Я, СМОЛИНА А.Н.:

  

  1. В чужих газетных статьях ничего не правлю, отсюда иногда одно и то же медицинское учреждение называется по разному.

  

  2. У некоторых героинь не указано место службы, возможно потому, что тогда это считалось военной тайной.

  

  3. У других героинь отсутствует отчество. Там, где я знаю лично или отслеживаю по другим газетным публикациям, - там я отчество ставлю.

  У остальных только те данные, какие дала газета.

  

  4. Красным цветом даю сноски на дополнительную информацию, если она у меня имеется.

  

  

  

  

  

  

  

  Этот раздел собран удивительным человеком. Ольга Анатольевна КОРНИЕНКО, добровольная помощница, изъявившая желание отыскивать информацию об "афганцах" и "афганках", живых и погибших. Она не только добывает информацию, но, когда невозможно скопировать, перепечатывает материал вручную.

  

  И неважно, что Ольга Анатольевна - не ветеран войны, благодаря ей мой военный архив пополнился многочисленными фактами о тех, чьи подвиги упоминаются не так часто - о служащих (вольнонаёмных) советской армии, прошедших горнило афганской войны.

  

  Хотелось бы иметь больше таких помощников, однако, как показал многолетний опыт по сбору архивных данных, серьёзные ответственные альтруисты на жизненном пути встречаются не часто. Можно сказать, моему архиву повезло.

  

  

  

  

  

  241. Татьяна ГОНЧАРОВА, Кабул, машинистка,

  50-й отдельный смешанный авиационный полк в/ч пп 97978, 1987-1988

  

  242. Наталья САДРЕЕВА, Лошкаргах, начальник секретной части, 1986-1987

  

  243. Зарема ЦАГАЕВА, Кабул, строевая часть, батальон охраны аэропорта, 1981

  

  ----- Нина ТИХОНОВА, Кандагар, медсестра, инфекционный госпиталь, 1986-1987

  

  244. Тамара Валентиновна ШАКУЛОВА, Лашкаргах, секретное делопроизводство,

  22-я Гвардейская отдельная бригада спецназа, 1985-1987

  

  245. Татьяна Викторовна ШИБАЕВА, Кабул, медсестра, инфекционный госпиталь, 1981-1982

  

  246. Татьяна ВОРОНЦОВА, Кандагар, сестра-анестезиолог, госпиталь, 1984-1986

  

  247. Людмила, Джелалабад, медсестра,

  военно-полевой госпиталь особо опасных инфекций N 834 в/ч пп 73976, 1985-1986

  

  248. Нина Ивановна МАТВЕЕВА, Кандагар,

  начальник учетно-операционной и финансовой части КЭЧ, 1986-1987

  

  249. Ольга Васильевна ЩЕРБИНИНА, Шиндандт, операционная сестра медсанбата в/ч пп 93977, 1986 год.

  После - прапорщик-фельдшер медпункта 180 мсп в Кабуле

  

  --- Тоня КОЧЕВАТКИНА, Шиндандт, операционная сестра медсанбата в/ч пп 93977, 1986

  

  --- Клава КУРБАТОВА, Шиндандт, операционная сестра медсанбата в/ч пп 93977, 1986

  

  --- Ирина ФЕДОРОВЫХ, Шиндандт, операционная сестра медсанбата в/ч пп 93977, 1986

  

  --- Ирина АСАУЛЯК, Шиндандт, операционная сестра медсанбата в/ч пп 93977, 1986

  

  250. Нина КОЦУР, Чарикар, фельдшер батальона разграждения,

  инженерно-саперный полк, 1986-1987

  

  

  

  

  

  

241. "Молодой ленинец" N 9 (7680, 25.02.2014)

  

АФГАНСКИЙ ДНЕВНИК ТАТЬЯНЫ ГОНЧАРОВОЙ

  

  

  

  15 февраля — день вывода советских войск из Афганистана, 23 февраля — День защитника Отечества, приближающееся 8 Марта — Международный женский день. «МЛ» сумел разыскать героиню, которая объединяет эти три даты.

  

  И в отпуск после 17 месяцев пребывания в Афганистане, и домой по окончании срока контракта Татьяна Гончарова улетала на «черном тюльпане» — самолете Ан-12, совершавшем рейсы в Союз с «рваными в клочья, в отпуск бессрочный» солдатами 40-й армии. Других бортов попросту не было.

  Сегодня наша землячка вспоминает о своих двух годах, проведенных «за речкой».

  

  Или в койку, или на войну

  

  «После того как получила специальность секретаря-машинистки, я устроилась на работу в наше артиллерийское училище, — рассказывает наша героиня. — А сама все время мечтала о загранице. Пришла в военкомат и поинтересовалась, можно ли получить направление в загранкомандировку. Но мне, простой девчонке, популярно объяснили, что это очень сложно: и стаж нужен, и вакансий не предвидится, так что о поездке, скажем, в Германию лучше и не мечтать».

  

  Дело решил случай. Таня узнала, что одна из ее знакомых уезжает в Афган, ну и тоже решила попробовать. «В какой Афганистан, дурочка? — остановил сумбурную речь Гончаровой майор-военком. — Ты что, не знаешь, там же война идет! Люди гибнут каждый день. И потом, коллектив чисто мужской, ты мозгами-то раскинь!» Но переубедить девушку не удалось. 14 декабря ей пришел вызов.

  Ни маме, ни старенькой бабушке Таня про Афганистан даже не заикалась: знала — не отпустят. Поэтому лишь на прощальной вечеринке сообщила, что едет в ДРА. За вагоном поезда «Сура», на котором пензячка уезжала из Пензы, ее мама бежала сколько было сил...

  

  «В Ташкенте на пересыльном пункте мы, новенькие, кто должен был попасть в Афган, провели несколько томительных дней. Новый год тоже встретили, можно сказать, в казарме, — вспоминает уже давние события Татьяна Геннадьевна. — Только 5 января на Ил-76 улетели в Кабул. Прямо в порту нас встретил прапорщик и отвел в модуль. Условия спартанские: двухъярусные койки, удобства на улице. Объявили, что через пару дней всех распределят по частям».

  

  Приключения начались в первую же ночь. Солдат-посыльный бесцеремонно разбудил девушку: «Вставай, красавица! Тебя начмед к себе вызывает». В голове у девчонки сразу возникла мысль, что с медицинскими справками неладно. Однако звали ее не за этим. В комнате у офицера уже был накрыт стол.

  «Ты вот что, дорогуша, — нехорошо осклабился мужчина, — или сейчас со мной в койку, или я законопачу тебя в Пули-Хумри, а там люди из боев не вылазят». Начмед был очень удивлен, когда услышал решительный отказ. Татьяна весьма популярно объяснила офицеру, что приехала сюда вовсе не за этим.

  

  По распределению наша землячка попала в в/ч 97978, в 50-й отдельный смешанный авиационный полк. Сначала в штабе ей сообщили, что работать она будет в секретной части: печатать все документы, в том числе и на погибших. А затем до глубокой ночи ее пытались подселить хотя бы к кому-нибудь. Мест не было. Слава Богу, что семейная пара врачей сжалилась над девушкой и взяла на временное проживание.

  

  Утром, когда Гончарова собралась на завтрак в столовую, первое, что она услышала, выйдя из домика, была траурная музыка. Домой в цинковых гробах отправляли погибших пару дней назад пилотов. А в столовой она то и дело ловила на себе откровенные взгляды мужиков и реплики: «Ого, новая чекистка приехала!» (зарплату в Афганистане платили специальными чеками, и в частях гуляла молва, будто женщины приезжают сюда лишь за тем, чтобы скопить как можно больше денег, отдаваясь офицерам за чеки).

  

  Конечно, в первое время к пензячке приставали с нескромными предложениями все, начиная от непосредственного начальника и заканчивая сопливыми солдатиками. Но скоро в полку поняли, что этот номер не прокатит.

  

  20 килограммов человеческого мяса

  

  «За время работы в в/ч 97978 зарекомендовала себя дисциплинированной, трудолюбивой, исполнительной... — читаем в служебной характеристике Татьяны Гончаровой. — К выполнению служебного и интернационального долга относится добросовестно. Два раза в составе оперативной группы вылетала в районы боевых действий. Особо отличилась с 12 по 15 ноября 1987 года в период проведения операции в районе Кандагара, проявив при этом выдержку и спокойствие».

  

  Но это бумага, а на самом деле все выглядело иначе. Вызывают среди ночи в секретную часть, сообщают о погибших вертолетчиках. Здесь уже есть радио их последних переговоров с землей. Последние крики, мат, прощальные слова. Даже слышать такое тягостно, а ведь нужно срочно заполнять на павших в бою документы. И такое не раз в полгода, а каждую неделю.

  

  А когда «духи» сбили транспортный Ан-12 с новенькими гражданскими, солдатами и офицерами, прибывшими на замену, у пензячки случился нервный срыв. Представьте — на месте падения самолета собрали в пакет 20 килограммов горелого мяса — все, что осталось от людей. А уцелевшие окровавленные и обугленные загранпаспорта, военные билеты, другие бумаги выложили перед секретчицей.

  С ней тотчас стало плохо, но служба есть служба. «Вот тебе стакан спирта, Таня, — протянул емкость подполковник. — Выпей, работать надо!» Захворала после этого она так, что за пару недель растаяла, словно свечка: от ее почти 70 килограммов осталось всего-то 50!

  

  В общем, в отпуск Татьяна поехала не скоро. А еще к тому времени уже начался объявленный Горбачевым вывод войск из Афганистана. Так что свободных бортов не предвиделось. Над девушкой сжалились пилоты: «На «тюльпане» полетишь?»

  

  «На взлетке стоял серый невзрачный Ан-12. Захожу, а внутри повсеместно гробы, — вытирает платком повлажневшие глаза женщина. — И запах тошнотворный. Разве ж такое забудешь когда-нибудь!» В Пензе родные даже не сразу узнали свою кровиночку. А когда дома Татьяна залпом выпила стопку водки и закурила сигарету, мама и бабушка схватились за голову: «Дочка, это что же с тобой такое?!» — «Так ведь я не с курорта вернулась...» — махнула рукой Татьяна Гончарова.

  

  Отпуск она не отгуляла. Все здесь было не по нраву, особенно официальная ложь про Афганистан. На две недели раньше положенного срока Татьяна уже была на ташкентской пересылке. С собой везла самовар, утюг, тюбик зубной пасты и каталку колбасы. Электробытовые приборы до винтика раскрутили таможенники, а пасту перемяли так, что тюбик больше напоминал мыльный пузырь.

  

  «Да в чем дело?» — поинтересовалась пензячка у местных Верещагиных. В ответ ее пригласили пройти в помещение, где стояло гинекологическое кресло. «Раздевайтесь!» — приказала дама в кителе. Лишь после унизительной процедуры осмотра Гончаровой нехотя сообщили, что ошиблись.

  Настроение было хуже некуда. Хорошо летчики из родного полка оказались здесь же.

  

  И последнее. Чтобы хоть как-то скрасить бойцам и офицерам их военные будни, наша землячка предложила организовать собственный театр миниатюр.

  

  «В библиотеке нашли журналы с пьесами, хорошие стихи, затем сами готовили декорации и долго репетировали, — показывает пожелтевшие снимки Татьяна Гончарова. — На премьеру в клубе собрался полный зал. Прошло все на ура! Потом выступали и в штабе армии, и в 103-й воздушно-десантной дивизии. Вскоре о нашем коллективе знали уже многие и приглашали наперебой».

  

  Р.S. Сегодня Татьяна Гончарова, как и несколько других пензенских женщин, служивших в ДРА, состоит в региональной организации Союза ветеранов Афганистана. Рассказывает правду о войне школьникам и студентам.

  

  Владимир Вержбовский

  

  

  Отсюда:

  http://nd58.ru/content/%D0%B0%D1%84%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%BA-%D1%82%D0%B0%D1%82%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D1%8B-%D0%B3%D0%BE%D0%BD%D1%87%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B9

  

  

  

  

  

242. "NOKSTV.ru" (15.02.2014)

  

Моя мама воевала в Афгане

  

  

  

  "Меня убили первой. Афганский мальчик лет десяти-двенадцати достал из-за пазухи «лимонку», выдернул чеку и метнул гранату в меня. Взрыв раздался через мгновение…"

  

  Вслед за взрывом она вскакивает с кровати в холодном поту. Сон этот совсем недавно преследовал её почти каждую ночь. Засыпая, она наверняка знала, что вновь увидит эти карие детские глаза, залитые ненавистью. Она не делала ему ничего плохого. Она просто была для него врагом. А он действовал элементарному по своей сути принципу – « убей неверного».

