ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Соколов Андрей Ревович
Мушмула за Кандибагом Ч. 1. Если завтра в бой.

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Случается, что человеку начинает везти, порой даже на войне.
  
  Везение
   Случается, что человеку начинает везти, порой даже на войне. Как! За что? Кто его знает. Может, это награда свыше за выпавшие ранее невзгоды, или легкий перекур накануне новых испытаний.
   Хорошая удача, как вирус, и тебя крепко держит, и соседу нос щекочет. Не успеешь оглянуться: у товарищей и справа, и слева тоже понеслось. А там уже вся рота шагает строем по широкой белой полосе.
   И мерялась эта взлетка ни метрами-километрами, а часами, лучше днями, если сильно везло.
   Да, бывало! И третья рота мчала на БТРах по белым пыльным дорогам Нангархарской долины...
   Ну, или ходила тихой ночной поступью по неведомым белесым тропам.
  
   Как оно начиналось? Очень неприметно. А уж, кто заметил, старался не дышать на эту эфемерную субстанцию, дабы не сдунуть, или не спугнуть.
   Думаете, жирный сизый голубь? Какой там! Синее перышко с перламутровым отливом на горячем афганском ветру, в лучшем случае, и то - за счастье!
   С кого все начиналось? С командира, конечно. Правило про рыбу строго действовало в жарком климате под Джелалабадом.
   С чего начиналась именно эта не всегда веселая история? - С КПП батальона, маленького одноэтажной строения с воротами и шлагбаумом в западном углу южного периметра. В Больших и Малых театрах все стартует с вешалки, а у армейских - вечно с КПП.
  
   От контрольно-пропускного пункта под углом в девяносто градусов разбегались две стены из шестигранных колец серого бетона высотой в три метра. Южная упиралась перспективой в аллею эвкалиптов вдоль трассы Пешавар-Кабул, за крестьянским поле в пятистах метрах, а западная - в кишлак Шамаршейль, в ста с небольшим, через отсыпанную щебнем и битым кирпичом дорогу.
   Нужно отдать должное военным инженерам: стены нашего кремля могли запросто выдержать прямой выстрел из танкового орудия с этих направлений, но, Слава Богу, испытывать на себе не довелось. Открытое пространство между дорогами и батальоном колосилось отборной пшеницей, высотой по грудь. Где афганцы брали такой семенной фонд без НИИ? - Ума не приложу.
   Западная стена заканчивалась площадкой автопарка, обнесенного колючей проволокой, а южная упиралась в подножие восточной горы. Там за арыком на возвышении стояли две "Шилки" группы ЗАГ (о четырех стволах зенитной артиллерийской группы). И называлось это место вольером. Почему "вольер"? Слово красивое, а место еще лучше: арык, деревья и никого из отцов командиров, хотя, вольер для собак-саперов там тоже был.
  
   - Откуда такой довольный?
   - На вольере загорал - борзое местечко!
   - Я вчера тоже там тащился, - типичный разговор двух дембелей в отряде.
  
   Всякого, попавшего волею судеб за шлагбаум нашего отряда, встречали три многообещающих заведения: справа - беседка под масксетью с красным крестом во лбу, предбанник зеленого деревянного модуля с вывеской "Медпункт", а слева, в пяти метрах от КПП, - вход в погреб с земляным накатом и кривой небрежной надписью, прямо на двери - "Зиндан" (тюрьма).
  
   А если считать с севера...
  
   То третьим рядом за солдатскими казармами, в соседстве с фанерно-зеленым модулем офицерского общежития (он же с торца медпункт), по пояс в землю врос гигантский тубус. Из-под свода его гофрированной крыши постоянно раздавались тяжелые удары, скрежет по металлу, низкий гул. Чужой человек за забором запросто принял бы это опасное сооружение за секретный цех, где клепали и трижды в день испытывали турбореактивные двигатели. Но для бойцов и офицеров Джелалабадского отдельного отряда, на восточной окраине Шамархейля, не было более желанного строения, чем этот "монстр-циклоп - гигантский червь".
  
   Тупоносая голова циклопа с прямоугольным красным глазом, на котором золотой сетчаткой проступал романский шрифт: 'Солдатская столовая в/ч п/п 35651, трижды в день распахивала деревянную двухстворчатую пасть и заглатывала в один присест семь коробок личного состава.
  
