ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Тиранин Александр Михайлович
Внезапная и ожидаемая. Документы Ленинградского управления нкгб-нквд ч.11 Абверкоманда-112 в поселке Сиверский, Ленинградское унквд против Сиверской разведшколы.

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.19*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Подготовка документов к публикации, а также комментарии, дополнения и пояснения к документам принадлежат Альберту Фёдоровичу Стародубцеву, если не указан другой автор.


  

  

  ВНЕЗАПНАЯ И ОЖИДАЕМАЯ
  Ленинградское управление нкгб-нквд перед войной и в годы блокады.
  Документы и свидетельства.

  

  Часть одиннадцатая. Абверкоманда-112 в поселке Сиверский. УНКВД против Сиверской разведшколы.
  
  Абверкоманда-112 в поселке Сиверский
  Вслед за 18-й немецкой армией на территорию Ленинградской области проследовал ее главный разведывательный орган - отдел '1Ц' штаба абвера. Отдел имел два разведывательных пункта. Один разместился в Пскове, а другой - в деревне Лампово, откуда его вскоре перевели на станцию Сиверская, в так называемую Корниловскую дачу. Там с октября 1941-го до января 1944 года дислоцировалось подразделение отдела '1Ц' Абверкоманда-112.
  Группа занималась разведывательной деятельностью в ближнем тылу Ленинградского, Волховского, а позже 3-го Прибалтийского фронтов, забрасывая агентуру, подготовленную в разведывательных школах в городах Валга, Стренчи, местечке Мыза Кумна и непосредственно при группе.
  Для обеспечения безопасности разведпункта немцы приняли достаточно серьезные меры. В поселке Сиверский было размещено отделение тайной полевой полиции, создана комендатура, образовано отделение гражданской полиции. Там же приступила к работе агентурная группа предательницы Андреевой, переведенная из Гатчины. Поблизости от поселка расположился карательный отряд, а непосредственно в Сиверском - его боевая группа.
  Немецкие власти провели тщательную фильтрацию населения в поселках Сиверский, Старо- и Ново-Сиверский, выселив всех неблагонадежных, в основном, русских, в глубокий тыл. Они не тронули только финскую и эстонскую часть жителей, не без оснований полагая, что на них в силу неприязни к русским можно положиться. Была образована местная администрация, назначены волостной старшина, поселковые и деревенские старосты.
  Отдел '1Ц' начал насаждать, прежде всего в Гатчинском районе, подвижную и стационарную агентуру. Подвижные агенты в силу занимаемого служебного положения (старосты, лесники, дорожные мастера и т. д.) были теми, к кому прежде всего обращаются люди на подходах к населенным пунктам. Германские агенты должны были вступать в контакт с неизвестными лицами и, выдавая себя за патриотически настроенных людей, выяснять цель их появления и намерения.
  Стационарные агенты размещались в населенных пунктах, занимали положение (медсестры, мастера по пошиву одежды, ремонту обуви и т. д.), позволявшее им своевременно выявлять незнакомых людей, поселившихся у местных жителей. При удобном случае они заманивали интересующих их лиц к себе в дом, чтобы прощупать, кто они такие, и неблагонадежных выдавать немецкой контрразведке.
  В Сиверском, в доме по Белогорской улице, 26, разместилась агентурная группа двадцатилетней Евгении Андреевой, которую агенты называли 'Женей'. Она была из Ленинграда, до войны проживала на Садовой улице, обучалась на тренерском факультете института им. Лесгафта. Находясь в составе дивизии народного ополчения, Андреева добровольно сдалась в плен, была завербована заместителем начальника отдела '1Ц' штаба абвера бароном фон Кляйстом и назначена руководителем агентурной группы, которая действовала вначале в Гатчине, а с декабря 1941 года в Сиверском. Андреева имела на связи агентов из молодежи, которые контролировали общественные места, выявляли неизвестных и сдавали их в ГФП. Каждый вечер агенты собирались у нее в доме и отчитывались о проделанной работе.
