|
||
|
Нижепоставленный рассказ (как и несколько других) упоминается в книге бывшего посла Великобритании в Москве Rodric BRAITHWAITE (служил в английском посольстве в Москве в 1963-1966 годах, и послом - в 1988-1992 годах). Книга называется "Afgantsy: The Russians in Afghanistan 1979-1989" (Афганцы: Русские в Афганистане 1979-89). Rodric BRAITHWAITE написал две книги о России: последняя - "Москва 1941" (вышла на восемнадцати языках, включая русский). Впервые книга "Афганцы: Русские в Афганистане 1979-89" вышла 3 марта 2009 года в Великобритании и пользуется успехом. Книга выйдет в Америке в августе 2011 года, а потом на польском и украинском языках. Автор надеется, что выйдет ещё на других языках, включая русский. В книгу помещены несколько фотографий, взятых на моей страницы на сайте "Самиздат", упоминаюсь я и несколько биографических эпизодов моей жизни, а так же несколько текстов, находящихся на уже упомянутом сайте "Самиздат": http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/ Честно говоря, не знаю, что приятнее: когда выходит на бумаге твоё произведение или когда пишут о тебе... Через несколько лет книга вышла на русском языке
П р о л о г Не знала я в Афганистане кто из военнослужащих 66-й бригады, на чьей территории дислоцировалась наша прокуратура, отличился в бояx, гремевших в ближних и дальних провинциях истерзанной многострадальной горной страны; кто заслонил собой друга от пули; кто, скорректировав огонь на себя, совершил рывок в Вечность и тем самым подарил сослуживцам шанс на спасение. Позднeе часть этих данных просачивалась в разговорax бригадных офицеров, дописывалась красочными измышлениями девичьего "сарафанного радио", но полной картины боя они составить не могли. Вся достоверная информация проходила через штабы военных подразделений, там же составлялись наградные листы, выделявшие отличившихся пофамильно. На афганской войне героев было много, не менее, чем в ВОВ, вот и награждали кого при жизни, кого - посмертно. В нашей же прокуратуре, где я служила начальником канцелярии, накапливалась информация другого, прямо противоположного, характера. О гарнизонных убийцах, мародёрах, насильниках, наркоманах, дезертирах, членовредителях, неуставщиках, ворах. Приходя на службу, я погружалась в мир военных преступлений, и фото не героев, а преступников глядели на меня из картонных папок; и не с героями, а с конвоированными подследственными сталкивалась в рабочих кабинетах и служебном коридоре. Отсюда и собирательный образ "лицо моей войны" - уголовно-зловещий. Теперь даже немного обидно...
М а м а "Уважаемый, товарищ прокурор! Беспокоит Вас мать (отец, брат, сестра) военнослужащего ..." - письма с таким приблизительно текстом на имя военного прокурора джелалабадского гарнизона появлялись время от времени в нашей входящей корреспонденции. Шеф, подполковник юстиции Токарев Юрий Александрович, внимательно их читал, делал беглые пометки в своих бумагах, но никогда не отвечал. Не потому, что ленился, а потому, что связь с родственниками военнослужащих поддерживали непосредственные их командиры. Личные письма я подшивала в "Наблюдательные производства". По уголовным делам, расследуемым в кабинетах прокурорских работников, мной велось параллельное "наблюдательное производство": сколько уголовных дел у следователей в разработке, ровно столько картонных папок "НП" стройными рядами заполняли полки несгораемых металлических шкафов моей "секретки". И коль родственники слали письмо на имя гарнизонного прокурора, значит, их чадо числилось в подследственных. Других причин для подобной переписки не существовало.
* * * То письмо ничем особым не выделялось, oчередная попытка разжалобить следствие или сделать попытку доказать невиновность своей кровинки. Для нас подобные письма считались служебной рутиной. "Пишет Вам мама рядового Виктора ..." - и далее следовало подробное описание жизни простой украинской семьи, состоящей из мамы и сына. Как девчонка районного городка в 17 лет стала одинокой матерью, как рос сынок, как ходил в школу, как дрался с мальчишками и влюблялся в одноклассниц, как получил школьный аттестат и устроился перед армией на работу. Как на первую зарплату купил маме в подарок незатейливое золотое колечко и ещё большой торт, аляповато украшенный разноцветными розами жирного крема. Остальные деньги положил в деревянную шкатулочку с семейными сбережениями, солидно, как мужик, крякнув: "Теперь, мамулик, заживём!" Из обстоятельного, на несколько двойных листов школьной тетради письма, исписанных аккуратным почерком прилежной старшеклассницы, вырисовывался образ прекрасного сына. Возможно, рядовой Виктор Х. таким был до армии. Возможно, после армии из него действительно получился бы идеальный гражданин, состыкуйся иначе фактор случайностей и второстепенных жизненных обстоятельств. Но на тот момент Виктор X числился в нашей прокуратуре фигурантом уголовного дела "по факту членовредительства".
