ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Соколов Андрей Ревович
Заповедь Пахомова

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.32*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    События и персонажи реальные (по разным причинам изменены имена некоторых офицеров и бойцов), все списки по погибшим открытые. С октября 1986 года и до конца апреля 1988 в 3-ей роте погиб сержант первой группы. Пока командир роты был в отпуске, потери составили трое военнослужащих: один из роты и двое из приданных подразделений.
  
   За арыком
  
   Погрев желудки здоровой пищей, командир первой группы Сергей Семенов с Виктором Авдеевым поблагодарили поваров за хлеб - соль и пошли вздремнуть на бережку перед ночной засадой.
  
   За арыком было "сонное царство". Бойцы 3-ей роты, кто группами, а кто поодиночке, в своих темно-зеленых горных комбинезонах болотными кочками торчали из сухой травы. Журчащая лента воды шириной немногим больше метра создавала приятный микроклимат и невидимой стеной отгораживала "спальную зону" от шума солдатской суеты, царившей вокруг брони.
  
   Сергей, высокий худощавый парень легко перешагнул арык, а Виктору - человеку среднего роста, пришлось преодолевать водное препятствие прыжком. Офицеры выбрали себе свободное место и стали располагаться на отдых.
  Семенов раскатал свой синий армейский спальник, как и положено "молодому", а Авдеев - зеленый трофейный из каравана, который брала еще та "легендарная 3-я рота". От ее былого состава они с Пахомовым остались вдвоем.
  
  - Витя, с чего это ты стал ходить в дозоре? - решил нарушить молчание Сергей.
  - Да, как-то само собой вышло. Сначала ходил по необходимости с наводчиками, потом замещал твоего предшественника Абрамова, а там привык - нашел, что ли, свое место в роте. Получалось, что любой боец на войне был полезнее меня: пулеметчик всегда выглядел убедительно, автоматчик умел по навесной траектории угостить неприятеля гранатами из подствольника. Про АГС я, вообще, не говорю, думаю что, со станиной не пробегу и ста метров; а в дозоре я чего-то стоил, и от меня была отряду польза. Слышал я, конечно, от одного охотника, что в волчьей стае впереди бегают старые и больные волки, но там другой расклад: они не говорят на разных волчьих языках и по ночам не косят друг под друга.
  - Хорошо, что у тебя пушту, а я вот в бурсе изучал китайский.
  - Да, это не беда. В дозоре тебе понадобится два толковых бойца, один, чтобы непременно был таджиком, умеющим прилично говорить. Слава Богу - есть из кого выбрать. Поднатаскаешь их немного, и будет все в порядке. Со мной чаще других ходили Леха Ковзон, вот он - фанат дозоров, и Сафар Хасанов. Всем им через неделю домой, как говорят дембеля: они теперь "гражданские люди". Пахомов на крайний выход их на броню определил по "местной" традиции.
  
  - Хотел спросить, что правда, вам удавалось ночью с духами "договориться", и они вас принимали за своих, или это так - байки.
   - Историю про зам ком роты Гену Удальцова "Куджо мири" ты, наверняка, слышал. Что там добавишь?!
   - А были и другие?
  - Валера Кондратьев, наш начальник штаба, в бытность командиром второй роты, проводил в Лагмане совместный с хадовцами налет на комитет то ли ИПА, то ли ИСА (сейчас не помню точно). Окружили они ночью большой дувал, а он, переодев своих бойцов под "местных", с наводчиками - к духам "в гости". На подходе его афганцы перекликнулись с дозорными: свои мол - муждахеды, а как же. А когда у входа группа захвата приперла охранников автоматами к стене, те и сообразили, что к чему, но на всякий случай все-таки поинтересовались:
   - Шурави???
   - Шурави! Шурави! - успокоил их Валера, - Не сомневайтесь, хлопцы!
   - Вообще, Кондратьев всегда был - любитель похохмить, а такая дерзкая вылазка укрепила в батальоне веру: раз у него вышло, то и у других получится.
  - А как, все-таки, было дело в нашей роте?
  - У нас все было прозаичнее. В конце июня возвращались со "свободной охоты" из-под Алихейля, что у Белых гор на юге. Под Шабаем вечером разбили небольшую банду. Леха Ковзон три дня с собой "Шмель" таскал, и оказалось, что не зря. Впечатляющая штуковина! Впервые видел, как вакуумный взрыв работает на деле! А ночью выходили, как ротный любит говорить, из района "непуганых духов", и под Кандибагом наткнулись на двух дозорных.
  
