ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Тиранин Александр Михайлович
Литейный 74-14. Курьёзы, кровь и слёзы.

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Терроризм и шутовство вещи по определению не совместимые, но жизнь она такова - сбалагурит в любое время и в любом месте, даже в вовсе для того непригодном. Случались ситуации, пусть не весёлые, но со своим юмором и в практике "Разработчиков", однако ж, обнародовать их пока не могу. А тема просится в текст, и чтобы уважить её просьбу... Сразу оговорюсь - вряд ли сыщется что-либо весёлое в том юморе.
  КУРЬЁЗЫ, КРОВЬ И СЛЁЗЫ
  
  Саше Коломийцу,
  другу моему и полковнику
  
  
  Ревность не по разуму
  Июнь 1954 года, Новосибирск, ночь. Рейс на Москву предстояло выполнить экипажу 114-го авиатранспортного отряда Западно-Сибирского управления ГВФ (Гражданского воздушного флота). Самолёт Ил-12 заранее готов к полёту, топлива в баках хватит на 6 часов. В ожидании вылета командир корабля вместе со штурманом пошли на метеостанцию и в АДП (аэродромный диспетчерский пункт), второй пилот в службе перевозок разбирался с загрузкой, отлучился и бортрадист, а бортмеханик... А бортмеханик пошёл выяснять отношения с женой или с уже бывшей женой, она продолжала жить в их комнате в коммуналке, сам он обитал в общежитии. Перед выходом на мероприятие, не на праздную же болтовню идёт, принял дозу из бачка антиобледенителя. На месте действия приревновал бывшую жену к соседу - к пилоту Борису Квижинадзе, семья которого в то время в полном составе уехала к родне в Грузию - и учинил скандал. Сосед, оскорблённый такими подозрениями, и будучи комплекции внушительной и настроения не шутейного, отправил его вниз по лестнице, и спускался по ней бортмеханик то бегом, то кувырком. Оскорблённый и униженный, но духом не сломленный, вернулся на аэродром. Воспользовавшись отвлёчённостью остальных членов экипажа, безо всяких разрешений на взлёт и прочих бюрократических излишеств, поднял машину в воздух и направил её на таран комнаты, где жена (бывшая жена?), по его убеждению, предавалась страстям и похоти с соседом Борисом. Раз за разом выходил он на цель, но либо темнота мешала, либо доза из антиобледенителя визиры и ориентиры сбивала, но так и не сумев уверенно определить нужное окно, стал дожидаться рассвета.
  Жителей того дома и прилегающих домов, срочно разбудили и эвакуировали за пределы авиагородка. На КДП (командно-диспетчерский пункт) в полном составе собралось всё руководство Управления, включая начальника, полковника ВВС Николая Быкова. Пытались уговорить смутьяна, но раз за разом ответ один и тот же слышали:
  - Я эту... вместе с её... Борькой все равно припечатаю! Они мою жизнь погубили! Вот только посветлеет, разберусь с ними!
  Поставили в известность Главное управление Гражданского Воздушного флота, возглавлял которое в ту пору маршал авиации Семён Фёдорович Жаворонков. Из Москвы последовало вполне разумное и единственно правильное указание - всё же уговорить Сибирского Отеллу. В ответ на уговоры и упрашивания товарищ Поляков, Владимир, Володя, Вова на Двенадцатом Иле выделывал такие фигуры высшего пилотажа, которые не всякий лётчик-испытатель на истребителе рискнёт повторить - в Великую Отечественную Поляков летал на Ли-2 в самых сложных боевых и метеорологических условиях и в пилотировании двухмоторных самолётов наторел изрядно.
  Вот описание некоторых из них, приведённые Владиславом Дебердеевым в "Вечернем Новосибирске":
   "В Новосибирском аэропорту стояли, располагаясь как бы в вершинах треугольника, три высоких объекта: Дом культуры авиаработников с архитектурной надстройкой на крыше, собственно аэровокзал с типовой башенкой и шпилем и высоченный ангар авиаремонтной базы. Ил-12 не мог бы влететь внутрь этого треугольника - размах крыльев не позволял.
  Но что сделал Поляков? Летя вдоль основания "треугольника", воздушный трюкач, чтобы не задеть за надстройку Дома культуры правым крылом, поднимает его под крутым углом, делая левый крен, тут же резко переводит машину в правый крен, чтобы левая консоль не зацепилась за шпиль башни на аэровокзале, и сразу же опять перекладывает самолет в глубокий левый крен, пронося поставленную под углом правую плоскость мимо ангара.
  ...Причем это было выполнено, подчеркну, не на легком спортивном самолете или маневренном истребителе, а на солидном, респектабельном воздушном корабле, предназначенном исключительно для спокойных пассажирских рейсов.
  Затем пилот направил Ил-12 на командную вышку. И пролетел над ней так низко, что сбил невысокую, всего метра три, антенну. Собравшиеся здесь члены управленческого ареопага дружно сыпанули вниз по винтовой лестнице.
  А вот еще яркий пример поляковского воздушного хулиганства, о котором мне в свое время довелось услышать от самой жертвы этого инцидента - тогда начальника медико-санитарной службы Червинского. Червинский направился по каким-то своим служебным делам по аллее небольшого, с низкими кустами сквера, расположенного перед фасадом Дома культуры авиаработников. Как раз в этот момент Ил-12 спикировал на скверик из-за архитектурной макушки ДК и сразу, с высоты 5-6 метров, пошел вверх. При этом горизонтальное оперение машины - стабилизатор и рули высоты, - сыграв роль гигантского веера, обрушило на главу медсанслужбы мощный воздушный поток, который опрокинул Червинского на землю и, несколько раз перевернув его, прокатил по аллее...
  Самым опасным во всех этих авиакульбитах самозваного каскадера было то, что он мог случайно (или нарочно) зацепить самолетом огромные баки на аэропортовском складе ГСМ. К чему это привело бы - и ежу понятно".
  
