ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Тананайко Ирина Арлекиновна
Чудеса случаются...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.86*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Стоящим у последней черты - молитва, идущая от сердца доходит до Господа.


   Посвящается моей любимой мамочке.
  
  
  
  
  
   Век компъютерных технологий сделал нас всех прагматиками. Страшнее всего, что прагматиками стали наши дети. Они ждут праздников с практической целью: получить очередное материальное благо - конкретный подарок. Их уже не интересует Дедушка Мороз и Снегурочка, просто по жизни им гораздо понятнее Скрудж Макдак, Супермен, Человек-Паук. Я не говорю о новогодних праздниках в школах, меня случайно занесло в детский сад на утренник: костюмов Снежинок не было, не говоря уже о том, что у Деда Мороза не было привычных помощников: белочек, зайчиков. Всех успешно заменили американские персонажи мультфильмов. Прошел Новый год, такой светлый праздник. У населения, кроме обострения хронических панкреохолециститов, в памяти застряло только похмелье. А где же радость ожидания, предвкушения праздника, ощущения чуда?! Нет, понятно, что ученые не оставили практически никаких загадок, в конце концов, англичане подтвердили, что действительно существует сглаз и порча, при этом зубцы на энцефалограмме выстраиваются совершенно определенным порядком. Но становится страшно жить, страшно за славян: мало того, что вымираем - индекс смертности который год превышает индекс рождаемости, так ведь и деградируем. Подменяем нашу славянскую душевность западным прагматизмом. А ведь каждый день мы встречаемся с чудом, но настолько наши души очерствели, что мы спокойно проходим мимо. Кто больше меня встречается в жизни с чудесами? Весь мой опыт врача акушер-гинеколога не помогает мне объяснить чудо рождения. Нет, я знаю всю теорию, я сама сто раз рассказывала студентам, но все равно невозможно понять, как из ничего рождается человек. Это чудо Господь милостиво нам показывает каждый день, каждую минуту, а мы не благодарим его за это. Да, мы стали ходить в церковь, но и там у нас ко всему практический подход. И только когда смерть заглядывает нам в лицо, вот тогда мы действительно вспоминаем о Боге.
   Первый раз смерть мне показалась в три года и запомнилась ярким замечательным событием. Я не помню бабушку и как ее хоронили, но я помню тот день: из детского сада меня забирала крестная, она подарила мне японский бумажный зонтик от солнца. Детская память избирательна, она запоминает только то, что ей интересно. Я помню отдельные эпизоды из своего возраста 1-2 лет: бабушкину клетчатую юбку, хотя мама говорила, что это было платье, ноги по щиколотку в пыли, в обалденной среднеазиатской пыли, похожей на мельчайшую пудру, и щель под воротами, через которую я возвращалась домой. А еще я помню уши ишака, а по бокам - корзины с белыми среднеазиатскими грибами и тюльпанами, занесенными ныне в Красную книгу. По весне дед брал меня в степь, и мы занимались "бизнесом": собирали грибы и тюльпаны на продажу. Мне было полтора года, но я помню эти корзины и нашего осла. Потом воспоминания стерты, видимо, много ярких событий перегрузили мозг. Но я помню похороны соседей, когда мы с подружками испуганной стайкой прокрадывались в эти квартиры и с любопытством разглядывали гроб с покойником. Это было что-то из разряда страшилок: полумрак, свечи и таинственный шепот.
