнулся на живот рядом с командиром. Мирошник помолчал немного, потом вздохнул:
  -- Каюсь, брат, недооценил я "духов". Водят они нас как бычков на веревочке.
  -- Так ведь у них командиром кривой Керим, что у нас в Союзе в академии учился ,- угрюмо сказал Малина ,- ему наши маневры как учебник по тактике... Небось, отличником был, гад.
  -- Значит, пора учебник закрыть, - ответил Мирошник, - надо как-нибудь Керима очень сильно удивить...
  -- И как?
  -- Оставляем здесь человек пять для шума, а остальные по склонам тараканами... Потом лупим банду сверху и снизу, как будто пришла подмога. Ничего план?
  -- Ничего, - задумчиво ответил Малина ,- бывает, конечно, план и получше...
  -- Какой же?
  -- Тот, который курят. Из конопли, - засмеялся солдат, - Ладно, принимается. Собирайте пацанов, я остаюсь.
  -- Нет, брат, ты как раз народ и поведешь, - твердо сказал Мирошник, - А я с Черепом и Бедой отвлекать "духов" буду.
  -- Да не могу я идти! - поморщился Малина, - Я, это... ногу натер.
  -- А в глаз? - грозно спросил Мирошник, помолчал и добавил, - Приказы не обсуждаются.
  -- Эх! - горестно воскликнул солдат, - Ну никак не выходит стать героем Советского Союза!
  -- Дурак ты, Малина, - удивленно сказал командир взвода, - тебе еще жить да жить, а ты, что, на кладбище торопишься?...
  
   ...- Ты что, на кладбище торопишься?!
   Мирошник вздрагивает и недоуменно озирается. Оказывается, он стоит посреди улицы, опершись левой рукой на бампер грузовика.
  -- Мужик, тебе что, жизнь не дорога? - это кричит скорее удивленный, чем раздраженный водитель грузовика.
  -- Извини, брат, задумался, - с трудом проговаривает слова Мирошник, - который час, не подскажешь?
  -- Половина первого... Самое время под колеса бросаться! - добродушно смеется водитель.
   Мирошник возвращается на тротуар, ловя настороженные взгляды пешеходов.
  -- В Америке для ветеранов Вьетнама специальные центры реабилитации есть, - сам с собой разговаривает Мирошник, - а у нас все по - старинке, как деды плавать учили - из лодки за шиворот...
  
   Он подходит к остановке, садится в первый попавшийся троллейбус и едет, глядя невидящими глазами на грязное полу замерзшее окно.
  -- Что у вас на проезд?, - это контролер.
   Мирошник показывает льготное удостоверение.
  -- А-а, "афганец", - разочарованно говорит контролер и, потеряв к нему всякий интерес, идет к следующим пассажирам.
   Мирошник снова отворачивается к окну. Он чувствует себя очень неуютно.
   Троллейбус останавливается на конечной, все пассажиры торопливо выходят. Слегка помедлив, в подмороженную слякоть выходит и Мирошник.
  
   В подвальном помещении типовой многоэтажки располагается штаб - квартира "Союза ветеранов боевых действий России". Туда и бредет отставной военный, полный горьких раздумий.
   В помещении только один человек - лысый однорукий старик в военной форме без погон. Он дежурит у телефона, обложенный со всех сторон старыми газетами, из которых и черпает свои удивительные знания обо всем на свете.
  -- Здравия желаю, Иван Сергеевич, - здоровается Мирошник, - А где все руководители?
  -- Кто где, - громко отвечает старик, - кто поглавнее - в мэрию уехал, кто пониже рангом - так смылся.
  -- Появятся?
  -- А ты посиди со мной, может кто и пожалует. Тебе же все равно делать нечего, - проницательно говорит Иван Сергеевич, - в шахматы сыграем, а?
  -- Ладно, - соглашается Мирошник, - пару часов у меня есть. Доставайте свои черно - белые дрова, потренируем мозги.
   Старик вынимает из стола шахматную доску, небрежно смахивает на пол мешающие газеты и одной рукой ловко расставляет фигуры.
   Мирошник тем временем снимает куртку, достает из кармана сигареты, зажигалку и прикуривает.
  -- Все дымишь?, - неодобрительно замечает Иван Сергеевич.
  -- Должен же у меня быть хоть один недостаток, - отвечает Мирошник и добавляет:
  -- Прошу форы, Иван Сергеевич.
  -- Да? И какой?
  -- У меня два ферзя, а у вас только король и пешки.
  -- Ты что, издеваешься!?, - деланно негодует чрезвычайно польщенный старик, - может, мне вообще одного короля оставить?
  -- Ах, Иван Сергеевич, тогда бы я у вас точно выиграл!
   Они садятся за стол, быстро делают несколько ходов, разменяв кое - какие фигуры, после чего начинают играть осторожнее.
  -- Ну, Михаил, докладывай, как твои успехи на трудовом фронте, - спрашивает старик, не отрывая взгляда от шахматной доски. Мирошник, не торопясь, гасит окурок в банке из - под кофе, отвечает:
  -- А никак.
  -- То есть?
  -- Не берут меня на трудовой фронт. Даже добровольцем. Где стар, где рылом не вышел, а где образование отсутствует.
  -- В органы ходил?
  -- Там до 35 лет, а мне уже пятый десяток пошел.
  -- В охрану - то возьмут, - уверенно говорит старик.
  -- Это мосты с наганом сторожить? Как - то унизительно боевому офицеру...
  -- Деньги зарабатывать будешь, какое в том унижение?, - не соглашается Иван Сергеевич.
  -- Да нет, я бы куда - ни будь подальше от оружия, - обдумывая ход, бормочет Мирошник, - в какие - ни будь крысы канцелярские, чтоб целый день - одни бумажки, и никакой материальной ответственности.
  -- Шоферить иди, - предлагает Иван Сергеевич.
  -- Тоже проблема... Я же после контузии до сих пор солнечных зайчиков ловлю. Потому и свою машину продал... Шах!
  -- Где?!, - взвивается старик, - точно ... Ах ты, пехота, заболтал дедушку русской авиации! Ничего, сейчас укроемся... А "новые русские"? Они вроде военных любят - за исполнительность, дисциплину...
  -- Им специалисты нужны. Я же ничего не умею, только стрелять, да "ура" кричать... Вон бандиты к себе зовут по специальности работать.
  -- По какой специальности?, - не понимает Иван Сергеевич.
  -- По основной, - усмехается Мирошник, - увидел, прищурился, нажал и убежал...
  -- Не дури, Миша, - сурово отвечает старик, - ты им нужен, как шприц одноразовый - используют - и на свалку. Кстати, положи ферзя - тебе мат. Еще партейку?
  -- Давайте, - обреченно машет рукой Мирошник, - только теперь я белыми играю.
  -- Ради бога! Буду заходить на солнце...
  
  -- Буду заходить на солнце! Прячься, пехота, кидаю бомбы вслепую! Если что - не судите строго! - неожиданно донеслось из наушников, и в ту же минуту небо над головой Мирошника разорвалось старым брезентом.
   Два самолета, два "Грача" влетели в узкое ущелье и , синхронно задрав носы, потянулись к палящему солнцу. А на земле, среди камней, на склонах неожиданно выросли огромные черные грибы разрывов.
  -- Малина, вот он - наш шанс! - обрадовано крикнул Мирошник, - орлы, бегом из ущелья за Малиной! Череп, Беда и Татарин - прикрываем отход группы!
  -- Татарин убит, - крикнул пробегавший мимо солдат со странной кличкой Фидер.
  -- Тогда ты остаешься вместо него!, - на ходу сориентировался взводный, и солдат тут же послушно шлепнулся за соседний валун.
   Мирошник оглянулся на убегающих, подсчитал - четырнадцать человек. Значит за сегодняшний день его взвод потерял уже больше десятка.
  -- Ни хрена себе - братская помощь дружественному народу, - зло сплюнул взводный, - так нас еще ни разу не колошматили! Это притом, что настоящего боя до сих пор нет.
  
  -- Эй, на земле, как там у вас? - поинтересовался летчик, - никого не задело?
  -- Спасибо, ребята! - ответил Мирошник, - все в лучшем виде! Еще бы разок, а?
  -- Извини, пехота, не можем, - огорченно сказала рация, - на выходе, блин, под свои же осколки попали... Во скандал нам устроят на базе, если, конечно, доберемся!
  -- Ладно, на нет и суда нет, - великодушно ответил Мирошник, - и за это спасибо большое...
   Рация еще немного потрещала и утихла. Взводный посмотрел на нее, соображая, когда же сядут батареи питания. Пока по всему выходило, что не раньше, чем к ночи.
  
