В первые месяцы пребывания на афганской земле советские войска действительно чувствовали себя исполнителями интернационального долга. Хотя и мало кто задумывался над тем, откуда он свалился на их головы, этот аморфный, ничем, включая смысловые рамки, не определенный долг. По прихоти истории два соседних народа были так далеки друг от друга духовным обликом, моральным складом, культурой, религией, что о какой-то общности говорить не приходилось. Ни царская Россия, ни СССР у Афганистана никогда ничем не одалживались. Значит, и в этом отношении не могло быть никаких долгов, включая интернациональный, ни перед афганским государством, ни перед народом этой страны. Немногие задавались и вопросом, почему интернациональные долги, словно по наследству перешедшие от прежней России, платит, стремится платить лишь СССР, почему же СССР никто их не платит? Но так как о существовании долга было официально объявлено высшей властью, громадное большинство за долгие годы привыкших к безропотному послушанию советских граждан приняло эту истину как дарованную свыше.
Политуправление армии издало вроде бы полную здравомыслия памятку советскому солдату-интернационалисту. В ней писалось: "Советский воин! Находясь на территории дружественного Афганистана, помни, что ты являешься представителем армии, которая протянула руку помощи народам этой страны в их борьбе против империализма и внутренней реакции... Помни, что по тому, как ты будешь вести себя в этой стране, афганский народ будет судить обо всей Советской Армии... Находясь в ДРА, соблюдай привычные для советского человека нравственные нормы, порядки, законы, нравы и обычаи страны пребывания... По своему характеру афганцы доверчивы, восприимчивы к информации, тонко чувствуют добро и зло. На почтительное отношение они отвечают еще более глубоким уважением... Всегда проявляй доброжелательность, гуманизм, справедливость и благородство по отношению к трудящимся ДРА..."
Что ж, в первое время отношения между ограниченным контингентом советских войск и афганцами складывались почти что по памятке воину-интернационалисту. Это устраивало командование контингента, но не устраивало вооруженную оппозицию Афганистана.
...Моджахеды развернули широкую военную кампанию, чтобы разрушить ранее не предусмотренное оппозицией равновесие. Гибли советские солдаты, горели грузовики на дорогах и самолеты на аэродромах. Переодевшись в форму афганских правительственных войск и офицеров советской армии, якобы возглавляющих карательные экспедиции, душманы вырезали и расстреливали целые поселки, засыпали минами и расстреливали из пулеметов стоянки и караваны представителей родов и племен. В мирных кишлаках оставляли убитых советских солдат - поди разберись, кто повинен в их смерти: душманов нет и следа, а жители все на месте. Если поначалу представители советских войск еще пытались искать виновных, то затем, поняв бессмысленность такого образа действий, все чаще стали прибегать к репрессиям - методу, который в истории человечества чаще давал, увы, желаемые результаты, чем наоборот. В этом случае было наоборот. Лавиной нарастало взаимное озлобление и отливалось в ненависть. Все чаще слышалось: ћЧто вам надо в нашей стране?Ћ Редко кто мог ответить, что советские войска, по меньшей мере, двадцать раз приглашал в страну Амин. Но никто из советских солдат и офицеров не мог знать, да и не задумывался над тем, что Амин представлял интересы вовсе не афганского народа, а только свои и своего клана. Началась неуправляемая, а затем с той и другой стороны управляемая цепная реакция разрастания войны с ее извечными постулатами - кровь за кровь, смерь за смерть.
- Наверное, это в чем-то и неплохо, товарищ подполковник, что вы о местных жителях проявляете больше заботы, чем якобы сражающиеся за них моджахеды, - заговорил Михаил Марьясин. - Похоже даже, что вы заботитесь о них больше, чем о своих подчиненных. Но почему ваш гуманизм должен оплачиваться жизнью наших солдат?
- Вот ты как повернул, старший лейтенант, - усмехнулся подполковник. - Что ж, видимо, можно подходить и так.