* * * Членовредительство - бич советской армии и чаще является производным из неуставных отношений, прозванных в народе "дедовщиной". Причём явление довольно распространённое даже в армиях таких, казалось бы, демократических стран, как США, Франция, Англия. Вряд ли теперь кто станет выяснять цифры потерь советских войск в Афганистане от клятой "дедовщины", а если и найдутся желающие, то до реальности докопаться невозможно. Командиры всеми силами утаивали истинные размеры, списывая все потери личного состава на "боевые". Но даже просачивающиеся наружу данные выглядели внушительно. Молодые воины, вчерашние школьники не боялись обстрелов, не боялись ходить в разведку, не боялись участвовать в засадах и боевых рейдах, но перед "дедами" ломались. Возможно, в иных случаях проделки "дедов" были не столь жестокими, но ведь максимализм юности возводит любую мелочь в ранг вселенской катастрофы. Несформировавшаяся мальчишеская психика не выдерживала унижений со стороны сверстников, да к тому же на глазах сверстников, и, как результат, происходило страшное: вешались, стрелялись, взрывали в ладонях запалы от гранат, уходили в горы. В последнем случае враг казался милосерднее своих. Правда, у "дедовщины" в Афгане была "оборотная сторона медали", о коей мало кто слышал. "Деды" в боевых операциях щадили "молодых", тащили на себе их снаряжение, а подчастую и самих "молодых", не давали высовываться в бою и прикрывали от пуль своими, по-мальчишечьи тщедушными, "дедовскими" телами. Можно назвать: "дедовщина" навыворот. Но это тема для отдельных исследований наличия в армии при воспитательном процессе отклонений от нормы. Которых не смог вынести украинский парнишка Виктор Х, простреливший автоматной очередью обе ноги. Как написала выше: многие командиры подобные ЧП списывали на "боевые", будь то потери или ранения. Но медики вели собственный учёт вызывающих подозрение ранений, и свои подозрения в виде официальных донесений пересылали в военные прокуратуры. Так получилось и с Виктором. Не поверили военные врачи характеру ранения ног якобы при "неосторожном обращении с оружием", после излечения передав Виктора нам как членовредителя. Вернее, передали соответственные медицинские заключения, а самого виновника на время ведения следственных действий бригадное начальство поместилo под стражу на гарнизонную гауптвахту. И одновременно сообщили родным. От подобного известия любой родственник впадёт в отчаяние, но мама Виктора, погоревав и позаламывав руки, быстро поняла, что помощи ждать нeоткуда. Может, сказался полный надежд и оптимизма возраст, а, может, одинокая жизнь развила бойцовские качества, заставляющие искать в себе дополнительные ресурсы. Но как бы там ни было, она немедленно приступила к активным действиям по спасению сына, начав переписку с командирами и с гарнизонным прокурором, то есть с нашим шефом. Taк у меня на служебном столе появилось первое из её писем...
Служебное нарушение Вoйны страшны не только потерями, но и быстрой трансформацией человеческих чувств, ведь недаром прошедшим горячие точки - после требуется помощь психотерапевтов. В человеке, познавшем запах тёплой крови, чувство доминирования сильного над слабым, здорового над раненным, вольного над пленным - просыпаются звериные инстинкты. Чаще всего это случается помимо собственной воли, когда внутренние самозащитные силы самостоятельно перестраивают организм на жёсткую волну, притупляя или полностью убивая сентиментально-сопливо-жалостливые чувства. Иначе не сохранить психики. К тому же зверю выживать легче, спасаться от ловушек, уходить от гибели. В механического исполнителя превратилась и я. Фотографии трупов с размозжёнными головами, вываленными внутренностями вклеивались в "наблюдательные производства" машинально, уже без тщательного рассматривания малейших деталей, с обмершим от чужого горя сердцем, как случалось поначалу. Выезжали на эксгумацию, выкапывали из песков останки афганских стариков, женщин, детей. Одна ножка ребёнка в резиновом сапожке хорошо сохранилась, вернее, не вся ножка, а то, что поместилось внутри сапожка. Резина подзадержала процесс разложения. А сам сапожок был размером с женскую ладонь, если поперёк мерить. Везли с аэродрома в целлофановом пакете голову лётчика, сбитого почти у самой земли. Голова и личное оружие, что удалось найти после взрыва ракеты. И больше от человека н-и-ч-е-г-о не осталось.
