ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Тиранин Александр Михайлович
Кирмахин

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  Александр Тиранин
  
  
  
  
  КИРМАХИН
  
  
  Рабочая неделя в депо закончилась, и в раздевалке обычная пятничная суета. Кто торопится - умылись и, пригладив волосы перед рябым от соседства с влажной душевой зеркалом, натягивают пальто. Прочие, отсчитав взнос гонцам, млеют под душем.
  А в дальнем углу раздевалки шикует виртуоз в своей профессии, сварщик Гера Кирмахин - суёт рубли и трёшки каждому, кто окажется поблизости:
  - Слетай, принеси на все.
  - Гера, выпили понемножку и хватит, - пытается урезонить его токарь Иван Степанович, человек солидный, возраста предпенсионного, не ханжа и не лицемер, но уважающий порядок и умеренность. - Зачем с ума сходить? Или одного раза тебе мало?
  "Один раз", к которому апеллирует Иван Степанович, случился месяца три тому назад, в пригороде. Полпятницы, субботу и воскресенье отработал Гера на даче отставного подполковника, близкого родственника главного инженера депо. Сварил два каркаса - под гараж и беседку; и ворота для гаража. Получил за это оговорённую плату и сверх неё, пол-литра водки. Всякий раз, уславливаясь об оплате, Гера непременно выговаривал эту поллитровку, чтобы потом, когда работа будет завершена и принята, посидеть с человеком за столом, поговорить о жизни. Но экс-подполковник сказался непьющим и, не обращая внимания на неудовольствие Кирмахина, вручил ему поллитровку, бутербродов в газету завернул и проводил до калитки.
  Гера, оскорблённый, но не отчаявшийся, подыскал друзей на станции и распил с ними злосчастную ёмкость. Одной на всех показалось мало и электричка не скоро - добавили. И ещё раз, и два раза добавили. Охмелев, вошёл в раж, и чтобы обличить неправоту того, мнимо непьющего отставника:
  - Ты не захотел со мной выпить, и я твоих денег не хочу!
  Накупил водки на весь гонорар, выставил у входа в магазин и принялся угощать всякого желающего.
  К утру отрезвив Геру в одном учреждении и с утра обследовав, на предмет вменяемости в другом, остригли наголо и определили полмесяца трудится вне стен родного предприятия. За мелкое хулиганство.
  - Всё будет хорошо, Иван Степанович.
  - Чего лучше! Опять попадёшь куда-нибудь. Или, в лучшем случае, до утра за шкафы завалишься. Очень хорошо за шкафами спать!
  - А что? - С вызовом посмотрел Гера. - За шкафами тепло и на голову не капает.
  - Ну, что ты дуришь?! Не понимаю я... Не понимаю, как можно при твоих руках, при твоём умении и быть таким, прости меня, дураком.
  Иван Степанович всердцах швырнул полотенце на полочку шкафа.
  - Дураком? Хм... - Гера исподлобья посмотрел на Ивана Степановича. - А чем, по-твоему, умный отличается от дурака?
  - Тем, что умный - не дурак, не станет губить водкой свою жизнь, свой... - Иван Степанович хотел сказать "талант", но постеснялся такого громкого слова. - Свои способности, своё умение. Не пил бы - цены б тебе не было.
  - Э-э, Степаныч, - равнодушно протянул Гера. - Мне, ещё на судостроительном я работал, директор завода сказал: "Бросишь пить, Кирмахин, - однокомнатная квартира в течение года и в месяц меньше трёхсот получать не будешь. Ради рук твоих, ради головы, всё прежнее забуду и, что в моих силах, для тебя сделаю, только не губи себя водкой". Полгода испытательного срока дал.
  - И что?
  - Что видишь. Я здесь, а не на судостроительном.
  - Ну, как можно быть таким неразумным? Как можно не понимать, не видеть своего счастья?
  - Отчего не вижу? Вижу. Всякий человек видит своё счастье. Там, куда душу вкладывает.
  - Ты, значит, в водку вложил. И сильно счастлив, - уязвил Иван Степанович.
  - Ну, это ты зря, Степаныч. Водка так, полоса. Пройдёт. Не в водке суть. Вот, к примеру, тебя взять. Живёшь ты рассудительно и в цеху тебя уважают, каждый раз в местком или партком выбирают. Потому что, человек ты справедливый. Горланить не станешь, но подберёшь удобное время и за работягу постоишь, а если для дела нужно, начальству возразить не остановишься. И токарь неплохой, всякую токарную работу, какая требуется, делаешь. И здоровье крепкое, и дома всё в порядке. На всё у тебя по кусочку души отведено, так и счастье своё видишь: часть в семье, часть в работе, часть от уважения тех, с кем работаешь, часть от новой квартиры, ну и так далее. А для меня всё в сварке. Остальное так, пустое место. Вот, заполняю.
