Аннотация: Фрагмент из трилогии "Всему свое время"
То, что Лина распределилась после окончания института в Термез, было досадной случайностью. Она очень не хотела уезжать из любимого города, но в Ташкент распределяли только замужних, родящих, кормящих и сирот. Ни в одну из этих категорий Линка не входила, единственный выход - быть поближе к дому, попасть в Ташкентскую область. В Бостанлыкском районе Ташкентской области проживала ее тетка - то есть и дом, и присмотр за девочкой. Через знакомых родители вышли на референта министра здравоохранения Чазова, то есть все по взрослому, и уже в узбекском министерстве было договорено, что ее распределят в Бостанлык.
Утро распределения выдалось солнечным и не предвещало ничего плохого, Линка навела "боевую раскраску", влезла в джинсы, как сосиска в целлофановую обертку и поспешила в институт. Распределение проводится в большом актовом зале ректората, там ставят столы буквой "П", в центре усаживается наше институтское начальство, а по бокам - "купцы", приехавшие за товаром, представители облздравов. Пока "торги" не начались, заведующие облздравов предпочитают походить по "приемнику", где в ожидании своей участи скапливаются студенты. Линку подвела прическа, из ее шикарного сооружения на голове полетели шпильки, она нагнулась за ними, а когда разогнулась, то была раздета до последней нитки на теле, правда, пока глазами. На нее, не отрываясь, смотрел какой - то недобитый басмач из Кашкадарьи. Его маленькие бегающие глазки, затерявшиеся в складках лицевого сала, похотливо осматривали будущую жертву, от волнения, он даже забыл русский язык:
-Чаройли кизимка, ах-вах-вах...Едем Кашкадарья, через год облроддом - главный врач есть...
" Ага, сплю и вижу, как исполняю обязанности главного врача в постели этого феодала". Нет, советская власть в Узбекистане была, точно была, но до областей, особенно расположенных в Голодной степи, как - то она не докатилась. Так что если этот бай ее сейчас на распределение заберет, то сексуальное рабство на пару лет ей обеспечено железно, и родители ничем не помогут. Настроение у Линки на нуле, глаза в слезах, подруги успокаивают, но в ситуации "секут" не хуже нее, а потому понимают, что спасти ее может чудо. Линка очень надеялась, что тетка из министерства уже в зале. Да, распределяют по специальностям и сегодня день гинекологов, почему ей заведующий облздравом сразу и должность главврача роддома предложил. Линку вызывают в числе первых, так как фамилия на букву "А" начинается.
Входит в зал и начинает искать глазами знакомую, в упор не видит, зато наблюдает, как этот курдюк сала бочком, бочком к ректору продвигается. У нее все поджилки затряслись, и когда ректор поинтересовался:
-Ну, и где бы вы хотели работать?
-В Сурхандарье, в Термезе, - выдала она дрожащим голосом, разбудив своим ответом всю комиссию. Такого "энтузизма" от молодежи никто не ожидал. Линка же решила, тетки в зале нет, скажет - Бостанлык, решат, что слишком жирно будет, и сбагрят ее кандидатуру этому суркашу, а так как Сурхандарья самая отдаленная область, дальше нее только Каракалпакская автономия, чего бы туда европейку не сослать, причем та сама вызвалась. Единственно, ректор уточнил из любопытства:
-А почему туда, вы же родом из Ташкента?
-У меня там с 1942 года родная бабушка проживает.
-Тогда вы распределяетесь на интернатуру в областной роддом города Термеза, а потом на три года преподавателем акушерства-гинекологии в Термезское медучилище.
Вся ее жизнь на ближайшие годы была решена, потом родители выяснили, что дама заболела и прислала своего помощника, который был готов убить Линку прямо в актовом зале, но судьба уже распорядилась по -своему.