   А потом я забыла, что есть на свете смерть, она обходила меня стороной до того момента, когда я на пятом курсе пошла подрабатывать в госпиталь. Сначала я хоронила и прощалась с друзьями в письмах. 1982 год решил меня познакомить с этой дамой поближе: 6 октября убивают по неизвестной до сих пор причине моего дядьку, маминого брата. А 25 ноября попадает под поезд мамин отец, это первые сознательные потери очень близких людей в мирное время, но я не хоронила их, так как была в это время на сборе хлопка. Зато судьба решила, что она меня долго ограждала от этого события, что меня надо поближе познакомить с этим знаменательным событием в жизни человека. В судьбе каждого человека присутствует только два важных события: рождение и смерть, все остальное - суета сует. Меня перевели на работу медсестрой интенсивной палаты - миниреанимации. Работа мерзкая от бессилия: ты не отходишь от человека сутки, нескончаемые капельницы, инъекции, а он все равно уходит, а другой оживает, и ты понимаешь, что все знания медицины здесь бесполезны. Ты закрываешь глаза совсем молодым ребятам, почти мальчикам, подписываешь кучу каких - то глупых бумаг и сопровождаешь тело на каталке до последнего приюта в этом госпитале - в морг. Не помогают ни водка, ни сигареты, ты чувствуешь себя последней бесполезной тварью. Я помню свое новогоднее дежурство в ОВГ - 340, когда мы пришли отдать последнюю рапортичку в этом году в приемное отделение. Провожаем дневную медсестру, желаем ей здоровья, счастья, поскорей увидеться с сыном ( он у нее служит в ДРА, весной дембель). Она смеется, зачитывает от него поздравительную открытку и уходит счастливая в ночь, а сменившая ее ночная дежурная медсестра заливается плачем. У нее истерика, мы с напарницей Дилей не можем привести ее в чувство, затем сквозь всхлипы и сжатые зубы она произносит:
   -Тетя Раечка пошла пить за сыночка, а он у нас в морге со вчерашнего дня, не захотели говорить ей на праздник...
   Я уехала из Ташкента сначала в Термез, там я тоже хоронила своих пациентов, только я никогда не сопровождала гробы к родственникам, я отказалась смотреть в глаза матерям категорически, вплоть до увольнения. Меня не могли заставить: официально я была студенткой, работа в госпиталях всегда была по совместительству. Выбор профессии, видимо, был сделан под влиянием того, что мне хотелось возместить родами те потери, что мне пришлось пережить, у каждого врача - свое кладбище. Затем я вышла замуж и уехала далеко от родных мест, и мне не пришлось хоронить своих многочисленных престарелых родственников, их смерть шла через призму телефонных сообщений. Новый 1992 год я не отмечаю шампанским, так как 29 декабря умирает моя вторая родная бабушка, мать отца. Я не лечу на похороны, так как хожу беременная вторым ребенком, я теряю сознание от этого известия, и провожу праздники в постели. Все последующие месяцы до родов я регулярно теряю сознание на несколько минут в это время: ни я сама, ни мои коллеги ничего не могут понять. Заведующая с радостью отправляет меня в декрет раньше времени, так как ужасно боится моей беременности. Когда я улетаю на роды в Ташкент, она облегченно вздыхает, в благополучном исходе моих родов заведующая сомневается. Зато врач Тапоичевской женской консультации г. Ташкента смотрит на меня как на врага народа: зачем я вообще заявилась на ее участок. Врачебной солидарностью тут и не пахнет. Естественно, я не смогла не съехидничать:
   -Хочу умереть на родине...
   У нее вытягивается лицо, но ответить она мне не может, так как может заработать выговор, а то и лишиться диплома. Рожаю под Пасху, ребенок - копия умершей бабушки.
   Возвращаюсь в Одессу и, как все, пытаюсь выжить, занимаюсь бизнесом, и старая знакомая обходит меня стороной, но в глубине души я знаю: за такое милостивое отношение мне придется платить по большому счету. Летом 2000 года умирает свекровь, но лететь на похороны бесполезно, ее хоронят в тот же день: Термез, жара 60 градусов. Опять меня Бог бережет, у меня ведь свой крест, свое испытание.