  - И как же вы?
  - А что поделаешь в открытом поле? Ковзон сзади шепчет: - Товарищ лейтенант, они у меня на ПБээСе (на мушке с насадкой для бесшумной стрельбы) - за раз сниму обоих! - Не надо, Леха, - отвечаю ему тихо, а духам: - Муджахеды, муджахеды мы! В Черные горы идем! - Они нам вежливо так: - Проходите! Проходите!
  - И что - так просто пропустили?! - удивился Сергей.
  - Кто знает? Может, под утро спать хотели, или решили не искушать судьбу: а ну их - этих шурави. А может статься, что военная удача.
  - А вы на них не стали нападать?
  - Позиция у нас на марше была не самая выигрышная. Мы свою задачу к тому времени выполнили, осталось главное - вернуться без потерь. А сколько там было духов, и сколько бы они еще с "зеленки" подтянули?!
   В январе в Черных горах на марше дух одной очередью срезал сразу пятерых из второй роты: трое - двухсотых, в том числе и командира первой группы Олега Знаменцева. Все - война для роты завершилась, дальше была, скорее, операция по спасению раненных и эвакуации погибших.
  
  - Эх, Олег, Олег! Что говорить - учились вместе, - вспомнил Сергей однокашника.
  - А я, толком, и познакомиться-то с ним не успел, - тяжело вздохнул Виктор.
  - Значит, так вся рота и вышла?
  - Да. Знаешь, я уже после понял: если тебя духи окликнули, значит - ты правильно шел, и тебе наполовину поверили. Осталось дело за малым - не запороть ситуацию. А если засветился не по делу, никто тебя вопросы задавать не станет - рубанут, с чего придется, и дело с концом...
  
  - Да, весело, ни чего не скажешь. А что думаешь, про теперешний выход?
  - Что тут думать - хорошего мало. При мне ни разу не брали результат в засаде на вторую или третью ночь. Либо - в первую, либо - "порожняк".
  Представь: с утра сегодня вышли духи в разрыв "зеленки" семьсот метров между Зарбачей и Батикотом, а там над руслом, на расстоянии в три сотни метров друг от друга, - два "городка в песочнице" по сорок эСПээСов каждый, воздвигнутые нашими бойцами за две ночи. (СПС - стрелковое пулеметное сооружение). Вот тут они и обалдели от борзых "шурави".
  Веселая у нас задачка на трое суток, ничего не скажешь. Что-то я такой войны не помню. Надеюсь, что Пахомов не просто так остался поболтать с Майором из бригады. Не может быть, чтоб рота третий раз в один мешок полезла.
  
  - Да, Витя, сразу видно, что ты в Союзе не служил! Как же может ротный не выполнить утвержденного боевого плана, да еще в присутствии "контролера" из бригады?! Представь, что в третью ночь отряд ушел в другое место, не по задаче, и там, случайно, кто-то наступил на мину. Пахому - трибунал, и небо "в клетку". Не сомневайся - с этим очень строго.
   - Не знаю я, Серега, "война, конечно, план покажет", но не было такого раньше. Давай, брат, спать, а то уж скоро выдвигаться, - прервал неприятную тему для разговора Виктор.
  
  Новый командир 131 разведгруппы ему нравился. Своими расспросами о "былых победах" Сергей, наверно, подыграл Виктору, за год в Афгане заслужившего определенный авторитет, как говориться: "в целях установления хороших отношений". Виктор это понимал. Дело было в другом. Всех военнослужащих в отряде он давно делил на две простые категории: на тех, кто - "за себя", и тех, кто - "за родную роту". Сергея он, однозначно, причислял - "за Роту".
  
   Вместе с Николаем Пахомовым и командиром второй роты Андреем Черемой, который в июне 87-го перевелся из разведроты 66-ой мотострелковой бригады в Джелалабадский батальон (специального назначения), Авдеев вернулся из отпуска 20 августа. Сергей Семенов был уже в отряде и за короткий срок так влился в коллектив, что казалось - был в нем всегда.
  
  Прокручивая в голове слова Сергея, Виктор думал: "Будь, что будет!"
  За последний год он окончательно стал фаталистом и считал:
  - Кому суждено сгореть в БТРе, - тот не утонет на переправе через Кабул; а кому суждено нарваться на вражескую пулю, должен осторожнее ходить по тропам, особенно в дозоре.
  
