А Л Ь Ф И Я

   Альфия только что окончила первый курс факультета журналистики и с радостью приняла приглашение на вечер встречи молодежи и студентов. Там-то она и познакомилась с немецким парнем, из-за которого так круто изменилась ее жизнь.

   Вольфганг - так звали высокого, симпатичного немца - сразу понравился ей. И, хотя знания языка не хватало, они умудрялись как-то общаться. Судя по всему, она ему тоже понравилась. На прощание они обменялись адресами и началась приятная для обоих переписка.

   Склонная к сценарному творчеству, Альфия рисовала себе сюжетные картины. Поводов для литературных переплетений в этой дружбе было предостаточно. Ее отец прошел всю войну, был разведчиком, брал "языков", убивал врагов и дошел с победой до Берлина. Того самого города, где жила семья Вольфганга. Его отец тоже воевал, но по ту сторону. Кто бы мог подумать, что дети непримиримых врагов когда-нибудь будут дружить. Они писали друг другу, каждый на своем языке. Почти в каждом письме он звал ее к себе в гости в Германию. Но Аля не знала, как ей это сделать. Тогда Лена, подруга, посоветовала ей купить путевку. "Комсомольская стоит дешевле, чем профсоюзная. Я так уже ездила", - сказала она. Лена училась на инязе, изучала немецкий, наверное, поэтому ее так легко выпустили за границу. А вот Альфие это сделать не удалось.

   На комсомольском собрании ее характеристику утвердили, а вот через бюро райкома ВЛКСМ она не прошла. Вопросы там задавали самые невероятные, а иногда даже нелепые. И если хоть на какой-то вопрос ответишь неправильно, разрешение на выезд даже в демократическую Германию не получишь. Аля выучила все названия и имена, но все равно в комиссии нашелся человек, который ее завалил. Альфия очень расстроилась, но надежду на встречу не теряла.

   С того памятного вечера, когда они познакомились, прошел год. Вольфганг уже стал военным офицером. Аля перешла на третий курс. Переписка между молодыми людьми вошла в ту фазу дружбы, когда встреча была просто необходима. Видя, как Аля переживает, еще и еще раз перечитывая письма из Германии, вездесущая Лена посоветовала ей обратиться в военкомат и попроситься работать в группу советских войск в Германии. Услышав такой совет, Альфия, не раздумывая, побежала в военкомат. Где бы Вольфганг ни служил, там легче будет встречаться.

   Быстро собрав необходимые документы, она отнесла их районному военкому и стала ждать. Вскоре ее вызвали в Ленинградский городской военкомат и предложили вместо Германии поехать в Афганистан, помогать братскому народу строить социализм после свершившейся там недавно Апрельской революции. Нужны были активистки, которые могли бы проводить разъяснительную работу среди местного населения, особенно среди афганских женщин. Про войну не сказали ни слова. Воспитанная на патриотизме и интернационализме, Аля не могла отказаться от такой миссии и приняла предложение как должное, тем более что ей пообещали, по окончании службы в Афганистане, сразу же перевести в Германию.

   Родителям Альфия написала, что уезжает на два года работать в ГДР, так ей посоветовали в военкомате. В университете оформила академический отпуск, собрала свои вещи, попрощалась с друзьями и села в самолет, следующий по маршруту Ленинград - Ташкент.

  

  * * *

  

   Самолет приземлился в Ташкенте уже поздно вечером, нужно было добираться до пересыльного пункта, откуда отправляли в Афганистан. Поймав такси, Аля продиктовала адрес. Таксист, немолодой мужчина, удивленно посмотрел на пассажирку:

  - В Кабул летишь? Первый раз?

  - Да.

  - А ты знаешь, что там война?

  - Да вы что, какая война, я еду работать.

  Узбек еще раз удивленно посмотрел на глупую девчонку и, немного помолчав, сказал:

  - Если везешь советские деньги, то их отберут на границе, нельзя провозить, там будут другие деньги - афгани. Раз уж все равно отберут, может, отдашь их мне, тебе они не понадобятся, а у меня маленькие дети, жена больная.

   Мужчина так убедительно говорил, что Альфия поверила и, вытащив из сумки припасенные деньги, отдала таксисту. Тот долго благодарил ее, быстро домчал до пересыльного пункта и так же быстро умчался в неизвестном направлении.