  В начале октября 1941 года в Сиверский прибыла передовая группа разведпункта, возглавляемая Владимиром Яковлевичем Кирсановым. Ему было около 35 лет, кадровый военный в звании капитана Красной Армии, он родом из Сибири, перед войной проходил службу в Москве. Находясь в действующей армии на передовой, добровольно сдался в плен. По занимаемой должности Кирсанов являлся комендантом разведпункта, хотя реально круг его обязанностей был шире. Он ведал всеми хозяйственными делами, в том числе экипировкой разведчиков, направлявшихся в наш тыл. Кроме того, когда в Сиверский прибывали новенькие, он подробно опрашивал их, выясняя прежде всего отношение к советской власти, добровольно ли они сдались в плен, а также биографические данные, продвижение по службе, семейное положение, наличие родственных или иных связей. Кирсанов присваивал им псевдонимы, под которыми они общались с преподавателями и администрацией школы, а также между собой. Все полученные сведения он заносил в журнал, который вел исправно и педантично. Захват журнала мог раскрыть полные данные о немецких разведчиках, как засланных, так и готовившихся к заброске в советский тыл. Вместе с Кирсановым в Сиверский прибыли три эстонца - Артур, Нельмут и Карл. Они были добровольцами немецкой армии, ходили в гражданской одежде. На левой руке носили в отличие от других обитателей разведпункта желтые повязки с надписью на немецком языке, дававшие им право на выход за пределы разведпункта. В обязанности эстонцев входили обеспечение внутренней охраны и контроль за местными жителями, привлеченными для работы в качестве вольнонаемных.
  В составе передовой группы находились также четыре немецких действующих разведчика из числа советских военнопленных. Одним из них был некий Юрий Алексеевич, в возрасте примерно тридцати лет, имевший псевдоним 'Пестриков Юрий', по девичьей фамилии своей жены, которая в это время вместе с ребенком находилась в Ленинграде. Ее брат, являвшийся сотрудником милиции, был эвакуирован в Тихвин вместе с Управлением внутренних дел.
  Из вынесенного 9 мая 1942 года постановления на его арест видно, что на самом деле это Куликов Гурий Алексеевич, 1908 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, сын торговца, с высшим образованием, до июля 1941 года работал преподавателем физкультуры в школе тренеров при институте им.Лесгафта и проживал на Моховой улице. Он был заброшен под Тихвин 25 апреля в группе из трех человек и задержан 7 мая в Тихвине при попытке найти укрытие у брата жены.
  В постановлении констатируется, что '1-го мая 1942 года в городе Тихвине был задержан и подвергнут допросу Куликов Г.А., который показал, что он, будучи командиром РККА, в сентябре месяце 1941 года сдался в плен к немцам и служил у них разведчиком. 25 апреля с.г. Куликов и вместе с ним еще два немецких разведчика были выброшены на парашютах на территории СССР, не оккупированной немцами, с заданием разведывательного характера'. Невзирая на военное положение, закон был соблюден в точности - постановление, подготовленное следователем, сержантом ГБ Н.Мусатовым, было утверждено зам. начальника УНКВД и 10 мая санкционировано прокурором Ленинградской области.
  В ходе следствия Куликов представил развернутые данные о структуре разведывательной школы, поименный список руководящего, инструкторского и вспомогательного составов, расписал их размещение по строениям и во внутренних помещениях, сообщил о режиме, установленном для постоянно находящихся в ней разведчиков, число которых составляло не более 10 человек, и прибывающих на короткий срок обучения военнопленных, назвал женщин, используемых на работах внутри пункта, отметил кадровые и иные изменения, произошедшие в школе за последние месяцы.
  Согласно его показаниям, вместе с ним в передовой группе находился Куприн Василий, 1908 или1909 года рождения, военнопленный, также добровольно сдавшийся в плен, до войны работавший в Ленинграде на заводе 'Марта' технологом котельного или корпусного цеха. Они вместе пробыли около месяца в лагере в Выре, затем немецкий разведчик по имени Владимир Николаевич завербовал их и доставил на станцию Сиверская. В конце ноября 1941 года Куприн был переброшен в районе Ораниенбаума в советский тыл, но с задания не вернулся.
  Касаясь личности Владимира Николаевича, Куликов показал: 'Владимир Николаевич - немецкий разведчик, работает при штабе немецкой разведки на станции Сиверская, в возрасте около 45 лет. Бывший белоэмигрант, проживал в Риге. В Сиверской ходил всегда в гражданской форме. Переодевался в разные костюмы. На рукаве пиджака носил широкую желтую повязку с надписью на немецком языке. Зимой ходил в черной нагольной шубе. Часто уезжал из Сиверской. Привозил на автомашине русских военнопленных и вместе с лейтенантом немецкой разведывательной службы производил опрос - вербовал для шпионской деятельности на территории СССР в пользу Германии и затем отвозил, куда-то с заданиями. Я сам испытал эту церемонию и видел, как он привозил и допрашивал вместе с лейтенантом, а иногда со старшим лейтенантом'.
  Все участники передовой группы Кирсанова расквартировались в трех комнатах дома Марии Ивановны Кеконен, финки по национальности, по адресу: Малая Набережная улица, дом 3. Ее муж, которого называли 'дядей Федей', пользовался среди жителей большой известностью, так как работал кузнецом.
