- XVI -
Нет, они не были изобретательны в выборе средств, подсунув Вячеславу ствол, который наверняка значился в розыске. Брату грозила тюрьма, и с этим ничего нельзя было поделать. Взявшись за Вячеслава, подбирались к старшему, его провоцировали на скандал. В этой ситуации любое неосмотрительное слово, неосторожный взгляд или жест легко квалифицировались как "нарушение общественного порядка", "оскорбление чести и достоинства" или даже "покушение на жизнь". И они своего добились бы. Утром он едва сдержался, чтобы не шарахнуть о стену толстозадого Кантора. И в то же утро мог многое чего натворить. Так что звонок Фимы Сарая был очень своевременным - он его отрезвил: партайгеноссе его уже не предупреждали - они его обкладывали, как зверя.
- Куда ты его? - спросил Фима Сарай о Вячеславе, когда они с Андреем осторожно, чтобы не поскользнуться, вели раненого к машине.
"А действительно, куда" - растерянно подумал Игорь. Он знал, что брату на этой квартире оставаться нельзя, и действовал, не размышляя. Сосредоточиться не давал и ствол, по-прежнему завернутый в тряпицу, - он нес его в свободной руке. От него надо было избавиться немедленно, здесь же. Не добираться же за километр в Долину роз до ближайшей проруби. Прежде чем забраться в "джип", он быстро огляделся по сторонам, но ничего подходящего в поле его зрения не попалось. Стояли на забетонированной площадке между домами мусорные баки, в них рылся бомж. Уйдет этот - придет другой. До прихода мусороуборочной машины эти баки трижды перероют. И если кто-нибудь из этих ребят не умрет от страха на месте, развернув найденную тряпицу, то обязательно побежит в ментовку: за такую находку ему непременно нальют стакан чемергеса - свирепого пойла, плавящего пластмассу, только не кишки бездомного забулдыги. Для осведомителей подобной категории его и держат. И обрадованная ментура начнет копать.
- Игорь Васильевич, проблемы? - Андрей увидел на лице шефа замешательство. Не ускользнуло оно и от Сарая. Только Вячеслав сидел, на зависть невозмутимый, как будто в тюрьме потерял способность волноваться, он даже не спросил Игоря, куда они едут. Игорь вспомнил, что нечто подобное прошел, вернувшись из Афгана, - пустоту, переходящую в ленивую сонливость. Но это пройдет, как болезнь. Лишь бы им без приключений добраться до Тирасполя. В последнюю минуту он решил, что в Тирасполь, где у него достаточно надежные связи, партайгеноссе не сунутся.
- Андрей, включи печку, еще не хватало, чтоб он по дороге поймал воспаление легких, - сказал Игорь. Андрей промолчал, хоть печка давно была включена. - И пересядь, машину поведу я.
Он вдруг разозлился на себя за ненужную суетливость и жалкую предусмотрительность. Пожав Сараю руку, он обошел остальных стоявших поблизости "парней с нашей улицы" и крепко пожал им руки. Потом сел за руль "джипа" на место Андрея и повел машину одному ему с мальчишеских лет знакомым проселком, где до весны не пройдет никакая другая марка. Ухабистая дорога, после нескольких перекатов, нырнула в голую ореховую рощу и запетляла между самодельных строений все той же магалы. Как ни усердствовал самый "продолжительный" в истории Молдовы партийный бонза Иван Бодюл в стремлении стереть городские трущобы с лица земли, на всех ботанических аборигенов "хрущоб" не хватило. "Слава, не трясет?" - спросил Игорь. "Нормально..." "Ну, держись..." Деревянные, крытые толью скворечники по бокам дороги сменялись претенциозными а ля венецианскими коттеджами закрутевших на продаже всего, что сегодня можно украсть. Над всем этим жильем курились строго вертикальные белые дымы, погода, как на заказ, стояла безветренная. Еще рано темнело, и Игорь, не сбавляя скорости, пронесся безлюдными переулками, затем - под виадуком - к ближайшему озеру с вросшим в лед у берега камышом. Здесь обычно собирались любители зимней рыбалки, и он очень быстро нашел лунку, уже подернутую ледком. Тот легко проломился под тяжестью тэтэшника: в последний момент любопытство победило, Игорь развернул тряпицу. Он с удовольствием опустил бы в эту зимнюю воду и свой ствол, но не его вина, что ему не дают с ним расстаться.
