ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Соколов Андрей Ревович
Пальма и Революция

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  От бабушки Вали из детства осталась одна история.
  
  Ужинать садились поздно - пока все соберутся: часов в девять, а то и позже - ближе к десяти.
  
  Валентина решила, что еще успеет дошить платье дочери из своего довоенного сарафана. Завтра - волнительный день: ее близнецы восьмилетки Люся и Рева идут в школу. С мальчишкой - проще: все что нужно, осталось от старшего сына Юрки. Укоротила штаны, приделала лямки к старому ободранному ранцу - ученик готов.
   С девочкой - иначе: вокруг были одни солдатки, да вдовы, на девочек они смотрели очень строго, особенно при живых родителях. Дочь - зеркало матери, как ни крути...
   За работой Валентина вспоминала себя, что-то давно забытое - свою веселую детскую беззаботность, отца Ивана, привозившего с ярмарки по выходным им с братом Сережей по кренделю за полкопейки... Где-то он сейчас ее брат - капитан Аверин?
  
  Маленькие оконца почти не пропускали вечернего света с улицы. Керосин, со станции был плохой, да, Слава Богу, что был. Лампа чадила, треснувшее стекло быстро закоптилось. Огромные тени плясали по черным бревнам "передней" комнаты и мешали Валентине вдеть нить в ушко иглы. Наконец швейная машинка застучала: сначала осторожно, а затем легко и уверенно. Хозяйка перешла на ножной привод, чтобы работать с тканью двумя руками , слегка раскачиваясь вперед-назад в такт движению педали.
  
   Люся принесла табурет и, молча, уселась рядом. Она засунула ладони под свои коленки, а ногами обхватила ножки табурета и внимательно стала следить, как из-под материнских рук складками выплывало ее первое школьное платье. Валентина украдкой наблюдала за восторженным выражением дочери.
  
  Какие все-таки они разные - ее близнецы. Люся была старше на полчаса, но во всем старалась верховодить. Рева этим был очень не доволен.
  
   Летом 44-го в репродукторе стали чаще передавать веселые песни. При каждом удобном случае дочка начинала танцевать, кружиться, как будто ее этому кто-то учил. Сынок всегда стоял в сторонке, с завистью наблюдал за сестрой, но присоединиться не решался, как бы его ни уговаривали.
  
  - Мама, когда ты сшила себе это платье? - Не выдержала молчания дочь.
  - Я его не шила. Мне его наш папа купил в магазине в Душанбе, когда родился твой брат Юра. У нас тогда и машинки-то не было.
  - Душанбе - это где?
  - Далеко-о - на юге, в Азии. Неделя пути - не меньше, и о-очень жарко.
  
  Валентина хотела рассказать дочке что-то хорошее об этом городе. Но сразу нахлынули грустные воспоминания о тяжелой болезни. Она тогда чудом выжила. Осенью после родов лежала в бреду с температурой - 40 . Муж хотел везти ее на родину - в Ульяновск. В общий вагон их не пустили. Николай бегал по станции и пытался договориться на место в "теплушке". Слава Богу - Исо, работавший на железной дороге вместе с мужем, отговорил его ехать:
  
  - Николай, эта акклиматизация, скоро закончится. Здесь есть шанс, что жена поправится. Дороги она не вынесет. Голод там - ты ее не поднимешь, - всем сердцем переживал восточный человек.
  
  Шел ноябрь 1929 года. Какая уж там акклиматизация: это был брюшной тиф, но они остались. А к Новому году она, и впрямь, пошла на поправку...
  
   Юрке в Душанбе было раздолье. Гостеприимная хозяйка Муслима как родного кормила его продуктами из козьего и овечьего молока. Зимой бывало мясо, а летом в большом саду - абрикосы, инжир, хурма. Их первенец ел, что хотел, и рос богатырем, ни чета ее теперешним худым близнецам. В 35-м мужа перевели в Бугульму.
  
  Валентина всегда с благодарностью вспоминала Муслиму и Исо, а дочери решила рассказать веселую присказку, как если бы она произошла с ее старшим сыном Юркой:
  
  - В Бугульме, это не так далеко отсюда, мы жили у баба Нюры.
  - Мама, а я где была?
  - Вы с Ревой только собирались еще родиться. Так вот: баба Нюра была замечательная портниха, и меня учила. А Юрке тогда было меньше вашего - семи еще не было. Подойдет, бывало, он тихо к швейной машинке - и давай ногой педаль гонять, что есть мочи. Есть под иглой шитье - нет, он этого не понимал. Частенько, напашет строчек - в три ряда, да нитки все попутает. Стала баба Нюра его гонять, и без спросу к машинке подходить - строго настрого запрещала. А Юрке-то - интересно. Вот как-то раз строчит она свое шитье, а брат твой старший и спрашивает:
  
  - Баба Нюра, а ты старенькая? - изобразила Валентина как могла мальчишеский голос.
  - Cтаренькая, Юрочка, старенькая уже стала, - сыграла Валентина уже голосом беззубой старушки.
  - Баба Нюра, и что же - ты умрешь?
  - Ой, умру, милок, умру.
  - И тебя тогда закопают??
  - Ой, закопают, родненький, закопают.
  - И что же - ты оттуда не вылезешь???
  - Ой, не вылезу! Никто еще оттуда не вылезал!
  