  -- Фидер, у тебя с патронами как? - крикнул из - за соседнего валуна Череп.
  -- С патронами хорошо, без патронов - плохо, - ответил солдат.
  -- Слышь, юморист, я тебя дело спрашиваю, - обозлился Череп, - мне пацаны шесть магазинов оставили, могу поделиться.
  -- Раз ты такой добрый, давай парочку, не откажусь, - сказал Фидер, помолчал немного и позвал взводного, - Папа! Тут у меня снайперская винтовка Татарина завалялась. Нужна?
  -- Еще как! - обрадовался Мирошник, - давай ее сюда!
  -- Только у нее прицел разбит. Пулей... Она Татарину через прицел прямо в глаз угодила, - помедлив, добавил Фидер, - но магазин полный, и второй в запасе имеется. Кидать?
  -- Кидай. Я и без прицела маленьких душманят сиротами оставлю.
  -- Эй, Папа! - это позвал юркий, черный как цыган, Беда, - Ты как думаешь, нас здесь не бросят?
  -- В каком смысле? - не понял Мирошник.
  -- Ну, я имею в виду трупы, - спокойно объяснил Беда, шаря по карманам и вытаскивая из них рассыпанные патроны.
   Мирошник на какое - то время онемел. Беда деловито сдул с пригоршни патронов табачные крошки, принялся набивать магазин.
  -- Охота, чтобы дома похоронили, - все так же спокойно объяснил он взводному смысл своего вопроса.
  -- Какая разница, где лежать? - встрял в разговор Фидер, - если Бог есть, у него все и встретимся.
  -- Да я не о себе, - отмахнулся Беда, - матери чтоб ходить куда было. Она же в это ущелье никогда не выберется, старая больно.
  -- Эй, пацаны, смените пластинку, - раздался голос Черепа, - умереть мы еще успеем... Смотри , Папа, братцы - кролики, кажись, выбивать нас собрались! Во блин, стихами заговорил!...
  -- Фидер, давай винтовку, - сказал пришедший в себя Мирошник и еле увернулся от лязгнувшей о камень железяки, - блин, не "духи", так свои норовят прикончить! Череп, аккуратно наблюдай за противником. Беда, прижмись правым плечом к склону и следи, чтобы ни одна падла нам за спину не прошмыгнула. Фидер, будешь до последнего в резерве, вроде сюрприза. Сам сообразишь, когда стрелять, а пока - затаись!
   Он отцепил от винтовки бесполезный прицел, внимательно осмотрел ее со всех сторон, не обращая внимания на высохшие коричневые пятна крови. Винтовка была в рабочем состоянии, запасной магазин "вверх ногами" примотан зеленой изолентой к основному. И там, и там по десять патронов. Порядок.
  
  -- Человек двадцать, расстояние - метров двести, - негромко сказал Череп
  -- Ты другие - то цифры кроме двойки и ноля знаешь?, - подколол его Фидер.
  -- Пошел ты... Следом еще волна - человек тридцать, расстояние - метров триста, - добавил Череп.
   И тут Фидер захохотал во все ущелье. Чуть позже к нему присоединился Череп, потом Мирошник.
  -- Эй, вы чего, обалдели?, - испуганно спросил их Беда, но поддавшись общему настроению, тоже начал хохотать.
   В промежутке между валунами взводный увидел, что "духи", услышавшие смех, в смятении остановились, потом залегли.
  -- Хорош ржать!, - вытирая слезы с полного лица, сказал он солдатам, - вон, "духов" перепугали! С кем воевать будем?
  -- Все в норме, Папа, - скаля зубы ответил Фидер, - чем больше пауза, тем лучше для Малины... и для нас тоже.
  -- Не знаю, но мне кажется, что все будет хорошо, - поддержал его Череп, - все будет даже очень хорошо!..
  
   ... - Все будет даже очень хорошо! - приговаривает Иван Сергеевич, размахивая перед
   лицом Мирошника сложенной веером газетой, - сейчас ты встанешь, попьешь водички,
   покуришь - и орел!
   Мирошник непонимающе смотрит на перепуганного старика, постепенно приходит в себя, слабо улыбается:
  -- Что, напугал?
  -- Ничего себе, - "напугал"!, - облегченно вздыхает Иван Сергеевич ,- у меня внутри весь ливер оборвался и в пятки сполз... Будешь меня теперь лечить. Спиртом...
  -- А вы говорили - шоферить...
  -- Да - а, парень, два пути перед тобой: или госпиталь имени Бурденко, или койка в местной психиатричке. А я тебя в сторожа податься уговаривал, старый дуралей!
  -- Вот так и живу, - вздыхает Мирошник, - пока служил, не до воспоминаний было, а как сократился - расслабился...
  -- Афганский синдром!, - глубокомысленно изрекает старик, - сколько же вас таких, с виду здоровых, по стране шатается... А тут еще и Чечня!
  -- А я в Чечне тоже был, - задумчиво говорит Мирошник, - и крови, вроде бы, побольше было, а ведь совсем Чечня эта долбанная не вспоминается! Как будто на поезде мимо проехал...
  -- Одно и тоже видишь?, - проницательно спрашивает Иван Сергеевич.
  -- Ага. Тот день, когда я контузию свою повстречал.
  -- Занятно, - понимающе кивает старик, - мне в последнее время часто тоже один и тот же сон снится - как меня в Египте прямо на взлете два иудея расстреляли... Что и говорить, все, кто войной обоженный, немного чокнутые. Только каждый по - своему.
  -- Рука - то в Египте осталась? - осторожно интересуется Мирошник.
  -- Рука? Нет, это я уже на пенсии дачу себе строил. И не слишком умело воспользовался бетономешалкой...
   Оба надолго замолчали. Наконец Мирошник задает давно волнующий его вопрос:
  -- Иван Сергеич, я того ... долго в отключке был?
  -- С минуту, не больше.
  -- Увеличивается время, оказывается... Раньше секунд на десять - пятнадцать в прошлое уходил, а теперь... Надо лечиться! - он с хрустом потягивается, неожиданно предлагает, - Ну, что? Еще партейку?
  -- Ну уж нет, - кривится старик, - Еще Богу душу за ферзя отдашь... Как ни будь в следующий раз.
  -- А будет этот следующий раз-то?- сам себя спрашивает Мирошник.
  -- Обязательно должен быть, - серьезно отвечает Иван Сергеевич.
  
   Мирошник встает, на ходу натягивает куртку, одновременно пытаясь прикурить, и выходит, не прощаясь, на улицу.
  -- Который час, не подскажете? - спрашивает он у проходящего мимо парня в лыжной шапочке.
  -- Почти три, - отвечает тот , не останавливаясь.
  -- Было то самое время, когда обед уже давно закончился, а ужин еще и не думал начинаться, - слегка перефразировав Винни - Пуха, говорит себе Мирошник и добавляет, - А поесть все равно не мешало бы. Где? Конечно же, там, где все меня знают и ни капельки не боятся. Может, еще пару баксов удастся заработать...
   Он, не торопясь, садится в полупустой троллейбус, издалека показывает контроллеру льготное удостоверение и снова устраивается на задней площадке. Троллейбус едет по мокрым улицам.
  
   В уже знакомом баре все так же безлюдно.
   Бармен приветственно кивает Мирошнику, не дожидаясь заказа, выставляет тарелки с салатом и картошкой с большой котлетой, наливает кофе.
   Мирошник расплачивается полученными утром долларами, которые исчезают не в кассе, а в кармане бармена, забирает еду, садится в темном уголке, ест.
   Покончив с едой, он закуривает и начинает пить кофе.
  -- Эй, снайпер! - он поворачивает голову на голос. Перед ним стоит незнакомый хорошо одетый мужчина. Не дождавшись приглашения, мужчина по - хозяйски садится за столик:
  -- Народ тебя хвалит. Некоторые даже гордятся. Ты в этом баре вроде фишки.
  -- Вроде чего? - не понимает Мирошник.
  -- Ну, типа местной достопримечательности. Как мавзолей на Красной Площади.
  -- Автограф дать? - интересуется Мирошник.
   Мужчина весело смеется:
  -- Оказывается, ты с юмором! Могу предложить интересную работу.
  -- Криминалом не интересуюсь...
  -- Так уж сразу и "криминал"! Приходи после одиннадцати на дискотеку "Каземат". Знаешь?
  -- Знаю.
  -- Спросишь на входе Олега Сергеевича.
  -- А в чем интерес работы заключается? - спрашивает Мирошник.
  -- Вот Олег Сергеевич все и объяснит, - мужчина встает из - за столика, - что хозяину сказать?
  -- В полночь буду, - подумав, отвечает Мирошник, - люблю сюрпризы.
  -- O` кей, снайпер, тогда не прощаюсь, - мужчина уходит, а Мирошник сидит и гадает, какая это работа ожидает его на самой крутой дискотеке города.
   Он сидит в баре до шести часов вечера, пока не начинают собираться шумные студенческие компании. Тогда он выходит на улицу и долго идет в сумерках.
   Погода изменилась, ветер стих, идет первый пушистый снег, поднимая прохожим настроение.
   Мирошник заходит в темный грязный подъезд пятиэтажной "хрущевки", поднимается по лестнице на четвертый этаж, звонит. Дверь открывает пожилая маленькая женщина, одетая так, как будто она собирается уходить.
  -- Это я, мама, - с проигранной бодростью говорит Мирошник, - ты сегодня в ночной смене?
  -- Да, - отвечает женщина, - мне уже пора. Ты голоден?
  -- Еще нет.
  -- Ночевать дома будешь, или опять пропадешь на ночь глядя?
  -- Не знаю, мама... Скорее всего, буду.
   Женщина ловит рукой рукав пальто. Мирошник после паузы помогает ей.
  -- Поменьше бы бродил, Миша, - тихо просит его она, - сам ведь знаешь, что болеешь...
  -- Мне уже лучше, мама, - неловко лжет Мирошник, - и потом, мне сегодня вечером встречу назначили - возможно, предложат работу.
   Женщина светлеет лицом:
  -- Слава тебе, Господи! - тут же спохватывается, - нетяжелая работа - то?
  -- Нормальная, - пожимает плечами Мирошник, - деталей пока еще не знаю, но думаю - все будет хорошо.
   Женщина пытливо смотрит ему в глаза, успокаивается, открывает дверь, говорит на прощание:
  -- На плите макароны, в холодильнике колбаса. Хлеб...
  -- Знаю, мама, все знаю, - мягко перебивает ее Мирошник.
  -- И не кури, пожалуйста, в комнате, - строго говорит мать, - если не можешь бросить - кури на кухне, в форточку.
  -- Есть, командир, - шутливо отдает честь Мирошник, целует мать и закрывает за ней дверь.
  