   Дальнейшие события Аля помнит плохо. После того, как ее данные занесли в список, привели в какой-то барак и велели ждать, когда вызовут. Может быть, завтра, может, послезавтра, как будет борт. За два дня в ожидании самолета Альфия узнала столько о происходящем на самом деле в Афганистане, что впору было бежать обратно домой, в мирную жизнь. Туда, где нет войны, смерти, цинковых гробов, которые доставлялись из соседней страны и уже в Ташкенте распределялись по самолетам, вылетающим в разные концы ее необъятной родины.

   Возможно, она бы и уехала, но, во-первых - нет денег. Когда на пересылке узнали, как ее обманул таксист, посмеялись от души над наивностью милой девчушки. Во-вторых, сбежать - значит струсить, испугаться. В-третьих, если она вернется, то ее уже никогда не пустят в Германию, а там Вольфганг...

   И вот Альфия Кагарманова сидит в военном самолете на скамейке, расположенной вдоль борта. Народу много, кому не достались места, устроились прямо на полу. Самолет с ревом взмыл буквально вертикально в небо, аж дух захватило. Не удержавшись (держаться, в общем-то, было не за что), Аля упала к сидящим на полу. "Так надо, - пояснил находившийся рядом офицер, помогая ей подняться, - иначе "духи" могут сбить самолет". За все время полета Альфия даже ни разу не взглянула в иллюминатор, думала только об одном, как удержаться на скамейке.

   Самолет благополучно приземлился на афганскую землю. Интересно, что испытывает человек, впервые попавший в страну, зная, что там идет война? Страх? Нет, Альфия пока не чувствовала страха, скорее, было больше любопытства, интереса. После Ленинграда, метро, многоэтажных домов, вечно спешащих куда-то людей вдруг иной пейзаж, другие люди, другие выражения лиц, другой язык, другой счет времени. На календаре было 21 марта 1981 года. Она попала сюда в тот день, когда весь афганский народ встречал новый 1360 год.

   Альфия оглянулась, невдалеке прямо на земле сидела группа местных жителей, видимо, ждали самолет: женщины в парандже, мужчины в шароварах и чалмах. Солнце припекало, было жарко. Женщина взяла бутылку с водой, протянутую ей мужчиной и, затянув под паранджу, стала пить. "Какой ужас, - подумала Аля, - всю жизнь носить на себе собственную тюрьму и смотреть на мир сквозь мелкую сетку, как через решетку. Бедняжка!" Ей так захотелось подойти и сказать, чтобы она сбросила этот символ угнетения женщины Востока и посмотрела на мир свободным взглядом, ведь на дворе двадцатый век!

   К счастью вовремя подъехал УАЗик. Альфия и еще несколько офицеров, погрузив вещи, направились в штаб армии. Машина ехала через центр Кабула, и Аля с нескрываемым любопытством смотрела в окно: нарядно одетые люди, машины, похожие на разноцветные кибитки, разрисованные, разукрашенные орнаментом, золотистыми ромбами, красочными витиеватыми надписями - в основном изречениями из Корана, тут же ослики, везущие на себе большие корзины с фруктами, зеленью. Проносились и военные машины с сарбазами - афганскими солдатами, слышалось заунывное пение муэдзина, призывающего к намазу. Альфия даже зажмурилась от удовольствия. Все плохие мысли, которые посетили ее красивую головку в Ташкенте, улетучились сами собой. С улыбкой она ехала навстречу новой жизни.

  

  * * *

  

   В штабе армии в отделе кадров ее спросили, умеет ли она печатать.

  - Да, хорошо печатаю.

  - Можете остаться здесь, в Кабуле, нам нужна машинистка в политотдел.

  - А есть какая-нибудь редакция, я будущая журналистка и хотела бы работать по специальности?

  - Есть дивизионная газета, но это в Баграме, далеко от Кабула и...

  - Я согласна.

  - Хорошо, тогда вас отвезут в 181-й полк, там переночуете, а завтра с утра на БТРе отправитесь в 108-ую мотострелковую дивизию, там находится ваша редакция.

   Начальник хозчасти, устраивая Алю на ночь в красном уголке полка, удивленно заметил: "Зачем вы не согласились остаться в штабе армии, ведь здесь намного безопаснее и условия лучше? А дорога, по которой вы поедете в Баграм, часто обстреливается душманами. Может, передумаете, пока не поздно?".