  Ввиду бесперспективности переговоров и уговоров, из Москвы из главка, где все ключевые должности в ту пору занимали военные лётчики, поступил приказ: Из Толмачёва поднять два истребителя, с их помощью отвести от аэродрома и от города Ил-12 и там прекратить его полёт, проще говоря - сбить. Первую часть приказа выполнили точно, беспрекословно и в срок приблизились к аэродрому и предложили возмутителю спокойствия следовать за ними в Толмачёво для посадки. Но разве боевого и опытного пилота на такой мякине проведёшь:
  - Ага, дурака нашли. Где-нибудь над Обью зайдёте мне в хвост, и то, что останется от меня пойдёт на корм налимам. Так что, ребятки, гуляйте в своё Толмачёво без меня.
  "Ребятки" уже в безнадёге, а так, чтоб не сразу покидать место события, ещё недолго покружили над аэродромом, и отправились домой. В дело опять вступили преговорщики. А Поляков, проведши в воздухе около четырёх часов, выполняя при том обязанности всех членов экипажа, в гневе своём поостыл, а возможно и антиобледенитель выветрился, в намерениях утишился, сменил ярость мщения на существование "ни войны, ни мира", и грамотно, как утверждали очевидцы - виртуозно - посадил самолёт. Посидел некоторое время в кабине, окончательно склонился к мирному сосуществованию, остановил двигатели и со словами: "Ваша взяла" - спустился по трапу на землю.
  По совокупности содеянного суд приговорил Полякова к высшей мере. Около полугода провёл он в камере смертников, а спас его от исполнения приговора авиаконструктор, Герой социалистического труда, семикратный лауреат Сталинской премии и много чего иного лауреат, Сергей Владимирович Ильюшин. Узнав о произошедшем, воскликнул: "Да за такой супериспытательный полёт его не судить, а наградить надо!"
  Через три года Поляков вышел на свободу.
  
  
  Мальчики
  
  Лишь бы в Америку попасть
   Добывать же себе пропитание можно охотой и грабежом.
  А.П.Чехов, Мальчики.
  
  2 ноября 1973 года, плановый рейс Москва - Брянск, самолёт Як-40.
  Рассказывает командир экипажа Иван Кашин:
  - Полёт до Брянска недолог. Едва самолёт набрал высоту - уже снижение. Зажёг электротабло: "Пристегнуть ремни". И тут в дверь кабины постучали. Бортмеханик Николай Никитин глянул в смотровой глазок. Какой-то молодой мужчина жестами просил: откройте. Мало ли что случилось в салоне? Николай повернул дверную ручку. В щель просунулся ружейный ствол. Прогремел выстрел. Никитин осел, после чего нападавшим удалось вытянуть его в салон. Второй пилот Станислав Толпекин, тут же захлопнул дверь и заложил за ручку аварийный топорик. Я нажал на секретную кнопку "Захват".
  Следующая пуля разворотила глазок. Потом снова выстрелы, уже в салоне. Как потом выяснилось, это один из пассажиров, Владимир Гапоненко, передав жене трёхлетнюю дочь, вступил в схватку с террористами и получил пулю в спину. Бандиты принялись за оставшийся в кабине экипаж. Стреляли наугад, хотели через переборку попасть в командира. Угодили в спинку его кресла.
  На следствии выяснилось - оружие - двустволку, ружьё и обрез террористы пронесли на борт в разобранном виде.
  
  В Брянске самолёт дозаправили и возвратили в Москву. Террористам требовавшим 2 миллиона долларов, объяснили, что такой суммы американских денег в Брянске нет. В Москве переговоры с захватчиками длились около пяти часов. И безрезультатно. Освобождение заложников осуществлял СОВО МВД (Сводный оперативный войсковой отряд). Бойцы умелые в своём деле и великолепно подготовленные физически, но "заточенные" не на освобождение самолётов, а на задержание особо опасных преступников из наземного уголовного мира. И штурм прошёл, мягко говоря, не совсем элегантно. Активно применяли слезоточивый газ "Черёмуха", а в самолёте были не только преступники, но и пассажиры, в том числе больные, и каковы для них последствия газовой атаки, можно лишь предполагать, документы о том засекречены. Но это несколько иная тема.
  Ожидавшие "инкассатора" преступники открыли дверь, началась перестрелка и бомбардировка салона самолёта шашками со слезоточивым газом. Двое террористов убиты в перестрелке, третьего задержали среди эвакуированных пассажиров, четвёртый, предводитель, застрелился в самолёте. Один из пассажиров, авиатехник Валерий Алдошин, ранен.
  А интрига... Была бы смешной, если бы не кровь и гибель стольких людей. Как потом установило следствие, четверо совсем молодых ребят, старшему 21 год, все москвичи, таким вот способом намеревались добыть деньги и на угнанном самолёте лететь в США, чтобы там освобождать негров и индейцев от гнёта американского империализма.
  
