Глава 7. ВИТЬКА
Оглушающий удар по голове бросил Витьку на колени и погрузил в тяжелое липкое забытье... Большой обломок скалы, сорванный взрывом с пятиметровой высоты, расколол Витькину каску и прокатился по обмякшей спине солдата, прочно приковав его ноги к земле. Щебень дождем прошуршал, засыпая могильным пластом разгоряченное боем тело. Из-под свежего холмика лишь слабо краснело лицо, и белели кисти рук с ободранными до корней ногтями. Рота с хрипом ушла вперед, не заметив такой нелепой гибели Витьки. Сопя и потея, матерясь и стреляя из всех стволов, рота рвалась на гребень (кому нужной?!) скалы, откуда духи с именем Аллаха так же яростно отбивали от шурави кусок родной земли.
Роту вел начальник строевой части майор Стефанчук. Вот так случилось. Командир роты Сашка Бледных в третий раз лежал в госпитале - сразу после ћсвадебногоЋ отпуска нарвались на бээмпэшке на мину, крепко тряхануло о броню. Прапорщик Белов был в рейде под Кабулом.
Когда командир полка дал распоряжение идти на прочесывание, Стефанчук доложил, что никого из офицеров нет, а рота под командованием сержанта идти в поиск не может.
- Как никого нет? - возразил подполковник. - А ты что, уже не офицер? Разъелся на штабных харчах. Значит так, завтра в пять выходишь в горы с ротой Бледных. Возьмешь себе еще Веревкина в помощь. В общем, повоюете. Задача такая...
Но Веревкин идти в горы отказался, не прямо, конечно. Нажрался, гад, дерьма какого-то, у него температура под сорок навалила, и остался он при продскладе ћбдить и охранятьЋ, проявив при этом даже геройство. ћДаже при такой высокой температуре в госпиталь не иду, не могу покинуть постЋ. Стефанчука уже третий день душила злоба: ћВот говнюк, кинул меня под винты одного, а сам, сученыш, к Надьке моей подбивает клиньяЋ.
Воспоминание о Надежде - новой официантке из столовой - напрочь испортило и без того хреновое настроение начальника строевой части, вызвав цепную реакцию злобы на еле шагающих и измотанных рейдом солдат.
- Вперед, мать вашу, быстрее шагать! - гаркнул Стефанчук, понимая, что и сам уже вот-вот повалится от усталости, но при этом сладко думая: ћУж теперь-то никто тявкнуть не посмеет, что Стефанчук на халяву опять орденок отхватил...Ћ
Вот тут-то и резанули со скалы пулеметы. Можно было уйти, спрятаться за другой сопкой, но взыграло по-молодецки ретивое, и крикнул роте Стефанчук:
- Скалу взять! Духов выбить!
Вздрогнули, как боевые кони, солдаты и ринулись под защиту нижних складок скалы. Стефанчук - за ними, высоко подбрасывая враз полегчавшими коленями, а в голове мысль - хорошая, та, которая всегда приходит поздно: ћВот дурак, надо же было вот за той сопочкой прикрыться, да вертушки вызватьЋ.
Но дело сделано. Не будешь же команду отменять, тем более что солдаты взбрыкнулись и на второй ћэтажЋ скалы лезут. Один Стефанчук остался, солнце, хоть и январское, а полуденное - сильно греет, бежать, воевать мешает. Поднапрягся майор, догнал солдат, решил облагодетельствовать:
- Всем снять бушлаты. На обратном пути заберем! Тут бою на полчаса.
Ничто так сильно не расслабляет в бою, как заминка. Это как с женщиной в ответственный момент: вот все, она твоя, а тут - бац, звонок в дверь... Солдаты сбросили с себя бушлаты, парят под солнцем, а Стефанчук опять ћВперед!Ћ орет.
Взобрались на третий уступ солдаты. Духи, слышно уже, визжат, орут, из миномета долбят по шурави, но те пока скрыты от них. Вот сейчас и было время залечь и вызвать вертушки, даже солдаты ему, майору, подсказывать стали. Нет. Вперед. Не перечь мне, обезьяна! Вперед!