  Но даже заботливое предостережение офицера ее не напугало. Лишь только коснулась подушки, Альфия тут же заснула. Ей снился Ленинград, подруги, Вольфганг... Она даже не успела ему написать, все объяснить и рассказать, почему она сможет прилететь в Германию только через два года.

   Страх Аля испытала позже, когда ехала на БТРе в далекую провинцию Парван, к месту службы. Офицеры держали наготове автоматы и напряженно всматривались в очертания гор через триплексы. О, эти горы уже не казались ей такими величественными и красивыми, как в первый раз, теперь они таили опасность, они могли в любую минуту вспыхнуть автоматными, пулеметными очередями. И там, в горах, словно почувствовали ее испуг - совсем рядом прогремел взрыв, затем другой.

  - Духи, - крикнул водитель, - стреляют из РПГ, - и прибавил скорость. Ехавшая следом другая машина открыла огонь по месту, откуда были произведены выстрелы.

  - Дайте мне автомат, - звонко прокричала Аля, - я хорошо стреляю, на соревнованиях по стрельбе из винтовки занимала первое место.

   Капитан с удивлением посмотрел на хрупкую девушку и улыбнулся:

  - Мы уж как-нибудь сами справимся, а то, что не струсила - молодец! Одобряю.

   Командир дивизии полковник Миронов, увидев на пороге маленькую девчонку с направлением из штаба армии, от неожиданности потерял дар речи. А потом, поняв, что это не розыгрыш, начал метать громы и молнии:

  - Вы понимаете, куда приехали? Здесь война! Здесь стреляют и убивают!

  - Меня направили военкомат и комсомол помогать бороться с империалистами и оказать интернациональную помощь афганскому народу.

  - Да-а-а?! С такими помощниками мы обязательно победим империализм и разгромим всех врагов, - рассмеялся полковник и, вытирая выступившие от смеха слезы, уже спокойно сказал:

  - Ну, что ж поделаешь с вами, не отправлять же обратно домой такого бойца, но предупреждаю - будет трудно. Наверное, обратили внимание, здесь нет удобств, все живут и работают в палатках, иногда стреляют, да здесь и женщин-то нет, вы - первая, не считая медсестер в Баграмском госпитале. Куда же вас поселить? Не в палатку же? Ладно, придумаем что-нибудь. Пока отправляйтесь в столовую, вас там накормят, а потом покажут редакцию, где вы будете работать.

   Адъютант командира, веселый разговорчивый парень, всю дорогу по пути к столовой тараторил, рассказывая и показывая, где что находится. Столовая располагалась в огромной палатке, когда Аля прошла вслед за адъютантом и села за свободный столик, было время обеда. Внезапно в помещении повисла звенящая тишина, перестали греметь ложки, кружки, все присутствовавшие уставились на нее, не веря своим глазам. Женщина, почти что девочка, невесть откуда взявшаяся здесь, сидела и смущенно взирала на них.

  - Ну, что вы уставились, дайте человеку поесть с дороги, - охладил всех капитан, который сопровождал ее из Кабула, - тем более что она прошла крещение огнем, нас в дороге обстреляли. Потом расспросите обо всем.

   После обеда Альфию обступили офицеры. Она долго и терпеливо отвечала на вопросы. Многие ребята почти год не были дома, их интересовало все, что происходит в Союзе - какие фильмы показывают, какие песни поют, какие танцы в моде, во что одеваются. Словно не год, а десять лет прошло с тех пор, как уехали они из родного дома.

   В редакции газеты "Ленинское знамя", где ей предстояло работать целых два года, если ничего не случится, конечно, она познакомилась с редактором майором Щепетковым. Владимир Михайлович встретил ее по-отечески, по-домашнему. Расспросил о семье, откуда родом, чем увлекается, успокоил, сказав, что коллектив хороший, в обиду не дадут. Поинтересовался, может ли она править тексты, редактировать, печатать на машинке.

  - Печатаю, как пулеметчица, корректировать и редактировать тоже умею, могу писать статьи и репортажи.

   Майор улыбнулся и сказал:

  - Вот и договорились. Все это и еще многое другое вам придется исполнять под звуки трассирующих пуль и взрывов. Не боитесь?

  - Да что вы все, сговорились? Ничего я не боюсь, - сказала с обидой в голосе Альфия.

