Вместо предисловия

  

  Некоторые военные воспоминания легко вплетаются в канву уже готового произведения небольшим, но ёмким эпизодом. А иное притыкаешь в одно повествование... второе... третье... и, в конце-концов понимаешь, что лучше бы оно шло отдельным текстом. Как этот вымученный мной "Пузырёк", простенький эпизод, один из сотен промелькнувших в военных афганских буднях. Ан нет, завис в памяти и не найду ему, горемычному, места, кроме, как ставить самостоятельным рассказом.

  

   Так что еcли кому знакомо - простите. Xоть штопанный-перештопанный, но смысл тот же: не встречала я на войне ломающихся от страха девчонок. С ума сошедших видела. На моих глазах празднично одетая Наташа, медсестра 834-го военно-полевого госпиталя особо-опасных инфекций, при встрече Нового 1988 года выхватила микрофон из рук полковника-комбрига, желавшего личному составу 66-й отдельной мотострелковой бригады провести наступивший год без потерь, и, объявив, медсестра, не комбриг, о выступлении Аллы Пугачёвой, запищала голоском обиженного ребёнка. Странности в поведении этой девочки давно замечались, а явноe вылезло на новогоднем огоньке. Не выдержала девичья психика увиденного за два года в Джелалабаде.

  

  Но морально надломившихся девочек лично я не встретила ни одной...

  

  

  

П у з ы р ё к

  

  Та командировка была обычной - доставить секретные отчёты сначала в военную прокуратуру армии, находившуюся в Кабуле, а затем посещение прокуратуры Туркестанского военного округа в Ташкенте. Составление отчётов вменялось в служебные обязанности начальника канцелярии военной прокуратуры, чью должность я занимала сo дня открытия в июле 1985 года, и при хорошем настроении шефа удавалось выцыганить доставку бумаг в пункты назначения. А кому не хотелось хотя бы на часок выскочить из войны в мирную жизнь? О том, что риск погибнуть в воздухе составлял 50 на 50, я не думала. Писала много раз, повторюсь и здесь: на войне мало кто верит в собственную гибель, как, впрочем, в миру мало верят в собственную смерть.

  

  Из Джелалабада в Кабул долетели без лишних приключений, хотя их выбор был невелик - собьют? не собьют? Редко кому везло, как прилетевшей к нам по замене машинистке Татьяне Михайловой и плюхнувшейся на бетонное поле джелалабадского аэродрома в вертолёте с простроченным вдоль-поперёк брюхом и с почти отвалившимся хвостом. Вертолётным. У Татьяны на голове "хвоста" не имелось, а была симпатичная укладка, за несколько минут воздушного боя превратившаяся из каштановой в седую. Да, Татьяна поседела за считанные минуты яростного боя земли с небом.

  

  Таким образом Татьяна считается сбиваемой, но - недосбитой. Может, на её счастье, оружием баловалась "непримиримая" малышня, чьи ручонки не смогли справиться со взрослым оружием. А, может, стреляли подслеповатые "непримиримые" деды. Хотя мы с Татьяной знаем, что спасла её давно умершая мама, буквально за секунду до первых очередей бортового крупнокалиберного пулемёта начавшая будить дочь, убаюканную однотонным рокотом вертолётного винта. О том мистическом происшествии рассказываю в тексте "Когда мама становится Ангелом-хранителем", поставленном

   здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/p.shtml

  

  Но счастливый шанс выпадал один на сотню. Обычно - взрыв и всепожирающее пламя, в котором погибли две новенькие девочки, накануне получившие распределение в наш Джелалабад Таня ЛЫКОВА и Наташа ЕРМАКОВА. Тем же рейсом из служебной командировки возвращалась в Джелалабад Таня МОТОРИНА, прослужившая в Афганистане около трёх месяцев.

  

  От пассажиров злополучного рейса, разорванных одной ракетой, включая трёх девчушек, ничего не осталось. В таких случаях гробы, отправляемые на Родину, заполнялись чем угодно, и сотни убитых горем родственников, надеявшихся хотя бы в последний раз запечатлеть в памяти родное лицо, этой возможности не имели. А что остаётся от человека, взорванного в небе раздираемой войной страны?