Из Кишинева он выехал тоже по объездной дороге, ведущей в аэропорт, опасаясь сюрпризов на контрольных пунктах. В аэропорту высадил Андрея: "Возьми в гараже "мерс" и побудь с моими... Постарайся, чтоб никто из дома не отлучался!" Он сунул ему деньги на такси, когда зазвонил мобильник. Определитель показал номер информационного агентства. "Что скажешь, Ника?" - спросил он журналиста, о котором в этой суматохе успел позабыть. "Васильич, - услышал он подавленный голос, - пресс-конференция отменяется!" "Этого следовало ожидать. Ты меня не удивил. И кто же отменил?" "Не телефонный разговор..." "Да ладно, чего там - не телефонный... Хитрый Влад?" На том конце провода наступило молчание. Молчание - знак согласия. "А мое заявление взяли? Хоть куда-нибудь?" "Нет. И все получили указание молчать в тряпочку. Под угрозой закрытия..." "Ладно, бывай..."
"А на что же ты рассчитывал, парень? - усмехнулся Игорь. - Ничто не ново под луной..." Когда уже подъезжали к Бендерам, позвонила Марина. "Андрей у вас?" - спросил он. "Не только он. У нас Андроник." - ответила Марина. И, видимо, протянула ему трубку. "Вот что, старик, - услышал он нарочито спокойный голос адвоката, - ты становишься человеком года. И будет лучше, если с этой минуты мы с тобой будем неразлучны: события стремительно нарастают. Кто-то поколотил Кантора, и считают, что это твоих рук дело... Даков показал, что ты угрожаешь и ему..." "Черт возьми, я же один, чего так испугались эти идиоты!" - подумал вслух Игорь и посмотрел на брата. "Рылом ты для них не вышел", - философски заметил тот. И добавил: "Жить в этой стране нельзя. Выздоровею - женюсь на еврейке, уеду..." "Это, конечно, хорошо, но придется взять ее фамилию". "Это почему?" "А кто же тебя иначе в другую страну пустит с твоим криминальным прошлым?" "Возьму ее фамилию. Я не сентиментален", - согласился брат. "Вот это уж точно!" - весело согласился старший. Оба рассмеялись. "Ты куда меня везешь?" - впервые за всю дорогу поинтересовался младший.
Незадавшемуся с утра дню суждено было в этом качестве продолжиться. Тираспольчанин, который мог Вячеслава приютить и обеспечить ему должный уход, оказался за границей: надумал встретить Новый Год на Бермудах. Отсутствовали и двое других знакомых. "Это не есть хорошо", - подумал вслух Игорь. - Но возвращаться нельзя..." "Пролетаем?" - спросил брат. "Не должны, - ответил Игорь. - Есть еще один вариант. Если выйдет, придется тебе на время стать сельским жителем". "А еврейка там есть?" - пробовал шутить Вячеслав. "Не уверен..."
Глиное встретило наших героев зимней тишиной и агрессивным лаем собак, не привыкших к иноземным авто. Подъезжая к усадьбе пчеловода, Игорь вдруг вспомнил последнюю встречу с Клементьевым. Тот, конечно, самолично явился вызволять его в Староконюшенный не из чувства солидарности и четко дал это понять в дальнейшем разговоре. "Ты итальянский не забыл?" - спросил он тогда. "А что?" "Пригодится воды напиться", - уклончиво, поговоркой ответил генерал ГРУ. И добавил: "Триест, если мне не изменяет память?" "Память вам не изменяет, Леонид Игнатьевич". "Франко-порт, открытый город. Недаром его любил Хемингуэй. Читал?" "Да, он у него описан в романе "У реки, в тени деревьев". "Правильно. Его герой охотился там на уток..." "Полковник Ричард Контуэлл. И не только охотился. Он там встретил свою последнюю любовь. И не только. Он еще выкопал на берегу реки, где когда-то воевал, ямку, в которую справил большую нужду и закопал вместе с дерьмом ассигнацию. По номиналу она соответствовала той сумме, которую он заработал в ту военную кампанию..." Клементьев хмыкнул: "От себя не уйдешь!" Их диалог был скуп, но многозначителен, как сама метафора. Клементьев подвез его к поспредству и оставил свои служебные телефоны. "Надолго я с тобой не прощаюсь", - сказал он.