   Он не спеша раздевается, снимает куртку, достает из кармана сигареты, идет на кухню, прикуривая на ходу. Там он бесцельно снимает крышку с кастрюли, долго смотрит на макароны, потом кладет крышку обратно, тушит сигарету в раковине под струйкой воды, бегущей из закрытого крана, выбрасывает окурок в ведро и идет в зал.
   Старенький телевизор долго греется, потом на экране появляется Карабас - Барабас, играющий на трубе. "Это просто праздник какой - то", - произносит Карабас. Мирошник выключает телевизор.
  -- Действительно, это просто праздник какой - то ,- думает он в слух и идет в спальню, прихватив толстую книгу из шкафа.
   Он с шумом валится на застеленную кровать, открывает книгу и некоторое время читает.
   Потом кладет открытую книгу на грудь и долго лежит, глядя в потолок.
   Электронные часы на тумбочке показывают половину восьмого.
   Мирошник достает сигарету, собираясь прикурить ее, вспоминает просьбу матери, встает и выходит на кухню.
   Он открывает форточку, слышит возбужденный мужской говор, перемешанный с громким смехом. Это веселится группа подвыпивших мужчин у гаража местного мастера на все руки, а потому изрядного выпивохи Сан Саныча.
   Мирошник надевает куртку, ботинки и быстрым шагом выходит на улицу к веселящимся соседям по дому.
  
   Подходя к гаражу, он слышит очередной взрыв смеха и голос Сан Саныча:
  -- ... Это еще Шерлок Холмс заметил, что если человеку дать только вопрос и ответ, он будет сильно удивляться вашей гениальности. Чего вы ржете? Подумаешь, цыганка нагадала! Да я бесплатно почти любому из вас могу вашу будущность обрисовать!
  -- Как это "почти бесплатно"?, - спросил Сан Саныча один из слушателей.
  -- В смысле - за стакан. Вот, Петька, возьмем, к примеру тебя: сколько у тебя вариантов сыграть в ящик? Не так уж и много : во - первых, "он жил долго и счастливо"; во - вторых, "после тяжелой и продолжительной"; в - третьих, - скоропостижно; в - четвертых - авария; в пятых - в драке. Землетрясения, оползни и наводнения у нас не отмечаются - стало быть, их в расчет не берем. Так?
  -- Ну, так, - согласился "Петька" лет шестидесяти.
  -- Теперь начинаем логически мыслить. Первый и пятый вариант отменяем - дерешься ты только с женой, стало быть не до смерти. Ну, а раз ты с ней дерешься - какая уж тут долгая и счастливая жизнь!
   Дружный смех подбодряет Сан Саныча на дальнейшие размышления:
  -- Ты сколько лет пьешь? Скоро уж юбилей, небось? Полтинник! А из болячек у тебя один ячмень...
  -- Это у него "фонарь", а не ячмень! - влезает в разговор один из слушателей.
  -- А ты, Егоров, помолчи, до тебя тоже доберемся, - сурово говорит Сан Саныч и продолжает:
  -- Какой отсюда вывод? Не будет у тебя ни тяжелой, ни продолжительной... Вот и осталось два варианта: либо тебя по пьяни машина собьет, либо "мотор" твой среди ночи клина даст... Ну, заработал я стакан?
   Мужики одобрительно зашумели.
   Мирошник подходит к пьяному мастеру и негромко просит:
  -- Сан Саныч, а мне так же смогли бы?
   Мастер искоса смотрит в напряженное лицо Мирошника, также тихо отвечает:
  -- С тобой, парень, так нельзя. Эти - то дураки все на моих глазах и выросли, и состарились. Тут не надо быть гадалкой... А ты - человек незнакомый.
   Мирошник молчит, выжидательно глядя на мастера. Тот вздыхает и, неожиданно трезво говорит:
  -- Знаешь, чем собака от волка отличается? У собаки глаза желтые, янтарные, а у волка - зеленые, в темноте светятся... Каждая собака в душе немного волк. Но не каждой удается стать волком.
  -- Я - волк? - спрашивает Мирошник, не удивляясь этой мысли.
  -- Вот я - точно собака, - помолчав, отвечает Сан Саныч, - И друзья мои, и собутыльники - все собаки... Настоящий зверь спит в каждом из нас. А в тебе его разбудили, уж не знаю кто, где и как. Вот и борется в тебе собака с волком. Тебе, по всему видать, собака милее. Помнишь, как ты из своей армии вернулся? Год пил не просыхая. Это ты зверя в водке топил. А его убить можно только вместе с собакой...
  -- Вместе с собакой, - эхом повторяет задумавшийся Мирошник.
  -- Сейчас такое время настало, когда волкам выжить легче, - продолжает Сан Саныч, - Раньше их государство в тюрьмах держало, в спецназах всяких - в клетке, короче. А сейчас все они на свободе рыщут.
  -- Плохо быть волком? - спрашивает Мирошник, не ожидая ответа, но Сан Саныч отвечает:
  -- Плохо - потому - что настоящий волк всегда одинок. Но настоящий волк - зверь благородный, он просто так не убивает - только по необходимости. Так что быть волком не так плохо, как трудно. Вон, все эти современные "бандюки" этого не понимают, думают, что они - волки.
  -- А на самом деле?
  -- А на самом деле - не доросли они, остались на уровне шакалов, - тяжело вздыхает Сан Саныч, - Шакалов всегда намного больше, чем волков...
   Они одновременно закуривают, не обращая внимания на галдящих рядом мужчин, некоторое время молчат, потом Мирошник снова спрашивает:
  -- Так что, мне теперь по волчьи жить?
   Сан Саныч долго смотрит в пустоту, потом вздыхает:
  -- Нет у меня для тебя ответа, парень. Ты вот подойди ночью к зеркалу...
  -- Зачем?
  -- Если глаза зеленым засветятся - значит судьба твоя в твоих лапах... то есть, руках. Да что зеркало! Они у тебя и сейчас горят, как огонек такси...
  -- Может, реклама отсвечивает? - спрашивает Мирошник.
  -- Где ты у нас во дворе рекламу видел? - шепотом отвечает Сан Саныч и поворачивается к мужчинам, - Эй ребята, где мой, честно заработанный, стакан?
  -- Сейчас, Саныч, уже побежали, - отвечает ему пожилой Петька, - А вот ты мне еще такой вопрос разъясни - почему у меня стиральная машинка по ванной прыгает как сумасшедшая?...
  
   Мирошник сидит еще немного, не слыша дальнейшего разговора, потом встает и уходит в темноту.
   Мужики на мгновение замолкают, провожая его взглядами.
  -- Словно волк - из тьмы появился, во тьме пропал, - говорит "Петька". Сан Саныч удивленно смотрит на него, потом бормочет:
  -- Эк, я угадал - то...
  
   ...Мирошник идет напрямик по заброшенной стройке к остановке троллейбуса, ни разу не споткнувшись на укрытых снегом обломках и кирпичах. Он негромко разговаривает сам с собой:
   ...- Быть волком... Дома нет - есть логово, лежбище, семьи нет - пропил семью... неужели
   и правда - придется быть волком?! А мне бы в конуру, на цепь, как в армии - лежишь и
   ждешь команду "фас"!
  