  

   Потому и шли в Союз цинковые гробы с запаянными окошками. Удачей считалась находка не успевших расплавиться часов, по которым опознали Олю МИРОШНИЧЕНКО, возвращающуюся из отпуска к месту службы в Газни. По не полностью деформированной кисти женской руки с красивым золотым перстнем идентифицировали медсестру нашего госпиталя особо-опасных инфекционных заболеваний Олю ШЕНАЕВУ, а по фрагменту женской груди плюс лоскут платья - Веру ЧЕЧЕТОВУ из Газни, летевшую в наш Джелалабад с отчётом годового партийного собрания.

  

  Все перечисленные девочки погибли на одном из самых опасных направлений - нашем, джелалабадском, а если точнее, то из восьми девочек, разорванных в воздухе за все военные годы, на нашем направлении погибли шестеро, о чём рассказываю в тексте "О девочках, погибших в афганском небе", поставленном

   здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/00006.shtml

  

  A весь список погибших "афганок" находится

   здесь: http://artofwar.ru/s/smolina_a/text_0030.shtml

  

  Потому лично я иллюзий не питала и, собираясь в очередную командировку, была готова к самому худшему. Однако если тот полёт не запомнился, значит, до Кабула долетели нормально. В Кабуле первой "попуткой" сгоняла в военную прокуратуру 40-й армии, оставила под роспись один экземпляр отчёта и вернулась на "пересылку", в надежде сразу же улететь в Ташкент.

  

   * * *

  

  А на "пересылке" выяснилось: за несколько дней в сторону Союза не поднялось ни одного самолёта и когда будет - неизвестно, хотя по Афганистану летали в обычном режиме в любом направлении. Совсем скоро, в связи с активным применением моджахедами появившихся у них американских ПЗРК "стингер", весь воздушный трафик перенесут на тёмное время суток, но в упоминаемый период борта перемещались круглосуточно.

  

  Пришлось звонить шефу и докладыватьcя о непредвиденной задержке. Любая моя командировка в Ташкент рассчитывалась на три дня, максимум на четыре, на других условиях шеф бы не отпустил. В отсутствие офицеров-юристов, проводивших следственные действия или профилактические мероприятия на горных заставах и в воинских подразделениях, шеф выезжал лично на каждое случившееся в гарнизоне происшествие. В такие дни старшей по прокуратуре оставляли меня. К тому же, чем дольше я находилась в отъезде, тем больше на моём рабочем столе скапливалось документов и служебных папок.

  А тогда уже пошли вторые сутки бесполезного ожидания на кабульском аэродроме, и комендант ничего не обещал. Да ещё этот "Пузырёк", получивший прозвище из-за пухлости форм, толстых щёк и оттопыренных губ. Чтоб представить его - нужно вспомнить Егора Гайдара, и как Гайдар не вписался бы в общий фон кабульской "пересылки", точно так незнакомец, кем-то метко обозначенный прозвищем "Пузырёк", среди нас казался чужеродным элементом. И сейчас объясню почему.

  

  Личный состав "пересылки" три раза в сутки дружно-гомонящей толпой маршировал в сторону столовой, а в остальное время кучковались в поисках земляков, знакомились между собой, припасали полезные адресa, беззлобно разыгрывали друг другa, собирали нужную информацию, заигрывали с представителями противоположного пола, пугали новичков правдивыми и не очень росcказнями о бесчинствах "духов", разживались порядочными сигаретами, вкушали предложенные угощения вернувшихся из Союза, употребляли невесть где взятое горячительное, спали, читали, смотрели кино в клубе и тому подобное, приятное на войне всякому нормальному молодому здоровому организму. И только Пузырёк, держась отдельно от всех, в аккуратно прилаженном костюме, свежей рубашке, в начищенных ботинках, с небольшой спортивной сумкой на плече, рдея румяными щеками и пожёвывая алые пухлые губы, в одиночку набрасывал круги по территории "пересылки".