   В тот день была чудесная погода, мы с подругой гуляли вдоль моря, потом зашли к ней на чай, она попросила кинуть карты, и я ведь ей сказала, что будет авария, что в ближайшие месяцы она будет заниматься сыном друга, точно видим пылинку у других, а у себя бревно - нет ума заметить. Ведь Бог посылал мне знаки: младший сын потерял сознание в школе от головной боли, а я и не усомнилась в приезде старшего, перекинула его приезд на мужа. Он тоже не хотел сына пускать в дорогу, но с другой стороны: праздник смеха, друзья едут, а он останется. Даже когда позвонили, что авария, что все живы, но он ударился сильнее других, у меня не возникло мысли, что все так плохо. Я чувствовала на расстоянии любые их ухудшения здоровья, в тот день мой материнский инстинкт отсутствовал напрочь: действительно, хочет Господь наказать, лишает разума. Мы выехали, но при приближении к месту аварии наша скорость снижалась: стоял такой густой туман, что дороги не было видно, мы ехали со скоростью 20 километров в час, если бы нас не ждал сын, мы бы остановились. Я показывала мужу дорогу и молилась не переставая. Я не допускала мысли, почему он не перезвонил мне сам: мой сыночек, моя кровиночка, мамина надежда и опора. Мне упорно не хотелось думать о плохом, хотя перед глазами он стоял с перевязанной головой. Мы приехали в ЦРБ буквально после того, как их доставила туда скорая. Он лежал на столе в рентгенкабинете еще в своей одежде, одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он в коме. Я оставила там мужа и пошла к главврачу, она не скрывала:
   -Если хотите спасти, увозите в Одессу...
   Три часа разговоров по мобилкам, чтобы найти нейрохирурга, анестезиолога и реанимационную машину с аппаратом искусственного дыхания, спасибо друзьям, иногда деньги ничего не решают. Муж сидит окаменевший около палаты, сына перевели туда, уже капают. Я сажусь около кровати, глажу его руку и молюсь, тупо ожидая, когда приедет машина. Время от времени выхожу в коридор, чтобы взглянуть на мужа и на друга, который был за рулем. У него тоже черепно-мозговая травма, открытая. Но он в шоке, и не хочет идти к врачу, я отвожу его к доктору и прошу им заняться. Потом опять тупо жду. Наконец в пять утра приезжает скорая. Саша, спаси тебя Бог, благодаря таким, как ты, мне не всегда стыдно, что я врач. Он не мусолит ситуацию, прямо в лоб рубит правду - матку: я киваю головой и подписываю все бумаги, что я понимаю всю серьезность ситуации, и к медикам не будет никакой претензии. Мы все выносим вместе носилки в машину и выясняется, что там нет одеяла. Мой мальчик лежит на голых носилках, раздетый, а ЦРБ не может дать старое вонючее изношенное одеяло, чтобы укрыть его. Муж дает им сто долларов, но у них инвентаризация, мы снимаем с ним куртки и укутываем сына. Мы едем за скорой, я опять молюсь и даю различные обеты, если мы его довезем живым до города. Нас ждут в двух больницах, но мы едем туда, куда ближе, даже 7 километров имеют значение для моего мальчика. Томограф нас уже ждет, Саша читает мне диагноз и, наверное, думает, что мой диплом куплен, потому что я задаю совсем не врачебные вопросы. Я слышала диагноз, я знаю, что это такое, но это не может быть с моим сыном. Все звонят, приносят соболезнования, я резко прекращаю разговоры, это не ко мне, у нас с сыном все будет хорошо, я держусь на людях, меня не пускают к нему в реанимацию, и только реву дома на груди у мужа. А ночью я тянусь душой в реанимацию и разговариваю с душой сына, мысленно глажу ее:
   -Сыночек, мама с тобой, возьми все мои силы...
   И опять молюсь. Утром мы мчимся в реанимацию, покупаем торбы с лекарствами и я сую деньги коллегам, которые не хотят их у меня брать. Потом чудо: он очнулся, меня пускают к нему, он узнает меня, но ничего не помнит. Я ухожу окрыленная, мчусь в церковь, а в голове одна мысль, почему я его видела с перевязанной головой. Вечером опять звонок. Саша:
   -Ира, не пугайтесь, сын жив, но вы должны приехать.
