-3-

     Утром следующего дня - а это самый конец апреля решаем, пока условия есть, съездить на работу и вывезти опять все что можно в посольство. Решаем, что поедем на какой-нибудь из посольских машин, что идут в город. Чем неопределеннее обстановка, тем чаще сотрудники посольства ездят в город. В ДСНК у нас остается еще несколько машин, загрузим их и приедем обратно. Туда нас подбрасывает один из наших корреспондентов, который почти что высунув язык от усталости, мотается по городу и честно отрабатывает свой тяжелый хлеб, строча корреспонденции в свою московскую редакцию. Приехав в ДСНК, запускаем туда афганских рабочих, что терпеливо ждут нас у закрытых ворот и сразу же идем проверять оставшиеся машины - "Ниву", РАФ и бортовой УАЗ. Они целы. Покрышки не проколоты, бензин не слит и будем надеяться, что если Аллах милостив, то и не заминированы. Решаем, что много старых и уже списанных вещей и оборудования, срок пользования которым давно истек, можно отдать афганским братьям, которые честно трудились у нас рабочими не один год. Все равно это все мы в посольство не увезем. Нет смысла, да и не сможем по времени, а они найдут применение всему. Собираем их вместе и объявляем об этом решение. У всех сразу же появляются улыбки на лицах. Двое, те, кто живут поблизости, уже через 15 минут возвращаются с большими ручными тележками - одна из них совсем новая. Отводим их на склад, откуда мы вывезли практически все. Все-таки начали готовиться к приходу муджахедов еще в марте и на складе остались лишь старые порванные одеяла, пустые деревянные ящики от оборудования (дерево в Афганистане продают на вес, и для них это целое богатство) и какая-то старая посуда с кухни.
      Я поднимаюсь в свою старую квартиру вместе с большим Рахматом и отдаю ему все свои старые кастрюли, плошки, алюминиевые ложки и что-то еще, тому подобное. Рахмат благодарит. Вытаскивает из-за пазухи большой кусок ткани - этак метра три на три, и в мгновение ока все складывает туда, делая большой, звякающий при каждом движении, тюк. Я закрываю квартиру на ключ, хотя в ней кроме встроенной мебели уже ничего не осталось. Холодильник и кондиционер я отвез в посольство раньше, а немецкую электроплиту не вытащить. Она встроена в кухонную мебель, и надо все разбирать. Рахмат уже рысцой подбегает к воротам ДСНК и передает тюк своему старшему сыну, который поджидает его за забором. Тот грузит тюк на велосипед и быстро начинает катить его в сторону дома, идя рядом с ним. Другой Рахмат бойко вытаскивает под контролем нашего электрика из подземного гараж то, что осталось от пяти огромных пустых деревянных ящиков, в которых в октябре 1988 г. в нам в Кабул - буквально за неделю до страшного землетрясения в Спитаке - армяне привозили свою выставку. Он живет далеко, и у него нет тележки. Поэтому он вытаскивает все это на улицу, складывает в кучу и дико посмотрев на нее, запоминая конфигурацию и местоположение досок бежит обратно вниз в гараж. Он боится, что другие рабочие - его собратья-конкуренты разворуют это его неожиданно привалившее богатство.
      Я вместе с еще двумя другими рабочими ухожу внутрь здания, где в фильмотеке лежит огромное количество пустых коробок из под кинофильмов. В них складывается по пять шесть кинолент. Они железные, круглые, с ручкой вверху и запираются на откидывающиеся по сторонам замочки. Очень удобно для хранения сыпучих продуктов - риса, сахара, гороха, чечевицы и т.п. Все равно это никому кроме афганцев не нужно. Отдаю все это им на разграбление, и у меня сразу же появляется ощущение, что я как будто бы нахожусь в гостинице города Черноморска и присутствую при дележе денег, только что сворованных Паниковским у Корейко. Каждый из афганцев предлагает свой метод дележа, сводящийся к одному - тому, кто делит, достается как можно больше пустых железных коробок, другим поменьше, а тем, кто сейчас отсутствует, можно вообще не давать ничего. В этот афганский базар не вмешиваюсь, разберутся сами, хотя они и пытаются воспользоваться моим авторитетом. Оставляю их и выхожу во двор.