  

  В Афганистан Наталья Садреева попала случайно. Человеком она слыла решительным и волевым, поэтому знакомые не очень–то удивились этому факту. Но всё действительно произошло случайно. В судьбу вмешались обстоятельства, которые принято именовать роковыми. Подробности той истории мы раскрывать не собираемся. Скажем лишь. Что не заладилась у Наташи совместная жизнь с мужем. Жилья собственного не было, Тут то и прознала о льготах для участников военных событий. Да,- ответили ей в военкомате, - оформляйте документы. – Срок положенный отслужит, а по возвращению мы вам квартиру обязательно выделим. И она согласилась. О решении своём абсолютно не жалеет. Хотя жильё, к слову сказать, ей так и не выделили. Сменились начальники. Обещание давали одни, а вскоре пришли другие. И поскольку никакого контракта никто не подписывал, слова так и остались словами. На дворе стоял 1985 год, когда эта история только начиналась.

  

  Легко сказать "оформляйте документы". Гораздо труднее сделать. Очень скоро выяснилось, что героиня наша служить права не имеет: она элементарно не могла пройти медицинскую комиссию – болячек слишком много накопилось. Другая бы руками махнула и смирилась. Она – нет. Она и здесь выход нашла. На комиссию к врачам её сестра родная отправилась. Похожи они сильно были, поэтому хитрость никто не расшифровал. А скорее о подвохе никто и не думал. Ещё с одной проблемой она тоже оригинально справилась. Отлично понимая, что как мать её не отправят в «горячую точку». Сумела убедить всех, что едет в Германию. Тогда она ещё два самостоятельных государства представляла. Гораздо сложнее было с другим. С сыном. Ему всего-то четыре годика стукнуло. Ясно, что с собой его не повезёшь. Пришлось на попечение бабушки оставлять. Сумела себя убедить, что все него делается. Понимаете, - Наташа смотрит невидящим взглядом в стену и вспоминает – я думаю, что на той войне меня мой сын сберёг. Миша его зовут. Мысль о том, что я ему нужна, мне выжить помогла.

  

  От меня, - рассказывает она, - состояние архива зависело. Адская работа. Пересматривать сотни военных билетов пробитых пулями. Почту доставляла. Со мной всегда граната и автомат были. А пистолеты я не любила. Впрочем, что я всё про себя. Мы когда в Кабуле в госпитале были, то там такого насмотрелись! У одной девушки вообще жуткая специальность была – психолог. И её обязанности входило умирающих выслушивать.Помогать им спокойно в иной мир уйти. Они ей в любви признавались, разными именами называли. Она соглашалась. Помочь старалась, хоть прекрасно знала, что уже ничем не поможет. В Кандагаре нас ежедневно с трёх до шести утра обстреливали. И знаете где прятались? Под койками. У одной девушки во время подобных атак необычные срывы случались – она на аккордеоне начинала играть.

  

  В Лашкаргахе их полк спецназа стоял. Там белых женщин вообще не видели. Так вот, как только они приехали, вражеская разведка быстро сработала, и туда двух француженок заслали. Но «работали» они недолго. Наши чекисты быстро их вычислили. Тот полк полковник Герасимов возглавлял. Он к женщинам с особым вниманием относился. И не ищите в словах этих скрытого смысла. Просто командир прекрасно понимал, что у многих женщин дома остались дети. А без материнской ласки ребёнку никак нельзя. Поэтому и генерал Громов их оберегал, категорически запрещал все лишние действия. Однажды Наташу сильно избили в Кабуле, но она убеждена, что ей ещё повезло: двух других наших женщин там прямо на куски изрезали.(1) Смерть два с половиной года она собственными глазами видела ежедневно. Конечно, ко всему можно привыкнуть, но как забыть случай, когда буквально на твоих глазах погибают сразу восемь дембелей? Ребята уже вещи для поездки домой упаковывали, а тут такое…

  

  Сынок прислал в Афганистан маме красочные рисунки, а она в ответ писала радостные письма. «В нашей Лошкарёвке так красиво и удивительно, такие здесь места замечательные». Эта «Лошкарёвка» её и рассекретила. Когда адрес на конверте указывался, то писался лишь номер воинской части. Так послания и доходили. Многие адресаты даже не знали в какую страну их депеши идут. А тут похвастался кто-то из родственников Натальи перед бывшим афганцем, в каком она месте находится. Моментально всё и выяснилось. Лошкарёвка, - отреагировал парень, - селение почти у самой границы с Пакистаном. А правильно оно называется Лошкаргах.

  

  Я, - говорит Наталья,- обиды на него не держу. Вот перед родными неловко как-то стало. Но отступать было поздно.Сразу её оформили служащей советской армии. Через некоторое время прошла ускоренные курсы и стала начальником секретной части. Это раньше нельзя было расшифровывать, что за этой должностью скрывается. Теперь, пожалуй, уже можно – занималась Наташа оформлением всей документации.

  

  Ей много приходилось летать. Полёты были тяжёлые.Самолет поднимался на большую высоту, чтобы неприятель не достал. От сильного давления многие бойцы в обморок падали. А мы, женщины, - говорит она, - ничего, держались. Бегали по салону и пацанам противогазы надевали. Я если хотите , вообще считаю, что женщине от природы сил больше дано, нежели мужчине. Так кто-то справедливо распорядился. Ведь женщина – прежде всего мать. Она не только за себя отвечает. За её спиной дети. Не случайно ведь многие афганцы спиваются. Не могут они просто со своей невостребованностью справиться. Женщина в этом смысле гораздо увереннее держится.

  

  Война для неё закончилась в 1987-м. Хотя закончилась ли? И дело даже не в том, что потом ещё служила в той же Германии и Выборге. Дело в гораздо большем. В той памяти, которая навечно поселилась в сердце. Ну как, скажите, забыть о первом увиденном трупе, от которого холодок прошелся между лопаток? О том, как на твоих глазах умирали безусые мальчишки? О грохоте бомбёжек и о многом другом? Мы привыкли повторять: мол у войны не женское лицо. Всё так, отношения между собой должны выяснять представители сильного пола. Но как-то забываем, что ни одна в мире война не обходится без женщин. В разных ролях, но в боевых конфликтах они участвовали всегда. Наталья Сергеевна Садреева – одна из них.

  

  Вы знаете, что она сказала мне на прощание? Очень простые слова. Но мурашки по коже от них побежали. -Пусть и развенчали ту войну, говоря, что жертвы были напрасными, что вообще всё оказалось политической ошибкой. Я же счастлива, что побывала в Афгане. Чтобы полностью меня понять, надо это лично прочувствовать. Я там с удивительными людьми познакомилась. Например с Громовым и Аушевым. Лишь в экстремальных ситуациях человек полностью раскрывается. У него душа словно обнажается. Поверьте, у нас хорошие люди. Подонков я мало встречала. Нам есть кем гордиться.

  

  Сергей Плютенко, «Металлург», март 1999 г.

  

  P.S. Просим помочь в розыске героини опубликованного очерка Натальи Садреевой, надеемся узнать о её дальнейшей судьбе.

  

  Ждём Ваших звонков по телефону 64-03-40 (10:00 -18:00 ч.), 61-17-90 сайт nokstv

  

  

  Отсюда: http://nokstv.ru/news/city/society/5902

  

  _______________________________________________________________________________

  (1) - не понятно о ком речь. В "Спискe погибших "афганок" нет таких данных.

  "Список погибших "афганок" поставлен здесь:

  http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/00003.shtml - А.С.

  

  

  

  

  

243. "15-й регион" (15.02.2014)

  

Шурави двадцать пять лет спустя

  Кабульский форпост

  

  Зарема Цагаева собиралась на службу в Германию, но в военкомате ее переубедили и направили в Афганистан. Ей было 24 года. О том, что едет в горячую точку, никому не сказала. Родители думали, что она все же уехала в Германию, и узнали, что дочь отправилась в Афган, только спустя несколько месяцев от знакомого работника КГБ.

  

  Она оказалась в Кабуле в начале 1981 года, когда военные действия только начинались. Солдаты жили в палатках, а женщин селили в вагончики, но даже туда заползали скорпионы и змеи. Девушка служила в строевой части, охранявшей аэропорт Кабула, занималась оформлением документов. Но когда привозили раненых, помощь им оказывали все. Медсперсонала явно не хватало. Все продовольствие, медикаменты, почту, вооружение привозили сначала в этот так называемый фортпост, а уже оттуда отправляли в другие военные части. Из этого же аэропорта отправляли тяжелораненых в Москву. «Сначала взлетали вертолеты. Летчики смотрели, нет ли там душманов, будут ли стрелять по вертолетам. Если все было в порядке, взлетали самолеты», — рассказывает Цагаева.

  

  Всем военнослужащим, независимо от должности, необходимо было уметь стрелять из автомата, бросать гранаты, оказывать первую медицинскую помощь. Из их части на боевые задания никто не выезжал, потому что аэропорт был сверхважным стратегическим объектом. Если бы их военчасть попала в руки душманов, то весь советский контингент оказался бы в блокаде. «В Кабуле страшно не было, а вот в Чечне — было», — добавляет женщина.

  

  Спустя какое-то время она серьезно заболела, не могла вставать, началось обезвоживание. Врачи долго не могли определить, в чем дело, поэтому отправили ее в Москву. Там в течение недели Зарема Цагаева встала на ноги. По ее словам, скорее всего, не смогла акклиматизироваться. Обратно она уже не вернулась.

  

  Заход с воздуха

  

  Медсестру одной из Краснодарских больниц Нину Тихонову призвали в Афганистан в 1986 году. На тот момент она уже была вдовой и воспитывала дочь, которой было три года. Она была самой молодой в коллективе. Когда ее отправили на курсы повышения квалификации обучаться нейрохирургии, она догадалась, что так готовят к Афганистану. Дочку она оставила матери, сказав родителям, что едет служить в Германию. «Почему-то была уверенна, что попаду именно в Кабул. Тогда мне казалось, что в этой стране только один город», — рассказывает старший прапорщик Тихонова. А направили ее в самую горячую точку — Кандагар. Как рассказывает Тихонова, попасть туда можно было только на самолете, с которого нужно было прыгать с парашютом.(1) Многим, как и ей, прыгать пришлось впервые.

  

  После одной из операций в инфекционный госпиталь с гепатитом поступило три сотни бойцов. Срочно пришлось выписывать других раненых. Кровати стояли в три ряда. Солдаты сами учились ставить и убирать капельницы, сделать перевязки. О том, что она служит в Афганистане, родители узнали после того, как дочь в первый раз приехала в отпуск. Нина успокоила родных и снова улетела в Кандагар.

  

  Как и весь медперсонал, она тоже умела стрелять из автомата, ходила в сопровождении с колоннами военных на задания, неся в одной руке 25-килограммовый чемодан с медикаментами, а в другой автомат. В более спокойные периоды на территории госпиталя Нина Тихонова даже ходила в туфлях на небольшом каблучке. «У меня было с собой 20 платьев. Меняла их каждый день, времени на то, чтобы стирать, не было совсем»,— говорит она. Военнослужащие, по словам Тихоновой, оказывали помощь беженцам, которые начали возвращаться на свои родные земли.

  

  Спустя некоторое время Тихонова стала старшей медсестрой медроты, занималась распределением раненых. После Афгана она прошла и обе чеченские кампании.

  

  Шурави, как называли советских солдат афганцы, готовы снова пройти Афганистан, если их позовет Родина. Ведь, к тому же, мирный афганский народ воспринимал их как освободителей.

  

  Алана 15-Сабеева

  

  

  Отсюда: http://region15.ru/articles/3882/

  

  _______________________________________________________________________________

  (1) - какая-то чушь, что все, прибывающие в Кандагар, спускались на парашюте. Там был хороший аэродром и борта садились на бетонное поле. Или автор статьи чего-то напутала, или героиня статьи - очередная лже-"афганка" - А.С.

  

  

  

  

  

244. "KM.RU В РОССИИ" (17.02.2005)

  

Блондинка в Афгане

  Курянка Тамара Шакулова(1) училась на хореографа, а попала в спецназ.

  

  Два с половиной года бывшая танцовщица Тамара Шакулова прослужила в Афганистане в составе 22-й Гвардейской отдельной бригады спецназа. Она была единственной женщиной среди сотни мужчин. Ей приходилось вместо дамской сумочки всегда носить при себе пистолет, водить БТР и вертолет. Когда после ранения 26-летняя Тамара получила первую группу инвалидности, врачи сомневались, что женщина сможет ходить и говорить. А она – танцует.