   Мы опять мчимся по ночной Одессе в 11 ГКБ, опять молюсь, опять обеты. Нас уже ждут, срочно нужна операция, начался отек мозга. Я звоню подруге, и та бросается ко мне через весь город. Мы сидим втроем у дверей операционной, молимся, я отвечаю невпопад, вздрагиваю от любого шороха. И только когда выходит Саша и улыбается, начинаем с подругой рыдать, муж уходит на улицу.
   7 апреля, Благовещенье, у меня воистину благая весть, сын пришел в себя после операции, завтра обещают перевести в нейрохирургию. Муж, далекий от медицины, наивно думает: раз пришел в себя, жизнь вернется на круги своя, я же понимаю, что это, возможно, первый шаг на долгом пути. Ночуем дома, мой младший, избалованный ребенок в один миг стал взрослым, горе очень быстро взрослит и старит, сидит со мной и обнимает меня за плечи:
   -Я же говорил тебе, что все будет хорошо.
   Действительно, с того дня, когда на его неокрепшие двенадцатилетние плечи свалилось известие о несчастье со старшим братом, он в одиночку нес груз страха за брата и полубезумную мать, в те краткие моменты моего появления дома он упорно мне твердил:
   -Я знаю, все будет хорошо.
   Мы стоим у дверей реанимации, моего мальчика переносят в палату нейрохирургии, он лежит на носилках с перевязанной головой, как я его и видела. В те дни, я поняла, что, несмотря на катаклизмы в нашей жизни, золотой телец не поработил людей. Добрых, честных, отзывчивых гораздо больше, чем плохих. Знакомые боялись звонить мне, врачи прятали от меня глаза, но они все предлагали нам помощь: и материальную, и физическую ( предлагали мне сидеть с сыном, как будто я могла оставить того, кого мне вернули). В те дни мне предлагали помощь совсем малознакомые люди: предводитель дворянства - князь Ракоци -Цицак с женой обещали поддержку парапсихологов из Одессы и Москвы, тренер по цигун Ира проводила тренинги, чтобы я держалась, мне позвонила заведующая "Космеи" и предложила денег. Я им всем искренне благодарна, я могу только молиться об их здравии и благополучии. Мы не говорили моим родителям и свекру, пока сына не перевели в нейрохирургию, но моя сестра на коленях отстаивала молебны и звонила мне из Ташкента каждый день на мобильный. Мои кумовья взяли на себя заботу о младшем сыне, забрали крестника к себе, дай им Бог всего, чего хочется. У моей подруги умирал муж от рака мочевого пузыря, но все семь дней нейрохирургии она везла нам еду из города на Слободку, Лева сам благословлял ее в дорогу. На смертном одре он переживал за моего сына. В тот день, когда мой мальчик очнулся, Любаня отрезала свои шикарные длинные волосы, она тоже давала обет. Так неужели мое спасибо может выразить то, что чувствует мое сердце. Начальник отправил моего мужа в командировку в Москву на переговоры, я даже не могу сказать, что я чувствовала в тот момент, но Господь лучше знает, что делает. Мужчины рождены для подвигов и битв, служение выхаживания - это почетная обязанность и право женщин. Наверное, если бы он остался, я бы имела еще одного больного в кардиологии, а так нам никто не мешал возвращать сына к жизни. Не дай Бог такой ситуации даже врагу, но если такое происходит, пусть на вашем пути вам будут помогать настоящие доктора, которые не прячутся за протоколами и инструкциями, Саша разрешил все нетрадиционные методы лечения:
   -Я не уверен, помогут ли они вашему сыну, но вам будет явно легче.
   Тогда он общался только с моей подругой, меня к действительности возвращали лишь фразы, сказанные приказным тоном. Смогу ли я когда- нибудь отплатить таким же добром Наташе, врачу скенер-терапевту, которая в один миг из просто знакомой стала очень близким человеком, она приезжала каждый день в нейрохирургию, работала с легкими сына и моим позвоночником, она была с нами все это время. Скенер, гомеопатия, парапсихолог Николай - это не единственное, чем я ей обязана за те дни. Мощная моральная и духовная поддержка, если бы все люди в белых халатах были на нее похожи. Пусть за все благо, принесенное ею в мою семью, Господь пошлет ей только здравие и благополучие. Я благодарна парапсихологу Арсену за его мощную поддержку во время операции.