      Начинаем грузить наши машины - вспомнили, что забыли холодильник и посуду в кухне отдельно стоящей бани, считавшейся самой лучшей в Кабуле среди всех российских загранучреждений. Решаем еще прихватить с собой остающиеся штампованные приставные пластмассовые стулья. И хотя часть из них мы уже вывезли, их остается еще около 200 штук. Они удобны тем, что очень легкие, и вставляются друг в друга. Нести и перевозить их легко. Загружаем все это в РАФ и бортовой УАЗ. Машины выстраиваем в линию на заднем дворе, чтобы в случае чего быстро слинять.
      За работой не замечаем, что уже наступило время обеденного перерыва. Его начало определить легко. Перерыв начинается в 12 дня и в это - же время начинается полуденный намаз. Большая мечеть от нас в 100 метрах. Призыв муэдзина слышен хорошо и далеко. Работать во время намаза грех. Уезжаем в посольство. Там все быстро разгружаем, перехватываем на скорую руку в посольской столовой и возвращаемся обратно в ДСНК. Уже приехав туда, вдруг понимаем, что в воздухе стоит какая-то настораживающая тишина. Не слышно самолетов, не ездят машины, а если и едут отдельные из них, то как-то поспешно, украдкой, избегая больших дорог. Не видно велосипедистов и даже неугомонные кабульские мальчишки не высовывают носа из домов. Нет и стрельбы. Вообще никакой. Ни редкой и отдаленной артиллерийской канонады, ни отдельных очередей из автоматов. Ее полное отсутствие всегда как-то настораживало всех жителей Кабула. Если стреляют, то значит все нормально. Если затишье, то жди чего-то плохого. Такова кабульская жизнь. Однако возвращаемся из посольства почему-то на трех машинах. Зачем-то прихватываем еще и "Волгу". Наверное, надеялись на то, что еще чего-нибудь вывезем в посольство. На подъезде к ДСНК обращаем про себя внимание на то, что солдат царандоя, призванных нас охранять, стало меньше, и Рашида, обычно торчавшего у ворот или сидевшего на стуле в тени дерева у входа, почему-то нет. Загоняем машины на задний двор. Опять же выстраиваем в линию носом к выезду, и начинам методически обходить здания в поисках чего-нибудь еще эвакуабельного. Афганские рабочие уже все поделили, и только ждут нашего разрешения на вывоз их телег, набитых черт знает чем, о существовании чего мы даже и не догадывались. Решаем попытаться снять под конец огромный занавес, что висит в большом зале и открыть дверь в комнату, где находится клуб "Соотечественница", членами которого были так называемые совгражданки - советские женщины, вышедшие замуж за афганцев. Сейчас большинство из них вместе с мужьями и детьми уже давно уехали в Россию, остались лишь те, у кого нет денег.
      Мы туда - в их клуб - без их представителей обычно не ходили. Там они собирались по разу в месяц, решали свои проблемы. Были у них какие-то курсы кройки и шитья, кулинарный кружок и что-то еще. Сейчас не до сохранения протокола. Заходим и видим штук пять-шесть ручных швейных машинок. Надо везти, все равно все муджахеды растащат. Относим их в РАФ. Я иду в сторону главного входа и думаю, как снимать занавес. Вдалеке - где-то то ли на проспекте Майванд, то ли около центральных ремонтных мастерских министерства обороны Афганистана вдруг слышится автоматная стрельба. Во время боя так не стреляют, кажется, что кто-то пытается салютовать в воздух. Ну да бог с ним. Стрельбы что ли не слышали.