  

   * * *

  

  Ожидающие по несколько недель собственного распределения девочки рассказали, что Пузырёк прилетел из Союза давно. Очевидно, армейские кадровики не прониклись важностью его персоны, a когда, наконец, распределили, то выяснилось, что в тьму-таракань, где ему предстояло оттрудиться два года, борта летают от случая к случаю. И по этой причине Пузырёк ежедневно спозаранку бегал на аэродром, дёргал коменданта, приставал к дежурным, бросался к приземляющимся винтокрылым машинам, заводил знакомства с лётчиками, узнавая от прилетевших из афганской глубинки о новостях в дальних гарнизонах.

  

  И всё бы ничего - Кабул, аэродром, "пересылка", желающий улететь Пузырёк. Если бы не его диковинный чемодан. Кто из нас в 1986 году имел чемодан на колёсиках? Многие вообще не видели подобного чуда, превратившего багажную ёмкость в средство передвижения. Все люди как люди прилетали на войну с обыкновенными сумками, рюкзаками, авоськами, фибровыми чемоданами, a чудо на колёсиках в ноябре 1986 года мелькало на "пересылке" в единственном экземпляре и принадлежало оно Пузырьку.

  

  Но и это бы ничего: Пузырёк, чемодан, колёсики. Только девичий модуль стоял слева от КПП, выходящего на бетонку аэродрома, и в модуле, а точнее, в одной большой комнате с парой десятков металлических двухъярусных кроватей, наряду с находившимися отпускницами или командировочными, постоянно обитало энное число только что прибывших девочек. И вот эти самые новенькие, в ожидании решения своей участи армейским отделом кадров, днями бродили по "пересылке", собирали военные слухи, переходя от одной компании к другой и пытая бывалых служивых на предмет правдоподобия только что услышанного в предыдущей компании. Ну, а те... Kто-нибудь встречал на войне не привравшего "старика"? Вот то-то ж. И новенькие девчонки, ошалевшие к вечеру от огромного скопления народа, в основном мужского пола, измученные жарой и отсутствием элементарных удобств, оглохшие от постоянного рокота то приземляющихся, то взлетающих бортов, напуганные звуками артиллерийских раскатов, доносившихся невесть откуда, от частой автоматной стрельбы, раздающейся то там, то здесь, от близких разрывов, пришибленные ворохом собранных ужастиков, залёгших на сердце неподъёмным грузом, возвращались на свои спальные места и начинали по новой перетирать услышанное, вовлекая в разговор старослужащих девочек.

  

   Ну, а те... Уже написала (см. выше): не имеется на войне старослужащих, в здравом уме отказавшихся попугать новичков. Отчего девичий модуль кабульской "пересылки" до утра издавал визги-крики, далеко разносившиеся.

  

   Под утро же, чуть не писая под себя от страха, причём неизвестно кому было страшнее - новеньким, не успевшим познакомиться со страшными реалиями, или старослужащим, уже хлебнувшим военного лиха и, рассказывая, переживать всё сначала, - девчонки выскакивали жидкой стайкой на улицу и в туманных клочьях начинающего рассвета бежали в сторону туалетов, пугливо озираясь и шарахаясь от любого звука. Туалеты находились на противоположном краю "пересылки", за огромным умывальным ангаром, но там было уже нестрашно из-за торчавшей на углу забора вышки с высоко сидящим и хорошо вооружённым часовым, проснувшимся от звонких девичьих голосов. В ожидании остальных поболтав-позаигрывав с этим самым часовым, девчонки на обратном пути заскакивали в ангар с умывальниками, боясь смотреть в мрачную темень нутра, заставленную рядами длинных жестяных корыт с навешанными над ними рукомойниками, oполаскивались под крайними, возвращались в модуль и, измочаленные прошедшими сутками, сладко засыпали.

  

   * * *

  

   И тут появлялся Пузырёк! Свеженький, выспавшийся, умытый, причёсанный, позавтракавший и бодро несущийся в сторону взлётного поля с неугасающей надеждой как можно скорее попасть в свою тьму-таракань. За ним, дребезжа разболтанными колёсиками по всем стыкам бетонных плит узкой дорожки, ведущей к КПП, катился расчудесный чемодан.