   Но у меня не хватает слов в отношении самой близкой подруги, все слова кажутся мелкими и неискренними. Все считают, что нет женской дружбы. О мужской дружбе сложены легенды, сказания, саги. Я говорю - есть женская дружба, и стоит она дорого. Мариша молча пришла к нам с сыном в нейрохирургию и вышла вместе с нами лишь через семь суток. Только мы с ней знаем, что мы пережили за 168 часов. Мальчики-афганцы поступали ко мне в реанимацию безличными, это уже потом у них появлялась биография. А это мой первенец, которого я знаю с его первой минуты. Его бред сводил меня с ума, Мариша выпроваживала меня в эти минуты из палаты, его сознание плыло в нереальности. Выбивала из действительности не физическая нагрузка, мы честно с ней делали вид, что спим на свободной койке. Хуже было осознание, что мыслями он не с нами, он выплывал из своих галлюцинаций на считанные минуты и опять проваливался в небытие.
   Я не знаю, что люди читали на моем лице в те дни, я никого не помню, но, видимо, что - то очень ужасное, если ко мне сочувствием проникся даже один блатной. Ревела я только в коридоре, в палату заходила с улыбкой. В то время в нейрохирургии находился на лечении какой - то "крутой", у его одиночной палаты постоянно дежурили охранники, типичные качки. Шкафообразные, бритоголовые, с прижатыми ушами боксеров, с цепурой на шее. Они менялись каждый день, на четвертый день нашего пребывания там один из них подсел к Марише на подоконник, где она курила сигарету:
   -Слышь, мамаша то как убивается, что, мальцу кранты?
   -Да нет, уже получше, но просто до полного выздоровления еще долго, нужна будет еще операция.
   -А что лепилы говорят? Может нужно чего, не стесняйся, я с пацанами тему перетру. Козлов много ходит, отморозкам башка ни к чему. У меня в прошлом году братана на стрелке зацепило, мы лепиле башку притащили, чтобы, если чего, заменил.
   -Как это башку притащили?
   -Да, в кульке, не метишись. Если надо, подсуетимся, базара нет. Мочи нет глядеть, как мамаша убивается...
   Так что и блатные у нас тоже не без понятия. Мариша с трудом убедила его, что мы обойдемся собственными силами, что ситуация под контролем. А Саша начал на нас злиться:
   -Хватит нянчиться, надо его поднимать, пока лежит, легкие вентилируются плохо, в мозг поступает мало кислорода, вот он и бредит.
   Ладно, директива получена: на руках сажаем в коляску и везем по коридору, поддерживая, чтобы не сполз. К вечеру грузим его на свои плечи и тащим в вертикальном положении опять по коридору. Действительно, меньше заговаривается. В субботу прилетает муж, настроение у него поднимается: как говорят в Одессе, между тем, каким мы сына привезли из реанимации, и сегодняшним днем - две большие разницы. Мы прогуливаем его по коридору на своих плечах, делаем очередную томограмму и я упрашиваю Сашу отпустить нас домой. Он дает добро, я беру последние инструкции:
   -Саша, насчет того, что колоть и какие давать таблетки, я поняла. А где у нас есть реабилитационные центры для больных с такой травмой?
   -Нигде.
   -Но, может, в Киеве, Москве, Германии, у меня везде есть друзья.
   -Я же сказал, нигде.
   -Хорошо, но можно будет его на море или на дачу вывезти...
   Смотрит на меня, как на дуру, очередной раз сомневаясь в легитимности моего диплома. Хорошо, Мариша приезжает каждый день и делает с ним лечебную физкультуру, каждый день приходит Наташа и скенерит, каждый день приезжает врач-мануальщик, бывший альпинист, Валерий Юрьевич. Каждый день муж после работы гуляет с ним, день ото дня совершая прогулки на все большие расстояния. Через месяц едем к Саше на осмотр, сын сам поднимается по крутой лестнице на второй этаж нейрохирургии. У Саши огромные глаза, не веря себе, проверяет все его рефлексы. Я не выдерживаю:
   -Ну, что?