  
  Ну, даёшь, золотая молодёжь...
  18 ноября 1983 года, рейс Тбилиси - Ленинград, самолёт Ту-134. Семеро угонщиков, угрожая огнестрельным оружием и взрывом самолёта, потребовали лететь в Турцию. Самолёт приземлился в Тбилиси, утром произведён штурм. В освобождении заложников задействована группа "Альфа". Погибли 7 человек (один угонщик убит, ещё один покончил жизнь самоубийством), трое ранены. Оставшиеся в живых угонщики приговорены к расстрелу, девушка их сообщница, к 12 годам лишения свободы.
  Казалось бы, ничем не выделяющийся из общей массы акт терроризма. Однако все террористы - дети высокопоставленных и влиятельных родителей. Получается, всего лишь шалости и развлекухи золотой молодёжи.
  Посмотрим, каковы они, эти шуточки...
  
  Выдержка из документа:
  Особая папка КГБ. Совершенно секретно. Экз. ед. 18.11.1983
  "18 ноября 1983 года в 16.16 московского времени во время полета самолета Ту-134А, следовавшего по маршруту Тбилиси-Батуми-Киев-Ленинград с 57 пассажирами и 7 членами экипажа на борту, группа вооруженных преступников смертельно ранила бортмеханика и заместителя начальника летно-штурманского отдела Управления гражданской авиации Грузинской ССР и потребовала изменить курс, посадить самолет в Турции.
  Командир экипажа самолета не подчинился требованию преступников и произвел посадку в Тбилиси. Преступники захватили пассажиров в качестве заложников и настаивали на выполнении ранее выдвинутых требований.
  Председателем КГБ СССР было дано указание немедленно направить в Тбилиси сотрудников спецподразделения 7-го управления для освобождения заложников.
  В 23.08. 38 сотрудников спецподразделения прибыли в Тбилиси".
  
  Михаил Болтунов:
  Через восемь лет, в ноябре 1991 года, во время правления Президента 3.Гамсахурдиа, газета "Свободная Грузия" опубликует разоблачительную статью о том, как под руководством Э.Шеварднадзе была проведена "бессмысленная бойня", убийство молодых "борцов за свободу и независимость", пытавшихся покинуть на самолете "империю". Далее говорилось, что художник Гия Табидзе был убит, художник Давид Микаберидзе покончил с собой, актер Геча Кобахидзе, художник Сосо Церетели, врачи Паата и Кахи Ивериели получили ранения при штурме самолета "имперским спецназом".
  В то же время в авиагородке, где живут грузинские лётчики, в сквере был совершен акт вандализма: памятный камень с фамилиями погибших пилотов Шабартяна, Чедия и бортпроводницы Крутиковой выдрали из земли, осквернили.
  Так что же в действительности случилось ноябрьским днем 1983 года в Тбилисском аэропорту? Центральная пресса об этом почти не писала, республиканские газеты при Шеварднадзе говорили одно, с приходом Гамсахурдиа - другое.
  Сразу после происшествия весь экипаж наградили. Гардапхадзе и Гасоян были удостоены звания Героя Советского Союза. Но пройдет несколько лет и в Грузии образуют специальную комиссию по новому расследованию дела. Теперь о героях-пилотах скажут, что они "состояли в сговоре с КГБ и устроили бойню борцам за свободу".
  Хотя что тут толковать, проще сказать словами международных документов: воздушные террористы - злейшие враги человечества.
  Но, видимо, не всем по нутру такое определение, коли оскверняют памятники погибшим и оскорбляют живых. Хотя верно и то, что только из нашей страны угоняют самолеты, дабы убежать за границу. Может быть, тбилисские художники и актеры тогда, в восемьдесят третьем, и вправду хотели покинуть "империю", боролись за свободу? Что ж, попытаемся разобраться. Для этого восстановим события того дня. 18 ноября 1983 года. Тбилисский аэропорт.
  
  Ахматгер ГАРДАПХАДЗЕ, командир экипажа, рассказывает:
  - Я работал пилотом-инструктором Грузинского управления гражданской авиации. 18 ноября мы летели из Тбилиси. В Батуми должны были дозаправиться и следовать дальше, на Киев-Ленинград.
  Мне пришлось исполнять обязанности командира экипажа, но сидел я в правом кресле второго пилота. В левом кресле находился Станислав Габараев, которого мне пришлось в этом полете вводить в строй в качестве командира экипажа. С нами летел проверяющий - заместитель начальника летно-штурманского отдела Грузинского управления гражданской авиации Завен Шабартян.
  
  Станислав ГАБАРАЕВ, пилот:
  - У нас в гражданской авиации есть такое понятие: "первый полет на вводе в строй командира". Для меня был именно такой полет. В остальном все обычно. Если не считать, что в этот день отменили рейс самолета Як-40 на Батуми и пассажиры, прошедшие регистрацию, оказались у нас на борту. Как выяснилось позже, угонщики готовили нападение именно на Як-40 и полет на Ту-134 явился для них в какой-то мере неожиданностью.
  