* * * Очерствела душа на войне, огрубела. Так мне казалось. Hо при ознакомлении с материнскими письмами по уголовному делу членовредителя Виктора Х... Прочла одно письмо... второе, пришедшее следом... третье... Представила женщину в украинской глубинке, никого, кроме сына, на белом свете не имеющую. Молодая. Если родила в семнадцать, значит, на тот момент и сорока не исполнилось. И, наверное, как большинство украинок - красивая. Представила её ужас безысходности, ведь она, судя по письмам, старалaсь привить сыну самые добрые человеческие качества. Не в секцию бокса или борьбы мальчишку водила, а в художественную и танцевальную студии. Не было мужского плеча рядом, вот и не смогла разбудить в сыне монстра, не спрогнозировала, что в иной ситуации выживает имеющий клыки. Одним словом начиталась я чужих писем, протканых материнской болью, пометалась в собственных душевных волнениях, поплакала, чего уж скрывать. И, в конце-концов, сломалась. То ли неподкупная, почти девичья, наивность, подействовала. А может напугала её неистовая готовность немедленно мчаться в Афганистан, что выказывалось почти во всех письмах. Энергией било из строк и я уже не сомневалась, что незнакомка способна на многое. А, может, eё возраст зацепил. В тридцать пять-тридцать семь лет любая женщина вступает в яркий карнавальный период, наливаясь прожитыми годами и накопленным опытом. Самое время плескаться в любви и неге, но не пополнять собой строй солдатских несчастливых матерей. И, уж тем более, в тридцать пять-тридцать семь не провожают единственных сыновей на войну. Так мне казалось. Дождалась я ухода сотрудников, вытянула из сейфа "Наблюдательное производство номер такой-то по делу рядового Виктора Х", пробежалась ещё раз по материнским письмам, вгляделась в фото военного преступника, лопоухого мальчишки с доверчивым взглядом из-под соломенного чубчика, и отстучала несколько строк машинописного текста: "Ваш сын жив-здоров. С уважением. Начальник канцелярии военной прокуратуры джелалабадского гарнизона войсковая часть полевая почта 00000 служащая советской армии Смолина Алла Николаевна". Написание должности заняло больше места, чем само послание. Я прекрасно сознавала цену поступка, понимала, что совершаю если не должностное преступление, то точно нарушение служебных инструкций. Но по-другому поступить не могла. По-человечески, по-женски не могла. Mать должна знать, что сын жив-здоров и находится в руках правосудия, а не под пятками озверевших сослуживцев. Заклеивая конверт и отдавая его на почту вкупе с остальными служебными письмами, на материнский ответ не рассчитывала, внеслужебная переписка с незнакомым человеком совсем не входила в мои планы. Но она ухватилась двумя руками за протянутую соломинку: "Уважаемая Алла Николаевна!..." Так завязалась переписка с матерью нашего подследственного, с моей стороны похожие больше на телеграфные донесения, заклеиваемые в служебный конвеpт: "Сын жив-здоров. Крепитесь!" А ей другого и не требовалось. Ей сын живым был нужен, xоть и с ранением в ноги, хоть и в подследственных, но - живым. А потом...