   Он уже почти выходит на дорогу, как вдруг видит, что на троллейбусной остановке два парня бьют металлическим прутом по голове хорошо одетого мужчину, вырывают у него "дипломат", подбирают упавшую шапку и бегут к стройке. У фигуры лежащего мужчины неподвижно стоит толстая женщина и кричит, останавливаясь лишь для того, чтобы набрать воздуха в легкие:
  -- Убили!...Убили!...Убили!...
   Двое добегают до стройки, сворачивают за забор и делают передышку около какого-то помещения с торчащей из стен необрезанной, загнутой в разные стороны арматурой.
  -- Давай здесь посмотрим улов, - тяжело дыша, предлагает невысокий крепыш в лыжной шапочке. Второй, бивший мужчину прутом, отмахивается:
  -- На хате глянем. Там сразу и толкнем кому-нибудь.
  -- Шапка хороша, - говорит крепыш, - На много "дури" потянет! Смотри, как в прошлый раз, не продешеви.
  -- Так меня ж тогда ломало, - виновато отвечает второй, - вот за бесценок и скинул...
  -- Ребята, вас что, Минздрав ни о чем не предупреждал?- спрашивает из темноты Мирошник, - И вообще - убивать, наверное, не хорошо.
   Парни напряглись.
  -- Ничего ему не будет, мордатому, - отзывается крепыш, - Не он первый, не он последний. Отлежится, и снова будет бабки зашибать.
  -- А ты чего прячешься, Робин Гуд? - спрашивает второй, - Выходи, поговорим
   Мирошник выходит из темноты.
  -- Ты чего тут делаешь?
  -- Да вот, кирпичи собираю.
  -- Один? - спрашивает его крепыш.
  -- Один, - подтверждает Мирошник.
  -- Ну и дурак, - подытоживает беседу второй, - Нас - то двое! И свидетели нам совсем ни к чему.
   Переглянувшись, парни начинают потихоньку приближаться к Мирошнику.
  -- Смотри, - говорит крепыш, - У него глаза как у кошки светятся
  -- Ничего, - отвечает второй, - Сейчас мы их погасим.
   Мирошник широко улыбается:
  -- Кошка? Нет, ребята, глаза светятся не только у кошки..., - и легко движется навстречу обоим...
  
   Минут через двадцать, выйдя окружным путем на следующую остановку, он ждет троллейбус, задумчиво вытирая липким снегом пятна с рук.
   А в это время трое милиционеров в сопровождении уже перебинтованного мужчины и все той же толстой женщины безнадежно бредут по следам к стройке.
  -- Мне бы документы вернуть, - в который уже раз говорит, морщась от боли, мужчина, но милиционеры не обращают на него никакого внимания.
  -- Участкового надо поднимать, - хмуро говорит высокий милиционер в фуражке, идущий последним, - Это наркоманы сработали, надо их хаты проверять, а не снег месить.
  -- Без тебя знаю! - зло огрызается идущий первым одетый в гражданское опер, - смотри лучше по сторонам, может прут с пальчиками найдем...
  -- В снегу - то? - безнадежно машет рукой высокий, - Разве что по весне!
  -- Мне бы документы вернуть, - бормочет потерпевший.
   Женщина идет следом шагах в десяти, на лице светится азарт.
  -- Стой, тихо! - командует опер. Все останавливаются у помещения с торчащей из стен арматурой. Он включает фонарь и свет выхватывает прижавшуюся к стене фигуру человека.
  -- А ну, руки в гору! - грозно командует опер. Фигура неподвижна. Милиционеры подходят ближе.
  -- Это он, товарищ сотрудник, - почему-то шепчет потерпевший.
   Свет фонаря освещает вторую фигуру, лежащую у ног первой бесформенной кучей тряпья. Рядом лежит "дипломат", а на нем шапка потерпевшего.
  -- Чемоданчик!- радостно говорит потерпевший, еще не сообразивший, что к чему, - и шапочка!...
   Милиционеры подходят ближе, оцепенело освещая фонарями тело, нанизанное на арматуру. В это время к ним подходит женщина, дышащая как загнанная лошадь, бесцеремонно расталкивает милиционеров, долго смотрит на торчащие из убитого острия арматуры, потом поворачивается к оперу:
  -- Это что ж? - растерянно спрашивает она его, - За шапку? Вот так вот - за шапку?!...
  
   Подошел троллейбус, Мирошник, продолжая задумчиво вертеть в руках снежок, заходит внутрь. Троллейбус практически пуст - так, два-три пассажира у окон на сиденьях, да контролер, даже не повернувшая голову в сторону вошедшего.
  -- Странное дело, - думает Мирошник, глядя на свое отражение в стекле, - я только что совершил преступление, а в этом мире ничего не изменилось! И из свидетелей один снежок, да порванный рукав. Снежок я выброшу, рукав мама зашьет - она беспорядка не любит... И все? А душа? В ней- то почему такой мир и спокойствие?! Выходит, победил волк собаку!
  
   Он неожиданно замечает за окном знакомую рекламу и почти бегом выпрыгивает из троллейбуса, идет темными дворами к одиноко торчащему невдалеке высотному жилому дому.
   Кодовый замок на двери подъезда нехотя срабатывает.
  -- Смазать бы, пока мороз не ударил, - вскользь думает Мирошник, заходя в подъезд.
   Он подходит к лифту, но тот, видимо как всегда не работает.
  -- Трудности закаляют солдата, - философски замечает Мирошник и, вздыхая, подымается по лестнице на восьмой этаж.
  
   Дверь открывает миловидная, красиво одетая женщина:
  -- Ты?!
  -- Извини, - Мирошник виновато щурится, пытаясь улыбнуться, - Ты кого-то ждешь?
  -- Да, - жестко отвечает женщина, - И уж, понятно, не тебя.
  -- Лена, я на минуту... К Светке.
  -- Мог бы прийти не в десять, а в два. Или в три часа ночи... как раньше.
  -- Лена, я уже полгода не пью, - тихо говорит Мирошник.
  -- Нас это уже не касается, - устало отвечает Лена и начинает тихо плакать.
  -- Я к Светке... на одну минуточку!
  -- Она спит, - твердо отвечает глухим голосом бывшая жена.
  -- А я не буду будить! Просто посижу рядом немного и уйду... Честное слово !
   Женщина молча поворачивается и идет. Мирошник боком заходит в когда-то свою квартиру, осторожно раздевается и направляется к спальне дочери.
  -- У тебя пять минут, Миша, - успокоившись, говорит жена, - Я жду гостей, и мне бы не хотелось, чтобы вы встретились. Ни к чему.
  -- Понял, понял, - шепчет Мирошник и заходит в детскую. Уже с порога, вспомнив, спрашивает, - А Сергей?...
  -- На дискотеке. Ты его не дождешься.
  -- Ага, - покорно говорит Мирошник и закрывает за собой дверь.
  -- Папка, - шепотом зовет его дочь.
  -- Здесь! - обрадовано шепчет Мирошник, - Ты почему не спишь, коза?
  -- А я знала, что ты придешь!
  -- Откуда?
  -- Так, - пожимает плечами Светка, - просто знала, и все!
   Мирошник осторожно обнимает дочку, она слегка отстраняется:
  -- Ух, папка, как ты сегодня пахнешь...
  -- Это новый одеколон, - отвечает Мирошник, - Что, не нравится?
  -- Не-е. это не одеколон. Это... Когда холодильник размораживаешь, также пахнет. Мясом.
   Мирошник вздрагивает, накрывает ладонью голову дочери:
  -- Светулик, у нас мало времени. Хочешь я тебе сказку расскажу? Ты какие больше любишь?
  -- Про серого волка, - отвечает дочь, и Мирошник снова вздрагивает.
  -- Давай-ка, ты лучше ложись, а я тебе песенку спою, как раньше, ладно, а?
  -- Ладно, - говорит снисходительно Светка, укрывается по глаза одеялом, а Мирошник, присев на краешек стула негромко начинает петь колыбельную...
  
   ...Убедившись, что дочь спит, он осторожно выходит в коридор, сталкивается с женой.
  -- Извини, - мямлит он, - Все. Я пошел.
  -- Иди, - отвечает она.
   Он обувается, открывает дверь, на пороге оборачивается:
  -- Лен, а помнишь как мы с тобой тогда - после училища? Ялта, море...
  -- Да, море..., - грустно отзывается жена.
  -- А конкурс, который мы выиграли? Три часа на песке, под санаторский оркестрик! И приз - кастрюля крабов...
  -- Это было весело, - тихо говорит Лена, - очень весело...
   Они на мгновение замирают, глядя друг сквозь друга в прошлое, туда, где солнечный свет, пляж, нелепый оркестрик и десятки танцующих пар у самой кромки ласкового теплого моря...
  
