ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Тарасов Владимир Степанович
Воспоминания Старого Солдата

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.21*127  Ваша оценка:



ВОСПОМИНАНИЯ СТАРОГО СОЛДАТА

   Владимир Тарасов
  
  
   []
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВОСПОМИНАНИЯ СТАРОГО СОЛДАТА
  

Абсолютный и не редактированный Самиздат.

  
  
  
  
  
  
  
   Узнав немного о компьютере и методом "научного тыка" познакомившись с клавишами, научившись "нырять" в Интернет, вдруг обнаружил много интересного. Натолкнулся на воспоминания сослуживца по Афганистану, Александра Тумахи. Он служил в третьем батальоне, в наших "весёлых" Бараках.
   Заболев этой темой, решил сам попробовать написать о некоторых событиях своего прошлого. Конечно, это абсолютно личное видение событий и людей разных периодов моей службы, в некогда "несокрушимой и легендарной". Естественно, что наиболее яркие мои воспоминания связанны со службой в Афганистане.
   Дочь Ольга, закончив в этом году Питерский Университет Культуры и Искусства, прочитала черновик и заключила, что это написано "для тех, кто в теме и... очень мало лирики".
   Согласен! Так оно и должно быть.
  
   Только для тех, "кто в теме".
  
  
  
   "Если нам прикажут сдать экзамен по китайскому языку, мы не будем спрашивать, - где взять учебники и словари, мы спросим: "Где и когда?" (из блокнота "курсанта-кировца").
  
  
  
  
  
  
  

Я знаю, он жесток и сир, на горло наступив Пророку,

   Нас пережёвывает мир, на откуп отданный пороку.
   Как люди к памяти глухи, при помощи интриг и своден,
   Венчают лаврами грехи, а Подвиг, - беден и безроден.
  
  
  
  
  
  
  
   ВОСПОМИНАНИЯ СТАРОГО СОЛДАТА

   Вымысел.
   Любые совпадения фамилий и событий - случайность.
  
   Жизнь пролетает быстрее, чем хочется, а когда тебе уже за пятьдесят, то становится мало просто помнить самому, появляется желание поделиться хотя бы теми воспоминаниями, которые памятны, которые вяжут с людьми, прожившими отрезок военной жизни рядом.
   Прошу читателя не быть очень уж строгим к грамматике и стилю и, если не нравится, просто выброси и забудь про эти "сюжеты".
  
   "Как я попал в ВДВ".
  
   ГСВГ. Гарнизон Цейтхайн, на юго-востоке Восточной Германии. Обыкновенный лейтенант в мотострелковой роте, со своими недостатками и возможными положительными качествами. Рядом со мной служили хорошие офицеры, в меру своих способностей вбивали в мою молодую лейтенантскую голову военную науку, исходя из лозунга: "Забудь, чему тебя учили в училище, начинай учиться служить". Мне все четыре года в училище приходилось "работать "художником-оформителем". Как следствие, в голове осели в целом достаточно общие военные знания, хотя Госы сдал на 4 и 5.
  


   []
   В компании "художников" 8 роты. Хлеб, Ломак, Харузин.

   Поэтому и учиться "по новому" было не сложно. Груз глубоких знаний не отягощал. Учился у старших коллег. Сегодня добрым словом вспоминаю офицеров: Зюзева, Терещенко, Вдовина, Паскова, Циссельского. Особенно мне нравился замполит батальона, его прозвали "Геббельс". Фамилию его не помню, но это был грамотнейший офицер-воспитатель, боевой устав он знал лучше командиров, а в вопросах влияния на коллектив, ему просто не было равных.
   Зимой 80-го года, личная жизнь пошла на перекос, начал тихонечко баловаться пивком с киршом, начиная с обеда, с продолжением вечером в квартирке, под колёсиком на цепях, со свечами и популярную музыку тех времён.


  
   []
  

1978 год. 302 МСП. Мой первый механик-водитель Терехов и первое БТУ.

  
   Так было жалко себя несчастного и брошенного, не любимого и позабытого. А тут ещё и отец прислал большую вырезку из "Советского экрана", - о моём однофамильце из очень популярного до сих пор - "Зоны особого внимания". Смотри, мол, сын, какие люди есть в отечестве нашем... Этот портрет Бориса Галкина со мной пропутешествовал лет пятнадцать, он был титульным листом на тетради с конспектами по боевой подготовке. Я немного поработал с ним,"отредактировал" (добавил усы), и мы стали внешне, даже очень похожими...
   Через много лет, 2 августа 2004 года, встретившись с Борисом Галкиным в парке Культуры в Москве, я рассказал ему об этой истории, что он имеет самое непосредственное отношение к моей службе, к тому, как распорядилась судьба. Так что спасибо и ему и Волонтиру за образы, созданные в кино о ВДВ ...
   "Увлечение" лёгким алкоголем продолжалось. Наступили выходные дни Первомая. В наряды меня ставить перестали, ввиду наличия некоторого "выхлопа", и как следствие, - друзья-товарищи стали относиться соответственно, держались от меня в сторонке, тихонько матюкая. На шум застолий появился нюх, а значит, и стопы направлял туда, даже если давали понять, что это не моя компания. Так я и попал на застолье офицеров другого батальона.
   Посидели, выпили, вышли на перекур на лестничную площадку, где мужики со мной проводят беседу "о любви, дружбе и войсковом товариществе", с выводом, что мне уже пора идти "бабасеньки".
   На что я, конечно же, не был готов. Один из офицеров, старше меня по должности и званию, стал меня "ровнять", я почти согласился покинуть их стройные ряды, повернулся уходить и тут услышал звук, который говорил мне, что кого-то ударили. Через несколько секунд, я почему-то уже почувствовал, что это ударили не кого-то, а именно меня, несчастного, с чем я был категорически не согласен. Началась заварушка. Офицеры меня схватили и прижали к стене, да так плотно, что я мог только слегка вертеть головой. Вижу смутно, в двойном изображении, что тот офицер, ударивший меня сзади, движется ко мне с намерением испортить "фэйс".
   "Отпустите,- кричу, - он сейчас съездит мне в голову..." Но, они не видят, что у них за спиной, держат здорово, не шелохнёшься. Вижу, как летит кулак в "роговое отверстие", и всё что смог, - слегка повернуть голову, удар пришёлся в левую бровь, дурная кровь брызнула красивым фонтаном... Всё! Закончили! Сказал всем спасибо за гостеприимство и отправился к себе домой.
   Наступило утро. Тревожный подход и взгляд в зеркало. На меня смотрело соответствующее лицо с хорошо видимыми следами бурного возлияния накануне с фингалом. Здорово! Класс! Вот это утро! Я высказал "себе любимому" много-много соответствующих "комплиментов" и грустную перспективу предстоящих разборов полётов, так как стало известно, что тому начальнику я "въехал" слишком сильно и повредил челюсть, точнее золотой мостик, а был он сыном большого начальника в Вюнсдорфе (штабе ГСВГ).
   Ну что же, думаю, на этом фоне и 24 часа, возможно, не худший выход. Часов с десяти утра в двери стучатся разные посыльные и я, конечно, двери не открываю (меня ведь нет дома), но наблюдаю за всеми сквозь занавеску. Ба! Витя Харузин, корешок по училищу приехал в гости! Он увидел "картину Репина "Приплыли", сходил в магазин, принёс бутылочку винца, сидим, ведём разговоры, он меня "воспитывает", стыдит, добивает вместо политических работников. Приходит взводный из роты, Серёга Волков, главная новость, - завтра меня ждёт полный "кирдык". Ничего не скажешь, хороший денёк начинается, а то ли ещё будет завтра...
   Товарищ по училищу часа через три уехал. Больше Виктора Харузина, своего однокашника, я не встречал, потерялись мы как-то.
   Вечером стало легче, похмелье отпустило, мысли чёрные давят хуже бетона. Отгладил форму, надраил сапоги, и все что можно привести в соответствие с нормой для молодого лейтенанта.
   Завтра утром построение полка, и я уже представляю картину, - плац, полк, оркестр, вдоль строя идёт замкомполка - Столяр (мы встречались с ним позже, в Риге, в 90 -м году). Он опрашивает комбатов, - все ли на месте, слегка откинув голову назад и вправо, встречает командира полка докладом.., офицеры двадцать шагов вперёд.., лейтенант... выйти из строя ... и так далее.
   "Утро красит нежным цветом..."
   Солнышко светило в окно, через которое вижу, как подразделения выстраиваются на плацу, появилась наша рота, надеваю очки на глазки и выхожу из своего убежища, надёжно скрывавшего меня он начальства. Как побитая собака подхожу к строю с тыла. Никто не здоровается со мной, наверно "боятся" себя скомпрометировать этим знакомством, мало ли что могут подумать, мы ведь не такие, мы все хорошие, это он конченый идиот, "алкаш не строевой". Столяр идёт вдоль строя, опрашивает комбатов, его взгляд скользит по лицам, я ловлю его секундную задержку на своих очках, "въезжаю", что ему всё со мной известно и более чем предельно ясно и понятно...
   "Полк, ровня-а-а-йсь! Отставить!" Его подзывает к себе "кэп" и что-то говорит. Рядом с командиром полка группа неизвестных старших офицеров, есть несколько в "лётной" форме...
   "Политребята,- думаю, по мою душеньку..." Столяр командует: "Офицеры, двадцать шагов вперёд, шагом, - марш!" Барабанная дробь. В голове рождается сюжет об отсечении головы стрельцу.
   Эх, мать честная, пронеси Боже! Ну, поехали...
   Командир полка: "Товарищи офицеры! Прежде чем мы подведём итоги прошедших праздников, перед вами выступит командир десантно-штурмовой бригады, подполковник Швец..." Смысл его двухминутного выступления, - в ГСВГ, из города Ош, прибыла бригада, 111-й парашютно-десантный полк, группа войск взяла один батальон в Форстцину, сформировав ОДШБ, а для восстановления численности бригады набирают офицеров-добровольцев и солдат четвёртого периода. "Кто желает служить в элите, - прославленных воздушно-десантных войсках, - выйти из строя и подойти за трибуну..."
   Если бы спросили: "Кто желает полететь на Марс и высадиться без скафандра во славу русского оружия?",- это был бы я. Куда угодно, только из строя, в этом сейчас моё спасение. Нас вышло человек семь, через пять минут посадили в автобус и повезли в Ризу на медкомиссию... За окнами автобуса гремел маршем полковой оркестр, а я покидал навсегда, свой родной, 302 - ой полк.
   На комиссию приехало человек пятьдесят со всех частей армии.
   Пропустили троих, - меня, Волкова Серёгу и ещё одного, не помню фамилию. В полку выдали предписание, и мы уехали в Коттбус.
   Мой замполит батальона, капитан Циссельский, грамотный и весёлый офицер, хохотал, когда узнал, как я соскочил с гильотины.
   Приезжаем в бригаду. Дежурный по бригаде, ст. л -нт Денисов, - начальник штаба батальона, оповещает нас, что мол, принято решение, - офицеров из пехоты не брать, а ждать выпуска из "РВ Два КуКу", а нам, зайти в отдел кадров, отметить предписания и убыть обратно в свою часть... В глазах потемнело, - ведь это "полный звиздец"! Как это мы вдруг стали не нужны? Оба кореша даже не огорчились, а я впал в ступор...
   Ну, уж нет, думаю, обратной дороги для меня нет. Они отметили свои предписания и, попрощавшись со мной (не надолго, как они считали), уехали на вокзал. Я подошёл к дежурному и понимая, что он сейчас тут власть, заявил ему, что, мол, пока меня не зачислят в бригаду, в ВДВ, о которых я мечтал всю жизнь, я буду сидеть на ступеньках штаба, пусть даже ночевать...
   Моё просиживание на ступеньках, с отрывом для выполнения воинского приветствия (отдание чести,- называлось), продлилось до смены дежурного, ст. лейтенанта Денисова. В течении дня мы проговорили с ним часа четыре, а под конец смены, часов в шесть вечера, он уговорил комбрига зачислить меня к нему в батальон, в восьмую роту к Кузнецову Владимиру Александровичу. Меня отдали приказом по бригаде, и начался новый этап в моей жизни.
   Надеюсь, что мой начальник штаба батальона, Александр Денисов, не пожалел о сделанном им выборе. Утром подхожу к казарме, у входа "на насесте" сидят офицеры. Все старшие лейтенанты... Один из них встаёт и: "О! Нашего полку прибыло!", делает пару шагов мне на встречу, протягивает руку: "Давай знакомиться!" Я протягиваю ладонь, он её пожимает, потом прикладывает под козырёк: "Старший лейтенант Уколов, командир третьего парашютно-десантного батальона..." Поднимаются остальные старшие лейтенанты, и я уже понимаю, что они совсем не взводные. Это все заместители командира батальона, с ними мне и предстояло начинать службу в наших славных ВДВ.
  
  
   []
  
   Это мой комбат, Александр Уколов и "наградил" меня вывеской "рейнджер", хотя это было несколько позже и "совсем другая история".
  
   "Начало карьеры в ВДВ"
  
   Восьмая рота. Кузнецов, Юнышев, Тарасов, Лабаев, Кашин и ещё сотня гвардейцев-десантников. Чуть позже Сергей Маркин, Лёша Блинков, замполит Поляков и замкомроты - Женя Броничан.
   В мае - июне 1980 года, личный состав укомплектован четвёртым периодом службы за счёт численности первой танковой армии. Дело давнее, но читающий может себе достаточно чётко представить, - кого отправляли из подразделений дослуживать до "дембеля"
   подальше с глаз... Когда я читал характеристики бойцов и смотрел их служебные карточки, делал вывод для себя, - в бригаду отправили по большей части тех, кого не отправили в дисбат., но выполнили директиву по доукомплектованию. Предполагалось, что 8 рота будет постоянной рабочей командой до демобилизации. Однако, обстановка сложилась иная, бойцы стали открыто противостоять "старым" подразделениям бригады, происходили стычки между солдатами, бывали даже драки. Командование приняло решение, включить роту в процесс боевой подготовки и пообещало личному составу, что до увольнения они обязательно совершат парашютные прыжки. Бойцы воспрянули духом, работать с ними стало проще и интереснее. Всю свою службу поддерживал опыт поколений, - "нет плохих солдат, бывают плохие командиры". Всякое бывало, но задачи были все выполнены, рота стала ротой, совершила на Штакове парашютные прыжки, в том числе и ваш покорный слуга. С одним, правда, отличием. Не знаю, в шутку или по серьёзному, но в первый же день, с позволения зама по ВДС, Алексея Аксёнова, я упал с небес четыре
   раза. Это были первые прыжки с парашютом в моей жизни. Нравиться в них, собственно нечему, но за всю службу их набралось сто тринадцать. Аксёнов любил произносить: "Володя, запомни, лишний удар об землю, - ума не добавляет...", или "никогда не сожалей о не совершённом прыжке...", или ещё, - "десантник три секунды орёл, а остальное, - ломовая лошадь".
   Отслуживших бойцов уволили в запас, получили новых и всё пошло как у "нормальных людей", с подъёма и до отбоя, со всеми ежедневными примочками, которые были и будут везде и у всех.
   Помню такую "хохму".
   В период "неких волнений" в Польше, связанных с Солидарностью и Валенсой, бригада сидела на "повышенной" готовности. Домой бегали в "самоволки". Прибежав ночью домой, поужинали с женой и я решил поспать... Через час, грохот в двери. Посыльный, мой боец, от дверей орёт: "Тревога !" Бросает в коридоре автомат с РД и убегает. Я судорожно мечусь по спальне в поисках своего нижнего белья, но не нахожу, запрыгиваю в комбинезон, экипируюсь и вылетаю из дома. В бригаде шум и возня, подразделения покидают казармы и уходят в пункты выхода...
   С нами отыгрывают учения. Утром погрузка в самолёты и десантируемся на какой-то аэродром захвата. Ветер был сильный у земли, народ сильно потаскало, потом отработка тактических задач и часов в шестнадцать, зализываем раны в ближайшем указанном нам подлеске... Все измотаны, уставшие и мрачные. Ротный, Кузнецов Владимир и офицеры в том числе.
   "Мужики! Хотите развеселю?!" "Да какое уж там веселье!?" - ротный в ответ. Я расстёгиваю пуговицы комбеза, он спадает до колен и на свет появляется неприкрытая белая... Мужики просто грохнули. Через пару минут я снова "Мужики! Хотите ещё развеселю?!" "Ну, попробуй !"
   Я достаю из бокового кармана рюкзака целенькую бутылку "Луникоф", которая после пируэтов на бетонке, при приземлении, не разбилась, а целёхонькая дожидалась своего часа. Мы быстренько "раздавили" её ...
   "Володя! А у тебя в РД нет больше ничего смешного!?" - спрашивает повеселевший Кузнецов. "Нет, мужики! Мои хохмы закончились! Может кто эстафету примет?!"
   Служба нравилась своей романтикой, приносила удовлетворение, но требовала отдавать себя практически полностью. Хотелось быть первым, ведь я "пехотный" выпускник, "кировец". Почему же мы должны уступать парням "из города церквей и голубых беретов"? Чем мы хуже?! Что-то получалось лучше, где-то хуже, но, главное - высокий и конкретный результат.
   Как говорит мой брат, - "мне ничего и ни от кого не нужно, кроме одного, - относитесь ко мне так, как я отношусь к вам..."
   Ещё не слыша этого в молодости, наверное, так я и выстраивал свои отношения с людьми по жизни, даже более того, прощал другим и ложь, и предательство, и гордыню и корысть. Надеюсь, что и мне...
   Недостатков у меня, было и есть столько, что на пятерых хватит с лихвой...
   Каждодневная служба имела все возможные и не очень обязательные приключения и проблемы, у каждого офицера их хватает, тем более в развёрнутой части.
   Как правило, воспринимаешь то, что лежит на поверхности, а воинский коллектив живёт и своей внутренней жизнью, и обязанность командира вникать в неё и влиять, сплачивать и добиваться результата. Система выстроилась достаточно жёсткая, стремясь выполнять все требования программы боевой подготовки подразделений, распорядка дня и прочих мероприятий, рабочий день начинался по большей части с подъёма, а заканчивался после ночных занятий по тактической подготовке.
   В результатах "социалистического соревнования", я больше соперничал, как ни странно, не в своём батальоне, а с взводами разведывательной роты бригады, так как мой взвод был назначен нештатным разведывательным взводом батальона капитана Уколова. Мы каждые полгода выходили в месячные лагеря, там-то и нарисовался наш основной соперник, взвод Сани Афанасьева.
   Он был выпускник Киевского разведфака, не любил никому уступать, сам заводной, по хорошему честолюбив, любил службу, компанию и гитару ("повесил свой сюртук на спинку стула музыкант..."), музыку Led Zeppelin и своеобразную живопись Сальвадора Дали...
   Саня погиб через несколько лет не на войне. Его завалило в бункере.
   Вечная и добрая ему память...
  
  


  
   []
  

Часть гвардейцев моего взвода.

   Бойцам своим всегда говорил, что можно кому-то уступить сегодня, но мы обязательно должны победить их завтра. Так за полтора не полных года, мы окончательно выбились "в люди".
  
   Привожу пример.
   Ночная стрельба на стрельбище, в Штакове. Забыли, не привезли с собой насадки для стрельбы ночью. Взвод выполняет ночное УКС
   с общей оценкой "отлично", корректируя стрельбу по направлению ствола.
   Другой пример. Ночной переход из ППД на УЦ Штаков. Взвод стартует шестым, проходим в полной выкладке около тридцати километров, на маршруте обходим всех и приходим к "завтраку" первыми. Это означает, что обратно поедем на машине, а другие пусть тренируются совершать пешие переходы.
   Полевой выход разведывательных подразделений. Живём лагерем в районе озера Шван-зее. Ночные занятия.
   Противник реальный, - ракетная бригада. Переправляемся вплавь через озеро, "бомбим" взвод топопривязки. Бригада осталась без расчётов для "пуска ракет", они у меня в РД. Уходим. На лесной дороге устраиваем засаду. В неё попадает начальник штаба бригады и проверяющий из Группы. Взвод охраны "уничтожен". Бригада получила "неуд". Мы уходим в леса, запутали преследование и вернулись в свой лагерь, отмотав около пяти километров. Долго ракетчики потом меня искали, с намерением "отблагодарить" за свои "успехи"...
   В те годы я немного уже увлекался "мазнёй" красками, и оставил в казарме роты о себе память, в виде нескольких своих работ на военную и космическую тематику на стенах.
   Сегодня помню фамилии некоторых бойцов своего взвода: Хворов, Сафин, Илюшенко, Галицын, Матковский, Нестеренко...
   Мы были лучшими в батальоне Александра Уколова! Спасибо им всем, за совместную службу во 2 пдв, 8 роты, 35 ОДШБр.
   Бывало всякое, в том числе и то, что не хочется вспоминать, а уж писать об этом, - тем более.
   Сегодня на это, я отвечаю так, - "Был один святой, да и того предали и распяли на кресте".
   У любого человека за спиной есть многое то, что предъявится ему на Высшем Суде, но каждый надеется на лучший Его исход.
  
   Весной 1982 года, меня назначают командиром роты...
   В целом, это была не рядовая ситуация, с командира взвода, минуя должность зама. Но, не успел я покомандовать ротушкой. Рядом со мной оказался обыкновенный негодяй, хотя и с погонами офицера и так случилось, что мне пришлось набить ему лицо. Но уж больно это было не красиво и в чём-то жестоко. Лицо это, оказалось довольно сильно повреждённым, а он как был сволочью с вечера, таким остался и до утра. Когда нормальные люди идут в подразделения или через товарищей оформляют освобождение от исполнения обязанностей, он прибыл к начальнику политотдела и поплакался ему на меня. Меня вызвали в штаб, попытали, поругали и при мне позвонили в штаб Группы войск, об отмене приказа о моём назначении. Сослуживцы по разному отнеслись к этой новости, кто-то сочувствовал, а кто-то тихонько радовался, ибо "ничто человеческое нам не чуждо".
   А тем временем уже начался Афганистан, и его отголоски доносились до нас в виде рассказов тех офицеров и прапорщиков, кто прибыл оттуда в бригаду для прохождения дальнейшей службы.
   Первым добровольцем, отправившимся в Афган, был Миша Румянцев (на фото), командир взвода из второго батальона. Весёлый, рыжий и компанейский парень, мы часто общались, живя в бригадной "общаге". Он погиб под Джелалабадом, при поиске сбитого "чёрного тюльпана", в 1982 году, отвоевав лишь несколько месяцев.
  