  

  Торт с зеленкой и йодом – подзаголовок

  

  В День вывода советских войск из Афганистана 15 февраля Тамара Валентиновна встречается с друзьями-»афганцами» и пьет за здоровье живых солдат. Мертвых поминают 27 декабря – в день, когда наша армия вошла в Афган.

  

  – Попала я на военную службу, можно сказать, неожиданно. С детства мечтала танцевать, – вспоминает Тамарa Валентиновна. – После школы окончила хореографическое отделение Орловского института культуры. Занимала первые места по Союзу на конкурсах бальных танцев.

  

  А еще всерьез увлекалась экстремальным спортом: стала мастером спорта по стрельбе, кандидатом в мастера по прыжкам с парашютом, занималась карате.

  

  Когда Тамаре, миниатюрной блондинке (38-й размер одежды и 33-й обуви), было 19 лет, ей позвонили из военкомата ее родного Кореневского района с неожиданным предложением – пойти служить в армию. Точнее – в войска спецназа. Это было не редкостью в восьмидесятые – тогда женщин активно привлекали на военную службу.

  

  – Согласилась я не сразу, только после третьего настойчивого предложения. В результате прослужила в спецназе пять лет. А в 1985 году получила приказ вылететь в Афганистан. Отказаться было невозможно. Да я и не собиралась – была готова ко всему, когда шла служить.

  

  Обязанностью Тамары было секретное делопроизводство. Но и пострелять пришлось немало.

  

  – О страхе как-то не думала. Все знали, как издеваются душманы над пленными. Поэтому одну пулю под погоном непременно для себя приберегала, – спокойно говорит Тамара Валентиновна. – Однажды ехала в колонне из Кабула в Кандагар через Саланг. И как-то мне в машине неуютно стало, тревожно. На остановке пересела в следующую. А та, в которой я до того ехала, взорвалась. Водитель погиб…

  

  У Шакуловой двенадцать правительственных наград. Представляли ее и к ордену Красной Звезды. Но получить не удалось. Ночью командировочный случайно выбил окно в ее домике. Тамара спросонья приемом карате ударила его с двух рук по ушам. Барабанные перепонки-то и лопнули. Ей объявили строгий выговор по комсомольской части с занесением в личное дело. Вот и плакал орден.

  

  – Мои сослуживцы называли меня младшим братишкой, – смеется Тамара Валентиновна. – Но не забывали, что я женщина, берегли и заботились. Рядом с вертолетной площадкой построили отдельный домик. Конечно, я тоже старалась сделать ребятам что-нибудь хорошее. Однажды испекла к 23 февраля торт, вернее тортище – метр восемьдесят в длину, метр в ширину. А сверху розочки разноцветные: красный цвет – из консервированной свеклы, зеленый – капля зеленки, синий – йод с зеленкой смешала. Голь на выдумки хитра. Они радовались, как дети!

  

  В ответ на вопросы о любовных отношениях на войне и о том, не хотелось ли ей связать судьбу с кем-то из сослуживцев, Тамара Валентиновна только машет рукой:

  – Ребят много – я одна. Одного выделишь – другие обидятся, начнутся ссоры-раздоры. И вообще в Афгане не до любви было. Только боевая дружба…

  

  «Ромашишка, не умирай!»

  

  Отправляясь в Афганистан, Тамара не хотела пугать родных и придумала для них легенду, что служит под Берлином. Полгода она скрывала правду, пока не ранили. Их вертолет подбили в горах. Два осколка снаряда – в руку и ногу – Тамара получила в воздухе, пока спускалась на парашюте. Еще один – в голову – догнал ее уже на земле.

  

  – Душманы окружили нас, пули свистели – головы не поднять. Отстреливалась двое суток. В том бою погибли 14 наших ребят… Слава Богу, подоспело подкрепление. Меня и еще четырех солдат успели спасти.

  

  Когда Тамара попала в засаду, ее мама в поселке Коренево увидела вещий сон – в дочку стреляют, а та, истекая кровью и теряя сознание, подносит к груди ствол пистолета. Вечером в новостях по телевидению показывали репортаж из Афгана – группу советских солдат вывели из окружения. Крупным планом дали носилки, в которых из вертолета спускали Тамару. Из-под бинтов были видны только нос и глаз. Мама тихо охнула: «Томочка!»

  

  После госпиталя Тамара снова вернулась в свою часть. И воевала еще два года. Пока не начали мучить сильнейшие головные боли – последствия черепно-мозговой травмы. Стала стремительно расти опухоль в мозгу. Девушку отправили в Москву, в институт имени Бурденко. Ей сделали сложнейшую операцию – трепанацию черепа, восемь часов под наркозом. Под окнами операционной все это время стояли 46 ребят-»афганцев» и просили: «Ромашишка, держись, не умирай!». Так ее шутливо называли сослуживцы – производное от слов «ромашка» и «малышка».

  

  На «Оке» – как на вертолете – подзаголовок

  

  После клиники Тамару привезли домой в Коренево. О возвращении на службу речи не было – инвалидность первой группы. За женщиной, лежачей больной, ухаживали мать и отец.

  

  Год Тамара не поднималась с кровати. Полгода не могла говорить. И поняла, что так и останется безнадежной калекой, если сама не поможет себе вернуться к нормальной жизни. Тамара разработала собственную систему упражнений на основе метода Валентина Дикуля. Занималась каждый день. Долгих семь лет. Она победила – ей удалось вновь научиться ходить.

  

  Вначале Тамара хромала, но передвигаться с палочкой не хотела. Приспособилась ходить, опираясь на велосипед. Каждые три месяца ездила в Москву на обследования. Врачи удивлялись ее упорству и выдержке.

  

  Сейчас Тамара Шакулова – заместитель председателя Курского областного Союза общественных объединений ветеранов боевых действий. Носится по городу на своей «Оке», по ее собственному сравнению, «как на вертолете». В Курском обществе инвалидов постоянно устраивает праздники, концерты, соревнования, встречи. А когда начинаются танцы – от кавалеров нет отбоя. Весь зал провожает взглядами вальсирующую женщину. Каждый год Тамара Валентиновна участвует в областной спартакиаде инвалидов. Особенно уважает армреслинг – борьбу на руках. «Укладывает» и мужчин, и женщин – здесь ей нет равных.

  

  Несколько лет назад Тамаре Валентиновне дали однокомнатную квартиру на Северо-Западе Курска. В ней она живет вместе с мамой. На обстановку пенсии не хватает: хорошо, что есть списанная из гостиницы кровать, раскладушка да подаренные ребятами-»афганцами» стенка и холодильник. Практически все деньги уходят на лекарства.

  

  – Жаловаться не хочу, не в моих правилах. О том, что пошла в спецназ, не жалею. Значит, такая у меня судьба.

  

  Тамара УСТЮЖАНИНА

  

  Отсюда: http://www.km.ru/v-rossii/2005/02/17/kursk/blondinka-v-afgane

  

  _______________________________________________________________________________

  (1) - следующая статья так же о Тамаре, статьи идентичны - А.С.

  

  

  

  

  

Тамара Шакулова

  

  

  

  О Тамаре ШАКУЛОВОЙ(1) рассказывали все, с кем я общалась в Курском обществе инвалидов. И танцует так, что заглядишься, и душа любой компании, и в автопробеге участие принимала — на своей инвалидной «Оке» летает как на вертолете. И любому хулигану отпор даст… Тамара и вправду человек удивительный, Афган прошла — почти два с половиной года — с 85-го по 87-й — под огнем, в спецназе, двенадцать правительственных наград, ранения. А насчет вертолета — не шутка. Приходилось и БТР водить, и «вертушку».

  

  Торт и карате

  

  КТО бы сказал крошечной — 38-й размер одежды, 33-й обуви — девчонке из Коренево, что под Курском, выпускнице хореографического отделения Орловского института культуры, лауреату всесоюзных конкурсов народных и бальных танцев, что так сложится ее судьба, не поверила бы! Нет, увлечения у Тамары всегда были несколько экстремальные: в ранней юности стала мастером спорта по стрельбе, кандидатом в мастера по прыжкам с парашютом, выступала на чемпионате России по большому теннису, занималась карате… Но чтоб из всего этого профессию делать?! А вот ведь — как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. В один прекрасный день в телефонной трубке прозвучал голос, предложивший ей службу в армии. Это было не редкостью в восьмидесятые — тогдашний военный министр стоял за активное привлечение женщин на военную службу. Правда, на первый звоночек она не среагировала, но уж когда в третий раз настойчиво предложили — решилась. С 19 лет в армии, а в 24 — здравствуй, земля афганская! Она была единственной женщиной в 22-й Гвардейской отдельной бригаде спецназа.

  

  — Я была для своих сослуживцев младшим братом, что ли… Конечно, старалась им что-то хорошее сделать — вот, например, торт к 23 февраля. Кто ж, как не я? Подговорила начальника продовольственного склада, он немножко масла сэкономил, сгущенки и так было хоть залейся, испекла не торт, а тортище — метр восемьдесят в длину, метр в ширину, а поверху розочки разноцветные: красный цвет — из свеклы, зеленый — из зеленки, синий — капля йода, капля зеленки, такая красота! Да и радости для всех сколько…

  

  И обо мне тоже все заботились, домик саманный построили рядом с вертолетной площадкой, двух курочек и петушка подарили, а чтоб какая грязь или пошлость — никому в голову не приходило. Единственный случай был, так я за него поплатилась тем, что орден Красного Знамени, к которому представили, не получила. Вертолетчик один «залетный» был — не из нашей части. Ну, глаз положил и ночью стал в мой домик ломиться. Я спала, ни о чем не подозревала, а он не понял, куда дверь открывается, и выбил окно. Вот это он очень зря сделал! Стекло-то было на вес золота, и как оно дзинькнуло, я спросонья выскочила и этому горе-любовнику приемом карате с двух рук по ушам. Барабанные перепонки-то и лопнули. А он — офицер! Мне строгий выговор по комсомольской части с занесением в личное дело. Вот и плакал орден!

  

  Заветная пуля

  

  ОБЯЗАННОСТЬЮ Тамары было секретное делопроизводство, но и пострелять пришлось.

  

  — Служба есть служба. О страхе как-то не думаешь. Все знали, как зверствуют душманы над пленными, поэтому одну пулю непременно для себя приберегала, — вспоминает Тамара. — Однажды ехала в машине, и что-то мне неудобно показалось. На остановке пересела в следующую. А та, в которой я до того ехала, взорвалась. Водитель погиб.

  

  Первый раз Тамара попала в окружение, когда летела по служебным делам из Лашкаргаха в Кандагар, но оно окончилось относительно благополучно. Чего не скажешь о втором. Вертолет подбили в горах, первый осколок — в голову — она получила еще в воздухе, пока спускалась на парашюте, два других — в руку и ногу — догнали уже на земле. Двое суток отстреливались, а что делать — шестеро ребят сразу погибли, остальных тоже пули не миновали. Если бы не подоспела помощь, пришлось бы заветный последний выстрел применить по назначению.

  

  А мама ничего не знала — для нее Тамара разработала легенду, что служит в Германии. Проконсультироваться относительно немецких подробностей было у кого — среди сослуживцев-«афганцев» нашлись ребята, там бывавшие. Вот и изобиловали письма домой правдоподобными деталями. Только когда дочка была на волосок от гибели, материнское сердце что-то почуяло — был вещий сон, что она в Афгане, что ей плохо. И в тот же вечер — репортаж по телевидению о выходе наших из окружения и крупным планом носилки, в которых Тамару спускают с вертолета. Правда, из-под повязок виднелись только ее нос да глаз, но родственникам и этого хватило…

  

  «Балластом не буду!»

  

  ИЗ ГОСПИТАЛЯ в Кандагаре перевезли в Россию, черепно-мозговая травма быстро дала себя знать — стала стремительно развиваться опухоль в мозгу. В институте им. Бурденко провели сложнейшую операцию — трепанацию черепа, восемь часов под наркозом, опухоль затронула гипофиз, нарушила деятельность эндокринной системы. Жизнь в прямом смысле висела на волоске. Однако, вся опутанная датчиками и трубками, она умудрилась потрясти до глубины души делегацию иностранных врачей, приехавших в институт для обмена опытом: ей не хотелось показаться иностранцам «неприбранной», и, когда те вошли в палату, они застали Тамару за ответственным занятием — она красила ресницы! Вот уж истинно «стойкий солдатик».