   ... И вдруг вся эта картина, словно огромное зеркало, разлетелась на мелкие осколки, разбитая пыльной закопченной бээмпешкой, закачавшейся от резкого торможения, словно пресс-папье, высушивающее чернила.
   Раскрылись задние двери-баки и оттуда на камни посыпались очумевшие, избитые солдаты, которые в данный момент больше, чем "духов", ненавидели механика - водителя.
  -- Вы куда, бестолочи?! - что есть силы заорал на солдат Мирошник, - Ложись, вашу мать!...
   Они с Фидером, Бедой и Черепом отбили уже две атаки душманов, а потом синхронно, не сговариваясь, забрасывали атакующих гранатами и стреляли по ним почти в упор, едва успевая менять магазины.
   Беда был ранен, причем, кажется, дважды. Череп то и дело трогал огромную вмятину на каске, как если бы это была его голова.
   В паузах между атаками Мирошник стрелял по перебегающим душманам из винтовки Татарина, к своему удивлению, довольно редко промахиваясь.
  -- Эй, Бегижон! Тракторист хренов! - заорал, спрыгивая с брони на землю высокий, под два метра, офицер, - Давай, узбекский морда, отгони арбу вон за те валуны, пока наши ребята из тебя киргиза не сделали!
  -- Андрей! - крикнул Мирошник, - Ложись!
   Офицер послушно плюхнулся на землю и ловко, привычно пополз к нему за валун.
  -- Здорово, Майкл! - весело скаля зубы, сказал он, устраиваясь за камнем, - Ты что тут делаешь, а? Кино - то давно кончилось!
  -- Не понял, - зло мотнул головой Мирошник.
  -- Я говорю - кино кончилось! Кишлак наш, вернее, что от него осталось, танки уползли, Малина с пацанами вторую пайку на базе доедают, а вы что тут устроили?!
  -- Врешь, - не поверил Мирошник.
  -- Вру, - легко согласился офицер, - насчет Малины - вру. Насчет кишлака - Аллах свидетель!
  -- Что так долго добирались? - поинтересовался Мирошник, - И почему это вас так мало?
  -- Так нас за два перевала отсюда в такие клещи зажали! ... Вот болтаю с тобой, а сам думаю - я ли это болтаю? Ждали нас там, Мишель, ох как ждали! Я такой красоты никогда еще не видел, и дай Бог никогда больше не увижу: снизу танки, сверху "духи", в небе самолеты - вертолеты, все в кого- то стреляют... Да! Энша просил кланяться, обещал, если посмертно -то герой, если жив - снимет все ранее наложенные взыскания!
  -- Малина где? - перебил болтовню Андрея Мирошник.
  -- Там где - то, наверху, куда ты его послал. Его Пижон со своей разведгруппой под свое начало принял, чтобы, значица, советский солдат без офицерского присмотра зазря по горам не болтался.
  -- А рация чего молчит?
  -- Режим молчания соблюдает. Да ты рад мне, Майкл, или не рад, черт возьми?
  -- Теперь рад, Андрюха, - устало сказал Мирошник и закрыл глаза.
  -- Не спи - замерзнешь! - заорал ему на ухо Андрей, - Давай, собирай своих героев, садись верхом на броню и дуй в кишлак. Я теперь тут главный. Эх, и намолочу же я сейчас душар штыком и прикладом!
  -- Башку не высовывай, молотилка, - ответил Мирошник, - Чего тебя, версту коломенскую прислали?
  -- Устрашать своей геройской статью гидру афганской контрреволюции кривого Керима.
  -- Значит, Керим...
  -- Здесь, он, родненький, в этом самом ущелье. Как он так лопухнулся - непонятно, только ущелье данное - тупиковое! Ну, выход - то есть - тропка, так ее любой двоечник с одной малокалиберной рогаткой шутя удержит. А тебе велено на базу немедля возвращаться, там перед строем какой-то генерал поставит тебя на табурет, торжественно обнажит героическую филейную часть - опять же твою, а не собственную! - чтобы каждый мог благоговейно приложиться к ней устами...
  -- Ладно трепаться - то! - улыбнулся Мирошник.
  -- Клянусь уцелевшим керимовым глазом! А теперь, все, вали отсюда на заслуженный отдых, дай другим погеройствовать.
   Тут неожиданно началась стрельба, афганцы бросились в третью, самую тяжелую, самую отчаянную атаку.
   В пылу боя Андрей только раз повернул голову и крикнул:
  -- Сколько повторять? Уходи!...
  
  
  -- Сколько повторять? Уходи! - почти кричит Лена, вцепившись в Мирошника тонкими руками и тряся его с удивительной силой, - Уходи, не мешай моему счастью!
   Мирошник бессмысленно моргает, постепенно возвращаясь в настоящее, виновато улыбается:
- Слышь, Ленка, а ведь когда-то у нас было общее счастье.
  -- Ты сам его потерял! - зло отрезает его жена, - Сам!
   Мирошник выпускает из рук дверную ручку, вытирает рукавом потное лицо:
  -- Обидно вдвойне, потому что - правда.
   Лена как- то резко потухает, пряча глаза, бормочет:
  -- Ничего...Ты свое счастье еще найдешь
  -- Вряд ли. Свое счастье можно только потерять, а находишь его - глядь, а оно чужое. Или вообще краденное. Короче не счастье, а несчастье.
  -- Уходи, - устало просит жена, - пожалуйста.
  -- Уже ушел. Теперь буду приходить днем. Ладно?
  -- Днем - пожалуйста, - соглашается Лена, - но не часто. А сейчас - уходи.
   Мирошник отворачивается и, не прощаясь, спускается по лестнице. За спиной тихо щелкает замок.
  -- Ключи надо отдать, - вспоминает вдруг Мирошник, - Где-то дома лежат... Пусть теперь "он" пользуется.
  
   Между третьим и четвертым этажом он сталкивается с огромным парнем.
  -- Тормози - ка, мужик, -жестко говорит тот, - Прижмись к стенке, пока мы не пройдем.
  -- Да я, вроде бы, никому и не мешаю, - пожимает плечами Мирошник, но парень его не слышит:
  -- И руки из карманов вынь, чтобы я видел. Медленно.
  -- Вы из службы охраны президента? - наивно интересуется Мирошник. Парень едва заметно улыбается:
  -- Вроде того. Будь умницей, не заставляй меня нервничать.
   Мирошник послушно вынимает руки из карманов, кладет их на подоконник лестничного окна, повернувшись спиной к парню. В стекле, как в зеркале он видит высокого мужчину, за которым следует еще один крепыш. Мужчина безразлично окидывает взглядом спину Мирошника, и тот через отражение ловит едва заметный зеленый отблеск. Неожиданно он решается:
  -- Подождите, - не оборачиваясь, говорит он мужчине, и тот замирает, не закончив шага. Охранник бросается к Мирошнику:
  -- Мужик, я же тебя просил...
  -- Игорь, отойди, - спокойным, но сильным голосом говорит мужчина, и охранник, продолжая что - то бормотать, послушно отходит в сторону.
  -- Что вы хотели? - вежливо спрашивает мужчина.
  -- Вы... к ней? - с трудом выдавливает из себя Мирошник, медленно поворачиваясь к нему.
   Тот некоторое время молчит, не отводя глаз, смотрит на Мирошника.
  -- А вы...от нее?
   Оба одновременно усмехаются одними губами, оценивая друг друга.
  -- Знаете, - говорит Мирошник, - Я дал ей все, что мог. Теперь ваша очередь. Она на вас очень надеется.
  -- Не хочу и не умею обманывать, - быстро отвечает мужчина, - У нее будет все. Все, кроме штампа в паспорте.
  -- Штамп - условность, не так ли? - снова усмехается Мирошник.
  -- Вся жизнь - игра в условности, - пожимает плечами собеседник.
  -- А разве вы живете по общим правилам? - искренне удивляется Мирошник и ловит во взгляде мужчины что-то, похожее на удовлетворение.
  -- Я думаю, что мы должны с вами встретиться для более обстоятельной беседы, - говорит мужчина, - Визитку не дарю, думаю, что вы в состоянии найти меня сами.
  -- Без сомнения, - кивает Мирошник и добавляет, - Скажите, что поднимались на лифте.
  -- Естественно, - улыбается тот, - Тем более, что его через час уже починят. Всего хорошего.
   Мирошник изображает легкий полупоклон и, беспрепятственно минуя грозно сопящего охранника, продолжает спускаться по лестнице.
  -- Это тот, которому ваша отлуп дала? - слышит он вопрос охранника.
  -- Таким отлуп не дают, - задумчиво отвечает мужчина, - Такие выходят в почетную отставку...
  
   Мирошник медленно идет по заснеженному городу в направлении ночного клуба "Каземат". Идти далеко, но и запас во времени еще имеется. Редкие прохожие заняты своими мыслями.
   Подъехала патрульная машина, словно поджидая Мирошника, потом уехала, будто передумав.
   Мирошник сворачивает с освещенной центральной улицы во дворы, стремясь сократить дорогу.
  
   Путь пролегает через небольшой сквер, из которого доносится нестройный лай. Там выгуливают собак жильцы окрестных домов.
   Мирошник на мгновение замедляет шаг, раздумывая, не обойти ли сквер стороной, потом решается и идет напрямик.
   Через пару минут из кустов ему наперерез вымахивает огромный пес. Оба замирают.
  -- Не бойтесь, он без команды не кусается! - следом из кустов выбегает запыханый мужчина с поводком в руках, - Он у нас домашний.
  -- Оно и видно, что домашний, - улыбается Мирошник и внезапно делает выпад вперед, словно желая схватить пса за загривок.
   Пес подскакивает вверх на всех четырех лапах и, испуганно скуля, исчезает в кустах.
  -- Это точно, домашний он у вас, - говорит Мирошник опешившему и даже немного разочарованному хозяину, - А я - дикий...
   Он продолжает путь, а в след ему несется яростный, до истерики, лай всего собачьего сообщества.
  -- Ну что, Сан Саныч, - горько усмехается Мирошник, - Бобик, кажется, окончательно сдох. Да-а , где ж домашнему скоту с диким зверем тягаться!
  