  - Ладно, не сердись, - редактор неожиданно перешел на "ты", - это я так, для порядка. Пошли, все покажу, со всеми познакомлю.

   Если редакция, где и предстояло работать Але, располагалась в бункере, то типография разместилась в большой палатке, а в роли наборщиков и печатников выступали солдаты, которые вручную набирали текст и делали оттиск. Она-то думала, что ручной набор давно остался в прошлом и везде уже печатают на линотипе. Но здесь в военно-полевых условиях, это был единственно верный способ печатания.

   Жить ее определили в вагончик, который стоял рядом с бункером командования. На ночь затопили печку.

  - Ночью здесь очень холодно, - объяснил дежурный, подкладывая уголь.

  "Странно, - подумала Аля, - днем изнуряющая жара, ночью холодно, а вслух спросила:

  - Ночью, когда все спят, не страшно, вдруг нападут душманы?

  - Да нет, здесь же кругом охрана и подступы к штабу дивизии охраняются танковой бригадой. Хотя, говорят, в самом начале войны, ночью пробрались духи и вырезали целую палатку с солдатами, - шепотом рассказывал дежурный.

   Заперев двери на все запоры, Аля наконец-то помылась в предбаннике вагона. Перед уходом дежурный принес целое ведро горячей воды. Замотав влажные волосы полотенцем, она надела пижаму, постелила чистые белые простыни и сразу провалилась в глубокий сон.

   Поздно ночью Альфия внезапно проснулась от того, что вагончик странно ходил ходуном, словно его везли по ухабистой дороге. Выглянув в окошко, она увидела бегающих солдат и офицеров. "Душманы напали", - мелькнуло в голове, и она стала лихорадочно одеваться. Выскочив на улицу, тут же упала на землю, как будто ее толкнули. Она почему-то не могла встать, земля под ней шевелилась, как живая.

   - Что происходит? - крикнула она подошедшему офицеру.

   - Не бойтесь, это землетрясение. Скоро пройдет.

   "Еще и землетрясение, - подумала Альфия, заползая в вагончик, - и ни одной женщины, чтобы хоть было с кем поговорить о своем, о девичьем. И так два года, а ведь прошло всего два дня. Что же будет дальше?"

   "Что бы там ни было, умирать мне еще рановато, - улыбнулась она про себя, - не зря же мне бабушка дала такое имя - Альфия".

   - С этим именем ты будешь долго жить, потому что переводится оно, как долгожительница, живущая тысячу лет, - говорила она ей. Тогда Альфия не придала этому значения, а вот когда сдавала в университете экзамен по античной литературе, пришлось запомнить. Преподаватель, заглянув в ее зачетку, воскликнула:

   - Какой интересный подбор имен Кагарманова Альфия Мубаряковна! А вы знаете историю их происхождения? - И минут пятнадцать рассказывала, откуда взялись и что означают эти имена в переводе с арабского. А потом поставила "отлично", хотя студентка не произнесла ни слова.

   "Тысячу лет многовато будет, а вот лет сто можно" - подумала Альфия, тревожно засыпая в далекой восточной стране.

  

  * * *

  

   Через четыре дня ее полку прибыло, появились еще две женщины: высокая стройная блондинка Татьяна приехала работать машинисткой в политотдел и полненькая, такая домашняя, уютная Тамара, средних лет, заступила на службу библиотекарем. Их поселили к Альфие. Жить стало веселее. Спустя месяц рядом с первым вагончиком поставили второй. Вместе с новой жилплощадью появились повар Татьяна, работник военторга Ирина и машинистка Рая. Все стали потихоньку обживаться, налаживать быт.

   В больших палатках-шатрах находились столовая, библиотека, гарнизонный дом офицеров, куда по вечерам ходили смотреть кино. Фильмы почему-то крутили в основном военные, комедий и лирических мелодрам не было вообще. И это вызывало раздражение. Вернувшись с заданий или после тяжелых военных операций, солдаты получали еще одну порцию крови и патриотизма. Наверное, чтобы не расслаблялись. Это уже потом стали приезжать концертные бригады из Союза, появилась своя художественная самодеятельность, а на тот момент солдаты довольствовались такими фильмами.