  Владимир ГАСОЯН, штурман:
  - Кабина в Ту-134 маленькая, тесная. Бортинженер сидит на откидном кресле между первым и вторым пилотом. Шабартяну и сесть-то было негде, он стоял за спиной бортинженера Анзора Чедия.
  Мы уже прошли Кутаиси и были на предпосадочной прямой, выпустили шасси, но в это время по радио сообщили: в Батуми внезапный боковой ветер. Там такое нередко случается. Нам приказали идти на запасной аэродром. Командир принял решение вернуться в Тбилиси.
  
  А. ГАРДАПХАДЗЕ:
  - Сделали разворот над Кобулети. И в этот момент условный стук в дверь. Так стучатся бортпроводницы. Шабартян посмотрел в глазок и увидел лицо второй бортпроводницы Вали Крутиковой. Он не заметил, что у нее разбита голова.
  Оказывается, когда выпускали шасси, преступники подумали, что мы снижаемся в Батуми, там ведь до Турции рукой подать, и приступили к захвату самолета. Оглушили обеих бортпроводниц и те не успели нажать кнопку "Нападение", трижды выстрелили в штурмана Плотко, который летел в отпуск и был в форме работника гражданской авиации. Они приняли его за члена экипажа. Потом Валю Крутикову, оглушенную и избитую, подтащили к дверям пилотской кабины. С. ГАБАРАЕВ:
  - Шабартян открыл дверь и получил в лицо пять пуль. Я услышал несколько хлопков и даже не подумал, что это могут быть выстрелы. Оказывается, в полете, на высоте, они звучат совсем иначе, чем на земле. Звук примерно такой, словно кто-то рядом открывает шампанское.
  Только когда Шабартян вскрикнул, я повернулся к нему. Увидел, как он упал за кресло, а в кабину ворвались двое молодых ребят. Потом узнал: это были Кахи Ивериели и Гия Табидзе. Ивериели подскочил ко мне и приставил к горлу револьвер. Табидзе сорвал с командира наушники и ткнул в висок ствол пистолета "ТТ". Лица, перекошенные злобой, мат, истошные вопли: "Самолет захвачен! Берите курс на Турцию! Иначе мы всех вас перестреляем! "
  
  А. ГАРДАПХАДЗЕ:
  - Бортинженер Анзор Чедия повернулся к ним и спросил: "Что вы хотите? " Договорить ему не дали, прозвучало несколько выстрелов, он упал, завис в кресле.
  Когда они ворвались, я правой рукой нащупал свой пистолет в кармане, но вынуть его не мог. Так и держал руку в кармане.
  У нас было три пистолета: у меня, у Габараева и у штурмана Гасояна. У каждого по обойме - 8 патронов.
  Гасоян сидел внизу, при закрытых шторках, все слышал, но стрелять не мог: перед ним был бортинженер. Когда Чедия упал, сектор обстрела открылся...
  
  В. ГАСОЯН:
  - Вижу: надо действовать. Спасти положение могу я один. Достал пистолет, взвел курок и выстрелил в преступника, который держал под прицелом командира. Террорист упал. Другой головой по сторонам вертит, кричит: "Кто стрелял? Откуда? ", но пистолет у виска Габараева держит.
  Я тогда и в него два раза выстрелил. Как потом оказалось, ранил. Он закричал и выскочил из кабины. За это время командир успел выхватить свой пистолет.
  
  А. ГАРДАПХАДЗЕ:
  - Когда Табидзе упал, я развернулся в кресле и тоже начал стрелять. Ивериели выбежал за дверь и спрятался за холодильник. Началась перестрелка. Мы вдвоем с Гасояном стреляли, а у них, пожалуй, стволов пять было.
  У нас патроны уже кончаются, и я думаю: "Надо закрыть дверь". Но как? В проходе лежит Шабартян, на нем Табидзе - то ли убитый, то ли раненый.
  Говорю Гасояну: "Оттащи их от двери, я тебя прикрою. " В это время Валя Крутикова очнулась, приподняла голову. Они ее тоже у дверей оглушили. Гасоян говорит ей: "Валя, помоги их оттащить".
  Крутикова полулежа, полусидя вцепилась в Табидзе и оттащила его к кухне. Шабартян был еще жив, попытался сам заползти в кабину, Гасоян помог ему.
  Я продолжал стрелять, чтобы прикрыть их, а Габараев вел самолет.
  
  С. ГАБАРАЕВ:
  - Во время перестрелки я управлял самолетом. Ахматгер крикнул мне: "Переходи на ручное управление, создавай перегрузки! " Я так и сделал: резко бросал машину по курсу и по высоте, чтобы сбить с ног преступников.
  Над Гори командир израсходовал последний патрон. У Гасояна патроны кончились еще раньше. Он взял мой пистолет и опять вел огонь. Мне показалось, что стрельба продолжалась вечность, а прошло, наверное, не больше пяти минут.
  Валя захлопнула двери кабины, а сама осталась в салоне с бандитами.
  