  
   После отстранения от роты я болтался по коттбуской бригаде как неприкаянный, назначенный заместителем командира 11 роты. Тут я и подвернулся начальнику разведки бригады, майору Михайлову. "Рейнджер! Хочешь в Афган поехать, на замкомроты разведроты?" Секундное размышление, - "Да! Хочу!" Он взбодрился, и мы тут же зашли в отдел кадров, где я написал рапорт с "горячей просьбой" направить меня в ДРА, для "оказания интернациональной помощи" афганскому народу в деле защиты завоеваний апрельской революции.
   Поднялись на второй этаж с кадровиком к комбригу, короткая минутная беседа и на моём рапорте, рукой командира бригады, начертана фраза, - "офицер достоин..."
   Вот так я и оказался не достойным на должность командира седьмой парашютно-десантной роты, но, очень даже подходящим офицером - добровольцем на войну в Афганистан.
   Жена моя, разумеется, об этом ничего не знала...
   Я запустил "пулю", что меня осенью отправляют командиром взвода в Ташкентское общевойсковое училище и через пару-тройку дней, она ("пуля"), несколько раз рикошетируя, долетела до ушей жены.
   Ну что же, "Ташкент, - тоже очень хороший и красивый город..."
  
   "Салам алейкум, Афганистан, Гардез".
  
   Начало осени 1982-го года. Взлёт из Тузеля (под Ташкентом военный аэродром). После традиционных воинских проводов на пересылке, у пассажиров слегка побаливает голова. Народ в полёте опохмеляется.
   Ил-76 приземляется на Кабульском аэродроме. Вертолёты взлетают, садятся, ревут и стонут. Где-то работает артиллерия, по бетонке
   снуют вооружённые офицеры и солдаты, все куда-то торопятся или просто перекуривают и кого-то или чего-то ждут... Вот он, - Афган! Восток!
   Нещадно палит солнце, кажется, что всё выгорело на нём и оставило только красные звёзды на фюзеляжах бортов и... запах, какой-то сладковатых запах горячей афганской пыли висит в воздухе. Я его, как ни странно, и сегодня помню и отличу от всех других...
   Узнаю, где борта собираются лететь на Гардез, выдвигаюсь на площадку, где стоят "коровы", - вертолёты Ми - 6.
   Народ собирается "до кучи". Лётчики отрабатывают предполётные мероприятия, знакомлюсь с каким-то старлеем из бригады, который полушёпотом указывает мне на офицера: "Особист !" Я переживаю больше за то, что у меня нет любимого и надёжного АКС, - вдруг, что случится с вертушкой?! Слава богу, долетели благополучно, хотя я никогда ТАМ не любил летать на "коровах", - низко летают, легко достать с земли из автомата или винтовки, не говоря уж о ДШК.
   На площадке в Гардезе меня встречает первым начальник штаба бригады, гвардии майор Масливец Михаил Васильевич.
   Не высокий, крепкий и здорово прожаренный солнцем, боевой офицер. Забегая вперёд, - он погиб через год под Алихейлем. Фугас взорвался под единственным большим деревом, где он стоял вместе с
   начальником БТ службы, майором Донцом и разведчиками, собираясь позавтракать, пока сапёры найдут и обезвредят фугас по найденным в русле речушки проводам и снова разрешат движение колонны.
   Сам я был в отпуске тогда, где был ротный, Володя Левин, не знаю, но на операцию в Алихейль роту вёл взводный, Андрей Савин.
   Досталось тогда всем здорово, доходило чуть ли не до рукопашной.
   Потери разведчиков составили двенадцать человек, но никто не погиб, основная масса ранения и контузии. Причём, контузии у нас не считались за ранения и, как правило, бойцы-разведчики оставались в строю. Первый рассказ об этом подрыве я услышал от контуженного там сержанта Куприяненко. Его вывезли в Гардез, как самого "лёгкого" раненого. Он всё время после этого, "дурацки" улыбался.
  


  
  
   []
  

Масливец Михаил Васильевич, начальник штаба 56 ОДШБр. Осень 1982 года.

  
   Куприяненко был первым, кто поведал мне эту грустную историю с походом на Алихейль. Под впечатлением его рассказа, мне приснился сон в ту ночь, будто бы Масливец говорит мне, что всё у него хорошо, врачи обещали за месяц поставить в строй и тут же засмеялся очень громко... Проснувшись от хохота (ржали за стеной), я сразу подумал, - наверное, Масливец умер...
   Утром зашёл к дежурному по бригаде и он сообщил, что прошедшей ночью, в Кабульском госпитале, скончался наш начальник штаба...


  
   []
  

Воронка от взрыва страшной силы, место трагедии, где погиб

начальник штаба бригады Масливец Михаил Васильевич.

   Масливец пожал мне руку, критически осмотрел мою, с иголочки, повседневную форму (никак не пригодную для такой обстановки), спросил о настроении,- "не обосрался" ли, пока долетел до Гардеза. "Ну что же, ступай в палатку к разведчикам, там твой сменщик, Коля Блазнин, заждался тебя, да и ротному скажи, что вечерком зайду..."
   В палатке душно и накурено, сидят офицеры, представляюсь ротному, - Корнилову Евгению. Высокий, широкий, крепкий рыжеусый капитан. Вижу слегка поддатый и почему-то злой...
   "Готовься роту принимать, меня снимают, хотя нет, не успеешь проявить себя, вроде из первого батальона назначат нового, Володю Левина... Водку привёз?! Смотри, сейчас всю не выставляй, вечером Масливец придёт, не будем же мы его брагой угощать по случаю твоего прибытия на долбанную и не очень гостеприимную афганскую землю!"
   Сначала выпили тёплую водку, потом не менее холодную брагу из канистры, параллельно знакомлюсь с входящими и выходящими офицерами бригады, с которыми мне предстояло прожить бок о бок не один месяц и не один год.
   Здравствуй, Афганистан! Вот так, кружка за кружкой, я влился в славный коллектив разведывательной парашютно-десантной роты
   56 гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады.
   Вечером сижу в палатке, почему-то трезвый, но с раздутым от браги животом. "Это просто привычки нет, ничего, пройдёт, - понравится, ну и приготовься, - пару дней побегаешь на очко, это у всех случается по приезду, называется акклиматизация к местным условиям!"
   С "заменщика", Николая Блазнина, ничего "снять" не довелось кроме горных ботинок. Он был выше меня ростом и пошире в плечах, таким, во всяком случае, он мне запомнился.
   Дня через четыре состоялся мой "дебют", выход на первую боевую операцию. Мы ходили бригадой под Кабул, на неделю.
  
   " Первая засада ".
  
  
   []
  
   По возвращении с бригадной операции под Кабулом, заглянув в план разведки на месяц, "стало ясно, что дело тёмное" с нашей боевой результативностью, которую надо повышать. Это потом, спустя годик, услышав песенку о находчивых, красивых, дураках и прочих ("...дурак навоюется..."), стало ясно, как планируются и, главное, как проводятся подобные мероприятия. Но тогда, для меня, всё это выглядело более интересно, чем по умной книге - "Боевой устав"...
   Намеченные мероприятия по подготовке были выполнены в необходимом, привычном и отстроенном задолго до меня ритме и объёме. Единственная промашка, по которой я не вписался в схему, - перед строем отдал боевой приказ на засаду, а такого никто и никогда раньше не делал. Лиха беда "начало"...
   Выходили пешим порядком на запад, в полночь. Головной дозор возглавил Глеб Юрченко, "старый и мудрый воин", выпускник киевского училища, уже имевший боевую награду и хороший опыт.
   Ночь выдалась облачная, небо было затянуто сплошной пеленой, звёзд не видно, очертания гор угадывались с трудом...
   Выдвигаемся достаточно бодро и по расчётам, вот-вот должны прибыть на намеченное место, к старым разрушенным мельницам у входа в ущелье речушки Дерангхвар. Небо на востоке стало светлеть, горы проявляются лучше, как фотка в ванночке с проявителем. Мельниц не видно. Рассветает ещё больше, скоро солнце...
   Подзываю Глеба, накрываемся плащ-палаткой, свечу фонариком в карту: "Где мы?" Ответ гласит, что мол, примерно тут, но, если честно, - хрен его знает, кажется и, скорее всего, - "блуданули" ...
   Становится значительно "веселее". Прошли ещё с километр. Стой!
  
  


   Подаю команду, чтобы заняли круговую оборону, обложились камнями, а там разберёмся. Рассветает. Наблюдаем мельницы метрах в трёхстах от нас, выше и ближе к горам. Над ближайшей струится лёгкий дымок, видимо внутри кто-то ночевал. Минут через пять из неё выходят два человека и движутся в сторону ущелья, видно, что вооружены. Все молчат, ясно почему... Принимаю решение.
   На голову наматываю два офицерских шарфа в виде чалмы, поверх себя быстренько накидываю обыкновенное солдатское одеяло, заряжаю ПМБ (пистолет), пара Ф-1 на поясе, нож НР в левую руку... "Прикрывайте! Если что, - тело не оставляйте духам..."
   Выдвигаюсь к мельнице, слышу как за спиной меня "ласкают" бойцы добрым матерным напутствием. Шагов через сто соглашаюсь с ними, но не возвращаться же, тем более что уже засвечен духами, если они до сих пор там.
   Приблизившись к дверям, мысленно перекрестился и ударом ноги открываю двери (руки ведь заняты), врываюсь внутрь... Пусто! Никого нет, только курится пепелище небольшого костерка. Подаю сигнал на выдвижение всей группы. Минут через пять все собрались. Размышляем, что делать дальше, ведь, скорее всего мы засветились, коль сели засветло, а не в темноте.
   Осмотрели и заняли другие мельницы, что были выше.
  
  
  
   []
  

"Как молоды мы были, как верили в себя..."

   В крайнем случае, оборону держать можно. Посидим, подождём, может, что и выйдет из этой затеи...
   Часа через два докладывают наблюдатели, что видят двух "духов" поднимающихся из ближайшего кишлака по тропе в нашу сторону.
   Я нахожусь в мельнице ближайшей к ним. Перезарядил магазин на АКМС-е, снаряженным патронами УС, навинтил ПБС, установил прицельную планку... В голове промелькнула мысль,- "а каким прицелом и куда целиться?" В теле появилась дрожь. Адреналин бил в голову и руки отбойным молотком... Двести метров...
   Готовится узаконенное убийство, сто метров, - ещё рановато...
   Подходят ближе, о чём-то спокойно разговаривают...
   Вдох, задержка, целюсь, плавный спуск... Выстрел! Отчётливо слышу затворную раму... Красивый и смачный металлический звук.
   Тот, в которого не стрелял, поворачивается и удивленно смотрит на медленно оседающего на землю попутчика... Выстрел!
   Он тоже падает рядом и ничто не говорит о том, что он вообще когда-нибудь встанет. По команде, два бойца (Чепик и кто-то с ним), ползком выдвигаются к ним и волоком на себе доставляют убитых.
   Китайский АК, Бур (винтовка) и мина (итальянка) лежат перед моими глазами, а я размышляю о бренности человеческой жизни,
   так всё просто в Мире устроено, - были люди, шли куда-то, нарвались на неприятности в нашем лице и уже не дойдут никуда... "Духи!"
  


  
  
   []
  

Со старшиной роты, Володей Куренчаниным у мельниц Дерангхвара.

  
   "Наверное, пора сваливать, результат есть, или подождём немного, ведь ещё утро, в бригаде механики только завтракают..."
   "Наблюдаем ещё двух человек!", докладывают часа через три... Метрах в двухстах от нас, в сторону гор, выдвигаются люди, похоже, что они в форме, а не в национальной одежде. Разрешаю открытие огня отделению находящемуся рядом со мной...
   Загрохотало. Вижу в бинокль, как вокруг двух бегущих человек, рикошетируют пули поднимая пыль и брызги камней, а они всё продолжают бежать и почему то в нашу строну. Народ перезарядил автоматы вторыми магазинами, продолжает стрелять, но уже без прежнего задора энтузиазма.
   Когда "черти" подбежали метров на сто, подаю группе команду на прекращение огня. К нам подходят два сарбоза (солдата), они без оружия, но главное, удивительно, - они не убиты и даже не ранены.
   Ни одна пуля не попала в них ни из какого ствола! Я обалдело смотрю на эту картину и понимаю в чём тут дело. Все заняты боевой работой, "подвигами" во благо апрельской революции и прочими делами, но никто не смог мне ответить, - когда в последний раз оружие в роте
   приводилось к нормальному бою, не говоря уже о выверке и проверке боя вооружения БМДэшек...
   "Чертята" оказались солдатами-дезертирами из афганского Гардезского корпуса. По возвращении в бригаду их сдали в ХАД (орган гос. безопасности ДРА), а что было с ними дальше - не знаю, наверное, продолжили защищать "идеалы апрельской революции", отсидев на губе.
   Весь следующий день был посвящён нашему любимому ротному вооружению на стрельбище. Это было сделано хорошо и как всегда кстати...
  
   " Заговорённый "
  
   Бригада вышла на очередную войну, в "зелёнку", в направлении на Газни. Хотя какая уж там, в декабре зелёнка, это не в Бараках...
   Утро 9 декабря. Лёгкий морозец, ясно-солнышко...
   Всё как обычно и даже скучновато. Много войск, много шума и суеты, мало толку...
   На моей БМДэшке приютился начальник связи, майор Костарев Александр Николаевич, замечательный и отчаянный мужик, любил с нами, с разведчиками, "погулять связистом", с нами веселее убивать время, чем при штабе... "День прошёл, - к замене ближе..."
   Мы двигаемся вторыми, перед нами танк с сапёрами. Подходим к Некнамкале. По радио слышу команду: "Стой!". Останавливаемся на колее, метрах в пятидесяти за танком с сапёрами. К нам бежит офицер-танкист, ругается по-русски, не добегает метров десять и показывает нам "счастливчикам", чтобы посмотрели вниз, под себя...
   Свешиваюсь с брони в указанную сторону и вижу...
   Прямо подо мной, гусеница машины стоит на большой "прищепке" (замыкатель), от неё отходят провода к кювету... По спине побежали мурашки, а под шлемофоном зашевелились волосики. Мне, кажется, фугас не взорвался потому, что танк гусеницей порвал провод, иначе, нас собирали бы по частям. Ветераны насмотрелись на результаты работы (взрывов) мин и фугасов на афганских дорогах. Весёлого в том мало, и тем, кто ищет, и тем, кто поймал их гусеницей или колесом. На кабульской дороге даже ориентиры были: "воронка трёх сапёров", "танковая башня" и т.п. Сапёры вообще были самыми уважаемыми людьми, после разведчиков, конечно. Хотя должен признаться, я с высоким чувством уважения относился ко всем военным профессиям, от повара до Командующего 40-й Армией...
  


  
   []
  
  
   "Баракинцы" помнят подрыв БТРД и гибель Володи Остякова,
   17 мая 1983 года, возле Мухамед-Ага. Его БТРД с трофейным пулемётом ДШК, был раздут от взрыва фугаса, а тех парней, что находились внутри, просто размазало по броне. Картина была страшная, а запах крови несколько дней не оставлял меня...
   Колонна остановилась, спешились, укрылись, бледный механик отвёл машину, сапёры наложили заряд, - бах! Всё здорово, двинулись дальше со скоростью пешего сапёра... Вокруг стандартный пейзаж, не обработанные квадратики полей, разрушенные войной стены и дома, не видно местного населения, а это уже плохой разведпризнак.
   Возможно, что-то будет... Остановка. Бригада располагается лагерем.
   У "Николаича" рождается предложение, - а не сходить ли нам в Некнамкалу и Матварх, посмотреть, что там, да как!? Пошли так пошли! Одна БМД и группа человек семь, включая связистов.
  


   Развалины..., но и жилые дома есть. "Бродим - ходим" и видим, как местные начинают погрузку своего скарба на кузов трактора. Выходим... "Здрасьте! Не ждали?!" Они обалдело уставились на нас, вот уж действительно - не ждали. Но, мы шурави, "Гяриб-дехканей" не обижаем, мы хорошие и благородные. Даже угощаем грязную пацанву сахаром из пайка. Что делать!?... Ну, пойдём дальше... Костарев: "Вова! Я знаю, тут рядом афганская колонна сгоревшая есть! В том году сюда они ходили и духи им вломили по самые помидоры, пойдём, - покажу...!" И мы пошли... Машину поставил у моста, среди невысоких деревьев, приказал наблюдать и, если что, - прикрыть нас огнём. Переходим мостик, за ним справа большой дом, заходим, шаримся, - никого нет, ни людей, ни животных, все свалили сегодня с утра, печи тёплые, ворота открыты, открыта и тыльная дверь. Время, проведённое нами в этом жилище, позже сыграло важную роль.
   Прошли по дороге метров двести - триста... Вот она! Колонна останков сгоревшей техники. Первым шёл танк, Т-55. Ему первому и досталось из РПГ, а добить остальных, - дело времени и мастерства. Помню, как я даже взял веточку и попробовал её просунуть в дыру в башне, в отверстие от кумулятивной струи гранаты.
   Минут через пять стало скучно и неинтересно, как на кладбище (впрочем, почему "как"?), а вокруг ни души...
   Пора возвращаться... Выходим на дорогу, собираемся идти к мосту и тут "Николаичу" становится интересно, - "а кто в том домике живёт!?" Он показывает назад и влево... Ну что же, пойдём и там посмотрим...


  
   []
  

Вот такие они, добрые и мирные афганские "гяриб-дехкане"...

   Зашли во двор, одни женщины и грязная детвора, мужчин нет, - все уехали в Кабул (они всегда так врут). Одно слово, - гяриб-дехкане, все они тут мирные и никогда про Гульбетдина, моджахедов, ИПА, НИСА, ДИРА (партии) и прочие ИФОА не слышали. Муторно, грязно, холодно и скучно...
   "Товарищ майор, с БМДэшки запрашивают товарища старшего лейтенанта!" Подхожу к связисту, беру гарнитуру, запрашиваю... Ответ: "Вы чё там за маскарад устроили!? Это вы или духи идут по дороге в нашу сторону!?" Вижу, как у Костарева очень широко открываются глаза. Себя не вижу, но думаю, что с меня тоже можно было бы ухахататься. Мы выбегаем за ворота и сразу же падаем за низенькую глинобитную стеночку. По дороге, спиной к нам двигаются духи, как на прогулке. Спокойно, шестеро и с оружием.
   До них метров двести. По радио сообщаем на БМД, что это духи, экипажу готовность номер один! Но духи-то, находятся между машиной и нами... Они не знают, что мы у них в тылу... "Что будем делать?" - спрашиваю у Костарева. "Да хрен ли тут думать...", - говорит он, вскакивает и бежит к дороге. Я наблюдаю, как духи засекли машину за мостом и резко двинулись влево, скрываясь за угол жилища, в котором мы уже побывали ранее, в самом начале...
   Пришла и "моя очередь". Вскакиваю и бегу со всей мочи по полю в левую сторону от дома, из-за угла вот-вот покажутся "наши черти - ребятишки". Глина комьями налипает на башмаки, но я так быстро в 35 бригаде не бегал стометровку ... Я уже на ближнем углу и тут вижу, как прямо передо мной, метрах в тридцати, повернув голову в сторону машины, крадучись выходят моджахеды. Автоматчик, пулемётчик, автоматчик, а вот и с гранатомётом...
   Бью по "тормозам" и вскинув автомат открываю огонь с пояса ... Раздаются одиночные выстрелы моего АКСа. Автомат стоит на одиночном темпе стрельбы...
   Вижу, как пули бьют в грунт, пытаюсь скорректировать огонь, а они испуганно и обалдело поворачиваются в мою сторону, недоумевая, откуда взялся этот идиот с автоматом и бросаются обратно, назад, за спасительный угол дувала.
   Но ведь мы его уже изучили утром...
   Я быстро отскакиваю к тыльной двери и вижу в проёме, напротив меня, пробегают душары... Вскидываю автомат и просто начинаю стрелять в дверной проём с интервалом примерное в секунду, а там пробегая, появляются и исчезают духи, на линии моего огня. Пауза. Никого не видно и не слышно. Крадучись подхожу к проёму и вижу, - лежат два тела, одно неподвижно, второе пытается шевелиться. Поднимаю автомат и, целясь, добиваю его в голову парой выстрелов.
   "Боковым зрением" вижу, как из арыка, метрах в пятнадцати чуть левее меня, встаёт душара и начинает стрелять в меня одиночными. Поворачиваю ствол, - щёлк! Выстрела нет. Патроны кончились! Магазин моего автомата пуст.
   Как я вылетел из проёма, как стартонул и с прыжка влетел в стойло для ишаков, как перезарядил автомат и достал эфку, можно только в боевиках снимать. Высовываюсь, никого не видно, только слышу,- вокруг стрельба. Сам себе говорю вслух про "Магомета, гору, и кто к кому идёт". Осторожно вылезаю и крадучись иду обратно. Подхожу к дверному проёму, сразу не высовываюсь. Бросаю гранату через забор, выскакиваю сразу после взрыва. Над телами стоит дух и медленно оседает и заваливается назад, - его побило осколками.
   Облегчил очередью его страдания, и тут из-под моста, по которому движется БМД, выскакивает ещё один бес и бежит по руслу реки прочь от нас. Фраза вслух: "Да куда же ты денешься от АКСа ...".
   Собираю оружие, боеприпасы, документы, я весь в крови, но не в своей, не знаю где и когда "извалялся". Из дверей вылетает наш "Николаич". Он похож на "змея-Горыныча", - глаза красные и бешеные, ноздри пузырями: "...Мы думали, что тебя отбивать уже надо, а ты навалил их тут..."
   После того, как отработала БМД и пара вертушек (24-ки, красиво и страшно), всё успокоилось, мы проверились, сосчитались. Оказалось, что у меня прострелена ствольная коробка автомата, рукав и ремень портупея. Через часик, когда мы заминировали убитых врагов, оставив "сюрпризы" для тех, кто придёт сюда после нас (которые, кстати говоря, сработали следующим утром), мы вернулись в лагерь.
   Игорь Ищенко ("Длинный ствол"), заключил, - нуристанцы! Наёмники из Пакистана, молодые, дерзкие и длинноволосые...
   Везучий! Это уж точно, но для одного дня многовато приключений. В голову тогда пришла мысль, коль сегодня не подорвался и не убили, то уже не погибну в Афгане никогда!
   То "весёлое" 9 декабря 1982 года, смело можно считать моим вторым днём рождения.
  


  
   []
  

С Костаревым А.Н. на работе...

  
   []
  
   Старшина, Володя Куренчанин, "Кам-кам" ("чуть-чуть"), большой любитель пострелять и "почирикать" ножичком, вечером за ужином в палатке, удовлетворённо заключил, - пора, мол, на "рейнджера" наградной писать...
   На следующее утро мы снова вышли к тому месту под Матвархом, но опоздали примерное на час.
   Находясь в километре от моста, услышали взрывы. Когда "доехали - дошли", на месте где лежали заминированные трупы душманов, на свежевыпавшем снежке, были видны следы от взрывов, лужи крови и кровавые следы на снегу от тел, которые утащили волоком в кишлак, а несколько костей и "ошмётков" висело на ветках.
   Но, мы не стали уже идти по следам, приключений хватало, да и пусть духов, наконец-то, похоронят по их обычаям.
  