- Не подходить же с позиций общечеловеческих ценностей, когда убивают твоих подчиненных, - сказал Михаил. - Я слышал, что вы отличный комбат, но, простите, не хотел бы воевать под вашим началом.
- Черт побори! - воскликнул штабной лейтенант. - Это не пьянка, а какой-то политуниверситет.
- А ну вас, - поморщился капитан Игорь. - Только начнешь про баб, как тут же снова о войне. Наливай, Вася.
- Ваш командир разделяет ваше мнение? - выпив вместе со всеми спросил Марьясина комбат.
- Мы не делим одно мнение, - улыбнулся Михаил. - Предпочитаем иметь каждый свое.
- Слышал я о вашем капитане, - продолжал подполковник. - Говорят, что за шесть дет он не потерял из своих ни одного человека?
- Я тоже слышал, но утверждать не могу, - отвечал Марьясин. - Мы с ним вместе воюем всего два года. И за это время у нас не было даже ни одного раненого. А что касается его мнения о нашем споре, скажу так... Если потребовалось бы перебить какой-нибудь кишлак, чтобы спасти кого-то из группы, он приказал бы перебить. Если бы опоздал, мстить не стал бы.
- А допустим, что для выполнения задания потребуется, как выразился капитан, - кивнул комбат в сторону компании, - превратить в пыль населенный пункт вместе с людьми? Превратит?
- Несомненно. Мы люди военные. Как же иначе требовать выполнения приказа от подчиненных.
- Жесткие вы мужики.
- Кысмет, - развел руками Михаил.
- Это еще что за фигура? - поинтересовался капитан Василий.
- Это означает: судьба, такова воля аллаха.
- И откуда вы все знаешь, старшой? - ухмыльнулся Василий.
- Видишь ли, Вася, говорят, что умных надо учить всему, а дураков -только профессии.
- Как вы себя ведете, старший лейтенант? - пьяно всклыхнулся Василий.
- Виноват, товарищ капитан, - с серьезной миной ответил Марьясин. - Больше не повторится.
Все рассмеялись. Осознав нелепость ситуации, рассмеялся и Василий.
- Не очень-то духи выполняют указания своего аллаха - сказал Игорь. - Видел я, как водяру хлещут. А им ведь, как будто, не положено по шариату. Ну что, примем еще, братья-фронтовики. А тебе, лейтенант, не обязательно, ты - штабной.
- Тогда для храбрости, - не растерявшись, отозвался лейтенант.
Застолье густело, брызгало страстями и теряло приличия, которые, впрочем, здесь никого и не заботили. Разговоры звучали громко, резко, энергично сдабривались матом. Комната гудела смехом ссорами, руганью. Болтали, перескакивая от темы к теме, но неизменно возвращались к женщинам - теме воистину неисчерпаемой. Хвастались количеством побед, наглостью в обольщении, сексуальным потенциалом, соревновались в знании техники совокупления, с упоением расписывали позы и позиции половых сношений.
Проблемы секса занимали умы всей армии. Десятки тысяч преимущественно молодых мужчин изнывали без женщин. Мимолетные связи счастливчиков с немногочисленным контингентом врачей, медсестер, связисток, наемных штабных работниц никак не решали проблемы. И доставались эти женщины, как правило, мужикам постарше - генералитету и старшему офицерству. Об этом знали все, и сексуально удовлетворенное начальство даже не скрывало своих отношений с наложницами. Никто не опасался огласки, поскольку все были в одинаковом положении. Оно несколько изменилось, когда из Союза в Афганистан на существующие, но преимущественно надуманные армейские должности хлынули тысячи молодых женщин в поисках легких заработков и мужей. Но и это лишь незначительно удовлетворило сексуальные потребности армии. И женская тема в свободное от боев время продолжала занимать умы солдат и офицеров.
- Ну ладно, оседлал полковник курву из финчасти или она его - один хрен! - кричал старший лейтенант с распаренной от водки физиономией. - Так эта сучка еще ездит с ним и пытается нам указания давать, как службу нести!