  В. ГАСОЯН:
  - Шабартян пришел в себя, кричит: "Володя, посмотри, у меня глаз вытек или нет? " Глянул на него и содрогнулся: все лицо в крови, во лбу пулевое отверстие, в горле рана - из нее кровь так и хлещет. Я достал платок, прижал его к ране на горле. Платок сразу пропитался кровью.
  Туг опять началась стрельба. Бандиты стреляли в дверь, хотели сбить замок.
  Что делалось в салоне, не знаю. Думали: раз так жестоко с экипажем обошлись - ни слова не говоря, застрелили Чедия и тяжело ранили Шабартяна, то и в салоне всех перестреляли.
  Шабартян кричит: "Не могу, ребята, спасите! Не хочу умирать! " Достал документы, деньги, командиру протягивает, просит: "Передай жене". Господи, о чем говорит! Чувствовал, что умирает.
  Командир его успокаивал, как мог, держись, мол, Завен, сейчас сядем, тебе окажут помощь.
  При Гамсахурдиа находились некоторые, спрашивали: зачем я стрелял в людей? Посмотрели бы они в ту минуту на Шабартяна. До конца дней не забыть мне его лицо.
  
  А. ГАРДАПХАДЗЕ:
  - Когда захлопнули дверь, я надел наушники, вышел на связь, передал, что на нас совершено бандитское нападение: убит бортинженер, ранен Шабартян. Потом включил сигнал бедствия.
  Из Сухуми передали: "Садитесь к нам". Но я знал: в Сухуми взлетно-посадочная полоса на ремонте, и пошел в Тбилиси. Вскоре, смотрю, у нас на хвосте два военных истребителя, видимо, поднялись по нашему сигналу. Доложил обстановку в Тбилиси: "Встречайте, приготовьтесь".
  При снижении над Рустави первая бортпроводница Ира Химич по внутренней связи просит: "Командир, летите в Турцию, они взорвут самолет! Достали гранаты! " Я ей отвечаю: "Ирина, передай, что мы уже над Турцией. Садиться будем в Турции".
  Было пасмурно, дождь, туман, да и вечер уже наступил, время около половины седьмого, думаю: "Грузия под нами или Турция - сейчас не разберут".
  
  В. ГАСОЯН:
  - Я позже узнал, что они в салоне творили. Как только мы взлетели, стали ходить туда-сюда, курить, пить шампанское. Наш штурман Плотко сделал им замечание. Они его запомнили, а когда напали на бортпроводниц, подошли к нему. Один несколько раз выстрелил в спину, другой - в грудь. Плотко пытался закрыться рукой, у него потом из предплечья несколько пуль извлекли.
  Убили двух пассажиров - Соломония и Абовяна, над бортпроводницами, как звери, измывались. Когда Валю Крутикову мертвую нашли, то волосы на голове повыдергивали. Вся в крови, без волос, лежала. А Ире Химич голову рукояткой пистолета пробили. Вот такие "борцы за свободу".
  Когда мы уже садились, слышали крики бортпроводниц - бандиты издевались над ними.
  
  А. ГАРДАПХАДЗЕ:
  - Сели. Нас поставили в самый конец зоны аэропорта, рядом со стоянкой военно-транспортных самолетов. Вижу: с двух сторон самолета солдаты с автоматами. Угонщики заставили открыть аварийный люк, а рядом с люком сидел пассажир - молодой солдат. Он выпрыгнул в люк на крыло, с крыла на землю. По нему из салона стреляли, и оцепление открыло огонь, думая, что террорист убегает. Очередями и по самолету прошлись. Габараева в ногу ранили. Я подключил аккумуляторы, кричу по радио: "Уберите этих дураков! " А тут и связь пропала, при стрельбе повредили радиостанцию.
  У Гасояна в штурманской кабине - убитый Чедия и раненый Шабартян. Я приказал Гасояну покинуть самолет. Он вылез через форточку. Поворачиваюсь к Габараеву - он к ноге склонился: "Командир, я ранен". "Давай, Станислав, вылезай", - говорю. Тот тоже вылез.
  В кабине остались я и Шабартян. У него лицо все в крови, глаз вытек, кричит, просит: "Не могу, страшная боль, дайте лекарство. " И двигаться уже не мог.
  Что творилось в салоне, не видел. Только через форточку слышал: они одного пассажира вытолкнули к двери: "Говори наши требования". Парень вырвался, выпрыгнул, ногу сломал.
  Тогда у женщины взяли ребенка, толкнули ее к двери: "Говори наши требования. Если выпрыгнешь, убьем ребенка". Она кричит: "Заправьте самолет, отпустите их в Турцию, а то они убьют всех пассажиров и взорвут самолет".
  Заместитель начальника Управления гражданской авиации Грузии Кадзаная подошел к двери, стал вести переговоры, а я в форточку крикнул женщине: "Скажите им, что мы заправимся и полетим в Турцию". Я уже видел, сзади к нам подходил автозаправщик. Понял: решили слить топливо.
  
  18 ноября 1983 года. Москва, Расположение группы "А".
  Виталий ДЕМИДКИН, сотрудник группы "А":
  - Было около 18 часов, в тире шло занятие по стрельбе. Начальник группы Геннадий Николаевич Зайцев зашел в тир, но тут же за ним прибежал дежурный. Он что-то доложил Зайцеву, тот поднялся в свой кабинет, и вскоре прозвучал сигнал боевой тревоги.
  Мы быстро собрались, загрузились в автобус и по дороге в аэропорт нас ввели в обстановку: в Тбилиси захвачен самолет. Террористы действуют с особой жестокостью - убито несколько человек.
  Уже в полете получили расстановку сил и средств, кто действует в группе захвата, поддержки, наблюдения, какими парами работаем, с какой стороны. Руководил операцией непосредственно на самолете Михаил Васильевич Головатов.
  
