Под утро Авдеев не спал. Ночные операции изрядно подточили нервы и сбили внутренние часы. Чуткий сон улетучивался мгновенно, и возвращаться, в отсутствии физического изнеможения, не спешил.
В душной комнате деревянно-фанерного модуля он лежал с открытыми глазами, уперев тощие ступни в металлическую спинку армейской койки, подоткнув под подбородок мягкий край спальника без молнии. Зеленый пуховый конверт легким движением руки превращался в одеяло.
Взгляд лейтенанта уперся в стену над окном, а мысль умчалась из замученного зноем афганского июня к желанной прохладе песчано-илистых берегов реки Самарки, к пышной зелени над медленно скользящем зеркалом воды.
Там по выходным на станцию "Алексеевка" приходят электрички, и на платформу вываливает шумная толпа веселых горожан с Безымянки и пригорода Куйбышева.
Не обремененные детьми и возрастом сигают на железнодорожные пути с платформы. С насыпи, счастливые, они бегут вниз по крутому склону, по колено в траве и полевых цветах, к реке и лодкам, чтобы первыми переправиться на левый берег и занять любимые места.
Семейные с авоськами и рюкзаками спускаются неспешно, как и положено - по лестницам, подавая руку милым дамам, подхватывая на ходу детей, аккуратно переступая рельсы. Они-то знают, что второго рейса ждать не больше десяти минут, и на том берегу места хватит всем.
Местные кормчие отдают швартовые и, крикнув знаменитое: "Поехали!", выворачивают ручки газа дроссельных заслонок до отказа. Река дрожит волнами, вспаханная лодками всех мастей, мчащими наперегонки. По водной ряби скачут солнечные зайчики, и рой счастливых голосов заглушает тарахтение моторов...
На вожделенном левом берегу всякий, от мала до велика, обретет свое короткое воскресное счастье, и Самарка унесет его частицу в Волгу - за правый поворот...
- Первые воспоминания из детства о счастливой и большой воде: год, эдак, 68-ой или 69-ый...
Не сумев закрепиться на выгодном плацдарме, где до воды было - рукой подать, Авдеев свалился с заоблачных высот в душную комнату офицерского модуля, сбитый предательским противозенитным храпом замполита Смирнова.
- А начиналось так душевно - с тарахтения лодочных моторов. Снова этот ансамбль расстроенных волынок из оркестровой ямы, - злился Авдеев на невинно спящего соседа.
Замполит, как порядочный, по первому требованию отворачивался на правый бок, укрывался с носом под одеяло, и даже упирался лбом в стенку под подоконником. Увы, - все эти народные ухищрения были не в силах остановить капитана шрапнельного свиста.
В отместку за возвращение в реальность воображение любителя кататься на моторных лодках стало рисовать страшную картину:
- Для тех, кто не спит, - в эфире: передача "Радиороман".
Голос, удивительно похожий на Яковлева из "Гусарской баллады" читал ехидный шарж на спящего соседа:
Во имя чистого искусства Палыч пропил душу и оказался в безжалостных руках влиятельных потусторонних сил.
"Его Величество - Непропиваемый Талант, с вечера превращал гуманоидную оболочку политработника в раздутую волынку, вырванную из прохлады шотландского охотничьего домика и брошенную в раскаленное пекло офицерского модуля под Джелалабадом.
Мастер-настройщик от Морфея добрую часть ночи тянул жилы замполита на колки, подгоняя голосовой аппарат жертвы к диапазону режущего звука.
Перед рассветом сам Шнитке (да простят меня родственники и любители этого удивительного композитора), дал согласие сыграть Первый концерт для гуманоидной волынки с оркестром.
Авдеев улыбался:
- Только высокие промили спиртовых соединений в крови талантливого автора-исполнителя позволят в кульминации достичь вершин золотого полифонического Арт-хрю с махровыми обертонами.
Сонный Палыч уловил критику в свой адрес, обиделся, шумно рыкнул и перестал дышать. Двадцать секунд прошло, тридцать - тишина. Авдеев забеспокоился:
- Ладно, ладно, Палыч, возвращайся, извини если задел - не со зла.
Замполит снисходительно откупорил клапан в горле и засопел.