   Нет, в той таре были не белые и пушистые кролики, упирающиеся, но ползущие в пасть удава, - то были рэксы (напомню: разведчики экстра класса) масти хаки с белыми подпалинами под мышками и на спине. Раздирая пасть чудовищу, они врывались внутрь, сметая все съестное на своем пути, подзадоривая своих ближайших собратьев, и огрызаясь на соседних конкурентов.
  
   Бедолага циклоп страдал хроническим несварением желудка и с натуженным иканием извергал из себя обратно отяжелевшую, но живую массу в берцах. А умиротворенные громилы, зная, что монстр на несколько часов повержен, былинными героями по трое, вальяжно - руки в брюки, выходили на свободу под фанфары цикад, несущихся с ветвей стоящих рядом эвкалиптов. На ходу победители демонстративно снимали ремни, ослабляли их и опоясывались уже на уровне ватерлиний, соответствующих сроку службы.
  
   Многие не чищеные бляхи (Джелалабад Вам - не Союз, блестеть там было не модно) по второму году свисали очень низко, видимо, им было так удобней придаваться грезам: как каждая из них однажды, отшлифованная тонкою иголкой, встретит сказочного принца Паста Гои (с зеленым глазом) и, на зависть молодым подругам, засверкает золотистым светом...
  
   Ах, пусть это будет вспышка, миг, бутон священного цветка, который распускается один раз в жизни - в ночь под Дембель... (Второй раз - не приведи Господь!)
  
   А пока - владельцы медных блях на выходе надменно вешали на них свои усталые ладони за большие пальцы к животу, и с вожделением предвкушали, как в тени деревьев они еще успеют затянутся дымком самой желанной сигареты - одной из трех в день, данных в награду свыше со статутом: 'За службу, тяготы, невзгоды - в молодые годы, - пока прапорщик не разлучит их... и ни поставит в строй...'
  
   Дверь в офицерскую столовую располагалась сбоку, посередине ангара, напротив фанерно-зеленого общежития. И хотя ей тоже приходилось (не сладко) часто хлопать, но сравниться с (безумным стрессом) диким скрежетом своей двухстворчатой сестрицы из торца, она, конечно, не могла...
  
   На этом высокий стиль повествования заканчивается, и начинается проза жизни.
  
   Как раз - в обед - 24 июня 1987 года старший (не только по званию) прапорщик Борис Голубовский привел коробку третьей роты к солдатской столовой. Тут он заметил краем глаза, что компания из семи родных ему офицеров покинула курилку перед модулем общежития и направилась бодрым шагом по бетонной дорожке к входу в офицерскую столовую. Будучи давно военным человеком, он мгновенно принял решение: делегировать часть неограниченной монаршей власти одному из командиров срочной службы:
  
   - Старшина Хоменко!
   - В а-армию забра-али, - вместо бодрого: 'Я', - недовольно ответил тот, протестуя против превратностей судьбы, задержавших его отправку на дембель. Борис Сергеевич ухмыльнулся, поправил рукой усы и медленно растолковал:
   - Тебя, Хоменко, и в проекте не было, когда я уже сержантов за эту фразу на дембель отправлял ефрейторами. Будешь у меня до августа пасти механиков-водителей твоего же призыва.
   - Так Вас же, товарищ старший прапорщик, на пересылке ждет заменщик?!
  
   Рота загудела. Всем нравилась достойная перепалка двух уважаемых старшин, - сорокалетнего старшего прапорщика, отслужившего в Афгане полных два года, и двадцатилетнего единственного в роте старшины, начавшего переслуживать в Афгане отведенные полтора года. Ничто не поднимает так аппетит бойца, как словесная дуэль двух ближайших командиров.
  
   - Ты смотри-ка - все-то они знают, только на горшок не просятся. Если надо, я тебя даже из Чирчика проконтролирую, - с отеческой заботой произнес старший прапорщик, но всей роте было ясно, что не по этому поводу старшина вспомнил небольшой городок под Ташкентом, и теперь - до секундантов не дойдет. - Короче, Склифасовский, - с обеда приведешь роту без меня! Запускай рэксов в колонну по одному!
   - Есть! Товарищ старщ-прап-щик! - бодрым и веселым голосом ответил старшина Хоменко, считая, что он - Наполеон и выиграл Бородино, но готов отдать должное Кутузову-Голубовскому - тот не проиграл сражения.
  
   А Борис Сергеевич с легким вздохом и чувством выполненного долга, походкой 'руки в брюки клеш', направился к колонне офицеров перехватывающим курсом:
  
   - Не в ногу идете, товарищи! - сделал он политическое замечание на ходу.
  