Хотя Термез является областным центром Сурхандарьи, он ничего общего на тот момент с Узбекистаном не имел. Закрытый городок, куда пускали только по спецпропускам, местное население на 70 % состояло из приезжих офицеров, уроженцев Украины и России. Оставшиеся 30% - тоже славяне, оставшиеся после срочной службы или сбежавшие из российских и украинских колхозов, и где-то 4-5% из них было коренным населением. Так обстояли дела до ДРА, затем через город постоянно начала осуществляться переброска грузов, техники и людей. Жизнь в городке забурлила. Культурная жизнь была представлена областным драмтеатром, где шли постановки на узбекском языке, пара кинотеатров, основной репертуар которых составляли индийские фильмы, и рестораны. Летом еще работала танцплощадка в парке Горького, в районе вокзала разбили еще один парк. Но в то время он представлял собой большую территорию земли с чахлыми деревцами, колесом обозрения, грязным хаузом и чайхоной. Это сейчас там аквапарк и луна-парк, а тогда там было все очень запущено. Ресторанов в городе было несколько: командировочные в ДРА веселились, в основном, в Сурхане, там долгое время пускали еще с оружием, а вот на въезде в город все боеприпасы изымались, после того как в парке Горького была устроена перестрелка с бросанием боевых гранат. Комендатура строго следила за этим. "София" была респектабельным заведением, а "Навбахор" отличался демократичностью. Поэтому из всех вышеперечисленных культурных заведений города народ выбирал именно этот ресторан.
Линке с подругой, он тоже очень нравился: близко от дома и оркестр классный. На интернатуре, когда у них были проблемы с деньгами, и они подрабатывали в госпитале, их туда часто приглашали выписывающиеся офицеры. А вот когда она пошла работать в медучилище, зарплата у нее стала хорошая, но и работы прибавилось. Линку не учили преподавать, а тем более на узбекском языке. Она выросла в Ташкенте, где все говорили на русском: в школе, в институте, везде. Учитель узбекского языка на своем уроке читал им Джека Лондона. Откуда она его могла знать, даже вывески тоже были на русском. В Термезском медучилище группы медсестер были представлены европейцами, а акушерские, причем одна из них - Линкина, кураторская, только из "националов", приехавших из забытых Аллахом аулов. Единственный язык, который они знали, узбекский, учебники на узбекском, а преподаватель - русский, читающий лекции на русском. Театр абсурда.
Месяц они с ними промучались, потом студентов забрали на хлопок, а Линка села за изучение узбекского медицинского языка: выписала узбекские слова, в скобках к ним латынь, а затем уже перевела на русский. Вобщем, когда дети приступили к занятиям, она была во всеоружии, единственно, они потеряли очень много времени, и приходилось догонять за счет дополнительных пар. Лина уходила к восьми утра и возвращалась в восемь - девять вечера, ее с детьми встречали родители и провожали до дома. А еще у нее были обязательные дежурства в роддоме, в эти дни пары были только до полпятого, а к пяти вечера она бежала на ночное дежурство, на следующий день, если не воскресенье, мчалась опять в медучилище. Деньги в тот период Лина зарабатывала огромадные: триста в медучилище плюс двести шло на книжку и где-то сто пятьдесят рублей ей платили в роддоме. На тот момент она была весьма богатенькой "Буратиной", правда, падала от усталости. Визит ее сестры был для них с бабушкой приятной неожиданностью, нет, они где-то надеялись, ведь ей был выписан пропуск, но это ничего не значило, она могла и не приехать. Хотелось порадовать сестрицу походом в ресторан, она тоже, как и Лиина, любила танцевать. Но существовали определенные правила: если ты заявишься в ресторан девичьей компанией, народ решит, что пришли "снимать клиентов", это вам не столица. Значит, нужен был кавалер. Линка дала задание Ольге найти "свадебного генерала", а сама заступила на полуторасуточную вахту: медучилище-роддом-медучилище.
