ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Смирнов Виктор Аркадьевич
Девственность

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.91*40  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Данный рассказ написан человеком, который, как он сам говорил: "Помогал строить социализм неграм в Африке". Псевдоним автора - Виларен
Автор - "Виларен".
  Голова была полна вязкого гула. За ним скрылся весь остальной мир, потерял чёткость и ясность. Я сидел на уступе, в обнимку с винтовкой и читал Бальмонта. С того самого дня я его ненавижу, но тогда в нём была вселенская гармония и сокрыты все тайны бытия. Я сидел и читал его певучие строки, погружаясь в неведомое блаженство постижения мира.:
  Мои проклятья - обратный лик любви,
  В них тайно слышится восторг благословенья,
  И ненависть моя спешит, чрез утоленье,
  Опять, приняв любовь, зажечь пожар в крови.
  Я прокляну тебя за низость обмеленья,
  Но радостно мне знать, что мелкая река,
  Приняв мой снег и лед, вновь будет глубока,
  Когда огонь весны создаст лучи и пенье.
  Когда душа в цепях, в душе кричит тоска,
  И сердцу хочется к безбрежному приволью.
  Чтоб разбудить раба, его я раню болью,
  Хоть я душой нежней речного тростника.
  Чу, песня пронеслась по вольному раздолью,
  Безумный блеск волны, исполненной любви,
  Как будто слышен зов: "Живи! Живи! Живи!"
  То льды светло звенят, отдавшись водополью.
  
  Пока не появился Сидоренко и грубо не разогнал своим басом мелодичный звон сфер:
  - Ба! Да це глянь! Живой ищо! Ну ты фрукт! Мы то уж, грешным делом, поминать тоби надумали, а он тут сидит и кобзарить! Не ранен?
  - Не ори: голова раскалывается. - Я сморщился, пытаясь вновь завернуться в блаженную негу звона.
  - От незадача, глушануло. Ни чё, слезай: Первухин зовёт.
  - Он жив? Я ж видел, как рядом с ним рвануло.
  - Ну не рядом, да и рядом ни всегда сечёт. Ты, ствол то давай и вниз полезли. И как ты сюда так быстро забрался? Ладно, черпак один усёк, как отец-командир по стенке ящерицей сиганул. А то бы и не додумались куда ты занорился.
  - Я не норился, а занял позицию. - но сильно возмущаться сил не было и я покорно брёл вслед за прапором по обходной тропе.
  - Ни кто ж не спорит. Гарна засидка. Ты где так шмалять то выучился? Если бы ты не снял того пулемётчика, положили бы нас тут как кочетов в курятнике. Коды туды лиса прокопается. Ты ж после института. А там дистанция больше версты!
  - И что? Не имею право?
  - Имеешь. Только хочется знать. И по горам ты лазишь и шмаляешь. Что в тебе ещё скрыто?
  - Я существо бесхитростное. И до института жил в деревне. А деревня была в лесу. И карабин у меня с двенадцати лет. А с восьми - ружьё. А в лесу были холмы и утёсы. Ещё вопросы есть?
  - Не-а. Хотя есть: что за стихи читал? Я что-то не припомню.
  - Бальмонт.
  - Хорошие стихи. Громкие: я ж тебя только по ним и нашёл.
  