  Игорь ОРЕХОВ, сотрудник группы "А":
  - Выезжая по тревоге, не знаешь, будешь ли в группе захвата или поддержки. Когда сказали, что я вхожу в группу захвата, ощутил какое-то двойственное чувство: с одной стороны, радость и гордость за доверие, а значит, и признание как профессионала, с другой - волнение, желание не подвести.
  Сразу же после объявления состава группы ребята стали помогать подгонять нам бронежилеты, вооружение. Здесь же, в самолете, обсудили первоначальный план действий, потом руководство собрало группу захвата, уточнили некоторые детали.
  Когда мы прилетели в Тбилиси, все силы уже были приведены в готовность по плану "Набат". Аэропорт оцепили войска. Погода - хуже не придумаешь: дождь, промозглый ветер, градуса два-три тепла. Темно.
  Вошли в здание аэропорта в касках, в экипировке, с кейсами. Вокруг полно людей, все таращат на нас глаза. Ведь в ту пору о группе не писали ни слова, сверхсекретность. Мы тоже ни с кем не разговариваем, не общаемся...
  
  18 ноября 1983 года. Тбилисский аэропорт.
  Арушан ГЕВОРКЯН, авиатехник по самолетам и двигателям Ту-134 Тбилисского авиапредприятия:
  - Ночью, где-то между 23. 00 и 24. 00 у меня состоялся разговор с командиром 347-го летного отряда Григолашвили. Он попросил: надо пойти на захваченный самолет, помочь раненым и выполнить некоторые технические работы. Сказал, что это дело добровольное и связано оно с риском. Я согласился.
  Меня отвели в комнату особого отдела. Там были председатель КГБ Грузии генерал Инаури, офицеры спецподразделения, еще какие-то люди.
  Мне сказали, что надо помочь раненому флагштурману Шабартяну, подключить электропитание и выполнить работы, необходимые для слива топлива с самолета.
  На машине поехали к стоянке самолета: я, начальник управления Кадзаная и три милиционера. Подошли к самолету. Кадзаная начал переговоры с угонщиками. Они требовали дать свет в салон и заправитьлайнер. Кадзаная сказал, что для этого нужно пропустить техника в кабину.
  Бандиты потребовали, чтобы я разделся догола у них на виду. Пришлось подчиниться.
  На аэродроме ветер, дождь, замерз, заледенел. А они стоят на том, чтобы я прошел в кабину через салон. С трудом удалось объяснить, что дверь в кабину заперта и из салона ее не открыть. Согласились. По аварийному канату я влез наверх, протиснулся в кабину. Вытолкнуть в форточку Шабартяна не удалось, он был полный мужчина.
  Включил аккумуляторы, преобразователи тока, в общем, сделал все необходимое для слива топлива. Пока работал - бандиты из салона ломились, просили открыть дверь, сулили миллионы. Потом стали угрожать. Я не отвечал.
  Закончил ремонт, спустился обратно по канату. В это время один из милиционеров отвлекал их разговорами. Когда я спрыгнул, он сказал: "Беги". Все время, пока бежал, милиционер (он был в бронежилете), закрывал меня своим телом. Добежал. Оделся. Рассказал о том, что видел и слышал.
  Под утро узнал, что спецподразделение быстро и умело обезвредило террористов.
  
  В. ДЕМИДКИН:
  - В аэропорту нам дали возможность потренироваться на запасном самолете. Все-таки волнение было - до сих пор мы работали на учебных машинах, а тут реальный самолет, настоящие убийцы, жертвы.
  После тренировки началось самое неприятное время: время ожидания. В здании аэропорта нам отвели несколько комнат, периодически их покидали и выдвигались к самолету. Потом вновь уходили, прятались за ангаром, за грузовиками. Ждали. И так в течение всей ночи. В это время штаб по чрезвычайному происшествию вел переговоры с террористами. В зависимости от накала этих переговоров и действовали. Они агрессивней - мы ближе к самолету.
  Там я впервые понял состояние солдата на фронте перед атакой. Его не передать словами...
  Видимо, террористы нас все-таки заметили. Дело в том, что самолет освещался прожекторами, и делалось это весьма неудачно: наши тени были видны из иллюминаторов. На ломаном русском языке звучали угрозы, мол, уходите отсюда, иначе всех взорвем. Потом вдруг слышу: что-то упало нам под ноги. Невольно весь сжался - ни бежать, ни падать нельзя. К счастью, это оказалась не граната, а оторванная телефонная трубка.
  Минуты текут, волнение нарастает, промозглый ветер с дождем, кажется, протыкает ледяными иглами каждую косточку. Вокруг темнота, где-то вдалеке горы. О них я судил по огонькам селений, да по фарам машины, которая петляла по горной дороге. Луч ее то утыкался в скалу, то шарил по небу, словно прожектор. Подумалось: увижу ли я еще раз эту ночную картину? Вспомнились семья, жена. Моему ребенку исполнился год, один месяц и один день. Увижу ли я своего малыша, когда ему будет год, месяц и два дня?
  Но в следующее мгновение раздался плач ребенка из салона самолета, и мысли о семье ушли. Теперь все силы души были отданы операции: не отстать, не споткнуться, не испортить дело.
  
