ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Соколов Андрей Ревович
В городе плова. Ч. 2 "Алтын хуросча"

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  Боковая деревянная пристройка к гастроному на улице Элбека носила гордую вывеску "Гриль-бар Алтын Хуросча" (золотая курочка). Это было единственное известное Авдееву место, где в быстром темпе вечером экипаж мог отметить 25-летие Володи Клещенка. Выезд на аэродром в два утра никто не отменял.
  
  - Ва! - обрадовался хозяин, в расстегнутом клетчатом пиджаке, в сером свитере под горло, невысокий лысеющий узбек лет сорока, знающий себе цену и толк в ношении усов, - Я уже не думал тебя увидеть в наших краях! Решил, все - улетел ВиктОр, дома греется на лыжах. Проходите, уважаемые, проходите!
  - Здравствуй-здравствуй, Эргаш! Такие холода! Какое пиво?! В Забайкалье хотел рвануть - там греться от вашего юга. А сегодня - весна, - приветствовал Авдеев хозяина.
  
   Оба встетились как закадычные друзья после разлуки в три недели, хлопали друг друга по плечам. Виктор и не подозревал, что шеф заведения помнил его имя, ему казалось, что в прошлом году хозяин держался со служивыми из Ханабада на расстоянии, считая себя большим человеком в городе Карши.
  
  - Да-да. Теплый день. С декабря ты у меня не был. После нового года, думал, совсем не откроюсь, ан нет, народ проснулся, снова пиво насосом тянет, - сострил хозяин и предложил гостям лучший столик в углу, убрав с него табличку "зарезервирован", - Эргаш. Эргаш, - с достоинством произносил он свое имя, здороваясь с каждым за руку.
  - Это Сергей Николаич - командир, - представил Виктор комэска, - это Самый Правый летчик в авиации - Володя, у него юбилей - 25 лет! Так что будь любезен - нам сегодня лучшего пива и расторопных официантов! - разошелся Авдеев на радостях от встречи.
  - Не беспокойся! Все будет "тип-топ", дорогой, - усмехнулся владелец заведения, в знак особого расположения лично принес с барной стойки три тарелочки с солеными фисташками и вызвал из зала, - Женя! Женя! Моих друзей обслуживаешь сегодня в первую очередь! - взял Эргаш байскую ноту, показывая гостям, что он все-таки восточный человек.
  
   По велению хозяина к их столику направилась высокая официантка в джинсовом костюме, в рубашке и брюках, выгодно подчеркивающих ее фигуру. Экипаж, все как один, взглядами легли на встречный курс, оценивая наземный персонал.
  
   - Яркая брюнетка, правильные черты лица, - наверняка, подумал старший бортоператор Кузьмич.
   - Дородная кость, - молча отметил для себя бортинженер Ветряк, он же Домовитый.
   - Смелая, - поставил галочку в уме штурман Клоков, он же Мудрый и Чапай, претендовавший на глубокое знание женской красоты, и наверняка подписал карандашиком в планшете: не всякая решится на прямой пробор.
  
   Женя была выразительно красива и знала, какое впечатление производила на мужчин (женщины всегда это знают).
   Когда она подошла, Володя встал, словно хотел убедиться: уж не выше ли она ростом. Казалось, еще мгновение и он уступит ей свое место, но нет, она оказалась чуть ниже, и он сполз на стул, уставившись взглядом в ее руки.
   Девушка достала из карманчика белого полукруглого фартука блокнот с карандашом и подняла глаза:
  
  - Что будите заказывать? Какое пиво предпочитаете, товарищи летчики? - одарила она всех своей улыбкой, полной достоинства.
  - А что? Есть выбор? - поднял голову Клещенок и впал в ступор, окончательно перестав видеть все второстепенное вокруг, словно 76-ой на исполнительном старте.
  - Если любите светлое? - Рекомендую местный Хольстен. Если темное - возьмите чимкентское, - посоветовала Женя.
  - Вот ведь, занесло над Баварией! Я падаю, и только "ритка" (РИ - речевой информатор) ноет в уши: "Опасный крен влево!" - усмехнулся Чапай (Клоков-Мудрый) над восторженным Клещенком.
  - Пивзавод в городе немцы построили, - заступилась за молодого и красивого летчика официантка, - они здешний сорт хлопка очень ценят.
  - Ага,- съязвил артиллерист Мороз, - и гонят из него и днем и ночью бездымный порох. Очнись, товарищ с правой чашки!
  - Давайте светлое, для начала, а там разберемся, - взял командир штурвал на себя и вывел экипаж из штопора.
   - Женя! И полкурицы с кетчупом на брата закажите сразу, пожалуйста, - пытался обратить на себя внимание Авдеев, а заодно упредить задержки местного сервиса.
  