  - От, привёл, товарищ капитан. Чуть нашёл: его там глушануло, а так ни чё: если к тёплой стенке да в тёмной комнате - он ещё так ого-го храпака даст!
  - Садитесь. - Комбат милостиво указал на плиту. - Живой, значит?
  - Живой, товарищ командир.
  - Это Ваш первый реальный бой?
  - Первый.
  - Достойно. За поражённые цели от лица службы выражаю Вам благодарность!
  - Служу Советскому Союзу! - Я и сам не понял, как меня вытянуло по стойке смирно.
  - За оставление вверенного взвода во время боя, от лица командования накладываю взыскание.
  - Есть.
  - Сядь. Так это правда, что ты по той стенке влез? - Первухин указал на "камин", по которому я утром забрался на свой уступ.
  -Да. А что?
  - А вон по тому, ночью сможешь? - Первухин показал на противоположную сторону ущелья.
  - Не знаю. А надо?
  - Надо. Сопредельная сторона разбила лагерь на плато. Отсюда идёт вон та тропа, но она перекрыта секретом. Ущелье впереди заблокировано. Там около роты. Нам вслед идёт ещё отряд в пару сотен штыков. Так что если что, то нам надо окапываться и принимать последний бой. А если сможешь снять секрет, то есть шанс вырваться. Понял?
  - Так точно.
  - Мой план таков: забираешься, крепишь верёвку и уходишь к секрету. Астафьев и его парни поднимаются по верёвке и организуют засаду на отходе. Сидоренко крадётся по тропе. Как снимешь секрет - подашь сигнал фонарём: три серии по три точки. Понял?
  - Так точно.
  - Не галди: достаточно просто " да". Вытягиваться стоя будешь. И Сидоренко организует налёт на лагерь сопредельной стороны. Всё понятно?
  - Да.
  - Астафьев с группой по карнизу может спокойно подняться, а вот тебе в другую сторону. Так что придётся подниматься по стене. Справишься?
  - Да.
  - Сидоренко: на твою совесть. Накормить, напоить организовать отдых. Провести инструктаж и вывести на боевой рубеж. Организовать прикрытие и штурмовую группу. Ясно?
  - Так точно.
  Тогда приступить к выполнению боевого приказа: да, этому ни капли. Там потом - можно. А сейчас - нет.
  - Само собой. Пошли, кобзарь.
  
  - Смотри, молодой. Вот она финка. Родная. Берём реп-шнур. Делаем петлю и накидываем диагональю через упор. Теперь на хвостовик крепим. Изолентой обматываем рукоять, что бы шнур не болтался. Отмеряем два метра. И на конце завязываем глухую петлю. Теперь смотри. Накидываем на запястье петлю, шнур пропускаем между большим и безымянным. Её узел должен в районе кончиков пальцев. Обматываем третьи фаланги пальцев. Получаем удобную подушку под ствол. Можно двинуть в моду. Можно упасть на кулак. Можно кинуть гранату. Нож всегда под рукой и не потеряется. Если пропустить его меж пальцев, то можно спокойно перекидывать: и не выронишь, и не выбьют. Всегда под рукой удавка. Если что, то можно ножом захлестнуть ноги и сдёрнуть. Можно связать. И ещё много чего можно. И всё под рукой. Понял, кобзарь?
  - Понял.
  - Слушай дальше. Секрет снимай только ножом: если сполох подымишь, то тебя сметут раньше, чем мы подойдём. Снимал часовых?
  - Откуда?
  - Тогда - помни: там не люди. Там - мишени. Бей в шею. Старайся не по одежде: там может оказаться крепкий кант. Человек похож на бурдюк: основное препятствие - одежда и кожа. Дальше - только в кости не впорись. Их снял - подавай мне сигнал. Понял?
  - Да.
  - Хорошо. Дальше, вот тебе лопатка. Я её уже заточил. Так что будь осторожней. Теперь она острая со всех сторон. Вот тебе ещё один погон: будешь лезть как биатлонист. Рожок отстегни. Лезешь без него. Я тебе коробку от пулемёта принёс. Ну и напоследок: вот граната. Её ложем в карман и привязываем. Если что на тебя навалятся сзади, да ещё с удавкой: вытаскиваешь и кидаешь её за спину. Есть шанс, что тебя не успеют совсем зарезать, а мы будем знать, что тебя спалили. Усёк?
  - Усёк. Всё?
  -Нет. Пошли.
  Он привёл меня в тот угол лагеря, где под брезентом лежали убитые. И сдёрнул его.
  - Смотри.
  - Зачем?! Я тут причём?!
  - Пока - не причём. Но если ты провалишься, то мы все такими будем. Видишь, как их пучит? Это ещё что: они завтра будут как бочки. Из них будет вонючая жижа сочится, а потом они лопнут! Вонь стоять будет несусветная. А ты будешь сидеть на своём уступе и смотреть. Вот тогда наши вонючие тушки будут на твоей совести! И твой взвод будет так же пухнуть на жаре. И если выживешь - придётся их матерям всё это рассказывать. А сдохнешь - будешь помнить, что это твоя вина и недоработка. Понял?!
  - Да понял, понял! - хватит меня чмырить!
  - Ну, раз понял, то приступай к выполнению поставленной задачи: как раз пока к месту подойдёшь - стемнеет. Иди, с Богом. Кобзарь.
  