  И. ОРЕХОВ:
  - Посадка самолета была очень жесткой, и при ударе о взлетно-посадочную полосу один из люков вывалился на крыло. Террористы его приподняли, прислонили. Этот люк мог в любую минуту упасть сам или его могли открыть бандиты. Теперь представьте, как "приятно" лежать у этого люка. Не успеешь ахнуть, как получишь пулю. Но такая уж, видимо, у меня судьба, по боевому расчету мне достался именно этот люк.
  Когда была дана команда готовиться к штурму, заняли свои места на самолете. Не - в самолете, а - на самолете. Ползешь и каждую заклепку чувствуешь. И все-таки качание машины, видимо, было. Из салона раздались крики: "Не вздумайте штурмовать! Всех перестреляем! "
  Теперь, с годами, когда анализируешь свои действия, понимаешь: помогло то, что наше отделение в ходе учебных занятий так много внимания уделяло тренировкам на борту.
  Не могу точно сказать, сколько мы пролежали на ноябрьском ветру - час, два, три. Напряжение огромное, а команды все нет и нет. Кажется, кожа уже примерзла к плоскости. Ведь у нас на голое тело были надеты бронежилеты и легкие комбинезоны. И все!
  Виктор Федорович Карпухин, который находился где-то между штабом и самолетом, как мог, подбадривал нас, успокаивал: "Ребята, не волнуйтесь! "
  А у меня свои, так сказать, индивидуальные проблемы из-за люка. Что делать, если он неожиданно откроется? Выход один: штурмовать, не дожидаясь команды.
  
  В.ДЕМИДКИН:
  - Сначала в кабину поднялся Владимир Николаевич Зайцев. Помню, первое, что увидел: кабина маленькая, узкая, возле кресла лежал мертвый пилот. Впереди - бортинженер, тоже уже мертвый. Каждую минуту выходили на связь. Боевые группы докладывали о готовности. Мы тоже доложили, и потянулись минуты. Неоднократно объявлялась "готовность номер один". И снова время штурма откладывалось.
  Из штаба нам сообщали о перемещении террористов, уточняли их местонахождение.
  
  И. ОРЕХОВ:
  - Пока лежал у люка, продумал каждый свой шаг. "Сейчас я вскочу, выбью люк. У самолета Ту-134 два люка, которые выходят на крыло, значит, между ними салонная перегородка... Здесь я должен упасть, встать... Будут сложности с пассажирами, которые сидят у люка... "
  Но в жизни оказалось все по-другому. Пассажиров на этих местах не было, спинки кресел оказались опущенными вперед и люк упал в другую сторону.
  Падаю в проход, вскакиваю. Дым, ничего не вижу. Тут еще ребята со всех сторон пошли. Поднимаю забрало каски. Понимаю, что попал в начало второго салона, где были пассажиры. В салоне темно, небольшая подсветка. Крики, стоны. Мы тоже кричим: "Где? Где? " Пассажиры показывают: "Вот они".
  Мне достался один из бандитов, раненный в шею. Он сидел в третьем ряду салона, у прохода, и контролировал ситуацию. А порядок такой: если кто-то тебе попался, работаешь с ним до конца. Вот я и работал...
  
  В. ДЕМИДКИН:
  - По команде "Штурм! ": мы стали открывать дверь кабины, но она не поддавалась. Оказывается, была привалена трупами. Налегли изо всех сил открыли.
  Вперед пошел Зайцев, я за ним. Слышу его голос: "Руки за голову! " Здесь, в коридорчике, который отделяет дверь кабины от салона, были двое террористов, мужчина мощного телосложения, ростом эдак под метр девяносто, и женщина. Оба с пистолетами. Зайцев неуловимыми движениями сразу уложил их на пол, лицом вниз, и побежал. Решительно действовали мы. Мне досталась женщина, напарнику - мужчина. Я ее схватил и спустил по трапу вниз.
  Выскочил в салон и увидел еще одну женщину, подумал - пассажирка. Сказал: "Пойдемте, вы свободны". И хотел помочь. Но она вцепилась в кресло, закричала: "Нет, нет, я хочу взорваться! " Оглянулся, позвал товарища: "Володя, она взорваться хочет". И мы вдвоем под руки подняли ее, передали вниз, ребятам.
  Снова вернулись в салон, а Зайцев уже далеко. Тороплюсь за ним. Справа, помню, когда бежал, увидел труп мужчины. Но заниматься им некогда: надо было спасать живых.
  Во втором салоне поработал уже Головатов с ребятами. Когда мы вбежали, все в креслах полулежали, полусидели с поднятыми вверх руками. Кто из них заложник, кто террорист - не очень разберешь.
  Посветили фонарем, мужчина в кресле обернулся, и мы увидели у него два пистолета. Подхватили под руки - и вниз. Потом помогали пассажирам кому одеться, кому собрать разбросанные бумаги, документы. Многие и этого не могли сделать - в шоке от страха.
  Затем осмотрели сиденья, места под сиденьями и все углы и закоулки нет ли взрывного устройства. И, наконец, я спустился вниз. Было уже светло, вдалеке виднелись горы. Понял, что теперь увижу отца, мать, жену с сыном. Потом ребята не раз шутили, мол, Демидкин спустился с трапа и сказал: "Как хорошо жить! "
  