   Зачастую Альфие приходилось наблюдать и такую картину: приехавшие столичные командиры по нескольку часов под палящим солнцем гоняли на плацу солдат, только что вернувшихся с боевых заданий, в полном обмундировании и противогазах, заставляя выполнять команды, отрабатывать строевые приемы с оружием и без оружия. Кому это было надо? Многое было тогда непонятно.

   Женщины исправно ходили вместе со всеми на политзанятия, вели конспекты, получали инструктаж о правилах поведения в мусульманской стране. Альфия постоянно носила с собой русско-персидский разговорник, заучивала слова, выражения. Переводчик из Таджикистана помогал ей осваивать язык дари, некоторые слова были похожи на ее родной, татарский.

   Аля уже привыкла к своей работе в редакции газеты, печатала тексты на машинке, попутно редактируя, относила ребятам в типографию для набора. Через некоторое время ей приносили оттиск, и она проверяла ошибки и запятые. Но что это были за материалы! Аля печатала текст, а душа не хотела принимать напечатанное, бунтовала, требовала справедливости. Разве можно было назвать эти материалы правдивыми. Если писали о раненых и убитых, то брали в кавычки, боевые действия называли "тактическими занятиями", а когда писали о награждении орденами или медалями, то указывали, что это "за успехи в боевой и политической подготовке", или "в социалистическом соревновании", а не за героизм, проявленный в бою. Словно в военно-спортивную игру "Зарница" играли там наши ребята... А в это время "черные тюльпаны", не переставая, совершали свои траурные рейсы.

   А какая судьба выпала нашим ребятам в той афганской войне! Эти восемнадцати-двадцатилетние мальчишки, сыновья невоевавших отцов, воспитанные на книгах и фильмах о войне, совершали такие же подвиги, как их деды в Великую Отечественную. Сколько молодых ребят перенесли жуткие пытки и приняли мучительную смерть, попав в руки озверевших душманов.

  - Ну почему, почему мы не можем писать правду хотя бы здесь, где идет война? - недоумевала Альфия.

  - Пока нельзя, понимаешь - НЕЛЬЗЯ! - Голос главного редактора не допускал возражений, но Алю это не останавливало.

  - Это несправедливо! Ладно, в Союзе. Это я еще могу понять. Но почему даже здесь, где совершаются героические подвиги, газета, которая выходит в военно-полевых условиях, не имеет права писать о том, что на самом деле происходит?

  - Об этом обязательно когда-нибудь напишут, всему свое время, - успокаивал ее майор Щепетков.

   С того самого дня сотрудник газеты "Ленинское знамя" Альфия Кагарманова начала вести дневник. Конечно, всем запрещалось делать записи, но Аля всегда могла сослаться на специфику работы. А записывать было что.

  

  * * *

  

   Спустя некоторое время Альфию вызвали в политотдел, где полковник Федоров объявил, что ее зачислили в боевой агитационно-пропагандистский отряд по работе с местным населением. Ее задача - общаться с афганскими женщинами, ведь на женскую половину посторонним мужчинам заходить запрещалось, а медсестры оказывали им медицинскую помощь.

   Аля с радостью включилась в новую работу. Сколько интересного материала она соберет для будущей книги. В том, что ее дневник ляжет в основу будущих очерков и статей, она не сомневалась. Ведь когда-нибудь разрешат писать правду, а пока она будет тщательно все записывать, чтобы ничего не забыть.

   Агитационно-пропагандистский отряд проводил свои рейды раз в неделю. Ездили на БТРах в отдаленные кишлаки, завозили продукты, медикаменты и раздавали беднякам. Впервые Аля увидела, как живут простые афганские семьи, уклад их жизни, бесправие женщин, нищету, болезни. Нищета поражала неискушенную студентку университета, приехавшую в Ленинград из Башкирии. Она даже представить себе не могла, что такое бывает. Люди жили в глинобитных домах, пол которых утрамбован смесью глины с соломой. Мебели в таких хижинах почти никакой не было. Вместо привычного топлива использовали кизяк. Дрова продавались на вес, их могли себе позволить только состоятельные семьи.