  Иван Степанович внимательно посмотрел на Геру: не смеётся ли над ним?
  Гера не смеялся. Понурый, щуплый, ссутулившийся, с тёмным сухим лицом, он похож был на скрючившийся от ранних осенних морозов стручок: тронутый неизбежностью, сиротливый, брошенный.
  - Если для тебя всё в сварке - на работе зачем пьёшь? Кто заставляет?
  - Кто меня заставит, если не захочу. Это так, полоса. Пройдёт. Не пил же её до тридцати. Какое до тридцати... Больше. Не тянуло. И некогда. Книги, какие доставал, журналы по сварке читал. Сам что-то придумывал: приспособления, присадки. Металл у нас, на судостроительном, разный шёл, зачастую экспериментальные сплавы. Технологии толковой нет, до всего своим умом, чутьём доходить надо, - Гера несколько выпрямился, плечи пошире развернул. - А потом, вроде как, узнал всё, руку набил, - опять сник, понурился, - время свободное появилось. В институт хотел было сунуться, да перезабыл всё, хоть снова в школу иди. И удовольствие какое-то, - Гера усмехнулся, - пижонское, в своей необразованности нашёл: работяга, школу на тройки закончил, а по сварке: по технологии и прочей грамоте, не говорю уж - по работе, любому инженеру не уступлю, не меньше его знаю. Решил, что всего достиг, дальше идти некуда и незачем - до самой пенсии обеспечен.
  Пустота какая-то, слабина образовалась: не к чему приложить себя в полную силу. Ну и пошло... И не женился вовремя. Поначалу нужды большой не видел. И жил в общаге. А как собрался - не поведёшь же в общагу за занавеску - сунулся в заводоуправление насчёт жилья. А там ответили: года через два-три, раньше никак не получится. Не захотела столько ждать. Вдруг передумаешь, говорит, а я уже не молоденькая, что мне потом делать, если откажешься.
  - Ходил. Просил. Эх! Требовать надо было. А то и припугнуть: не дадите - уволюсь. Нашли бы.
  - Не умею я так. И не люблю.
  - Не люблю. Все мы не любим. А припечёт, волей-неволей полюбишь.
  Иван Степанович достал с полочки шкафа заброшенное туда полотенце, сложил в аккуратный прямоугольник, убрал во внутренний карман пальто - дома жена постирает.
  - И хватит разговаривать. Собирайся, вместе пойдём.
  - Я не скоро. Посижу ещё, покурю. Потом в душе помоюсь.
  Засунул руки в карманы. Съёжился, зябко дёрнул плечами. Достал из-под табуретки бутылку. Пустая. Поставил на место.
  "И в самом деле пойти домой? А что там одному делать? Тут хоть на людях".
  Обвёл равнодушным взглядом раздевалку.
  За столом, традиционное в хмельной рабочей компании перемывание косточек начальству. Петя Рощин, сантехник из строительного цеха, рассказывает о стычке с начальником отдела снабжения:
  - Я ему и говорю: на сдельщину перевели, а заработать не даёте, материалы экономите. А на кой хрен такая экономия, если дело не делается и работяга без заработка? Премию за экономию материалов и фонда зарплаты каждый месяц получаете, а на работу и рабочих вам наплевать.
  Как взвился он на меня:
  - Ты, Рощин, думай, что говоришь! Ты, Рощин!
  За тем же столом подсобник, пьяненький с полстакана вина, старичок-пенсионер Петрович, дёргает за рукав то одного, то другого, порывается рассказать как в молодости он и друг его Пашка Линьков, обезвредили хулигана, который во время свадьбы бегал с топором по деревне, грозился зарубить жениха и невесту:
  - Приехала, слышь-ка, рабочее-крестьянская, забрали Пашку: зачем трудящегося человека покалечил. Дело завели. В суд, слышь-ка, передавать хотели. Такое дело: два ребра сломал. Впрочем, подлецы. Да... Кулачищи у Пашки, кулачищи во какие! Схватил за топорище, вот так, слышь, дружок, вот так схватил и в бок ему - бух! а у того рёбра - хрясь! Он, слышь, деваху ту, которая замуж выходила, слышь-ка дружок, слышь, сам на ней жениться хотел. А такое дело - за другого пошла. А он, слышь-ка, за топор... Зарублю! - кричит. Деваху ту, значит, и жениха. Впрочем, подлецы. Да...
  Гера отвернулся: всё те же, всё то же - толкут воду в ступе.
  - Гера, долго я тебя ждать буду?! - С нарочитой сердитостью спросил Иван Степанович.
  - Я не скоро, Степаныч. Зачем ты станешь ждать меня, время тратить...
  Посмотрел под табуретку, на дверь.
  - Гонца дожидаешься? Заслал-таки? - Заметил его взгляд Иван Степанович.
  - Придёт, куда он денется.
  - Эх! - Иван Степанович цвикнул губами от всего своего огорчения. - Делай как знаешь, ведь не ребёнок ты, чтоб за руку тебя уводить.
  