В ту ночь женщины как с цепи сорвались: все стремились родить именно сегодня, в родзале были заняты все три стола, одна пристраивалась родить на кушетке приемного отделения. Все акушерки и нянечки вместе с тремя врачами были заняты. На дежурство назначаются три врача: Лина как самая младшая шла вторым дежурантом, первым записали ее непосредственное начальство из медучилища - Миру Ароновну (по профессии она акушер-гинеколог, а по должности - завуч), возглавляла их главный дежурант Вера Моисеевна, врач "от Бога". В двенадцать ночи в гинекологию привезли женщину с внематочной, они ушли туда на операцию, оставив Линку в родзале штопать и зашивать родовые разрывы. Не успели закончить с внематочной, поступила с разрывом кисты, они, не размываясь, пошли на вторую операцию, а у Лины в родзале продолжали рожать дальше, без не учета ее малого акушерского стажа. Потом одна "апа" родила прямо на койке в предродовой, после чего у нее началось кровотечение, и Линке пришлось идти на ручное отделение последа. Что сказать: когда в пять утра они встретились в ординаторской, то все трое напоминали вампирш - осунувшиеся, бледнющие и все в крови. До семи утра требовалось записать все истории, педагоги на пятиминутку не оставались, а Вере обо всех доложить надо. В семь утра после бодрящей чашки черного кофе с коньяком они поспешили на занятия. В это время со стороны района Юбилейного в ту же сторону пошла толпа спешащих на службу офицеров. Оглядывая оценивающе парочку со стороны, понимающе хмыкали и усмехались. Нет, понятно, что можно было о них подумать: еле передвигающие ногами, охающие и держащиеся за поясницу потрепанные тетки в семь утра, идущие из района проживания военных. Но на тот момент чувство юмора у Линки "сдохло" где-то в часов пять утра, попробовали бы всю ночь простоять, согнувшись на рожающей женщиной, вам йога легкой разминкой покажется. На шестой ухмылке накалу ее злости могла позавидовать королевская кобра, прерванная на спаривании в момент брачного сезона. Кульминацией их похода стала встреча с бабкиной соседкой, тетей Аней, известной сплетницей. Сделать вид, что Лина ее в упор не видит и не поздороваться она не могла, дурацкое восточное воспитание, а как только поздоровалась - нос старой пьяницы вычислил запах коньяка, все, приехали - разборка с бабулей ей обеспечена. Мира, взглянув на ее перекошенное лицо, разразилась смехом:
-Линочка, успокойся, а то ядом сейчас поперхнешься.
-Нет, ну за что такое счастье? Всю ночь нас "имели" в роддоме, между прочим, их жены и родственницы, а утром нас полгорода за проституток приняло.
-Лин, ты мне льстишь.
Студентам в тот день не повезло, они у нее долго это дежурство потом отрабатывали. К шести вечера, когда она добралась до дома, то нарвалась на скандал с бабушкой. Ну, как же: внучка Веры Алексеевны, пьяная под утро из домов военных шла, ах, какой пассаж! Стервы бабы, и только, можно подумать, они не знают, что она акушер - гинеколог, дежурящий в месяц семь или восемь раз. Ведь сами, заразы, к ней бегают, да если Лина только откроет рот насчет их анализов, мало не покажется. Знают, гадины, что ей этика врачебная не позволит их мужей просветить, ну, ничего, им еще не раз к ней обращаться, они вспомнят этот утренний вояж. Сестра, видя, что Линка сейчас взорвется, быстренько вмешивается и говорит бабушке все то, что она и сама прекрасно знает, просто ей обидно, что о внучке так плохо говорят. Линке эта бодяга по барабану, а бабуля, проработавшая сорок лет заведующей детсадом и являющаяся депутатом горсовета, переживает. Единственный плюс из всего этого, что от злости она проснулась и готова бодренько прошествовать к месту "разврата", где у входа в "Навбахор" их ожидает Ольга с Астамуром, следователем из военной прокуратуры. Он ни разу не обманул их надежд, на халяву поужинать всегда соглашается. Но сегодня за всех платит Лина: сестра - ее, и она пригласила.