Последним карабкался Стефанчук, перед ним мелькали подошвы ћАреныЋ - нахальные такие подошвы кроссовок, неуставные. В свое время Стефанчук такие раздолбоны устраивал офицерам и солдатам за неуставняк... Хорошо Веревкин подсказал, что раздолбоны, оно, конечно, вещь пользительная, но в определенных условиях. Когда три дня назад утром Стефанчук вышел проверять роту в ћадикахЋ, солдаты почти с любовью посмотрели на него и с его же позволения кинулись вынимать из тайников кроссовки и переобуваться, сбрасывая с себя абсолютно непригодные в горах ботинки на гладкоскользкой подошве.
Сопя, майор с трудом поднимался на каменный выступ, и тут соскользнула нога на ледышке и рухнул бы вниз Стефанчук, но сильно обхватила его запястье рука впереди карабкающегося солдата и помогла удержаться. Влез Стефанчук на выступ, сердце испорченным будильником верещит. Солдат уже дальше лезет, назад не оглядывается, а майор ему вслед: ћСпасибо! Не забудуЋ. Поднялись еще выше, а там дело к рукопашной идет, ломятся солдаты стеной - благо пулемет заткнули, а от миномета в таком бою толку, как от тех самых ботинок в горах. Но дух, который минометом заправляет, один черт, плюется снарядами, и сшиб он каменюку со скалы, и рухнула она на Витьку, того самого солдата, что выдернул из лап смерти (ой, каких холодных!) Стефанчука. Видел это майор, видел. Но слишком уж плотным показался ему огонь душманов. Залег Стефанчук за камнями и прицелился из автомата. Но куда стрелять? Солдаты как шли стеной, так и смели духов, всего-то десяток их был. Стефанчук стрельнул для порядка в небо весь магазин и покарабкался вверх к солдатам.
Начинало уже темнеть. Не полчаса понадобилось для боя, а почти пять часов. Потеряли десятерых. Вертушки вызывать майор запретил, приказал трупы взять, собрать трофеи и спускаться вниз. Солдаты почти в открытую огрызались, со злобой собирая духовское оружие и сбрасывая его вниз. Оставили только три автомата и красивый маузер с деревянной кобурой, который Стефанчук тут же нацепил на себя. Взвалили солдаты трупы товарищей на плечи и сунулись было вниз. Ан нет! Духи-то, капкан закрыли, и без бинокля видно как они, хитрюги, безоткатки на прямой прицел вывели. Что тут началось! Дым, огонь, грохот, осколки, то ли снарядные, то ли каменные над головой шныряют. А главное, что обидно, из автоматов бить по ним бесполезно, все равно, что из трубочки пшеном плевать. Миномет бы... да нет его..., улетел вместе с парой РПК вниз со скалы, да вдребезги... Не рискнул Стефанчук солдат вздрючить за это. По связи вымолил майор вертушки, а ночь - вот она подлая, все темью укрыла, да морозцем прижимать стала. Духи понимают, что вниз шурави ходу нет, но для острастки через некоторые промежутки лупят по скалам, головы поднять не дают.
До утра промерзли на голом камне солдаты, отмораживая носы и уши, руки и ноги. Будет работка хирургам! Стефанчук всю ночь глотал спирт, спрятавшись за штабель трупов. Так и грелся всю ночь. К утру надрался в стельку. Растолкал заиндевевших солдат, но они лежат, не шевелятся, только постанывают от боли, глаза не открывают. Понял Стефанчук - хана ему, если ничего не придумает.
Духи уже ушли, оставив после себя стреляные гильзы. От восходящего солнца прямо на Стефанчука шла пара вертолетов. Голова у майора хмельная, легкая в мыслях. Отошел Стефанчук в сторонку, за выступ скалы спрятался, вынул весь запас бинтов и ваты, приложил к мякоти ляжки и долбанул сквозь тампон из трофейного маузера. Ноге стало горячо. Маузер подальше закинул вместе с кобурой и бинтами, испачканными пороховой гарью и кровью. Выполз из-за выступа и хрипит: ћДухи!Ћ Солдаты задвигались, как в воде: автоматы хватают, а руки не держат, вскочить хотят, а ноги не сгибаются.