   Официантка решила, что юбиляра уже не спасти, сложила блокнот, сунула его в фартук и, нехотя, удалилась исполнять заказ.
  
   Володя, наконец, встряхнулся и стал жадно грызть фисташки.
  
  - Эргаш-джан! - громко с места попросил Авдеев, - Включи что-нибудь авиационное ко дню рождения!
  
   Хозяин у стойки кивнул с улыбкой. Медленная восточная музыка сменилась на бодрого Николая Расторгуева и "Любэ":
  
  Не валяй дурака, Америка,
  Вот те валенки, мёрзнешь небось.
  Что Сибирь, что Аляска - два берега.
  Баня, водка, гармонь и лосось...
  
  - Спасибо! Спасибо! Среди зимы "Октобер-фест" какой-то! - выпалил счастливый бортрадист Добрый, когда Женя ставила Хольстен на стол между ним и Клещенком, чуть подвинув своими красивыми плечами обоих.
  - На здоровье! - игриво улыбнулась она, - и курочка ваша уже шкварчит, минутку, - все будет готово.
  
   Над столом взметнулись кружки, застучали глухими перезвонами донца. За родителей! За экипаж! За здоровье и удачу, за рога и копыта (за штурвал и шасси)... Типичное застолье в день рождения с пивом. Шеф заведения не сдержался, подошел и в своей неспешной манере обратился к гостям с восточным акцентом и достоинством.
  
  - Позвольте, уважаемые, преподнести в дар молодому юбиляру этот тайный мужской эликсир. Двадцать восемь трав из Зарафшанской долины! Володя, когда захочешь сына, пей его по пятьдесят грамм за ужином. Не успеет Луна выйти из очередной фазы, а бутыль опустеть, как твоя жена съест трехлитровую банку соленых огурцов, и быть тебе счастливым из отцов, - с этими словами и улыбкой он протянул Клещенку коричневый сосуд с черной этикеткой тайного бальзама.
  
   Виновник торжества встал, принимая с радостным благоговением подарок, и поставил его в центр стола.
  
   - Без тоста мы тебя не отпустим, Эргаш! - выразил общее мнение Николаич, под одобрительные возгласы экипажа, - Женя, пожалуйста, принеси для шефа кружку с пивом! Какое он предпочитает?
  - Женя, давай сюда "Старый Самарканд", мою бутылку! - разошелся хозяин.
  
   Тем и ценен грамотный персонал - один намек, и серебряный поднос (допускаю, мельхиоровый) сиял у летчиков на краю стола, и девять рюмок (не буду утверждать - хрустальных) вокруг бутылки коньяка - пешки, взявшие в осаду короля, готовили ему тотальную расправу.
   Хозяин лично разлил волшебную жидкость чайно-вишневого цвета. Экипаж встал за командиром, разобрал стопки. Каждый по-своему оценивал тонкий аромат напитка.
  
  Эргаш выдержал паузу:
  
  Что - воздух? Поведи рукой.
  Мы в суете его не замечаем, просто дышим,
  Просто знаем, что он есть, что он такой.
  Что - друг? Добавим - дорогой,
  К нему мы тянемся, но тут же с головой
  Уходим в проблемы, коих нам не счесть
  - Такую в оправданье лесть приводим...
  
  Но если ты нашел друзей в чужом краю,
  Навек обрел и хлеб, и крышу, и семью,
  И воздух - опору крыльев, данных свыше.
  Там родственную душу мы скорее слышим,
  Где не легко. И чтобы впредь уверенно лететь,
  С друзьями нужно пить, грустить, а чаще петь!
  