  

  О возвращении на службу речь больше не шла — было сомнение: а сможет ли вообще товарищ Шакулова когда-либо ходить и говорить? А дома, в родном Коренево, куда привезли теперь уже инвалида первой группы Тамару Шакулову, — печное отопление и удобства на улице. Но стать балластом на маминой шее она не собиралась. Сама для себя разработала систему упражнений и долгих семь лет изо дня в день, стиснув зубы, тренировалась, тренировалась, тренировалась… Очень сильно хотела подняться, и называйте это как хотите — чудом или сверхупорством, удачей или победой закаленного смолоду организма, только все у нее п олучилось. Поначалу сильно хромала. Передвигаться с палочкой молодой женщине казалось как-то стыдно, так приспособилась — ходила, опираясь на… велосипед. Каждые три месяца ездила в Москву на обследования, а там только диву давались ее упорству и выдержке.

  

  Недавно получила квартиру в Курске (только никак денег на мебель не накопит, уж больно пенсия скудная, кровать, например, стараниями общества инвалидов списанную из гостиницы подарили), ведет общественную работу в союзе ветеранов. Ни на что она не жалуется — единственное, с лекарствами проблема. Настоишься в поликлинике за бесплатным рецептом, придешь с ним в аптеку, а там, как говорится, «Вас не ждали…» — ничего бесплатного нет. А ей, к сожалению, без лекарств никак нельзя. Но она не сдается. Держится…

  

  ТАК и живет инвалид первой группы Тамара Шакулова — во всех делах первая, всем нужная, всем интересная. И танцует — на высоких каблуках! Потому что НАСТОЯЩАЯ ЖЕНЩИНА!

  

  Источник: peoples.ru

  

  Отсюда: http://biozvezd.ru/tamara-shakulova

  

  _______________________________________________________________________________

  (1) - предыдущая статья так же о Тамаре, статьи идентичны - А.С.

  

  

  

  

  

245. "Помощник для всех"

  

АФГАНКА

  ...Брезентовая стена, переходящая в такой же скошенный невысокий потолок. Елка, украшенная блестящими этикетками, конфетами, вместо звездочки-макушки - пляжная женская панама. Стол на четверых, молодая женщина с серьезными внимательными глазами.

  

  - Шампанское открывали по московскому времени? - спрашиваю, чтобы выйти из грустной паузы.

  - Конечно, - она улыбается и откладывает фотографию в сторону, - но сначала по кабульскому!

  

  Татьяна Викторовна Шибаева - старшая медсестра пангодинской больницы, москвичка. Однажды в жизни сложилась ситуация, когда нужно было уехать из дома, из родного города - подальше, хоть на край света. В 1981 году тридцатилетняя сотрудница Первого медицинского института имени Сеченова Татьяна Шибаева заключила договор на работу за границей.

  

  В столице Узбекистана был сборный пункт для "афганцев", так называемая "пересылка", где формировались группы на авиарейсы "туда". Итак, Москва - Ташкент ("пересылка", военный аэродром, десантный самолет) - Кабул.

  Солнце такое же, как в Ташкенте, обычная пассажирская суета, но мужчин в военной форме - каждый второй.

  

  Когда входила в маленький пыльный, пропахший горячим бензином автобус, увидела автомат... Обычный "Калашников", сталь со стертой местами вороненостью, трещинки на желтом прикладе, перекрученный ремень. Просто лежал справа от водителя-солдатика на панели, закрывающей мотор, вместе с солнцезащитными очками, отверткой и сигаретами. Впервые за все время, с момента принятого решения об отъезде в Афганистан, похолодело на сердце: ведь на войну приехала! Это было впечатление, а уж потом, гораздо позже, вывела формулу: когда оружие - обычная вещь, значит война.

  

  - Афганистан только начинался, - рассказывает Татьяна Викторовна. - Инфекционное отделение советского военного госпиталя тогда располагалось под Кабулом, в горах, близ кишлака, который все называли Хай-Харана, и представляла из себя палаточный лагерь-больницу примерно на тысячу койко-мест. В палатке были настелены дощатые полы, установлены кровати в два яруса, над всем этим возвышалась сама стандартная брезентовая конструкция. Зимой в каждой палатке ставили одну-две железные печки-"буржуйки", топили углем.

  

  Штат медиков, также живших в палатках, состоял из четверых врачей и двенадцати медсестер, в числе которых была и Татьяна Викторовна. С началом жары - наплыв больных-инфекционников. Гепатит, брюшной тиф, дизентерия... Солдаты поступали изможденные, тоненькие, как спички, с выгоревшими волосами, кожа даже не просто черная, а какая-то жуткая, с пепельным налетом. Многие рассказывали, что часто подразделениям приходилось подолгу находиться в горах отрезанными от основных военных частей, когда еду и воду им сбрасывали с воздуха: бывает, попадут, бывает, нет... А водички попили сырой или съели чего-то несвежего, и все, приехали...

  

  Собственно о повседневной работе Татьяна Викторовна рассказывает мало, как бы вскользь. Ловлю себя на мысли, что вряд ли может быть иначе: память, возвращая в яркий отрезок жизни, наводит, прежде всего, на дух времени, на конкретных людей, на сильные впечатления.

  

  - Ну, хорошо, - соглашается моя собеседница, шутливо нахмурив брови, - давайте в цифрах. По нормам в рабочую смену под присмотром медсестры должно было быть не более двадцати четырех человек. Реально, летом, больных было несколько сотен. И всех нужно обойти, каждому дать лекарство, "подозрительным" измерить температуру, а градусников всего десять штук. В день ставили по сорок-пятьдесят капельниц. Разумеется, каждого необходимо выслушать, если нужно, что-то записать. Уже не говорю о поддержании порядка, гигиены. Спасибо, помогали солдаты из числа выздоравливающих.

  

  Но, надо сказать, отношения между людьми, обитавшими в госпитале, были далеки от идиллии. Например, меня поражала жестокость наших больных военнослужащих по отношению друг к другу. "Старики" избивали "молодых" до полусмерти - и это в больничной-то палате, где, казалось бы, все равны! Парнишка запомнился один. Только с того света возвратился - дизентерия, - а тут его так избили!... В Ташкент полумертвого отправили. Вроде жив остался, но комиссовали. Что бы матери сказали - погиб при исполнении?.. И не поверила бы? Поверила бы...

  

  Зарплатой получали ежемесячно 200-250 чеков, часто меняли их на местные афгани, мы их называли "афони", покупали на базарчиках и в дуканах (магазинах) овощи, фрукты, молоко и вообще все то, чего не было в чековых магазинах.

  

  Она призналась, что часто снится Кабул, что окажись сейчас там, найдет любое знакомое место. Тогда это был, несмотря ни на что, мирный город. Люди своеобразные, со своими понятиями и обычаями, но открытые и добрые.

  

  - Дуканщики все хорошо говорили по-русски. Если пришел с намерением сделать покупку, перевернут все на прилавке и складе вверх дном, чтобы клиент выбрал то, что по душе. И обязательно нужно что-нибудь купить, хотя бы мелочь какую, безделушку. Во второй раз ты уже гость, постоянный клиент. Руку к сердцу: "Ханум, заходи!..", чаем угостят.

  

  Женщин видела и в парандже, а в основном одежда у них современная, но обязательно черные чулки, руки и шея закрыты. Ну и мы, советские женщины, уважая традиции, одевались примерно так же. Вот интересный случай запомнился. Однажды, летним днем, выяснилось, что из нашего лагеря идет машина в город за покупками. Я выходная, как была в сарафане, так и села в автобус. Приехали, зашла в универмаг, вдруг кто-то меня ущипнул за руку, потом за другую. Смотрю - мужчины-афганцы. Укоризненно молча головой покачивают, мол, непорядок. Пришлось пойти в автобус одеться "потеплее".

  

  Перебирая забавные случаи, Татьяна Викторовна оживает, исчезает, как мне кажется, вечная грустинка в глазах, а прежде чем рассказать о том, как довелось увидеть фрагмент "призыва" в местную армию молодых афганцев, долго смеется:

  - Подъехала грузовая машина к дому, солдаты правительственной армии, сарбазы, заходят в дом, забирают молодежь, усаживают в кузов, идут за следующей партией. Те, которые в кузове, начинают перелезать через борта, разбегаются...

  

  Внезапно, как очнувшись, вспомнив о чем-то важном и совсем не смешном, останавливается, вздыхает и говорит медленно и тихо (веселье уже не возвращается к ней до конца нашей беседы):

  - У моей подруги был сын, - она смотрит на меня внимательно, наверное, пытаясь угадать, правильно ли я ее понял. И немного помолчав, продолжает: - Когда через два с половиной года я вернулась в Союз насовсем, этот мальчик еще маленький был. Помню, глажу его по головке, а матери его говорю: молись, чтобы Афган поскорее кончился. А вырос... война в Чечне...

  

  - Как проводили будни, помимо работы? Читали, фотографировали. Телевизоров не было. Впрочем, однажды кто-то все же привез телевизор из воинской части, насмотрелись индийских фильмов да боевиков... В Союзе тогда еще этой ерунды не было... Вообще же, везде жизнь. Ведь даже на скудной почве что-то растет, движется по заведенным природой законам. Вот и из нашей четырехместной палатки - одна в Афганистане вышла замуж и уехала с мужем на родину, а вторая в двадцать два года умерла от дизентерии...

  

  Признаться, планируя знакомство с Татьяной Викторовной Шибаевой, я надеялся получить ответ на вопрос, как женщины-добровольцы попадали на ту войну.

  - Каждая из нас приезжала туда зачем-то или уезжала туда от чего-то. Как всегда и везде.

  

  Я поспешил согласиться: действительно, ведь война - это тоже часть жизни.

  - Да, - подтвердила она, уточнив по-своему, - всего лишь часть ее...

  

  Трудно было по интонации уловить причину этого уточнения: "всего лишь" - как относительно малая и далекая часть прожитого и уже пережитого, или как упрек настоящему, сделавшему войну своей, уже настолько обыденной частью? Я не задал своей собеседнице обычный свой вопрос: как она попала на Север, - посчитав его излишним и даже почему-то неуместным.

  

  Отсюда: http://netrebo-book.odn.org.ua/pangody_33.html

  

  

  

  

  

246. "proza.ru" (2010)

  

Семь раз умри, но восемь - воскресни

  

  

  

  В сентябре 1986 года многие центральные газеты напечатали репортажи об уникальной хирургической операции по удалению неразорвавшейся гранаты из тела раненого солдата рядового Виталия Грабовенко, которую провели военные хирурги в одном из военных госпиталей (Душанбе). Эту операцию справедливо называли «уникальной в мировой хирургической практике», «саперно-хирургической». Для её успешного проведения на заводе изготовили специальный металлический захват со сферическим защитным экраном, на его подготовку ушло несколько дней. Было проведено три репетиции с участием специалистов (медиков, сапёров), вызванных из Москвы.

  

   Аналогичная операция была проведена в военном госпитале в Афганистане (Кандагар) на полгода раньше той, описанной в газетах. Эта операция была вдвойне сложнее и опаснее.

  

   4 февраля 1986 года при выполнении боевого задания сквозь тело раненого десантника рядового Искандера А. прошло две гранаты. Одна из них – застряла в теле. Под рукой у хирургов не было специальных хирургических инструментов, бронированного стола – защитой от возможных осколков служили броневые листы, снятые с бронетранспортера, на котором привезли раненого. А консультировал хирургов солдат-сапер, из выздоравливающих. На всестороннюю подготовку операции у врачей просто не хватило времени - счет шёл буквально на секунды. Раненый находился в шоковом состоянии, потерял много крови.

  

   Казалось, не было уже никаких надежд на спасение. Но это не бралось в расчёт. Даже если бывает один шанс из тысячи, военные хирурги сражаются за жизнь человека. В такой самый тяжелый момент за операционный стол встали начальник госпиталя майор медицинской службы Валерий Трегубов, ведущий хирург майор медицинской службы Юрий Хрущев, начальник отделения майор медицинской службы Алексей Глотов.

  

   13 часов длилась эта сложнейшая операция. Это было настоящее сражение медиков за жизнь человека. Две бригады хирургов работали поочередно. Не оставили врачи операционного стола и тогда, когда начался душманский обстрел госпиталя, длившийся целый час, когда в операционной от взрывной волны выбило все оконные стекла. Вопреки правилам, из состава бригад были исключены операционные сёстры.