      Захожу в здание и вдруг прямо за мной вбегает какой-то с первого взгляда не знакомый мне афганец в национальной одежде - широких белых штанах, длинной рубашке навыпуск - "пиран", похожей на русскую длинную косоворотку, с накидкой " цадыр " через плечо, в маленькой пуштунской шапочке, похожей на тюбетейку без вышивки (такую носят в окрестностях Джелалабада и в Пакистане) и кроссовках, надетых прямо на босую ногу. Он дня два уже не брит. Смотрю на него, и вдруг понимаю, что это переодетый в гражданку Рашид - начальник нашей охраны. Он даже не выкрикивает, а выдыхает одно слово - "душманы". Для него, у кого муджахеды убили брата и брата отца - они не "представители вооруженной исламской оппозиции", а душманы - т.е. враги. И хотя страха никакого нет, вдруг начинаю понимать, что время начинает идти медленнее, как-то более вязко, что ли, как будто при замедленной киносъемке. Медленно снимаю с пояса рацию, хотя на самом деле просто срываю ее, все свои действия вижу как будто со стороны. Она включена на прием у всех у нас уже давно. Где ребята - я не знаю, ДСНК - огромный комплекс. Включаю ее на передачу и тихо, но внятно - как мне тогда кажется, говорю дурацкую цифру - 197 и без кода добавляю - "валим". Всем все ясно. 197 по таблице кода, которым мы должны пользоваться при радиопереговорах, означает "появление вооруженных людей". Потом уже, дней через пять, Рашид мне сказал по секрету, что никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро двигался, как я в тот момент, хотя мне тогда казалось, что я делаю все медленно и даже как-то плавно.
      Следующие свои действия помню смутно и отрывочно. Через несколько, как мне показалось, секунд уже оказался за рулем РАФа, у которого почему-то мотор был уже заведен. Уже потом, анализируя свои действия, вспомнил, что повернул ключ зажигания я сам. Коллеги уже сидели в машинах, и они бойко выкатывались за ворота ДСНК. Я на РАФе шел последним. Слава богу, что ворота были открыты. От ДСНК до посольства близко, но надо ведь еще доехать. Выкатываемся на проспект Дар уль-Аман, а слева - на площади Дех-и Мазанг, метрах в 30 от нас по середине проспекта цепочкой лениво идет человек 10 людей, одетых кто во что, а за ними - чуть поодаль - маленькой толпой еще человек 20. Впереди первой группы идет какой-то бородач с одноразовым гранатометом "Муха" на плече, которым он поводит из стороны в сторону, и двое орлов с пулеметами. У одного допотопный Дегтярев, а у другого что-то посерьезнее. Все это я вижу краешком глаза, в тот момент, когда мы выворачиваем направо. Честно говоря, хочется утопить педаль газа в полик и рвануть со всей силой, но знаю, как приятно пульнуть сзади в убегающую цель, в особенности, если у вас в руках такая греющая душу игрушка как гранатомет. Сдерживаю себя и еду нарочито медленно, хотя чувствую, что инстинктивно уже приоткрыл свою дверцу и смотрю не вперед, а через зеркало заднего вида назад, пытаясь уловить тот момент, когда бородач совместит прицельную планку "Мухи" c задницей моего автобусика. О пулеметчиках почему-то не думается. Едем медленно. Когда муджахеды почти скрылись из вида, их больше интересуют не какие-то дикие машины, а находящиеся рядом с ними ДСНК и здание центрального совета профсоюзов Афганистана - чувствую, что инстинктивно наращиваю скорость.
      Разогнавшись почти до 100 километров в час, вдруг вижу, что мы уже у ворот посольства. Пытаюсь плавно затормозить, но на такой скорости это не сделаешь. У ворот стоит начальник охраны посольства, смотрит на нашу кавалькаду и опять то ли с издевкой, то ли с облегчением, что мы наконец-то вернулись, говорит: "Не жалеете матчасть-то. Ну, заезжайте, если уж приехали". Проезжаем мимо главных ворот и подкатываем к воротам АЭС. Дежурный комендант внимательно осматривает через броневое стекло наши машины, нас самих и, убедившись в том, что чужих нет, открывает ворота. Все - мы на территории России и под защитой нашей, хотелось бы думать, все еще могучей страны, хотя, конечно, понимаем, что если муджахеды имеют приказ разобраться с нами, то удерживаться за стенами посольства мы сможем максимум в течение нескольких часов. Оружия в посольстве чуток есть. Но если они пригонят танки или поставят дивизион гаубиц, то все - хана, придется исполнять интернациональный долг до конца.