   Через некоторое время он подходит к ярко освещенному входу в подвал старого, давно уже нежилого дома. У входа группками толпятся юноши и девушки, невдалеке платная стоянка, на которой замерли в ожидании хозяев современные иномарки.
   У самых дверей дежурят два плотно сбитых парня в одинаковых куртках и шапочках. К ним направляется Мирошник.
  -- Я к Олегу Сергеевичу.
  -- Его нет, - небрежно отвечает один из охранников.
  -- Во-первых, мне назначено, во-вторых, кто-то должен быть за него, - спокойно отвечает Мирошник.
   Парни переглядываются, потом один говорит другому:
  -- Сходи, Леха. Там Игорь Мансурович, позови его.
  -- Ага, а он мне по башке, за то что с поста ушел! - возражает Леха, но идет.
  -- Строго у вас тут, смотрю, - усмехается Мирошник, парень пожимает плечами:
  -- Дисциплина... За просто так сейчас никто бабки не подарит.
  -- Служил?
   Парень отводит взгляд в сторону:
  -- Уж чего да, того - да...
  -- Чечня?
  -- Абхазия.
   Мирошник понимающе кивает, закуривает.
  -- С лицензией покой бережешь?
  -- Мы тут все с лицензией... Охранное агентство.
  -- А хозяин, выходит, один?
  -- Один, - подтверждает охранник и пристально вглядывается в темноту за левым плечом собеседника. Видимо, там все в порядке, потому что он быстро успокаивается, смотрит в глаза Мирошника, говорит, будто извиняется:
  -- Наркоманы шалят... То шапку сорвут, то сережки из ушей выдернут. А мы за все в ответе, что в зоне прямой видимости происходит.
  -- Милиция, что ли, так решила?
  -- Нет... Олег Сергеевич.
  -- Серьезный мужик?
  -- Не то слово, - вздыхает парень, - Лучше не ошибаться... и не пить.
  
   Открывается дверь, на улицу выходит второй охранник в сопровождении мужчины.
  -- А-а, снайпер! - радостно восклицает тот, - Нашел стало быть минутку!
  -- Нашел вот, - отвечает Мирошник, - Только шефа-то, видать, нету.
  -- Ты же сказал - к двенадцати, - укоризненно говорит Игорь Мансурович, - Хозяин свое время бережет... Ну ладно, пошли. Это даже хорошо, что ты пораньше пришел: походим, поглядим, помозгуем, а там, к приезду хозяина, ты уж с мыслями определишься...Идет?
  -- А что, есть с чем определяться?
  -- Тут брат, такие планы! - светлеет лицом Игорь Мансурович, - Заходи, думаю, тебе понравится. Ребята, он со мной, - властно говорит он охранникам, и те послушно расступаются, одновременно открывая обе половинки металлических дверей.
  
   В роскошно оформленном баре при входе проводят время уставшие от танцев пары. Слева за большими стеклянными дверями колдуют над зеленым сукном бильярда представительные мужчины с киями в руках. Справа дверь с надписью "служебный вход". Прямо за широким тамбуром, напоминающим небольшой коридор, вовсю скачет и веселиться шумная дискотека - лучшая в городе. Два подвижных, словно ртутные шарики, диджея не дают танцующим даже на мгновение остаться наедине с собой.
  
   Игорь Мансурович и Мирошник с трудом пробиваются сквозь толпу танцующих и останавливаются у неприметной двери рядом с подиумом для ведущих.
   Игорь Мансурович поворачивается к Мирошнику и кричит:
  -- Вот она - заветная дверца! А золотой ключик хозяин доверяет только мне... Если согласишься - и тебе доверит!
   Он торжественно открывает дверь и широким жестом гостеприимного хозяина приглашает внутрь скептично настроенного Мирошника.
  -- Звать-то тебя как? - спрашивает Игорь Мансурович, отсекая тяжелой дверью музыкальный грохот дискотеки.
  -- Михаил...Михаил Владимирович.
  -- Так вот, разлюбезный Михаил Владимирович, из царства осуществленных идей мы с тобой сейчас попали в царство, которое ты и будешь превращать из виртуального в реальное. Если, конечно, согласишься... дом старый, подвал двух, а может быть, и трехэтажный.
  -- А что тут было-то? - интересуется Мирошник.
  -- Штаб какой-то военный. Или склады... Короче этого подвала даже в архитектуре города нет! Хозяин долго думал, как использовать эту красоту и придумал... Внимание, включаю свет!
   Игорь Мансурович щелкает выключателем и их взглядам предстает огромный, теряющийся в полумраке зал, в котором ничего нет, кроме пары столов невдалеке от входа.
  -- Тир? - спокойно спрашивает Мирошник.
   Игорь Мансурович аплодирует:
  -- Браво, снайпер! Что значит - профессионал! Поделим помещение на несколько частей, сделаем вход с улицы и - вперед: метай дротики дартса; стреляй из воздушек по медведям; тренируй глаз в стрельбе из лука... Здорово?
  -- Здорово, - соглашается Мирошник.
  -- Интересно?
  -- Интересно.
   Игорь Мансурович вздыхает и неожиданно спрашивает:
  -- Ты с милицией или налоговой дружишь?
   Мирошник пожимает плечами:
  -- Пока случая не представилось. Скажем так - мы друг друга не замечаем. А что?
  -- Ничего... Просто самое интересное у нас с тобой впереди.
  -- Криминал? - улыбается Мирошник. Игорь Мансурович остается серьезным:
  -- Криминал. Глаза завязывать не буду, но прошу дальнейшее считать полным доверием и отнестись к этому соответственно.
  -- Пока это ваши дела, - пожимает плечами Мирошник, - и меня они не касаются. Ну, а если у нас срастется, болтать об этом будет с моей стороны просто глупостью.
  -- Логично, - кивает головой Игорь Мансурович.
  -- И, наконец, из этого подвала выход только один? - снова улыбается Мирошник. Собеседник некоторое время молчит, потом весело смеется:
  -- Боже мой, Михаил... Владимирович! Ваше чувство юмора, воистину, не имеет границ! Прошу за мной, - он идет вглубь подвала, где в темноте оказывается еще одна дверь, за которой скрывается узкая лестница, уходящая почти вертикально в чернильный мрак.
   Они осторожно спускаются по ней, освещая путь, не сговариваясь, огнем зажигалок.
   Еще одна металлическая дверь на нижней площадке бесшумно открывается, обдавая обоих сырой прохладой.
  -- ЗКП, - тихо говорит Мирошник.
  -- Что? - не понимает Игорь Мансурович.
  -- Замаскированный командный пункт, - объясняет ему собеседник, - Тут когда - то был большой и серьезный штаб...Армии, или корпуса.
  -- Возможно, - соглашается Игорь Мансурович, - Мои познания в военной терминологии выше команды "отделение - газы!" не поднимаются.
  -- В химических войсках служили?
  -- Это из института. Военная кафедра, - Игорь Мансурович тихо смеется, шаря по стене в поисках выключателя. Наконец, свет зажигается, освещая длинный узкий тоннель. У двери стоит грубо сбитый стол, на котором внавал лежит разнообразное оружие - пистолеты, карабины, несколько автоматов. На бетонном полу лежат цинковые ящики с патронами.
  -- Объясняю задачу, - весело говорит Игорь Мансурович. Его голос непостижимым образом лишен какого - либо эха, - Народ хочет отдыхать. А тот народ, у кого денег больше, чем у Международного Валютного Фонда, хочет отдыхать нестандартно, экстремально.
  -- Понимаю, - кивает Мирошник, - Пощекотать нервы, нарушая закон...
  -- Оно самое. Плюс любой мужик - это большой ребенок, он за мгновение с такой игрушкой отдаст все, что сумел наворовать за день. Поверь, Михаил Владимирович - это солидные денежки. Да еще игра в конспирацию - всякие пароли, условные стуки, все эти лестницы и переходы, а в конце - суровый тренер, не делающий ни поблажек, ни промахов.
   Игорь Мансурович на цыпочках крадется к столу, хватает, изображая посетителя, то пистолет, то карабин, то автомат, словно не зная, что выбрать.
  -- А если накроют? - спокойно спрашивает Мирошник.
  -- Ничего страшного. Хозяин немного огорчится, подключит связи и все уладит. Я достану из кассы требуемую сумму и отвезу куда следует, а ты... съездишь на месяц - другой к теплому морю, а когда все утихнет - вернешься к любимой работе... Вот таким образом! - Игорь Мансурович передернул затвор автомата и, быстро прицелившись куда-то в темноту, нажал спусковой крючок.
   Стая пуль ринулась в дальний угол тоннеля. По бетону запрыгали, стремительно множась гильзы, а Мирошник вновь почувствовал, как прошлое оживает под грохотом стреляющего автомата...
  