  С одной стороны, успокаивал себя Виктор - выход был "почти учебный": в двадцати километрах от батальона обкатывали действия в засаде молодых взводных и бойцов. А с другой стороны, его настораживало скопление на войне не обстрелянных командиров: Зуева, Мурашова, Кулика, Майора из бригады.
  Говорил ему Пахомов, что каждый человек приносит на войну "груз прошлого" помимо своей воли, - от этого зависела жизнь каждого бойца и роты в целом.
  За последний год у Виктора было достаточно возможности убедиться в мудрости командира. Но как тут разберешь, чья правда и чей грех сегодня ночью нас ведут в засаду, - в отряде много новичков...
  
  Виктор задремал...
  
  
   Часть третья. Пакистанка
  
  Красный диск Солнца еще висел над Черными горами, прощальным взглядом подводя итоги тревожного дня, но вечерняя сырость уже ползла со стороны Пакистана, и не было в этом осеннем мире силы, способной ее остановить.
  
  Во сне Виктору что-то снилось и задело его "за живое". Он очнулся, но сон внезапно стерся из памяти, и только на краешках ресниц остались две капли, как от дождя.
  Откуда-то справа, отголоском, послышался журавлиный крик. Открыв глаза и приподнявшись на локтях, Виктор нашел взглядом на юго-восточном горизонте птичий клин. Тот удалялся, освещенный розовым закатным светом, и, судя по его направлению, совсем недавно пролетал над местом дневки 3-ей роты.
  
  Однажды в детстве дед показал ему летящих в небе журавлей. И с тех пор каждую осень он ждал перелета этих красивых птиц на юг - в теплые края.
   Те стаи, что летели днем, терялись в шуме, в суматохе человеческого бытия. Но всегда появлялся последний, вечерний, освещенный розовой зарей журавлиный клин, чья прощальная песня доносилась до утомленной земли и заставляла людей поднимать головы в тихое осеннее небо.
  Теперь Виктор сам оказался в "теплом краю", и здесь, как в юности, смотрел птицам вслед, а они летели еще дальше на юг - в Индию. От этой картины на сердце стало теплее. Он был благодарен этому шальному клину, прилетевшему, как ему казалось, непременно из средней полосы России.
   - Почему - нет?! Еще только двадцать шестое октября, и десять дней назад они, наверняка, пролетали над рекой Самарой, над моим домом, чтобы сюда доставить весточку из родимых мест, - ему хотелось в это верить.
   - Они пролетели надо мной во сне, - вот что-то и нахлынуло в душе под журавлиный крик.
   Вскоре курлыканье стихло, и клин растаял в небе над Пакистаном.
  Виктор вспомнил песню, которую они с Пахомовым часто пели за столом, и была она лучшим подтверждением, что они - не первые на чужбине, чью русскую душу тронули до глубины эти удивительные птицы. И он запел, не разжимая губ:
  
  Здесь под небом чужим, под афганской лазурью,
  Слышен крик журавлей, улетающих вдаль.
  Ах, как хочется мне, заглянув в амбразуру,
  Пулеметом глушить по России печаль!
  
  Нас в отряде судьба очень крепко связала,
  Нам в отряде друзей никогда не забыть.
  Расплескали мы крови по Афгану не мало,
  И еще сколько нам расплескать предстоит.
  
   Виктор хотел мысленно прочертить на небе маршрут птичьей стаи. Он высоко поднял голову вверх, но взгляд внезапно уперся в единственное низко висящее облако, белые края которого клубами перекатывались из стороны в сторону. Авдеев поймал себя на мысли, что не видел такого раньше, а может - не замечал...
  
  Пора было собираться. Сергея рядом не было - он уже ушел заниматься личным составом. Виктор скрутил вещи и подошел к арыку - небольшой речушке, которую загнали в искусственное русло. Прежде чем прыгнуть на другой берег, он перекинул спальник и таким же усилием кинул скрученную куртку, - та неожиданно раскрылась, словно парашют, и легла на воду. Виктор схватил ее, но полы уже успели набрать воды.
   "Накинул бы на плечи - и не было бы сейчас проблем", - досадовал на себя Авдеев, перебравшись на правый берег арыка, неся в левой руке "пакистанку", с которой стекала вода.
  