  Гера пробирается в свою комнату по узкому, загромождённому колясками, санками, табуретками, корытами, велосипедами, коридору длинной, планировкой схожей с купейным вагоном, квартиры. Слева - наружная стена, прорезанная редкими окнами во двор швейной фабрики. Справа - двери, вешалки, двери, вешалки, над вешалками электросчётчики - насколько глаз видит в скудно доходящем отсвете от фабричных окон.
  И множество людей. Почему-то множество людей в коридоре. Цепляют плечами, локтями, обгоняют, отталкивают, мешают идти; и галдят, галдят, галдят...
  А дверь его комнаты - почти последняя по коридору. За ней лишь ванная и туалет. Дверь приоткрыта и на стене, напортив неё, узкая полоса света.
  "Нина!" - догадался он. И тотчас гам утих и все люди, так мешавшие ему, исчезли.
  - Нина, ты боялась, что я передумаю... А я ждал тебя. Всё время ждал. Я знал, что ты придёшь. Нина, я знал...
  - Здравствуй, Георгинчик! - Назвала его по-прежнему, как раньше звала, подала руки, а глаза у неё грустные-грустные. - Что случилось с тобой? Ты же другим был...
  - Нина, ты не беспокойся. Это полоса. Это так... Пройдёт. Ведь не пил я раньше. Я ещё смогу... Я такие кружева для тебя сварю, каких ни одна принцесса, ни одна королева не видела. Я...
  Вдруг кто-то невидимый потряс его сзади за плечо. Нина тотчас оставила его руки, не оглядываясь пошла к выходу и, так и не обернувшись к нему, вышла из квартиры. Неведомая рука тряхнула опять, резко и сильно. И голос над головой прозвучал:
  - Эй, дядя, приехали!
  Очнулся, открыл глаза. Троллейбус пуст, в салоне дежурный свет. Конечная остановка.
  