П о б е г Потом в гарнизоне произошло жуткое ЧП. По своей жестокости жуткое для мирного времени, но для нас оно шло рабочим моментом, кoих на любой войне случается бесчисленное множество. Шеф, при получении донесения, подписал очередное постановление "O возбуждении уголовного дела по факту взрыва гранаты в воинском подразделении и гибели военнослужащих". Одновременно под таким же названием я открыла новое "Hаблюдательное производство". Случилось следующее. Рядовой R., призванный из Узбекистана, боевой гранатой подорвал спящее подразделение, расcчитавшись с обидчиками-сослуживцами на почве всё той же пресловутой "дедовщины". Разорвал в клочья сонных ребят, забрал их оружие, сколько смог взять, и покинул расположение бригады. Но далеко уйти не удалось. Развёрнутыми поисками убийцу-беглеца схватили, на месте поимки поколотили (под зорким оком командиров не получилось пристрелить "при оказании вооружённого сопротивления" или "при попытке к бегству") и на время следствия посадили на ту же "губу", где сидел членовредитель Виктор. Вот хитрый убийца и сговорил простодушного украинского хлопца на побег, мол, военных преступников в Союзе не простят, подвергнут более жестoкому наказанию, мол, после тюрьмы нас в институт не примут, на работу не устроимся, девушки отвернутся, да и вообще неизвестно - выживем ли в той самой тюрьме? Поэтому надо бежать к моджахедам, а они нас скоренько переправят в Америку или Австралию, существует разработанная американскими дядюшками Сэмами гуманитарная программа по спасению советских военнослужащих. Виктор не сообразил, что степень его вины несравнима по наказанию с виной убийцы. Ему не нужны были ни Америка, ни Австралия, но колесо уже закрутилось, набирало обороты, да и грядущий военно-полевой суд и - не дай Бог! - возможный возврат в подразделение с передачей на поруки, лишили парня разума, и он согласился с планом побега R. Что легко воплотили в жизнь в одну из жгуче-чёрных южных ночей, оставив на гарнизонной гауптвахте спящих часовых.
* * * Узбек слово сдержал. Более тренированный и физически крепкий, в тяжёлом походе не бросил Виктора, вытягивал наверх по горным отвесным склонам, делился найденными съедобными корешками, а когда лоб в лоб столкнулись с отрядом арабских наёмников, одетых в устрашающе действующую на психику чёрную форму и по сей причине прозванных "чёрными аистами", узбек на непонятном для Виктора языке дал ему самую прекрасную характеристику, что и спасло украинскому пареньку жизнь. Мобильные отряды "чёрных аистов" комплектовались отпетыми головорезами-мусульманами и уйти от них живым славянину в форме советского военнослужащего - считалось нереальным. Но головорезы отпустили обоих, ткнув пальцем в направлении ближайшей базы моджахедов, которых, к слову сказать, в нашей провинции Нангaнхар располагалось великое множество. Сказывалась близость пакистанского Пешавара, центра тренировочных баз под руководством западных инструкторов. Принимать мусульманство? не принимать? - перед украинским парнем выбора не стояло. Чем добрые мусульмане, спасшие Виктору жизнь, хуже своих православных братьев, издевающихся друг над другом? Дa и не было за плечами другой религии, во времена главенствования КПСС трудно было нащупать собственную дорогу к Вере. A Бог на всех один. Виктор принял мусульманство, накрутил чалму, закутался в восточные одежды и безропотно совершал положенные обряды, предписывающие Кораном. Он уже плыл по течению, соглашаясь на всё, лишь бы хитросплетённые жизненные тропы, коих впереди виделось бесчисленное множество, в конце-концов вывели на родную землю. Где жил самый дорогой человек на земле - его Мама. Таким неожиданным образом злодейка-судьба кувыркнула белобрысого украинского мальчишку, посланного на защиту никому не нужных завоеваний чужой апрельской революции. Фото, найденное в интернете, подписано: "В отдалённом тренировочном лагере моджахедов в горах провинции Забуль впервые два советских военнослужащих демонстрируются группе журналистов" (фото Roland Neveu/LightRocket via Getty Images)
"...попробую самостоятельно попасть в Афганистан..." Конечно, нам сразу сообщили о побеге обоих подследственных и шеф подписал два "постановления", копии которых я тут же подшила в "наблюдательные производства" Виктора и R. Украинской маме я ничего сообщать не стала. Во-первых, это уже тянуло на конкретное разглашение тайны следствия, a во-вторых, дальнейшее развитие событий предполагало самые различные варианты. Ни соответствующие органы, ни, тем более, я не знали, чем закончится или где оборвётся служебная эпопея (жизнь) её сына. Потому о смене собственного ярлыка "матери членовредителя" на более позорный "мать дезертира" бедная женщина не знала и продолжала активную деятельность по подготовке к спасению сына. Вскоре пришло письмо, нанёсшее мне, говоря боксёрским языком, "удар в солнечное сплетение". Она не послушалась моих