   В одном из кишлаков Альфия познакомилась с десятилетней Джамилей Мирзамахмад. Она сидела во дворе на низенькой скамейке, молодая женщина расчесывала ей волосы. Рядом с девочкой лежали костыли, а из-под цветных шаровар виднелась перебинтованная нога. Аля не могла пройти мимо. Подсела рядом, угостила девочку конфетами и печеньем, которые теперь всегда носила с собой, и они разговорились. Оказывается Джамиля вместе с отцом и четырехлетним братом Камалом возвращались на автобусе из города домой. По дороге на них напали душманы. Всех выгнали из автобуса, обыскали, отобрали деньги, документы, а потом расстреляли из автоматов. Отец и брат погибли, Джамиля чудом уцелела. Ее подобрали советские солдаты и привезли в наш госпиталь. У нее были пулевые ранения в живот и ногу. Врачи сделали операцию и вытащили из тела четыре пули.

   Она рассказывала об этом просто, как будто о чем-то обыденном.

  - Тебе больно? - спросила Аля, показывая на перебинтованную ногу.

  - Теперь нет, а сначала было очень больно, и я плакала. Доктор сказал, что скоро нога заживет, и я опять буду ходить.

  - А ты учишься? Умеешь писать, читать? - спросила Аля.

  Джамиля вдруг заплакала. И сквозь слезы рассказала, что детям, особенно девочкам, под страхом казни запрещается посещать школы. Недавно в соседнем кишлаке душманы зверски расправились с теми, кто посмел их ослушаться. Они ворвались в школу, убили учителя, а некоторым детям отрубили правые руки.

   С ужасом Аля слушала рассказ девочки. Она даже не знала, как успокоить ребенка, что сказать, но Джамиля постепенно успокоилась сама и продолжила разговор:

  - Я пока не могу ходить в школу, занимаюсь дома. Но я обязательно буду учиться.

  - А кем ты хочешь стать, когда вырастешь, наверное, врачом?

  - Нет, учительницей. А еще мне очень хочется побывать в вашей стране, нам так много рассказывали, как там живут. Ведь это возможно, когда я вырасту?

  - Конечно, - Аля обняла ее за плечи, - ты обязательно поедешь и в Москву, и в Ленинград, обязательно станешь учительницей.

   Верила ли Альфия в то, что обещала ребенку. Конечно, верила. А еще она верила, что эта война скоро кончится, что на афганскую землю придет мир, что эта девочка уже никогда не наденет паранджу. "Что они видели в своей жизни, пока не свершилась революция,- писала Альфия в своем дневнике, - в 13-14 лет девочек выдавали замуж. Еще не сформировавшись как женщины, они уже рожали детей. Теперь все будет по-другому. С приходом новой власти уже запрещено выдавать замуж до 16 лет. Афганские дети сердцем принимают все, что принесли "шурави" на афганскую землю. В их глазах, как в зеркале, отражаются и боль, и радость, и надежда. Наши специалисты обучают людей грамоте, строят новые школы, больницы, передают свой опыт, организовывают совместные встречи".

  

  * * *

  

   Вместе с отрядом Альфия, проводила агитационно-разъяснительную работу среди местного населения. Нередко душманы преследовали и обстреливали их, а на дувалах расклеивали листовки, предупреждающие местных жителей о возмездии. В общем надо сказать рисковали обе стороны. Наверное, если бы не медицинская и гуманитарная помощь в виде продуктов, медикаментов и красивых галош фабрики "Красный треугольник", то афганцы не стали бы подвергать себя такой опасности.

   Нередко на центральной площади, где обычно проходили митинги, Аля ловила колючий и злой взгляд афганца. Мирного ли? Их, душманов, не сразу распознаешь - днем под видом мирных дехкан они обрабатывали землю, а с наступлением темноты брали в руки оружие и совершали свои бандитские набеги - минировали дороги, сжигали школы и больницы, убивали активистов или сочувствующих новой власти. Потому и слушали мирные жители агитаторов порой с опаской, не выдавая своих чувств, не показывая интереса. Поймав еще раз на себе изучающий, запоминающий взгляд, Аля не отводит глаза. Мужчина не выдерживает и первый отворачивается.

   С женщинами Аля разговаривала отдельно. Они верили и не верили всему, что рассказывала им Альфия Кагарманова. Забитые и неграмотные с удивлением слушали они рассказы о далекой стране, где женщины наравне с мужчинами работают, учатся, а их дети ходят в детские сады, школы, отдыхают в пионерских лагерях, ездят на море. Аля рассказывала о том, что в Средней Азии когда-то женщины тоже были бесправны, носили паранджу, и там так же бесчинствовали басмачи. Когда пришла народная власть, все изменилось. Теперь советские восточные женщины смотрят на мир открыто, а не сквозь черную сетку паранджи.