  У костра перед БТРом сидел уставший Николай Пахомов, казалось, что он никуда и не уходил. Стоявший рядом заместитель, встретил переводчика бородатым анекдотом:
  
   - Что, Петька, - дождь на улице? - Нет, Василий Иванович, - ветер, - произнес Боровцов своим львовским акцентом, потешаясь над Виктором и пытаясь развеселить командира.
  - Да уж, простирнул фуфаечку от пыли, - посмеялся над собой Авдеев.
  - Это ты здорово придумал, - подключился к разговору Пахомов, - как раз, завтра к обеду обсохнет.
  
  Виктор соорудил у костра треногу из сухих веток и повесил на нее свою куртку, отжав мокрые полы:
  - Отличное пугало для духов - пусть остается на ночь.
  - Не надо нам такого счастья, - проявил предусмотрительность Николай Васильевич, - Как пить дать, часовой, спросонья, начнет палить по пакистанской куртке - на всякий случай.
  - В училище мы полевую форму на себе всегда сушить, - дал дельный совет Боровцов.
  
  Из БТРа "300" в боковой люк выполз "прикомандированный" офицер из бригады.
  
  - Что, товарищ майор, ужинать хотите? - Предложил по-хозяйски Пахомов.
  - Пора уже - не откажусь, - ответил тот.
  - Алабас! Доставай четыре сух пая, - крикнул ротный своему водителю.
  
  В картонной коробке горно-летнего сух пая три жестяные баночки были похожи одна на другую, но опытный глаз командира сразу определил в какой из них колбаса. Другого консервированного мяса ротный есть не мог. Он взял ее и еще большую банку холодного рисового супа с черносливом.
  
  У Виктора тоже от паштета и холодной тушенки часто начиналась изжога, но это - на броне. На выходах, вдали от базы, он не позволял своему организму так расслабляться.
  
   Авдеев, стоя, доедал холодный рисовый суп, когда увидел, как за дальним БТРом, Вадим Зуев и Владимир Мурашов, командиры второй и третьей разведгруппы, опять что-то выясняли на повышенных тонах.
   У лейтенантов, пришедших в Афган сразу после училищ, отношения были проще. А эти офицеры, успевшие в Союзе прослужить по году, все время спорили, как в фильме "Два бойца" - чуть не до драки. При этом они почти всегда ходили рядом.
  
  Ну, все - пора! - встал и подвел черту командир роты капитан Пахомов, - Передайте - всем - оправиться! Через десять минут боевое построение!
  
  В сумерках к Виктору тихо подошел Сафар Хасанов:
  - Товарищ лейтенант, два дня назад Вы попросили ротного поставить с вами в дозор двух молодых таджиков. У меня к Вам просьба: возьмите себе кого-нибудь другого. Попросите - Пахомов Вас послушает.
  - Ты что Хасанов! Через пять минут выходим! Не буду я никого менять! Ты же сам, сколько дозоров отходил?!
  - Я тут за всех таджиков отходил, когда был в первой группе! - С вызовом ответил бывший дозорный, - А они из третьей, и не обязаны свои бошки подставлять под пули! Вы в управлении, а не в роте и не имеете права вмешиваться в судьбу молодых бойцов.
  - Ну, это не тебе решать! Ты теперь "гражданский" - вот и иди на свою броню!
  
   Авдеев никак не ожидал от Хасанова такого поворота. Ну, может нервы - все мы не железные. Хотя, конечно, - стреляный он ворон и тоже чует - дело не к добру. Вон как за молодых таджиков переживает. Странно, что ни один из них не попал в первую группу к Семенову.
  
  Виктор отвернулся. Хасанов ушел. На душе было тяжело. Взгляд случайно упал на тлеющие угли, потом - на "пакистанку", что сушилась рядом. Вдруг его как током ударило: два дозорных таджика в темно-зеленых "горниках" стояли у костра темными силуэтами, а его выцветшая за лето куртка светилась, словно белая простыня.
  
  - Что-то стал я ляпы допускать, - обругал себя Авдеев, - видно после отпуска никак не вернусь на войну.
  
  Он содрал с треноги не просохшую пакистанку и зашвырнул ее в десантный отсек командирского БТэРа. И, уже спокойно, достал свой штатный горник, духовскую шерстяную накидку и пакуль - шапку-нуристанку со скрученными полями...
  