   " Прогулка" с АКС-У ".
  
   Ну не полюбил я автомат АКС-У. Он симпатичный и очень хорош для танкистов, гранатомётчиков, адъютантов или ещё для кого, но не для разведчиков. Перед отправкой в Афганистан, начальник службы РАВ бригады говорит в качестве напутствия, мол, хорошего ТАМ нет ничего, но новое оружие увидишь, - подствольник - ГП-эшку, автомат АКС-У, маленький, а удобненький-то какой!
   Какой хрен меня дёрнул махнуться автоматами с командиром танкового взвода?! "Дай, - говорю, - мы на дороге сфоткаемся, и сразу потом верну..." Ну и, конечно же, процесс фотографирования в те времена и в тех условиях, был более приятен, чем война.
   Стояли, лежали, приседали, строили рожи перед объективом, короче говоря, эта фото сессия нас временно захватила, и на память о ней даже сохранились фотографии.
   Ну, думаю, должны красивые фотки получиться. Не помню, почему и как, но на глаза танкист не попался, а последовала команда и мы двумя пешими группами отправилась в зелёнку. Ротный, Володя Левин, остался с бронёй. Днём должна пройти колонна из Кабула на Гардез. Поэтому надо шугануть духов от дороги, если, конечно же, они не разбежались заранее... Погода стандартная, солнечная, тёплая, почему бы и не прогуляться, не подышать воздухом... Нас собралась хорошая и опытная "компания"... Червонченко, Кирлан, Воеводин, Пачаев, Медведев, Кузнецов, Сандрачук, Чупахин, Мороз, Финагин и другие, уже обожжённые войной бойцы.
   Минут через пять, как вошли в зелёнку, метрах в ста появился человечек, он нас заметил и повернул обратно. Бойцы пробовали его голосом "захватить", но он не был согласен и побежал от нас в спасительную для него "зелёнку".
   Я прицелился из АКС-У с колена, произвёл короткую очередь. Мне показалось, что над ухом прогремел пулемёт.
   "Ничего себе, - думаю, вот это грохочет...". Сделал ещё парочку очередей, но так и не понял, куда же ОН стреляет, этот АКС-У, его бой, наверное, с завода не проверяли.
   Дух свалил "с наших глаз", и мы продолжили путь дружною толпою, поглядывая по сторонам.
   Вокруг зелень сплошная, птички поют, солнышко начинает пригревать и ни души...
   "Тишь, гладь, да Божья благодать!" Хорошо!
  

[]

Кадры того памятного дня, 15 мая 1983 года. Утро с АКС-У.


   Разделились на две группы. Одна, с Андреем Савиным во главе, пошла вдоль левого берега Логара, а я, со своей, пошёл по грунтовке дальше. Вышли на бетонный мостик, справа и слева на другом берегу какие то сторожевые башенки, дозор осмотрел, - пусто.
   Потихонечку, осторожненько двинулись дальше, вышли на правый берег. Времени уйма, торопиться некуда, колонна ещё не скоро...
   Прошли глубже с километр, там зелёнки уже нет, поля и выжженная земля, всё просматривается. Пошарахались по кишлачку, одни женщины, старики и пацанва прячутся, настороженно, зло и с опаской смотрят на нас...
   Не нашли ни одного "ствола". "Гяриб-дехкан" нет, все вчера уехали "в Кабуль"... Ну нет, так нет! Потихонечку выдвигаемся обратно к мосту. Вдруг, справа, где должна находиться группа Андрея, доносится интенсивная автоматная стрельба. Было около десяти часов утра. Запрашиваю его по радио. "Как только перешли мостик, попали под огонь духов, лежим в поле перед дувалом, духи стреляют метров со ста из соседнего дувала, пока отбиваемся..."
   Принимаю решение, - выйдем со своего берега, зайдём с тыла и пощипаем душар..." Передал, что минут через десять подойдём и поможем, быть на связи...
   Двинулись цепью по своему берегу, Кононов левофланговый, идёт тропкой вдоль Логара, а цепь бойцов растянулась вправо метров на сто... Проходим дувал, он один у нас за спиной, оборачиваюсь и вижу, на крыше стоит старик, как статуя в чалме, и смотрит...
   "Вот как засадит сейчас нам в спину из Бура...", - говорит мне "Ворона", связист из роты связи, Саша Бруснецов. Проходим ещё метров пятьдесят, начинается небольшой подъёмчик на "пупок"... Идём настороженно, справа начинается виноградник, а впереди, метров через сто, - зелёнка.
   Грохот автоматных очередей!
   По нам "долбят" стволов десять - пятнадцать. Все сразу залегли (научены) и "в ответку" выпускаем по магазину в сторону густого виноградника... Сам я оказался по левую сторону от лысой макушки "пупка" со связистом и разведчиком Кононовым. Хорошо слышно, как над головой с визгом и жужжанием, пролетают "приветы".
   "Вот те раз, залетели, так залетели..." В уши бьёт крик, даже не крик, а громкий протяжный животный вой раненного зверя.
   Разведчик Финагин, шедший в центре, лежит неподвижно на самом "пупке". Ясно, в него попали, он ранен, ему очень больно и страшно. Страшно от мысли, что он ранен, что его оставили умирать на этом,
   открытом для любого ствола, бетонно-глиняном ложе, под грохот очередей и рикошетирующей песни смерти... Минуты через две он затих. "Умер, - подумал я, - но, может это и к лучшему, его крик сильно бьёт по нервам и тяжело влияет на остальных".
   Сообщил по радио Андрею, что ему придётся повременить с нашей поддержкой, а ротному, о сложившейся ситуации. По цепи запросил бойцов об обстановке, как и что у них на правом фланге. Картина весёлая. Долбят из виноградника, метров тридцать - пятьдесят, высунуться нельзя, но все бойцы укрылись в овражке, слегка отстреливаясь. "Думай!" Мы сползли с "пупка", переводим дух. "Думай!" Перезаряжаемся, набиваем опустевшие магазины... "Думай!" "Связь, - ты за мной, а Кононову оставаться тут, занять позицию и не пропустить никакого п... с левого фланга". Его глаза, конечно, нарисовали весь кошмар, пролетевший в голове, ведь он остаётся один. Надо пробираться к группе и уж там разберёмся, что да как... Обходим дувал, высовываюсь из-за угла, наблюдаю, как мои бойцы палят по винограднику. Меня заметили духи и шуганули парой очередей. "Слушай, связь, говорить, - это долго. Смотри, запоминай и повторишь после меня, понял?!" Слышать - то он слышал, но глаза... Выскакиваю из-за укрытия, ломлюсь со всей дури...
   "Заметили..., целятся..., стреляют!" Падаю на землю, эх, - сейчас прикрыться бы хоть листочком. Над головой пролетают со свистом пули... Вскакиваю, бегу, падаю почти одновременно с очередной порцией свинцовых приветов... Вскакиваю, бегу, рву когти и проваливаюсь в укрытие к бойцам.
   Овражек длиной метров восемь - десять, мои гвардейцы сидят на копчике стволами в верх, периодически кто-то вскакивает и не целясь "шмаляет" в сторону виноградника, кто-то метнул пару гранат, чтобы близко не подошли... Гвардеец, Юрий Червонченко, "дембель" (его друганы почти все уже улетели в Союз, а сам он, напросился на "дембельский аккорд"), не весело улыбается и подкалывает меня, что, мол, командир, из ямы нашей, лучше обстановочка видна или как?! Стрельба опять усилилась, вижу, это связист Бруснецов, выписывал те же пируэты, что и я минутой раньше. Не попали. Слава Богу. Нас стало больше на одного человека, но и тесновато.
   Осмотревшись и тоже немножечко постреляв, принимаю решение выползать под прикрытием через маленькую промоинку, это лучше, чем ждать пока кончатся патроны или нас забросают гранатами, пока придёт броня на помощь. Бойцам деваться некуда и приходится выполнять команды командира.
   По одному выползают, распластавшись по земельке, а прикрывающие своим огнём, не дают духам вести по нам прицельную стрельбу и помаленьку, потихонечку на пузе, мы все выползли. Уже легче.
   Ба! А где же мой голубой берет?! Ведь я его запихнул в штанину КЗСа, а там его почему-то нет?! Внутри он подписан: "гв. старший лейтенант Т..., воздушно-десантные войска, 56 ОДШБр"...
  


  
   []
  
  
   Ну не-е-е-ет! Свой беретик, не оставлю. Глупость, бравада, идиотская лихость, желание поиграть со смертью. Повезёт мне снова или нет?!
   Кузнецова оставляю за себя, он только из уважения при мне пальцем у виска не вертит, и ползу обратно. Пули весело шлёпаются рядышком, пролетают выше и просто по всякому напоминают, что с головой у меня не всё в порядке... Мне в очередной раз повезло, мой голубенький берет лежал на полпути к овражку, я выполз обратно и оказался не убит и даже не ранен.
   Затихший было мой гвардеец-разведчик Финагин, снова пришёл в себя и его невесёлая песня отчаяния, боли и ожидания смерти снова возобновилась, только на более усталой ноте.
   "Думай!" Ты командир и как хочешь, но его нужно выносить, чем скорее, тем лучше... Бойцы лежат уставшие от боя, мокрые от пота как мыши и с дымящимися стволами. Надо принимать решение.
   Кто пойдёт, кого послать? "Думай!" Смотрю в лица бойцов, они прячут глаза,- "только бы не меня..."
   Я ловлю себя на мысли: "Вот оно, право командира послать подчинённого на смерть..., но ведь мы же учим на политзанятиях, - сам погибай, а товарища выручай"!
   Ну, просто сюжет для кино... "Ладно! Всё ясно! Пойду за ним сам. Кузнецов! Остаёшься за меня, если что,- ждать броню!" Кино...
   "Ну нет, командир! Если Вас шлёпнут, - слышу голос Червонченко, - нам тут всем "крантец" будет. Я пойду! Но кажется моему майскому дембелю, будет п...ц".
   Я не сопротивлялся и не играл роли обиженного, не состоявшегося посмертного героя Советского Союза... "Юра! Всё будет нормально! Внимание, всем на "чёт не чёт" рассчитаться, я первый ... Готов?"
   "Червонец" снял с себя всё снаряжение, положил автомат на РД,
   перекрестился (я никогда раньше этого не видел у бойцов), и тоскливо посмотрел мне в глаза... "Юра, готов? Вперёд!..."
   Не чётные окрыли стрельбу на упреждение, посылая веером очереди по винограднику, не давая духам вести по нему прицельную стрельбу. А он, майский дембель, Юра Червонченко, бежал по огневому коридору к неподвижно лежащему боевому товарищу, сквозь пыль и визг рикошетирующих вражеских пуль. Да, это совсем не далеко, метров пятьдесят - шестьдесят ... Но по открытому полю, как по столу, и под огнём. Кто ещё хочет испытать судьбу?! Он подбежал, взял на руки разведчика, прижал к его к себе и понёс.
   С такой ношей не побежишь, килограмм сто! Сюжет для кино!
   Мы не прекращали огня, а он шёл и нёс свой живой груз, и казалось, вот - вот, не дай-то Бог, попадут...
   Но, видно Господь Бог в этот день не был выходным и трудился для нас на славу.
   Он донёс его и упал обессиленный: "Нет, кажется, мой дембель состоится, я увижу свою матушку...", - задыхаясь, пропыхтел "Червонец". Он лежал на земле и счастливо улыбался. Финагин был ранен, он лежал без сознания. В него попали дважды. Одна пуля повредила позвоночник. Перевязали, уколол ампулу промедола, а там как Бог даст. Я не помню, какие тогда произнёс слова благодарности Юре Червонченко и остальным, но сегодня это уже не важно. Бойцы! Мои разведчики. Наши солдаты! Они заслужили за свой ратный труд, только высших почестей у своей Родины-мачехи.
   Посчитались, проверились, снарядили опустевшие магазины. Хотя патроны в патронниках не успевали нагреваться - вылетали.
   Ствол "моего" АКС-У от бешенного темпа стрельбы раскалён и стал синюшно-радужного цвета, воронёным он уже не стал никогда...
   Прибыла "помощь" в составе начальника разведки, - майора Паничкина, с ним напросился прапорщик из секретной части и санинструктор, который чуть не утонул в Логаре при переправе. Вася Мороз (тогда пулемётчик), его-то и вытащил, а вот штатные носилки для раненного - утонули. Ну, это мелочи, сделали самодельные, вполне сносные, как учили "в первом классе".
   Андрей Савин, со своей группой, всё ёщё "долбится" метрах в пятистах... Надо идти дальше... Ставлю задачу, раненного уносят вверх по течению, к колонне, через мост, остальные, минут через десять выдвигаются вдоль Логара к группе Савина, где стрельба то затухает, то возобновляется вновь. Всё это время нас от духов скрывал "пупок", за которым мы коротали времечко. Они видели, как мы начали движение и скрылись в зелёнку. Очевидно, они нас сосчитали и полагали, что раненые остались на месте ждать помощи и решили их прихватить.
   Из зелёнки тыловой дозор заметил выдвижение троих духов с автоматами к месту нашего недавнего вынужденного привала. Вася Мороз, получил моё добро и просто и аккуратно положил их из пулемёта, притащив, с Кирланом, их автоматы и документы...
   Проходим ещё метров сто вдоль берега и опять это "вдруг"...
   По нашей группе долбанули стволов десять и из ДШК. Началось очередное кино. Головной доложил, что прапорщику пуля попала в шею, он лежит неподвижно, истекая кровью.
   Зелёнка грохочет, ветки сыпятся, пули визжат, грязь брызжет...
   Лёжа по ноздри в жидкой грязи Логара, вспоминаю фотографию американских зелёных беретов на учениях, и запрашиваю, кто там ближе всех из бойцов к прапорщику... Конечно Червонченко, а ему уже не привыкать! "Юра, вытаскивай его и перевяжи, если живой..."
   Стрельба по нам снова усиливается...
   В памяти всплывает сюжет из фильма "Освобождение", как на Курской дуге, лёжа в воронке, санинструктор молится: "Господи! Пусть это всё как-нибудь, но быстрее закончится..."
   Сначала я слышал какой-то мат-перемат, потом передали, что он живой, ранение сквозное, - пуля вылетела со стороны лопатки, перевязали, но крови потерял много... Как мне всё это уже надоело, ну и денёк с фотоаппаратом и этим самым родимым АКС-У ! Рядом, по уши в грязи, залёг наш гусар, Паничкин, и требует, что бы я принимал решение. Какое там решение?! Нас долбят, в десяти метрах за спиной Логар, течение
   сильное, переплыть не удастся, группу Савина убивают метрах в трёхстах, а мы лежим "отдыхаем", да ещё ты тут над ухом, решения
   ждёшь... Запрашиваю артиллерийскую батарею Бараков, т.е. третьего батальона. Дал координаты. Летит пристрелочный...
   Метрах в пятидесяти разорвался осколочно - фугасный снаряд, его осколки просвистели над нами: "...Беглый дать?" - запрашивают.
   Какой там ещё беглый, перебьют нас! "Давай, только дымовыми..."
   Слава Богу, они у них были, наверное, из запасов 1979 года остались. "Баракинские" вообще не любили условностей, вояки ещё те, бить так бить, - красавчики...
   Задымили хорошо, в воздухе появилась пара вертушек, и духи сосредоточились на них. Но вертолётчики оказались гордыми, начали работать из пушек и пулемётов по духовскому дувалу, а нам дышать стало легче, огонь по нам несколько стих.
   На противоположном берегу появился ротный, Володя Левин, и "весело" поплясывая рядом с брызгами пуль, со свойственным ему харьковским юмором, кричит нам, что броня села на "брюхо" в грязи, к группе Савина пошла седьмая рота, а нам, мол, надо сваливать как-то обратно из зелёнки, отходить.
   "Товарищ майор, - радую майора Паничкина, я принял решение, - будем отходить и выбираться к дороге..." "Володя, это самое мудрое решение", - примерное это я услышал в ответ. Стрельба по нам велась уже "божеская", проползли метров сто и потихонечку стали выбираться. Вышли за мост и тут нас "угостили" наши танкисты, шедшие вытаскивать БМДэшки роты, - они приняли нас за духов.
   Обошлось, не попали, но, кажется, Кирлан, кулаком в голову танкисту попал, когда тот прибежал извиниться за "ошибочку". Ухайдоканные, мы присели передохнуть возле кишлачка, метрах в ста от "шоссе". Было уже около восьми вечера.
   Из дома вышел старик со старухой (как в сказке), вынесли огромную миску (таз) кислого молока и лепёшек.
   Бойцы стали уничтожать угощение, а старик увидел лежащего раненного прапорщика, что-то сказал и убежал в дом. Через пару минут он выбежал, разворачивая на ходу грязную тряпицу, затем высыпал из неё на ладонь какой-то порошок, плюнул на него и грязным пальцем начал это перемешивать. Подошёл к лежащему без сознания раненному, сдвинул повязку с шеи и своим грязным ногтем, начал запихивать смесь в раневой канал. У меня аж переклинило от бешенства, - что же он себе позволяет, этот "урод" в чалме!
   Кричу ему через переводчика, Пачаева Таира, мол, если мой друг умрёт, я его дом с землёй сравняю и порешу всех!
   Перевели ему смысл моего праведного гнева.
   В ответ старик потрепал меня пальцами по щеке, мол, не ерепенься, я знаю, что делаю, и то же самое сделал с раной на спине...
   Когда прапорщика секретной части бригады, вечером, доставили на вертушке в госпиталь, в Кабул, сопровождавший его медик (не помню его фамилию), рассказывал, что в приёмном отделении, его долго "пытали", мол, у прапорщика раны двухнедельной давности (!), где вы его прятали столько времени?!
   Сам я через несколько дней заболел "лихорадкой неясной теологии", и через неделю меня вертушкой "отволокли" в кабульский инфекционный госпиталь, но это уже, совсем другая история...
  


  
   []
  

Командир разведывательной роты Владимир Левин, 16 мая 1983 года (АКС-У).

Воспитанник Харьковского танкового училища ("Воспитон").

   Я видел много шрамов у парней, вернувшихся после госпиталей. Смотреть не очень приятно, на эти традиционные высекания тканей, во избежание газовых гангрен или ещё чёрт знает чего...
   Через пару месяцев я встретил перед штабом того прапорщика - секретчика и попросил его показать раны, - мол, поедем или нет, громить тот дувал...
   Я увидел отметинки, похожие на следы от фурункула или оспины! Вот вам и афганское мумиё, вот вам и местное население... Прапорщик был награждён медалью, за "БЗ".
   Сегодня совершенно точно помню, что по итогам этого памятного дня, 15 мая 1983 года, я написал наградной на Юру Червонченко и уверен, что он должен был получить свой орден "Красной звезды". За остальных гвардейцев этого дня - не помню.
   Позже, по просьбе Саши Костарева, я написал наградной на его связиста. Замечательный парень "Ворона"! Александр Бруснецов.
   Он проходил, пролетал и проползал с нами два года, а под дембель, привёл свого сменщика-салагу и вместе с ним слетал на пару засад.
   Наши бойцы, замечательные солдаты, в своём подавляющем большинстве, а в Афганистане, - тем более, заслуживают самых высоких почестей и благодарности у всех поколений, хорошо
   представляющих себе, что такое война, служба и боевое братство.
   Нет! Честное слово офицера! Я не жалел бумаги и старался делать так, чтобы каждый наш солдат домой уезжал как минимум с одной наградой, ну а там уж, как ревностные клерки в штабах сочтут...
  
  
   "Подрыв 18 марта, под Квашем".
  