В "Навбахоре" два зала - в малом обычно сидят местные богатенькие, а в большом гуляют все остальные. Большой зал состоит из двух помещений, соединенных буквой "г", на стыке располагается оркестр, перед ним - площадка для танцев, вокруг которой стоят столики. Они прошли в дальнее помещение, чтобы не видеть всех входящих. Линкин организм обладает интересным свойством: если она очень злая, то может выпить много, не пьянея. А потом, сколько бы она ни выпила, голова у нее продолжает соображать, закалка мединститута. В этот вечер водка ее не брала, они быстро распили пару бутылок, пока не начались танцы. Лина вообще - то в красавицах не числилась, но как говорила Раневская, "бываю иногда чертовски привлекательна...", вот и у нее, когда начинала танцевать, образуется вокруг хоровод кавалеров. Ферромоны, что ли в большом количестве выделяются? К десяти вечера она перетанцевала со всем рестораном: с командировочным из Ташкента они порадовали присутствующих танго, с майором из крепости от души провальсировали, "Уч-кудук", "Улица..", "Семь сорок." и прочее Лина вообще не считала, за весь вечер она не пропустила ни одной мелодии. И пока Лина танцевала, она постоянно чувствовала на себе чей - то взгляд. Около самой эстрады гуляла компания погранцов, так вот один из этой компании, капитан пограничной службы, не отрывал от нее глаз. Линка его почему заметила: он почти копия Мишки Терехова, хирурга из 16 горбольницы города Ташкента. Просто двойник, она даже сначала подумала, что это он, но потом лишь по форме поняла, что это не так. В одиннадцать ресторан закрывается, они стали собираться домой, ее компания удалилась в туалетные комнаты освежиться, Лина, надев плащ, причесывалась перед зеркалом.
-Добрый вечер, вы позволите выразить свое восхищение, вы прекрасно танцуете, - за ее спиной возник капитан.
-А что вам мешало танцевать, у вас ведь было такое желание?
-Ранение в ногу, я вчера из Душанбинского госпиталя вернулся, мы сегодня мое повышение обмывали и мое благополучное восстановление.
-Простите, ради Бога, не хотела вас обидеть.., - пытается извиниться, ведь видела, что он, прихрамывая, подходил к ней.
-За что вас извинять, вы не знали и к моему ранению отношения не имеете, а "духов" я прощать не собираюсь. И вообще, я не об этом хотел с вами поговорить. Я сегодня в ресторане не мог к вам подойти, а мне очень хочется с вами пообщаться, давайте поедем, посидим где-нибудь.
-Извините, но я не одна...
-Я видел, приглашаю всю вашу компанию, мои "Жигули" около магазина ветеранов стоят.
Подошедшим друзьям объясняет ситуацию, все согласны еще посидеть, время детское. Это она самая усталая по идее, но пока держится, да и если честно, заинтересовал ее этот капитан неизвестно почему. Они усаживаются в "шестерку" и едут в бар на железнодорожном вокзале, после одиннадцати вечера в городе открыт только он. Ба, знакомые все лица. Весь гуляющий контингент "Навбахора" плавно переместился в этот барчик. Линкины земляки, упустившие ее из своего поля зрения в ресторане, пытаются наверстать время. Предлагают ей прямо сейчас ехать домой, в Ташкент. Ага, голубая мечта самоубийцы: через перевал с пьяными мужиками за рулем и несанкционированным изнасилованием... Мягко пытается объяснить незадачливым кавалерам, что поехать не может, так как с утра на работу, да и здесь она со своей компанией. Без толку, как об стенку горох. Володе, капитану, в конце концов, надоедает это слушать, и он начинает объяснять по - своему: начинается драка. Астамур подключается, в результате в ней начинают участвовать все сидящие в баре. Благоразумная сестра тащит Линку за шкиряк на улицу. Со стороны вокзала спешит патруль погранцов для выяснения обстановки. Увидев свое вышестоящее начальство, оказывают посильную помощь, в результате чего весь контингент бара препровожден в отделение милиции. К сожалению, в помещении после "махаловки" сидеть не на чем. Владимир обескураживающе пожимает плечами "ну, так вышло". Линке в голову забредает гениальная мысль, которую она спешит внедрить в жизнь:
-Володя, а ты случайно не знаешь тех пограничников, что осуществляют охрану моста?