  
   Часть 4. Время воевать
  
  - Идем на старое место по задаче, - начал ротный перед строем, - лейтенант Авдеев - в дозоре! Лейтенант Семенов держит дистанцию сто метров! Сержант Сидоренко обеспечивает тыловое охранение! Каждый разведчик должен знать позывной своей группы и уметь правильно ответить! Мой позывной: "Ясень", у первой группы - "Ясень - 1", у второй - 2, и так далее по группам, у дозора - "Ясень - 11", у тылового охранения - "Ясень - 14". На маршруте соблюдаем режим радиомолчания. Если я кого-то запрашиваю по радиостанции, ваш ответ в эфире: один щелчок тангенты означает - " На приеме", два щелчка - "Вас понял", три щелчка - "Повторите"! Всем ясно?
  
  - Яя-сно! - ответила гулом рота.
  - Идем, по возможности, без привала! Для дозора и первой группы: после выхода из сухого русла - принять правее - ближе к кишлаку Зарбача! Вопросы есть? Больные, хромые, косые, те, кто по каким-либо причинам не может сегодня выполнять задачу, есть?
  
  - Не-ет! - Тихо ответил строй.
  - Напра-ввво! Начать движение! - отдал команду Пархоменко и сам встал в "веревочку" за минерами и связистами перед молодым командиром третьей разведгруппы лейтенантом Мурашовым.
  
   Первый час марша подходил к концу. Под шапкой слева потрескивал одинокий наушник на резинке, своей монотонностью подсказывая Виктору, что разрыв с первой разведгруппой - в норме.
   Авдеев шел привычно, стараясь в темноте определить едва заметные ориентиры: крупный камень, куст, бугор. Поравнявшись с ними, он выхватывал взглядом очередной предмет, и так всегда выстраивал маршрут дозора.
   Начался спуск в уже знакомое сухое русло.
  
  - Здесь - метров десять, - считал он про себя, - потом через русло - двести, крутой подъем на выходе - не больше двадцати, а там - уже на месте.
  
   Метрах в сорока перед собой он увидел огромный камень и пошел прямо на него. Валун приближался, рос, стал выше человеческого роста и загородил собой срез берега над руслом. Виктор машинально думал, с какой же стороны его лучше обойти и начать подъем...
  
   Огненный шквал белой вспышкой ослепил глаза и взорвал воздух. Оглохший дозор рухнул в песок под валун...
  
   Стало темно. Сверху продолжали бить автоматы, но вспышек от гранатометов больше не было. Виктор поймал себя на мысли, что все это он в состоянии анализировать - значит живой. Он попытался найти рукой своих таджиков:
  - Мансур! Живой, не ранен?
  - Мы оба живы, товарищ лейтенант.
  - Не поднимайте головы! - шепотом приказал Авдеев, - сейчас наши вдарят!
  
  И точно, сразу четыре пулемета из сухого русла начали поливать срез берега. К ним присоединились остальные. Огневая мощь достигла максимума - рота развернулась фронтом не менее ста метров и била в семьдесят стволов. Дозор врос в песок.
  
  Виктор так и не понял, почему духи не бросили вниз гранату, а может - бросили, но она не взорвалась, или взорвалась за валуном.
  
  Огонь внезапно прекратился. В долгожданной тишине бухало сердце и звенели перепонки, а мозг, словно в записи, настойчиво прокручивал фрагменты канонады. Наушник ожил:
  
  - Ясень - 11! Ясень - 11! Ответьте Ясеню, - звучал в эфире отчетливый голос Боровцова.
  Виктор сжал тангенту.
  - Ясень - 11! Вы живы?
  Виктор сжал тангенту дважды.
  - Ясень - 11! Отходите по прямой! С флангов вас прикроем! По готовности дайте четыре щелчка тангентой.
  Виктор сжал тангенту дважды (подтверждая: "Понял") и приказал бойцам:
  - Строго, по моей команде! Халилов, бежишь, согнувшись, первый! Мусаев, ты - второй!
  Авдеев четыре раза сжал тангенту. С флангов ударили пулеметы.
  - Халилов, пошел!..
  