- Ишь какой ранимый во сне! - усмехнулся Виктор, - ну, ты тоже вчера был хорош:
"Я с вами на один гектар не сяду...", каково это было слышать нам с зампотехом Архиповым. Мы привыкли жить дружно с твоим предшественником Серегой Мельниковым и зам.ком. роты Геной Удальцовым, жаль, что ты его не застал. Вот он был несомненным лидером и непревзойденным кулинарным ассом. С улыбкой заправского шеф-повара он демонстрировал, как должно в третьей роте жарить фирменную джелалабадскую яичницу с помидорами и луком, тушить цветную капусту на сухом молоке, варить змеиный супчик с зеленым горошком и сосисками (в сыром виде - со вкусом целлюлозы) из консервных банок.
Мельников? - Серега не скупился на "Боржоми" и югославский "Хэм" в жестяной консервной банке, напоминавшей большую каплю. Отрывать ее нужно было с боку по периметру маленьким ключом, наматывая в спираль тонкую полоску металла, предвкушая праздник живота.
Я? Что я? - Тоже помогал, чем мог: нулевая двухкомфорочная плитка из Союза, водка, овощи с базара. Мы харчевались вместе, строго - за одним столом.
Помню, Палыч, твой предшественник Серега собирал меня на первый выход в сентябре и говорил:
- На войне держись Удава! У него - талант, интуиция, звериное чутье! Он в гиблое место с литером "Ж" не заведет.
Твои перлы, Палыч, конечно тоже чего-то стоят, они без перевода понятны и таджику и латышу, но в них сквозит пошлость захудалого гарнизона, и они не к лицу афганской передовой.
Ладно! Покажу сегодня, что лежит у тебя под койкой в ящике из-под снарядов. Среди кучи трофейных электродетонаторов там не просто старинная афганская скороварка на восемь литров. Она до верху набита китайским пластитом - шикарный фугас! Не мог Серега, старый замполит, сдать трофей на склад. Достанет, бывало, свое сокровище из-под кровати и давай мечтать, как он этой неприметной кастрюлей лично подорвет с десяток главарей и останется при этом скромным замполитом третьей роты. Дело за малым - забраться в подходящий укрепрайон...
Так и улетел домой подрывник-десантник - Серега, не исполнив своей голубой мечты.
Узнав про фугас, ты, Палыч, вряд ли перестанешь сотрясать своим храпом модуль, но можешь честно записать за роту результат. Ты получил его законно - по наследству, и три ночи рисковал ... головой.
Авдеев взглянул на часы над кухонным столом: 5-40 - час до подъема.
За деревянно-фанерными стенами зеленого модуля занималось утро двадцать пятого июня 87-го года. В комнате офицеров управления третьей роты был сумрак, надежно удерживаемый светоотражающей пленкой на окнах, - напоминание о прежнем замполите капитане Мельникове, улетевшем в Союз несколько дней назад.
Виктор вспомнил вчерашний разговор за обеденным столом, открывший ближайшие планы командира Пахомова и оригинальное лицо замполита Смирнова.
"Хочу в отпуск", - как это легко, весело, а главное - точно выразил вчера Пахомов. А его рапорт удовлетворили лишь на четырнадцатом месяце службы. Зато после отпуска до дома останется только восемь. Похоже, многие стремятся в первый заход отбарабанить больше половины, чтобы после было легче коротать остаток. Когда Пахомов возвратится, заменятся все командиры групп, и зампотех и старшина! Кто-то придет на их место?!
Сорок пять календарных плюс немного на дорогу мне бы тоже не помешали.
Целая жизнь - в других координатах - мечта! Когда-нибудь и мой "горбатый" (Ил-76) зайдет на траверз посадочной полосы под Ташкентом, а после "Туполев", красивый, наверняка - "сто пятьдесят четвертый", выпустив механизацию крыла, лебедем заскользит по полированной бетонке в Курумыче, приветствуя шумным реверсом окрестности родной земли...
Сквозь тонкие перегородки зазвонил будильник - один, второй. Чей-то, с механическим колокольчиком, всегда занимался первым, следом - "петух на батарейке", скорее трещал, чем кукарекал. Но они сделали важное дело: подавили в комнате устойчивые голосовые помехи.
Слух бывшего радиотелеграфиста Авдеева снова улавливал за окном галдеж восточных птиц по утренней прохладе и гулкие буханья дверей в длинном темном коридоре сонно-фанерного общежития.
В Джелалабаде все спокойно. 6:40.