Вскоре вертушки подлетели. Первая и вторая всех на борт взяла, как замерзшие бревна, на пол побросали людей. Третья подошла с другой стороны. Стефанчук показал, где оружие бросили, шмотки, и улетел в Кандагар.
Не нашли ничего внизу солдаты из спасательной группы, все духи с собой унесли. Возвращались назад и услышали - стонет кто-то. Бросились искать, нашли Витьку живого, но почерневшего, с лицом и руками помороженными. Погрузили и его в вертолет и полетели в Кабул с дозаправкой в Газни.
Лежал Витька в госпитале месяц. Две недели в себя не приходил, лежал, глаз не открывая и слабо дыша. Доктора уж и рукой махнули - вряд ли... Оклемался Витька, но молчит, ничего говорить, не хочет, да и не может. Через месяц его отправили в Ташкент, в триста сороковой госпиталь.
Стефанчук проявил себя героем, даже в госпиталь не лег. Пулю из него вынули и опознали в ней вражескую, из маузера, хотя и дивились эксперты из особого отдела, слишком уж в упор стреляли. Но свидетелей нет, а на нет... Стефанчук доложил ћкак все былоЋ командиру и пошел к себе в строевую часть похоронки составлять и отпуск себе оформлять. Не дрогнула рука офицерская даже тогда, когда подписывал сопроводительные бумаги для военкоматов на организацию бесплатных похорон, не дрогнула даже тогда, когда вспомнил он того солдата, что из пропасти его выдернул, а потом под камнем лежать остался. Кесарю кесарево.
Витькины затерялись документы, нет нигде. С одеждой изгаженной, окровавленной сгинули его бумаги, историю болезни ведут бесфамильную. Молчит солдат, хотя по глазам видно, что все соображает-понимает. Лежит Витька в белой палате, в белой постели, уплетает все подряд, все вкусно. И стукнуло его в голову: ћМамаЋ, а чуть погодя: ћПапа!Ћ и брата вспомнил, и всех бы родственников так пересчитал, но вырвался из него крик: ћДомой хочу!Ћ Засуетилась дежурная сестра, побежала к ординатору. А из Витьки прет двухмесячное молчание, обо всем рассказать хочет. Хорошо хоть укол ему дали, уснул солдат.
Через две недели дали Витьке месяц отпуска с учетом дороги, выдали новую парадку, сухпай на три дня, помогли взять билет на поезд в общий вагон. И протрясся Витька в поездах до своей родной Сибири. Благо люди добрые везде есть, не дали с голода напухнуть. Развеселые нефтяники и водочкой попотчевали, но плохо стало Витьке, и не стал он пить больше. Ребята пытались разговорить Витьку, но он отмалчивался, и ночью пришел поезд на любимую таежную станцию - центр Витькиной вселенной. Вышел Витька на заснеженный перрон с мартовской коркой льда, сунул руки свои страшные, без ногтей, в карманы шинели и зашагал по знакомой темной улочке к своему дому, выбросив напрочь из головы то, что через три недели должен явиться назад в Кандагар.
Не знал Витька, что уже прошел с той поры месяц, как похоронили его родители, и ежедневно они обивают порог военкомата, выясняя, когда же тело его пришлют, ведь в похоронке сказано ћпогибЋ, а не ћпропал без вестиЋ. Не знал еще Витька, что после отпуска мать его увезут в районную больницу и похоронят ее очень скоро - не выдержит материнское сердце. А на похороны его не отпустит подполковник Стефанчук, поясняя это тем, что до дембеля три месяца осталось. Пока совсем вернется домой Витька, младший брат уйдет в армию и попадет в Киев, на Чернобыль. Не зная, что у отца ноги после смерти матери откажут, носить перестанут. Всего-то два месяца батя порадуется на здорового, живого Витьку и уйдет вслед за мамой.
В девяносто втором летом будет отдыхать Витька в Старой Рузе в реабилитационном центре для афганцев и встретит там полковника Стефанчука, вмиг узнавшего Витьку и быстро уехавшего из санатория неизвестно по какой причине.
Обсудить
Глава шестая
Продолжение