-Случайно знаю, этим моя часть занимается, меня и ранили в тех местах, а что, ты там еще не была на экскурсии? - пытается ехидничать.
-Знаешь, я второй год в Термезе, но туда не пускают просто любопытствующих. Сам подумай: кто нас на границу пустит?
Ольга хохочет:
-На границу нас не приглашали, а вот по пьяни звали в Хайратон прокатиться в домовинах, это было...
Володя и сестра переглядываются:
-Вы чего, серьезно?
-Ой, я вас прошу, "не смотрите вы так", это же сколько водки надо, чтобы верующий человек живым в гроб лег? - смеется Ольга.
-Ну, предложил человек в порыве пьяного угара, так я, что, энциклопедический словарь, чтоб все запоминать. Да и кто знает, может, это была проверка на "вшивость" со стороны нашего любимого комитета безопасности. А на границе не была и сестра не была...
Капитан аристократически стукает сапогами:
-Ладно, в баре посидеть не пришлось, поедем на экскурсию. Любой каприз дамы...
Сестра заканчивает:
-...оборачивается для кавалера головной болью.
Решение принято, офицеры идут в бар за шампанским, Лина пытается заплатить, но нарывается на насмешливый взгляд Владимира:
-Гусары денег не берут...
Сразу от вокзала они сворачивают в сторону пятого микрорайона и через него выскакивают на трассу, ведущую в аэропорт, только туда - влево, а едут вправо. На КПП они поворачивают налево, проезжают освещенный мебельный магазин, дальше - по темноте, кишлаки не освещаются. На пригорке огни и музыка, это в "Сурхане" продолжается веселье, опять неосвещенные аулы, затем хлопковые поля, проезжают Рашидовскую дачу (первого секретаря ЦК КПСС Узбекистана), зачем она ему в этой глухомани - вопрос интересный, но политический. Выезжают к первому контрольному посту, Володя выходит, о чем - то разговаривает с постовым, а затем начинает объезжать границу по кругу, оставляя мост справа. Наконец они останавливаются на вершине берега Амударьи, вниз идет крутой спуск.
Картина потрясающая: мягкое темно-фиолетовое небо с ярчайшими звездами, прямо бархат, расшитый жемчугом. Огромная полная луна, отражающаяся в водах Амударьи, лениво озирает свои ночные владения. Лунная дорожка по воде соединяет два берега: наш, принадлежащий Союзу Советских Социалистических Республик, и чужой, афганский, на котором почему-то льется кровь наших мальчиков. Мост, выстроенный из металлических конструкций, освещается и охраняется с обеих сторон, за ним виднеются огни Контракта, базы, где проживают наши специалисты, работающие в Афганистане. А напротив них располагается база Хайратон, тоже освещенная мощными прожекторами. Там какая - то суета и стрельба, девчонки встревоженно смотрят на мужчин, те смеются:
-Ничего страшного, мужики к двадцать третьему февраля готовятся.
Ага, мужики готовятся, а они, что, не офицеры, тоже, славу Богу лейтенанты медицинской службы Советской Армии. Начинают открывать шампанское, устраивают "салют наций". Фужеров нет, пьют все из бутылок. Володя отходит немного в сторону от шумной компании и садится на каком-то пригорочке, в темноте не видно - то ли камни, то ли пни. Линка берет бутылку шампанского, идет к "экскурсоводy". Неудобно, привез мужик, напоил и сидит в одиночестве.
-Ты чего грустишь? Жалеешь уже, что ввязался в эту авантюру?
Капитан отрицательно качает головой, расстегивает шинель и приглашающе хлопает рукой рядом с собой:
-Не жалею, но ты, по - моему, уже устала. Ты всегда такая энергичная? Я за тобой в ресторане наблюдал: пьешь и танцуешь, мужик бы уже свалился.