Дальше звонница, минут на двадцать, попеременно, с небольшим разрывом, катилась перекличкой девяти комнат одноэтажного строения.
- Слава Богу! Еще одну ночь прожили, - сказал Авдеев, встал с постели и натянул брюки эксперименталки, - пора писать рапорт на отпуск, глядишь, к концу лета и мне подпишут, - произнес он, обращаясь, то ли к сонным замам роты, скрипящим на своих постелях, то ли определил задачу самому себе перед вечерним боевым выходом.
На правом берегу Кабула под Шамархейлем, за бетонными блоками и колючей проволокой, просыпался советский батальон, зажаренный в конце июня пепельным афганским солнцем, утонувший по щиколотку в жирной парачинарской пыли цвета выгоревшего хаки.
Час до полудня
Сразу после завтрака третья рота копошилась на месте для чистки оружия, рядом с казармой, напротив автопарка. Ветошь трещала по швам, оружейное масло благоухало на солнце, "мясорубки" скрежетали, проворачивая патроны в пулеметные ленты, - отряд готовился к боевому выходу.
В дверях каптерки, служившей предбанником кубрика командира и старшины роты, на табурете сидел усталый старший прапорщик Борис Сергеевич Голубовский и наблюдал из тени за действиями личного состава. Место взводных было под солнцем. Они вышагивали с умным видом вдоль высоких деревянных столов с разобранным железом, вокруг которых яблоку было некуда упасть.
Авдеев подошел к командиру второй группы Давыдову:
- Сан Саныч, пригляди тут за моими, сигареты кончились, прогуляюсь до чепка.
- Давай. Я тоже скоро пойду затариваться к выходу, - ответил тот с пониманием и дружеской улыбкой.
- Ковзон! - позвал Авдеев разведчика, - идешь в дозор?
- С Вами зАраз!- радостно и дерзко ответил боец.
- Мой автомат под твою личную ответственность! - доверил Виктор.
- Хоб, товарищ лейтенант, все будет "чики-чики", ступайте с Богом, - отпустил его боец - любимец роты Леха (не дня без прикола) своим лукаво-хриплым голосом.
&nbs ;
Военторг местного значения располагался в торце казармы второй роты рядом со штабом батальона. Авдеев открыл дверь и вошел в манящее прохладой помещение.
- Доброе утро! - начал он за здравие, но переменился в выражении лица, увидев заплаканную продавщицу Надю и озабоченную Ларису рядом.
- Какое уж тут доброе, - виновато поздоровалась первая, пытаясь взять себя в руки, платочком вытирая опухшие глаза.
- Что-то случилось, Надежда? Вы у нас всегда такая веселая, - пытался Авдеев поддержать хорошего человека, не решаясь: остаться или уйти.
- Что?! Никогда не видел женщину в расстроенных чувствах?! - бросилась грудью на защиту напарницы молодая и высокая Лариса, намекая, что все беды из-за мужиков, и их представителю лучше бы - свалить.
- Да, вот видишь, Витя, - ничего не вышло, не подписали мне рапорт, - заговорила Надежда и снова разрыдалась.
- В отпуск не отпустили? - с сочувствием предположил Авдеев.
- Какой отпуск?! - вскипела молодая, - контракт ей не продлили на новый срок, чего тут непонятного, - вот и ревет!
- Что же поделаешь, - со вздохом произнес Виктор, - может быть, вернуться домой не так уж и плохо.
- Мама моя старенькая тоже пишет, чтобы я скорее возвращалась. Как она обрадуется! Мы ведь с ней - вдвоем, - разоткровенничалась Надя, - на год всего просила, как жить дальше?! Я здесь привыкла, все - как родные, а там: опять дом-работа и зарплата - восемьдесят рублей?!
- Так! Ты за чем пришел? Видишь, - не до тебя! - пуще прежнего зашумела Лариса, опасаясь, что в таком состоянии старшая подруга поведает пацану все свои женские тайны, а заодно - и ее девичьи.
- Хотел "Яву" в мягкой пачке прикупить, - сконфузился Авдеев. В душе он еще больше уважал эту маленькую немолодую женщину, лет тридцати семи, с темно-каштановым каре, которая годилась ему в матери и всегда была добра и приветлива. Распухшее от слез глаза, лицо с разводами от темной туши имели значение лишь для ее молодой напарницы, сурово полагавшей, что перед мужиками в боевых частях женщины не должны показывать слабину, особенно в Афгане.