   Примерно 15 марта, в построенном ангаре с функцией клуба, вечером, проводилось совещание с офицерами бригады. Монотонно и убаюкивающе выступали наши командиры с традиционным набором фраз о дисциплине, озабоченности партии и правительства, кто-то внимательно слушал, кто-то читал, тихонечко разговаривал с соседом или попросту кимарил, т.е. всячески боролся со сном...
   Вдруг, врывается помощник дежурного по бригаде и ошалело орёт: "Разведчикам тревога, выход через полчаса, задачу получить в штабе..."
   Мы вскакиваем с места, пробираемся через ноги остающихся счастливчиков, а в зале почему-то стало совсем тихо.
   Вторая рота вышла на войну днём раньше в район Менджавара, высветила караван и, пожелав его прихватить, напоролась на неприятности в лице духов, не желающих ничего ей отдавать "просто так." Сейчас рота ведёт тяжёлый бой.
   Учитывая сложившуюся обстановочку, комбриг решил поднять разведчиков и выслать на помощь второй роте.
   Собрались быстро и через полчаса гусеницы машин трещали по Гардезу. Идём практически в темноте, максимально стараемся не светиться раньше времени. Погода просто дрянь. Ветер со снегом, мокро и холодно. Наблюдаем впереди вспышки взрывов и трассирующие очереди то в небо, то пониже, короче говоря, во все стороны. Где и кто, - не понять. Связываемся по радио, подходим ближе, встречаем первых бойцов роты, потом подходит ротный, говорит, что кода духи увидели приближающуюся помощь, отошли к Менджавару, серьёзных потерь нет, но и результат нулевой, ничего не прихватили. Ну и, слава Богу! Главное, что все живые!
   Собрались, сосчитались и ушли обратно в бригаду. Прибыли в три ночи. Тут бы и истории конец, ан - нет! Не знаю, что там вчера, "нарассказывал - надокладывал" командир второй роты начальству, однако командование приняло решение, - произвести реализацию разведданных по каравану в Менджаваре.
   Собрались, посовещались, получили задачи, чему быть, того не миновать. Мы люди военные, - "прикажут и вкрячут".
   Вечер 17 марта, офицеры-разведчики провели хорошо, за столом.
   Кто-то из наших, проставлялся по делу и щедро.
   Назначенный подъём на три часа ночи все добросовестно проспали и, нас поднял визг разведчика Кононова, залетевшего в комнату с нашим оружием: "Товарищ капитан! Бригада уже вышла из городка, рота в колонне стоит у парка..." Вот это да! Вот это дела! Взлетели, экипировались, выскочили как ошалелые, прыгаем на броню и уже в движении, догоняя колонну, уточняем кто, что и где. Вижу, что сильно нервничает новый начальник разведки, капитан Егорычев. Вдруг дёргает как током в голове! Я забыл на полке свой талисман. Свой оберег, который мне оставил по "дембелю" Саня Медведев, баракинсий офицер...
   Вот это да-а-а-а..., ну и дела-а-а-а!
   Кажется "устаканилось". Догнали, пристроились в хвост, слушаю эфир. Стоим минут десять. Опускаюсь в башню своей машины, упираюсь лбом в прицел (1ПН22М-2, - помню!) и пробую слегка поспать, пока разберутся там, впереди, - куда и как двигаться.
   В голове колонны идет 11 рота (кажется). Сворачивая с асфальта по указанию "командующего парадом", подрывается их БТРД, есть раненые и погибший. Снова стоим и чего-то ждём. По моей броне кто-то стучит железякой, интересуется, где главный у разведчиков и сообщает радостную весть, - "Старший приказал, разведроте идти впереди в назначенный район". После Ургунского похода Левина отстранили и назначили меня командиром роты (хотя это тоже совсем другая история...).
   Подаю команду, слева бодро обходим всех, проскакиваю метров пятьдесят дальше перекрёстка, съезжаем с дороги и, - ну, поехали...
   Сводный отряд двинулся за нами. Минут через двадцать, "чайка" (БТР) с НШ, - Забиякиным, обходит нас слева, и он показывает, - двигаться за ним. Под гусеницами глиняная каша, машины ползут с трудом, смотрю на вытянувшуюся за мной ленту машин. "Чайка" начинает прижиматься ближе к горам, глину сменяют валуны, машины "пляшут" на них, периодически ощущаются удары днищем, м-да, так не поспать. Пляска на камнях начинает раздражать. Он-то ведь, на восьми колёсах, ему проще, а каково нам? Выхожу на связь: "Кубок 76, я Символ 44..." и предлагаю уйти метров на сто ниже, там есть наши следы, оставшиеся от похода за второй ротой... В ответ мне порекомендовали дышать глубже и не влезать в эфир, без меня знают куда и как идти. Проходим кишлак Кваш. Смотрю в карту. Идём на связку грунтовых дорог и русел, делюсь своим несогласием с арт-коректировщиком, начальником разведки дивизиона, Стасом Падалко. Тот равнодушно просто пожимает плечами и машет рукой в сторону "чайки", мол, "жираф большой, - ему видней".
   Оборачиваюсь на колонну, машины, поплясывая на валунах, ползут за мной, дистанция метров по десять. Отчётливо вижу лица бойцов на следующей за мной машине. На башне, свесив ноги внутрь, наводчик-оператор Эдик Кашицын (он из города невест), смотрит прямо на меня и курит. Он делает сильные затяжки дыма и в моей голове пролетает мысль: "Так затягивается, как будто в последний раз..." Поворачиваюсь и начинаю опускаться в башню. Хлопок!
   Нет, не взрыв, а какой-то двойной хлопок раздаётся, будто сзади и левее. Хватаю "уши" управления орудием и начинаю поворачивать башню влево. "Гранатомёт..., выстрел - разрыв" - считаю я, поднимаю голову на тех, кто сидит на моей башне. Они смотрят назад. Выпрыгиваю наверх, за мной стоит "машина не машина"...
   Всё воспринимается как в замедленном кино. Сверху, плавно и медленно вращаясь, падают куски железа, какой-то хлам, вокруг лежат разбросанные тела. Спрыгиваю на землю, бегу к ним.
   Корпус машины раздут как консервная банка, верхней брони нет, медленно падает башня на землю, её руками сталкивают с себя те, кто сидел на силовом отделении. Вокруг машины лежат и стонут солдаты. Появляется начальник разведки, Саня Егорычев. Он держится обеими руками за голову, глаза мутные, стонет и повторяет одно и то же: "Ну и пиз....ло, ну и пиз...ло...". Ясно! Контузия.
   Вижу, лежит метрах в пяти оператор Кашицын. Руки и ноги как будто отсечены гигантским лезвием. Их нет! Лицо в серой копоти. Его зрачки плавно закрылись какой-то шторкой, понимаю, что он умер на моих глазах. Провожу ладонью ему по лицу, закрываю веки.
   Иду дальше. Кричат, стонут и копошатся бойцы.
   Рядом с машиной лежит сержант, командир отделения, Бурдин Саша (он из Душанбе). Я поднимаю его за плечи к себе ближе, нижней части лица нет. Месиво из зубов, костей и плоти. Смотрю в неподвижные глаза. Мёртв!
   Пытаюсь разобраться с остальными. Метрах в двадцати от нас, головой на камнях лежит механик водитель Лавренчук, такое впечатление, что он просто устал и решил полежать. Подбегаю к нему. Лицо спокойное, глаза приоткрыты, будто подглядывает, а кисти рук, словно пропущены через мясорубку. Беру за плечи, пытаясь приподнять... Его тело легко поддаётся ко мне, а шлемофон с затылком и серо-жёлтыми сгустками остаётся на камнях...
   Я опускаю его рядом, зову к себе кого-то из солдат для помощи, а у самого проскакивает мысль идиота, - "надо очистить шлемофон и отправить с вещами его родителям..."
   Возвращаюсь к машине, у кормовой части на земле лежит и стонет Зайчук. Из его бедра торчит кусок брони сантиметров в двадцать, нога наливается, пухнет. "Товарищ капитан, посмотрите, а что там у меня с ногой, она у меня есть или нет? Что-то я её не чувствую..."
   С кем-то из бойцов перетянул ногу в бедре жгутом, накрыли плащ-палаткой. "Успокойся, нога на месте, но в ней осколок сидит, ты не смотри туда...". "Товарищ капитан, а уколите меня, ведь у вас должно быть..." Достаю свою аптечку с промедолом, делаю ему укол и он, успокоившись от оказанной помощи, стал ждать его действия.
   Зайчук знал, война для него уже в прошлом, к нам он не вернётся, он досрочный дембель. Погибших сложили на плащ-палатку, раненых собрали вместе, считаемся, проверяемся... Нет одного бойца.
   Кричу: "Где Бондаренко?" Выясняется, что он был в десантном отделении, от которого осталась огромная рваная дыра.
   Днища машины тоже нет, от носовой части до двигателя. Залезаю на остатки силового отделения и среди рваного железа, тяг и конвейера для выстрелов, вижу кусок овчины, воротник армейского полушубка. Начинаем тянуть и, на свет божий появляется сначала голова, а потом вытягиваем и всего Саню Бондаренко. Он живой! Без сознания, но издаёт звук хлюпающих вздохов, как бы всасывает воздух в себя.
   Его завернуло в железо, как в крышку от банки с португальскими сардинами. Поднимаю его над бронёй, из проломленной головы медленно вытекают мозги, я опускаю его. Отгибаю воротник и делаю в шею два укола промедола, - не очнётся от шока. Мне ясно, что с такой травмой он вряд ли выживет, но инстинктивно ладонью пытаюсь затолкнуть обратно вытекающие мозги в дыру в голове. Кошмар, какой то!
   Свешиваю его для передачи вниз, на палатку, вижу, как ноги в ботинках свободно вращаются и болтаются аж у самой земли и понимаю, что они просто раздробленны и переломаны в нескольких местах.
Через час прилетели вертушки и забрали с собой скорбный "груз двести", наших погибших боевых товарищей. Я залез под остатки машины, стал в воронку от фугаса. Эпицентр взрыва фугаса был под сиденьем механика, чуть левее, а из-под первого катка правой гусеницы торчал замыкатель. Классическая "прищепка" на наших, отечественных батарейках "Прима". Чётко просматривался след гусениц моей машины, шедшей впереди. Ладонь! Моя 500-тая машина прошла на ладонь мимо замыкателя. Иначе я оказался бы на месте ещё хуже, нежели наводчика-оператора, Эдика Кашицына...
   Судьба. Но ведь я заговоренный. Духи поймали нас на глупости и неуважении к опыту. Фугас стоял на связке трёх троп и ручья. Знаю, что этого могло не случиться, "если бы..."! За два года и восемь дней прожитых мной в Афганистане, при мне, это были единственные (слава Богу) безвозвратные потери в разведывательной роте.
   Добрая память всем нашим солдатам и пусть земля им будет пухом.
   Перечитывая страницы сохранившейся своей рабочей тетради, читаю - "Когда-нибудь (при жизни), будет много умников, рассуждающих об этой "закупоренной" войне. Если, выживу сам, то не полезу ни в какие ветеранские организации. Когда дураки ("Тэтчер"), ведут в никуда (на б/д), то кроме бестолковых потерь ждать ничего не приходится".
   Далее написано ещё круче, не литературно. Ну что можно сказать, например, о предложении слетать подальше от пункта дислокации бригады в засаду. Километров за сорок...
   Спрашиваю: "А кто меня там поддержит огнём?" Ответ: " Я вам дам гаубицу Д-30, с расчётом, высадитесь из вертолёта, займёте огневую позицию на тропе, замаскируетесь, и потом..." "А как сваливать потом?" - интересуюсь я. "А вы что же, не смотрели фильмы времён войны?! Падаете на колёса и уходите, как наши отцы в Карпатах..."
   Вот такие то дела, такие вот полководцы, и это ему я советовал идти колонной метров на сто ниже...
  
   "Сержант 11 роты, Александр Гречин".
  
   На мой период службы в разведывательной роте было около десятка бойцов из Ашхабада, более того, почти все они учились в одной школе, в одном классе. Естественно, что и в других подразделениях бригады их "земляков" и одноклассников, было достаточно. В период командировки в Союз, в Ашхабаде, пару ночей, я жил у родителей одного из бойцов бригады, - сержанта Александра Гречина, из одиннадцатой роты. Отец его был лётчиком гражданской авиации, мама учительницей в школе, где учился их сын и мои "ашхабадцы". Как-то вечером, за ужином, с его родителями, зашёл разговор об их сыне. Я не знал его лично. Отец и мать просили меня, каким ни будь способом перевести его в разведроту, мол, там его одноклассники служат, да и вообще, так будет лучше... Я убедил их в обратном.
   Наша рота выходит на боевые действия, как минимум один раз в неделю, а то и чаще, а его одиннадцатая рота, - один - два раза в месяц. Следовательно, уровень выживаемости в его роте выше, чем у
   нас. Да и вообще, переведу, а вдруг что случится с ним, ведь не простят же мне они гибель сына. Родители согласились, мои доводы оказались для них убедительными. Позже, когда мы вернулись в бригаду, он частенько заходил ко мне, передавал приветы от родителей, рассказывал о себе, о своей подруге и письмах из дома, о планах на жизнь. Нормальный, воспитанный, контактный и эрудированный парень, был это Саня Гречин, сержант одиннадцатой десантно-штурмовой роты.
   В июне 83-го года, проводилась бригадная операция под Кабулом. Разведывательная рота десантировалась из вертолётов восточнее Сафедкоха, а бронегруппа выдвигалась с колонной бригады.
   Сегодня, спустя годы, я не помню о результатах той операции, хотя она запомнилась и маленьким, но не основным сюжетом в своём начале.
   Техник роты, старший прапорщик Якущенко ("Дублёнка"), перед выходом на боевые, высказал мысль, мол, столько уже времени в Афгане, а до сих пор не представлен к награде. Я предложил ему слетать на задание, но для пущей убедительности с пулемётом ПК, и не забыть прихватить с собой рюкзачёк с лентами к нему, а потом, мол, посмотрим на подвиги.
   После высадки попёрли в гору. Тяжело, а кто сказал нам, что это будет прогулочка... Кстати и старшина "Кам-кам", был в группе десантирования. Часа через полтора - два, оседлали гору, повисли над кишлачной зоной, наблюдаем. Проверились. Нет Якущенко. До сих пор не поднялся с пулемётом на гору. Выясняем, спрашиваем у бойцов, мол, где он запропастился... "Поднимается. Скоро будет..."
   На хребте, выше нас метров в двухстах, появляется раздетый по пояс пулемётчик, пошатываясь под грузом "любимого" пулемёта, "ухайдоканный" основательно, но без рюкзака, орёт с горы: "Духи! .... Вашу мать! Где вы?" Раздаётся длинная, патронов на двадцать, пулемётная очередь. Спустя некоторое время, он присоединяется к нам, первое, что он делает, - хватает у старшины полную (1.5 литра) капроновую флягу с водой и выпивает её в одно горло залпом, достойным лучшего применения. Мы все хохочем, больше всех, от вида нашего Николая, покатывается старшина: "Ну что, Коленька, как с пэка за орденами ходить!?". "Нет, командир. Не хочу я больше ордена, мне медали за работу на моих БМД-эшках хватит, больше с вами я не ходок!"
   Больше ничего памятного от того дня не осталось.
   Операция через несколько дней заканчивается. Рота выдвигается в замыкании бригады, подгребая хвосты. Мы стоим колонной у выхода из Вагджана (ущелье), долго ждём прохождения замыкания и трогаемся после них. Запрашиваю старшего, всё в норме, колонна весело прёт домой, в Гардез. Комбриг, подполковник Чижиков, ведёт колонну. С ним всегда было спокойно, как и с убывшим по замене, его заместителем, подполковником Морщакиным. Всё по максимуму продуманно, взвешенно и рассчитано. Они "любили" и умели воевать...
   Проходим перевал Тера, начинается спуск в долину, а там уже и Гардез виднеется. Мы идём последними. Настроение нормальное, мы никого и ничего не потеряли, одну машину свою тащим на сцепке на
   тросах. Впереди банька, ужин, а завтра..., - будет день, будет и пища, разберёмся. Посматриваем по сторонам, пушки вправо - влево. Всё как обычно. На моей машине молодой оператор-наводчик, недавно из учебки, напряжённо вглядывается в окружающий пейзаж, бойцы курят, о чём-то переговариваются между собой, гусеницы весело трещат под горку. Ну, всё как на войне, там всё происходит "внезапно", но как-то и почему-то обязательно - "вдруг".


  
   []
  

Техник роты, старший прапорщик Николай Якущенко, "Дублёнка".

   Выстрел из РПГ ! Граната пролетает над идущей впереди машиной. "К бою!" Моментально все укрываемся под броню, открываем ответный огонь. Сам изготавливаюсь из приоткрытого десантного люка машины... Клинит автомат! Перезаряжаю. Опять клин!
   Быстро разбираю, вижу, что в ствольной коробке два патрона и сикось-накось. Выбрасываю их, снова присоединяю магазин, заряжаю, вновь патрон утыкается... Оглядываюсь по сторонам, вижу, лежит автомат наводчика, который поворачивает влево башню, мне отрицательно качает головой, - мол, автомат мой и нечего его хватать. Всё же беру его автомат, наблюдаю в триплекс, вижу, как к дувалу бежит дух с гранатомётом на плече. Толкаю оператора и показываю ему: "Видишь? Стреляй!".
   Он его видел. Молодой солдат, Эглитов, впервые в своей жизни оказался на боевых действиях. Наблюдаю, дух вот-вот скроется. "Стреляй!",- кричу ему. Его мимика говорит мне, мол, чего ты орёшь, я сам всё прекрасно вижу... Душара подбегает к разваленному домишке, бросает гранатомёт в окно и ныряет за ним.


  
   []
  

Пейзажи в районе перевала Тера.

   Выстрел ! Граната в эту же секунду влетает в окно за духом. Вижу взрыв внутри. Ну, думаю, красавец ты у меня... Поворачиваюсь к нему, а его лицо ничего не выражает кроме как, - "ну подумаешь попал в окно, да на ходу, а я и не то умею, ещё увидишь сам..."
   Да, вот уж точно, молодчина... Минуты через две мы выходим из зоны поражения, заворачиваем за скальный выступ, и сразу останавливаемся. Надо провериться и посчитаться. Спешиваемся, перецепляем троса, делимся впечатлениями от гостеприимства местного населения по случаю возвращения в пункт постоянной дислокации...
   Стрельба! Плотная автоматная стрельба у нас за спиной. Не понял! Кого это там духи зацепили?! Выглядываем. Сверху, со стороны перевала летит чей-то БТРД. На броне куча народа, они палят по обе стороны дороги. Машина почему-то останавливается, с неё спрыгивают бойцы и разбегаются по обочинам, кто как, занимают огневые позиции и ведут огонь. Справа речушка и не большая зелёночка. В эфире запрашивают помощь.
   Связываюсь с командиром взвода. Радую, что помощь ближе, чем они могут предполагать. Двумя машинами начинаем движение на выручку попавшей под огонь группе одиннадцатой роты, на одной иду сам, в другой Андрей Савин. По мере нашего приближения, огонь несколько стихает, но по броне всё же постукивают пули.
   Подходим вплотную, подаю разведчикам команду на спешивание и рассредоточение. Бойцы выскакивают из машин, ведут огонь из автоматов, больше в сторону "зелёнки".
   Выскакиваю из своей машины, подбегаю к БТРД, нахожу взводного, кричу ему, чтобы собирал людей, распределял по машинам, и будем
   выходить по его докладу о готовности. Проходит минут пять, рядом со мной, укрывшись за катки машины, лежит кто-то из разведчиков, постреливая одиночными куда-то в зелёную зону, сам я никого почему-то не наблюдаю, хотя возле нас периодически цвякают и визжат пули. Взводный сообщает, что все люди собранны, за исключением, - нет одного человека. По докладу бойцов, он отбегал с кем-то за речушку, к зелёнке, пока найти не могут. Вызываю по радио Андрея Савина, говорю ему, чтобы взял с собой бойцов и помог найти пропавшего солдата ... Ждём. Минут через пять, Андрей сообщает: "Нашли! Убит! Он один, оружия и эрдэ при нём нет. Его добивали камнями. Сейчас вынесем".
   Через минуту вижу, как со стороны зелёнки выходит наша группа, почти бегом несут тело бойца к дороге. По радио: "Вова, это тот сержант, который приходил к тебе иногда, ашхабадский..."
   Помню, как я впал в какой-то ступор...
   "Ну, ни хрена себе. Я говорил родителям, что нельзя переводить, а тут их сын погиб рядом со мной, а я, баран, корчил из себя психолога сраного... Успокаивал и обнадёживал..."
   Вынос прикрывают огнём. Я продвигаюсь на машине ближе кормой к выходящим. Открываю на полную десантный люк, принимаем тело, солдаты укладывают его в машину. Нас прикрывает пулемётчик Вася Мороз. Он стоит на дороге и "поливает" из ПК столь близкую зелёнку. Наблюдаю, как падают на дорогу звенья опустошённых лент, вокруг него градом бьют трассера, выбивая куски асфальта. Ору ему, что бы ломился к нам в машину. Кажется, он не слышал. БМД начала медленно отползать, Василий отстрелялся до последнего патрона, а когда понял, что стрелять больше нечем, растерянно посмотрел по сторонам, заметил мою жестикуляцию, подбежал к машине, просто забросил к нам пулемёт и мгновенно запрыгнул сам. Тут же захлопнули люк. Уходим.
   Никто не разговаривает. Просто смотрим на лицо погибшего, и только рёв двигателя рвёт нервы. По радио доложил обстановку.
   Через полчаса входим в бригаду со стороны жилых модулей. По тому месту, где мы попали в засаду, работала ствольная и реактивная артиллерия бригады.
   Нас встречал бригадный оркестр. Представьте себе картину, - труба, барабанщик и флейта (три музыканта), исполняют мелодию "прощание славянки"... Сюжет для грустного кино.
   Машины "урча" двигателями, медленно ползут в пыли, а рядом со мной лежит тело погибшего сержанта 11 роты, Саши Гречина.
   В горле спазмы, хоть ори, хоть плачь, да ещё и эта музыка.
  
   " Просто позор ".
  
   Лето 1984 года. Я уже в Кундузе. Мне снова повезло. За две недели до пробной операции к Хосту, меня перевели в дивизию, а бригада собрала серьёзный урожай смерти. Четвёртый батальон "сходил" снова на Алихейль. Погибло много, в том числе несколько разведчиков.
   Ночь заканчивалась. Вчера культурно отдыхал на берегу речушки, валялся, глядя в голубое небо, наблюдая за вертушками, гудящими высоко и в километрах трёх, периодически атаковавшими какие-то цели под Кишимом. Рядом на камушках лежал маленький Panasonic и голосом Антонова, напоминал, что "под крышей дома своего" скоро воцарится покой и мирная сладкая жизнь дембеля.
   Нос уловил очень приятный запах со стороны полевой кухни управления. Боевых действий никто не вёл, эфир молчал и, решив размять ножки, я вышел из кунга и направился к источнику запаха.
   Так оно и есть. Генеральский повар варил в казане что-то волшебно ароматное и вкусное. Поболтали, поделились мнениями о бодрой военной жизни, показывая на луну, говорю: "Вот представь себе, что на эту самую луну, сейчас глазеют тысячи людей в других местах, и они совершенно не думают о войне, о тебе или ещё, о чём-то... Она одна на всех, а мы ползаем под ней и становится от этого обидно, что завтра новый день, новая войнушка или даст Бог, не будет её..." В казане, солдатик-узбек приготовил шурпу. Он накладывает мне полную миску, и я с превеликим удовольствием начинаю её уминать сидя на камушке рядом с костром. Наелся как удав! Глаза в кучу, ползти в кунг лень и устраиваюсь на трофейном спальнике тут же, покемарить на сытый желудок.
   Выпрыгиваю из сна от голоса генерала, - "Вот ты-то десантник, мне и нужен! Сейчас выдвигаешься в разведбат и ...".
   Задача ясная. Вот к чему лень и шурпа подвела. Не сиделось за картами, получи приключения на свою ж....
   Получив у комбата пять машин с экипажами, выдвигаюсь на сопровождение большой колонны машин с хлопком-сырцом... "Стратегический" груз... Тащить её до Кундуза. Было такое впечатление, что все просто спят. На связь выходят с пятого запроса, с замыканием вообще непонятно, то ли они в нашей колонне, то ли пойдут во второй, после нашей. Чувствую, что меня начинает "подтряхивать" от этой "пехотной" неуправляемости.
  


  
   []
  

"Верхом" на БРМ из разведбата, с трофейным ДШК.