  На лице у Люськи появилась гримаса - смесь жалости к несчастной бабе Нюре, которая "не вылезет", и нестерпимого любопытства, что же задумал ее старший брат Юрка, когда был меньше их с Ревкой.
  
  - Ох, и покручу же я тогда твою швейную машинку! - выпалила Валентина. И обе они залились дружным смехом.
  
  Со двора был слышан голос Ревы, который бросал палку к калитке, кричал собаке Пальме: "Аппорт!" и бежал с ней наперегонки. Это модное словечко он подхватил от летчиков Василия Маврина и Алексея Голощапова, что были у них постояльцами.
  
   Дом Валентины находился на Вокзальной улице у железнодорожных путей и был к тому же третьим от дороги, которая вела на авиационный завод. По законам военного времени ее "объект" был включен в список для постоянного расквартирования летчиков, военнослужащих и военспецов, которые прибывали на завод по долгу службы.
  
  Старшему сыну Валентины исполнилось пятнадцать. Прошлой осенью мальчишка дважды сбегал на фронт, и дважды был "предательски" пойман железнодорожниками. Успокоился Юрка, когда его определили на авиационный завод. Теперь вечером с работы приходил взрослый деловой мужичок, который был очень горд, что приносил домой "рабочие карточки первой категории". На Люсю и Реву Валентина получала продукты по "карточкам на детей до 12 лет", у нее самой были обычные " рабочие карточки второй категории".
  
  В сенях хлопнула дверь, и металлический ковш ударил о ведро. Юрка всегда с дороги пил воду, как его отец Николай, который теперь был в постоянных командировках с "литерными" эшелонами.
  - Мать, я пришел, чего ужинать? - нарочито грубо "по-взрослому" спросил сын, а сам с доброй улыбкой прошел в комнату и нежно обнял Валентину.
  - Обожди немного - платье дошиваю. Василий с Алексеем должны совсем скоро быть.
  Юрий оценивающе взглянул на новое платье и с высоты своего большого жизненного опыта с усмешкой произнес:
  - Ну, Люська, смотрите у меня завтра в школе, не подкачайте!
  - Да, ладно, - снисходительно парировала Люська старшему брату, знаем мол, как ты сам машинку у бабы Нюры крутил.
  
  Со двора раздался лай Пальмы. Собака благосклонно относилась к постоялым военным, но на всякий случай напоминала, что у нее - все под контролем.
  - Ну, все, Люся, идут - собираем на стол! Юра, подавай хлеб!
  В сенях уже раздавались веселые голоса летчиков и сына Ревы, который их встречал.
  - Вечер добрый, хозяюшка, вот и мы явились - не запылились, - поздоровался Василий.
  - Желаю всем здравствовать! Видать, мы вовремя - прямо к столу, - продолжил Алексей.
  - Пальма тоже радуется, - добродушно подхватил Рева, - прыгает - знает, что теперь ей тоже будет ужин.
  - Все к столу! Проходите, проходите, присаживайтесь, - пригласила хозяйка.
  - Сейчас, только руки ополоснем. А ты, Юрий, давай-ка открывай тушенку, вот тут мы захватили. Алексей выложил из вещмешка две жестяные банки.
  
  Есть за одним столом всем вместе было весело и вкусно: летчики всегда находили, чем подкормить детей Валентины. В отсутствии военных стол становился бедным: хлеб, картошка, бочковые огурцы, иногда пареная тыква. А в 42-ом дети вообще - пухли от голода, вернее от воды, которой обпивались, чтобы утолить голод. Слава Богу - немцы до Куйбышева не дошли.
  
  - Ну, что студенты-школьники, завтра, как говорится, первый раз - в первый класс?! А моей дочурке еще рановато - четыре только исполнилось, - поделился радостью Василий.
  Валентина знала, что его семья в Новосибирске, а у Алексея под Воронежем все погибли. Лишнего спрашивать было не положено.
  
  - Ну, что - прощальный ужин! - Подхватил Алексей. За нами в три часа придет машина. Завтра осень: птицы - на Юг, а мы - на Запад. Хватит - загостились у вас, неделя на исходе.
  - Да что же это, - спохватилась Валентина, - Юра, давай в подпол.
  - Нести остатки былой роскоши?! - весело сообразил молодой заводчанин.
  