  

   Единственной женщиной, присутствовавшей при операции, была сестра-анестезиолог Татьяна Воронцова. Позже она скажет, что о возможном взрыве думала до тех пор, пока не взяла в руки катетер и не ввела его в вену раненому, стала считать пульс, частоту дыхания, наблюдать клинические признаки наркоза. Не думала об опасности и тогда, когда все 13 часов непрерывно смотрела за отточенными неторопливыми движениями рук хирургов. Всем известна поговорка о том, сколько раз может ошибиться сапёр. Здесь в положении сапёров оказались хирурги. Они не успели подробно вникнуть в устройство гранаты. Они знали главное – граната на боевом взводе и недопустимо её резкое осевое перемещение.

  

   - Внимательно следи за лицом раненого, Таня,- повторял врач-анестезиолог капитан медицинской службы Александр Филинов, находившийся рядом.- У раненого может остановиться сердце…

  

   И оно останавливалось снова и снова. 7 раз за время операции у Искандера наступала клиническая смерть. Но каждый раз бдительность Воронцовой Тани, опыт врачей возвращали, точнее даже – воскрешали десантника к жизни.

  

   Все 13 часов, или 46800 томительных секунд, каждая из которых могла стать последней, Татьяна находилась рядом. Никто не знал, сколько времени может отвести на операцию граната, находившаяся на боевом взводе, поражающее действие которой – 7 метров. Девушка находилась с раненым до тех пор, пока «обезвреженного» солдата не выкатили из операционной, где оставались лежать два продолговатых, сантиметров по одиннадцать, одинаково опасных для жизни предмета: извлеченная из тела граната (позже она была взорвана в безопасном удалении от госпиталя) и осколок, залетевший в операционную во время обстрела.

  

   На следующий день прооперированный солдат пришёл в себя. Это было его окончательное, восьмое воскрешение. И впереди у парня – долгая жизнь. Все медики верили в это. А этот день Искандер смело может считать вторым днем рождения.

  

   Все офицеры-медики, участвующие в уникальной операции, без сомнения, заслуживают самых высоких слов восхищения и благодарности. Но особо всё же следует отметить мужество Татьяны Воронцовой!

  

   Медсестрам в Афганистане не приходилось вытаскивать на себе раненых с поля боя, как это делали их легендарные коллеги на фронтах Великой Отечественной войны. Но и на их долю выпал тяжелый и святой долг – возвращать людей к жизни.

  

   И еще – большая самоотверженность. Она требовалась в Афганистане постоянно. И для того, чтобы не дрожали руки во время душманских обстрелов, чтобы не придавать значения изнуряющей жаре, жгучему ветру «афганцу», когда всё вокруг закрывается сплошной песчаной завесой от земли до неба, нелегким походным бытовым условиям, где порой не то, что продукты – вода на вес золота.

  

   В октябре 1984 года Татьяна Воронцова прибыла в Афганистан. А 15 октября того же года она надела привезённые с собой накрахмаленный халат, шапочку и марлевую повязку – заступила на пост в отделении анестезиологии и реанимации военного госпиталя. Это был её первый рабочий день.

  

   Медсестра Воронцова уверена – каждый человек рождается со способностью откликаться на чужую боль. Важно только, чтобы с детства это качество не притуплялось от людского безразличия, черствости. Чтобы люди не стыдились чувства сострадания, не проходили мимо упавшего, подали руку пожилому, поддержали слабого.

  

   Это чувство сострадания и определило её судьбу. После окончания восьмилетки вопреки советам учителей поступила в Волгоградское областное медучилище. На практику после второго курса пошла в хирургическое отделение 7-й городской больницы и осталась там работать. Нет, днем Таня аккуратно продолжала посещать лекции, а вечером спешила на ночное дежурство в больницу. Это не помешало ей через год окончить училище с отличием. А может, наоборот, помогло.

  

   Состраданию к людям, милосердию девушка училась всю жизнь. Первые уроки доброты постигла у своих родителей, потомственных волгоградских рабочих. Училась добру в школе, медучилище. Но самый главный урок милосердия, считает Таня, она получила в городской больнице, когда трудилась рядом с Полиной Ивановной Желдаковой, медсестрой фронтовой поры. Уже, будучи на пенсии, Полина Ивановна продолжала выполнять нелегкие обязанности перевязочной сестры хирургического отделения, бережно ухаживала за тяжелобольными, поила их, кормила из ложечки, а то, бывало, посидит просто рядом с больными, расскажет о последних новостях, про свою трудную военную молодость, и, глядишь, повеселеют глаза у её собеседника, оживится страдальческое лицо. На всю жизнь запали в душу слова Полины Ивановны, которые она любила повторять: «Человека лечат не только искусство врача, лечат добрые руки, чуткое сердце сестры милосердия…»

  

   Тысячи раненых в Афганистане солдат и офицеров прошли через заботливые и добрые руки таких сестер милосердия…

  

   Использованные источники:

  

  - А. Олийник «Талант милосердия», «Советский воин», ноябрь 1986г.;

  - В. Снегирев «Про войну», «Комсомольская правда», февраль 1989г.

  

  Александр Карелин

  

  Отсюда: http://www.proza.ru/2010/05/29/929

  

  

  

  

  

247. "ФАКТЫ" (09.02.2001)

  

«Tаких роз, как в Aфганистане, мне никто никогда не дарил»

  И через 12 лет после войны ее участница не может без слез вспоминать о товарищах, которых подарила ей судьба

  

  Девичью хрупкость Людмила не потеряла и в свои «за сорок», видимо это и вызвало к ней недоверие у контролеров. Двое молодых мужчин буквально высмеяли Людмилу, когда она показала им афганское удостоверение. Не будь я с ней знакома, возможно, и сама засомневалась бы в том, что она действительно была в Афганистане. Но Людмилу я знаю много лет. Когда-то ее друзья позвонили: мол, обходят женщину с квартирой, а она «имеет право». Сама ни за что за помощью не обратится, но должна же быть справедливость!

  

  Уже тогда к «афганцам» относились неоднозначно. Еще не зажили раны у исполнявших интернациональный долг, когда в обывательских устах зазвучало сакраментальное: «А мы вас туда не посылали!» Пришлось искать документы, которые должны были подтвердить участие Людмилы в афганских событиях. И вот теперь их ставили под сомнение: «Так вы действительно «афганка»?. И какой же долг вы там исполняли?..»

  

  Я чуть из себя не выскочила от возмущения, а Людмила сказала: «Не волнуйся. Я привыкла. К женщинам, побывавшим на войне, всегда было своеобразное отношение».

  

  И раньше, бывало, просила Людмилу рассказать об Афгане, но она отнекивалась. Теперь согласилась: «Ладно, расскажу».

  

  И вот мы сидим в ее квартире на Троещине. И диктофон включен.

  

  - Ты, можно сказать, мирно трудилась в Киевском окружном госпитале. Что погнало тебя на войну?

  - У меня было тяжелое материальное положение. Помнишь, сколько стоили детские сапожки? 27 рублей. А я получала 90. Перед этим я побывала в Эфиопии, кое-что заработала. Но деньги кончились, а тут Афганистан. Конечно, Эфиопия не Афганистан. Там мы были с гуманитарной миссией. И местное население относилось к нам чудесно. А в Афганистане шла война. Но нам объяснили, что там требуется помощь советских войск - ее ждет народ. В госпитале опасных инфекций нужны были специалисты по моему профилю - я и поехала.

  

  - Но вот ты прибыла, какими были первые впечатления?

  - Джелалабад - южная столица Афганистана. Там жарко, летом температура воздуха на солнце +50-80 градусов. В тени +44. Даже ночью никакой прохлады. И при такой температуре ребятам нужно было идти на боевые задания, надевать маскировочный костюм. Сам костюм легкий, из материала типа марлевки. Но ведь был еще и бронежилет, а это 19 кг. Он к тому же еще и нагревался. «Духи» воевали в основном вечером, но случались всякие ситуации. Нашему спецназу надо было памятник поставить при жизни. Эти войска шли в самые трудные места. Хотя теперь говорят, что они были захватнические, но в то время ребята были уверены, что защищают афганский народ.

  

  Я, правда, вскоре засомневалась, что этот народ действительно ищет нашей защиты. Случилось это, когда с группой наших специалистов мы поехали в Джелалабад. Доставили нас на бэтеэре, иначе бы просто не добрались. Все наши отправились в магазин, а меня буквально пригвоздил на месте взгляд местного афганца. Его можно было сравнить со снайперским выстрелом. Казалось: будь у этого человека пистолет, он бы меня застрелил. У меня пропало всякое желание куда-нибудь идти и я осталась рядом с охранниками. Стояла и думала: вот ты приехала сюда, бросила все дома. Но, похоже, что ты здесь лишняя.

  

  Подходили ко мне узбеки, их там было много, ведь они свободно ходили через границу. Из местных подошла молодая женщина. Одета она была нарядно, в белых шароварах, и я подумала: наверное, любимая жена из гарема (так и оказалось). В ней я не почувствовала ненависти. Она проявила ко мне обычное женское любопытство: спрашивала о семье, о детях. У молодой афганки в голове не укладывалось, зачем я приехала в чужую страну.

  

  - Женщина на войне - это противоестественно. Поэтому тема звучала в разговорах и после Отечественной войны, звучит и после афганской. Скажи, что для женщины страшнее всего на войне?

  - Страшнее всего - лишиться жизни, ведь дома остался ребенок. Первый ужас я испытала, когда пересекли афганскую границу. До Кабула сорок минут абсолютной беззащитности. Сидишь и думаешь: долетишь или нет? И только на земле вздыхаешь с облегчением. Потом страшно было на пересылке. И как для женщины - дискомфортно. Пересылка - это изолятор, где держали, чтобы оттуда отправить к месту назначения. Ждать борта можно было и неделю, и две. Жили в модулях, это щитовые домики. Один для мужчин, другой - для женщин. Стояла зима, февраль месяц. Спали на раскладушках, прямо в верхней одежде. Все время прислушивались к объявлениям - в каком направлении отправляется борт. Часто объявляли груз-200 (гробы с телами погибших. - Авт.).

  

  На месте условия были лучше. Там тоже модули, но разбиты на комнаты по 2-3 человека. Везде - кондиционеры. Душ, баня, бассейн в каждом модуле.(1) Но щитовой домик - весьма относительная защита, поэтому не покидало ощущение, что ты мишень. То и дело слышались разрывы снарядов. Работали допоздна. Идти из госпиталя домой приходилось в кромешной темноте. В небе луна как медный таз. Если это пятница, то слышен голос муэдзина. Ты под луной один высвечен, как нельзя лучше. Только добравшись до модуля, чувствуешь облегчение.

  

  - А в профессиональном плане - трудно было?

  - Мне повезло: у нас была очень сильная бригада. Возглавил ее опытный микробиолог из Таллинна. Работы было много. Солдат косил гепатит. Они страдали диареей, а попросту - сильнейшим расстройством желудка. Чтобы поддерживать чистоту, матрацы клали прорезиненные. Я не представляю, как ребята спали на них в жару! Но другого выхода не было, матрацы нужно было обрабатывать. Запах резины я до сих пор помню. И еще. Трупы, прежде, чем положить в цинковый гроб, оборачивали фольгой. Поэтому я много лет не могла есть шоколад. Срабатывала ассоциация: разворачиваю конфету, а перед глазами труп.

  

  - Правду ли говорят, что к смерти на войне привыкаешь?

  - Да. Как ни страшно это произносить. Может быть, это защитная реакция организма? В мирное время потери не так часты. И, как правило, смерти в мирное время предшествует какая-нибудь болезнь, какие-нибудь неблагоприятные обстоятельства. А там, бывало, проводим колонну на Кабул, а обратно - сообщение: «Колонна нарвалась на засаду». И нет больше дорогих тебе людей. А однажды … Послышались взрывы, мы выскочили из столовой: над склоном горы - зарево. А потом над этим местом закружил вертолет. Спущенный из него на тросе человек что-то собирал. Оказалось, что неопытный командир завел взвод на минное поле. Останки солдат и собирал человек, складывая их в мешок. Представь себе: сияющий день, необыкновенной красоты «зеленка», синее небо - и вдруг этот вертолет, и человек с мешком. От этого можно с ума сойти, если сознание не выстроит защиту.