- И все, кроме полковника, знают, что его молодой порученец в его же кабинете ставит ее раком, и на его же письменном столе загибает ей салазки, - со смехом добавил бледный от выпитого сосед-капитан с расстегнутой до пояса курткой.
- А помните вашу фельдшерицу, с которой переспали, кажется, все офицеры части? - спросил взрослый не по званию лет тридцати лейтенант. - Я ее еще раньше знал и имел, как хотел.
- Ну, помним, помним. Хорошая женщина была. Правда потом пошла по чужим рукам, и не вниз, а вверх. Говорят, теперь в Кабуле с генералом живет.
- Точно. Встретил я ее на свою беду на кабульском базаре. Тащила с шофером к машине, где сидел ее генерал, громадный ковер. Я сам хотел помочь - все-таки ничего плохого от нее не знал. А она безо всяких "здравствуйте" высокомерно так приказывает: "Помогите шоферу, капитан". "Ты что, - говорю, - не узнаешь меня, Наташа?" "Не узнаю, - заявляет. - Но вижу, что вы плохо воспитаны для офицера. Берегитесь же". Признаюсь, в бою никогда так не терялся, как в тот раз. А она этак нервно дергает плечиком и обращается к своему ожидавшему в машине генерал-майору: "Прикажи ему, Павел". В общем-то, я человек выдержанный, а тут меня прямо с резьбы сорвало. Чтобы какая-то прошмандовка, которую я имел во все места... Короче, выложил я все, что о ней думал и уже совершенно по дурости прошелся по моральному облику генерала. А результат перед вами... Вот-вот должны были дать майора и батальон. Вместо этого сняли две звездочки и направили к вам, можно сказать, на передовую. Это, конечно, ерунда. Я и так по тылам не кантовался. Но мать их...
- Теперь придется тебе искать докторшу, чтобы восстановить звание, - с улыбкой сказал Кондратюк и под смех офицеров продолжал, меняя тему: - А знаете, что первоначально означало это: мать твою имел?.. Сначала это татарское выражение было вовсе не ругательством, а приветствием. И означало расположение к человеку, так как тот, кому сообщалась эта информация о матери, возможно, являлся его сыном или дочерью.
- Или выблядком, - язвительно заметил кто-то со стороны. - А вот у меня в Союзе была баба! Ну, братцы!..
- Знаем, слышали, надоело, - остановили его.
- Не береди душу.
- У меня самая свежая новость. Только что узнал, что наш спасатель капитан Кондратюк в отпуске женился.
- Да ну?.. Опупел, что ли?..
- Точно, - с улыбкой подтвердил Игорь, - опупел. Влюбился сразу и на всю жизнь.
Все сразу оживленно заговорили:
- Если и не всю жизнь, то хорошо уже то, что так кажется.
- Кто знает, сколько той жизни осталось.
- Да и надо ли сирот плодить?
- Я думаю иначе, - не согласился капитан - Если убьют, то останется на земле моя плоть и кровь, а может быть, и хорошие мозги, так как дураком я себя я не считаю.
- Слушай, ты ведь недавно из Союза. Как там?
- Наверное, везде по разному. Лично меня ошарашило вот что. Прихожу в исполком, чтобы потолковать о льготной очереди на квартиру, а там - толпа евреев весьма почтенного возраста и, оказывается, - все "афганцы"... Записали меня где-то во вторую сотню претендентов.
- Вот где настоящее блядство!.. Сволочи!.. Те, кто это устраивает, еще худшее мурло... - посыпались реплики.
- Может быть и хуже. Но кто из вас видел в Афгане хоть одного еврея? В армии, я имею в виду?
- Я видел - в политуправлении армии.
- Лично я никогда не страдал юдофобией, - заметил Василий. - Но раз об этом заговорили, могу привести такой факт. Кажется в 1919 году, когда Ленин был болен, сионисты добились в Совнаркоме принятия закона о смертной казни за антисемитизм. Значит, все остальные нации можно было поливать грязью, угнетать, оскорблять безнаказанно, а еврея не тронь, иначе - пуля. Точно не могу сказать, но, по-моему, этот закон до сих пор никто не отменял. Так что вы тут поосторожней с выражением своих симпатий и антипатий, - рассмеялся он.