  Старший сын ловко снял три доски на кухне, юркнул вниз и достал пыльную двухлитровую бутыль, с половиной вишневой наливки, бордово-коньячного цвета. Компания сразу оживилась. Крепленое домашнее вино было из прошлой жизни.
  
  - Мам, расскажи свою историю про вино, - суетился Юрка, протирая бутыль и готовя ее содержимое к тотальному уничтожению.
  - Да стоит ли сейчас?
  - Стоит, стоит, - дружно подхватили и летчики и дети.
  - Ну, хорошо. Вино-то делать я люблю, а пить не могу. В Бугульме перед войной на 9-е мая праздновали день рождения мужа Николая. Друзей по железной дороге за столом много собралось. Я только успевала блюда подавать. Моя вишневая наливка была в почете. Всех по кругу с каким блюдом обойду, говорю: угощайтесь, пейте, гости дорогие. На кухню за закусками, вином сбегаю, и опять - всех обойду, приговариваю: угощайтесь, пейте, гости дорогие. А начальник станции Петр Иваныч:
  - Да, мы пьем, Валя, пьем, спасибо! Ты сама то что не пьешь?
  - С языка и сорвалось: Да, что я - дура что ли?!
  Все покатились со смеху, особенно дети, которые слышали эту историю ни первый раз.
  Василий встал, деловито разлил ароматную вишневую наливку и произнес:
  
  - За Сталина! За Победу!
  
   Все поднялись, как один. Дети замерли с торжественными лицами, а взрослые в едином порыве соединили свои кружки.
  
  Ели дружно: брали руками горячую картошку "в мундире", резали кольцами, чистили тонкую кожицу, поливали постным маслом и посыпали солью. Тушенку брали скромно - маленькими кусочками по очереди из общей миски деревянными ложками. Хлеба было каждому по ломтю.
  
  - Дядя Леша, а Вы, на каком самолете летаете? - не утерпел будущий первоклассник.
  - Что, ты, Рева, разве можно такие вопросы задавать? - проявила бдительность Валентина.
  - На каком еще самолете? - лукаво улыбнулся Василий, - Алексей у нас на "танке" летает!
  - Да, ну, - танки не летают, - заулыбался над подковыркой Рева.
  - Это у фашистов танки не летают, а наши - летают и вражеские "тигры" и "пантеры" за милу душу сверху колошматят, так, что те в дребезги разлетаются! Так-то вот, брат, - с иронией подытожил Василий.
  - На фронте "Илы", которые твой брат Юрка на заводе собирает, называют "летающими танками", - дружелюбно объяснил Алексей.
  
  Все посмотрели на Юрку: кто с улыбкой, а младшие с восхищением. Юрка с укоризной глянул на летчиков, ну, кто, мол, его до сборки самолетов допустит, но промолчал и взял еще кусочек тушенки.
  
  - Спасибо! Большое спасибо! Хорошие тут у вас места на Волге, Валентина, полетали мы с Василием да над Васильевкой (военный аэродром) - здорово! После войны, жив буду - приеду в ваши края, может еще свидимся, - сказал Алексей и они с другом вышли покурить в последнюю летнюю ночь 44-го.
  
  В отдельную миску сложили картофельные шкурки и крошки хлеба со стола, залили горячей водой, ополоснув тарелки - это был ужин, который дожидалась Собака Пальма. Чаще всего ее так и звали.
  Валентина с близнецами легла спать на печь, а летчики и Юрка на деревянных топчанах за занавеской ближе к сеням.
  
  Утром дом опустел. Мать собрала близнецов в школу, дала цветов из сада и отправила с соседской девочкой Грушей, которая шла уже в пятый класс.
  
  Школа находилась на другом конце поселка в противоположной стороне от железной дороги, ближе к реке Самаре. В пойме были поля, а на холме возвышалась старая церковь, по приданиям, в которой ночевал сам Александр Сергеевич Пушкин, когда ездил по этим местам и собирал материалы для своей повести "Капитанская дочка". Теперь это были амбар и склады.
   Зато рядом построили деревянную больницу и школу, в дальнем крыле которой был еще детский дом, созданный для ленинградских детей после 10 июля 1942 года.
  
  - Здравствуйте дети! Я ваша учительница. Меня зовут Роза Яковлевна, - сказала шустрая черненькая девушка лет двадцати с небольшим. - Я научу вас читать и писать, вы узнаете, что такое арифметика и география. Но сначала давайте познакомимся.
  - В нашем классе будут учиться ребята из детского дома, эвакуированные из блокадного Ленинграда. Думаю, что вы все с ними подружитесь.
  Дети немного осмелели и стали с любопытством оглядываться по сторонам. Две девочки и два мальчика сидели за двумя первыми партами на втором ряду и, насупившись, смотрели прямо перед собой.
  