   Двигаемся достаточно бодренько, рывками по паре километров. Оператор спрашивает у меня: "Пушку заряжать или нет?" "А ты что же, до сих пор не зарядил?" Оказывается, он первый раз на боевых, "весенник". На остановочке, принимаем вправо, он ковыряется в башне, минуты через две кричит, мол, всё в порядке, зарядил. Начинаем движение, влезаем в колонну, но оказывается, что вторая догнала первую и смешалась с ней. Одно слово, - пехота! Наблюдаю, впереди, в голове колоны взрыв и чёрный шлейф дыма. В эфире стоит крик и мат-перемат. Никто никого не слышит, и слушать не хочет. Просто-напросто, идёт жёсткий обстрел колонны.
   Подаю команду механику, съезжаем с дороги, двигаемся вдоль обочины, метров через пятьсот вижу, БМП впереди стреляет из автоматической пушки по винограднику справа. Из него вылетает пара выстрелов в сторону колонны.
   Кричу своему оператору, видит ли он цель или хотя бы это место. Тот кивает головой. Машу рукой, мол, стреляй! Наша машина начинает поливать из пулемёта.
   Стучу ему по башке, мол, ПКТ, - это хорошо, а пушечка - лучше. Но, по его жесту понимаю, что она не стреляет. Ладно, думаю, позже разберёмся. Не доехали мы метров сто до горящего Камаза, как в
   кабину другого, который от нас метров двадцать, попадает выстрел из РПГ. Тогда я почему-то подумал, что стреляли в мою БМП. Камаз занялся огнём. Спрыгиваю с брони и бегу к горящей машине. Правая дверь взрывом почти сорвана, водила лежит головой ко мне, лицо всё в крови, но он в сознании, что-то мычит и булькает кровью. Хватаю его за плечи и вытягиваю на себя, укладываю у колеса, снова запрыгиваю в кабину, беру его автомат и вещмешок с пожитками. В кабине всё разнесено осколками, что и где горит не видно из-за чёрного едкого дыма. Вылезая, цепляюсь за что-то и падаю на дорогу. В ноге сильная боль. На пулевое не похоже, - думаю, скорее всего ударился сильно. Боец смотрит на меня лёжа на спине и что-то хочет сказать. Лежу рядом с ним, вокруг стреляют, кто и куда не понимаю и не вижу. Наблюдаю, как стоявший за горящем, Камаз, начинает выворачивать колёса и выруливать в нашу сторону. "Раздавит!" - думаю, - чертила, неужели не видит, что мы тут загораем!?". Он медленно начинает двигаться. Обхватываю бойца за грудь и начинаю его тащить в кювет. Моя БМП тоже почему-то начинает двигаться вперёд, пыль, дым и грохот от стрельбы и рёва двигателей. Лёжа в кювете, осматриваю бойца, лицо сильно изранено, его посекло осколками, но глаза на месте, только орёт что ему больно. Понятно, что не щекотно! Где вижу, смахиваю стекло, особо не церемонясь, всё равно ему везде больно. Вытаскиваю ИП-пакет из приклада, быстро, по "топорному", перевязываю ему лицо, спрашиваю, мол, где ещё больно. Но, всё вроде как, в норме, только не слышит ничего. "Загораем" минут пять, мимо нас двигаются машины, никто не останавливается, на его Камазе полыхает кузов с хлопком-сырцом. Горит весело и дружно. Появляется БМП, она палит короткими очередями из пушки и останавливается возле нас. Из десантного отделения вылезает боец (оказался прапорщиком), ржёт и сообщает, что "карета подана".
   Помогает подняться бойцу, и вдвоём затаскиваем его в машину. Забрасываю мешок, автомат, заползаем сами, захлопываем двери и секунд через десять машина трогается. Как в консервной банке, ничего не вижу, ничего кроме рёва машины не слышу.
   Минут через двадцать останавливаемся. Прапорщик опять ржёт: "Ну что, капитан, весело прокатился!?"
   Пробую разобраться кто, что и где! Какое там! Никто толком ничего не знает. Главное одно, место засады проскочили, потеряли два Камаза, но никто не погиб. Возле Тулукана разберёмся. Я снова бегом вдоль колонны добегаю до своей БМП, где счастливый наводчик-оператор, увидев меня, радостно докладывает, что отстрелял патронов четыреста и, кажется, кого-то у духов завалил, а пушечку он не смог там сразу зарядить, но теперь ему помогли и можно при случае попробовать пострелять и из неё.
  
  
  
  
   []
  

Типичная картинка афганских дорог...

   Надеваю шлемофон, кое-как вошёл в связь, узнал, что всё "просто здорово", потери колонны минимальные и все мы просто молодцы. "Старший" выражал свою признательность, что он не ошибся, назначив меня старшим в сопровождение и так далее. Я слушал его, своего уважаемого генерала и чувствовал, как всё больше и больше краснел. Мне просто было стыдно за всю свою бестолковость и беспомощность, за то, что просто "по счастливой случайности" обошлось именно так. Сам себе поставил большую и жирную двойку,
   хотя никогда об этой бестолковой истории не рассказывал, я считаю её одной из самых позорных страниц моей военной биографии.
   По возвращении с операции, кадровики отправили представления на награждение большого количества бойцов-участников "прорыва" колонны.
  
   Моя " последняя война ".
  
   Уже за спиной остались и перевод в Кундуз, походы в Баглан, Нахрин, Даханайи-Гори, Кишим, Файзабад, и гибель "деда" (Ярощук
   Михаил Григорьевич, 9 сентября 1984 года, в ущелье Баджга в районе Бану, на Панджшере), и прочее, что может уложиться в трёхмесячный период афганской жизни. Впереди совсем иная жизнь, вполне осязаемая замена и всё то, что из этого следует. Пехота воюет иначе, нежели "десантура", но это совсем другой предмет для разговора.
   Мой начальник, подполковник Кузьмин, грамотнейший специалист войсковой разведки, умнейший человечина и обаятельный мужик, благословил меня начальственным одобрением на проведение засады в районе Карабатура, что находится несколько западнее Кундуза. Как я выяснил, место практически нехоженое нашими подразделениями, а, судя по карте и аэрофотоснимкам, есть перспектива прихватить караванчик с оружием. Увязать предстоящие действия с различными силами, оказалось достаточно просто. Все меня выслушали, понимали, записывали, отдавали распоряжения "вниз". Как всё здорово срастается, душа радовалась, - значит, всё будет "тип-топ". Проблемы начались с набором "добровольцев", кто не возражает о включении в состав группы выходящей на боевые действия с "отмороженным десантником". Построили часть подразделений одного полка, другого и в итоге набралось шестнадцать человек, включая начальника разведки полка, старшину разведроты и врача. Да, думаю, весело будем воевать под дембель.
   Вечером перед вылетом на "работу", мне сообщают, что в Кабуле уже сидит мой сменщик, из Германии. Гладя на ситуацию со своей группой камикадзе, появляется предательская мысль, - "а не соскочить ли от войны в сторонку...". Поразмыслив, принял решение не давать повода разговорам о малодушии, два года "дублёнку" не дырявили, так не должны и под занавесь попортить, всё равно ведь "везучий". Настроение поганейшее, утром ещё хуже. Искушение великое, - остаться, не лететь, метеоусловия плохие, пыльная буря, нога болит или "месячные с вековыми начались.."
   Собрались, проверились, подтянули оружие, связь, вода, АГС, пулемёты, "Блики", боеприпасы, настроение, - всё как всегда, за исключением, - я осознаю, что людей-то, не знаю, кто на что способен, на кого можно положиться...
   Но отступать некуда. Приказ, короткое напутствие, по бортам, доклад, пожелание удачи, взлёт.
   Вертушки взлетают красиво, мощно и быстро, мы сидим и гоняем мысли по извилинам, каждый свои. Командир звена сообщает о подходе к району высадки. Стою в кабине у лётчиков за спиной, смотрю на бегущую под нами выжженную землю, а вот и пошли на предельно малую высоту.
   Мне всегда нравился этот переход, когда вертушка стремительно роняет нос и устремляется к земле, желудок слегка подкатывает к горлу и интересуется, " а чем мы сегодня завтракали!?"
  


  
  
   []
  
  
   За годы афганской жизни, все знали, и люди и железо, воевать надо налегке, иначе, можно хлебнуть неприятностей.
   Наблюдаем, как впереди нас, на лихом коне, скачет дух, мы делаем над ним разворот, видно, что автомат у него висит на седле, за спиной какая то сумка. Разворачиваемся, заходим снова.
   Техник открывает дверь, я пристёгиваю трос, свешиваю ноги за борт и изготавливаюсь для стрельбы. Догоняем всадника вновь, он почему-то считает, что сможет ускакать от нас на своей кобылке.
   Явно местное население не в курсе, что при появлении вертолёта, нужно остановиться и поднять руки, показывая, что ты мирный дехканин и живи себе и здравствуй. Он явно не желает подчиниться, продолжается игра со смертью, а ведь мы в районе высадки. Заходим на третий разворот, скачка продолжается. Целюсь, делаю длинную очередь. Дух кувырком с лошади, и она останавливается.
   Лётчик выбирает площадку метрах в ста от него, выскакиваю, устремляюсь к нему, залегаю метрах в пятидесяти, на всякий случай делаю ещё одну короткую очередь в него, а вторую в лошадь, которая падает от духа метрах в двадцати. Подбегаю к погибшему, засадил нож по рукоять, забираю сумку с какими-то бумагами, снимаю кобур с пистолетом, "лифчик" с магазинами, в сумке ещё пачек пять патронов к нему. Подхожу к лошади, к седлу приторочен китайский АК, забираю его и бегом к борту. На всё про всё минуты две.
   Взлетаем и уже через минут двадцать, заходим на своё место.
   Рёв двигателей, пыль, покидаем борт и отбегаем по дуге метров на тридцать. Занимаем позиции. Через минуту, борта в воздухе, набирают высоту, делают над нами круг, желаем, друг другу удачи и они уходят за горки в сторону Кундуза, на базу домой.
   Через час вышли на караванную тропу, разрушенные кошары, лощина метров на сто. Нормально, здесь и сядем. Пока всё в номе. Задачи исполняются быстро и толково, самому нравится, когда так.
   Доклад наблюдателя: "Наблюдаю группу людей...". Беру бинокль и вижу, как по тропе в нашу сторону движутся три человека с ишаком. Когда они приблизились, - "Здрасьте!"...
   У одного пистолет, другой с автоматом. Тут всё ясно, вопросов нет, за исключением, - нужна информация о передвижениях мятежников на этом участке. Допрашиваю их через переводчика, отдельно друг от друга. Весёлая картинка получается. Тот, который с автоматом, - проводник, сегодня встречается с Моалимом, для проводки каравана из Карабатура на север долины. Караван боевой, свежий, из Пакистана, численность около трёхсот сабель...
   Веселее не придумаешь, а нас шестнадцать "сабель". Допрашиваю автоматчика. Гяриб дехканин и только. Автомат он нашёл сегодня утром, идёт в Карабатур продавать его. Когда услышал о Моалиме, начал что-то кричать на первого. Переводчик сказал, что он его проклинает именем всевышнего и тому подобное. В те времена действовал познанный мною закон разведки.
   По "первости", когда я благородствовал с пастухами и прочими мирными дехканами, желая им здоровья и процветания в их трудной
   крестьянской жизни, в "благодарность" мы получали стрельбу из кишлаков, "обкладывание" через час после "прощания"...
   "Старшина! Дай ему сахарку и галет. Пусть идёт домой со своими овцами...". "Командир, есть законы, которые ты не должен нарушать, это жизнь и работа твоих подчинённых... Он написан старшими поколениями и работает на разведку, на победу.
   "Кто нас увидел, - тот должен умереть..."
   Я исполнил закон разведки с начальником разведки полка, без лишнего шума, благо у меня был ПМБ.
   Приближалась ночь с обещанным сегодня караваном. Всю лощину обложил минами - МОНками, замыкатель один и находится у меня в
   руках. Роем волчьи ямы, индивидуально, каждый для себя. Нависли над тропой метрах в двадцати, замаскировались хорошо. На левом фланге АГС и ПК, у бойцов справа ПК. Сам сел по центру, связист метрах в десяти за кошарой. Сигнал на открытие огня, - одновременный взрыв шести мин МОН-50. Они должны срубить и разметать основные силы каравана, остальное, используя эффект внезапности, завершим из стрелкового оружия и гранатами...
   Быстро легла ночь. Про афганские ночи написано, спето и рассказано достаточно много. Как всё это представлять?! Нет в России такого бездонного звёздного неба, с такой луной и... тоской по Родине. Особенно, когда знаешь, что твой сменщик сидит в Кабуле, а ты, идиот, сидишь тут, под небом в алмазах, но ждёшь "свежий караван из Пакистана..."
   Всё тихо. Ждём. Минула полночь. Тихо. Просто звенящая тишина, ни воя шакалов, ни крика ночной птицы. Мёртвая тишина, которую иногда нарушает приглушенный кашель курильщиков, которым "под угрозой смерти" курить запрещено, - дома накуримся. Я смотрю на звёздное небо, ловлю взглядом очередную "падающую звезду" и в очередной раз пытаюсь успеть загадать одно навязчивое желание - "Что бы мы утром были живые...".
   Успел или нет!? Ну да ладно, сейчас следующая звезда пронзит чёрное небо над нами...
   Два часа ночи. Вспоминаю всё, что только не приходит в голову. Детство, юность, школа, училище, любовь, семья, родители. "Мама пишет, что молится Богородице за меня..."- значит, думаю, поэтому-то я и везучий... "На кой хрен он тебе сдался, этот караван и Герой Советского Союза - посмертно!?".
   "С левого фланга слышу шум. Похоже на лошадей...!" - доклад наблюдателя. "Всем внимание! Приготовиться! По цепи передать напоминание, - открытие огня только после взрыва".
   Ждём. Шум приближающихся лошадей нарастает, уже отчётливо слышен перестук копыт, наблюдаю в "Блик", как группа всадников спокойно и не торопясь, приближается к нам. Считаю... Шесть!
   Они спокойно входят в зону поражения, спускаются в лощинку, вижу как едущие впереди, курят и о чём-то переговариваются. Все всадники вооружены автоматами.
   Так, понятно, - дозор. Пропускаем. Минут через пять появляется вторая группа, - двенадцать всадников. Пропускаем. Они так же проходят мимо нас. Ну, кажется, сейчас и начнётся...
   Шум последней группы стих, она вышла из зоны поражения, поднялась из лощины и скрылась в темноте. Ждём. Подавать какие-то команды нет смысла, понимаю, что никто не спит, все напряжены и всматриваются в темноту до рези в глазах. Слышу нарастающий шум. Вот это табунище! Ну, обещали ведь вам триста сабель, - получите... Справа, со стороны ушедшего дозора, раздаётся автоматная очередь, трассера летят красивой струёй вверх, пронзая звёздное небо.
   Секунд через десять, с их стороны, из нескольких стволов открывается стрельба в нашем направлении. Трассы проходят намного выше. Снова тишина. Она длится несколько минут. Грохот огня! От трассирующих очередей становится светло. Со стороны "табуна", в нашу сторону ведётся беспорядочная стрельба, стреляют десятки стволов. В этом шуме кричу в разные стороны: "Никому не стрелять! Никому не стрелять..." Один ответный выстрел и духи поймут, где мы сидим... Отстрелялись они по магазину, не больше. Тишина. Тише, наверное, никогда не было. Напряжение растёт. Вот, думаю, сейчас и начнётся "наш последний и решительный" бой. "Сколько же мы успеем их положить здесь, пока нас не сомнут? Сотню? Две? Во всяком случае, много. АГС и ПК на левом фланге первыми очередями должны притормозить темп их атаки, а там как разложится!" Тихо как на кладбище.
   Проходит несколько минут напряжённого ожидания и вновь появляется "табунный" гул.
   "Внимание! Приготовиться!" Но шум, почему-то не нарастает, а стихает, удаляется. Дозорный с левого фланга докладывает, что духи уходят обратно, в сторону Карабатура. Через десять минут всё стихло, над долиной опять кладбищенская тишина.
   Проходит час, два. Обстановка не меняется. Духи не решились на переход не выяснив, кто и что может им помешать. Забрезжил рассвет, на востоке посветлело, ночь заканчивалась. Выхожу на связь и запрашиваю борта часиков на восемь утра, с "крокодилами"- Ми 24. Принято! Будут вовремя, как просим.
   Рассветает. Мы по-прежнему, сидим тихо как церковные мыши.
   Связист сообщает, что вертушки взлетели, я включаю "Ромашку" для связи с ними. Проходит минут пятнадцать и...
   "О сколько их, мгновений чудных, рождает вертолётов звук..." Слышен нарастающий рокот любимой авиации огневой поддержки. Приходит в голову мысль, мол, зачем МОН-ки снимать, давай я их подорву! Перевожу взрыватель в боевое положение, нажимаю на спуск... Тишина! Нажимаю ещё раз. Тихо, никакого взрыва не
   происходит. Вот дела! Перевожу взрыватель ещё раз в положение предохранителя и обратно в боевое. Давлю и снова никакого взрыва!
   Волосы зашевелились от кошмара, и под ними загорелась кожа. Осознаю, какой это ужас, это значит, что лошади своими копытами порвали провод управления подрывом, а это уже означает, ЧТО ...
   Что всё могло закончиться для нас всех, более чем плачевно.
  
   []
  
   Вертолёты заходят на круг высоко над нами, я связываюсь с их командиром и даю целеуказание на кишлак, в котором укрылись наши ночные гости. Начинается "карусель". На неё всегда приятно смотреть со стороны, и не позавидуешь тем, вокруг кого она вертится.
   Обозначаем себя оранжевыми дымами, восьмёрки идут к нам, а "крокодилы" выполняют РС-ами, бомбами и пушками свою добрую хирургическую работу, - удаляют опухоли с тела "апрельской революции". Покидаем свои укрытия, снимаем мины, сворачиваемся, собираем свой боевой скарб и бегом выдвигаемся к площадке забора, к присевшим к нам восьмёркам (Ми-8 МТ).
   Ухожу последним, бойцы копошатся, снуют, наверное, ещё не осознают до конца, что "сваливают" из района Карабатура в полном порядке и как нам всем повезло.
   Совсем другое настроение у меня.
   Достаю из РД свой фотоаппарат, "Зенит" и, не сильно заботясь о выдержке и диафрагме на объективе, остановился и просто делаю несколько кадров "на память". Потом посмотрим, в Союзе, что получится. Счастливые бойцы заскакивают на борта, рассаживаемся, натужный рёв двигателей, отрыв от земли и снова ввысь, уходим домой.
   Я знаю, что это конец! Всё! Моя война закончилась! Она уже за спиной. Прощай Афганистан! Прощай оружие! Пусть удача не отвернётся от тех, кто остаётся, кому до дембеля ещё далеко, кому ещё шагать и пылить по этой, горем и кровью пропитанной земле.
  
   "... Сколько-ж нужно крови в этот шар!?".
  
  
  
  
   []
  

Вот такие были последние кадры моего "Зенита"...

  
  
  

  
   "Дембель".
  
   Обходной лист, отвальная, предписание на руках. Впереди совсем другая жизнь и служба, от которой за два года успел отвыкнуть. Во всяком случае, ТАМ уже не стреляют, не взрывают и не устраивают засад на дорогах. Ничего, я не первый и не последний, как-нибудь адаптируемся к новой жизни. Вещи собраны, всё на прощание сказано, вылетаю в Кабул на "почтаре". Не оставляет мысль, что для меня Афганистан, уже перевёрнутая страница, больше никогда в жизни я не увижу этих гор и гарнизонов, лиц боевых товарищей и не ударит, не опалит ноздри запах афганской пыли. Приходит в больную голову мысль, - а не посетить ли на прощание основные гарнизоны, где я побывал за два года?! Решено! Первый рейс в Джелалабад. Туда и обратно, к вечеру снова в Кабуле, а утром уже вылетаю на Гардез.
   На кабульской бетонке, когда вертушки уже выруливали на взлёт, вижу бегущего офицера. Он машет рукой, мол, подождите меня. Подбираем и его. Узнаю в нём офицера первой роты, его имя и фамилию не вспоминаю.
   Он возвращается из Союза, из госпиталя, после ранения в пах.
   Их БРДМ-мы сопровождали колонну на Кабул, а мы сидели в засаде, не далеко от Вагджана, с задачей перехватить минёров. Колонну духи обстреляли, но она проскочила почти нормально. Его БРДМ попал под огонь, сошёл с дороги и прилёг "на бочёк". Кажется, семёрка их тогда растаскивала. Так за разговорами мы и прилетели в стольный град Гардез. Роту не узнаю. Новые, не знакомые лица, из старых осталось лишь несколько бойцов, среди них Вася Мороз, он уже заместитель командира взвода, исполняет обязанности старшины роты. Рассказывает, что летом рота понесла большие потери, в Логаре. В коллективе создалась после этого обстановка недоверия к офицерам. Те решили разогнать оставшихся "стариков", и создавать новый коллектив. Однако это не решило основной проблемы... Неприятности и потери в роте, к сожалению продолжались.
   "Старички" упали на дно, так сказать, "на сохранение".
   Пообщался с офицерами, навестил тех, кого знал. Вечером в комнату в модуле, заходит ТОТ офицер и просит, если не трудно, мол, то завтра он даст мне письма, которые надо бы бросить в Союзе, так они быстрее дойдут до адресата. Нет проблем, о чём речь! Ужин, разговоры, воспоминания, пожелания и прочее, чем отличается компания офицеров в той обстановке.
   Утро. Подъём, завтрак, короткие сборы. Узнаю, когда летят борта на Кабул. Почтари после Газни залетят к нам и часиков в двенадцать - "аревидерчи". Захожу к офицеру и напоминаю о письмах. "Ещё не написал, подождать можешь?" Время ещё есть, почему бы и не подождать. Проходит час. Я собран, готов выдвигаться на площадку. Боец-разведчик, в качестве личного "оруженосца" готов донести мою парашютную сумку с вещами до вертолёта...
   Ну, где же эти письма!? Захожу, спрашиваю. Пока не готовы, - заканчиваю. Проходит ещё время... Борта! Забегаю, - "Ну что?!" "Вот, уже заканчиваю..!"
   Боец уже на взлётке, я в модуле, жду конвертов. Слышу, как "мои" вертушки поднимаются и уходят на Кабул без меня. "Да чтоб ты обосрался, со своими письмами!". Захожу, ласкаю его уши своим недовольством, мол, я уже был бы над Бараками, а торчу тут, как памятник Ришелье, в ожидании "долбанных" писем.
   Он виноват, извиняется и отдаёт мне два конверта. Его письма я опустил в указанный таможенником большой фанерный ящик, проходя таможенный досмотр в Тузеле. Как выяснилось позже (в ГСВГ), в конвертах, кроме писем, были наркотики...
   Но это была уже совсем другая и грустная история.
   Вылет из Гардеза состоялся после обеда, часов в пятнадцать. Вместе со мной на борт загрузился Гоша Харапет, бригадный хирург.
   Вместе с разведчиками он несколько раз ходил в засады и на боевые операции. Он летел в отпуск. Борта оказались афганскими. Пролетев над Бараками, расположением третьего батальона, вертушки пошли на снижение в районе Мухамед-Ага.
   Нас "обрадовали", что борта привлекаются на боевые действия афганских подразделений, с них будут высаживать коммандосов. "Обалдеть!" Вертушки сели у подножия "мухамедки", нас с вещами высадили и, сказав нам на прощание, что через часик они вернутся за нами, восьмёрки удалились... Глазеем по сторонам. В километре от нас какой-то полевой лагерь, в полукилометре кишлак и всё...
   Больше никого и ничего. Становится значительно "веселее".
   Вот это дембель! Ну почему опять со мной такое!? Проходит час, - тишина. Проходит два. Тишина. "Гоша, - говорю, а что у тебя есть режущее или колющее?"
   Он достаёт малюсенькие ножнички из кармана...
   "Слушай, Гоша. Ты врач, тебя духи не "кончат", а вот мне уж точно отрежут всё что можно и порвут на куски. Если будут нас брать, чикнешь мне по сонной артерии, ладно?!" На том мы и порешили.
  