   Командир роты капитан Пахомов тут же дал счет: 'Раз...Раз...Раз!' Офицеры заулыбались и дружно взяли ногу. Старшина, видя такое уважение к своей персоне, не вынимая рук из карманов, пробежал трусцой вперед, и учтиво придерживая дверь столовой правой рукой, замер в немом услужливом почтении, представляя, что он уже перед рестораном 'Зарафшан' в Ташкенте дает на чай полковникам в ливреях; те благодарят, благоговеют и бьют от счастья каблуком...
  
   Ротный подал команду:
  
   - Головные уборы - Снять! Равнение На-а - Право!
  
   Офицеры, держа перед собой на левой руке кепки экспериментальной формы, козырьком вперед, лихо вытянули подбородки в сторону старшины, и стали по одному нырять в предбанник офицерской столовой, словно русский танцевальный ансамбль 'Березка'.
  
   - Всех приветствую! Приятного аппетита! - выразил общее мнение старший по званию Пахомов.
   - Приятного аппетита, приятного аппетита, - вторили офицеры сослуживцам, сосредоточенно скребущим ложками по тарелкам общепита в кондиционированном помещении.
  
   Окинув взглядом хол, Пахомов с Голубовским сразу застолбили длинный стол - второй справа, из шести возможных (два в левом и четыре в правом ряду), и уселись на дальние от входа места, старшина к выходу - передом, а ротный - задом, приглашая остальных офицеров роты присоединяться рядом.
  
   Стол был предусмотрительно сервирован восемью белыми квадратами салфеток, на каждом из которых лежали по две маленькие невзрачные таблетки. Фрагменты натюрморта, достойного кисти Малевича, располагались в таком хаотическом порядке, что можно было предположить: повариха Наташа c официанткой Тоней перед обедом использовали их для игры в наперстки красными пластиковыми стаканами, стоявшими теперь с ножами и вилками по центру столешницы.
  
   Тоня с приятной, совсем не тонкой, наружностью, в белом фартуке и колпаке быстро подкатила тележку для раздачи пищи со стороны Пахомова и Голубовского. Большим половником она стала разливать дымящееся первое блюдо и ставить полные тарелки на край стола:
  
   - Кушайте, кушайте. Приятного аппетита, - с улыбкой произнесла доброжелательная официантка.
   - Спасибо, спасибо! - отвечали офицеры
   - Тоня, это борщ? - хитро спросил Николай Пахомов.
   - Борщ, - подтвердила дамочка лет тридцати.
   - А где пампушки? - не унимался ротный.
   - Ой, не понимаю - о чем это Вы, Николай Васильевич? - кокетничала Тоня журчащим голоском и игриво побежала за телегой в поле... - к следующему столу.
  
   Офицеры, как по команде, вздохнули и взялись за борщ. Только заместитель командира Боровцов, сидящий рядом с Пахомовым, зло сорвался (на целый батальон - всего две официантки) на салфетку с двумя таблетками, которые мешали поставить перед собой тарелку с борщом:
  