  - Видишь его? А, Сидоренко? Ты его хорошо накачал?
  - Не дрейфь. Парень совестливый. Понятливый. И это у него в первый раз. Это ведь когда стреляешь, то только видишь. А тут нож. Это самому. Всем нутром прочувствуешь.
  - Да, знаю. Сам так начинал. Не обстрелянный он. Хотя снял стрелка с ДШК именно он.
  - Вот и я о том же: в первый раз - это как девственности лишится: всё страшно и неизвестно. Ничего не знаешь. Романтика. Ломка придёт утром. А уж там решится он или нет одному Богу известно. Второй раз уже знаешь как это. Должен. Я ему на совесть как следует надавил. А он с деревни. Там друг за друга - горой. От бисово отродье - залез: верёвку крепит.
  - Астафьев!
  - Тута.
  - А уже можно быть тама. Так что не теряйся.
  - Понятненько. Уже - тама.
  - Не пуха.
  - К чёрту. Второй и третий взвод! За мной.
  Астафьев двинулся к противоположному краю ущелья. С ним ушла засадная группа.
  - Сидоренко. И вам пора.
  - Знаю. Идём.
  
  Забраться по камину было не так уж и сложно: вокруг почти три стены. А вот добраться до тропы было уже куда сложнее: надо было пройти метров четыреста по карнизу. Потом уже в полной темноте забраться на стену. Всего-то метров шесть. Но - темно. Неожиданно удобной оказалась обмотка и финка: её можно было использовать как крюк. И это сильно облегчило прохождение стены. Когда я перевалился через край, руки уже тряслись от усталости. С трудом втиснулся между каких то кустов. Тёплая и мутная вода из фляжки показалась райским нектаром. Вот кода начинаешь понимать, что такое "хочется пить". С тоской вспомнилось родное Оренбуржье: да, там колодец в тридцать метров - это мелкий колодец, но зато в ручьях кристальная вода. И их много!
  Пора. Меня ждут. Пробравшись меж засохших колючек я неожиданно выбрался на тропу: она шла вдоль обрыва всего то в метрах пяти. Теперь вперёд. Пригнувшись. Как великий футболист дон Санчо ди Рачепедро! Чуть не на карачках. Это меня и спасло: я увидел его на фоне неба. Он шёл от секрета в мою сторону. Я осторожно повернулся боком и прилёг под сень кустов. Он прошёл мимо, так и не заметив меня, что-то весело мурлыкая себе под нос. Я поднялся и в два шага настиг его. Теперь всё было как в тумане: я знал, что делать. Захват пальцами левой за горло - это остановит нечаянный крик, удар ножом снизу из полуприседа в район ануса - это ослабит его сопротивление. Действительно, ноги подломились, и парень стал падать на меня назад. Перехватываем нож и удар в основании шеи. Лезвие наружу и одним рывком распарываем горло. Теперь осторожно опускаем тело на землю. Всё. Всё как описывал дед- разведчик, герой Советского Союза, полный кавалер орденов Славы и прочая, прочая, прочая. Одуряющий запах крови. В голове замутило. Я с трудом подавил рвотный позыв. Зато тело налилось силой. Усталость как рукой сняло. Я стремительной тенью двинулся по тропе к секрету.
  Пулемётная позиция была на отдельном уступе. Метра на полтора ниже тропы. Окопчик был мелкий. Точнее это был невысокий бруствер из камней, и пулемётчик просто сидел на нём, поглядывая на тропу. Он был один. Неужели это был напарник? Но, посидев несколько минут, я понял, что второго номера нет. Прыжок вниз. Ступни скользнули по спине, как при прыжке на лошадь. Крепко обхватили бока и колени безжалостно, до треска, сжали рёбра. Левая ладонь зажала рот, давя остатки дыхания и загоняя назад крик ужаса. Правая, с финкой в обратном хвате, как крюком зацепила горло. Откидываемся назад и рывок правой на себя. Шея резко поддаётся и левая, уходя назад, сворачивает шею. По рукам слышен треск сухожилий и позвонков. Всё. Секрет уничтожен. Трясущимися руками достаю фонарь. Три серии по три точки. Всё. Теперь дело за Сидоренко. Снимаю из-за спины автомат. Пристёгиваю пулемётный магазин. Я готов к бою!
  Сидоренко появился неожиданно быстро: видимо они сумели подобраться довольно близко.
  - Молодец Кобзарь. Лопатку наголо и в атаку!
  Наши друзья явно не ожидали атаки: единственный часовой так и не сумел ничего крикнуть: он ошалевшими глазами, смотрел, как Сидоренко метает в него свою лопатку. Она угодила ему в правую сторону груди. Как раз над опущенным на ремень прикладом.
  - Огонь! Вали гадов!
  Мой автомат радостно затрясся в припадке радости боя. Липкий запах крови так приятно волновал кровь в жилах! Дарил столько радости!..
  