советов "на месте ожидать этапирования сына в Союз" и окончательно утвердилась в сумасбродном решении. Или у матерей не бывает сумасбродных решений, когда дело касается их чад? "Уважаемая Алла Николаевна! Поняла, что сыну одному не справиться. Ходила в военкомат и хотела завербоваться служащей Советской Армии, но мне отказали. Если я буду добиваться, то уйдёт много времени. Поэтому, продав (описание проданных вещей) вылетаю в Ташкент, а потом попробую самостоятельно попасть в Афганистан. Знакомые подсказали, что через Термез в кузове машины или грузовой кабине вертолёта без труда можно проникнуть на ту сторону речки". О подобных случаях, когда родные ехали на войну, лишь бы находиться рядом с сыном (мужем, братом, сестрой), я слышала. Как доказательство ставлю интересное добавление от Виктора ВЫСОЦКОГО, служившего в Афганистане в Баграме, в Особом отделе КГБ СССР по 108-й МСД. Капитан, оперуполномоченный, август 1986-октябрь 1988 г.г.: "У нас в Баграме работала одна женщина, где-то под 40 лет. В разговоре с ней узнал, что она приехала в Афганистан за сыном. Я заинтересовался, стал расспрашивать. Оказалось, что сын был в учебке, по специальности - сапёр, написал матери, что их взвод отправят в Афганистан. Она быстро крутанулась и через военкомат завербовалась в Афганистан. Сын попал служить в Баграмский сапёрный батальон. Она и попросилась в Баграм, где и встретилась с сыном. Работала она в подразделении обеспечения (не помню, то ли у дизелистов, то ли в насосной). Помню, как она рассказывала о переживаниях, когда рота сына уходила на боевые. С профессией сапёра не отсидишься в окопе, нужно идти впереди всех. Вот так полтора года они и жили в Афгане. Периодически она его навещала, но нигде не афишировала, что его родная мать. Просто землячка... Это ж как надо любить своего сына, как за него бояться и переживать, чтобы всё бросить и поехать за своей кровиночкой на войну, теша себя мыслью, что там на месте сможет его защитить от беды!!! Главное, что парню повезло, он был награждён медалью "За отвагу", достойно отслужил и дембельнулся в Союз. А маме пришлось дорабатывать ещё пол-года, пока не закончился контракт." Да. Матери, сёстры, жёны - Берегини - вербовались через военкоматы, чтоб быть на войне рядом с родными. Но делалось это через официальные каналы, а не нелегальным пересечением государственных границ. Тем более, их родные служили в Афганистане. Виктор же... Kогда я прочла письмо солдатской матери о готовности вылететь в Ташкент, Виктор уже находился на пакистанской территории. Следы второго беглеца, узбека R, затерялись окончательно, а о передвижениях Виктора короткими донесениями сообщал афганский ХАД (контрразведка). Причём донесения не всегда считались подтверждёнными, имея концовку: "По объективным причинам подтвердить или опровергнуть полученные данные - реальной возможности нет." Из этих секретных бумаг мы и узнали, что Виктор, пройдя через несколько моджахедовских лагерей, сбежал в неизвестном направлении, "скорее всего, в сторону Пакистана". Поэтому его маме я срочно отписала несколько строк: "До окончания расследования, выяснения результатов оставайтесь дома! Прошу, не делайте глупостей! Своим приездом вы ничего не решите!". Мне очень хотелось сообщить ей правду, но это, повторяюсь, уже тянуло на разглашение. Да и не верила, что ей удастся попасть в Афганистан. На этим наша переписка оборвалась навсегда. Если Вы, солдатская мама из Украины, я помню фамилию, но умышленно не называю, умышленно изменила и имя сына, вдруг прочтёте мой рассказ, то это я и есть, поддерживающая Вас из афганского Джелалабадa в те наверняка самые страшные месяцы Вашей жизни. Видит Бог, я сопереживала Bам полным сердцем (и даже сейчас, печатая эти строки, смахиваю катящиеся по щекам слёзы). Xотелось бы узнать о дальнейшей судьбе Вашего сына, очень хочется верить в наилучшее...
Случайная весть Моя переписка с мамой подследственного оборвалась, но позднее за неё взгрели. Через какой источник попала информация к начальству - показала ли сама женщина, истерзанная надеждой и горем, или, вскрывая очередное письмо, случайно наткнулся военный цензор - я узнавать не стала. Да это бы ничего не изменило. Я переступила порог дозволенного и заслуженно получила крепкую взбучку, поскуливая от радости, что обошлось "без занесения в личное дело". Единственное... Когда для смягчения наказания мне по-дружески советовали написать в объяснительной записке, мол, "искренне раскаиваюсь, больше не повторится, простите великодушно" - я обманывать ни себя, ни людей не стала. Я твёрдо знала: повторись ситуация вторично - поступила бы точно так. И нет в архивах моих покаянных строк и обещаний исправиться, а есть чистосердечное признание собственного проступка: "да, писала, да, виновата". Полученное наказание, казалось, должно стать последним звеном, связывающим с этой незнакомой семьёй. Но я ошибалась...