  

  Но как показал мой собственный опыт, умереть можно было и не от снаряда. Чтобы как-то облегчить свое состояние в жару, мы пили воду с аскорбиновой кислотой. Я допилась до того, что у меня начался специфический шок. Иду из госпиталя и чувствую: начинается насморк. Во всех помещениях мы сидели под кондиционерами, поэтому респираторные заболевания были делом обычным. Но у меня начал отекать язычок, стало неудобно глотать. Коллега спрашивает: «Что с тобой?» А мне все хуже и хуже, объяснить ничего не могу и… потеряла сознание. Офицеры отнесли меня в госпиталь.(2) Там положили под капельницу и три дня откачивали. После этого случая я знаю, что значит «отлетела душа». Ведь я смотрела на себя откуда-то сверху, видела, как вокруг меня суетятся врачи. А потом сознание вернулось. Теперь я аскорбинку пить совсем не могу.

  

  - На войне не только стреляют, но и любят. И всегда возникает деликатный вопрос об отношениях мужчин и женщин. Какими они были в Афганистане?

  - Отвечу так: офицеры у нас считались людьми первого сорта, солдаты - второго, женщины - третьего, а прапорщики - четвертого. К женщинам относились, прямо скажем, потребительски. Потому что некоторые зарабатывали своим женским естеством те деньги, которые не могли заработать иным путем. Но были и другие отношения, товарищеские и даже семейные. Над такими, как правило, витала тень разлуки. Ведь и мужчины, и женщины понимали, что закончится срок пребывания в Афганистане и придется расстаться. Люди жили одним днем, и это обостряло чувства. Никто не знал, доживет ли до конца войны, вернется ли в Союз. У меня с мужчинами складывались дружеские отношения, поэтому я плохого от них не видела.

  

  - Можешь вспомнить случай, который особенно ярко высветил внимание, проявленное к тебе как к женщине?

  - Конечно. Афганистан - это не только разорванные в клочья тела, это еще и цветы, вынесенные из-под пуль. Таких роз, как в Афганистане, мне никто никогда не дарил. Это было накануне 8 Марта. Наши ребята поехали на бэтээре в город и возле дворца Амина увидели необыкновенные розы. Они были величиной с десертную тарелку. А как пахли! Преподнесли мне их под такой текст: «Это тебе! Мы, правда, едва ноги унесли». Последнее было проговорено между прочим, как ничего не значащая деталь. Главное - достали! Я отругала ребят, конечно, а они расстроились: «Мы ведь так хотели сделать тебе приятное!»

  

  Среди этих ребят был мой друг, который предлагал стать его женой. Но я уехала раньше, а когда он потом разыскал меня, то я почувствовала: что-то во мне изменилось. Помню, мы пошли в Лавру, долго там бродили, и нас увидела какая-то старушка. Видимо, я ей очень понравилась и она предложила мне… уйти в монастырь. Он же, чувствуя, что мы должны расстаться, сказал: «Давай, ты действительно уйдешь в монастырь. А я буду приезжать к тебе в гости». Военные браки чаще всего оказываются крепкими, но им надо и заключаться на войне. Особенно это важно для эмоциональных натур. Меня, например, там впечатляло все: и взрывы, и цветы ценою жизни. Если бы я среди всего этого вышла замуж, это было бы навсегда.

  

  - Ты мне говорила когда-то, что, несмотря на все страхи, вспоминаешь Афганистан с каким-то особенным чувством.

  - В детстве мне казалось странным, что фронтовики вспоминают войну чуть ли не как лучшее время в жизни. После Афганистана я их поняла. Во-первых, война дарит человеку чувство значимости. Несмотря на злые взгляды афганцев, о которых я говорила, несмотря на мучивший вопрос «Зачем мы здесь?», действовало внушение, что мы необходимы. А что касается именно госпитальной бригады, то она нужна была нашим солдатам. Мы понимали, что нас горсточка, и это сплачивало. Война делала нас добрее, внимательнее друг к другу. И даже плохие старались быть лучше, у них не было другого выхода.

  

  - Ты ехала заработать - заработала?

  - Будешь смеяться, но туда я ехала с двумя чемоданами, а обратно с одним. Взглянув на мой багаж, таможенник спросил: «Это все?» Я ответила: «Да». «Встань рядом со мной», - велел он. Я стояла рядом с ним и смотрела, какой багаж предъявляют другие. Везли по многу чемоданов, набитых вещами. И таможенник спросил: «А ты чего туда ездила?» Я подумала: «Как это чего? Выполнять интернациональный долг».

  

  - Когда кто-нибудь говорит о том, что из Афганистана «тащили тюками», в этом всегда слышится осуждение. Но ведь эти «тюки» люди не украли --заработали!

  - Там были очень маленькие зарплаты, на них нельзя было «упаковаться». Женщины зарабатывали собой, а мужчины что-то перепродавали духам.

  

  - А что перепродавали? Оружие, которым их же могли убить?

  - Сбывали одежду, электроприборы. Когда мы уезжали, то чайники, кипятильники оставляли, но когда в последний раз прошли по модулю, он оказался пустым. Значит, кто-то все собрал и продал? И это сделали люди, которых я хорошо знала, с которыми рядом работала. Они честно выполняли свой долг, но, видимо, не хотели возвращаться с пустыми руками.

  

  - Какое первое чувство посетило тебя, когда ты вернулась?

  - В Бориспольском аэропорту мне хотелось целовать землю, но я побоялась, что меня примут за сумасшедшую. А потом хотелось стать под душ и смыть с себя Афганистан - пыль, смерть, жару, потери все.

  

  - Ты бы поехала на войну снова, если бы понадобилось?

  - Наверное, да. С годами ужас притупляется, а остается воспоминание о хорошем. Только на войне есть чувство собственной полезности, чувство единения с людьми, которые делают с тобой одно дело. Это трудно выразить словами, но ради такого чувства я бы поехала - без всяких денег! Во мне живет потребность в отношениях, незамутненных интригами. Она не может быть удовлетворена в обычных условиях, а там была. Впрочем, может быть, я так рассуждаю потому, что не держала в руках оружия. Мне не приходилось убивать. И, конечно же, надеялась, что и меня не убьют.

  

  Марина ЕВГРАШИНА

  

  Отсюда: http://fakty.ua/98210-quot-takih-roz-kak-v-afganistane-mne-nikto-nikogda-ne-daril-quot

  

  _______________________________________________________________________________

  (1) - не очень понятно. Речь идёт о нашей 66-й бригаде в Джелалабаде. В женском модуле если кто и жил по двое, то это продавщицы. А медики госпиталя, в котором якобы служила героиня, вообще жили по 4-6 человек. Так же "Душ, баня, бассейн в каждом модуле" - полная чушь. Из всего перечисленного в нашем модуле был только душ - А.С.

  

  (2) - опять какая-то ерунда. Героиня статьи хотя бы имеет представление: где был женский модуль, а где госпиталь? Там идти да идти. Тем более за всеми заболевшими тут же присылали транспорт. Случайно не очередная лже-"афганка"? (коих сейчас развелось и с каждым годом их всё больше и больше) - А.С.

  

  

  

  

  

248. "Белорусская военная газета" (N 61)

  

Пример в труде и службе

  

  

  

  

  В ряду заслуженных специалистов тыла 74‑го отдельного полка связи Западного оперативного командования достойное место занимает воин-интернационалист старший прапорщик в отставке Нина Матвеева.(1) Сейчас ветеран трудится в составе гражданского персонала в должности техника по учету тыла воинской части.

  

  — Нина Ивановна является незаменимым специалистом, образцово выполняет свои должностные обязанности и активно передает свой бесценный опыт сослуживцам, — отрекомендовал свою подчиненную заместитель командира по тылу — начальник тыла 74‑го отдельного полка связи подполковник Александр Перевозчиков.

  

  За плечами у старшего прапорщика в отставке Нины Матвеевой — более двадцати лет службы в войсках.

  

  — Родилась я в Брянской области, на границе с Беларусью, — рассказала Нина Ивановна. — Окончила сельхозтехникум и пять лет проработала старшим бухгалтером в центральной сберегательной кассе. Но возобладала мечта детства и юности — стать военнослужащей. Мне всегда нравилась военная форма одежды, любила читать книги и смотреть кинофильмы об армии. В итоге я решила избрать для себя профессию защитника Отечества. После призыва была направлена в 78‑й гвардейский танковый полк 6‑й гвардейской танковой дивизии, дислоцировавшийся в военном городке Фолюш в Гродно, где я стала писарем продовольственной службы тыла части.

  

  

  Гвардии старший прапорщик Нина Матвеева после возвращения из Афганистана

  

  

  

  Кандагар, 1987 год

  

  

  Нина Ивановна быстро освоила порядок ведения учета материальных средств и нормы довольствия военнослужащих. Разобраться во всем помогли ей начальники и сослуживцы. В свободные минуты молодой специалист старательно изучала нормативно-правовые акты по организации продовольственной службы, штудировала общевоинские уставы, занималась физической, строевой, военно-медицинской подготовкой и другими дисциплинами. Добросовестным отношением к службе Нина Ивановна сумела завоевать высокий авторитет в воинском коллективе, уважение командиров и сослуживцев. В дальнейшем она заняла должность делопроизводителя продовольственной службы тыла полка и вновь оказалась на высоте, грамотно, аккуратно и образцово исполняя свои служебные обязанности.

  

  * * *

  

  «Время выбрало нас» — эти слова в полной мере относятся и к судьбе Нины Матвеевой, шагавшей в ногу с идеалами и требованиями своей эпохи. В 1986 году гвардии старший сержант Нина Матвеева отправилась исполнять интернациональный долг в Демократическую Республику Афганистан.

  

  — Последовала примеру подруг из нашей воинской части гвардии прапорщиков Валентины Большой и Тамары Сакович, — вспоминает собеседница.

  

  Перед убытием в ДРА Нине Матвеевой было присвоено воинское звание прапорщик.

  

  — В Афганистан летели самолетом, приземлились в аэропорту Кандагара, — продолжила свой рассказ Нина Ивановна. — Там я и проходила службу в должности начальника учетно-операционной и финансовой части КЭЧ. Конечно, было трудно, а первое время — и страшновато. Запомнились обстрелы, изнуряющая жара.

  

  Нина Ивановна стойко переносила все тяготы военной службы, показывая пример выдержки и бодрости духа. Родным домом на два года стал для нее сборно-щитовой жилой модуль. Уверенности придавало близкое соседство с расположением 70‑й отдельной гвардейской мотострелковой бригады.

  

  — Провожать наших военнослужащих и гражданских специалистов, убывающих в Союз по завершении службы в Афганистане, ездили в аэропорт Кандагара всем нашим коллективом, — вспоминает ветеран.

  

  

  На занятии по огневой подготовке в Афганистане

  

  

  

  Нина Ивановна (слева) с гражданскими специалистами КЭЧ в аэропорту Кандагара

  

  

  Нина Ивановна «из-за речки» возвратилась в 1988 году уже в погонах старшего прапорщика.

  

  — Вернулась в свой родной, 78‑й гвардейский танковый полк, продолжила службу в должности повара-инструктора в солдатской столовой, — вспоминает она.

  

  В 1992 году, когда 6‑я гвардейская танковая дивизия вошла в состав Вооруженных Сил Республики Беларусь и была переформирована в 6‑ю отдельную гвардейскую механизированную бригаду, Нина Ивановна освоила новую для себя воинскую специальность — начальника склада в отдельном батальоне материального обеспечения. С 1998 года она проходила службу в 1‑м гвардейском мотострелковом батальоне соединения начальником вещевой и продовольственной службы. Этот период запомнился многочисленными полевыми выходами, в ходе которых Нина Ивановна занималась обеспечением боевой подготовки, налаживая быт воинов.

  

  В 2005 году, по достижении предельного возраста состояния на военной службе, вышла в отставку.

  

  — Воспоминания о годах, проведенных в Вооруженных Силах, — только хорошие, — подчеркнула собеседница.

  

  Продолжила Нина Ивановна дело служения Родине в качестве специалиста гражданского персонала в 1134‑м военном госпитале, где более десяти лет трудилась в должности начальника вещевой и продовольственной службы. С 2016 года она работает в 74‑м отдельном полку связи.

  

  Заслуги Нины Ивановны отмечены медалью «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа», нагрудным знаком «Воину-интернационалисту» и целым рядом юбилейных наград. В конце 1980‑х годов она была поощрена Грамотой Президиума Верховного Совета СССР за мужество и воинскую доблесть, проявленные при исполнении интернационального долга.

  

  Нина Матвеева вносит свой вклад и в общественную жизнь региона: является активистом Белорусского союза ветеранов войны в Афганистане.