   ....Беда лежал ничком среди валунов, и было непонятно, жив он еще или уже умер.
   Мирошник расстрелял последние патроны из снайперской винтовки и теперь пользовался автоматом. Короткими очередями в три патрона - каждый третий трассер - он старался уложить тех, кто ближе чем на десять шагов подбирался к Беде.
   Неожиданно склоны ущелья вспучились разрывами - сзади подошли еще несколько бээмпэшек и, вытряхнув из своих недр подкрепление, с ходу включились в бой.
   Их поддержка оказалась решающей - огневые точки противника умолкали одна за другой. Атака, захлебнулась.
  -- Череп, Фидер! - прошептал Мирошник, и, странное дело, его услышали, - Забирайте Беду, уезжаем.
   Солдаты перебежками бросились к неподвижному товарищу, перевернули его. Фидер повернулся к взводному и, поймав его взгляд, поднял большой палец - жив!
   Они втроем вытащили раненного в более-менее безопасное место, быстро перевязали, вкололи через штанину шприц-тюбик с промедолом.
  -- Давайте его к узбеку, - приказал Мирошник. Фидер скривился:
  -- Да этот ездюк из живого душу вытрясет!
  -- Это не Москва, чтобы таксомоторы перебирать, - пробормотал взводный, - Сам не хочу, но другого нет.
  -- А эти, которые только что подошли?
  -- Ребята, у нас все водители узбеки. Призыв такой попался. Да и до Бегижона ближе добираться.
  -- Ладно, - прервал спор Череп, - Пока тишина, рванули. А то Серега и так много крови потерял.
  -- Кто? - не понял Мирошник, - Ах, да! Беду - то Сергеем зовут...
   Он приподнялся, и в это время в борт выбранной БМП с сухим скрежетом ударил снаряд, выпущенный из безоткатного орудия. Раздался взрыв, машина как - то странно подпрыгнула, и изо всех щелей повалил густой дым.
  -- Топливопровод перебили, гады! - крикнул побелевший Андрей, - А там - внутри - восемь ящиков с лимонками!...
  -- Кранты узбеку, - тихо прокомментировал случившееся Фидер, - Такси идет в парк...
  
   БМП уже горела, когда люк механика - водителя открылся, и из него показалась голова в шлемофоне и слабые руки, шарящие по броне.
  -- Минимум, контузия! - сказал Череп, а Фидер добавил:
  -- Не успеет Бегижон... Сейчас рванет.
   Мирошник неожиданно для себя вскочил и побежал к горящей бээмпэшке, не замечая возобновившейся перестрелки. Даже когда по левой руке чуть ниже локтя скользнула обжигающая молния, он ни на мгновение не сбился с ритма. Он слышал, как вслед ему что - то кричали Андрей и солдаты, но слова проходили мимо сознания.
   Водитель с трудом выбрался из люка уже по пояс и замер, переводя дух.
   Еще на несколько метров ближе.
   Бегижон вытащил из люка сначала левую ногу, потом, закричав от боли, правую.
   И тут броня машины лопнула сразу в нескольких местах, словно сделанная из картона. На месте взрыва образовалось огненное облако, в котором исчезло все - и остатки некогда грозной машины, и маленький узбек, и близлежащие камни.
   ...Мирошник встретил ударную волну в прыжке, захлебнулся раскаленным воздухом и, перевернувшись несколько раз, полетел в обратную сторону.
  
   Время остановилось.
   С высоты Мирошник разглядел спины солдат, лежавших между камнями. Чуть дальше, в глубине ущелья, он увидел группу душманов, суетившихся возле лежавшего неподвижно мужчины и как - то сразу понял: это Керим. Раненый, а может быть, и убитый. Стало быть операции конец.
  -- Лицо бы руками прикрыть, - подумал он и не смог поднять руки, - Ну и ладно, а то каской пальцы бы отрубило...
   Мирошник краем глаза увидел парящую в небе рядом с ним трубу и не сразу понял, что это ствол БМП...
  
   ...Время снова включило свой счетчик. Мирошник с размаху ударился о вертикальную стену ущелья и рухнул вниз с трехметровой высоты, ломая руки, ноги и ребра о валуны.
   Сознание угасало, проваливаясь в темноту, откуда нет возврата.
  -- На тюбик, коли еще! - это кричал кому - то, кажется, Андрей, а тот зло огрызался:
  -- Сам коли! Он не от травмы загнется, а от передозировки!
  -- Да не трясись ты, фельдшер хренов! - это снова Андрей, - Первый раз что ли, в деле?!
  -- Я с закрытыми глазами лучше наркомана со стажем любую вену найду...
  
   ...- Я с закрытыми глазами лучше наркомана со стажем любую вену найду! - угрюмо бурчит здоровый парень с одноразовым шприцем в руках, - Меня Родина четыре года на врача учила, между прочим.
  -- Чего ж не выучила? - зло бросает через плечо Игорь Мансурович, бережно держа Мирошника под голову.
  -- Скучно стало таблетки сортировать, - отвечает парень и поднимается с колен, - готово Олег Сергеевич.
   Мирошник открывает глаза и встречается взглядами с уже знакомым мужчиной.
  -- Так вот ты кто! - удивленно произносит Олег Сергеевич.
  -- Так вот ты кто, - слабым эхом отзывается Мирошник.
  -- Моя... Твоя... Наша... короче, Лена как-то говорила, что у ее бывшего ...тебя, то есть, контузия была?
   Мирошник слабо усмехается:
  -- Почему "была"? Есть.
   Олег Сергеевич понимающе кивает.
  -- Идти сможешь?
  -- А это смотря что вы мне вкололи.
   Олег Сергеевич и Игорь Мансурович мгновение соображают, потом начинают смеяться.
  -- Нравится мне этот парень, - сквозь смех говорит Игорь Мансурович, - Он в реке тонуть будет и утешать себя тем, что не под машину попал!
  -- Не волнуйся, - все еще улыбаясь, успокаивает Мирошника Олег Сергеевич, - У нас среди гостей каких только припадков не бывает! А это лекарство, о котором родной Минздрав даже и не мечтает. Хочешь, курс лечения проведем? Правда, ты всю оставшуюся жизнь за него рассчитываться будешь.
  -- Хочу, - отвечает Мирошник, - Надоело на собственном здоровье экономить.
  -- Вот и хорошо, - быстро говорит Олег Сергеевич, - Игорь, через десять минут жду обоих у себя.
   Он уходит, Мирошник озирается по сторонам и обнаруживает, что лежит в "легальном" подвале.
  -- На себе тащил, - отвечает на его немой вопрос Игорь Мансурович, - Тяжелый ты, брат! Хорошо, хоть не буйный - так - мешок. С первой зарплаты, если она, конечно, будет, отпаивать тебе меня придется долго и безнадежно.
  -- Что, в свою стаю принимаете?
  -- А это как вожак скажет, - помедлив, отвечает Игорь Мансурович, - Идти можешь? Тогда - пошли, хозяин время назначил - стыдно опаздывать.
   Он хочет помочь Мирошнику подняться, но тот, отказавшись, сам легко встает с пола и, сделав несколько неуверенных шагов, направляется к выходу.
  
   Они выходят в гремящий музыкой зал дискотеки, протискиваясь между разгоряченными телами, и направляются к двери с табличной "служебный выход".
   Олег Сергеевич уже сидит за столиком, сервированным разнокалиберными бутылками и фужерами.
  -- Игорь, - говорит он, - Я с ... товарищем пару минут с глазу на глаз побеседую, а ты того...
  -- Не вопрос, Олег Сергеевич, - понимающе склоняет голову Игорь Мансурович, - Пробегусь по залам, порядочек проконтролирую. Разрешите?
  -- Да - да, именно порядочек... А мы тут пока немножко посекретничаем, - он поворачивается к Мирошнику, - садитесь, наливайте. Курить - можно.
   Дверь за ушедшим закрылась. Мирошник садится в удобное кресло и выжидающе смотрит на хозяина.
  -- Нет, я так далеко не всех встречаю. А из тех, кто на работу приходит устраиваться - ты первый... И, наверное, последний, - задумчиво поясняет Олег Сергеевич, - Просто ситуация интересно складывается... Ты ж мне теперь вроде как родственник, а?
  -- Ну, да... Отец твоих детей, - в тон ему отвечает Мирошник.
  -- Все так двусмысленно... Возьму я тебя - люди станут трепаться, что вроде как откупиться хочу. Не возьму - поднимут вой, что мщу неизвестно за что. Ревную, что ли... Что сам думаешь?
  -- А болезнь?
   Олег Сергеевич небрежно отмахивается.
  -- Если бы неизлечимая... Что не пьешь?
  -- Бросил.
  -- Закодировался?
  -- Нет. Сам бросил... Надоело.
  -- Наркотики? - вроде как мимоходом интересуется Олег Сергеевич.
  -- Только если пропишут для лечения.
   Хозяин удовлетворенно опрокидывается в кресле.
  -- Так что ты сам думаешь по этому поводу? Как бы ты поступил на моем месте?
   Мирошник наливает себе минеральную воду, медленно пьет, собираясь с мыслями. Олег Сергеевич понимающе молчит, не торопит его с ответом.
  -- Я бы не взял, - неожиданно говорит Мирошник, собираясь с духом, - На вашем месте.
  -- А на своем? - настаивает Олег Сергеевич.
  -- На своем бы взял, - сокрушенно отвечает тот, - Добрый я...
   Олег Сергеевич размышляет некоторое время.
  -- Я - не добрый, - медленно, с расстановкой начинает он , - Но ты - специалист, а для меня главное, чтобы человек был мастером своего дела. И еще ... есть в тебе что-то такое, что вызывает симпатию.
  -- Как говорил Маугли - мы с тобой одной крови, - усмехается Мирошник.
   Олег Сергеевич согласно кивает.
  -- Я не умею останавливаться на достигнутом. Мне уже тесно в нашем городе, в области, в стране... Хочется большего, понимаешь?
  -- Не особенно, - признается Мирошник, - Главное, что я понял - ты ни перед чем не остановишься, так?
  -- Вот именно! Когда я услышал о тебе, то решил - парень, если прикормить, сгодится на самый трудный случай. А теперь вот сижу и думаю - а сгодишься ли?
  -- Так давайте вместе и подождем его.
  -- Кого? - не понял Олег Сергеевич.
  -- Этот самый "трудный случай".
  -- Ты уже принял решение? - вскидывает брови хозяин.
  -- Еще нет, - признается Мирошник, - и мне нужно время.
  -- И цена?
  -- Деньги, что - ли? - Мирошник кривится, - Это та самая условность, от которой все наши беды.
  -- Но это единственная условность, ради которой каждый совершает реальные поступки! - возражает Олег Сергеевич.
   Мирошник внезапно улыбается.
  -- Чего обрадовался?
  -- Да вот, подумалось... Все великие идеи в истории были предложены не деятелями, а философами... Созерцателями, лентяями, фантазерами, которые сами за всю жизнь гвоздя в стену не забили!
  -- Да ну? - удивляется Олег Сергеевич, - А Македонский?
  -- Аристотель.
  -- Гитлер?
  -- Ницше.
  -- Ленин?
  -- Маркс.
  -- Сталин?
  -- Опять же Маркс... С Лениным на пару.
  -- Горбачев?
  -- А это тот самый случай, когда философ решил стать деятелем.
   Они смеются, после чего Мирошник встает и направляется к выходу.
  -- Когда ждать ответ? - спрашивает Олег Сергеевич.
  -- А вопрос был?
  -- Конечно.
  -- С одним условием: не хочется быть шприцем... одноразовым.
  -- Я подумаю, - серьезно говорит Олег Сергеевич.
  -- Я тоже, - отвечает Мирошник и выходит из кабинета.
   В коридоре он сталкивается с Игорем Мансуровичем.
  -- Договорились? - спрашивает тот.
  -- Я думаю.
  -- Только не долго, - просит Игорь Мансурович, - А то я здесь зашьюсь к чертям: и дискотека, и игровые залы, и еще тир!
  -- Ты же меня не бросил, - говорит Мирошник и идет к выходу.
  
