ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Тананайко Ирина Арлекиновна
Миг

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.18*16  Ваша оценка:
   Оказывается достаточно купить билет на самолет Ташкент-Термез для того чтобы перенестись на 25 лет назад. Как только я вошла в старенький Ан-24 производства "Маде ин СССР", и взглянула на остальных пассажиров, так память услужливо вернула меня во второе августа 1983 года. После восьмилетнего перерыва, прошедшего после моего последнего посещения Термеза, я летела с мамой и сокурсницей на интернатуру в Областной роддом. Городок в то время был пограничный, без пропуска туда не пускали. Обычно, когда мы собирались в гости, бабушка заранее делала нам разрешение. Но в этот раз у нас на руках были документы в Сухандарьинский облздрав на прохождение интернатуры. Каково было мое удивление, когда мы приземлились, что выстроено новое здание аэровокзала. Я четко помнила старенькое одноэтажное здание, в котором просидела три дня, дожидаясь рейса, отмененного по причине ветра-афганца. Как меня тогда раздражал плакат "Летайте самолетами аэрофлота - быстро и удобно". Помните: такая улыбающаяся блондинка в голубой форме стюардессы, в пилоточке. Так она мне нагло три дня и улыбалась, а теперь через восемь лет меня встречало современное здание из стекла и бетона. От старых воспоминаний был маленький горбатенький автобус, ходящий по маршруту "Аэропорт - Фестивальная площадь", а от новых впечатлений - масса военных машин и "море" военных. Все как на подбор молодые, красивые, глаза от такого обилия выбора разбегаются. Но долго смотреть не удается, надо бежать с вещами на автобус.
   В роддоме нас встретили прямо сказать не радостно, у них еще были свежи воспоминания о прошлогодних врачей - интернах, они нас постоянно сравнивали, причем счет был не в нашу пользу. Меня дружненько выбрали "козлом отпущения", в смысле старостой интернов, так как постоянно светиться перед начальством никто не хотел, а у меня был за плечами трехлетний стаж старосты в институте, то есть уже выработан иммунитет на руководство. На те деньги, что платило государство начинающим специалистам, прожить было невозможно, а потому мы все стали искать, где можно подработать. В роддоме нам всем предложили работать сутками за полставки, что нас не воодушевило. Я решила опять обратиться к военной медицине, и мы с Ольгой пошли устраиваться на работу в госпиталь. Начальник госпиталя Савранин Олег Владимирович предложил два варианта: хирургия и инфекция. Ольга, не подрабатывающая в институте и не подрастерявшая еще юношеского идеализма, заикнулась про хирургию, но я твердо отрубила - идем работать в инфекцию. Когда мы шли устраиваться в отдел кадров, она набросилась на меня с упреками, типа я ей мешаю совершать трудовой подвиг:
  -Подвиг, говоришь, ну, ну... Если ты готова закрывать глаза своим сверстникам и пацанам младше тебя на пять лет, если ты готова сопровождать тела этих ребят к их родным - "флаг в руки", никто тебя насильно в инфекцию не тянет.
  -Ты про какие это тела говоришь? Что ты имеешь в виду?
  -Девочка, ты прессу читаешь? У нас страна уже четыре года воюет. За речкой Афган, мы ближайший госпиталь в Союзе, все раненые будут поступать сюда. Все трупы тоже будут поступать сюда. Здесь под боком война, а мы непосредственные теперь в ней участники. Если ты думаешь, что в инфекции тебе будет мало опыта работы, то ошибаешься - сорок капельниц в дежурство, как минимум, я тебе обещаю.
  -А ты - то откуда все это знаешь?
  -Просто последние два года я только этим и занимаюсь, а работа в реанимации как - то сильно способствует убытию "энтузизма" и оптимизма. Так что решай сама..
   Ошарашенная сокурсница согласилась с моим мнением, поверив на слово, но уже через месяц она сама столкнулась со смертью. Устроились мы на работу в августе, а эпидемия гепатита набирает силу в конце сентября, продолжается октябрь, ноябрь, в декабре идет на спад. Так что до середины сентября нам никто не мешал совмещать активно личную и рабочую жизнь. Если Ольга решила выйти замуж за капитана, то моя задача была проще, но и сложнее: заключить фиктивный брак с земляком, чтобы вернуться в Ташкент, как - то, ну неуютно мне было в Термезе. Но это я уже не один раз писала, сейчас я хочу рассказать совсем о другом.