  Голова тяжела и мутновата, но не болит - в троллейбусе поспал, да пока от троллейбусного кольца до дома дошёл, хмель выветрился. Жажда только мучит. Но то не горе - в кране воды много. Напился до тяжести в желудке. Посидел на кровати, отдохнул, вытер испарину со лба, комнату оглядел: бардак. Бутылки на столе, бутылки под столом, бутылки возле шкафа. Объедки и окурки на столе; окурки, обрывки бумаги, какие-то пакеты и даже тарелки с кастрюлей и сковородой - на полу. Бу-у-у...
  Поднялся, собрал бутылки, открыл шкаф - там их, на бок уложенных, едва не половина шкафа. Зарок дал: не сдавать, пока шкаф не заполнится. А как заполнится, позовёт друзей-товарищей, одним разом сдадут и отметят это событие.
  Подержал бутылки в руках, но в шкаф не положил, поставил на пол.
  Открыл створку окна, свесился через подоконник, уцепившись для страховки ступнёй за трубу возле батареи, посмотрел и туда, и сюда, обнаружил щуплого краснолицего мужичка, лет сорока.
  - Вовка! Шарнир!
  - А! - Тот обернулся на крик, но не сразу определил, кто его зовёт и откуда.
  - Да здесь я! Иди сюда.
  - А! - Увидел, трусцой, заплетаясь ногами и немного заносясь вбок, подбежал под окно. И не определишь по бегу - принял уже или алчет ещё: и трезвый, и пьяный он ногами заплетается и зигзагами перемещается, оттого Шарниром зовут. - Что?
  - Найди Коляна, Федю-Сырка и Лёху. И поднимайтесь ко мне. Шкаф будем освобождать.
  - Полный уже? - Удивился Вовка.
  - Нет. Просто освободить нужно. И ворон не считайте, мне скоро уходить. Ждать не буду.
  - Ага. Я бегом. Они пошли к...
  - Куда пошли, туда и пошли. А тебе говорю: время не тяни. Иначе, мимо вас пролетит, другим отдам.
  Закрыл окно, собрал по комнате грязную посуду, снёс на стол. Лёг на кровать.
  Заартачились вчера в троллейбусе водитель и кондукторша. Попросился переждать в салоне, пока обратно поедут, чтоб на ветру и морозе не торчать. Даже деньги предлагал. Нет, упёрлись: жди на остановке.
  Отошёл Гера от троллейбуса, видит, женщина от остановки идёт: за плечами рюкзак, в одной руке сумка, в другой коробка и гнётся, бедолага, под их тяжестью. Догнал, хотел сразу помощь предложить, но, время позднее, испугать остерёгся. Обогнал, прошёл впереди несколько шагов, чтобы пообвыкла, и тогда обернулся:
  - Давайте, помогу.
  Отказалась сначала, но потом, видно, опасности в нём не усмотрела и тяжело самой, согласилась. Прошли молча какое-то время, да всю дорогу молчать не будешь:
  - Что ж Вы в такую позднотищу с кутулями таскаетесь?
  - Поезд опоздал.
  - Из отпуска?
  - Я-то? Нет. Это мне родственники из деревни посылку со знакомой проводничкой переслали. Картошка, овощи, ну и остальное, деревенское.
  - А муж почему не забрал? На работе?
  - Муж... - Усмехнулась. - Муж объелся груш. - И отрешённо, безразлично как-то, досказала. - Нету мужа. Умер. Прошлой зимой замёрз до смерти.
  Царапнуло Геру такое отношение вдовы к покойному мужу, но смолчал.
  Дошли до квартиры. Задерживаться не собирался: неприятное впечатление от слов её о муже, точнее от тона, ещё не покинуло. Но "трубы горели", жажда жгла, попросил попить.
  - Сейчас я Вам морсу сделаю, - развязала коробку, достала банку с вареньем. - Вы посидите, - подвинула табуретку, - я быстренько. - И на кухню ушла.
  Осмотрелся. Коммуналка, по вешалкам и счётчикам видно, но небольшая и чистенькая, не такая как у него. А вот руки мужские, похоже, не часто прикладываются - у вешалки, на которую хозяйка пальто повесила, одно ухо, как полагается, на шурупе, а другое верёвочкой к ролику электропроводки подвязано.
  Вернулась хозяйка со стаканом и литровой банкой морса, а следом из-за мамы девочка крохотная выглянула: волосы льняные волнистые, личико светленькое весёлое, а глазки, точно васильки. Посмотрела на дядю с любопытством, и Гера, в ответ, как мог, пересохшими губами улыбнулся. Отошла в сторонку, чтоб лучше дядю разглядеть, и тут дядя чуть стакан из рук не выронил: на левой ножке у неё ботиночек ортопедический, а на ручке, на левой же, которая намного короче правой, всего три пальчика.
  - Ты кто? Ты мой папа? - Строго спросила она Геру.
  - Нет, не папа, - ответила за Геру мать. - Иди в комнату, не мешай дяде.
  - А почему ты мне не папа?
  - Я кому сказала: ложись спать, - женщина подтолкнула дочь к двери и Геру попросила. - Вы уж простите нас, она как мужчину увидит, сразу: папа! А наш папа... - Грустно и с сожалением вздохнула. - Только месяц после роддома с нами пожил. А потом сказал: "Знаю, непорядочно так поступать и, наверно, подло. Но пересилить себя не могу - не могу её такую видеть. Комнату вам оставляю, и материально помогать буду до совершеннолетия и позже, пока возможность будет. А вместе жить..."
  Какое-то время у приятеля своего пожил, а как оформили развод - на север уехал. А там, в метель, с дороги сбился и замёрз. Всего километра-то до жилья и не дошёл...
  