  ...От запаха крови некуда было деться. Он пропитал всё вокруг. От него тошнило. Трясло... Нет, это кто то меня трясёт. Я с трудом разлепил опухшие глаза. Это был капитан Первухин.
  - Жив? Кобзарь. Как самочувствие?
  - Хреново. Воняет... кровью.
  - Это не кровь. Это твоя ломка. С боевым крещением.
  - Я - скотина? - мне хотелось опять закрыть глаза. И умереть.
  - Это почему?
  - Мне нравилось убивать. Я вчера как в бреду был.
  - А теперь совесть мучает?
  -Да.
  - За те невинно загубленные души?
  - И за них тоже. А ещё за радость от убийства. Я - ненормальный. Меня расстрелять надо.
  - Вот ты то, как раз нормальный. Война, это, брат такое... У тебя тут есть выбор. Но не убивать или нет, а кого убивать. Своих или чужих. Вот подохнешь ты, а у тебя на совести двадцать шесть человек. И некому будет присмотреть за пацанами. И они - умрут. И виноват - ты. Так что ты даже подохнуть не имеешь право: умерев, ты их убьёшь. И они не имеют права: кто же тогда выполнит задание? А раз задание не выполнено, то они других убьют. Так что смотри: у меня некого поставить на твой взвод никого. Только сержанта Стасова. У них есть задание: пропустив противника, спустится в ущелье, заминировать и организовать две засадные группы. Ты можешь пустить себе пулю в лоб, но помни: ты туже пустишь её и всем им. Так что выбирай: или с ними. Или тоже с ними, но в ад. Ты за них отвечаешь. Они твои дети. Ты обязан о них заботится.
  Только запомни: ты - нормальный. Всем убивать тяжело. Ты это делаешь, потому, что перед тобой стоит выбор: свои или чужие. Запомни эту боль. И когда будет выбор убить или не убить, ты сможешь сделать правильный выбор. Думай. До выхода на рубеж сосредоточения - сорок шесть минут.
  
  Глухая петля на запястье. Пропустить между пальцами. Обмотать фаланги. Пропустить меду пальцами. Проверить, как двигаются. Нормально. Привязать гранату в кармане - на крайний случай. Автомат... Кто-то почистил. Набить рожки: в каждый третьим - трассер. Что бы вовремя скинуть. Мы теперь с тобой одной крови, Сидоренко... Оба отгоняем смерть от родных... А о тех, кто с той стороны, пусть заботятся другие...
  
  
  
  
  --
  Виларен
Оценка: 6.91*40  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018