Виктор отвел глаза на витрину, там были расставлены сигареты "Ява" в твердой пачке другой табачной фабрики, которую брали только на безрыбье.
- Сколько тебе? - успокоившись, спросила Надежда.
- Хотя бы одну, ответил Виктор.
- Лариса, принеси три пачки! - твердым голосом попросила старшая, помня, сколько обычно брал Авдеев, и благодарно улыбнулась.
Молодая напарница в душе топнула ногой и пошла на склад, всем своим видом показывая:
- Ну, погодите у меня! Вот уйдет Надька, - вы у меня покурите в мягких пачках...
Виктор расплатился, улыбнулся:
- Все будет хорошо!
- Конечно! - Надежда на прощание кивнула ему головой.
Авдеев, под впечатлением от русских женщин, решительным шагом завернул за казарму и через каптерку направился в кубрик к командиру Пахомову.
- Разрешите, товарищ капитан? - обратился он с порога к ротному, сидевшему на своей кровати, заправленной синим армейским одеялом , а рядом на соседней - старшина Голубовский.
- Давай, Вить! - запросто встретил тот.
- Николай Василич, Вы - в отпуск, Борис Сергеич - уже заменщик. Разрешите мне написать рапорт на очередной, чтобы через пару недель после Вас убыть. К концу лета буду на месте, - пытался объяснить Авдеев целесообразность своего отпуска в летнее время.
- А почему - через пару недель? Поехали со мной! Вместе и вернемся.
- А как же согласование, требование - заранее подавать рапорта?!
- Да, брось! Главное, чтобы я подписал, или ты думаешь, что переводчикам лично комбриг утверждает отпуска?! - улыбнулся командир, - есть у тебя стандартная бумага? - заботливо спросил он Авдеева.
- В строевой (части) мигом возьму! - не верил близкому счастью Виктор.
- Свою надо иметь! - улыбался командир, понимая, что сейчас творится в душе Авдеева, - Борис Сергеич, выдадим из нашего ротного НЗ?
- А как же?! - ухмыльнулся в усы старшина, наслаждаясь величием моментом.
Он медленно выдвинули ящик прикроватной тумбочки, пару раз провел пальцами по туго набитой пачке и бережно вытянул два белых листа. Виктор как завороженный следил за этим таинством. Это напомнило ему ситуацию девятимесячной давности: с такой же любовью старшина доставал для него из закромов две новенькие тельняшки:
- На, держи!
- Разрешите...
- Беги уже, беги! - смеялся ротный.
Авдеев влетел в прохладный коридор офицерского модуля, на ходу бережно сжимая скрученные в трубочку белые листы. Из комнаты гражданских, где обитали бойлерщик и истопник, на всю общагу гремел магнитофон: звенела двенадцати струнная гитара Розенбаума, и знакомый голос пел про Амнистию и Магадан. Виктор вошел в свою комнату, сел за письменный стол и, отложив бланк путевки в отпуск, начал записывать со слуха песню в общую тетрадь, переиначивая смысл на военный лад:
Как откроют Кабул для нас, - и опять перехлест дорог.
Как последний отбойный пас, - мы в Россию летим, дружок.
Эй, начальничек, - не томи, если б знал, как родная ждет.
На, возьми у меня в займы, - я ж богатенький, да и не жмот.
Ну, кому ж наша жизнь нужна, - даже духи взять не смогли.
Мама, ты у меня одна, - вот такие вот пироги.
Слышишь, мама, не плачь, постой, - никому тебя я не отдам,
Но сроднился навек со мной трижды пр-р-р-оклятый Афганистан.
Ну, пошел на последний круг во владеньях чужих границ.
Нангархаровский наш спецназ - песня про перелетных птиц!
А ты про Родину, дружок, мне песню спой, что б слеза прошибала штык.
До свидания, Кабул седой! Мы в Россию летим, старик.
Метаморфоза
Выгоревшее за день солнце опять застряло в кронах запыленных эвкалиптов, тянувшихся вдоль трассы на Джелалабад. По веткам вечнозеленых исполинов оно, нехотя, сползало в Черные горы. Горячий воздух верещал цикадами. Приближалась азиатская ночная жизнь конца июня.
- Рота! Станови-ись! - подал команду капитан Пахомов.