   Когда началась эпидемия, Тарас с Азадом, военные медики, не успевали к нам везти из Хайротона ребят. Машины с больными приезжали каждый день, с одной из таких партий поступил молоденький боец, восемнадцати лет, весенний призыв, в коматозном состоянии. Азад, молодчина, привез его с капельницей в вене. В Термезе инфекционный госпиталь был отделен от других отделений проволочной сеткой, больные лежали в палатках, стоящих на улице. Офицерские палатки - мест на десять и огромные солдатские - на сто и пятьдесят человек. На деревянных настилах ставились койки в два этажа, когда похолодало - там поставили печки, типа буржуек, и дневальный следил за поддержанием огня. Я к чему это подробно рассказываю: не было в инфекции палатки-реанимации, а потому пришлось этого мальчишку поместить в реанимационную палату хирургии и нам, медсестрам, по очереди там дежурить. Хирургические сестры занимались своими пациентами, а мы - им. Правда, нужно было время от времени бегать в отделение и делать там назначения, так как пятьсот человек оставались все равно на твоей совести. Одна медсестра не в состоянии со всем справиться. Потом больных еще больше стало, но в тот момент их всего полтыщи. Поэтому одна медсестра работала в инфекции, а другая сидела в реанимации - хирургии с коматозным мальчиком. Врачи в Термезском госпитале были чудесные, все после Ленинградской военно-медицинской академии, двое суток мы все не отходили от этого парнишки, капали, не переставая и в подключичную вену и в локтевые, и чудо свершилось, на третьи сутки он открыл глаза. На что полковник Темиров - суровый мужик, и у того слезы на глазах выступили, а уж про молодых ординаторов и говорить нечего, вместе с нами медсестрами и плакали и смеялись. Теперь около него оставался дневальный, который отслеживал начало и конец капельницы, его задача была вовремя позвонить медсестре в инфекцию, чтобы мы быстро прибежали и поменяли флаконы с растворами. Привезли его в субботу, а к среде он поднялся сам с кровати, в четверг к нему пустили посетителей, в пятницу на пятиминутке было решено, что в понедельник его переведут в инфекцию, в процедурную палатку. У нас там было десять коек для проведения капельниц для больных средней тяжести, вот и было решено, что он будет там лежать под непрерывным присмотром медсестер. Мы и так все рисковали поиметь внутрибольничную инфекцию, думать боялись, что по его милости можем заразить тяжелораненых ребят. А в обед - к нему пришел "гребанный земеля", из "дедов", отправил салагу-дневального по известному всем адресу, и они распили водку за выздоровление.
   Не могу отрицать, что гепатитники пили водку, причем, когда в Афгане начинало рвать от спиртного, весь контингент знал, что подхватили желтуху, через день человек желтел, но когда дело шло к концу болезни - водка быстро уменьшала печень. Еще в институте меня поразил этот феномен, и я доставала вопросами кафедру инфекционных болезней. Здесь был совсем другой случай: печень у парня была никакая, степень интоксикации тянула свободно на комиссацию из армии. Через пару недель был бы Ташкент, его бы комиссовали и отправили домой. Через полчаса земеля ошарашенный ломанулся в ординаторскую за врачами, хирурги прибежали в реанимационную палату, а паренек валяется на полу в коме. Потом туда сбежалась вся инфекция, мы всю ночь тащили его с того света, а утром в субботу он скончался. Более глупой и нелепой смерти нельзя придумать, именно ее абсурдность угнетала нас, и до сих пор мне не дает покоя этот случай. Ольгу рвало от шока в туалете, это была на ее счету первая смерть пациента, сквозь размазанный макияж она смотрела на меня заплаканными глазами:
  -Я только сейчас поняла, что ты имела ввиду, когда категорически отказалась идти в хирургию...
  -Работы у нас может даже и побольше, только смертей по меньше. Мне их выше крыши хватило в реанимации инфекционного отделения ОВГ -340.
   А вечером, надравшиеся от бессильной злости в стельку, ординаторы устроили шмон по палаткам и там, где нашли водку, метелили солдатушек, и я не могла их осуждать. Ведь у него был такой шанс... и так его бездарно пропить...