      Въехав на территорию посольства, обращаем внимание на то, что на ней (а она огромна - российское - бывшее советское посольство в Кабуле самое большое в городе) не видно почти никого. И хотя сейчас обеденный перерыв - сиеста - все должны отдыхать, все же в обычные дни между его многочисленных домов и построек туда-сюда ходили люди, каждый по своей надобности. Сейчас посольство вымерло, а такого быть не может. В нем все еще живет и работает около 200 человек. Встречаем несколько знакомых, приветствуем их и видим к своему удивлению, что некоторые из них, как бы это выразиться поточнее, не совсем в форме. Хотя все понятно, никто их осудить не может. Как говорил один мой знакомый армеец, занимавший немалую должность в одной из десантных дивизий советской армии, ранее расквартированной в Кабуле, и один из полков которой охранял президентский дворец, - "Ребята, никто не знает, что нас ждет впереди. Надо выпить и закусить".
      Подъезжаем к дому, где мы уже ночевали. Паркуем машины среди других посольских автомобилей. Входим в дом и расползаемся по комнатам, предварительно несколько облегчив наше булькающее НЗ. Все. Можно сбросить напряг. Бог дал нам еще некоторое время для жизни. Спасибо ему. Спасибо, что не подстрелили по дороге в посольство. На меня вдруг наваливается сон, и я засыпаю. Это естественная реакция организма на в общем-то не самую ординарную обстановку. Проходит пара часов, показавшихся мне одной минутой. Вдруг резко просыпаюсь от рева танкового двигателя. Танк где-то совсем рядом. Я даже чувствую запах выхлопных газов - окна моей комнаты выходят прямо на посольский забор. Веселое начало новой жизни. Встаю и поднимаюсь на третий этаж, где живет мой друг - корреспондент одного из российских информационных агентств. Дверь в его квартиру по старой кабульской традиции не заперта. На всякий случай звоню, и услышав его ответ, вхожу. В квартире никого нет, и я вдруг замечаю, что он стоит на балконе, выходящем на пустырь рядом с посольством. Выхожу туда же и вижу, что мой друг внимательно наблюдает за действиями танка Т-54, лениво ползающего по пустырю. Его пушка до упора поднята вверх, а на дуло натянут брезентовый чехол. Это хорошо. Значит, приказа на стрельбу по нам командиру танка еще не поступало. Покрутившись за забором, танк застывает посередине пустыря. Там лениво слоняется несколько одетых кто во что хазарейцев, вооруженных чем попало. У одного на плече старый Калашников китайского производства, у второго облезлая американская автоматическая винтовка М-16 иранской выделки, что естественно: хазарейцы - шииты по вероисповеданию, и их всегда поддерживали иранцы; несколько совсем молодых мальчишек гордо держат на плече советские гранатометы РПГ-7, а один дед вообще вооружен английской винтовкой Ли Энсфильд, которую советские солдаты называли "Бур". Впервые английская армия применила ее на деле во время англо-бурской войны в начале 20 в. Штука старая, но серьезная. Калибр почти 9 миллиметров, да и бьет на полтора километра. В условиях горной войны, а если еще поставить оптический прицел, то вообще цены ей нет. Однако видно, что винтовка вытащена из каких-то закромов, не чищена, вряд ли смазывалась, да и висит на плече больше для шику.
      Вдруг один из хазарейцев, завидев нас, подходит к забору и на ломаном русском языке просит нас закурить. Это хорошо. Значит, стрелять сразу не будут. Бросаем им сверху пачку "Примы", "Явы" и зажигалку. Хазарейцы, сгрудившись у нашего балкона, смотрят на нас. А узнав, что я балакаю по-ихнему, радостно сообщают нам, что они пришли не убивать нас, а наоборот охранять от врагов - душманов. Все ясно. Это бойцы вооруженных формирований Партии Исламского единства Афганистана - Вахдат, состоящие из хазарейцев - шиитов. Да другого и ожидать было нельзя. Район, где расположено российское посольство, в основном заселен хазарейцами, и совершенно естественно, что именно они взяли его под свой контроль. Кабул - город многонациональный, и большинство его кварталов населены представителями какого-либо одного из многочисленных народов Афганистана. Многие его кварталы называются по имени тех народов или племен, которые его заселяют.