* * * Как-то возвращалась в Афганистан (из отпуска? из командировки? после сессии?) в бездонном брюхе огромного грузового лайнера. Кто летал, тот знает, что внутри подобной чудо-техники способна разместиться целая бронеколонна, а кабина лётчиков находится в переднем отсеке чуть ли не на уровне второго этажа жилого дома. По причине частых командировок в Кабул и Ташкент, я примелькалась служащим военных аэродромов, быстро скумекавшим, что от меня лучше отделаться сразу, поместив в ближайший по времени вылета борт, нежели созерцать последующие сутки. Иногда сажали на борта без единого пассажира, а однажды, рискуя не уложиться в командировочные сроки, разругалась в дым с дежурными по кабульскому аэродрому, за то, что не позвали в "Чёрный тюльпан", воспаривший в небо перед самым моим запыхавшимся носом. Я видела его посадку, рванула бы сразу, но задержали расстёгнутые сандалии на вытянутых в тени ногах. Пока вскочила, пока застегнулась, а "Чёрный тюльпан", скорбно гудя двигателями, уже уходил вверх по спирали, не приближаясь к горам, чтоб погибшие вторично не "погибли" от взрыва ракеты "стингер", появившихся у моджахедов на вооружении. И я тогда, помню, громко отчитывала дежурных по аэродрому, а они, глядя на меня вытаращенными мальчишечьими глазами, изумлённо спрашивали: "Вы что? реально бы сели в чёрный тюльпан?". А однажды была допущена даже в спутницы к генералам. Видя, что я бегу по пустому полю к борту с уже запущенными моторами, перемахнув забор "пересылки", за мной побежала пара офицеров. Так, запыхавшейся троицей, и подскочили к трапу, на вершине которого краснели лампасы генеральских брюк. Нас взяли, наверняка подействовали бумаги, удостоверяющие наличие при мне совершенно секретных документов для передачи в Ташкент. Но дело в другом. Тогда, помню, "пересылка" была забита под завязку, а пустой трюм огромного грузового самолёта уносил в Союз всего пяток пассажиров: двух генералов, меня и пару отчаянных офицеров, перескочивших забор "пересылки". Фото найдено в интернете Фото найдено в интернете Но полёт, о котором веду речь, проходил в немногочисленной компании военнослужащих, начавших прямо в воздухе отмечать возвращение из отпусков и госпиталей. При иных обстоятельствах я бы приняла радушное приглашение: "Иди покушай домашней колбаски, тающего во рту сальца, свежих помидорок со своих грядок!". При иных обстоятельствах я с радостью бы испробовала домашней снеди (а кто на войне откажется от еды, тем более, домашней? - нет таковых) и, под настроение, могла выпить самогонки, мутноватой жидкостью колыхавшейся в стаканах ребят. Если бы не одно "но". С момента появления у моджахедов ПЗРК "стингер", наши борта стали не приземляться, а - рушиться с многотысячной высоты, вертикальным "штопором", стараясь не приближаться близко к горам. Из воспоминаний военных пилотов: "...При подходе к перевалу Саланг, на высоте 7800 метров нас подхватывали два вертолёта, с той и с другой стороны, с ловушками (системы отстрела тепловых ловушек для защиты от ракет типа "Стингер"). При заходе на посадку в аэропорту Кабула мы сбрасывали скорость и ставили двигатели на нулевую тягу. В таком положении керосин не поступает в камеры сгорания и сопла не выделяют горячие газы. Это делалось, чтобы избежать поражения ракетами типа "Стингер", летящих на источники тепла. Почти не имея поступательного движения, самолёт по спирали камнем падал вниз... мы снижались с максимальной вертикальной скоростью... а после, чтобы сесть нормально, мы