   Абсурдность этой истории до сих пор не дает мне покоя, и как только память меня вернула в мое термезское прошлое, она услужливо подсунула мне этот эпизод из моей госпитальной работы.
   Когда я взглянула в иллюминатор, под крылом уже была Сухандарья, справа манило озеро Уч Кызил, а слева виднелась Амударья, Земля за речкой и Мост. Все вроде как двадцать пять лет назад, даже аэропорт тот же, только пусто в нем, а на привокзальной площади дожидаются такси местного "ДСУ"производства. Автобус давно снят с маршрута, зато за пять тысяч сумов вас быстро довезут до города.
   Мы ехали с сестрой в машине, а время убегало все дальше и дальше в семидесятые годы двадцатого столетия. Кишлак Патагиссар всегда был форпостом Российской империи, но ссылали туда всех слишком активных и недовольных. Нас с сестрой ссылали на один летний месяц к бабушке: жара, комары и обязательное таскание воды ведрами - с одной стороны, но веселые ночные поседушки с соседями за игрой в лото, и шикарные дувалы летних кинотеатров, где мы бесплатно смотрели взрослые фильмы, не доступные всем детям до шестнадцати; купание в Саловате, где однажды я чуть не осталась навсегда. В то время в Термезе проживало практически только русскоязычное население, обожающее сажать деревья. В июне нельзя было пройти по тротуару, он был засыпан тутовником, листва этих деревьев создавала спасительную прохладу, пока в девяностых годах по плану городского архитектора в свете Мустакилик не вырубили деревья, посаженные "неверными". Зато сейчас всем верующим в кайф тащиться по голой улице с чахлыми кустиками в самый солнцепек, 60 градусов на солнце. Мы умудрились приехать в самое "мертвое" время, четыре часа дня. Сроду в Термезе с полвторого до полпятого тихий час, народ прячется по домам, но у нас дела и нет другой возможности их выполнить.
   В Термезе самое уникальное кладбище на свете: здесь рядом лежат православные, мусульмане, иудеи, нет деления на зоны чистых и нечистых. Вот православный крест, а вот рядышком мусульманский полумесяц, и никто друг другу не мешает - ни мертвые, ни живые, ухаживающие за мертвыми. Смотритель кладбища Шухрат был предупрежден о нашем приезде, мы быстро решили с ним вопросы, я отдала ему задаток, договорившись о встрече на завтрашний день. А затем отправились на могилы к бабушкам, некому ухаживать за их погостом, все ушли или уехали. А у меня это получается раз полтора года, а то и больше. Жара одуряющая, и хотя мы обмотаны белыми платками как харибки, перед глазами все плывет, мы с трудом добираемся к выходу, и в конце переулка покупаем холодную воду у девочки-узбечки. Этой водой мы умываемся и пьем. Надо где - то перекусить, но на улице нет даже намека на чайхону. Сестра смеется:
  -Здесь вообще можно, где - то поесть?
  -Раньше - да, сейчас - не знаю.
   Просим первого же таксиста отвезти в район Юбилейного, в ресторан "София", когда - то самый респектабельный ресторан города. Сейчас это забегаловка махалинского уровня. Шашлыка нет, есть какая то курица несколько раз обжаренная, и жутко острый соус, зато в наличии отменный зеленый чай. Уже когда мы шли часов в восемь от "Софии" к Цуму, Кэчевской столовой, народ стал вылезать на улицу и открывать кафе, оказывается, жизнь в городе начинается после восьми вечера. Я шла и снимала город, аборигены смотрели на меня как на городскую сумасшедшую. Я понимаю - это маразм, такая жара, от того славного городка, где десять лет кипела жизнь нечего не осталось, на улицах даже нет военных, и, тем не менее память подкинула мне столько забытых воспоминаний, причем в большинстве своем радостных, что я себя чувствовала, несмотря на усталость, счастливой. Я пообещала снять изменившийся город и сняла, и теперь сама получаю удовольствие, рассматривая эти фотографии. Мы ночевали с сестрой у учительницы моего мужа, она настолько устала от своего одиночества, что наш приезд был для нее праздником, к сожалению, в ресторане напротив тоже был праздник, аж до полчетвертого утра. У магазина "Океан" в старом Кэчевском общежитии сейчас кабак, и музыка там играет всю ночь. Господи, в двадцать три года, я тоже четко знала, что жизнь начинается вечером. Наступает время, когда вместо адресов портних и парикмахерских, мы обмениваемся адресами хороших врачей и специалистов по изготовлению надгробных изголовий. Мы вычеркиваем дни рождения и ставим даты смерти для поминания.