   -По пятибалльной системе - восемь баллов.
   -Нам можно на море?
   - Можно, только не нырять.
   Муж с сыном спускаются вниз, он мне подает нашу выписку, я начинаю читать и терять сознание. Саша пугается:
   -Что, не надо было отдавать? Но она же вам будет нужна...
   -Спасибо, что не отдал сразу, а только через месяц, иначе весь мой врачебный опыт опустил бы мне руки, и сегодняшнего результата не было. Он будет громко говорить, слышать запахи?
   -Скорей всего, что нет. Во время аварии повреждена голосовая связка, она обычно не восстанавливается. И обоняние к нему не вернется.
   Мы уходим опять на месяц, а при следующей встрече мой ребенок здоровается с ним нормальным голосом. Саша неверяще смотрит на меня:
   -Ира, вам пора создавать самой собственную реабилитационную клинику.
   -Нет, мне бы одного пациента поднять.
   Потом Саша скажет Марише:
   -Когда я говорил, что его надо поднимать, я не думал, что вы это поймете буквально!
   -Нет, доктор, сказали ходить - значит никаких аллегорий.
   То-то я удивлялась, когда, пытаясь найти сыну невропатолога, натыкалась на следующую фразу: "Приходите месяца через три - четыре, когда начнет ходить". А на мои заверения, что он уже давно ходит, бросали трубку телефона.
   И все это время со мной Маринино плечо, ну какие здесь могут найтись слова всей моей благодарности: что бы я ни сказала, они не передадут всего, что я чувствую. Прости, подруга, мое косноязычие. Я только заказала Настоятелю Спиридоновского храма, едущему на Кофру благодарственный молебен всем нам: "Пусть нас минует такая ноша, пусть беда не заглянет в наш дом, пусть наши близкие будут всегда здоровы, пусть Господь раскинет над нами свои руки и не допустит никакого несчастья. Аминь". Я так рада, что вы у меня есть. Мне хотелось бы написать для тебя, Мариша, стихи или книгу, но трудно писать о том, кто тебе дорог. Я при жизни мамы не смогла написать ей ничего, потому что очень любила. Мамочка, как они переживали с отцом, что не могут прилететь и помочь, но отпустили сестру, чтобы она дала мне передых перед второй операцией. Танюша, с тобой мой мальчик увидел снова море. Несмотря на свой артроз, на подгибающие ноги, ты прилетела за 4000 километров, чтобы дать своей младшей сестренке глоток воздуха перед следующим нырком в омут. Я подарила тебе песню, и мы обе знаем, что мы у друг друга есть. Именно, тогда, во время второй операции, я впервые написала стихи, они далеки от совершенства, но писались от души. Я смеюсь, у меня гражданская позиция в рифмах, а у младшего сына, действительно, стихи. Мамочка, мужественная женщина, ты дождалась, когда любимый внук придет в себя после второй операции и когда мы поедим с ним после аварии на первую сессию, только после этого ты отошла в иной мир. Царство тебе Небесное.
   Когда ребенок был в реанимации, я просила Бога взять мою жизнь, только чтобы он жил, чтобы только дети были живы. Бог рассудил по- своему: ушли бабушка с дедушкой. Ему виднее, но на свои 45 лет я получила самый шикарный подарок: жизнь своего ребенка. Я самая счастливая женщина на земле, и я счастлива вдвойне, так как я врач и понимаю, что вопреки всем заверениям, чудес не бывает, я теперь твердо знаю - бывают.
   Пусть дети хулиганят, пусть нас за них вызывают в школы, пусть они учатся, как хотят, главное, чтобы они были живы и здоровы. Самое большое счастье - зайти в их комнату и услышать ровное дыхание.
   Господи Иисусе Христе буди милость Твоя на детях наших...
  
  
  
  
   Одесса, январь 2007 г.

Оценка: 6.86*10  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018