  Виктор последним подбежал к ближайшей группе темных силуэтов:
  - Кто?!
  - Семенов и Луганщина, - ответил Боровцов, - Ранения тяжелые: у Сергея, похоже, перебита артерия в бедре.
  - А что с Васей Каюдой?
  - Раздроблена стопа, - ответил санинструктор Лозицкий, - жгуты наложил, но у обоих большая потеря крови, вколол каждому по два "Промидола".
  - Броню вызвали? - нервничал Авдеев.
  - Вызвали, вызвали. Сейчас подойдет, - ответил Боровцов, давая понять голосом, что есть, кому в роте отдавать распоряжения.
  - Почему в эфире был твой голос? Где Пахомов? - вдруг спохватился Виктор, обращаясь к замком роты.
  - У него в ногах разорвалась граната от РПГ, похоже, что контузия тяжелая, но крови сильной нет.
  Авдеев рванул вперед. Через двадцать метров он увидел силуэты бойцов и командира , лежащего на песке.
  - Николай Васильевич, как Вы!?
  - Ви-тя?! Ты?! Жи-вой?! - выдавил ротный измученную улыбку, едва различимую по белым зубам, и потерял сознание.
  
  Подняв облака пыли, подошли два БТэРа, загородив собой группу с раненными бойцами.
  После всего произошедшего Виктор не мог спокойно стоять на одном месте. Он подошел к Боровцову:
  
  - Я повезу раненых в мед роту, - предложил Авдеев, - я там все знаю, и у меня нет личного состава.
  - Ну, хорошо, - ответил Боровцов, понимая, что новичков в ночь не пошлешь.
  - Раненных - повезу я! - громко заявил Майор, выйдя из темноты.
  - Тогда, ты остаешься, - буркнул Боровцов переводчику.
  - Нет, нет! Пусть тоже едет. Я потом - сразу в управление бригады - согласую сворачивание операции, а он обратно пригонит БТэРы.
  
  - Пусть хоть так, - подумал Виктор, - оставаться на месте ему было не выносимо.
  
  Сергея Семенова и Василия Каюду осторожно занесли через боковые створки в десантный отсек первого БТэРа. А когда попытались поднять Пахомова, он очнулся и наотрез отказался ехать. Перечить командиру времени не было, и два БТэРа рванули по сухому руслу на Север к трассе Пешавар-Джелалабад.
   Шли быстро по-походному: Майор - на командирском месте первой машины, Виктор - на второй. Только операторы-наводчики сидели внутри, поддерживая раненных товарищей, готовые в любой момент открыть огонь на поражение.
  
   Из русла на мост вышли с более пологой правой стороны и, сделав резкий поворот налево, помчались по асфальту к Шамархейлю. Водители притопили на новых дизелях и сбавили ход лишь у взорванного моста, который можно было объехать только по грунтовке справа. Место было коварное, но опытные водители рискнули обойти накатанную колею по целине, и - пронесло.
  
  По дороге Виктор считал мосты, чтобы на обратном пути в ночи не проскочить свое сухое русло. Получалось: поворот с трассы - на пятом, четвертый взорванный - хороший ориентир.
  
   - Как?! Как такое могло произойти?! - размышлял Авдеев, по телу которого временами все еще пробегала нервная дрожь, - Из семидесяти бойцов основной цепочки духи подбили идущего первым - Сергея Семенова, в конце тылового дозора - Васю Каюду, и строго по центру - командира отряда Николая Пахомова. У дозора - ни царапины, - может все это сотворило одинокое облако, так беспокойно крутившееся на вечерней заре. Похоже, даже Ему было не просто воткнуть спасительный валун на тропе у края русла... Кажется это уже третий свисток для меня, Пахомов говорил, что четвертого не бывает...
  
   Всю дистанцию проскочили минут за двадцать, и подъехали к КПП двух бригад: прямо - 66-я мотострелковая, справа 15-я специального назначения.
  
   Майор спрыгнул с БТэРа и побежал на КПП 66-ой. Там о них даже не слышали, но вскоре створки ворот распахнулись, пропуская первую машину. Виктор остался у въезда, развернув свой БТР: на Юг - передом, к бригаде - задом.
  Передав ребят в приемник-распределитель, Майор выехал из ворот. На все ушло минут пятнадцать. Водитель восьмидесятки подвез его к КПП 15-ой бригады, тот спрыгнул на землю, громыхнув по-неопытности автоматом, и от двери махнул Виктору рукой на прощанье .
  
  Теперь машина Авдеева шла первой. Ночной прохладный ветер, бивший в лицо, слабо успокаивал нервы, - с последних событий прошло слишком мало времени.
  
  Путь обратно был короче. Виктор свернул за пятым мостом направо в сухое русло и подъехал к роте, занявшей круговую оборону.
  - Стой! Стой! Сразу разворачивай, - закричал навстречу Боровцов, - Пахомова нужно срочно везти в мед роту.
  Виктор даже обрадовался такому повороту событий. Он помог аккуратно уложить командира в десантный отсек, приговаривая:
  - Все будет хорошо, Николай Васильевич! Теперь все будет хорошо.
  