      Сон как рукой сняло. Спускаемся все вместе в нашу квартиру, достаем запасы. Выпиваем, закусываем. Говорим о том, о сем. Внимательно прислушиваемся к звукам, долетающим из большого мира, из-за забора посольства. Еще на подъезде к посольству встречавший нас начальник охраны сказал: "Все, ребята. Мы в автономном плавании. Без приказа посла за забор ни шагу. Как устаканится, так и будем выезжать в город. А пока про ваш Дом российской культуры забудьте. Вы нам нужны живые". Это приказ. Да, если даже бы мы и захотели искать приключений на свою задницу, все равно бы никого из нас за пределы посольства не выпустили. В город сейчас не выезжают даже "опытные дипломаты" из резидентур, в они-то всегда жили по своим, им только одним известным законам. Значит действительно все не так просто. Это ясно всем.
      В городе слышна непонятная спорадическая автоматная стрельба. Иногда суматошно, туда-сюда проносятся танки и БМП. Самолеты не летают, да и артиллерийской канонады тоже не слыхать - что греет душу. Значит, еще поживем.
      Смеркается. Воздух начинает немного остывать. Выходим на традиционную прогулку. Ходим по замкнутому кругу - от ворот АЭС к поликлинике, далее к летнему, давно не работающему кинотеатру, к бассейну и обратно. Воздух весь прочерчен красными и желтыми линиями трассеров. В городе все кому не лень стреляют в воздух. Оно и понятно. Победа исламской революции - главное событие в истории Афганистана, как мне потом, дня через три объяснил старый кабульский знакомый. Вдруг обращаем внимание на то, что посольских почти не видно, а те, кто и ходят, идут как-то быстро, что вообще не характерно для походки российских людей в Афганистане. Здесь вообще все делается медленно и с расстановкой. На многих надеты каски. У нас их нет. Не выдали. Мы же ведь как бы варяги, нам не полагается. Навстречу нам идет помощник посла по административно-правовым вопросам. Он головой отвечает за безопасность всех российских граждан. Здороваемся. "Вы что, змеи Горынычи, что ли? По две головы запасной, что ли, у каждого? Пулька все равно на землю падает", - говорит он. И рядом, как бы в подтверждении его слов, в асфальт с легким чмоком втыкается пуля от Калашникова. Я ее подымаю. Горячая, наконечник расплющен, а стальной сердечник целый. Если в голову, даже на излете, то мало не будет. Помощник посла по рации вызывает завхоза и говорит, чтобы нам выдали каски. Идем в здание посольства, где у дверей лежит несколько касок, для тех, кто забыл принести с собой. Завхоз выдает их нам после того, как мы расписываемся в ведомости о получении казенного имущества. Нахлобучиваем их и понимаем, что груз немалый. Но лучше с ними, чем без них.
      Погуляв еще минут пять, возвращаемся домой. День большой, надо отдохнуть.
      Утром просыпаюсь от чавканья лопастей низко пролетающего вертолета. Еще три дня назад я бы не обратил на это никакого внимания. Летит себе "шайтан-арба" и летит, что вертолетов не видели, что ли. А сейчас все не совсем понятно. А ну, как стрельнет. Неприятно. В условиях Афганистана вертолет страшная штука. Выскакивает неожиданно из-за горы, гвоздит всем, чем ни попадя, и опять прячется за гору. Если, конечно, не собьют раньше. Афганские летчики - асы из асов. Летают смело и лихо. А стрелять они уже давно научились хорошо. Но раньше это были вертолеты режима Наджибуллы - т.е. друзья и союзники. А сейчас они все за муджахедов. Слава богу, что вертолет уходит за горы в сторону в сторону Ришхора. Там, говорят, пробиваются в город основные части Гульбеддина Хекматьяра, "особо большого друга" России. Значит разговоры о единстве муджахедов - туфта. Хотя об этом мы знаем и без вертолета.