  - За тебя, дорогой!
  
  - О-о-о! Какой тост! - шумел народ, - Замечательный!
  - Эргаш, не пойму, ты летчик или поэт? Или то и другое сразу? - шутил командир под общее одобрение стола.
  - Наш человек, сразу видно! - подхватил штурман Чапай.
  - А кто в душе не летчик? - смеялся хозяин, отшучиваясь, - было время, терся я наземником в Тузеле (военный аэродром в Ташкенте), давно это было.
  - Слоны (наземники) - всегда в почете, - подхватил бортинженер Домовитый.
  
   В зале поплыла медленная музыка.
  
  - А вот и моя любимая песня у "Любэ", - поделился личным хозяин.
  
   "Было время, был я беден, и копейке каждой рад... На еду хватало меди только-только в аккурат" - подкинул Расторгуев лирическую тему.
  
  - Эргаш! - вскочил с места как ужаленный Клещенок, - разреши пригласить Женю, на один танец!
  - Ну, ты брат даешь! - не ожидал такого поворота шеф, - она же работает! Ай, ладно-ладно, что с тобой поделаешь! Скажи, что я разрешил! - снисходительно усмехнулся бывший наземник из Тузеля, - аккуратней только, не висни на хрупкой девочке!
  
   Авдеев пытался вспомнить, когда-либо раньше народ танцевал в "Алтын Хуросче", но поймал себя на мысли, что такое даже в голову никому не приходило.
  
   За соседним столиком сидела группа молодых корейцев, человек десять, разодетых в броскую заграничную одежду. Дальше шли столики поменьше. Они были заняты людьми попроще, разных возрастов. Но все, буквально все посетители глазели на танцующую пару.
   Два сильных молодых лебедя, взволнованных нежданной встречей, не замечали никого вокруг.
  
   Нет, я не завидую, - уверял себя Виктор. Нет, это не черная зависть, точно не черная. Но до чего же хороши - эти наши, двое! Красиво быть молодым и сильным...
  
  - Так, ребята, - скомандовал комэска, - "стременную" объединяем с "забугорной". "Коню в морду" разрешаю выпить, но в хате! И отбой!
  
   Три тачки, старых жигуля, в любой конец - по два рубля, у гриль-бара разом захлопали дверцами и гордым караваном потянулись в ночь.
  
   Кузьмич с Морозом в своем номере придвинули кровати, из соседней комнаты притащили второй стол. "Кровавую Мэри" замешали в заварном чайнике, порубили ветчины и сыра - накрыли, как в лучших домах.
  
  - Ну, нельзя завершать праздник без песни, командир, - обратился Добрый к Николаичу, на правах деда.
  
   Авдеев сбегал за гитарой. Польская, с широким грифом, с нейлоновыми струнами, - сумасшедший по Союзным меркам дефицит, она запросто была приобретена в местном музыкальном магазине за двенадцать рублей и являлась особой гордостью Виктора.
  
  - Так, мне еще нужно пройтись по экипажам, а вы тут - полчаса и все, - расщедрился комэска, ограничив одного себя той самой стопкой "коню в морду", - Чапай - за старшего, и утром в два часа - без опозданий! - бросил он напоследок и плотно прикрыл за собой дверь.
  - Конечно, Николаич! - заверили бывалые члены экипажа его спину.
  - Да-а! Тяжело быть старшим - и в праздник толком не погуляешь, - сокрушался главный прапорщик Белоруссии Мороз.
  
   Пили из пиалушек по глотку на тост и ход ноги. Пели вполголоса, что душе угодно, на заказ.
   Авдеев выводил свою любимую: "А первая пуля, а первая пуля...", когда в дверь постучали.
  
  - Мы вроде никому не мешаем, чай пьем, если что, - придумал отмазку Кузьмич, показывая всем на чайник и пиалы.
  
   Дверь приоткрылась и в нее заглянула ЖЕНЯ.
  