-Я такая, только когда злая, - отвечает Линка, присаживаясь на шинель, чтобы не испачкать плащ.
-А что случилось? Кто тебя разозлил?
Странно, но ей легко с ним беседовать, такое впечатление, что они знакомы много лет. Она, не стесняясь, рассказывает ему все свои полтора суток.
-Успокойся. Знаешь, люди всегда видят только то, что хотят видеть. Твою соседку злит, что ее молодость уже прошла, а у тебя все впереди, но уже и сейчас ты многого добилась. Мужики шли и злились, что ты шла не от них, так легче успокоить себя, что отдаешься за деньги, а им такие не нужны. Так что не бери в голову...
-Тебе хорошо говорить, а мне обидно, ведь люди даже подумать не хотят, что элементарно для секса у меня нет времени.
-Говоришь, люди не хотят думать, не замечают очевидного... Хорошо, а что ты сейчас видишь?
Он резко разворачивает Лину за плечи к реке:
-Амударью вижу, Афган вижу, Хайротон вижу. А что ты видишь, что - то другое?
- Ты хоть задумалась, сколько лет этой реке? Ведь она видела войска Александра Македонского, сколько эллинов нашло в ней свой последний приют. Ее воды были покрыты трупами воинов Чингис-хана, Батыя, Тамерлана. Реке все равно кого баюкать и опускать на дно. Амударья пережила столько империй, их расцвет и их гибель. Ты это видишь, когда смотришь на нее? Ты видишь только то, что хочешь увидеть. Вот ответ на твои проблемы.
Явно нетипичный военный.
-А откуда у нас такие исторические факты?
-Я из семьи потомственных военных. Когда - то мой прадед охранял рубежи Российской империи в кишлаке Паттагиссар, потом мой дед гонял банды басмачей, пытающих перейти Амударью, охраняя рубежи уже империи пролетариата. Теперь моя очередь видеть крах империи зла. Колосс на глиняных ногах.
-О, значит, даже так. А ты чего тогда здесь мучаешься, под пули подставляешься? Таким умным всегда работа на радиостанции "Голос Америки" найдется.
Лучшая ее антиалкогольная защита - это злость. Протрезвела Лина в пару минут. Взвилась с места, как стрелка.
- Наивная девочка, а как же честь, присяга? Я кадровый офицер, я буду держаться до конца.
-Так, значит, вы у нас такие белые и пушистые, ваше высокоблагородие, а все остальные плебс? Вы им отказываете в понимании таких высоких слов? Этим мальчикам за рекой не дано прочувствовать, что такое долг и присяга. Они не понимают, что следующая пуля, возможно их? Ты думаешь, что гуляющие офицеры в ресторане не знают, что это "пир во время чумы"? Они гуляют так, как прощаются с жизнью. Знаешь, пока я не столкнулась с Афганом в госпиталях, я относилась к ним так же, как мои соотечественники. Весь Союз знаком с этой проблемой только так как ее освещают средства массовой информации, то есть никак, если лично к ним в дом не доставили гроб с телом воина-интернационалиста. А в Ташкенте ребята ведут себя ужасно: двери ресторана открывают ногами, танцуют на столах, сигареты зажигают горящей пачкой денег. Им улыбаются, обслуживают, угождают, но ведь это Восток, за ничего не значащими улыбками скрывается неуважение и презрительное отношение. Кому понравится, что гость ведет себя, как свинья? Я так же к ним относилась, пока не начала работать в госпитале и вытаскивать их с того света. И теперь я понимаю, это не они себя так ведут, это мандраж нормального человека перед смертью. Я преклоняюсь перед их мужеством, это настоящие мужчины, знающие непонаслышке о чести и долге, выполняющие трудную мужскую работу. Ты думаешь, боевые офицеры, посылающие ребят на смерть, не понимают абсурдных приказов маразматиков из Генерального штаба? Прекрасно они все понимают, но им так стыдно, чтобы не нарушать присягу, они добровольно ищут смерти, только чтобы выжил молодняк. Моя наивность скончалась с моим первым пациентом, которому я закрыла навечно глаза.