   В доверительных беседах на женской половине дома, Альфие даже задавали вопросы. Ей нравилась такая отзывчивость, и она с удовольствием рассказывала о будущем Афганистана так, как ее учили. Она искренне верила в то, что говорила.

   Частенько после таких встреч афганские женщины приглашали Алю разделить с ними обед. Несмотря на постоянные напоминания о том, что нельзя пить и есть в афганских семьях, она не могла им отказать и чтобы не обидеть садилась за общий стол. Хотя в нашем понимании столом место приема пищи назвать было нельзя.

   Ели там же, где и спали - на полу стелили скатерть и раскладывали скудную еду, в пиалы наливали чай. Еда была скромной - хлеб, овощи, каша, чай, молоко. Мясо могли позволить только по большим праздникам. А вот лепешки были необыкновенно вкусные. Их пекли прямо во дворе в тандыре - вырытой в земле яме, обмазанной глиной, где разжигали угли. Потом на горячие стенки лепили лепешки.

   Однажды симпатичная девочка с удивительно голубыми глазами сунула ей в руки белый круглый комочек.

  - Ешь, - показала она, протягивая ко рту. Альфия осторожно откусила и радостно воскликнула:

  - Это курт!

  - Да, - удивилась девочка, - откуда знаешь?

  - Моя бабушка делала такие же, - сказала Аля, вспоминая давно забытый вкус блюда, приготовленного из соленого сушеного творога.

   Курт или лепешки, вода или рейды в кишлаки, теперь уже неважно от чего Аля заболела гепатитом. За несколько дней она пожелтела как лимон. В тяжелом состоянии Альфию Кагарманову доставили в Баграмский госпиталь.

   Ей отвели угол палаты, загородив занавеской от остальных. В первую же ночь, лежа в кромешной темноте, она почувствовала, как что-то тяжелое шмякнулось сверху на нее и поползло сначала по телу, укрытому простыней, потом по руке. Она лежала, не шелохнувшись, чуть дыша, еле сдерживаясь, чтобы не закричать и не смахнуть с себя ЭТО. Когда мохнатые лапы, дойдя до плеч, двинулись дальше по руке, она не выдержала, встряхнула руку и закричала что было сил. Через минуту возле нее стояли медсестры и больные, при свете все увидели на полу огромного тарантула. Недолго думая, один из офицеров раздавил его сапогом.

  - Ну что испугалась? Теперь я за тебя спокоен, - сказал лечащий врач, - дня не прошло, а к тебе уже силы вернулись. Смотри, всех на ноги подняла.

  - Я домой хочу, обратно в Союз, - Аля наконец оторвала взгляд от раздавленного тарантула и посмотрела на доктора. И впервые заплакала.

   Все стали расходиться по своим местам. Врач, присев на краешек кровати, как мог успокоил перепуганную Алю, а затем сказал, что госпитали в Ташкенте переполнены, что для больных устанавливают палаты прямо на улице, что там помощь может и не успеть вовремя.

  - Вот вылечим тебя, и поедешь домой здоровая и невредимая. Родители-то как обрадуются, что дочка вернулась. А молодой человек у тебя есть?

   Аля кивнула головой.

   - Ну, вот видишь, надо вернуться здоровой, и сразу замуж, и детей рожать, чтобы даже в мыслях не было искать новых приключений, - с этими словами доктор ушел, оставив, как ему казалось, успокоившуюся больную.

   Но Аля не успокоилась. В Ташкент она, конечно, не поедет, будет лечиться в Баграме, а вот, вернувшись в Союз, замуж за своего молодого человека не выйдет. Да Вольфганг, наверное, и забыл ее. Ни одно письмо, написанное Альфией, не было получено немецким другом. Это потом уже Аля узнала, что вся корреспонденция проходила жесткий отбор, а сначала очень удивлялась, что письма возвращаются с пометкой "адресат выбыл".

   Общаясь с медсестрами и больными в госпитале, Альфия узнала много нового о ранениях, лечении, нехватке медикаментов.

   Позднее, уже в Союзе, профессор, полковник медицинской службы Всеволод Юрьевич Шанин, который дважды побывал в Афганистане, давая ей интервью, рассказывал, почему наибольшее число погибших пришлось в первые годы афганской войны. Не хватало элементарно врачей, медикаментов, а, главное, опыта работы в военно-полевых условиях.