   - Достали эти месячники вакцинаций: тиндурин, тавегил (от малярии и аллергии) и, как пить дать, - кисель сегодня с бромом. Опять великий и ужасный Ляйзер взялся за свое.
   - Пардон, кто великий и ужасный? - заинтересовался новый замполит Смирнов, прибывший из Союза два дня назад, пристроивший свое немолодое округлое тело рядом с Боровцовым, видимо, желая подчеркнуть, что рецептура киселя его пока не интересует.
   - Это страшный человек, - скрыв все эмоции в седеющие усы, пояснил старый десантник Борис Сергеевич, подмигнув ротному напротив, - запомни: он - не эскулап, а костолом, хранитель спирта - Ляйзер, он же - Папа Гена, он же старший прапорщик - главарь аптеки.
   - Ну, ясно, ясно. Скажи еще: у него длинные руки! Что это за колеса?! Из всех медикаментов я предпочитаю шнапс, - визгливым голосом рисонулся замполит, взяв патетическую ноту.
   - Жить или не жить?! - вопрос, конечно, спорный, - сквозь смех басом поддержал беседу Давыдов (он же Сан Саныч), крепкий командир второй группы, тянувший лямку службы в Афгане к концу второго года, протирая салфеткой ложку перед началом трапезы в непосредственной близости от лица замполита, сидевшего справа.
   - Может, оно конечно, таблетки пить не стоит, - продолжил Голубовский с едва уловимым ташкентским приколом на 'а', неспешно работая ложкой, - Есть люди, у которых кожа дубленая настолько, что их слепень не берет, а малярийный комар - как брат.
   - Одно обидно: от потницы шнапс практически не помогает, - убивался Давыдов, делясь горьким опытом, пережевывая хлеб над левым ухом замполита, и позавидовал, - вот бы мне такую кожу!
   - Да, бросьте, мужики, все эти страшилки для новичков я слышал тыщу раз. Я же - свой, зовите меня просто - Палыч.
   - Зови меня просто - Хозяин, - вспомнил древнюю мудрость лейтенант Бурлаков, командир третьей группы, сидевший за столом с края, так же как Давыдов, но к выходу - лицом.
   - Кого колоть? - Все бедра в шрамах! (возможно фраза звучала резче), - развязным тоном ответил замполит, давая понять, что он еще и бывалый. - Вот забьем завтра очередную банденку! На кумаче (видимо - в душе, или в ленинской комнате) золотыми буквами впишем наши имена, и каждому на грудь - по медальке. Командиру - орден! - я постараюсь, так и быть, - показал свое истинное лицо лев-замполит, два дня скрывавшийся под маской бедной овцы, (вероятно, решивший прибрать к рукам авторские права по написанию представлений на награды).
  
   При таких словах офицеры чуть не поперхнулись: кто-то крякнул, кто-то гыкнул, но безразличных за столом не осталось. Все покосились на Палыча. Пахомов, не моргая, уставился на Голубовского. Тот с сочувствием смотрел на командира.
  
   - Ого! Где-то я это уже слышал! - очнулся рядом со старшиной переводчик Авдеев, исполняющий обязанности командира первой группы, до этого момента молча наслаждавшийся обедом, мотая разговор товарищей себе на ус, но теперь воодушевленный чудесным приобретением любимой роты в виде замполита.
   - Это правда, - случались у нас 'рембы', - пришел в окончательный восторг Сан Саныч.
   - Там пафос был другой: 'Вижу - духи. Я давай по ним - с колена - с 'Утеса', - процитировал своего предшественника по кличке 'Рембо', сидевший между Авдеевым и Бурлаковым (то есть напротив замполита) командир четвертой группы лейтенант Сорокин. (Профессиональное: у крупнокалиберного пулемета 'Утес' большая отдача - стрельба с колена из него, мягко скажем, - желаемый вымысел).
  
   - Тоня, голубушка, мне - макароны с курицей, - нетерпеливо, на весь зал, напомнил о своих кулинарных пристрастиях тридцатилетний черноволосый сотник Пахомов и, глядя на старшину, все еще находясь под впечатление от речи замполита, тихо спросил:
   - Боря, что это было?!
   - Думаю, командир, - это конец! - с сочувствием дал неутешительный военный прогноз без пяти минут заменщик Голубовский.
   - Конец для нашей 'легендарной' (роты)?! - пытался уточнить Пахомов, все еще не веря, что перенимает эстафету самого бородатого офицера сотни в такую роковую минуту.
   - Боюсь, что - для всей армии (в лучшем случае - только для сороковой), - неумолимо, сгущал краски старшина.
   - Да-а! Это - коне-ец, - печально повторил Николай Василич, думая о чем-то о своем, - а где же пистолет?! - чуть приободрился ротный и, найдя в себе мужество и силу (для того и поставлен командир, чтобы зажечь своей волей подчиненных), обратился к офицерам с решительным и суровым словом:
   - Так, слушай мою команду! Всем пить таблетки строго тридцать дней, - это приказ!
  
   Пахомов сделал паузу, внимательно оглядев стол, какое впечатление произвели его слова на подчиненных. Те, забыв про замполита, в конец офонарели второй раз за последние три минуты. Ротный продолжал:
  
   - Каждый день перед сном тщательно мыть ноги! И еще: я этого терпеть больше не намерен! (Пауза). - Я еду в отпуск. Мне комбат Гилуч сегодня рапорт подписал! - с последними словами капитан Пахомов не сумел сдержать хохот и, похлопав по плечу сидящего рядом заместителя, счастливым голосом добавил, - Так, что завтра, Боровцов, покажу тебе, что такое есть вид боевых действий 'свободная охота в пустынной местности', сдам роту, и - домой. - Адью!
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023