      Следующий день проходит как обычно - по кабульским масштабам. На работу идти не надо, да и незачем. Из посольства никого не выпускают. Мы как бы в подводной лодке, командир - посол держит связь с базой, а рядовым, т.е. нам, знать, о чем он говорит, не положено. Если надо, то скажет и сообщит. Разбираемся в квартире. Плаваем в бассейне. Загораем под уже жарким апрельским кабульским небом - расслабуха. Допиваем запасы пива "Хейнекен", закупленные в городе. Там муджахеды. Пива больше не будет. Говорят, что орлы Ахмад Шаха Масуда, войдя в город, первым делом прошли по всем лавкам, где торговали спиртным и уничтожили его все. Это их право. Чувствуется, что за посольским забором кипит другая - непривычная, незнакомая нам жизнь. Хотя по большому счету ничего внешне не меняется. То же кабульское бездонное небо, те же горы, что видели еще Александра Македонского, те же голопузые, грязные, оборванные дети, те же хазарейцы, катящие свои вечные карачи - тележки, те же ослики, которым все равно, то ли идеи Маркса, то ли Ислам, то ли зороастризм. Лишь бы покормили и дали отдохнуть в тени, даже если она равна по площади лезвию ножа в профиль.
      Это одна из удивительных особенностей этого региона, о которой писал еще Ксенофонт - генерал и биограф Александра Македонского. Рядом гремит бой, гибнут сотни людей, а крестьянин, как ни в чем не бывало, пашет на своих волах. Жизнь идет, меняется все. Но это в другой - параллельной жизни. Пусть гибнут солдаты - такова их судьба, а мы сеем хлеб и убираем его. Все в жизни преходяще. Нас не будет, но цикл жизни вечен. Прошло почти две тысячи лет. В записках английского офицера, воевавшего в Афганистане во время первой англо-афганской войны 1838-1842 гг., мы читаем то же самое. Все относительно. Все правильно. Точек зрения множество. И все они справедливы. В конце концов, даже и евангелий четыре штуки, и они не совпадают по многим параметрам. Каждый видит то, что ему ближе и так, как он видит.
      Следующий день проходит тихо и в целом спокойно. За забор ни-ни. Пусть там все определится. Да из наших российских, простых, "чистых" туда никто и не ездит. Иногда выскакивают машины резидентур - но это их дела. Афганистан - страна знаний. Все всё знают. Мы тоже его часть. Мы уже знаем, что город поделен между разными группами муджахедов. Тот квартал, где ДСНК - там орлы Ахмад Шаха Масуда. Это хорошо. Его бойцы дисциплинированы. Слушают приказы. Не очень плохо относятся к российским. В крутых грабежах не замечены. Значит завтра-послезавтра, когда будет приказ посла, можем заехать в ДСНК и посмотреть, что к чему. Высыпаемся, отъедаемся, отдыхаем. Хотя, конечно же это все бред, за забором кипит новая - иногда не совсем понятная нам жизнь. Единственный источник информации - кабульское телевидение. Девушки-дикторы надели на голову платочки, мужчины дикторы - без галстуков, и видно, что не бреются. Это естественно. Страна называется Исламским государством Афганистан и по-другому быть не может. Временным исполняющим обязанности президента Афганистана назначен Себгатулла Моджаддади. О нем можно говорить много, но не будем. По телевизору все время транслируют указы и постановления нового правительства. Одним из первых запрещена деятельность НДПА - народно-демократической партии Афганистана. Другим - объявлена амнистия. Официально заявлено, что те, кто работал в государственных структурах прошлого режима и ни в чем не виноваты, не будут подвергаться какому-либо преследованию со стороны новых властей. Это мудро, если выполнять. По другому декрету все военнослужащие бывшей армии Наджибуллы должны явиться к месту своей службы, не опасаясь преследований со стороны новых властей. По телевизору все время транслируют отрывки документальных фильмов, повествующих о подвигах муджахедов в их борьбе против бывшего Кабульского режима и доблестной рабоче-крестьянской Красной армии Советского Союза. Показали и отрывок любительского видеофильма, заинтересовавшего меня. Несколько лет назад в здание ДСНК попала ракета, запущенная из-за реки Кабул-Дарьи, как потом оказалось, с одного из дровяных складов. По чистой случайности она попала в глухую стену рядом с кабинетом представителя ССОД, которого тогда не было на месте. Жертв не было. Разрушения - минимальны. Так вот, в этом фильме, снятом из проезжавшего мимо такси, все это было показано - попадание ракеты, пожар, который потом к счастью быстро погасили, нашу беготню с огнетушителями, т.е. муджахеды специально записали на видеокамеру их борьбу с "рассадником безбожия и разврата", как они называли ДСНК. К сожалению, так было не всегда. Летом 1990 г. в ДСНК попала более тяжелая ракета, запущенная откуда-то из района Пагмана. Были жертвы и раненые. Зданию был нанесен большой ущерб. А на меня выпала скорбная доля - сопровождать "Груз-200" на родину.