-Да уж, непростой девочкой ты оказалась...
-Ой, забыла, ваше благородие, вы ведь из потомственных, значит, вероисповедания православного будете?
-Ну, допустим.
-Что ж вы заповеди нарушаете, гордыня - первый смертный грех в христианстве.
Капитан закашлялся:
-Уела... А ты откуда, комсомолочка, заповеди знаешь?
-А мы из грамотных, барин, книжки читаем. И что Амударья - древняя река, слышали. Даже название старое знаю - Окс, звалась во времена Александра. Да и в церковь с 1982 года захожу, свечки павшим воинам, своим друзьям, за упокой поставить.
- Не боишься, значит...
- Бояться боюсь, но больше я боюсь того, что ребята на меня там обидятся, я им жизнью и дипломом обязана. Самый большой недостаток в человеке, по моему мнению - это неблагодарность.
Владимир хмыкнул:
-А какое же самое главное достоинство?
-Верность. Верность - родным, семье, друзьям, любимому, Отчизне... Возможно, я старомодна, но это мое жизненное кредо. Если я впускаю в свою жизнь человека, то это практически навсегда, ни расстояния, ни время, ни пол не имеют значения. Он потеряется для меня, если только сам этого захочет.
-Говоришь, верность. А что же в ресторане всех мужиков перебаламутила?
-Никого я не баламутила, они меня на танцы сами приглашали. Авансов я никаких никому не давала, ты же видел, как я землякам объясняла, что они неправы. А потом, я незамужем, любимого пока нет, девушка свободная.
-Интересное у нас кино получается, "я не я и лошадь не моя". Я тебя сразу в ресторане заметил: такая сила от тебя била, такая раскованность, когда ты танцевала. Дай автомат - стрелять пойдешь, дай знамя - на баррикады бросишься.
Линка от этих слов аж закашлялась:
-Ага, Аппассионария Сурхандарьинского разлива...
-Ты своей родословной не интересовалась, каких кровей будешь?
-Не знаю, барин, мама родом из Самарской губернии, а папа - из Нелидово. Правда, отцовская тетка говорила, что-то про польских шляхтичей в роду, обожающих азартные игры. Но родная бабушка твердит, что у сестрицы на старости лет маразм прогрессирует, никаких дворян в роду нет и не было.
-Страхуется старушка, ты же при возможности проверь теткину версию. И, может, ты опять присядешь, а то скоро упадешь от усталости.
Лина как от злости подскочила, так и продолжала бегать по поляне, не особо мешая остальной компании веселиться. Оценив его совет, решила присесть на шинель, потому что ноги уже гудели, как она утром на работу пойдет - неясно.
-Домой надо выдвигаться. Ты собеседник, конечно, интересный, но афганцев ты своей речью сильно обидел, а они мне за эти три года как родные стали.
-Они тебе, а ты - им? Сама рассказывала, как утром на тебя смотрели. Ты думаешь: эти интернационалисты в тебе видят что - то другое, чем просто красивое тело. Сама говоришь, что они жить торопятся: зачем им твоя душа, мысли? Они тоже не дураки, понимают, что пройдет время, ты замуж выйдешь, забудешь всю эту патетику в семейных буднях. Поэтому надо воспользоваться сегодняшним шансом. А через двадцать лет никто не вспомнит ни эту бестолковую войну, ни твоих мальчиков, в первую очередь - ты сама.
Лучше бы он этого не говорил, потому что где - то в глубине души Линка подозревала, что так может быть. Как же мы не любим, когда нас уличают в чем - то нехорошем и гаденьком - точно сегодня не ее сутки, давно она так не злилась.
-Все экскурсия закончилась, едем домой. " Цигель, цигель, алюлю потом", - опять соскочила Линка с шинели, бросаясь к друзьям и сестре.