   К счастью, после проверки комиссии Центрального военно-медицинского управления, в течение полугода были заменены около 40 процентов офицеров-медиков, увеличен штат медицинского отдела и улучшено обеспечение медикаментами и медоборудованием. Лишь с увеличением кадрового состава армейской санитарно-эпидемиологической службы ситуация изменилась к лучшему. Смертность от инфекционных болезней снизилась более чем в сорок раз.

  Медики 40-й армии приобретали огромный опыт на афганской войне. Центральный военный госпиталь находился в Кабуле, а крупные стационары - в Кандагаре, Кундузе, Шинданде, Баграме, Джелалабаде. До последней минуты, пока последний солдат не покинул землю Афганистана, военные врачи боролись за жизнь и здоровье каждого из них. Из этой войны военные медики извлекли уроков гораздо больше, нежели политики.

   Начиная с 1983 года, раненых оперировали с применением микрохирургической техники, отличными инструментами, современными шовными материалами. Если бы все это было сразу, еще в начале войны, сколько молодых жизней можно было сохранить. Если бы...

   Особо стоит отметить сестер милосердия на той войне. Это были сестры высоких моральных качеств, работали четко, слаженно, профессионально, могли сутками не выходить из операционных, и при этом у них никогда не было эмоциональных срывов. Они не отказывались от командировок. Когда по какой-либо причине нельзя было эвакуировать раненых вертолетом, сестры вместе с врачами работали в оперблоках в районе боевых действий. Часто их машины с красным крестом обстреливали из минометов, не все сестрички вернулись живыми домой. Большинство медсестер в той войне были отмечены наградами, но почему-то в основном это были афганские ордена и медали, а советские в большинстве случаев были почетные грамоты ЦК ВЛКСМ.

   Свой первый новый год на войне Альфия встретила в Баграмском госпитале на больничной койке. Молодой организм выдержал и победил опасную болезнь. Наступил 1982 год. Впереди были новые встречи, новые задания и новые записи в дневнике, который у нее потом отберут на границе. Были и выступления художественной самодеятельности при гарнизонном доме офицеров, и выездные концерты в воинских частях, и новые песни, рожденные на земле Афганистана. Песни, которые войдут в репертуар группы, известной как ВИА "Каскад", первой солисткой которого стала Альфия Кагарманова.

  

  

  

  1. Aпрель 1981 года. Еще только начало

  

  

  

  2. C афганскими детьми, 1981 год

  

  

  

  3. Бача (мальчик) с осликом и я, 1981 год

  

  

  

  4. Баграм. Редакция газеты вместе с местными афганскими детьми, 1981 год

  

  

  

  5. Работа в бункере, где сначала располагалась редакция дивизионной газеты "Ленинское знамя"

  

  

  

  6. Bместе с ребятами из типографии, апрель 1981 год

  

  

  

  7. Mитинг в одном из кишлаков

  

  

  

  8. Mитинг среди местного населения, проводимый силами БАПО. Провинция Парван, 1981 год

  

  

  

  9. Aфганские беженцы, 1981 год

  

  

  

  10. Днем под видом мирных дехкан они обрабатывали землю, а с наступлением темноты брали в руки оружие...

  

  

  

  11. Hаша "вертушка" над виноградниками, 1981 год

  

  

  Рассказ Альфии о создании в Баграме музыкального ансамбля

  "Каскад". История создания ансамбля или творчество, рождённое войной" поставлен

  здесь: http://samlib.ru/s/smolina_a_n/s01w1.shtml

  

  Газетная статья об Альфии поставлена в "Дай свoй адрес, "афганка". Часть 5-я"

  здесь: http://samlib.ru/s/smolina_a_n/text_00125.shtml#69

  

  Военные фотографии Альфии находятся в фотоальбоме "Баграм, фотоальбом N 1"

  здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/4.shtml#36

  

  

  

  

---

Комментарии: 13, последний от 17/02/2019. © Copyright Смолина Алла Размещен: 18/03/2018, изменен: 05/03/2024. 35k. Статистика. Глава: Афганистан АФГАНИСТАН. Библиотечная полочка с воспоминаниями афганок Иллюстрации: 11 штук.

---

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru (с) ArtOfWar, 1998-2023