  

   Сначала дребезжание прослушивалось слабо, но оно приближалось... приближалось... и когда Пузырёк, а, вернее, его чемодан, равнялся с нашим модулем, то на кроватях торчалo несколько всклоченных девчачьих голов, таращащихся друг на друга красными глазами и пытающихся вспомнить: что за звуки?! Потом самая сообразительная бормотала: "Ну блин! Опять этот директор бежит на посадку!" - и уже в полный голос кричала: "Козёл!!! Отвинти нафиг долбаные колёса от своего раздолбаного контейнера!!! Заколебал каждое утро будить!!!". Ведь некоторые девочки, повторяюсь, жили на "пересылке" по полторы-две недели, а кто и дольше.

  

  Естественно, Пузырёк, находясь во внешней звуковой среде из разрывов, гула бортовых двигателей и треска своего чемодана, девичьих криков не слышал, зато просыпалась наша "казарма", и некоторое время полусидя-полулёжа хором костерили несчастного, в сотый раз бесполезно пытающегося улететь в "свою" войну. Костерили недолго, как только звуки чемодана затихали, мы, бросив головы на подушки, по новой погружались в приятнейшее состояние, одно из желанных составляющих любой войны под названием "сладкий здоровый сон".

  

  Но здорового и сладкого сна не получалось, нас опять будил чемодан Пузырька. Это он, вытребовавший комендантское честнословное заверение об отсутствии в ближайшие сутки нужного борта, спешил в сторону столовой, боясь опоздать к обеду. Самое интересное, нашему сну не мешали ни звуки дальних и близких разрывов, ни артиллерийская канонада идущих в горах боёв, ни внезапно близкие автоматные очереди, ни гул винтов приземляющихся или взмывающих в небо бортов. Нет, как раз это был привычный звуковой фон, с исчезновением которых многие просто не смогли бы заснуть. Прошедшие войну меня поймут.

  

  Нас будил только злосчастный чемодан Пузырька, окончательно раздолбаный на бетонных плитах пересыльного пункта и взлётного поля.

  

  Рассказывать как мы ругались? Матерились все, включая скромниц из новеньких, поначалу ведших себя очень культурно и вежливо, а две русские прапорщицы из Закавказского военного округа обещались открыть огонь не на поражение, а на испуг, если завтра повторится подобное: "Или давай прямо щас шмальнём под подошву?" - "Да ну его в баню! Отложим до завтра!".

  

  Hо до завтра требовалось дожить, а пока шло "сегодня". Ведь этот активный Пузырёк, несмотря на комендантское заверения об отсутствии бортов, настырно пытался улететь и после обеда, разбивая наш дневной сон после того, как мы, разбуженные спешащим им на обед, послонялись по "пересылке", чего-то пожевали в столовой и во всеобщем покое "тихого часа" занимали собственные спальные места. Мы засыпали, а под нашими окнами вновь дребезжал и цокал колёсиками чужой чемодан, чей неугомонный хозяин надеялся на случайный борт, вдруг пожелавший лететь в направлении его дыры. Сейчас я, печатая эти строки, сижу и смеюсь, но тогда реально бесило.

  

   * * *

  

  А потом над аэродромом сбили самолёт с пассажирами, вылетевший в направлении нашего Джелалабада и, успей я слетать в Ташкент, вполне допускаю, что в бригаду возвращалась бы на том сбитом борту. Как могла там же находиться и наша парикмахерша, о чём у меня есть рассказ "Джелалабад. Лариса-парикмахерша", поставленный здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/i.shtml

  

  Сбитый борт оказался "чёрным тюльпаном", летевший в наш постоянно воюющий Джелалабад за очередной партией скорбного груза. A чтоб попусту не гонять, "чёрный тюльпан" принял в себя живых пассажиров. Реалии военного трафика: туда - живых, оттуда - погибших. Правда, фамилии погибших и о том, что это был "чёрный тюльпан", я узнаю через двадцать лет после войны, занявшись творчеством.