  

  Подполковник Александр Севенко, «Ваяр», фото автора и из архива Нины Матвеевой

  

  Отсюда: http://vsr.mil.by/2017/04/04/primer-v-trude-i-sluzhbe/

  

  _______________________________________________________________________________

  (1) - военные фото сослуживиц Нины поставлены в фотоальбомы:

  - "Кандагар, фотоальбом N 1"

  здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/5.shtml

  

  - "Кандагар, фотоальбом N 2"

  здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/50.shtml - A.C.

  

  

  

  

  

249. Книга "Над Кабулом чужие звезды" (cтр. 49-50)

  

Возвращение на войну

  

  

  

  

  Генерал вытянул вперед руку, а потом, критически смерив глазами расстояние от земли до ладони, сократил его примерно на треть:

  — Вот такого роста. Но бесстрашная девчонка. О ней надо рассказать обязательно!

  

  С Олей Щербининой,(1) операционной сестрой из шиндандского медсанбата, о которой говорил генерал, я уже был знаком. И не раз после нашей с ней встречи перечитывал записи в блокноте и садился было за машинку, понимая и сам: о ней надо рассказать обязательно. Но так и не рассказал. Может быть, потому, что не вышла у меня Олина фотография, а мне казалось совершенно необходимым, чтобы очерк был опубликован в газете вместе с ее портретом. Чтобы читатель увидел эту девушку с удивленно вскинутыми ниточками бровей над грустными серыми глазами, так похожую на школьницу. Да ее не только на войну, ее и в лес за грибами одну отпускать-то страшно. «Кнопка», в общем.

  

  С тех пор прошло без малого три года, медсестра из Шинданда давно уехала домой, и материал о войне, какой увидела ее Оля Щербинина, написан так и не был.

  

  …Меня разыскал кто-то из московских коллег, приехавших для освещения первого этапа вывода войск из Афганистана.

  — Я только что из сто восьмидесятого полка, вам просили передать привет. Сказали так: если помните, от медсестры из Шинданда.

  

  Рассказ будет теперь о другом. Но я все же начну его с тех старых записей, сделанных в шиндандском медсанбате.

  

  — Как я оказалась здесь? Случайно, в общем. Пришла в военкомат, да сказала, что хотела бы поработать в армии. Там спросили: в Афганистан поедете? Поеду. Мама не удивилась даже, они у меня с папой тоже непоседы. Только вздохнула: значит, передалось по наследству, теперь вот твой черед уезжать.

  А я в жизни не пожалею, что приехала. Здесь все по-другому: любая фальшь видна. Уж если любят, то любят. А если ненавидят — наотмашь!

  

  Я вообще-то человек совершенно не медицинский. Даже в школе еще думала: куда угодно пойду, только не в медицину. Только не медсестрой мыкаться всю жизнь, как мама. А документы все равно отнесла в медицинский институт. Теперь думаю: даже хорошо, что я тогда первый же экзамен завалила и попала в училище. Если бы в институт поступила, не попала бы сюда. Хотя, когда приехала, думала сначала: ни за что не выдержу. А потом поняла: человек очень многое может, если будет все беды свои воспринимать в мировом масштабе. Надо спросить себя: что изменится в мире, оттого что тебе плохо и тяжело? Ничего, мир не станет от этого лучше. Значит, нечего и вешать нос. Правда, это у меня не всегда получается.

  

  — Вы сказали: поначалу было трудно. Что именно?

  — Да разве расскажешь? Трудно, когда летишь в вертолете по ущелью в горах, раненый теряет сознание у тебя на руках, а ты не можешь найти вену иглой, не можешь его удержать. Хотя это даже не трудно — страшно.

  

  Трудно, когда БТР несется, не разбирая дороги, тебя по стенам размазывает, а тебе ничего, тебе надо все сделать так, чтобы мальчику, который на мине подорвался, не было так больно, как сейчас.

  Трудно, когда ты сегодня с человеком говоришь, а завтра — все, его завтра в «Черном тюльпане» домой увезли.

  

  Война переворачивает тебя. На все другими глазами смотришь, все отступает: романтика, беды твои личные, деньги, что там еще? Вы скажете: конечно, это и неженское дело. Может быть. Но когда, знаете, тебе солдаты после рейда говорят: «Ольга Васильевна, а мы вас на боевых в бинокль видели!» — уважать себя начинаешь.

  

  …Это правда, что все мы, писавшие об Афганистане, чувствуем себя виноватыми перед ними, медсестрами военных госпиталей. Писали о них мало, да и не так. А как надо? Не знаю этого и сейчас.

  

  Никогда не забуду, как впервые переступил порог военного госпиталя в Кандагаре. Как отворачивался ненароком, чтобы не смотреть в глаза искалеченным нашим мальчишкам. Как думал о том, что война страшна не грохотом снарядов, не посвистом трассеров. Она страшна этими глазами раненых, кровавыми бинтами, носилками, обернутыми фольгой, на которой картонная бирка с именем, фамилией, номером полевой почты. Это все, что остается от человека на войне.

  

  Ну а если видишь это изо дня в день? И тяжелые операции, которые длятся часами. И бессонные ночи на дежурствах с тревожными стонами раненых. И тесные комнатушки в фанерных модулях с общим умывальником в конце коридора. И чье-то обещанное письмо, которое никогда не придет. И обидное, но неслучайное ведь, не из ничего взявшееся, — «походно-полевая жена», «ппж». Как, какими словами написать об этом, чтобы честно и без сентиментальных «ахов», чтобы только правду?

  

  Не думаю, что на долю Оли Щербининой выпало больше, чем на долю других, или что работала она намного честнее и лучше сотен таких же девчонок. Но именно в ней поразило невероятное несоответствие между всей ее внешностью, ее отношением к миру — очень бережным, добрым, детским. И всем тем, что ее окружало в медсанбате. Я слушал ее рассказ и, пусть простит меня Оля, думал тогда: здесь какая-то ошибка, ее место — дома, в библиотеке, в театральном партере, где угодно, но только не здесь, не в крови и в бинтах, не среди солдат, которые умирают в афганских горах. Только не на войне.

  

  А она рассказывала мне, как училась стрелять из пулемета, бросать гранату, водить БТР, подложив под сиденье подушку. Как приносила книги в палаты, как ставила пластинки раненым, приучала их к классической музыке. Мы говорили с ней в модуле, где Оля жила вместе с подругами — Тоней Кочеваткиной, Клавой Курбатовой, двумя Иринами — Федоровых и Асауляк. Оля переживала, что в комнате беспорядок, сегодня утром поступили раненые, девчонки убежали в операционную, даже не успев толком прибраться. И добавила к этому тут же:

  — Плохо, когда во взрослом умирает ребенок. Но если его чересчур много, тоже плохо. Мне вот командир говорит: «Старайтесь хотя бы соответствовать, Ольга Васильевна!» Но я разве не стараюсь? Просто надо уметь смотреть вокруг себя и видеть хорошее. Вот вы видели, как цветет верблюжья колючка? Дома рассказать — ни за что не поверят!

  

  Я не видел, как цветет колючка. Мне даже, честно говоря, на эту колючку совершенно наплевать. И я не был в Шинданде в тот день, когда операционной сестре медицинского батальона вручали медаль «За боевые заслуги» — за мужество и героизм, проявленные в шести тяжелых боевых рейдах. Знаю по ее словам, что Оля совсем растерялась тогда перед строем.

  

  — Я вас поздравляю с правительственной наградой, — сказал ей генерал, вручая медаль. А она вместо тех слов, которые должна была произнести, тихо сказала:

  — Спасибо.

  

  И только увидев удивленные глаза комдива, опомнилась, выпалила:

  — Служу Советскому Союзу!

  

  Все долго хлопали, пока пунцовая от счастья Ольга Васильевна добиралась до своего места в строю.

  Отработав отмерянные ей два афганских года, Оля Щербинина простилась с медсанбатом. Собирая сумку, она положила поверх всех вещей красную коробочку с боевой наградой. И уехала домой.

  

  Встреча с Родиной произошла у нее в военном аэропорту под Ташкентом. Встреча была такой.

  — За красивые глазки? — хмыкнул таможенник, повертев в руках коробочку с медалью. И небрежно бросил на стойку пачку фотографий из Олиной сумки. Часть фотографий упала на пол. Олины боевые подруги, дорогие ее раненые мальчишки улыбались ей с грязного пола.

  — Соберите, — дрогнули губы.

  

  Увидев заминку у стойки, к таможеннику подошел его товарищ.

  — В чем дело?

  — Да тут красотка недовольна.

  

  И пошло, и поехало. До вокзала добиралась ночью с тремя попутчицами на «левом» автобусе, рейсовые уже не ходили. Водитель, отъехав несколько километров, свернул к обочине: пока не заплатите, не поеду. Медицинские сестры, «афганские мадонны», как называли их тогда в газетах, вытряхивали сумочки и карманы.

  

  В райвоенкомате Свердловска, где Оля прежде состояла на учете, ей отказались дать справку о том, что она два года работала в Афганистане. Сказали: не положено. Есть приказ справок таких не давать.

  Ее прописали в общежитии, где она раньше жила вместе с младшей сестрой. Но сестра к тому времени вышла замуж, у нее родился ребенок, не вчетвером же в комнатушке жить. Оля подхватила чемодан и пошла стучаться к подругам: кто приютит?

  

  Тут непосвященным надо пояснить: Оля Щербинина была в Афганистане служащей Советской Армии. Это гордое словосочетание означает, что ей не положены льготы, предусмотренные для участников войны. Оперировать ночи напролет, ходить в рейды, сопровождать раненых под огнем — это положено. А хотя бы льготная очередь на жилье по возвращении домой — нет. Ни ей, ни всем таким же, как и она, девчонкам, попавшим в афганские жернова.

  

  На старой работе ее встретили, в общем, хорошо. На пятиминутке начальство объявило:

  — У нас Оля приехала из Афганистана, мы ее как-нибудь попросим рассказать. Вот Галина Петровна ездила по турпутевке в Индию, она потом очень интересно рассказывала.

  

  Оля делиться впечатлениями не стала: никому это не было нужно. Кроме ее самой. Каждую ночь первые полгода ей все снился и снился медсанбат, снился госпиталь в Баграме, куда она однажды была отправлена на усиление в составе бригады врачей и где они работали на пяти столах одновременно: армия несла тяжелые потери в Панджшерском ущелье. Это был 1985 год, пик наших потерь в Афганистане. Снова и снова в этих Олиных снах горели лампы над операционными столами, снова несли и несли раненых, снова отдавали им свою кровь медицинские сестры, снова и снова шмякались в эмалированные чаши окровавленные осколки, осколки, осколки.

  

  — Говорят: «Приезжаете из Афганистана, начинаете права качать!» Да какие права? Тут если ты молодец, то молодец, а если подонок — подонок. А там, дома, не разберешь.

  

  Очень не устроено все у многих. Солдаты, которые вернулись еще в начале восьмидесятых, до сих пор стоят в очереди на жилье. А Томка Борисова? Встретились с ней дома, кинулись друг к дружке, наревелись. Когда она уезжала в Афганистан, ее мать должна была получить квартиру. Но, после того как Тома выписалась (такой порядок: едешь служащим — выписывайся), матери дали только комнатушку. А тут ребенок у Томки родился, ютятся теперь втроем. Вот вы пишете: ждут нас дома с цветами-подарками. «Родина гордится, Родина благодарит». Зачем это? Кого не коснулось, тот живет своей жизнью, как жил. Никому этот «Афган» не нужен.

  

  Мало-помалу устраивался Олин быт, острота первых дней возвращения растворялась в буднях, в работе, в житейских делах. Ей, можно сказать, повезло: уехали в долгую командировку друзья, оставили комнату. Денег, которые Оля подкопила в Афганистане, хватило на цветной телевизор и софу, — получился дом.

  

  А жизнь не получалась. Место свое Оля среди людей не нашла. Была ли тому причиной неустроенность? Равнодушие, с которым столкнулась в первые же дни? Или что-то еще, для нее более важное? Скорее всего, все это вместе взятое. Так или иначе, но, приехав с войны, она с нее не вернулась.

  — Пришла я однажды с работы, включила свой прекрасный телевизор, села на свою прекрасную софу. И говорю себе: «Ах, батюшки, мне скоро уже тридцать! Ах, батюшки, у меня ничего нет! А что за плечами? Два года „Афгана“».

  

  А потому думаю: нет. Если и было в моей жизни что-то стоящее, то это они — два года Афганистана. И не хватает мне как раз всего того, что было там. Там настоящие люди и настоящая жизнь. И я там, кажется, нужнее. Да лети все к черту!