Капитан обалденными глазами смотрел, как компания в пять минут собралась и сидела у него в автомобиле. Стоять "тополем на Плющихе" вроде несолидно, да и не с руки, он молча сел за руль, и они поехали обратно в Термез. Высадили Ольгу с Астамуром на Наримановской и поехали на Фрунзе. Сестра поблагодарила Владимира за прогулку:
-Я подожду тебя на скамейке около подъезда, - сказала это уже Линке.
От экскурсии осталось что-то невысказанное, недосказанное, тишина салона давила на сердце.
-Мы еще встретимся?
-Зачем, ты ведь женат и даже дети, наверное, есть.
-Ты с чего такие выводы сделала?
-Нянчишься ты весь вечер со мной как человек, привыкший о ком-то заботиться. По статистике, в твоем возрасте и звании это ребенок и жена, а не родители или другие родственники.
-Психолог, а если это даже и так, то что меняется в наших с тобой отношениях?
-Все. Я не завела роман с женатым, но любимым человеком, так зачем мне лишние неприятности из-за отношений с тобой?
-Красиво ты мне ответила, что как мужчина тебе я неинтересен. Зачем же ты поехала со мной?
-Ты хотел пообщаться, чем-то я тебя задела. У меня же твой вид вызвал стойкие воспоминания из прошлого, связанные с одним человеком...
-Ты любила его? - ревниво осведомляется он у Линки.
Господи, какие мужики собственники, "мы странно встретились, и странно разойдемся...", знакомы от силы пару часов, она дает ему отставку, а он уже ревнует Линку к ее прошлому, до которого, по идее, ему нет никакого дела.
-Нет, миловал Господь, скорее здесь глупый страх и смех. Непонятно: зачем нас судьба свела на один вечер, но если тебе жаль времени и денег, я возмещу тебе и ящик шампанского, и бензин, а насчет времени - извини.
-Кровь дает о себе знать, не удержалась, чтобы не унизить.
-В мыслях не было, просто многие на вашем месте, ваше высокоблагородие, взяли бы деньги. Я же не люблю быть должна. Прощай...
-Лучше до свидания, чем судьба не шутит?
Возможно, Лина должна была чувствовать себя виноватой, но она слишком устала, а потому без всяких угрызений совести заснула моментально.
Через 21 год после той экскурсии Лина оказалась 15 февраля в Термезе. Было очень жарко, уже по дороге из аэропорта она начала снимать с себя пальто, чтобы не выглядеть смешной, народ разгуливал в майках с коротким рукавом. Ни у крепости, ни на аллее Славы, где есть обелиск, посвященный афганцам, Лина Алексеевна не увидела митингов, зато там лежали свежие гвоздики с траурными лентами. Те же гвоздики она увидела на кладбище, на могилах афганцев, тоже положила цветы. Может быть, она приехала поздно, и была какая-то официальная часть. Не знаю, не хочется быть предвзятой, но в Термезской церкви в тот день служили молебен по павшим в бою воинам-интернационалистам. Народу было немного, в основном старики, не уехавшие на новое местожительство, а у порога церкви стояли с испитыми лицами два инвалида: один без ноги, другой без кисти правой руки. Пьяные в умотину, они слушали пение псалмов, и слезы катились у них по щекам. И хоть подавать нищим надо, когда идешь в храм, а не наоборот, Лина Алексеевна дала им сумы на бутылку, получив в ответ хриплое, каркающее: "Спасибо, сестренка".
Она в эти дни и так ревела, не переставая, но этой фразы хватило, чтобы у нее началась истерика. Подхваченная под локотки отцом и мужней теткой, они поехали из церкви поминать всех покинувших нас. Ей на ум пришла та экскурсия: что ж капитан оказался прав во всех своих пророчествах? Развалилась империя, закончилась война с ненужными жертвами, и об этом никто, кроме афганцев и их близких, не вспоминает? Грустно, господа!
Господи, вразуми нас, неблагодарных, не умеющих отделить зерна от плевел, не желающих учиться на собственных ошибках, извлекать уроки из происшедшего. Господи, не оставь своей милостью слепых, озари нам путь Светом своим, не дай превратиться в Иванов безродных...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023