     До Ташкента я летел один с цинковым гробом в огромном и пустом военно-транспортном ИЛ-76, который привез в Кабул ракеты, а обратно шел пустым. А в Ташкенте гроб выгрузили на грузовую площадку аэродрома, принадлежавшего ташкентскому авиазаводу, и мне пришлось почти четыре часа ждать на палящем солнце, пока за этим скорбным грузом приедет грузовик, чтобы перевезти гроб на гражданский аэропорт. Цинковый ящик стоял на немилосердном солнце. Я с огромным трудом, с помощью двух солдат все же оттащил его в тень какого-то дерева. Потом, когда мы приехали в Ташкентский международный аэропорт, я лишний раз понял относительность всего в мире. Несколько часов назад мы с друзьями в Кабуле пили за упокой души человека, который сутки назад был жив, полон сил и надежд. Теперь его нет. В Кабуле об этом знала вся советская колония. А в Ташкенте до этого никому нет дела. Никто его не знал. В Афганистане идет война, а в Ташкенте мир и спокойствие...
      По кабульскому телевидению звучит национальная музыка. Все славят Исламскую революцию, муджахедов, их подвиги. Себгатулла Муджаддади все время принимает делегации, состоящие из "авторитетов" разных народов и местностей Афганистана, которые прославляют Ислам, его завоеваний и т.п. Месяц назад многие из этих людей пели дифирамбы режиму Наджибуллы. Но это ничего, так уж вышло. Ахмад Шах Масуд назначен министром обороны. Куча новых назначений. Абул Хакк - один из крутых командиров муджахедов назначен губернатором Кабульской провинции. Все время льются слова о том, что все муджахеды едины, что Гульбеддин Хекматьяр - лидер Исламской партии Афганистана, брат всем афганцам, однако вокруг Кабула идут бои, в которых бойцы Исламского общества Афганистан, возглавляемого Бурхан ад-Дином Раббани, в состав которого входят и отряды Ахмад Шаха Масуда, отражают атаки Гульбеддина Хекматйара. Канонада слышна по всему городу, а отдельные ракеты и снаряды падают и в городе. Это Афганистан. Ничему удивляться не надо.
      На следующий день, когда стало окончательно ясно, что штурмовать наше посольство никто не будет, да и к российским отношение не самое плохое, поступает разрешение посла, в соответствии с которым мы можем выехать в наше родное ДСНК и проверить, что там как, и к чему. Собираемся. Выбираем машину поплоше, на тот предмет, что если вдруг муджахеды будут ее отбирать, то и отдать особо не жалко. Берем две рации - в случае чего, можно будет сообщить что-нибудь патетическое, вроде: "Погибаем, но не сдаемся". Выезжаем втроем. Одного оставляем в посольстве. У главных ворот посольства ранее стояли царандоевцы - солдаты внутренних войск Афганистана. Теперь там лениво бродят или сидят на неизвестно откуда принесенных креслах бойцы партии "Вахдат". Подъезжаем ближе и видим, что это кресла из одного из наших коррпунктов. Я говорю хазарейцам, что это наши - русские кресла, и неплохо было бы вернуть их обратно. Молодой парень, сидящий на стуле с пулеметом Дегтярева в обнимку, отвечает, что взяли их не навсегда, а на время, по приказу командира, и обязательно вернут их обратно, если будет приказ. Все ясно. Грабеж идет по полной.