Человеческая масса в серо-зеленых КаЗээСах (костюм защитный сетчатый), несколько минут назад заполнившая собою пространство батальонной аллеи у автопарка, пришла в движение и через мгновение преобразилась в строй.
- Равняйсь! Смирно! Равнение на-а лево!
Ротный обозначил три строевых шага, остановился перед командиром батальона Гилучем, за спиной которого застыли два офицера штаба, и доложил:
- Товарищ майор, рота в составе семидесяти двух человек для выполнения боевой задачи готова! Командир роты капитан Пахомов.
Офицеры, отдавая честь, одновременно повернулись лицом к строю.
Мягкие лучи вечерней зари скользили по сосредоточенным лицам бойцов, сравнивая их с теми, кого встречали раньше, и разочарованно гасли, не находя различий.
- Слушай Боевой Приказ! - раздался небрежно-вальяжный голос начальника штаба майора Кондратьева, сухощавого офицера, одарившего роту правым прищуром и кривой улыбкой бывалого вояки, прошедшего в Афгане путь от командира роты до начальника штаба, заслужившего в отряде солдатскую любовь и авторитет. Наслаждаясь пафосом момента, он медленно открыл красную папку, и зачитал:
- По полученным разведданным: в Пешаваре Гульбетдин Хекматьяр, непримиримый лидер афганской оппозиции, решил уничтожить представителей народно-избранной власти в уездном центре Алихейль. В ближайшие дни с этой целью из Пакистана прибудет бандгруппа его сподвижника Али Насира численностью около тридцати человек...
- Витек! - не поворачивая головы, прошептал Давыдов, обращаясь к стоящему рядом Авдееву, - чуешь метаморфозу: как "рота залетчиков" силой приказа превращается в отряд специального назначения?!
- Ага, чую, вот только фраза "народно-избранная власть" немного режет ухо.
- Точно.
- Рота, смирно! - продолжал Кондратьев, - Приказываю:
Сто тридцатому отряду специального назначения общей численностью семьдесят два человека, командир отряда - капитан Пахомов, заместитель старший лейтенант Боровцов, в составе четырех разведгрупп, командиры лейтенанты Авдеев, Давыдов, Бурлаков, Сорокин, уничтожить бандгруппу противника в районе н.п. Шабай, шесть километров восточнее населенного пункта Алихейль. С этой целью...
Комбат Гилуч, солдатский псевдоним Латыш, и замполит Гарин, в боях за души личного состава получивший уважительное имя Череп (лысый), оценивающе всматривались в знакомые обветренные лица и скромные физиономии новичков майского пополнения. Командир роты Пахомов, гордый за своих архаровцев, улыбался в черные усы рядом с батальонным начальством.
Тяжелое вооружение, РД (рюкзаки десантников), распухшие от боеприпасов, сух пая и повышенного запаса воды, дополняли общую картину на заднем плане.
Майор Кондратьев прибывал в хорошем настроении, часто отрывал глаза от раскрытой папки и скрашивал казенный текст собственными мудрыми пояснениями:
- ... выдвинуться на бронетехнике в район кишлака Ада, между 107-ой сторожевой заставой и постом царандой (на южных подступах к джелалабадскому аэродрому). Оттуда скрытно (т.е. пешим маршем) выдвинуться в район восточнее кишлака Алихейль - семь километров. По маршруту движения осуществлять разведывательно-поисковые действия (т.е. без нужды в бой с противником не вступать). На первый этап отводится двое суток.
- ... 27 июня 1987 года на тропе восточнее н. п. организовать засаду, отработать трое суток (стандартно); предотвратить проникновение банд группы (коих в том районе по три на брата) в н.п. Алихейль. Ввиду близости границы с Пакистаном рассчитывать на собственные силы (вертушек и "грачей" ждать не советую)...
- ...отряду придана батарея гаубиц Д-30 из 66-ой мотострелковой бригады (в качестве особой радости, но взаимодействие отработать, как положено). Разведгруппам удаляться от брони не дальше 16-ти километров (предел дальности стрельбы гаубиц); при обнаружении противника уничтожать его огнем артиллерии, (умело корректируя огонь)...
- После выполнения задачи скрытно возвратиться к бронегруппе (т. е. пешим маршем и без потерь).
25 июня 1987 года
Командир батальона майор Гилуч В.П.