  И. ОРЕХОВ:
  - Прошло столько лет, а все вспоминается тот штурм. Странно, как по-разному перед лицом опасности ведут себя люди.
  Наша группа поддержки должна была подъехать к самолету на аэродромном микроавтобусе, но водитель автобуса в самый ответственный момент струсил, отказался ехать. Пришлось ребятам в полной экипировке бежать через летное поле.
  И противоположный пример. В самолете, рядом с туалетной комнатой, есть еще одна небольшая комнатка, гардеробная. Там несколько часов просидел врач, он на коленях держал женщину с пулевым ранением в спине. Несмотря на угрозы, выстрелы, он оказал помощь пострадавшей.
  ... С рассветом 19 ноября кровавая трагедия завершилась. Итогом ее стало несколько убитых и раненых. Террористы застрелили летчиков Завена Шабартяна, Анзора Чедия, двоих пассажиров, зверски замучили бортпроводницу Валентину Крутикову. Получили тяжелые ранения и остались инвалидами штурман Плотко и бортпроводница Ирина Химич.
  Террорист Табидзе убит в перестрелке, Микаберидзе покончил с собой. Суд приговорил всех бандитов к высшей мере наказания - расстрелу. Казалось бы, приговор снял все вопросы. Но не тут-то было. Кровавая история имеет свое продолжение, и совсем недавно она получила в Грузии новый импульс - старые судебные дела были сняты с архивной полки. Кое-кто хотел из бандитов, террористов и убийц сделать мучеников грузинского народа, объявить их "борцами за свободу и независимость". Не вышло.
  
  Но как все это было, проследить, пожалуй, весьма интересно. Рассказывают участники событий.
  В. ГАСОЯН:
  - Если бы еще немного у власти побыл Гамсахурдиа, то наверняка бандитов героями объявили бы, а нас судили. После того, как в 1983 году я вернулся из госпиталя, мне ночью много раз звонили в дверь. Смотрю в глазок: какие-то мужчины. Спрашиваю: "Кто? " Отвечают: "Открывайте, мы следователи КГБ, поедете с нами на допрос". Я им: "Приходите ко мне завтра, на работу". Постоят и уходят.
  Я в окно гляжу: садятся в легковую машину без номера и уезжают.
  Пошел сам в КГБ. Мне говорят, никого ко мне не посылали, но пообещали установить наблюдение за домом. Установили, нет - не знаю, но больше никто не приезжал.
  Перенервничал, конечно. У меня ведь четверо детей, мал мала меньше.
  Потом я на Кубе работал, думал, столько лет прошло, забылось. Нет. Газеты стали нас грязью обливать. Почему, мол, нам Героев до окончания следствия дали? А мы откуда знаем? С Кубы приехал, деньжат немного привез. Пошел в управление торговли, прошу: "Дайте машину как многодетному или как Герою". Там отвечают: "Ты Герой Советского Союза, а Союза больше нет, значит, и машины тебе нет".
  В том, что тогда стрелял, не раскаиваюсь. Бандиты к нам ворвались, товарищей на наших глазах убили, что ж, по головке их гладить?
  
  А. ГАРДАПХАДЗЕ:
  - После той трагедии меня с летной работы по здоровью списали. А ведь вся моя жизнь в авиации прошла. У нас, когда летать перестают, там же, в аэропорту, остаются работать. А я не могу. Больно. Потому и ушел.
  Что сейчас журналисты пишут: "Шеварднадзе, КГБ и экипаж были в сговоре, знали обо всем заранее, устроили бойню правозащитников". Какие же они правозащитники? На суде им сказали: "Вы же все дети высокопоставленных родителей. Взяли бы туристические путевки в Турцию и остались там, попросили политического убежища".
  Знаете, что они ответили: "Если бы мы таким путем сбежали в Турцию, нас бы приняли за простых эмигрантов. Вот Бразаускасы улетели с шумом, со стрельбой, Надю Курченко убили, так их там в почетные академики приняли".
  Сколько было угонов в разных странах, повсюду бандиты сначала предъявляют свои требования, один из членов экипажа выходит из кабины на переговоры. А наши? Пять пуль в лицо Шабартяну, три пули в спину Плотко, рукоятками пистолетов по голове бортпроводницам.
  Мне говорят, выполнил бы их требования, отвез в Турцию, и жертв не было бы. Зачем, мол, Гасоян и я стреляли? Ко мне в дом врываются бандиты, убивают моих близких, а я должен молча смотреть, начинать "переговоры". Чедия пытался начать переговоры - они его тут же убили.
  Один из них сказал на следствии, что Шабартяна они в ногу ранили, а экипаж его пристрелил. Какие сволочи! У них погиб один, другой сам застрелился, а наших пятерых положили. Ужасно.
  Суд был закрытым, а жаль. Пусть бы народ все увидел и услышал. А то, мол, Героев дали еще до окончания следствия, подозрительно. При чем тут следствие? Нас, что ли, судили?
  Комиссию назначили по расследованию этого дела. Говорят о "невинно убиенных детях". Хороши "детки": стольких перестреляли, инвалидами сделали. Нет, наша совесть чиста. Мы защищали жизнь пассажиров.
  
  
  Источники: А.Север, А.Колпакиди "КГБ"; М.Болтунов "АЛЬФА - СВЕРХСЕКРЕТНЫЙ ОТРЯД КГБ", СМИ, ТВ, интернет.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023