  Гера поднялся, попил заварки из чайника. Выдвинул нижний ящик шкафа, достал чемоданчик с "домашним" инструментом, проверил, всё ли на месте. Прибавил к содержимому две реечки - дерево сухое, на пробки под шурупы в самый раз. Закрыл чемоданчик и замок защёлкнул.
  В дверь позвонили. Пришёл Вова-Шарнир.
  - Они... остальные... там... - Торопился видать, с дыхания сбивается. - У Аркахи Селезнёва в приёмном пункте... сейчас догрузят машину и придут.
  - Хорошо. Вот ключ от комнаты. Заберёте себе все бутылки, а ключ положите на вешалку, в кепку.
  - А тебе сколько? С бутылок сколько отдать?
  - Ни сколько. Я же сказал: ухожу.
  
  - Ой, как не надо?.. Конечно надо... И вешалку нормально повесить, и розетки болтаются, стульями загораживаю, чтоб маленькая не залезла, и дверца у шкафа отваливается... Да только... - Замялась. - За работу сколько возьмёте?..
  Не нужны ему её деньги. Но, как и вчера на улице, испугать побоялся.
  - Лишнего не возьму.
  Успокоилась. Но не на долго.
  - А всё-таки... Скажите сразу, чтоб я знала...
  Раз настаивает, надо говорить.
  - Зарабатываю я хорошо, живу один. Так что, деньги Ваши мне не нужны.
  - Что же тогда? - Недоумение и даже тень испуга в её голосе.
  - Я Вам всё починю, а Вы мне, за это, пирожков домашних испеките. Как мама умерла, с той поры, домашних пирогов не ел.
  С любопытством посмотрела и взгляд, с его глазами встретившись, не сразу отвела. И Гера отметил: как сильно похожа дочурка на неё. Те же пухлые щёки, те же льняные волнистые волосы, вот только глаза не такие пронзительно-синие. Но тоже красивые.
  - Пирожков... Да как же... Неожиданно всё... Муки у меня совсем немного и дрожжей нет...
  - Вы не торопитесь, успеем. Отремонтирую сегодня, а на пироги приду завтра.
  Опять взгляды встретились. Но теперь не только любопытство, но и оценка в её глазах.
  - Не знаю даже... Неожиданно как всё... - А закончила уже решительнее. - Ну, что ж, раз так складывается, испеку.
  
  1977-78г.г.
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023