   []

Вот такой он, Гоша Харапет. Со мной в Бараках весной 1984 года.

Тогда мой рост был 180, а у него?!

   Сидим и ждём, как распорядится судьба. Вечереет. Солнышко падает ниже, а настроение на уровне унитаза... Тишина. Вот, думаю, балбес, дались тебе эти письма, молча улетел бы и дело с концом, а то нет, - я подожду. Дождался!
   Ход мрачных мыслей прервал родненький звук приближающихся вертушек. На одном, кружащем над нами, была сломана передняя стойка (без колеса), второй присел и в две секунды мы залетели в него осчастливленные мыслью, что наш дембель не обломался, что я всё равно увижу Питер... Через полчаса, в сумерках, приземлились в Кабуле. Первое, что мы сделали после посадки, - пошли в дукан и взяли бутылку столичной...
   "ЗА состоявшийся ДЕМБЕЛЬ !"
   Утром, вылетая на ИЛ 76-м в Союз, я попросился в кабину лётчиков, расположился под штурманом в нижней её части и до самой границы созерцал Афганистан, узнавая места, где топали мои ноги, трещали гусеницы и кружили вертушки.
   Да, я счастливый и везучий человек, у меня он позади! Больше никогда я не увижу этих, ставших по-своему почти родными, краёв, связавших мою память крепкой стропой воспоминаний. Афганистан будет возвращаться только во снах, извечной нехваткой патронов и так нужного мгновения для спасительного выстрела...
  
  
  
   ,щ Тарасов, так держать. Присажё видел, - как п ролом стены пошли разведчики, и всё равно взовал ИМ)606060606060606060606060606060606060606060606060606060 " РДР 12 ОРБ ".
  
   По собственному желанию, в очередной раз, изменил военную карьеру, и вместо штабной работы предпочёл работать с людьми, "на земле". Обещанная должность начальника разведки бригады оказалась занятой и комбриг Швец "на пару - тройку месяцев" порекомендовал отправиться в "прыгающую" пехоту-матушку. Мол, весной заберу тебя в бригаду. Оказалось, - навсегда...
   Штернбухольц. Гарнизончик под Шверином, в лесу, отдельно от массы дивизии, в городке стоит разведывательный батальон и автобат. Принимаю разведывательную десантную роту в батальоне.
   Первое впечатление тяжёлое. Ожидал устроенный быт и порядок, на поверку оказалось, что надо начинать всё с начала. Но отдыхать, - не работать, а так хотелось не напрягаться. Мечты-мечты.
   Ни шатко, ни валко, начал вживаться, не утруждая себя большим напряжением. Однако, подобная "лафа" продолжалась не долго. В моё отсутствие (был в отпуску, родилась дочь Ольга), случились неприятности. Командование мне строго указало на недостатки. Посидев и хорошенько поговорив с офицерами, пришли к выводу, что проблемы из-за нас, это мы плохо работаем, бойцы живут своей жизнью, порой не совпадающей с принятыми требованиями...
   "С понедельника начинаем новую жизнь, новую веху в жизни роты"! Работали как черти, день и ночь, каждый занимался своим делом и больше, дня не хватало, чтобы охватить и решить все текущие и перспективные вопросы. Боевая подготовка основа всего. Внешний вид, строй, песня, казарма, внутренний порядок, занятия, физическая и политическая подготовка, наряды и... хозяйственные работы. Отрыв очень большой, в программу по часам никак не вписываемся. На вооружении роты радиостанции КВ диапазона. Кто их придумал и принял на вооружение разведывательных групп, - не знаю, но дьявольски напряжённый труд разведгрупп, определяется именно получением информации о результатах поиска по радио.
   Связи НЕТ ! Разведчики носятся по лесам и днём и ночью, находят и читают объекты, а сообщить не могут. Правдами и не правдами, но и тут умудрялись "фиксироваться".
   Первое, что пришлось придумать, так это схему проведения занятий по тактико-специальной и огневой подготовкам. На занятиях работали все "живые" сержанты с офицерами.
   []
  
   Пятнадцать учебных мест, - тут и стрельба, и "обкатка" танком или бронетранспортёром, в окопе и без него, топография, военно-медицинская, огневая с практической стрельбой и на макете, связь, установка мин и "сюрпризов", нормативы, изучение смежного оружия и правил стрельбы из него, нападение на одиночников и группы, гранаты, прыжки из кузова автомобиля на скорости 40 - 50 км/час и так далее...
   Список огромный, сам варьировал учебные точки, готовил матбазу и руководителей на местах. Учебного дня не хватало на все задумки. Просто интересно было работать и самому увидеть результат...
   Сержанты и солдаты не хотели "скрываться" от занятий в нарядах, сами меняли график, чтобы выйти на занятия и работать. Рота из отстающих подразделений, за год, вышла в лидеры, не только в батальоне или в дивизии, о ней знали в штабе армии.
   Подготовка и проведение спортивных праздников в дивизии и выезды на парашютные прыжки сплотили коллектив, я был доволен
   своими подчинёнными. Каждые полгода, в Союз, в отпуска по поощрению, уезжало по 12 - 15 бойцов.
   Придумали с замполитом бальную систему - "Лучший солдат роты". Сегодня в это может и "верится с трудом", но это было именно так. Представь невозможное, - служба в радость!
   Сегодня часто вспоминаю своего замполита, Сашу Долгих, он из категории лидеров, и офицеров: Валеру Белоусова, Игоря Коваленко, Сергея Кузнецова, Игоря Янченко, прапорщиков: Толика Мишина (техника), Саню Заблоцкого (они оба погибли, позже), старшину Алиева Оруджкулу, и многих, многих других.
  
   []
  
   Шверин, 9 мая 1986 года. Показательные выступления РДР по рукопашному бою.

Саша Долгих и начальник штаба дивизии, подполковник Новоточинов.

   Но ... "Проходит всё, пройдёт и это..."
   Декабрь 1986-го года. Провожу комплексные занятия со своими разведывательными группами. Рота сидит в расположении, зачитываю требования мер безопасности, которые необходимо соблюдать всему личному составу. На всё про всё минут сорок, встаю: "Вопросы есть? Вопросов нет!".
   Схема хорошо отработанна и сбоев в целом не даёт.
   Даю своему заместителю, Лещенко, журнал для росписей бойцов: "Никто не выходит из расположения, не расписавшись в журнале...".
   Сам экипируюсь и ухожу выгонять учебную технику из парка. Через полчаса, на КТП, садимся в БТР, на машину влезает зам, спрашиваю: "Покажи журнал!" "Я его положил на стол, в канцелярии..." "Все расписались?" "Так точно, товарищ капитан, кроме тех, кто в наряде!" Всё! Все готовы, заряжены, задачи получены, начинаем!
   []
  
   Ночь. Тишина, морозец, лес и звёздное небо. Мы сидим в засаде на свои группы на их маршруте, ждём, когда пройдут, - обнаружат или нет. Тех, кто не обнаружит нас, обстреляем из КПВТ холостыми... Техник роты, прапорщик Мишин Анатолий и начальник склада Заблоцкий Саня, сидят со мной в БТРе, собрали нехитрый ужин и, выставляют 0.5 водочки. "Товарищ капитан. Разрешите представиться по случаю прибытия из отпуска", - говорит Заблоцкий.
   Ну, что же, раз так, пусть будет так... Выпили, закусили, часа через два пошли группы. Почему-то нас все группы обнаружили, но всё равно, постреляли им вдогонку. Наступило утро. Рота собралась в районе полосы препятствий и тропы разведчика.
   Построение после полевого завтрака, краткий инструктаж, напоминание требований безопасности при преодолении тропы, так как будут применяться имитационные средства. На контроль прибыл помощник начальника разведки, майор Бондарь, проверил как и что, потом отзывает меня в сторонку и с хитрой усмешкой спрашивает, что мол, вчера "слегонца усугубили?"
   "Да, было немного, товарищ майор", - отвечаю ему...
   Всё готово. Полетели! Задымилось, заполыхало, загрохотало ...
   Группы начали преодолевать полосу.
   Всё шло нормально, как вдруг докладывают, - при подрыве ИМ-а разорвало стопу сержанту, нужна помощь. Стоп! Прекратить занятия! Через несколько минут загрузили в БРДМ пострадавшего сержанта и отправили в наш Шверинский госпиталь.
Строю роту, проверяю и отправляю в расположение, в казарму.
   Прекрасно осознаю, что теперь начнётся...
   Прибываю в роту, ставлю оружие, захожу со всеми офицерами в канцелярию, начиню своё быстрое расследование случившегося. Ответственный за подрыв имитации на штурмовой полосе, мой заместитель, старший лейтенант Лещенко.
   На моём столе лежит журнал доведения мер безопасности, открываю, смотрю... Нет росписей нескольких человек, в том числе того, который подорвался. Спрашиваю у Лещенко: "Почему нет его росписи? Я тебе приказывал..." В ответ мычание и прочие слабые непонятки. Вспоминаю о замечании услышанном утром о "выхлопе". "Товарищ капитан, знаю способ! Надо сделать пару глотков растительного масла и никакого запаха", - говорит взводный Серёга Кузнецов. Отправляю его к себе домой, взять у жены масло и принести... Заходит дневальный: "Товарищ капитан, Вас вызывает комбат!" Всё ясно и понятно, зачем вызывает командир батальона! Переодеваюсь в повседневную форму, возвращается Кузнецов, приносит пол кружки масла. Как было не противно, но сделал пару хороших глотков и, выходя, говорю: "Вернусь через пять минут! Меня отправят за журналом, а ты, Лещенко, делай что хочешь, но подпись в журнале, чтобы была!"
   Так оно и есть. Первое, что спросил командир, Мухачёв Александр Яковлевич, - журнал! Возвращаюсь в канцелярию. На столе лежит раскрытый журнал, в канцелярии никого нет. "Офицеры убыли на обед, домой!", - докладывает дневальный. Смотрю в журнал. Росписи нет! Открываю свой "журнал индивидуальной работы", смотрю подпись пострадавшего и старательно, тренирнувшись пару раз,
   ставлю роспись против нужной фамилии. Беру журнал и прямиком обратно к комбату. У него собралось всё руководство, проверяют все "бумаги", смотрят журнал, изымают его в заведенное дело, отдают дознавателю. "Володя! Как же так, как это произошло?"- спрашивает командир. "Да что с ним разговаривать! Он до сих пор пьяный!" - голос помощника начальника разведки... У комбата глаза выходят из орбит от удивления. Такая же реакция у замполита и парторга, Толика Куцевола. "Не понял! Что значит пьяный!" "Ротный, а ты дыхни на комбата", - не унимается майор. Комбат подходит ко мне в упор, "Ну-ка, дыхни!". Делаю мощный выдох. "Да нет... Вроде никакого запаха!" Подходит парторг, - то же самое. Заметно нервничая, подходит Бондарь. "Ну-ка..!" Делаю ему ещё один выдох. У него обалдело-удивлённое лицо: "Как нет!? Подтверди, что пьянствовал вчера, ведь ты же офицер!" Отворачиваясь в сторону, отвечаю Бондарю: "Вы ведь тоже, считаетесь офицером!".
   Дальше, - больше. Разбирательство по самому крутому варианту. Командование батальона, учитывая мои прошлые заслуги, старалось
   поначалу меня спасти, но "на верху" требовали "крови".
   Офицеры роты посчитали "мою песню спетой" и заняли позицию далеко не благородную. Своими показаниями сливали всё что нужно и нет, самим бы не попасть под раздачу. В очередной раз военная судьба ставила задачу на выживание. Если честно, то почему-то пропало желание бороться за себя. "Как всем моим подчинённым было хорошо, - размышляю, - когда им вручали грамоты, ценные подарки, отпуска и другие армейские почести. А вот случилась беда и тут результат совсем не тот, который бывает в кино и романах. Подальше в кусты..."
   Через два дня едем с комбатом, дознавателем и представителем прокуратуры в госпиталь, к пострадавшему сержанту. Он уже инвалид, ему ампутировали стопу. Заходим в палату, он лежит на кровати после операции, поздоровались, сочувствуем о случившемся, хотя заметно, что его мысли совсем далеко от нас. "Алексей, - говорит комбат, необходимо провести процедуру по делу о причинении вреда здоровью, в присутствии представителя прокуратуры. Вот этот журнал, тебе он знаком?" "Да. Это журнал командира роты, мы расписываемся в нём за меры безопасности..." "А когда ты видел его в последний раз?" "Перед занятиями, - отвечает сержант, - командир роты нам в расположении доводил их..." "Алексей, посмотри внимательно, напротив твоей фамилии стоит роспись, она твоя?"
   Дальше последовал момент, который я буду помнить всю жизнь. Раскрытый журнал перед лицом моего сержанта, он смотрит на указанную страницу, потом переводит взгляд поверх журнала. Его глаза встречаются с моими, проходит секунд пять.
   "Да! это моя роспись!", - раздаётся в гробовой тишине палаты. Комбат тут же говорит дознавателю: "Запротоколируйте ответ! Сержант подтвердил cвою подпись".
   Минут через десять, когда мы выходим с комбатом на улицу, он мне говорит: "Володя, я всё знал ещё вчера, и не только я, об этой твоей росписи. Ну и "му...к" же, твой зам, да и взводный про масло рассказал, и не только мне, но это уже не важно, вижу, что тебя действительно бойцы роты уважают, а это главное..."
   Через пару дней состоялось открытое партийное собрание. Оно прошло не так как планировало руководство, а несколько иначе.
   Со свойственной мне излишней прямотой, в своём выступлении вскрыл недостатки в своей работе и указал причины тяжёлого происшествия (на кнопку давил Лещенко, он видел, как в пролом стены пошли разведчики, и всё равно взорвал ИМ).
   Предложил собранию вынести решение - мне объявить строгий выговор с занесением в учётную карточку, а коммуниста Лещенко, исключить из членов партии, за отсутствие "необходимых
   коммунисту качеств и действия, порочащие высокое звание коммуниста". Это произвело эффект внезапно разорвавшейся бомбы. Не вписывалось моё предложение в предполагаемый ход событий, почему-то считали, что я буду скулить и мямлить, мол, я хороший, каюсь, больше не буду и так далее. Он ведь застучал всё и про всех, рассчитывая, что меня просто снимут, пережуют и выплюнут, а его "красавца", назначат вместо меня. Отложили вынесение решения и вынесли его рассмотрение на парткомиссию, "выше" по инстанции.
   Потянулись дни-денёчки. Работать тяжко, всё валится из рук, не хочется ни развивать учебный процесс, ни исполнять его по готовому плану. Офицеры как мыши, тихо приходят, тихо сваливают, глаза не поднимают, а я их просто игнорирую. Работаю без них, только с сержантами и прапорщиками.
   Через несколько дней подходит парторг, Толик Куцевол, гератский афганец: "Володя, сделай что-нибудь, выдвинься куда-нибудь и как-нибудь, от меня требуют " твоей крови"...
   "Ну как я сам выдвинусь, ведь я "от сохи", - отвечаю ему...
   Он вздыхает, понимает, что так просто с этого эшафота, никак не соскочить.
   Проходит ещё несколько дней и в доме офицеров гарнизона, проводится какое-то мероприятие со всеми офицерами дивизии, главный докладчик комдив, а присутствует командующий армии, генерал Рущенков. Меня предупредили заранее, что бы не соскочил от мероприятия.
   Сидим в зале, слушаем выступления начальников, у нас самая "перестроившаяся" дивизия в Сухопутных войсках.
   Не зря ведь нам знамя вручали. Кстати, на том построении дивизии, мне вручили часы, которые я подарил через час сержанту Тримайловасу, замкомвзводу Кузнецова. Слово берёт командующий. С его слов, становится понятно, что не всё в наших рядах столь благополучно, есть ещё неудовлетворительно работающие командиры в частях нашей танковой армии. Я напрягся, чувствую, как покраснел в готовности рвануть задницей "гвозди из стула", на котором сидел, когда назовут мою фамилию, "капитана-лоботряса", до сих пор не понимающего процесса перестройки в войсках.
   Но, речь пошла о десантниках-штурмовиках армейского подчинения. Слушаю командующего, на сердце полегчало, не до меня, вот уж думаю, слушая, где "бардачина", так это там.
   С дисциплиной завал, неуставуха, результаты проверки, - "неуд", на прыжках разбился солдат, другой повесился, внутренний порядок в завале, и так далее. Командующий продолжает выступать. У него была слегка шепелявящая речь. "Но командование армии примет меры по исправлению полосэния у дешантников! Мы наметили ряд мер, в том сисле и кадровых. Всё управление, командование, у дешантников будет саменено. Саберём и у вас одного офитсэра. Есть у вас харосый ротный, в расведбате, Тарасов. Хоросый офитсэр, Афганес. Таких бы побольсэ. Мы его отправим в Равенсбрюк, там надо работать, пахать! А он это умеет, я снаю! Он шдесь?" Встаю медленно с кресла, до конца ещё не понимая, что речь идёт обо мне... "Вот, он. Посмотрите. Молодес, товарис Тарасов, так дерсать. Пришажывайтешь!"
Сажусь на место, а в голове возникает предательская мысль:
   "После таких слов командующего, ни у кого не поднимется рука, отрубить мне голову, значит будем жить..."
   Через несколько дней меня отправляют в управление кадров, на собеседование для перевода.., но это начало уже совсем другой истории в службе.
  
  
   " Штурмовики ".
  
   Первое знакомство с новой частью оказалось весьма забавным. До прибытия в управление кадров армии было несколько часов и я решил навестить вполне известную часть, тем более, что там командиром роты был мой офицер, Валера Белоусов.
   Он закончил с отличием училище, служил у меня в разведывательной десантной роте командиром первого взвода и уже около двух месяцев служил у штурмовиков. Захожу в казарму штурмовиков. На первом этаже находится помещение дежурного. Время около пяти часов утра.
   За стеклом окна комнаты дежурного, сидит офицер, в ушах вставлены "клапана дебильников", он увлечённо слушает что-то, очевидно музыку. С моей стороны окна, на полу лужа, очень похоже, что кто-то "по-солдатски пошутил" ночью. Дежурный поднял на меня глаза, его успокоили капитанские погоны, мол, ничего серьёзного, таких проверяющих не бывает, и продолжил своё "чтиво-разлечиво" под музыку в наушниках.
   Поднимаюсь к Белоусову на третий этаж, стоит дневальный с плавающим взглядом, ничего не говоря, сам открываю дверь в канцелярию роты, включаю свет.
   На солдатской кровати спит командир парашютно-десантной роты, просыпается от света, щурится, привстаёт с постели, опускает ноги на пол потирая лицо ладонями: "Здравия желаю, товарищ капитан! Владимир Степанович, вот вы мне скажите, ну что я вам такого плохого сделал?! За что вы меня сюда сослали, в этот клозет..." Естественно поздоровались, поболтали за чаем о службе и жизни, я рассказал ему о причине своего появления. Договорились, что после посещения штаба армии, я снова заскочу к ним в гости. Решение о назначении состоялось быстро и через неделю я прибыл принимать должность.
   Голова пошла кругом от всех проблем и задач, которые ставили новые условия. Вонзилось в память то неприятие офицеров управления, которым предстояло ближайшее время покинуть свой коллектив, или кому-то продолжать службу с новыми, не известными им офицерами. Прежний командир и его замы, были очень авторитетными офицерами, их уважали, ценили и любили. Одним из самых высоких приоритетов был дух десантного братства, а где-то и панибратства. Мне, свежим взглядом, было это особенно видно. Но на фоне видимых серьёзных недостатков и упущений, для меня это теряло свой лоск и лихость. Мне повезло. До меня начальником штаба
   был серьёзный и толковый офицер, Валера Запрягаев. Трудяга и спортсмен. Документов было "совсем не много", - вагон и две маленьких тележки... и людей-то чуток, - шестьсот человек!
   Первые дни я смотрел на всё это, "как баран на новые ворота", но выбора не было. Либо я их осилю, либо они меня просто похоронят.
   К документации у офицеров практически однозначное отношение, - "ненавижу"! Но что делать, если это твоя работа, а никто иной за тебя делать её не будет. Мои штатные помощники с иронией посматривали на мои первые потуги с наскока овладеть этой кухней, да мне и самому приходила мысль "похерить всё это..."
   Но, опять взыграли гены, "если не я, то кто!?"
   День начинался с подъёма, потом повседневная рутинная работа, быстрее обычного приходил вечер, штаб пустел и часов с двадцати я начинал работу "на себя". Домой приходил после полуночи и так месяца три и далее.
   Командиром нашего 1185, был Владимир Фёдорович Кураев, мне с ним повезло, во всех делах он меня поддерживал, чем мог, помогал.
   []

Весенние "дембеля" 1987 года. Командование 1185 ОДШБ стоит в центре.

Кураев, Прокопенко, Тарасов и Семенченко.