   Прослушав бесплатный концерт обширного репертуара с узбекскими, русскими и иностранными песнями, в пять утра мы решили, что глупо просто так валяться, уж лучше мы по прохладе пройдемся пешком до кладбища. Сказано, сделано: тепло распрощавшись со старенькой учительницей, приютившей нас на ночь, мы шли еще по пустынным улицам мимо госпиталя, мимо погранотряда через скотный базар к кладбищу.
   Как ни странно, но в шесть утра оно было весьма оживленным, мы не успевали здороваться с его посетителями. Покрасив кресты на бабушкиных могилках и оградку, я пошла по кладбищу в поисках хауза с водой, чтобы отмыть руки. Исключительно по звуку, определив, где она течет, я вышла к сосняку. Вот еще одна странность: в резко континентальном климате со склонностью к субтропическому, несмотря на недостаток воды, хорошо приживаются сосны. Вот и здесь, на этом пяточке, изредка поливаемом водой, текущей из ржавой трубы, среди надгробий росли сосны.
   Среди простых цементных памятников с мраморной крошкой заметно выделялся роскошный памятник из жутко дорогого черного гранита. Рядом с ним расположились два старика, видимо супруги. Как интересно распоряжается жизнь: близнецы, живущие всю жизнь отдельно друг от друга, становятся разными, а любящие супруги, прожившие жизнь в горе и радости, во здравии и болезнях, к концу жизни похожи друг на друга как самые ближайшие родственники. Вот и эти старички были как два одинаковых пасхальных яичка, у них даже морщинки на лицах были одни и те же. Женщина сидела в деревянной тележке, сколоченной из половых досок, с велосипедными колесами от "Орленка", на старом ватном одеяле. Мужчина придерживал тележку за длинные ручки, пытаясь пристроить ее к дереву, чтобы иметь свободу передвижения. Увидев меня, он насторожился. Чтобы успокоить стариков, я показала свои перемазанные руки:
  -Здравствуйте. Разрешите воспользоваться водой?
  -Господи, да, конечно, вода - то общая. Здравствуйте. А вы здесь к кому, чтото мы вас не видели раньше?
  - Что всех старожил знаете? К сестрам Алмазовым, бабушкам нашим, и к свекрови моей Тананайко Марии Николаевне, приехали могилы подправить.
  -Знаем, знаем, к Вере Алексеевне сыночек наш в садик ходил, это ведь возле бани.
  -Да, я сама летом к бабушке в садик ходила.
  -А Марья Николаевна, известный в городе мастер была, вот у Нюрочки до сих пор пальто, ее сшитое, лежит.
  -Простите, а что жена ваша не разговаривает? Что - то она молчит, в нашем разговоре не участвует?
  -Ой, деточка, разговаривать - то она разговаривает, да только с сыночком нашим, остальных не слышит и не видит. Видишь, какой памятник мы Мишеньке поставили, это еще здесь советская власть была. Я тогда начальником на автобазе был, в Ташкенте месяц делали, потом мои ребята машиной сюда доставили, всей автоколонной мне помогали. Я тогда около его могилы двадцать сосен посадил, по количеству его возраста. Ходил, поливал вместе с Нюрочкой, она тогда еще ходила. Надюшка, невеста Мишенькина тоже мне помогала. Прижились деревца, в рост вдарились. Видишь, какие красавицы. А год назад, какие то мерзавцы взяли ночью и срубили пару деревьев, мы утром с женой пришли, а здесь такой вандализм, вот у нее ноги и отнялись. Пришлось мне самому срочно тележку лепить из подручных средств, сами знаете, с деревом здесь плохо, вот доски с пола из зала оторвал, все равно мы только спальней и кухней пользуемся. В зал и Мишенькину комнату мы не заходим. Из зала я мебель и ковры давно продал, он все равно пустой стоит, а у сыночка все как при его жизни было, телевизор я из зала в спальню перенес, когда - никогда смотрю новости. А колеса мне сосед отдал, от сына велосипед остался, сам - то сын вырос, в Россию уехал. В сарае, который год велосипед подростковый пылился, вот он мне и подарил. Хотел его отблагодарить, я ведь понимаю, это на сегодняшний день деньги и не маленькие. Он меня послал, говорит, что уж совсем в нас, дядя Саша, человеческого не осталось, считай это я Мишке, своему крестнику, подарок сделал. Вот так дочка, есть и хорошие люди, не всех денежные проблемы в скотов превратили. Ты не подумай, что совсем досок нет, у меня во дворе тоже сосны росли, так я их спилил, мне Анвар из них гробы сколотил. Смерть сейчас очень дорогое удовольствие, место у нас есть рядом с сыночком, домовины тоже уже есть, я в них все смертное собрал. Только б Господь Нюрочку раньше меня прибрал, она ведь без меня не сможет. Да, мы с Шухратом, с сыном кладбищенского смотрителя должны были снова саженцы посадить вместо срубленных, он мне обещал, да только у него отец умер, он его должность принял, забот прибавилось, некогда ему. Зато мерзавцев, он этих шуганул, из мелкашки по ним пульнул, перестали на кладбище деревья спиливать.