   Он возвращается к дому матери на такси, отдав за проезд все, что нашлось в карманах.
   Зайдя в квартиру, он долго бесцельно бродит по комнатам, избегая смотреть в зеркала.
   Наконец, он вытаскивает из - под шкафа запыленный чемодан и открывает его.
   Среди вещей Мирошник находит голубой берет. Иронически усмехаясь, он надевает его набекрень. Следом на свет появляется будильник на батарейке. Батарейка давно села, и Мирошник торопливо роется в шкафах и столах, пока не находит запасную.
   Облегченно вздыхая, он вставляет ее в часы, проверяет и выставляет время, ставит стрелку будильника так, чтобы он зазвучал через две минуты, садится в кресло, закуривает и закрывает глаза.
  -- Итак, Михаил Владимирович, - говорит он грустным голосом, - Ваш Бобик сегодня сдох. Не вынес, так сказать, тягот и лишений собачьей жизни. Помянем, товарищи, Бобика - он был хорошим человеком!
   Часы начинают шипеть, но не звонят, а играют мелодию "Степь да степь кругом", причем так громко, что через некоторое время за стеной начинают возиться соседи.
   Мирошник подпевает будильнику сначала негромко. Но вот протестующие соседи начинают стучать в стены, по батареям, возмущенно кричать. Тогда и Мирошник поет все громче, издеваясь над соседями, песней и собой.
   Наконец - звонок в дверь. Не прерывая пения, Мирошник идет в прихожую, открывает. За дверью взбешенная соседка и ее муж - субтильный мужичонка лет пятидесяти.
  -- Опять нажрался, сволочь! - негодующе кричит соседка, - Петя, набей ему морду, будь хоть раз мужчиной!
   Мирошник замолкает, удивленно смотрит на них, потом спрашивает соседа:
  -- Набьешь? Мне?!
   Тот испуганно кивает, озираясь на жену.
  -- Заходи, - тянет его за руку Мирошник, говоря соседке, - А ты свободна. Все. Концерт по заявкам страдающих бессонницей окончен, - и закрывает за мужчиной дверь.
   Продолжая тянуть его за собой, он проходит сначала в зал, где выключает будильник, потом на кухню, где силком усаживает соседа на табурет, сам садится напротив, смотрит ему в глаза.
  -- Давай, - тихо говорит Мирошник.
  -- Чего? - ежится сосед.
  -- Бей мне морду.
  -- Да я...
  -- Знаю, знаю. Не сможешь. Боишься ты меня. И жену боишься. Всех боишься.
  -- Боюсь, - испуганно соглашается сосед.
  -- А у меня горе, между прочим.
  -- Какое? - светлеет лицом мужчина.
   Вместо ответа Мирошник встает, роется в холодильнике, достает начатую бутылку водки.
  -- Выпьешь?
  -- За что?
  -- За мое горе, - серьезно отвечает Мирошник. Он наливает соседу полный стакан. Тот с опаской берет его, озирается:
  -- А себе?
  -- Не пью. Бросил. А то бы выпил.
  -- Неудобно как - то... - не выпуская из рук стакан, говорит сосед, спохватывается:
  -- Какое горе-то?
  -- Собака у меня сегодня умерла, - грустно отвечает Мирошник, - добрая, ласковая...
  -- Это бывает, - невпопад говорит сосед, пьет, торопясь и захлебываясь, ставит стакан, озирается в поисках закуски.
  -- Еще будешь? - спрашивает его Мирошник и, не дожидаясь ответа, выливает в стакан остаток.
   Сосед согласно кивает, тянется к стакану, спрашивает:
  -- Убили, что ли?
  -- Кого? - удивляется Мирошник.
  -- Эту... Собаку твою.
  -- А-а... Убили. Волк задрал.
   Сосед замирает в удивлении:
  -- Волк?! В городе?!
   Мирошник кивает:
  -- Их в городе сейчас - тьма тьмущая.
  -- Ясно, - солидно отвечает сосед, - Всю природу загубили, так они теперь в городе рыщут.
  -- Смотри, по вечерам будь осторожней, - предупреждает его Мирошник, - Все, заканчиваем поминки, а то твоя любимая уже, небось, милицию вызывает.
   Сосед кивает и торопливо высасывает водку из стакана, одновременно поднимаясь с табурета.
  
   Мирошник под локоть провожает его до двери, за которой мужа поджидает слегка обалдевшая супруга.
  -- Получите вашего драгоценного, - говорит Мирошник, - жертв и разрушений нет. Спокойной ночи. Спасибо за компанию.
  -- Ты что - с ним пил?! - гнев жены обрушивается на супруга, но продолжения скандала Мирошник уже не слышит, потому что закрывает дверь и, стягивая с головы берет, медленно идет по квартире, выключая везде свет.
   В последнюю очередь он заходит на кухню, щелкает выключателем, открывает настежь заклеенное на зиму окно и, закурив, долго глядит на темные очертания соседних домов.
   В городе глубокая ночь, многократно усиленная выпавшим снегом. Над домами бледным пятном светится полная луна. Над городом властвует тишина...
  
   ...Двое сотрудников РУБОПа, дежуривших в машине недалеко от дома возможного торговца наркотиками, даже вздрогнули, когда в полной тишине над ночным городом пронесся унылый, тяжелый вой.
  -- Волк? В городе? - удивленно спросил водитель у напарника.
  -- Ну и что? - отзывается тот, на мгновение перестав жевать бутерброд, - Не знаешь, что - ли, на какие причуды способны "новые русские"?
   После паузы вой повторился.
  -- Нет, не волк, - уверенно сказал водитель.
  -- Собака?
  -- И не собака... Это человек, которому сейчас очень плохо...
  --
  

ОТ АВТОРА

   Пишу, опережая некоторые недоуменные вопросы. Может быть, кому-то покажется неестественным поведение солдат и офицеров. Во-первых, так они вели себя не в боях, а в перерывах между ними, а во-вторых... Вы можете себе представить водителя, изъясняющегося исключительно словами из правил дорожного движения, милиционера, говорящего на языке Уголовного кодекса, слесаря, беседующего в курилке только о параметрах деталей? Лично я - нет. Так и военные - они ведь тоже люди, грубоватая шутка, острое слово помогали им (да помогают и сейчас!) в условиях войны оставаться Человеками.
   Я намеренно не загрузил текст различными военными терминами, обозначающими тот или иной тип техники, вооружения или способов ведения боевых действий, ведь за наше смутное время выросло целое поколение, понятия не имеющее, чем отличается шеврон от кокарды.
   И, вообще, все имена, отчества, фамилии действующих лиц, как и сами действующие лица, город, улицы, общественный транспорт выдуманы мною от начала и до конца, как, впрочем, и страна, война, общественная ситуация и болезнь главного героя.
   В нашей жизни ничего такого не наблюдается, люди, отдавшие себя служению Родине, пользуются уважением и почетом, ведь каждый знает с пеленок - если человека вышвырнуть без надежд, он либо сопьется, либо превратится в опасного дикого зверя...
  
   Июль 2001 года Оренбургская область
   село Пречистенка
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.73*99  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023