   Плохо то, что он не был начальником штаба, не представлял всей кухни, если её исполнять. Через два месяца я вместе с ним, "по плану" созданному начальником штаба, узнали, что мы абсолютно не боеготовые, реально мы просто "пополнение штрафных батальонов или воинских захоронений". Нам просто и тихо врали подчинённые, не докладывали истинного положения вещей, а меня, после общения с заместителем по вооружению посетил "бзик". С него и начался мой поход по всем "проблемным местам и темам". В то же время, это стало отправной точкой в движении нашей части вверх. Сегодня это как-то странно укладывается лишь в несколько строчек, а тогда...
   Поистине, то были революционные потуги в мучительном рождении новой боевой единицы, о которой сегодня вспоминаю с особой теплотой. Так, наверное, спустя годы, архитектор и строители смотрят снизу вверх на выстроенный ими храм или пирамиду, а может и на простую, но добротно сколоченную сараюшку...
   Уже через полгода, на проверках, проверяющие с большой осторожностью начали выставлять нам положительные, хорошие оценки подразделениям, а через год мы без страха встречали любые комиссии, в том числе инспекцию ГШ.
   Мне лично очень импонировало, когда московский проверяющий вышел со своей командой из моей "секретки" и сказал: "Ну, что же, так в акте и напишем, - начальник штаба на месте, но в академию поступать не хочет..." Я действительно отказывался дважды от поступления в академию, на отказ я выстроил свои личные причины, но это другая история.
   Помня о трудностях с подготовкой разведчиков, увлёкся "писарским "творчеством". В "свободное" от службы время начал создавать учебное пособие по одиночной подготовке разведчиков и разведывательных групп войсковой разведки. Нашпиговал его схемами, рисунками, фотографиями. Собирал в него всё, что сам придумал, списал, содрал, подслушал и так далее. В том числе материалы для служебного пользования. Большую помощь мне оказывали знакомые офицеры из соседней бригады специального назначения ГРУ, в Ной-Тимене. Бывший командир разведывательного батальона, Мухачёв А.Я., теперь служил в развед-управлении, в штабе ГСВГ. При встрече, я показал ему наработанный материал (листов сто), он взял его с собой на "проработку". Через некоторое время меня вызвали, предлагали перейти к ним на "работу", но я вежливо отказался. Столь необходимый для войск сборник, обещали издать. Не знаю, сдержали там обещание или нет.
   В академию поехал поступать и поступил мой командир, Кураев Владимир Фёдорович, а я принял у него дела и должность. Мне почему-то кажется, что хуже в части не стало, а это уже хорошо.
   Перестройка гремела по планете, Горбачёв выступал и обещал всем, всё и всюду... Мы-то были за границей, нам казалось, что в Союзе всё здорово, все ходят счастливые от нахлынувших в страну перемен...
   Проводница с поезда на Россию, в ожидании отправления говорит нам: "Вы бы своему заменщику мыла, пасты зубной, порошка стирального, водки, да колбасы коробочку собрали..."
   "Так ведь у вас там, перестройка, всего полно!?" "Да ни хрена там нет, всё по талонам и в очередях, да из-под полы... Ничего там нет!"
   "Вот - те раз... Вот тебе и "юрьев день" Доперестраивались!
   Один авторитетный сослуживец сказал мне: "Степаныч, в наших кругах говорят так, - перестройка, перестрелка, перекличка..."
   Вскоре и прогремело из выступления "любимого" генсека - "Вывод войск!" Нас вывели одними из первых в июне 1989 года в Союз, Прибалтийский военный округ стал нашим новым домом.
  
   " Прибалтийцы ".
  
   Новая дислокация рядом с одним из городов Эстонии. До нас там стояли ракетчики, которых разогнали двумя годами раньше. Первое впечатление, - "нас тут не ждали". Окна штаба хлопают на ветру, половины стёкол нет, здания и всё что называется военным городком, нуждается в серьёзном ремонте и вообще... Пахать, пахать и пахать!
   Весело! Веселее не придумаешь. Командующий округом сидит на скамейке у штаба, разъясняет мне бестолковому, что это самое лучшее место во всём округе, два месяца на обустройство, и с сентября начало полномасштабной боевой подготовки с итоговыми учениями с боевой стрельбой в завершение учебного года.
   Я слушал его чёткую и понятную речь, а трудно представляемое это сентябрьское начало, как-то туманно и скептически нарисовалось в голове в виде черного квадрата Малевича...
   Сказано - сделано. Образно выражаясь, помощь оказалась весьма своеобразной, в виде постоянно присутствовавших "советчиков и наблюдателей"... Генерала Дудкина, полковников Власенко, Гречишкина и Грошева. Они вникали во всё, вели учёт проделанной работы, контролировали выполнение всех наших планов работы.
   "Гвоздей и стекла привезли бы лучше, чем убивать время в наших сосновых местах..." Благо лето удалось хорошее, грибов и ягод для
   инспекторов хватало, а остальные шестьсот человек "впахивали" с утра и до следующего восхода солнышка, а выходные дни, - понятие более чем относительное. Однако наши дела не пропали даром.
   Со всеми проблемами и влётами местным властям, уже тогда весьма подозрительно посматривавших на упавших с небес им на голову десантников-штурмовиков, в целом задачи были выполнены.
   Не упускали момента проверить нас на "вшивость" и местные "фашиствующие шалопаи", по поводу и без такового, желавшие узнать силу десантного духа, а кое-где и кулака...
   Приходят ночью к командиру первой роты, Ване Гудзенко, домой, вызывают "на разговор". Поговорили. Он "отрехтовал" четверых собеседников, они расползлись и больше не приходили.
  
  
  

  
   []
  

Александр Иванович Долниковский (Зам по ВДП) и полковник Власенко.

   На дискотеке, в Сымерпалу, двое бойцов решили потанцевать с местными девчатами. "Горячим парням" это не понравилось. Драка. Около двадцати человек обратилось позже за медицинской помощью. У моего солдата ножевое ранение в спину. Хорошо, что вскользь...
   Мелочи! Главное, осень напирала всё сильнее, а, как известно, чем больше работаешь, тем больше задач всплывает.
   В те времена, не скажешь: "Вы мне дайте и я сделаю!" Нужен реальный результат, а плакаться в погон начальнику, - это как-то не по нашенски.
   "Вот и лето прошло..."
   По окрестным лесам зашуршало, заскрежетало, забабахало...
   Мы начали обыкновенную армейскую повседневную жизнь, стало чуть легче дышать, а главное, - мы подготовились к зиме, всё остальное вторично...
   Сегодня, вспоминая эти дни, сравнивая с тем, что видишь в нынешней армейской жизни, с особой теплотой вспоминаю лица, фамилии и дела офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат, в подавляющем своём большинстве, выполнявших свой воинский долг не в пример нынешнему поколению "армии голодранцев".
   Конечно, кто-то и затаил в себе негатив в воспоминаниях, но это скорее исключение из общего, нежели пусть и тяжёлое, но всё равно доброе отложение в памяти о службе в 1185 ОДШБ.
  

[]

Командир ПТБ, капитан Котенко, 3 роты - Болмотов, получают задачу.

  

[]

Бойцы первой роты (сержант Кравец) на занятиях.

   Учение с боевой стрельбой проводилось на фоне нарастающего сепаратизма в стране, значит, было просто необходимо поднять уровень выучки подразделений, всё говорило о том, что не за горами более тяжёлые времена. Десантники выполнили все задачи, на которые так щедра была комиссия, мы не спали три дня и две ночи, совершали ночные марши, проходя колоннами до двухсот километров в сутки. Занимали районы, отрабатывали тактические задачи, перерыли много землицы, "десантировавшись" комбинированным способом на Адажи, отстреляли из всего что стреляет и грохочет, отразили "контратаки"... Процент поражения целей был прекрасный - девяносто два!
   Но, не "любил" нас генерал Корягин, "крыл" вдоль и поперёк, на чём свет стоит, но общую оценку выставил - "хорошо".
   Сегодня ещё рано говорить громко, что раскрыто преступление века, но для меня не секрет было и тогда, что заинтересованные круги на западе, вели дело к развалу страны, к уничтожению огромной империи руками предателей, делами тех, кто считался лидерами...
   Придёт то время, когда во всех киосках и книжных развалах будут продавать "бестселлер" - "Операция века ЦРУ - "Перестройка".
  
  


  
  
   []
  

Офицеры ДШР (Гордиенко, Тимофеев...) на строевом смотре перед учениями.

  
  


  
  
   []
  

С командиром 901 ОДШБ, Валентином Красовским на прыжках в Гулбене.

  


  
   []
  

Заместитель по тылу Николай Матвеевич Вознюк и бойцы 2 пдр.

   В моём кабинете сидит член Военного Совета, генерал. Я подаю ему своё заявление, в котором написано, - "Прошу партийную комиссию округа, рассмотреть вопрос о моём исключении из членов КПСС, так как я, коммунист Т..., не понимаю и не согласен с политикой проводимой Генеральным Секретарём ЦК КСС, Горбачёвым М.С., ведущей к развалу партии, Вооружённых сил и моей Родины..."
   Он пробежал глазами по листу, мрачно вздохнул и, возвращая на стол мой лист: "Кому ты ещё показывал это заявление?" "Никому!" "Убери, никому не показывай больше! Ты что же, думаешь только ты такой умный, а мы ничего там не видим, не думаем?! Никто не позволит спускать красный флаг с кремля..." Спасибо! Обнадёжил...
   Но пришло лето, август 1991-го года.
   Я спокойно отдыхал с семьёй на берегу Чёрного моря, в Анапе. Прилетели в Питер, а на следующее утро "лебединое озеро" по телевизору, тишина и вдруг, прогремело: "Путч! ГКЧП..."
   Бросил всё, собрался, вечером на поезд и в часть...
   На вокзале встречают вооружённые бойцы, заместитель вводит меня в курс событий, - кто, что и где ... В воздухе висит тревога...
   Ну, вот, думаю, настал и наш час, Родине послужить...
   Но, сегодня уже известно, как всё ЭТО закончилось. Это, - "путч", было тоже частью сценария разработанного ребятками из Лэнгли.
   После "путча", нас, как и многие другие развёрнутые и боеготовые единицы, легко и просто убили, т.е.- "расформировали".
   Часть личного состава, откомандировали для продолжения службы в 901 штурмовой батальон (Алуксне), он уходил в Сухуми, в составе миротворческих сил. Если честно, то я "мечтал", что бы отправили мой, ведь я вырос в Грузии. Очень уж хотелось самому, со своими гвардейцами, водрузить красный флаг победы на центральное здание в Поти... Но, увы. Остальных передали в другие части округа. Через пару-тройку дней, звонит начальник штаба таллиннской дивизии: "Командир! Твои солдаты разбежались, дезертировали! Приезжай и организовывай их розыск...". Через день звонит снова: "Нашлись! Они приехали в штаб псковской дивизии ВДВ, и заявили, что будут служить только в десантных войсках, там их и оставили".
   Мой начальник штаба, Андрей Синицын, отвёз документы, печать и наше Боевое знамя 1185 ОДШБ в архив, в Москву.
   На этом и была поставлена большая и жирная точка.
   Мы прекратили своё существование первого ноября 1991 года.
  
  
   " Возвращение в ВОКУ. Петродворец "
  
   После расформирования 1185 ОДШБ жизнь возвратила меня на круги своя. Московские кадровики из ВДВ, порекомендовали мне самому "искать место под солнцем". Не долго размышляя над направлением поиска, я направился в сторону Питера.
   Посетив десантно-штурмовую бригаду в Гарболово, развернулся и прибыл в кадры округа, где направленцем работал Сергей Павлович Грамоткин, мой знакомый по ВОКУ и месту временного проживания и просто хороший человек. "Да зачем тебе мотаться со своими ВДВ, не напрыгался!? Давай, иди преподавателем в родное училище!"
   "Ну, ничего себе, педагогом. Я ведь после войск, откуда взяться навыкам педагогической работы?"
   "Ничего страшного! Разберёшься! На какую кафедру пойдёшь? На тактику или огневую? Ладно! Езжай в Петергоф, пока едешь, прикинь сам, там кадровиком твой однокашник, с ним и определитесь..."
   Прибыв в стены родного училища, пообщавшись с начальником отдела кадров, Андреем Макаровым, согласился на педагогическую
   работу на кафедре вооружения и стрельбы. Пришёл на кафедру, испытывая определённое волнение, представился начальнику кафедры Калинину Валерию Владимировичу.
   Побеседовали, определили на курс и готово. Работай, трудись и служи! Стою в десантной форме, в шинели, в курилке кафедры, заходит бравый усатый подполковник, весельчак и балагур: "Здорово, десант! Меня Егором зовут! На какой курс определи? Не переживай, все мы когда-то начинали педагогами после войск".
   Так и познакомился я с первым огневиком-педагогом, танкистом "до мозга костей", Панковым Егором Фёдоровичем. Курс, на котором мне предстояло работать, тоже состоял из танкистов.
   Старший преподаватель курса, Матвеев Александр Анатольевич и педагоги, - Кулагин Валерий и Брика Михаил.
   Наш курс так и называли, - "три танкиста и ... десантник". Познакомились, определили "мой стол и место" на курсе, всё как у всех, пора и за новую работу браться.
   На первых порах, добровольно нагрузил себя "часами", надо ведь нарабатывать опыт. Работа начала нравиться своим особым подходом к творчеству и отношениями среди офицеров кафедры.
   Среди педагогов кафедры были и мои бывшие командиры по курсантским годам, - Дорохин Владимир Михайлович и Николай Петрович Холодок.
   Мне вообще сильно повезло с офицерами на кафедре. Я смотрел на них, слушал и по-доброму завидовал, вот ведь как здорово всё у них получается! Неужели и я смогу когда-нибудь также как они, просто и свободно рассказывать о вооружении и правилах стрельбы из него курсантам...
   Сегодня самыми добрыми словами вспоминаю Калинина Валерия Владимировича, Владимира Чернова, Дикого, Леонида Оганяна, Евгения Покровского, Владимира Тамашука, Прусова Александра Николаевича, можно написать список всей кафедры...
   Где-то получалось лучше, где-то похуже, но я знал, что всегда рядом есть помощь, всегда подскажут, по-доброму поправят, помогут и подстрахуют.
   Через парочку месяцев меня начали назначать в наряды. Пришло время заступить дежурным по училищу. Обязанности выполнял с особым рвением, выискивал недостатки, нарушения во всех службах. За ночь предотвратил две пьянки среди солдат БОУПа, выловил нескольких самовольщиков. Утром доложил рапортом на имя начальника учебного отдела полковника Сурового и с осознанием
   выполненного долга, отправился на кафедру отдыхать. Поделился впечатлениями об угасающем училище с офицерами. Матвеев говорит: "Что ты делаешь!? Ты ведь на себя рапорт написал. Как тебя ещё не сменили с наряда за такую службу! Не может в нашем училище быть таких недостатков...!"
   На подведении итогов за месяц, сидим в лекционном зале на четвёртом этаже, Суровой зачитывает приказ по службе войск за месяц. "...Плохо несут службу пока ещё некоторые офицеры...
   Строго указать на недобросовестное отношение к исполнению обязанностей дежурного по училищу, - подполковнику Т..." Матвеев сидит рядом, улыбается и говорит: "Ну что я тебе говорил, не умеешь ты нести службу, с ихними и нашими недостатками...".
   Заступаю следующий раз. Не выходя из дежурки, ради принципа, принимаю все доклады на стуле, так же проверяю караулы и весь
   личный состав училища, проспал часов пять ночью, в столовой утром недостатков тоже нет, в подразделениях за ночь всё просто здорово.
   К восьми часам письменным рапортом докладываю, что мол, недостатков нет!
   На очередном подведении итогов за месяц, полковник Суровой, в приказе отмечает: "Хорошо несут службу дежурными по училищу... подполковник Т...!"
   Мы сидим и тихонько радуемся "явным" изменениям к лучшему.
   Одной из главных обязанностей преподавателя кафедры было доскональное знание автоматической пушки БМП-2. Это основное вооружение, на которое делался упор в обучении. Знать самому и любыми методами вбить в голову выпускнику самый максимум необходимых знаний, естественно, не опуская остального, полкового вооружения. Лёва Оганян, как-то сказал: "Считай, что выучил пушку, если на все мои контрольные вопросы ответишь!" Когда я посчитал, что готов, мы с Лёвой встретились, и он устроил мне "экзамен". На все его вопросы я ответил без напряжения. Мне даже показалось, что он специально задаёт "левые" вопросы. В ответ за это, вопросы ему "на засыпку" задал сам. Из трёх он не ответил на два, после чего Лёва заключил: "Ну, десант, ты даёшь! Утверждаю, что пушку ты знаешь, молодец. Матвееву сам скажу об этом!"
   Эту замечательную пушечку, с лёгкостью раскидывал по полной разборке и собирал без книжек, а работу механизмов и частей по каждому щелчку рейки...
  


  
   []
  
  
   Самая замечательная БМП того славного времени...
  
   Конечно, педагоги, это большие знания всего, что есть на вооружении полка. Сегодня сам удивляюсь, как можно столько всего уместить в голове!?
   Но рядом были офицеры, в способностях которых я не сомневался.
   В первую очередь называю Александра Анатольевича Матвеева и Евгения Покровского.
   Эти офицеры знали всё и ещё больше! Велика Россия, а таких педагогов, всё равно мало, а может быть, уже и нет!
   "Володя! При загрузке пушки на стрельбах, особое внимание удели правильности укладке ленты в окно приёма, если загрузят и закачают "кувырком", то всё, труба, машину снимать со стрельбы, разбирать винтовой рукав до чёртиков, просто задолбаемся..." Так меня инструктировал мой старший преподаватель, Александр Матвеев.
   Как-то на ночной стрельбе, сижу на башне и наблюдаю, как курсант загружает ленту. Вижу, - "кувырком", крабы (звенья) ленты лежат наоборот, но он продолжает её двигать нашей любимой большой отвёрткой к винтовому рукаву. Молчу. Курсант пыхтит, но продолжает пропихивать её дальше. Всё! Лента упёрлась, растерянный взгляд курсанта на преподавателя снизу вверх.
   Приехали! Остальные две машины докладывают о готовности к стрельбе. Матвеев, старший руководитель стрельбы, запрашивает нашу машину. Отвечаю, мол, так и так, дело труба...
   Столько всего "такого" я выслушал! Машину снимаем со стрельбы, и взвод продолжает стрелять двумя машинами. Наша стоит в стороне на площадке, я залез в башню и пытаюсь разобраться в ситуации. Не получается ничего. Взвод отстрелялся часам к двум ночи, занятия закончились и мы пришли на "фазенду" ночевать. Матвеев со мной не разговаривает, а если я что-то и спрашиваю, отвечает односложно и "по-русски". Да. Виноват, я знаю. Всё было на моих глазах. Но, неужели это такая не разрешимая проблема, ведь так просто перевернуть ленту и что теперь? Конец стрельбе?!
   Александр Анатольевич со злостью: "...До тебя много умников пыталось разобраться! С утра иди в парк и ковыряйся на здоровье, хоть до вечера! Но из-за тебя, мы остались без одной стрельбовой машины!" Да и у самого на душе кошки скребли ... Подвёл.
   Ночь прошла без обязательного преферанса и нормального ужина.
   Утром приходим на директрису БМП, машины стоят на дорожках, одна в сторонке. Это та, которая ночевала в парке с лентой.
   Матвеев меня не замечает, что усиливает чувство вины. Подальше от глаз начальства, ныряю в башню и смотрю в три глаза на эту ленту в размышлениях. Ковыряю там, постукиваю тут, гаечные ключики прикладываю здесь, рву руками железо... Нет! Ничего не получается! Разбирать винтовой рукав? Сколько же времени на всё уйдёт? Отвёртка уже раздражает. Осенило!
   Пробую ковыряться в ленте. Получилось! Выхожу по радио на старшего руководителя, мол, что он мне скажет, если через двадцать минут я принесу ему пушечную ленту. В ответ: "Слушай, мне не до шуток..." и так, далее не стесняясь в выражениях. Ну что же, пусть будет так, но проставиться за "рацуху" придётся. Через двадцать минут я поднялся на вышку с ящиком, в котором лежали снаряды и звенья. Матвеев спрашивает: "Как? Ну-ка, рассказывай!" Я молчал как партизан. Сначала "бах", а потом уже и ответ.
   Конечно, до вечера я рассказал ему мой простейший способ разрешения этой проблемы. "Ну, молодец! Ну, десант! А ведь до тебя никто не смог "допереть" до этого!" Таким образом, я вернул к себе доброе расположение своего непосредственного начальства.
   На экзамены и зачёты мы выносили курсантам эту ситуационную задачу, мол, кто сможет устранить такую проблему с пушкой, сразу "автоматом" получает оценку. Ни один из курсантов, почему-то, не придумал подобного решения и приходилось просто, к их выпуску, "выдавать секрет нашей фирмы".
  
  


  
   Наблюдать жизнь подразделений училища со своего удобного, преподавательского стула, было достаточно комфортно.
   Их проблемы меня волновали "постолько-поскольку...".
   Но сложились устойчивые хорошие отношения с офицерами батальона, где мы вели предмет, - в батальоне Оганяна Эдуарда Суреновича.
   Мы требовали внимательного отношения к своему предмету, а остальная глыба проблем нас почти не интересовала.
   Курсанты, их знания, материальная база на занятия, боеприпасы, организованность и результаты. Стремясь оказать посильную помощь офицерам в воспитательной работе, выступал перед ротами батальона со своими воспоминаниями о службе в Афганистане. Мне тогда показалось, что курсантам было интересно слушать о малоизвестной странице войск. В четвёртой роте учился "последний из могикан", курсант Юра Фёдоров. Он был бойцом в Афганистане, механиком-водителем, участвовал в выводе нашей группировки из ДРА.
   Юра погиб во вторую Чеченскую компанию в бою на границе Чечни и Дагестана, будучи командиром роты специального назначения ГРУ.
   Время шло. Вопросов жизнь и служба порождали намного больше чем ответов. Перестройка сменилась перестрелкой. Южные окраины России заполыхали войной. Выпускники сразу же ощутили себя нужными на войне. Спрос на предмет резко усилился.
   Курсанты-выпускники всё чаще стали обращаться за самыми разными советами практической направленности, и не скрою, было достаточно приятно компетентно разъяснять или показывать какие то
   приёмы и способы, которые были бы им полезны. Уверен, что труд преподавателей не пропал даром и тем более, - кому-то жизни спасал на этой "грязной войне". Не могу я вспоминать и думать о ней в других эпитетах, а тем более встречаясь и слушая выпускников-кировцев разных поколений, смотря в их глаза, на их руки или на документальные, не "киношные" сюжеты.
   Пришло изменение и ко мне. Вызывает меня на беседу генерал Чернов. С Валерием Ивановичем мы были знакомы ещё в нашу молодость, в 201 дивизии, в Кундузе. Он был полковником, начальником штаба дивизии, а я в разведотделе, капитаном.
   Он сидит в кресле, курит, хитро щурится и говорит: "Слушай меня, брат! У меня много в училище хороших педагогов. Девать некуда! Но нужен командир, комбат на четвёртый батальон. Я посоветовался с некоторыми офицерами и мы пришли к выводу, что ты справишься! Не говори мне, что ты не согласен, что тебе и на кафедре хорошо... Надо! Кстати, и полковника сразу получишь! Поэтому всё. Вопрос решён и через два дня принимай батальон, кстати, а ты ведь его и заканчивал..."
   Я стою, молчу. Он встаёт, подходит, пожимает руку в качестве напутствия и поздравления и, похлопывая по плечу, выпроваживает меня из кабинета. В дверях: "Но учти! Спрошу по всей строгости!"
   Так закончилась моя преподавательская деятельность в училище.
   Было очень жаль уходить с кафедры. Никакого "подъёма" настроения от предстоящих изменений я не испытывал. "Что-то здесь не так..."
  
  
   []
  
  
  
  
  
  
   "Снова последний комбат..."
  