  - О-о-о-о! - заполнило всю комнату раскатистое низкое многоголосье.
  - Ты смогла! - вскочил и бросился навстречу Клещенок, - но как же ты меня нашла?!
  - За рубль на входе, я даже знаю номер твоей комнаты, - пожирала она его своими огромными глазами, - а на этаже стало понятно, где тут "любо братцы жить"... Я же обещала тебе спеть в честь дня рождения, - и она с красным носом и красными ушами, сначала робко, но с каждым словом все увереннее и увереннее запела:
  
  Знаю, милый, знаю, что с тобой -
  Потерял себя ты, потерял.
  Ты покинул берег свой родной,
  А к другому так и не пристал...
  
   Авдеев с белой завистью и смущенной улыбкой, будто он был всему виной, пытался попасть в их тональность на гитаре...
  
  В Карши пришла весна. Она была видна по всему: по игривому солнышку, слепившему глаза и тут же прятавшемуся в быстрых облаках, по нежным вуалям цветущих деревьев в центральном парке, по встречным улыбкам восточных красавиц на просохших аллеях, по веселым голосам детей и птиц у школ и детсадов. Волнующие ароматы весны на перекрестках южного города смешивались с дымком и пряным запахом, тянувшимся от уличных кухонь, где к полудню без шатров готовился отменный плов.
  
   Бухарский, Ферганский, Шахрисабский, Мурабекский - десятки названий. Шеф-повара не скупились на звучные имена для своих детищ, соревнуясь друг с другом в умении назвать, подать, украсить, угодить. В борьбу за желудки и обеденные деньги горожан они вовлекали домочадцев. Шустрые подмастерья у костров, у чайников, у терок с зеленой редькой и дайконом, не претендовали на прибыль старших - лишь на их славу. А она летела по округе быстрее весеннего ветра и собирала в обеденные часы к любимым точкам общепита восточных гурманов и просто проголодавшихся людей.
  
   Истинные ценители авторской кухни стремились успеть на первый черпачок, вернее, на первую мерную пиалу, на дно которой укладывались кусочки дымившегося бараньего мяса, затем духмяный плов. Сверху все накрывалось тарелкой, переворачивалось с руки на руку и... На белой поверхности из-под пиалы появлялся бухарский купол светло-оранжевого цвета с желтыми вкраплениями нухата (бугристого гороха), с мясной волокнистой крышей. Рядом выкладывался тертый сочный дайкон. Рубленая зелень - по требованию, половинка хрустящей лепешки - в нагрузку.
   Наспех пристроив "рваный" к общей кассе (бумажный рубль к пачке денег под резинкой, в руках хозяина), счастливец с полной чашей уже не отрывал глаз от вожделенного обеда и почти на ощупь брел к свободным столикам, под весеннее небо.
  
   Горожане гордились обеденной традицией и уважительно звали мастеров плова исключительно по именам. Приезжие сначала харчевались под открытым небом больше из любопытства и ориентировались, конечно, по названию улиц. Впрочем, после двух-трех обедов у приглянувшегося казана имя шеф-повара откладывалось в подкорке само собой, как и название плова.
  
  - Господа! На обед сегодня предлагаю попробовать Бухарский, у Шерзода на Навои. Мясо нежнейшее, кладет - не скупится, и плов - рисенка к рисенке, - предложил Клещенок, войдя в комнату к Кузьмичу и Морозу, Авдеев остался стоять в дверях.
  - Были мы на Навои. Улугбек на Тимура не хуже готовит. Его Шахрисабский - без изюма, а тертого редиса бери, сколько хочешь, - все за рубль, - пробурчал Кузьмич с кровати.
  - Опять же, чай у Улугбека вкуснее, а десять копеек - не деньги, - поддержал соседа старший прапорщик Белоруссии, явно намекая, что у зрелых мужиков свои планы на выходной.
  
   Неделя прошла с Володиного дня рождения, а старики в экипаже продолжали дуться на юбиляра. Считай, той же ночью к двум часам весь автобус собрался, как обычно для выезда на аэродром, а правака комэски - не было. Пришлось посылать сначала Мороза, затем Кузьмича. К тому же выяснилось, что сосед Клещенка по комнате, дед Добрый (скорее Добрейший), был вынужден кантоваться в чужом номере на птичьих правах. С тех пор командир и штурман, а заодно Мороз с Кузьмичом были с праваком подчеркнуто холодны и строги, бортрадист и бортинженер держали нейтралитет, а Авдеев, как пассивный виновник произошедшего сочувствовал Володе, как мог. "Скоро уляжется", - надеялся он.
  