  Кирсанов, приступая к обустройству территории 'Корниловской дачи', где должен был расположиться разведпункт, начал с выселения жильцов, проживавших в трех двухэтажных домах, расположенных примерно в двухстах метрах один от другого. Подлежавшим выселению предоставили дома, оставшиеся от русских, отправленных в глубокий немецкий тыл.
  Несколько раньше, чем произошло последнее переселение, на улицу Малая Набережная, в дом 5, по соседству с Кеконен, переехала Лянгузова Анна Дмитриевна, 1903 года рождения, которую Кирсанов сразу привлек к стирке белья для персонала передовой группы. Любопытно, что с веранды ее дома была видна вся территория разведпункта, несмотря на то что она была обнесена забором, на котором висели таблички с надписью: 'Проход строго воспрещен'.
  Кирсанов и его коллеги на вопросы, что разместится на 'Корниловской даче', отвечали, что территория готовится под лагерь военнопленных, хотя местным жителям было известно, что в Сиверском уже существовал такой лагерь.
  После того как подготовительные работы были окончены, в конце октября 1941 года в 'Корниловскую дачу' из Лампова перебрался разведпункт. Отвечая на вопрос о структуре разведпункта и его персональном составе, Куликов показал:
  'Был штаб, или, как принято у нас называть, 'контора' (отдельно стоявшее двухэтажное здание, примыкавшее к улице Малая Набережная. - А.С.) во главе с обер-лейтенантом, немцем, хорошо владеющим русским, эстонским и др. языками, в состав штаба входили лейтенант (по имени Бруно), также хорошо говорящий на нескольких славянских языках, Владимир Николаевич, русский, штатский, занимаемую должность которого я не знал, писарь Фриц (его фамилия Кноп), еще один писарь, имени которого я не знаю, хозяйственник, ведающий вопросами снабжения, по имени Павел Иванович (его фамилия Торбан), эстонец или латыш по национальности, хорошо говорящий по-русски, два шофера - первый по имени Пауль, второй по фамилии Германский и третий, имя которого мне не известно.
  Кроме того, при штабе работали два немецких солдата, по специальности мотористы, которые наблюдали за нормальной работой двигателя, дававшего электроток в здание штаба.
  Далее существовала 'Корниловская дача', в которой размещалась так называемая обслуживающая группа, во главе которой находится Владимир Яковлевич, считавшийся среди нас старшим (Хаупман), или комендантом. В состав этой группы входили восемь человек рядовых разведчиков, которые проживали в Сиверской наиболее продолжительное время. Это я, Анатолий, Саша, Борис, Николай, Олег и Виктор. Все мы были завербованы немцами, имели псевдонимы, в большинстве своем были ленинградцами и, как нам говорили, предназначались для особых целей после захвата немцами Ленинграда. Вместе с тем, почти все члены группы, разновременно отправлялись немцами в тыл на русскую сторону с чисто разведывательными целями'.
  Вскоре в разведпункт привезли около 50 военнопленных, что должно было, по замыслу его руководства, подкрепить легенду о размещении там лагеря. Прожили они в 'Корниловской даче' недолго и незаметно, как и прибыли, куда-то исчезли. Впрочем, местных жителей обмануть не удалось: они не только знали, что в 'Корниловской даче' разместилась разведшкола, но даже называли ее 'командой-112'. В последующем туда продолжали поступать военнопленные, небольшими партиями и на непродолжительное время. Часть из них осела и вошла в постоянную команду по обслуживанию дачи и штаба.
  После того как группа Кирсанова выехала из дома Кеконен, туда сразу же въехала боевая группа карательного отряда, обеспечивавшая внешнюю охрану разведпункта на случай непредвиденных обстоятельств,
  Для хозяйственных работ непосредственно в школе были подобраны четыре девушки из местных жителей. Две из них работали на кухне. Первая - Вера Иванова, 29 лет, проживавшая в поселке Сиверский. Она значилась старшим поваром и сожительствовала с интендантом Паулем Торбаном, эстонцем или латышом по происхождению. Вторая - ее помощница, 24-летняя девушка по имени Руфа. Обе переезжали со школой с места на место, а в начале января 1944 года эвакуировались с ней в Нарву. Их дальнейшая судьба неизвестна.
  Уборщицами в доме, где размещался штаб, работали сестры Лидия и Мария Мондонен, финки по национальности, проживавшие также на улице Малая Набережная. Обе после изгнания немцев в декабре 1944 года переехали во Владимирскую область и работали на ткацкой фабрике в городе Вязники.