   Пахомов несколько раз спрашивал в бреду: жив ли дозор.
  Машины рванула по второму кругу. Выехав на асфальт и преодолев взорванный мост по своей колее, восьмидесятки снова притопили.
  Бросая фразы в ночь навстречу ветру, весь на взводе, Авдеев вполголоса разговаривал с Пахомовым:
  
  - - Ты спрашивал сегодня, Николай Василич, помню ли я тот прошлый налет на Зарбачу?! - Помню! Все я отлично помню, командир:
  - И то, как на Шахидане нарвались на духовскую фишку, и все ж забили караван.
  - И то, как на броне угодили в засаду ночью перед Новым годом, но сумели вытащить подбитый БТэР, и все остались живы.
  
  - И то, как я из пулемета ранил парнишку на дувале, и уже через минуту, получил "воспитательную" пулю в правое плечо, чтобы впредь думал!
  
  - И то, как в марте уговаривал "начальника" в соседней роте - оставить старика в живых. Вина его была - бумажка с кривым текстом: "Две коробки", может быть патронов. Как убеждал его, что в 3-ей роте мы мирных (всех, кто без оружия) отпускаем, иначе наши же полягут. Но "начальник" отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Я не сумел быть убедительным, и человек погиб. А через час на правом фланге два офицера и два бойца легли навеки, заплатив своими жизнями за это злодеяние.
  
  - И то, как "на охоте" под Шабаем, мы отпустили пастуха и двух афганцев в подозрительной одежде и шапках-пакулях, но мирных по меркам нашей роты - без оружия, а позже ночью духи Кандибага, спросонья, дали нам пройти через свои дозоры, и в роте никто не погиб и даже не был ранен...
  
  
   - Но главное - я всегда помнил твой Mоральный принцип, в который ты посвятил меня перед тем налетом.
  
   * * *
  
  Поздним вечером "двухмоторные" БТРы-70 застыли на дороге - в трех километрах от кишлака Зарбача. Старые бензиновые двигатели сильно грелись, и командир остановил передние машины, чтобы подтянуть колонну.
  
  - Виктор, сядь поближе, чтобы не кричать, - с командирского места позвал капитан Пахомов молодого офицера, - Знаешь, ты не плохо начал: два первых выхода - два результата в роте.
  - Моей заслуги тут не много,- польщенный внезапной похвалой, ответил офицер.
  - Удача - дорогого стоит, поверь, я знаю, что говорю. Но может от любого отвернуться - один неверный шаг - и все. Одно дело - засада, там все понятно: ты затаился и лежишь, враги с оружием идут, команда - ты стреляешь. Налет - другое! Здесь важно отличать, где духи, а где женщины, дети, старики, ну, словом - "очень мирные". Конечно и они тебя не любят и могут броситься от горя с кулаками. Главное - не поддаться искушению власти над людьми - остаться человеком. Проверено ни раз: начнется битва с настоящими врагами, конечно, будут и потери: кого-то ранит, даже тяжело, а может статься - и убьют. Но стоит преступить черту: себя погубишь сразу, и на ближайших выходах за злодеяние, совершенное одним, другой из роты обязательно заплатит жизнью - иначе не бывает. Вот тебе - моя Мораль. Дальше думай сам! - водиле, - Андрющенко, вперед!
  
  
  * * *
  
  БТР-80 подлетел к КПП 66-ой бригады. Виктор, не слезая, крикнул:
  - У меня "трехсотый" - открывайте!
  Дневальные по КПП тут же распахнули ворота. В ночи Авдеев подъехал не к приемнику-распределителю, а сразу к зданию мед роты, где их уже ждали:
  - Мой командир. Принимайте. Аккуратнее! Тяжелая контузия.
  
  Бойцы в горных комбинезонах и синих больничных халатах осторожно достали капитана Пахомова из десантного отсека через правый боковой люк, положили его на носилки и понесли в зеленый деревянный модуль.
  
   Виктор вскочил на БТэР. Сознание, что есть Правда на Земле , и в роте все остались живы, придало ему спокойной силы.
  
  - Теперь - порядок! Рабо-отает! Рабо-отает Ваша Заповедь, Николай Васильевич! Заповеди, вообще - работают!
Оценка: 8.32*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023