- А ты не врешь?.. Это же идиотизм!.. Как могли допустить такое?.. - загалдели собеседники.
- Так оно и было, - заверил Василий. - Да и как было не допустить, если в правительстве было абсолютное большинство евреев. Русских два - Ленин и Чичерин, один армянин, один грузин и восемнадцать евреев. К тому же, как я сказал, Ленин был болен после покушения на него еврейкой Каплан. И вообще, в то время все руководящие посты всех без исключения наркоматов почти на девяносто пять процентов были захвачены евреями.
- Во! - с горьким отчаянием и запоздалой ненавистью произнес лейтенант бывший капитаном.
- Наверное, все так и было, - сказал вдруг побледневший черноволосый старший лейтенант. - Но что мне теперь делать? У меня мать еврейка, значит я - еврей...
Многие знали старшего лейтенанта как отличного командира роты и знающего, образованного офицера. Наступившее вдруг неловкое молчание нарушил тот же бывший капитан:
- Значит ты - самый глупый из евреев.
Все с облегчением рассмеялись.
- Ты трус! - вознесся над разговорами насыщенный злостью голос с другого конца комнаты. - Его взвод гибнет под огнем душманов, а он, командир взвода, на единственном БТРе улепетывает в тыл, будто за боеприпасами! Жалко я тебя тогда не прикончил, думал, трибунал разберется. Знал бы, что у тебя волосатая рука в штабе дивизии, пристрелил бы, как собаку. Заткнись, дерьмо, а то я сейчас!..
- Какие там к ... матери партизаны! - нервно кричал в другой стороне капитан. - Эта душманская сволочь выпускает брошюры об опыте партизанской борьбы в Белорусии, а Шах Масуд штудирует опыт партизан в Ленинградской области! Ладно. Но где они там вычитали, чтобы наши партизаны отступали, прикрываясь толпой местных жителей? Где?! Это немцы гнали на партизанские пулеметы наших людей, скрываясь за их спинами. А партизаны, наоборот, оставляли деревни, чтобы жители не пострадали. Конечно, немцы потом все равно их вырезали, расстреливали, сжигали за пособничество. Но ведь не свои же, не партизаны! А эти, приверженцы аллаха, гонят перед собой под пули своих же мирных жителей, чтобы спасти свои шкуры, вырезают целые кишлаки! И это партизаны!? Это зверье без чести и совести! Подсылают пацанов на базары, чтобы бросали в толпу своих же людей гранаты! Их надо убивать без пощады!
- А кто тебя звал сюда убивать без пощады? - прозвучал хриплый от напряжения голос. - Чем мы отличаемся от немцев? Тем, что не гоним перед собой в атаку дехкан? Большое благородство!.. А когда сравниваем с землей кишлаки, это как понимать?.. Как понимать эту политику выжженной земли?
- Кто меня звал, говоришь?.. Меня звал приказ, понял! А ты - гниль интеллигентская! И если увильнул от душманской пули, то от нашей не увильнешь!..
После короткой свалки спорщиков успокоили. И руководство пьянкой взял на себя Марьясин.
- Тихо! - крикнул он. - Кончайте идиотствовать, мужики! Мало того, что нас духи убивают, не хватало еще, чтобы сами себя перестреляли. Все свары отменяются! Здесь хозяева мы - наш командир, я и лейтенант Черных. От имени хозяев приказываю: перейти на анекдоты. На это время звания упраздняются, обиды не учитываются, претензии не принимаются. Я начинаю. О Штирлице хотите?
- О Штирлице все знают, - поддерживая своего заместителя, включился в игру Кондратюк. - Наш лейтенант Юра хоть и имеет сибирскую фамилию Черных, но по натуре хохол. С хохлов и начнем. Так вот Что такое один украинец?.. Партизан... Два украинца?.. Партизанский отряд... Три украинца?.. Партизанский отряд с предателем.