  

  А тогда детали ещё были не известны. Мы повздыхали, поохали, помянули погибших. Однако война есть война и любой мог оказаться в следующем факеле горевшего борта. Но, даже проводись диверсии ежечасно, службы никто не отменял и лично меня от обязанностей никто не освобождал. Лично для меня на тот момент ничего важнее не существовало, чем, как можно быстрее избавиться от отчёта путём доставки его в Ташкент. Не особо приятно зависать на колыхаемом волнами тревоги территории, имея на руках совершенно секретные бумаги, папку с которыми я всюду носила с собой, а на ночь, вынимая из сумки, прятала под матрас. В годы ВОВ за потерю даже одной секретной бумажки приговаривали к расстрелу, а у меня таких бумажек было несколько.

  

  И ещё хорошо помню, что личный состав "пересылки" моментально поредел, "потеряв" вернувшихся из отпусков, из командировок, после излечения. Эти покинули "пересылку" не потому, что испугались подниматься в небо, нет, повторюсь, на войне слабо верится в собственную гибель, особенно, когда ты молод, здоров и переполнен надеждами. Просто радио "пересылки" сообщило о прекращении воздушного движения по Афганистану на неопределённый срок, и народ бросился искать попутные бронеколонны.

  

  Зато сразу открыли союзное направление и каковым было моё удивление, когда, при прохождении по лётному полю в довольно внушительной толпе пассажиров, чуть позади задребезжали и зацокали знакомые звуки. Да-да, это Пузырёк улепётывал обратно в Союз. Но это был абсолютно другой Пузырёк - разговорчивый, весёлый, счастливый, с тем выражением лица, какое бывает у человека при известии о полном излечении от смертельной болезни. Своего "выздоровления" он не смог удержать даже в полёте, несколько раз весело и даже дерзко бросая попутчикам: "В гробу я видал вашу войну!". Человек вернулся в привычное своё состояние. Его даже не останавливало, что гражданские специалисты, расторгнувшие контракт без уважительной причины, обязаны возмещать командировочные расходы в многократном размере. О чём гласил отдельный пункт подписываемых в военкомате контрактов...

  

  

  

Вместо эпилога

  

  Вот это и хотела рассказать, небольшой эпизод далёкой уже войны. В Афганистане я не встречала мужчин с намоченными от страха штанами в полёте или под обстрелом. Подобное слышала от других, но сама не встречала. Не встречала я, как уже сказала в начале, и малодушных девчонок, испугавшихся военных трудностей. С ума сходили, но от трудностей не сбегали. Зато на моих глазах трусливо удирал с войны здоровый молодой мужчина, не побывавший нигде далее кабульской "пересылки".

  

  Как, интересно, сложилась его судьба? Не удивлюсь, если он, прикупив ветеранское удостоверение, сейчас позиционирует себя брутальным Аникой-воином, прошедшим жестокие бои.

  

  Живы ли две девушки-прапорщицы из Закавказского военного округа, обещавшие "шмальнуть" Пузырьку под подошву? Как их фамилии - не помню, запомнился только военный округ. Закавказье. Случайных знакомств в командировках за моё почти трёхлетнее пребывание в Афганистане выпало немало. Дежурные по кабульскому аэродрому, солдатики-срочники, завидев меня, появившуюся в дверном проёме, тут же задёргивали на своём окошке шторку, притворившись, что никого нет, а когда тарахтением по стеклу всё-таки удавалось заставить их высунуть свои озорные мордашки, то на вопрос: "Почему спрятались?", - был честный мальчишечий ответ: "Да кто ж вас не знает? Вы ж тут же начнёте ругаться". И они были правы, я действительно ругалась, когда, например, внезапно взмывал грузовой борт и я гневно вопрошала дежурного: "Почему не позвал?!".

  А мальчонка-солдат недоумённо вопрошал: "Да это ж "чёрный тюльпан". Неужели б полетели с гробами?". Откуда ему знать, что в неказистой сумке на моём плече лежит папка с совершенно секретными документами и их доставка была для меня наипервейшей обязанностью...

  

  

  

   30.07.2008

  

  

  Все фото взяты из сети, Кабул, военный аэродром, есть и "пересылка":

  

  

  Комендатура аэродрома

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

---

© Copyright Смолина Алла Размещен: 12/06/2014, изменен: 17/02/2024. 23k. Статистика. Глава: Афганистан АФГАНИСТАН. Там вдали наша юность военная Иллюстрации: 13 штук.

---

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru (с) ArtOfWar, 1998-2023