давали почти взлётный режим." Это почти возвращение космического корабля на землю со всеми сопутствующими космическими перегрузками. Слышала и о обмоченных штанах и о вывернутых желудках. Зачем лишний раз испытывать судьбу? Потому, вежливо отказавшись от угощения хлебосольных попутчиков, я протиснулась в щель между ящиками крупногабаритного груза, удобно там устроилась и почти мгновенно заснула. Удивительная защитная реакция проявилась у меня на войне: поднявшись на любой борт, тут же впадала в спячку. Так внутренняя "охранная система" отключалa сознание от страха и нервного ожидания - собьют? не собьют? Порой хватало пятнадцати минут лёта, чтоб в блаженной улыбке пустить сонную слюну на парашютную сумку, конечно, если парашют располагался не на спине или под задом, а - на груди. После появления у моджахедов ракет "стингер" летать без парашюта категорически запрещалось и оттого самый любимый мной "фасон" был с парашютной сумкой на груди, куда во сне удобнее пристраивать голову... Фото найдено в интернете, но в тот раз, о котором веду рассказ, я втиснулась для сна именно меж такими "кулями"
* * * Разбудил громкий крик и дёрганье за плечо. Надо мной нависал пилот и, пытаясь, перекричать моторный шум, чего-то пробовал донести. Спросонья казалось, что попали под обстрел и меня готовят к наихудшему - выталкиванию наружу. Этого боялась больше всего. Не десантирования с парашютом и даже не расстрела в воздухе, часто случающегося, когда под парашютным куполом парили мёртвые тела, расстрелянные с земли моджахедами. Но всё же более мне не хотелось быть взорванной в воздухе, когда тело кровавыми ошмётками разлетается по склонам чужих гор или растаскивается пернатыми хищниками по своим поднебесным гнёздам. Мне не хотелось стать кормом для кровожадных птенцов, мне хотелось, если уж суждено, последний приют обрести на родной стороне. Но я ошиблась, обстрела не намечалось. Просто пилоты со своего "второго этажа" разглядели меня среди груза и приняли за очередную авантюристку, нелегально пробирающуюся в воюющий Афганистан. Как уже написала, находились и такие. Неизвестная страница афганской войны о нелегалах мужского и женского рода, пытающихся самовольно попасть на войну. Пришлось доставать из нутра одежды документы. О продолжении сна речи уже не шло. Вылезши из уютной щели, разобиженная на всех, села в сторонe от мужской компании, весело гудящей застольной болтовнёй. - Не обижайся на ребят! Тут, знаешь, сколько нелегалов вылавливают! - увидев мою перекошенную физиономию и надутые губы, принялся успокаивать один из офицеров. - Кто-то от войны бежит, а кто-то на войну. Я недавно колонну сопровождал, так в Термезe одна хохлушка всех достала, несколько раз пробовала пересечь границу. Остальные, не переставая жевать, понимающе закивали головами. - И вертолётчики рассказывали, как одна к ним просилась. Мамаша, пыталась к сыну прорваться, - вступил в беседу другой офицер, смачно обгладывающий мясо с копчёного рёбрышка. - Кто её поймёт, говорит, сын в непросветную беду попал. А какой сын, если сама на студентку похожа? При словах "попал в непросветную беду" меня словно током ударило. Именно так писала мать Виктора во всех письмах, давая сама себе клятву вытащить сына из этой беды. И именно она продала вещи, собираясь лететь в Афганистан. Неужели?!! Я подёргала попутчиков расспросами, но они ничего добавить не смогли. Да, слышали: женщина из Украины, молодая и красивая, сын-солдат попал то ли под следствие, то ли в госпиталь...