Анекдот понравился, и все искренне рассмеялись.
- Ну, держись, командир, - наигранно громко возмутился Юрий и пояснил. - Он у нас, чтобы вы знали, молдаванин. А анекдот такой. Американцы - это народность или нация?.. Это философия... Румыны - это нация или философия?.. Это профессия... Молдаване - это профессия или философия?.. Это диагноз.
Грохнул смех.
- Ну и подчиненные нынче пошли! - хохотал майор-комбат.
- Поехали дальше, - ухмыляясь, продолжал Михаил. - Монголы тут есть? Нет. Ну все равно... Какая страна самая независимая в мире? Монголия. Потому что от нее ни хрена не зависит.
Анекдоты действительно вызывали смех, но офицеры смеялись еще и с облегчением оттого, что как-то сгладилось атмосфера начинавшегося, порой беспричинного озлобления, которое возникает между душевно несвязанными людьми в безудержной пьянке. Теперь почти все уже готовы были слушать Марьясина, ради интереса гася агрессивность. С этих пор смех звучал не переставая, и все искренней. Люди стали подтягиваться к компании, центром которой стал Марьясин. Хозяева, конечно, тоже были изрядно на взводе, но, осознавая себя хозяевами, и имея школу общения с людьми различных интеллектуальных и социальных категорий, продолжали держаться на нужном уровне.
- Чтобы никого не обижать, включая комбатов как старших по должности и званию, - с улыбкой сказал Михаил, - давайте все-таки о Штирлице.
- Кончай, старшой, слышали... Осточертел этот мудак... Давай другое... - раздались голоса.
- Во-первых, это новые анекдоты, к тому же из первых, можно сказать рук; во-вторых, у кого есть чувство юмора, тот не заметит повтора, а у кого нет этого чувства, тому ничем не смогу помочь, - театрально развел руками Михаил.
Поскольку никто не хотел считать себя ущербным в отношении юмора, возражений не последовало.
Чтобы не сбивать поднявшееся над недоброжелательностью настроение, Михаил говорил без пауз, сквозь смех теперь уже всего застолья.
- Валяй, старшой.
- Откуда только берешь?
- Мало того, что живем тут во вшах, так и без свежих анекдотов.
Комнату сотрясал веселый смех. Несколько человек уже лежали, отключившись, на кроватях; те, что еще не потеряли сознание, увлекшись общим весельем, отставили выпивку.
- Пока хватит, мужики, дайте отдохнуть, - сказал Михаил. - Теперь предлагаю по очереди выдавать веселые хохмы, кто какие помнит. А пока вы копаетесь в своих мозгах, я пройдусь в адрес своего любимого командира, чтобы впредь знал, как обижать подчиненных. Так вот... Как по-молдавски будет: "Простите, но ваше мнение не совсем совпадает с моим"?.. Ответ: "Эй да!". Теперь валяйте...
- Ну, дает старшой, - забыв о распрях, смеялись офицеры.
- Ты, старший лейтенант, кажется из спецназа МВД. Вот тебе загадки. Что такое менталитет?.. Власть ментов... Как называется вертолет ГАИ?.. Ментокрылый мусоршмит... Почему на новой ментовской форме по две пуговицы на рукаве?.. Чтобы нос рукавом не вытирали... А почему они блестят?.. Так все равно вытирают.
Смех звучал, не стихая. От хохота, дробясь, шарахался в воздухе сигаретный дым.
- Ах так, майор, - крутя от неловкости головой, с улыбкой вступил в перепалку спецназовец. - Тогда слушай. К какой отрасли промышленности относятся военные академии?.. Специалисты утверждают, что к деревообрабатывающей. Потому что принимают дубы, выпускают липу.
Все хохотали. Анекдот понравился, на следующий же день разнесся по гарнизону и приобрел статус крылатого выражения.
- Мир вашему дурдому! - в тон общему настроению донеслось вдруг от двери, где никем не замеченный возник подполковник Жилин.