На том довольный Кондратьев красную папку закрыл, еще раз окинул взглядом строй, оценивая, какое впечатление произвели его комментарии и убрал руки за спину.
Шутка ли сказать: пять дней у Белых гор в середине лета в семи километрах от пакистанской границы ...
Напутственное слово взял замполит батальона - капитан Гарин:
- Товарищи разведчики, боевой выход в конце июня - серьезное испытание. Обращаю внимание командиров на питьевой режим. Конечно, учебка в Чирчике готовит для нас достойное пополнение, но не забывайте, что обучение молодые солдаты проходили в зимний период, поэтому, как говорится, необходимый опыт будем нарабатывать здесь и сейчас, то есть, на месте в бою. К сожалению, выходы в других подразделениях показали, что находятся иногда кое-кто у нас порой: то на дневке в первый же день всю воду выпьют, то, не дожидаясь полудня, солнечный удар схватят.
Народ в строю приободрился, зашумел. Сержанты стали похваляться кулаками, демонстрируя их мощь по сторонам, намекая что, мол, в своей роте они до солнечных ударов, точно, не допустят.
- Для поддержания морального духа личного состава на должном уровне, - продолжал замполит батальона, - и проведения политико-воспитательной работы в боевой обстановке с вами вместе идут..., - но пробежавшись взглядом по первой шеренге, поправился, - с вами идет наш комсомолец батальона старший лейтенант Лесков. По любым вопросам можете смело обращаться прямо к нему. Это наш проверенный товарищ, прошу оказывать ему всяческое содействие.
На правом фланге Давыдов с Авдеевым заулыбались, оба - оптимисты, этим только бы поржать:
- Добралась-таки до нашей роты "Перестройка!" - ухмыльнулся Авдеев.
- Как пить дать - на себе потащим комсомольца, - скривив рот в сторону товарища Давыдов, - ставлю фляжку колючки (чай) к обеду на второй дневке, что протеже Черепа схватит солнечный удар еще до Шабая, как два пальца об асфальт, - продолжал ерничать участник всех боевых операций и залетов роты самый опытный и веселый командир группы, для своих - Сан Саныч.
- У всех ли при себе имеется по три большие фляги (полтора литра каждая) и индивидуальные фильтры "Родничок"? - выразил свою заботу подчиненным капитан Гарин.
Стоявший по левую руку от комбата ротный Пахомов решил дать подсказку личному составу: скривил отвисшую челюсть вправо, схватился за нее рукой, слегка покачивая головой, намекая на хук с левой. Не дай, мол, Бог, сейчас кому-то заявить, что у него нет фильтра, фляжки, или он забыл у мамы сигареты.
- У все-ех! - простонала рота.
- Сан Саныч, ты "палочку-то для высасывания воды" взял? - поинтересовался Авдеев у Давыдова, а то вишь как замполит печется.
- Нет, конечно. Из моего персонального "Родничка" (угольный фильтр, похожий на тонкую дудочку) пока что-нибудь высосешь - глаза на лоб вылезут. На первой же войне забился, сволочь, - парировал тот, - Если что, я, вон, новенький экземпляр у Сероджева возьму.
Худой маленький таджик Талиб Сероджев, боец головного дозора, он же "дед" по сроку службы, стоявший за Авдеевым и Ковзоном, сделал совершенно дикие глаза, оскалил зубы на покосившегося в его сторону Давыдова и с темпераментом горячего азиатского парня затряс головой, давая понять: - Да, чтобы у меня живого - да, что-то отобрать?! - Да, чушь! Утопия! Персидские сказки для духов!
- Отря-яд! Смирно! - подал команду ротный.
- Вольно! Действуйте, Пахомов, по плану, берегите людей, - сбавил комбат тон на последней фразе и направился в сторону штаба докладывать на ЦБУ бригады, что 130-ый оСпН вышел на боевые в назначенное время.
- Отряд! Вольно. Водители БТэРов, в парк - Бего-ом Марш! Остальные, перекурить на месте, - отдал распоряжения Пахомов, доставал сигарету и направился к Авдееву и Давыдову. Этим ребятам сегодня ночью прокладывать тропу к Шабаю.
Коли полосу препятствий все равно бежать?! Стоит ли горевать?! Тем более, что на финише Пахомова с Авдеевым ждал отпуск, а Давыдову, одним махом зачеркнуть в календаре над койкой пять суток из последних ста в Афгане, - тоже было в радость.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023