Триест... На курсах "Выстрел" он обязан был так заочно изучить этот город, точно родился и вырос в нем. Его политику и экономику, культуру и досуг, наземные и подземные коммуникации, тайники, оборудованные ГРУ, где хранилось и ждало своего часа оружие, взрывчатка и многое другое на случай появления такого диверсанта-одиночки, как майор спецназа Кондратюк. Триест по-прежнему занимал в его сознании особое место, и здесь были бессильны и новые впечатления, и новые установки. И эта часть сознания жила своей автономной жизнью, накапливая новые знания о городе, его истории и его горожанах. Казалось бы, и совершенно случайные. "Излюбленный город Тинто Брасса - маргинального режиссера мягкого порно. Витальный эротоман Тинто Брасс - персона нон грата в "приличном" обществе. Он и сам не стесняется признавать, что идеальной аудиторией считает матросов и грубых портовых работяг..." "Мы с тобой, маргинальный режиссер, товарищи по несчастью: я тоже персона нон грата в "приличном" обществе, - подумал Кондратюк. - И кое-кто очень упорно настаивает, чтобы я тоже полюбил твой город..."
Он ткнул железную калитку, ведущую на подворье Максима. Она подалась с трудом, цепляясь о свеженаметенный сугроб. Из будки, волоча цепь, вышел Максимов пес, узнав пришельца, лениво вильнул хвостом, зевнул и опять полез в будку. Из окошка хаты пробивался тусклый свет: в доме жгли керосиновую лампу. Игорь сильно постучал в дверь. Внутри хаты заскрипели щеколдой, и дверь приоткрылась на ширину ладони.
- Кто? - дохнули на Кондратюка водочным перегаром.
- Привет от Рихарда, - сказал Игорь первое, что пришло в голову. И дверь резко захлопнули перед самым его носом.
- Максим, свои! - Что он тут, совсем одичал? То, что дверь отпирал пчеловод, он был уверен. Но как бы тот с бодуна не шибанул его топором. На всякий случай он сделал шаг назад и влево, и снова заколотил в дверь. И расслышал, как за дверью переговаривались двое, оба голоса - мужские.
- Кто это там от Рихарда? - Это не был голос Максима.
- О, господи, Рихард! - Игорь узнал этого второго. - Да откройте же, наконец!
Открыли, пустили в дом.
- А мы вечеряем, - сказал Максим так, как будто они с Кондратюком расстались только вчера, и указал на стол. - Присаживайся, выпей и закуси с дороги.
Рихард же расчувствовался и долго тискал Кондратюка за плечи.
- Живой, молодец! - приговаривал Рихард. - Он тебе что-нибудь говорил?
- Кто?
- Да генерал же!
- Какой из них?
- Жилин...
- Да, что от меня зависит мир во всем мире. И еще его волновало, играешь ли ты на скрипке, и не забыл ли ты "Маленькую серенаду" Шуберта. Он сказал, как только перестанешь, мир пропал.
- Ты что, выпил?
- Не пил, ничего не пил. Меня переполняет...
Вместо эпилога
Молдавская политика очень быстро забыла своего последнего "романтика", всерьез поверившего, что в ней что-то можно делать чистыми руками. Но разноречивые обывательские слухи о майоре спецназа ходят до сих пор. Одни говорят, что он с семьей осел где-то в Костроме, другие - что был приглашен президентом Аушевым, с которым когда-то воевал в Афгане, в его вотчину, на престижную военную должность. Но наиболее достоверной информацией о Кондратюке, конечно, располагает самая закрытая российская спецслужба, именуемая на профессиональном жаргоне "аквариумом".
Вячеслав Кондратюк, залечив свою рану у Максима, - он пробыл у него до весны, пока не поутихли страсти, - женился и уехал на ПМЖ в Израиль, держит в Хайфе спортивный платный зал.
Рихард осел в Глиное, помогает старому другу Максиму в бортническом промысле.
Остальные кишиневские герои этой истории, отсидев положенные сроки в президентуре, парламенте и правительстве и разъевшись на чужих объедках, возглавили различного рода общественные фонды и процветают.
Экс-президент, уступив кресло лидеру партии коммунистов и приватизировав роскошный двухэтажный особняк в самом престижном районе города, мечтает о политическом реванше.
Обсудить
Напишите на ArtOfWar
Глава XV