  - Ребята, я буду называть ваши фамилии и имена, а вы вставайте, чтобы все вас видели. Итак!..
  
  В списке было восемнадцать детей. Роза Яковлевна зачитывала фамилии по алфавиту, дошла до буквы "М":
  - Матвеева Людмила!
  - Михайлова-Баукова Галина!
  Девочки с грохотом откинули крышки своей парты и встали, и в классе раздались первые смешки.
   - Обе девочки из Ленинграда, - обратила внимание учительница, - Садись пожалуйста!
  
  Подруги сели за парту с еще большим шумом. Лед детского смущения был растоплен - дети радовались в полный голос, поддерживая ленинградцев: Нефедова Колю, Русскова Ивана, и всех остальных.
  - Тихо, тихо! - продолжила Роза Яковлевна. - Ребята! в нашем классе есть своя Рево-Люция!
  Ревка и Люся тут же с грохотом вскочили за последней партой в первом ряду у окна.
  - Видите, ребята! Всей душей всем сердцем встретил наш народ Великую социалистическую революцию! Даже своих близнецов родители назвали Рево и Люция! Теперь они учатся вместе с вами.
  
   Теперь ребята из Ленинграда - "колыбели революции" тоже растаяли и дружно смеялись. Рево смущенно улыбался, а Люция дерзко заявила:
  
  - Я хочу, чтобы меня звали Люсей. Меня мама всегда так зовет.
  - Хорошо, я учту твою просьбу, - удивилась Роза Яковлевна, - Садитесь, Соколовы!
  
  Валентина в обед отстояла очередь, чтобы отоварить пятничные карточки на три дня, и бегом бросилась домой. Ей хотелось успеть встретить детей со школы 1-го сентября на Большаке у станции. Она боялась опоздать и машинально оставила на крыльце сумку с продуктами. Валентина побежала по улице вдоль порядка.
  
  На перекрестке ей на встречу шли дети со школы. Реву было видно издалека. Он бежал со всех ног и бросился в объятия матери.
  - Мама, мама, я буду спортсменом! Я со школы бежал - ни разу не остановился, и никто меня не обогнал!
  - Только спортсменов нам и не хватало! - радовалась Валентина, не придавая особого значения словам сына.
  Мать обняла первоклассника. Вместе они стали поджидать Люсю. Та гордая и степенная вышагивала в новом платье и бросилась в объятия в последний момент. Тут Валентина сообразила, что все продукты по карточкам на три дня - остались на крыльце.
  
  Шансов почти не было: голодные люди могли увидеть сумку с улицы и за продукты запросто убили бы собаку; подросшие цыплята, которых давали на откорм для фронта, наверняка не упустили шанс и распотрошили там все, а вечно голодная Пальма прикончила остатки.
  
   Они втроем неслись по улице. Валентина была в ужасе: ночью летчики уехали и это были единственные продукты на ближайшие дни. Ревка ворвался во двор первым.
  
  - Мама, смотри, смотри! Это все Пальма сделала!
  На крыльце лежала голодная Собака Пальма и злобно скалилась, когда молодые куры подходили близко. У нее за спиной прямо на ступенях лежала холщовая сумка. Все продукты были в целости и сохранности.
  
  - Ах, ты моя хорошая! Ах, ты моя умница! - со слезами на глазах произнесла Валентина и обняла собаку.
  
  Мать взяла нож, отрезала большую горбушку хлеба и с рук дала Пальме. Свою заслуженную награду голодная собака проглотила в одно мгновенье.
  
  С тех самых пор всех собак женского рода в своей семье Валентина называла только Пальмами.
  
   P.S.
  После смерти Сталина Рево и Люция впервые узнали, почему в 36-м году им дали такие имена.
  
  Мать растила Николая одна. Он был поздним ребенком в семье, и своего слепого отца Дмитрия почти не помнил. После его смерти в 1910-м году им остался большой деревянный дом в деревне, где они и жили.
  
   В 1928 году местная власть решила экспроприировать этот дом под детский сад, о чем незамедлительно поставила в известность хозяина, который только что женился на Валентине из того же села. Молодоженам хватило ума сразу уехать на строительство железной дороги в Душанбе. Это спасло их заодно от голода в Поволжье.
  
  В 1936 году над страной Советов стали сгущаться тучи. Николай знал, что деревенский дом ему не забыли.
   Очень кстати родились близнецы, и он решил, что Отца РевоЛюции арестовать не посмеют. И оказался прав.
  
   Так в те годы выжила еще одна советская семья.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023