   Клещенок ситуацию понимал, но совладать с собой не мог. После каждого вылета, по возвращению на базу он метался по самолету сам не свой и ждал, когда комэска Николаич по традиции первым из экипажа ступит на землю, чтобы сразу же отпроситься у него и, без обеда с коллективом (!) умчать на такси к своей залетке.
  
   ***
  
   Подставив головы весеннему солнцу, прикрыв спины зимними летными куртками, два товарища Клещенок с Авдеевым пересекли наискосок центральный парк, соседнюю улицу, прошли квартал и пристроились на Алишера Навои в хвост очереди, которая стала особенно расти после полудня.
  
   У стола раздачи группа случайных единомышленников жадно глотала слюнки, буравя взглядом могучий чугунный казан.
   Шеф гордо поднял занавес, алюминиевую крышку, и взору голодных зрителей предстала дымящаяся гора благородного коричневого риса с распустившимися на ее вершине эдельвейсами - головками чеснока.
  
   Хозяин черпаком, как малой саперной лопаткой, живо срыл ближний скат, обнажив в верхнем разрезе рисовой сопки вкрапления нухата, изюма, барбариса, чего-то еще. Наконец, он добрался до ядра и, демонстрирую перед собравшимся народом качество ингредиентов, выгреб на всеобщее обозрение парившую баранину с желтой морковкой, луком и айвой - все, на чем настаивался его зирвак.
  
   Содержимое тарелок молодых приятелей улетучилось мгновенно. Возникло желание снова встать в очередь за второй порцией, но народу с округи набежало столько, что ребята решили ограничиться зеленым чаем.
  
  - Володя, что это Кузьмич к тебе так переменился? Может, обижается, что ты не остаешься с экипажем на обед? Его епархия, он старается, каждый день греет в печке пайки, а ты вроде как игнорируешь его.
  - Все гораздо серьезнее, Витя. Два года я гулял с его племянницей Натахой, все не мог решиться - оставить ее, или жениться. А тут эта командировка, такая борьба в полку развернулась, мол, хорошие деньги, баксы по линии ООН. А у меня, ты понимаешь, в сердце пусто было, не только к Натахе, вообще ко всем дамам, будто наказание, за то что я гулял с ней без любви. А все вокруг, как на зло, на совесть давили: давай-давай, смотри, упустишь, отличная девчонка! Чего кочевряжишься? - и дома и в полку. Последней каплей стал Николаич. Он мне сам сказал, что не смог тогда меня, неженатого, у замполита отстоять. И я хорош, боялся рисковать, боялся, что уйду из экипажа комэски - карьеру поломаю. В общем, только мне намекнули, что командировка для женатых, я сразу - лапки к верху и в декабре на роспись... А с Кузьмичом есть за одним столом мне тяжко, он на меня такими глазами смотрит, будто я ему изменил, кусок в горло не лезет. Да и с Женей у нас после полетов - полчаса в обед, а дальше бежим в больницу к ее сестре, потом ей - в Алтын Хуросчу, мне - в гостиницу... Ты, может, слышал, говорят, все местных газеты писали, как в гололед погибла целая семья в аварии на аэродромной трассе. Галина одна в машине выжила с переломанными ногами.
  - Это была Женена сестра?! - чуть не поперхнулся Авдеев чаем, - конечно, помню! Они врезались в нашу Кубань в обед под Старый новый год. Сначала говорили, что в жигулях все погибли. Мы долго пытались выяснить, что с нашим водителем, срочником. Его в Ташкент отправили, вроде, и все, с концами. Да-а! Случай!
  - А во мне теперь что-то проснулось - так легко на сердце, - продолжал о своем Володя, - Могу я любить, понимаешь?!
  
   Со счастливым выражением на широком детском лице он отвалился к спинке складного стула и чуть не опрокинулся назад.
  
  - Витя, пойдем завтра со мной к Жене, не к кому мне больше обратиться с такой просьбой. Она там что-то задумала, мне одному - неловко перед ее родней. А ты, вроде, как свидетель, что я с чистыми намерениями.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023