  

  Оля Щербинина вернулась на войну. Приехала в феврале 1988-го, когда первая колонна советских войск уже уходила на север к границе. А она тем временем улетала из Кабула за назначением в штаб дивизии. При этом вышла заминка: летчики убавляли-убавляли для нее ремни парашюта, а потом, поняв, что это дело безнадежное, что до парашюта Оле еще расти и расти, сунули ей в руки ранец, пошутили: ты, подружка, когда прыгать будешь, то одной рукой парашют держи, а другой вот это кольцо дергай!

  

  Получив назначение в полк под Кабулом, Оля терпеливо выслушала инструкции и только в самом конце разговора призналась: я ведь здесь уже второй раз.

  

  «Зачем ты приехала, мы же скоро уходим?!» — опешил ее собеседник. Оля грустно улыбнулась в ответ: объяснять было слишком долго.

  

  Июнь 1988 г.

  

  Отсюда: https://www.booklot.ru/genre/proza/voennaya-proza/book/nad-kabulom-chujie-zvezdyi/read/49/

  

  _______________________________________________________________________________

  (1) - военные фото Оли поставлены в фотоальбом "Шиндандт, фотоальбом N 1"

  здесь: http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/3.shtml#2a

  

  Там же фотографии некоторых упомянутых девочек, Олиных сослуживиц - А.С.

  

  

  

  

  

250. Книга "Над Кабулом чужие звезды" (cтр. 31-32)

  

Счастье на двоих

  Эта история — чистая правда. Пусть даже кому-то она и покажется эпизодом из красивого кино про войну. Ничего не поделаешь, на войне все-таки бывает иногда, как в кино.

  

  Так вот: в один прекрасный осенний день к воротам советского консульства в Кабуле подкатил запыленный бронетранспортер, и счастливые жених и невеста спрыгнули на землю с его раскаленных бортов. Оба с оружием, оба в форме, как подобает людям военным.

  

  Все необычно было в этой свадьбе. Невеста, не обнаружив зеркала, причесывалась на глазок, прислонив к стене автомат, крепкой ладонью выбивал из форменного кителя дорожную пыль растерянный от радости жених. Не было ни свадебного марша, ни золотых обручальных колец, не было кукол и лент на зеленых боках боевой машины, которая умчала потом молодых, растаяла в раскаленном кабульском мареве.

  

  Сотрудник консульства Александр Подчищаев, который выписывал молодой чете свидетельство о браке, только и запомнил, что жених — сапер, а невеста — медик. Фамилии же их затерялись в немалом, в общем, списке тех, кому посчастливилось встретить свою «половинку» именно здесь, в Афганистане. Остались, правда, в его блокноте координаты знакомого офицера, который стал для молодых свидетелем. Пришлось, однако, покрутить ручки полевых телефонов, прежде чем удалось узнать имена: Игорь и Нина Коцур.

  

  — Я могу с ними встретиться?

  — Оба сейчас в Хосте, на боевых, ищите их там, — далеким голосом проскрипела телефонная трубка.

  

  Но увидеться с молодоженами на операции не пришлось. Уже на следующий день раздался звонок из политотдела армии, где знали о моих поисках Коцуров: Игорь и Нина в Кабуле, сообщили мне, улетают в отпуск. Если хочешь застать, поторопись. Так и встретились с ними.

  

  Как вам описать Игоря? Обычный симпатичный парень — старший лейтенант, командир взвода. Голос у него, правда, совсем не командирский: спокойный, с мягким украинским акцентом. Игорю двадцать три года, и еще совсем недавно он сидел за партой военного училища в Каменец-Подольском. Когда подошло время распределения, то, понятное дело, на курсе только об этом и говорили: каждый выгадывал себе стежку-дорожку получше. Коцур же оказался среди тех, кто выбрал, по их понятию, наилучшее место для прохождения службы — Афганистан. Почему? Ответ показался неожиданным:

  — Батя у меня всю жизнь на селе зоотехником отработал. Сколько раз приглашали его в райцентр, квартиру со всеми удобствами обещали, отказывался. Одним словом, сам теплых мест не искал и меня не научил. Да и какой же из меня получится сапер, если я, кроме учебных мин, никаких других в руках не держал?

  

  Весной 1987 года, во время боевой операции в Черных горах, группа, которой командовал Игорь, нарвалась на засаду в одном из ущелий. Саперы несколько часов отбивали атаки «духов», пока не стало ясно: численный перевес на стороне противника, им придется оставить ущелье.

  

  Отстранив бойца, Коцур сам встал к пулемету и плотным огнем прикрывал отход товарищей. В ту минуту, когда кончилась пулеметная лента, когда он потянулся за новой, в упор с близкого расстояния ударил гранатомет. Трое бойцов, находившихся рядом с ним, погибли. Игоря прикрыл пулемет, принял на себя часть осколков, — Коцур был только ранен.

  

  — Левая рука и вот тут, справа, — показал он.

  

  Почти два десятка осколков извлекли из его тела хирурги, латая и штопая старшего лейтенанта. После этого у него было еще и четыре подрыва на боевой машине разминирования. Это значит: четыре контузии, которые еще не раз напомнят о себе потом, через годы. На боевых действиях по снятию блокады Хоста Игорь Коцур был представлен уже ко второму ордену Красной Звезды.

  

  Фельдшер батальона разграждения, прапорщик. Тонкие черты лица, каштановые волосы до плеч, немного грустные глаза, — это Нина. Не думаю, что дома, в Союзе, Нина станет рассказывать кому-нибудь в подробностях о своей нелегкой афганской службе: человек она молчаливый и скромный. А если и расскажет когда-нибудь, ей едва ли поверят. Не так-то легко будет представить Нину на войне. Где-нибудь в читальном зале библиотеки, у чертежной доски — вот это пожалуйста.

  

  Нина родом из Брянска. Там ждут ее мама и три брата, которых она, по ее шутливому выражению, «защищает в рядах Советской Армии». Там же, в Брянске, закончила медицинское училище, получила распределение в деревню Батуровка. Деревня не слишком большая, десятка два хуторов в лесу. Нина да еще санитарка, вот и весь медпункт. Скучно.

  

  В военкомате, куда обратилась Нина, ей объяснили: в Афганистан направить не могут, не имеют права: для этого требуется по крайней мере двухгодичный стаж. Делать нечего, пришлось идти на хитрость: сначала попасть на работу в приграничную часть в Кушке, а уже оттуда перебираться в Афганистан. Но и тут не повезло: назначили в батальон, расположенный в Хайратоне, у самой советской границы. А это разве дело? Считай, все равно, что дома. Нина добилась перевода в боевой инженерно-саперный чарикарский полк. Зачем?

  

  Хотела знать, на что способна.

  

  Она оказалась способной встать в рост под пулями и, перевязав раненого, вынести его из-под огня. Еще — сорвать с плеча автомат и полоснуть очередью по засаде с брони бэтээра, везущего раненых в лазарет. Она оказалась способной идти за боевой машиной разминирования, чтобы быть первой там, где прогремит взрыв и может потребоваться ее помощь.

  

  — В этом нет ничего выдающегося. Просто работа, — считает она.

  — Но война, согласитесь, дело не женское.

  — Стрелять — не женское. А все остальные дела — это работа.

  

  Нина работала и на Хостинской операции вместе с Игорем. Именно там, в Пактийских горах, и была представлена к медали «За отвагу». Медаль «За боевые заслуги» она получила раньше, еще в прошлом году. Ее тогда частенько посылали на заставы, расположенные на высоких горах вдоль трассы, которая ведет к Салангу. И не только для того, чтобы проверить, как справляются со службой солдаты-санинструкторы. Но и чтобы там, на заставах, брали пример с отважной барышни с медицинской сумкой через плечо.

  

  Познакомились они так: Игорь впервые увидел новенькую в штабе и, что называется, глаз положил. Тем же вечером усы подкрутил и — к модулю, куда Нину определили жить. Сам, однако, в комнату стучаться постеснялся, попросил дежурного солдата вызвать ее на порог. Солдат отсутствовал недолго, да вернулся ни с чем:

  — Просили передать: по личным вопросам фельдшер принимает утром и после обеда.

  

  Через несколько дней начались боевые действия. Нина ушла с батальоном, где служил Коцур, там и разглядела, должно быть, старшего лейтенанта.

  

  Познакомились они весной, но до самой осени только и знали, что ссорились. Упрямые оба. Наговорит что-то сгоряча Нина, а выяснять отношения времени нет: взводному в рейд уходить. Или Игорь ответит резко — прощение просить поздно: фельдшер уже на боевых. Так и поняли однажды, что без этих размолвок да друг без друга ничего хорошего у них в жизни не выйдет.

  

  Игорь — о Нине:

  — Боевая девчонка. Поначалу казалось: прапорщик, а не женщина. Железная леди. Когда заплакала однажды, я даже обрадовался. Думал, не умеет она этого. Я вообще-то, когда сюда приехал, искоса на женщин посматривал: «полковые жены», и все такое. И только когда в медчасть с ранением попал, другими глазами увидел наших замечательных сестричек, которые выходили меня. Ну а Нина — мне, честно говоря, просто повезло.

  

  Нина — об Игоре:

  — Я, по правде сказать, поначалу и не заметила его. Мало ли здесь старших лейтенантиков глазами сверкают тебе вслед? А как-то провожала ребят в запас из нашего полка, так один из «дембелей» выбежал из строя, подошел ко мне: «Смотри у меня, Нина: береги взводного. Хороший он человек, таких немного на свете!» Такие слова, знаете, от солдата не так уж часто можно услышать.

  

  Петр Воронцов, командир экипажа боевой машины, об Игоре и Нине:

  — Если Коцур прав и знает это, он свою правду перед любым отстоит, на погоны не посмотрит. За солдата горой встанет! А Нина… В Афганистане люди ведь тоже разные встречаются. Кое-кто считает, например, что солдату одни лекарства или условия положены, а офицеру — другие. А для Нины, что солдат, что генерал — разницы никакой. Знаете, это всегда сразу замечаешь. Жаль только, что после свадьбы товарищ старший лейтенант с нами стал поменьше бывать. Ну да мы не в обиде. Такое дело: счастье у него!

  

  Свадьба у Коцуров была — другим на зависть. Их боевые товарищи раздобыли где-то цветы, подарили молодым красивый чайный сервиз: чаек попивать, добро наживать. А еще привезли дынь. На медовый месяц — медовых дынь, да так много, что через них переступать приходилось, когда на полу разложили. Медовый месяц, правда, вышел у них коротким: три положенных в таких случаях дня отгуляли, а потом закрутилось. Комиссии, боевая подготовка, рейды. Какой уж тут мед, одна сплошная война! Игорь к тому же вскоре попал в госпиталь, второй уже раз в Афганистане скосил его гепатит. Нина, конечно, вырывалась к нему в свободные часы, подкармливала своим фирменным «афганским» блюдом — пельменями из тушенки.

  

  Добра у них на сегодняшний день: комнатка в фанерном модуле, занавеска из парашютной ткани на окне да еще тумбочка, которую сколотили бойцы взводному в подарок. А однажды — Игорь был в горах — пополнить домашнюю наличность надумала Нина: к его возвращению соорудила полку для книг и прочих нужных на войне вещей. Небогато по нынешним временам? Им пока хватает.

  

  Вот, собственно, и вся история. Слишком проста на чей-то взгляд? Пожалуй. Так бывает проста и ясна жизнь, в которой найдется место всему: тяжким атакам в горах, соленому поту, замешенному на крови и пыли. Бессонным дежурствам у кровати раненых. Но еще и любви, конечно.

  

  Ноябрь 1987 г.

  

  Отсюда: https://www.booklot.ru/genre/proza/voennaya-proza/book/nad-kabulom-chujie-zvezdyi/read/31/

  

  

  

Продолжение "Дай cвoй адрес, "афганка" (Часть 23-я)"

  находится здесь:

  http://samlib.ru/editors/s/smolina_a_n/tt9j.shtml

  

  

  

  

---

Комментарии: 6, последний от 29/01/2019. © Copyright Смолина Алла Размещен: 12/08/2018, изменен: 07/04/2024. 118k. Статистика. Глава: Афганистан АФГАНИСТАН. Информационные издания об афганках Иллюстрации: 10 штук.

Ваша оценка: шедевр великолепно отличная книга хорошая книга нормально не читал терпимо посредственно плохо очень плохо не читать

---

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru (с) ArtOfWar, 1998-2023