   Старичок перестал вытирать памятник (во время нашего разговора под пристальным взглядом жены он мыл гранит, а я отчищала руки от краски) и гордо отступил в сторону, позволяя полюбоваться обелиском. Я подошла ближе: на черном фоне был выбит улыбающийся парень в десантной форме, в лихо надетом берете, внизу фамилия, имя, отчество и даты рождения - даты смерти (1962-1982гг). Господи, опять Афган, просто преследует меня.
  -В Афгане погиб?
  -Нет, Бог миловал. Вернулся живой, здоровый, с Наденькой заявление подал в загс, завтра свадьба, во дворе столы стояли на сто пятьдесят человек. Он вечером с ней решил к Мосту проехать, поклониться, что живым и здоровым его Афган отпустил, а на обратной дороге к Рашидовской даче подъехать, цветов у садовника купить. Они там строго следят за розарием, чуть цветок увядать начинает, срезают, и продают желающим. Вот они с охапкой цветов ехали, когда этот алкоголик на Камазе выскочил на перекресток. Меня милиция вызвала, к этому времени Наденьку увезли в больницу, она жива осталась. А Мишенька сразу умер, перелом шейных позвонков, мотоцикл в сторону отлетел, а он как специально на этой груде роз лежал. Мы с ними его и хоронили, сто пятьдесят человек сели за столы его поминать, а Нюрочка умом тронулась, все порывалась "Горько" кричать. Неправильно это когда дети уходят раньше родителей, страшно...
   Я поклонилась могиле и старикам, оставшимся в вечном карауле у могилы сына. Вот еще одна абсолютно абсурдная смерть: выбраться из Афгана и погибнуть в Союзе... Когда я рассчитывалась с Шухратом, дала деньги на посадку деревьев на могиле у свекрови и попросила за стариков, пусть возьмет саженцев на их долю. Мы разломали пирог с персиками и разложили с сестрой на могилах всех близких, поклонились и ушли, не зная, когда попадем сюда в следующий раз.
   Время у нас до отлета еще оставалось, и я решила сфотографировать гостиницу, в которой живут миротворцы. Она находится рядом с Навбахором, в свое время самым демократическим рестораном, не сфотографировать его я не могла. Подошла ближе и остолбенела, все в мраморе и пальмах. Официанты, завидев меня с фотоаппаратом, стали зазывать во внутрь. Есть не хотелось, а вот от кофе в прохладе не отказалась бы, нас заверили, что оно в наличие имеется. Мы зашли и обалдели: старого зала моей молодости не было в помине, огромная кондиционированная зала с современной английской мебелью, плазменными телевизорами и вышколенными официантами. Да, моя память может спокойно уйти на покой: это другая страна, другие законы, другие люди. Единственно, что напоминает о моей Родине, о молодости - Термезское кладбище... Впрочем, что такое жизнь - миг между прошлым и будущим. Но к сожалению на Страшном Суде именно этот миг будут пристально рассматривать, именно по нему будут судить нашу жизнь, наши поступки, ведь другого нам не дано. Нам остается уповать только на то, что Всевышний простит наши прегрешения вольные и невольные, и не предаст наши души забвению...
   .
  
  
   Август 2007 года Термез
  
  
  
  
Оценка: 8.18*16  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023