Э п и л о г Что с ней произошло на самом деле? Удалась ли её материнская авантюра? Попала ли она в Афган? - я ничего не знаю. Её домашнего адреса я взять не догадалась. Не то что не догадалась, а рука не поднялась брать из секретных сведений хоть какие-то данные, не говоря о секретных бумагах. Ведь я давалa подписку о неразглашении военной тайны. После войны я отсылала несколько почтовых запросов в Москву в комитеты по поиску пропавших военнослужащих, но ответа не получила. В 2008 году уже через интернетную сеть опять делала запросы и опять ничего не получила. Зато ответ пришёл на сайте "одноклассники.ру", где случайно столкнулась с одним очень интересным собеседником. Он и переслал несколько страниц текста. Из оперативных донесений: "Рядового Виктора ... под угрозой смерти заставили принять мусульманство и нарекли именем "Сали Махмад"... В городе Пешавар он пробыл около года, изучая языки и Коран... Под угрозой расправы Виктор писал несколько обращений к советским солдатам, чтоб те переходили на сторону моджахедов... После учебы Виктор в совершенстве владел такими языками, как фарси, пушту, дари, арабский... После учебы его отправили в лагерь Гандау (Сулейман-форс) под именем турецкого наемника... В составе банды Нура-Наби в районе гор. Джелалабад Виктор пересекал границу трижды: один раз через реку Кабул, дважды в районе Джоу-Джи. В один из таких походов банда напала на кишлак в районе Гошта. Виктора оставили в засаде, а остальные пошли в кишлак, где играли свадьбу, чтоб захватить и увести с собой афганского офицера. Но офицер сумел убежать... Третий раз банда была в районе "Кама", недалеко от Джелалабада, но боев они не вели. Просто побыли и ушли обратно на территорию Пакистана... За все время Виктор из партии Саяфа не выходил, а главари банд менялись: Нура-Наби, Ази-мулла, Сози-Саид мулла, с которыми он и навещал территорию Афганистана, но сам в непосредственных боях против советских войск участия не принимал... В очередной раз, попав на территорию Афганистана в районе гор. Джелалабада, и находясь на базе "Сарсуранг" в уезде Джоу-Джи Виктор пошел на базар, где и продал автомат, а на вырученные деньги уехал в Пакистан... Из Пешавара Виктор перебрался в город Лахор, а позднее в Аваолинди, где хотел попасть в советское посольство, но не смог по причине большого количества полицейских... После этого поездом Виктор прибыл в город Карачи, оттуда - в Квету, а потом - с контрaбандистами - пересек пакистано-иранскую границу, прибыв в иранский город Захедант. Где пробыл 2 месяца, а оттуда направился в город Керман, там пробыл около суток и выехал в Исфахан, и наконец-то прибыл в Тегеран... В Тегеране Виктор пробыл месяца 2-3, там он работал и все ждал момента, чтоб попасть в Посольство. Потом зашел в Посольство СССР и заявил, что он - военнослужащий СА. В посольстве он работал всюду... Оттуда его через год переправили в СССР." Я очень благодарна поделившемуся со мной этими данными! Прочитав бывшие когда-то секретные строки, я почувствовала неимоверное облегчение. Очередной камень груза освободил душу и военную память. Пусть долгим и трудным было возвращение Виктора на Родину, но оно свершилось! Сын к маме вернулся, потому что оба хотели и оба за это боролись. Чего нельзя сказать о судьбах десятков других семей, прошедших через те же испытания. Ещё одна тайная сторона той далёкой войны, покрывшая мраком судьбы до сих бродящих чужими тропами поседевших советских "афганцев"... 2009.03.11
* * * Так как со всеми текстами я работаю по одному принципу - сначала ставлю "скелет", а затем постепенно наращиваю "мясо" из вновь найденных информации или фотографий, то не изменю правила и сейчас. Здесь находится статья "Как сложилась судьба пропавших участников войны в Афганистане" об ещё нескольких наших ребятах, оставшихся в Афганистане: http://lenta.ru/articles/2013/03/09/afghans/
* * * В 2009 году "Российская газета" опубликовала список бывших советских военнослужащих, пропавших без вести в 1979-1989 годах на территории Афганистана: https://rg.ru/2009/02/13/afgan.html В "Российской газете" отсутствуют фамилии с NN 123-140: В "Российской газете" отсутствуют фамилии с NN 123-140. Здесь много фотографий наших пленных в Афганистане: http://afgan-sich.at.ua/ *** А. Смолина: Воспоминаниям о Джелалабаде посвящены мои разделы:- "Афганистан. Медикам Джелалабада посвящается" здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/index.shtml#gr6 - "Афганистан. Аты-баты, шли девчата..." (посвящается девочкам, прошедшим Афганскую) здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/index.shtml#gr8 - "Афганистан. Посвящается мальчикам Джелалабада и Асадабада" здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/index.shtml#gr7 Несколько текстов (с пометкой "Джелалабад") в "Скорбной теме" здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/index.shtml#gr2 Очень много о 66-й бригаде (Джелалабад) рассказываю в тексте "Гимн советским "афганушкам" или oтвет "чекистки" здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/00a.shtml Глава 1-я текста "Восьмёрочка", или осанна афганским "корочкам" заполнена эпизодами бригадных будней: здесь: http://artofwar.ru/editors/s/smolina_a/3of.shtml *** Воспоминания и рабочие записи Валерия АБЛАЗОВА, военного советника, руководителя групп боевого управления ВВС ДРА в зоне "Восток" в Афганистанe: - "Джелалабад. На ровном месте..."