   Четвёртый батальон курсантов. Седьмая и восьмая роты. Куда и зачем я попал!? Нет! Надо подойти к генералу, поблагодарить за доверие и возвращаться на своё место старшего преподавателя курса кафедры вооружения и стрельбы. Верните мои тематические планы, расписания занятий, конспектики, заявочки и стол со стульчиком. Они уже такие родненькие стали...
   Нет! Не хватило духу идти к Валерию Ивановичу.
   Курсанты первого курса. Первая сессия за спиной, средняя успеваемость подразделений - 2.98 ! Даже до тройки не тянут!
   Дисциплины как таковой нет! Строя нет, физическая подготовка "ноль", внешний вид как у партизан Ковпака, но гонору хоть отбавляй, а на выходе большой "нулёк". "Рабочих и крестьян" практически нет! Кировцам прошлых лет это представить очень
   трудно, а может быть и не возможно. Я своего комбата, Никитина, видел раз в неделю на разводе, а беседовал он со мной всего два раза за четыре курсантских года. Лиха беда - начало.
   Естественно, что приобретённый опыт за годы службы пригодился. Несмотря на особенности текущего исторического момента в училище, уповать на Всевышнего не приходилось. Хотя трудно представлял, - с чего же начать.
   Правильно говорят, - "С начала". А началом было всё! Такое было ощущение, что я не вписываюсь в общую "стройную картину" и ритм батальона, со своими, более чем консервативным взглядами.
   На многие вопросы командирам рот, я не получал вразумительных и ясных ответов, будто "видели мы уже всяких, и тебя переживём...".
   На меня смотрели как на марсианина, упавшего с небес с опозданием лет на двадцать. Но им деваться было некуда, со скрипом телега начала движение в заданном направлении, если угодно, то правильнее сказать, "движение назад", в те годы, которые в моём понимании, отражали суть курсантского бытия. Строй, песня, внешний вид, порядок в казарме, состояние оружия, подготовка караулов, спортивные праздники, типа - "Ольгин кросс", распорядок дня и так далее, через тотальный контроль. Нет авторитетов!
   Работаем на себя. Но дисциплина ... Она повергла меня в шок!
   Через день самоволки, отсутствие на занятиях, внутренние разборки, а порой и драки... Офицеры на всё это смотрели как на само собой разумеющееся и почти "нормальное" явление. Конечно, один в поле не воин! За год - полтора, всем коллективом с офицерами впереди, мы сделали большие шаги и двинулись вверх.
   Хорошо работал Вадим Калинин (командир 8 роты) со своими офицерами, поднялась и выросла 7 рота Владимира Ледовского, а на 3 курсе, она стала лучшей в училище! Мне особенно нравилась работа Олега Тимчука, вот уж кто действительно был на острие стрелы!
   По результатам семестров мы поднялись и стали выше остальных подразделений. На подведении итогов за год, висит большой плакат в цифрах и, выступая с трибуны, заместитель начальника училища по воспитательной работе, полковник Кирилов, говорит генералу: "...Надо изменить систему подведения итогов, не может так быть, чтобы батальон Тарасова был первым..." Ну не воспринимал он меня так, как я его. Козырные карты были у меня в руках. Выступая на совещаниях и собраниях, на это отвечал так: "...Я знаю, что с учёбой у меня в батальоне не всё здорово, лишь 4.17, но лучше чем у других! Я знаю, что строй, песня и физическая подготовка в батальоне не
   идеальные, но лучше, чем других. Я знаю, что вопросы дисциплины, внутреннего порядка и службы войск в процессе движения, но пока лучше, нежели у других ... Пусть Они подтягиваются к нашим показателям, тогда и мы будем двигаться выше и быстрее..."
   Общаясь с Кириловым "с глазу на лаз", как-то сказал ему: "За все годы, что я командую курсантским батальоном, ни разу, ни один из офицеров вашего отдела воспитательной работы, не выступил перед моими курсантами..."
   С кафедрами и преподавателями училища выстроились хорошие рабочие отношения, но всё равно, душа лежала ближе к огневикам. На полевых выходах жил и питался с ними.
   Конечно, всякое бывало! Не всё шло так гладко, как хотелось бы мне. Приведу хотя бы такую цифру. За годы моего командования батальоном, было отчислено более ста курсантов! Основная масса за нарушения воинской дисциплины! Это значит, что войска недосчитались сотни лейтенантов!
   "Комбат! Кого выпускать будем из училища!?" - спрашивает начальник училища. "Товарищ генерал! Лучше двести, но хороших, нежели триста подобных "лоботрясов!"
   Он махнул рукой, мол, делай что знаешь.
   Надо учесть следующее. На учёный совет, на предмет отчисления "по не дисциплинированности", он представлялся после многократных бесед с ним самим, с его командирами, родственниками или... "спонсорами". Бывали даже попытки "ублажить" мой гнев коньячком или деньгами...
   "Отмороженный"! Так называли меня за спиной, а ведь зря...
   Учиться, выпускаться и служить в войсках надо Ему самому...
   Вспоминается одна "затяжная" и грустная история.
   Ноябрь 1997 года. Полевой выход 7 роты. Ночь понедельника, первого дня выхода. Прибываю на контроль занятий, на третий участок войскового стрельбища. На пункте выдачи патронов раздатчик боеприпасов, курсант Пожигайло. Темно, рядом у входа несколько автоматов. Беру один, прячу себе за спину и спрашиваю: "Сколько автоматов у тебя под охраной?" "Товарищ полковник! Только тот, который висит за спиной! Про эти я и знать не знаю!" Конечно, я останавливаю стрельбу, делаю замечания преподавателю, "выдёргиваю" своих подчинённых, требую навести порядок со всеми вытекающими последствиями...
   Среда, морозец, снежок, ясный день. На директрисе, на "спарке", взвод выполняет стрельбу из спаренных пулемётов БТР-70.
   Поднимаюсь к руководителю стрельбы на вышку, со ступенек вижу курсанта-раздатчика боеприпасов, спрашиваю: "Как там у вас дела?" Он браво стучит каблуками, бойко и бодро отвечает: "Отлично! Товарищ полковник, всё в порядке!" Занятия уже заканчиваются. Минут через двадцать подъезжаю к огневикам на "фазенду", на обед. Наблюдаю, как вдоль тыльной дороги директрисы бежит курсант Малинин. Правильно, думаю, один должен пообедать раньше, чтобы сменить раздатчика боеприпасов. После обеда, минут через тридцать, выдвигаюсь в казарму, где находится рота. Наблюдаю мимо огневого городка опять бегущего, но в сторону стрельбища, того же курсанта, Малинина. В казарме меня встречает командир 7 роты, капитан Ледовской. Спрашиваю его, как дела и всё ли в порядке. "Так точно! Всё в порядке. Рота готовится к обеду". Понятно! "... Я уезжаю в училище, в шестнадцать часов совещание. После совещания буду в кабинете, а на ужин поеду домой. Сегодня среда, футбол, кубок чемпионов. Посмотрю и после приеду! Организуй всё по уму..." "Есть! Будет сделано!", - отвечает командир роты.
   Вечером, около двадцати часов, приезжаю домой. Супруга с порога: "Тебе звонил какой-то офицер, сказал, что перезвонит". Сажусь за стол, ужинаю. Звонок. Голос командира 7 роты, Ледовского: "Товарищ полковник, у нас "ЧП"! "Что случилось!? Люди все живы?" "Так точно! Люди все живы, но..." "Ну, так что же случилось?" Он потухшим голосом отвечает: "Нет одного автомата! Искали с обеда, но до сих пор не нашли!" Кричу в трубу: "А почему не доложил сразу? Ладно! Разберёмся! Я выезжаю!" Прилетаю на полигон, опрашиваю, все мычат, не понимаю ничего! Приезжаю на "спарку", он пропал там.
   Морпехи готовятся к ночной стрельбе. Строю, ставлю задачу на прочёску местности, указываю, кому и как идти, на какую глубину и интервалы. Старший на участке, преподаватель, подполковник Любимов. Он почему-то весел, хохочет. Меня это, мягко выражаясь, бесит. Я вижу, что его "хата" с краю, за всё ответят другие, есть кому. Командира взвода, капитана Дикого, предупреждаю, что через двадцать минут вернусь, "слетав" на вождение, во взвод, в котором пропал автомат. Вернувшись через полчаса, прихожу в ужас. На участке идёт стрельба, вокруг участка ровный и не тронутый наст снега! Никто и ничего не искал! Спрашиваю у офицеров: "В чём дело?! Кто занимается поиском?" Подходит Любимов и доверительно мне сообщает: "Курсанты и офицеры считают, что это ТЫ "заныкал" автомат, спрятал его у себя в машине и специально поднял всю эту бучу..." Я выпалил всё, что думаю по этому поводу и про него и про всех остальных. Прошло пол дня, а никто не искал! Вот это дела! Время около десяти часов вчера. Надо докладывать генералу!
   Ставлю снова задачу, выезжаю в казарму 7 роты, вызываю старшину Шипулина, обязываю его вызвать водителей БТР-ов, и: "предупреди их, что скоро вернусь и буду просто пытать, как "душманов", буду очень злой!"
   Приезжаю в училище, иду в общежитие к генералу Левшину А.В., начальнику нашего училища. Поднимаю его из постели.
   Он молча, в халате слушает меня, потом выдаёт: "Тарасов, видишь, как ты "замордовал" своих подчинённых, что они тебе боятся даже докладывать! Упущено аж десять часов!" "Товарищ генерал! К утру я найду автомат!" "Эх, мне бы твою уверенность, комбат!"- отвечает начальник училища...
   Он вызывает всех заместителей, а я уезжаю на полигон. Встречают радостным докладом: "Автомат найден! Начальнику училища уже доложено. Его "стибрил" водитель бронетранспортёра. Он признался, когда его выдернули из кровати на "разборки". Старшина Шипулин с командиром взвода пошли с ним за автоматом на "спарку".
   Выезжаю на место. В свет фар, на меня выходит группа людей, я их узнаю и вижу, они несут автомат. С души свалилась глыба груза, стало как-то легче. Подхожу и спрашиваю у солдата: "Сынок! Скажи мне, на кой хрен он тебе сдался ?" Боец, хлюпая носом отвечает: "Товарищ полковник. Я сам с юга, дома одна мать, и там у нас воюют. Оружие в цене. Думал спрятать в лесу, после дембеля вернуться, забрать и продать. Деньги были бы..." Смотрю я на этого солдатика и говорю ему при курсантах: "Сынок! Дурак ты дураком! Запомни, ты сейчас ничего не произносил и я ничего не слышал! Автомат ты не воровал, а решил своеобразно подшутить над курсантами. Во время стрельбы на ходу из твоего бронника, они ругали тебя матом, мол, быстро и по ямам едешь, они не попадают в мишени, значит двойка, нет увольнения и так далее. Ты обиделся и решил создать им проблему. Не воровал! Понял? Повтори!"
   Он повторил и мы отправились в казарму, а там уже сообщают, что мне вместе с бойцом и автоматом надо прибыть к начальнику училища...
   Утром приехал на тот участок, где боец украл автомат. Меня поразило то, что он "спрятал" его в трёх метрах от класса (здания на участке), в десяти метрах от БТРа, запихнул в бочку, из которой он торчал стволом, а вокруг здания, на снегу, нет ни одного следа сапог "искавших". Никто автомат не искал...
   Через несколько дней состоялся приказ и мне "вкрячли" серьёзное взыскание, хотя в представлении прокуратуры, моя вина не была определена.
   Это взыскание и последующие шаги руководства сильно подорвали моё мнение и отношение к ним. Что-то треснуло, сломалось.
   Моя гордыня не соглашалась с существом положения. Наличие взыскания влияло на моё финансовое довольствие, других, "левых" источников дохода не было, а создавать их, было не в моих принципах. Через некоторое время, около двух месяцев спустя, в одном из подразделений училища, от передозировки наркотиками, умер курсант. Командира того батальона "предупредили о неполном служебном совпадении". Я подхожу к нему и выражаю сожаление по факту взыскания. "Вова! Это на тебе будет висеть наказание не меньше полугода, а с меня через две недели снимут! Вот увидишь!" Проходит какое-то время и действительно, он сообщает мне, что уже "чист"! Вот такая она, наша "система".
   Приближался юбилей училища.
   Нашему, прославленному ВОКУ имени Кирова, - 80 лет!
   Моя 7 рота выступала с "балетом" (строевые приёмы с карабинами под оркестр), это самое зрелищное мероприятие на тожественном построении. Пишу предложения по поощрению своих подчинённых, не забыл "поклянчить" и для себя, любимого, - "Прошу наградить деньгами". Начальник учебного отдела, Шуляковский, прочитал мне в ответ целую лекцию о скромности, порядочности и о том, что он никогда за свою долгую службу не сталкивался с таким офицерским "хамством и не скромностью" (с моей стороны). Я "полыхнул"...
   "Да Вы, на юбилейных значках, вымпелах, часах, эмблеме и прочих разработанных мною в эскизах и победивших на конкурсе "товарах", наварите столько "бабла"! Я ведь ничего чужого не прошу! Дайте хоть пятьсот рублей, на бензин!" В ответ: "Так ведь у Вас, товарищ полковник, дисциплинарное взыскание от ноября! Не имеем права при наличии взыскания, вы ведь знаете Устав!?" "Так снимите его. Неужели надо подсказывать, как и когда!?" "Хорошо! Мы ещё подумаем!" - отвечает начальник учебного отдела, Шуляковский. Настроение поганейшее. За день до торжеств, звонит Платонычев Владимир, он был моим командиром взвода в курсантские годы: "Володя, в праздничном приказе тебя "поощряют", с тебя "снимают ранее наложенное взыскание"! Это всё!"
  
  


  
   Вот так решило моё руководство... Ну, прямо как в стране... "Бардачина и глупость", с вывеской порядка и тому подобных "углеводородных" благ. "Сионские мудрецы" уже давно отдыхали...
   Всё правильно, значит так и должно быть, а не как-то иначе.
   Много офицеров было обласкано и отмечено, награждено медалями, досрочными звёздами, подарками и прочими почестями.
   Но, я не присутствовал на том, торжественном собрании.
   Отправив свои подразделения в клуб училища, сидел в кабинете, на своём рабочем месте, сам наливал в рюмочку коньяк и тихонечко "отмечал" восьмидесятилетие своего училища, ВОКУ имени Кирова.
   Я сам дал себе это право! В сердце бушевал ураган, но я знал, что я командир лучшего батальона в училище, а коль он лучший, значит и я, не последний в строю офицер!
   Отгремели оркестры! Прошёл юбилей, всё вернулось в привычное русло. Сессия. Госы. Выпустили восьмую роту Вадима Калинина, осталась одна рота, - седьмая, пятигодичная.
   Слухи, о предстоящем расформировании училища, получили прямое подтверждение в виде директивы Генерального штаба.
   Отец одного из моих выпускников, который через два года стал Героем России), генерал-лейтенант из генерального штаба, рассказывал мне предысторию "нашей кончины".
   Ввиду нарастающего сепаратизма в стране, на фоне Чечни, из Татарстана, выводили технику и оружие, воинские части и соединения.
   На столе в Генштабе, лежал проект приказа о расформировании Казанского высшего командного танко-артиллерийского училища.
   М. Шаймиев, узнав об этом, приехал к Борису Ельцину, переубедил его каким-то образом, и под топор легло наше, оказавшееся лишним и не нужным в новой системе военного образования. Кстати, основная масса курсантов младших курсов и была отправлена в Казань, в это училище, доучиваться.
   В сентябре месяце, у меня снова получились кое какие конфликты с Замами, в очередной раз меня "подкинуло" и в итоге, на стол лёг мой рапорт о желании покинуть стройные ряды Вооружённых Сил. Пока ходили документы на увольнение, два офицера стали полковниками, числясь на должности командира 4 батальона курсантов.
   Приказ о моём увольнении состоялся весной 1999 года, одновременно с кончиной, расформированием, нашего ВОКУ имени С.М. Кирова.
  
  
   []
  
   Закончились две истории, две биографии, не зримо увязанных в одну.
  
   " Перспектива ".
  
   Разговоры у костра, под добрый стаканчик с закуской, как правило, заканчиваются разговорами о насущном. Мужики вообще любят побрехать, поупражняться в своём красноречии. Все считают себя более чем осведомлёнными во всех вопросах, пусть это касается кино, войны, литературы, женщин, живописи, НЛО, политики, спорта, армии или ещё чёрт знает чего.
   Помню как в РДР 12 ОРБ, бойцы меня спрашивают: "Товарищ капитан, а как Вы считаете, в какой стране придётся воевать после Афгана?" Не знаю, на чём я основывался, кроме чисто интуитивно-эмоционального восприятия перспектив, но я ответил: "Думаю, что в Югославии.., или в Союзе, ибо эти разговоры с глазу на глаз (имея ввиду Горбачёва и "Буша-старшего"), до добра не доведут!"
   Много воды утекло за последние годы. Но представить тогда ТАКОЕ, не мог никто, даже после пятого стакана...
   Всё так и есть. Советский Союз оказался буквально разгромлен в ходе третьей Мировой Войны! Умнейшие политики и аналитики в ЦРУ, вовремя поняли, силой оружия нас не одолеть и не пожалели "зелени" на свою конечную победу. История сделала огромную спираль и сегодня мы видим во всечеловеческом масштабе то, что произошло две тысячи лет назад... Предательство!
   Иуды предали идею и народы. За те же тридцать сребреников, за счета в банках, замки и яхты, которые не пригодятся им в другом мире, а тем, кому они останутся, - не принесут счастья.
   Мы сидим среди корявых и больших елей, но почему-то пахнет не хвоей, а чем-то другим. "Нефтью, что ли?" - осторожно и тихо
   предположил мужик в старом камуфляже, на погонах которого просматривался отпечаток полковничьих звёзд.
   Но, "Философ" увлечённо продолжал...
   "...Иуда повесился, посыпая голову пеплом покаяния. Сегодня много говорят, что нашёлся вдруг и Евангелие от Иуды, где он сильно раскаивается в предательстве Иисуса, и объясняет идею совсем не предательства, а своей заботой о народе Израиля, не допустить великой и кровавой смуты. Ведь вернул он неправедные деньги, не оставил их себе.
   В истину, "благими намерениями, устлана дорога в ад..."
   Наши "иудушки", брешут с экрана телевизора и газетных полос, что они не виноваты, что мол, тот самый Советский Союз, исторически и идеологически был обречён!
   Великий народ-победитель, в одночасье возомнил себя борцом с коммунизмом, отрёкся от всего, что связывало его с братом, отцом и матерью, с другом и соседом.
   На всех чиновничьих уровнях бросились креститься, даже не прочитав Библии, и воздвигать храмы ... Ему, - золотому тельцу.
   "...И трижды ты отречёшься от меня..."
   В костре как-то не весело потрескивают дрова, облизываемые тусклым пламенем уныния и гаснущей надежды...
   Нет больше империи, нет Великой страны!
   Не революции тюльпанов или роз, не оранжевые вихри прошли над нашей Родиной. Её купили в восьмидесятых, разобрали и разворовали в девяностых годах то, что принадлежит народу в любой стране мира. Только не в России. Всё что слышно сегодня из уст "лидеров", враньё! Нет у нас внешней угрозы! Она придумана для нас, чтобы мы это проглатывали и насыщались. Всё это просто ШОУ, на потребу тем, кто не хочет или не может видеть своего завтра.
   Мы оккупированы своей властью, которой плевать на российский народ. Главное, - урвать бабло угождая "друзьям" из-за океана и с берегов Иордана. Всё остальное вторично!
   Высоко в небе прогудел самолёт. Вроде "Боинг"?! Нет! Скорее "Аир-басс!", - заключил не состоявшийся "военный корреспондент".
   []

Дети моих родителей. Осень 2007 года.

"Журналист", "Философ", "Редактор" и "Художник".

   В нашей стране всё устанавливается так, что бы любое стремление вернуть власть в стране народу, рассматривалось как экстремизм, просто исключена попытка свержения "народной" и любимой демократической власти. Власть пронизана гнилью коррупции, власть, - источник богатства и щит от правосудия и возмездия. Да, пауки в банке иногда жрут друг друга, но только тогда, когда в банке нет другой пищи. А вот её то, сегодня хватает, - сто сорок миллионов и больше.
   Никогда и нигде власть не отдают просто так. За неё сражаются, борются и гибнут побеждая. Не принесут её никому на тарелочке "с голубой каёмочкой".
   Вот так и будут жить россияне...
   Правда, думаю, что лет через "... дцать", не будет она такой по территории и менталитету. Развалимся от неких "султанатов" на Кавказе и посыплемся дальше. Княжества, губернии, уезды, резервации и... лагеря. Границы укажут и нарежут за океаном, им там виднее, какая должна быть Россия. Не только Грузию с Украиной проглотят, но и Белоруссия станет членом НАТО, надо чуточку подождать.
   Несколько позже, вдруг окажется, что Россия не в состоянии содержать свою армию и флот, остатки ядерных сил... Останутся только МВД и ФСБ, чтобы неусыпно контролировать полупьяный "электорат".
   Мы все сегодня "иудушки" и нет того Серафима, что пробудил бы народ, растолкал его и позвал в дорогу.
   Мы спим стоя в очереди за подаянием и прощением, за правом жить и правом умереть вне очереди, в самой богатой стране планеты по залежам нефти, газа, алмазов и всего того, что есть в таблице Менделеева. Сотни российских миллиардов долларов работают на американскую экономику, на их банки, на войну в Афганистане и Ираке, на войну против нашей России. Против русского народа.
   Это не капитализм. Это не социализм.
   Это обыкновенный, запрограммированный и всенародно любимый ИДИОТИЗМ...
   Может ли командир взвода командовать полком!?
   Конечно, может! Если папаня сидит в Генеральном Штабе...
   Только вот не знаю, что с полком этим будет!
   Нам "пихают" то, что мы в состоянии проглотить, и чем дальше, тем больше, тем вкуснее и страшнее. Лишь бы аппетит не пропал.
   Костёр медленно затухал. Дрова закончились, а идти и собирать валежник никто не отважился, - вокруг лес, зверьё, темно и страшно.
   В стаканах гудела пустота. "Философ" пошарил рукой в мешке, удовлетворённо крякнул, и на свет появилась ещё одна бутылка "Путинки" и упаковка норвежской сёмги с польскими сухариками. Сидевшие вокруг костра облегчённо вздохнули, что-то заскрипело, кашлянуло, хмыкнуло и робко и заискивающе протянуло дрожащую руку со стаканом к изливающему горлышку.
   Вот уж воистину: "Да не оскудеет рука дающего..."
   "Во как Вас потряхивает, будто бы облаял кто-то...", - с сарказмом произнёс Философ, одарив сидящих колючим взглядом уставших глаз и вдруг, трижды осенил себя перстами на доносившийся из далека
   тревожный перезвон колоколов...
   Буль-буль, буль-буль, буль-буль!!!
   Ночь опускалась на спины всё тяжелее и чернее...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   []
  

Посвятил Всем, кого помню и люблю.

Петроград, весна 2008 года.

  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.21*127  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023