- О, какая честь! Честь какая! - вскочил Михаил. - Какие настали благословенные времена! Теперь особый отдел не к себе людей тащит, а обслуживает их на дому. Так что особого произошло на фронте освобождения афганского народа от ига проклятого феодализма, товарищ подполковник?
- Ох, доболтаешься ты у меня, Михаил, - покачал годовой Жилин. - Придется все-таки сдать тебя в особый отдел.
Юмор дошел до всех, не окончательно потерявших соображение, поскольку исходил от самого начальника особого отдела.
- О меч аллаха, солнце справедливости, гроза злоумышленников! Не вели казнить! Вели слово молвить! - продолжал весело ерничать Марьясин, подходя к подполковнику с полным стаканом водки. - Выкушайте с нами, свет Семен Иванович! Чтобы на старости лет каждый из нас мог похваляться детям и как легенду рассказывать внукам, что пил с самим начальником особого отдела!
Подполковник с усмешкой посмотрел на него, взял стакан и под любопытными взглядами заметно притихших офицеров без передыху выпил.
- А особисты-то, оказывается, тоже не пальцем деланы! - крикнул кто-то из глубины комнаты.
- Теперь - анекдот, товарищ подполковник, - сказал Михаил. - Чтобы по полной программе.
- Ладно, - ответил Жилин, беря со стола ломтик сала. - Во-первых: говорят, сало есть - ума не надо. Во-вторых, - под веселый гул застолья продолжал он, - имеющий глаза да увидит, имеющий уши да развесит. В-третьих, кто ответит, что лучше: склероз или маразм?.. Не знаете? Так я вам скажу: лучше склероз. Потому что забываешь, что у тебя еще и маразм... И, в-четвертых, - переждав смех, закончил он, - не пора ли кончать ваш шабаш, товарищи офицеры?
- Что вы, Семен Иванович, - просительно произнес Михаил, - еще не вечер.
- В том-то и дело, что у вас тут уже вечер. Анекдоты - бог с ними. А до анекдотов сколько всякой хреновины успели наболтать...
- Как вы узнали? - тараща пьяные глаза, заинтересовался лейтенант-десантник.
- Окно открыто, - сказал подполковник.
Грохнул смех. Жилин нашел взглядом Кондратюка, кивнул в сторону двери:
- Ты мне нужен, капитан.
- Вот так вырывают из наших рядов лучшие кадры, - заявил лейтенант, бывший капитаном. - Как говорится, возлюби ближнего своего, но порох держи сухим.
- Правильно, - прищурившись, ответил Жилин. - А лично тебе я посоветую еще и другое: бойся данайцев, приносящих яйцев.
На улице подполковник подождал Кондратюка. Тот вышел, несколько раз глубоко вдохнул свежий воздух и направился к Жилину, не шатаясь, но шире обычного расставляя ноги.
- Пить умеешь, - одобрительно кивнул Жилин. - Но все равно приказываю протрезветь. Рано утром полетишь в Кабул. Вызывают в разведотдел армии. Теперь вот что. Это вы караван уничтожили?
- Мы. Уже кто-то доложил? - удивился Кондратюк. - Быстро.
- Не так уж и быстро, да и то случайно обнаружили. Численность людей и животных в караване?
- Животных - пятьдесят три, людей - сто десять: семьдесят погонщиков, сорок человек охраны, по нашим выводам - солдаты пакистанской армии.
- Так и есть, - сказал Жилин. - Против этого каравана готовилась серьезная войсковая операция. Теперь надо по быстрому все проверить и отменить операцию.
- Проверяйте, - пожал плечами капитан. - Теперь там безопасно. Тропы больше не существует и духам в том месте делать нечего.
- Безопасно, - передразнил подполковник. - Расхвастался.
- Так я ведь только перед вами, - улыбнулся Игорь.
- Ладно. Передо мной можно. А вообще молодцы. Лихо сработали. И никаких потерь. Ни одного раненого. Лихо воюете, - повторил Жилин.
Обсудить
Часть четвертая
Продолжение