  На территории разведшколы проживали еще две девушки - Рая и Валя. Как показал Куликов, обе они 'были отправлены в тыл к немцам с русской стороны с разведывательными целями и были задержаны немцами при обратном переходе к красным в районе Ораниенбаума в ноябре или декабре месяце 1941 года. Валя - уроженка села Копорье Лен. области. В этом селе осталась ее мать. Она (Валя) - жена убитого советского летчика, с которым проживала до войны на острове Ханко. Валя проживала на 'Корнилловской даче' около 2 месяцев, выполняла обязанность уборщицы и потом, как рассказывал Владимир Николаевич, была устроена им на работу в качестве повара в какую-то местность за Псковом. Рая сразу после приезда на Сиверскую была отведена в штаб немецкой разведки, где и работает до настоящего времени в качестве официантки и уборщицы'.
  Раей являлась Егорова Раиса Федоровна, 1924 года рождения, уроженка дер. Широково Кингисеппского района. До 1939 года она проживала в Копорье Ораниенбауманского района, где закончила 5 классов местной неполной средней школы, затем уехала в Кронштадт. Там работала на заводе и одновременно училась в техническом училище. В связи с эвакуацией всех иногородних из Кронштадта она 28 сентября 1941 года переехала в поселок Старую Красную Горку и поселилась у своей подруги Алексеевой Валентины Владимировны, тоже 1924 года рождения, уроженки поселка Копорье. Они знали друг друга по совместной учебе в школе.
  Как эти две девушки появились в Сиверской разведшколе? Одна из них, а именно Егорова, была знакома с водителем автомашины Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота. Ему она рассказала о беде, постигшей ее приятельницу Валю в деревне Фабричная Слобода. Там она, ее мать и местная жительница Анастасия Макарова были изнасилованы немецкими солдатами из передовой группы, ворвавшейся в деревню на мотоциклах. Мать Вали, спасаясь от позора, переехала к ней в Старую Красную Горку. Водитель автомашины рассказал об этом случае начальнику Особого отдела КБФ батальонному комиссару Рудакову, который проявил интерес к этой истории и встретился с подругами в поселке Лебяжье, находившемся на нашей стороне фронта. В ходе беседы комиссар убедился, что Алексеева глубоко переживает случившееся. Из ее рассказа он узнал, что Валя после школы пошла работать поваром на военный аэродром в Копорье, а в начале 1941 года вместе с воинской частью переехала на остров Ханко. Однако в июне часть вернулась обратно, а девушка устроилась работать при ней официанткой в пионерском лагере. Внимание Рудакова привлек факт появления немцев в Фабричной Слободе за несколько дней до оккупации. Он сделал вывод, что ворвавшиеся туда немецкие мотоциклисты были из диверсионного подразделения абвера.
  Рудаков увидел, что обе девушки настроены патриотично, готовы отомстить врагу за поруганную честь, и предложил им попробовать свои силы в разведке, с чем те охотно согласились. Тогда он в течение четырех дней, с 15 по 18 октября 1941 года, провел их разведывательную подготовку, отработал задание и легенду о причинах выхода в немецкий тыл.
  Задание, которое они получили, кроме, естественно, сбора информации о немецких воинских частях в прифронтовой полосе, включало: найти в Копорье перешедшего к немцам командира батареи лейтенанта Брюшникова. Как пояснил Рудаков, этот предатель, находясь у немцев, от своего имени пишет листовки-обращения, призывая наших солдат к переходу на сторону противника. Девушки должны были не только найти Брюшникова, но, самое главное, уничтожить его, а если последнее не удастся, то по возвращении сообщить его местонахождение, чтобы с предателем расправились партизаны.
  Кроме того, Егоровой и Алексеевой предлагалось познакомиться с кем-либо из офицеров немецкой армии достаточно высокого чина, с тем чтобы попасть в поле зрения немецкой разведки и быть привлеченными к сотрудничеству. Решению этой задачи должны были способствовать такие личные качества Егоровой, как общительность, умение перевоплощаться, хитрость, а также привлекательная внешность.
  Если вторая часть задания не будет выполнена, то через 10-15 дней обе подруги должны были вернуться обратно тем же маршрутом, используя данный им пароль 'Сдобникова'. Пароль был закреплен за Алексеевой, которая назначалась старшей, так как произвела на Рудакова впечатление более серьезной девушки, чем Рая.
  Легенда у них была простая. Егорова вместе с Алексеевой идет к своей матери Аграфене Марковой, проживающей на оккупированной территории в дер. Широково Кингисеппского района, так как девушки слышали, что там немцы хорошо относятся к местному населению, снабжают продуктами и устраивают на работу. Немцам льстило, когда о них так говорили.
  По коридору, организованному командиром 50-й бригады морской пехоты в ее оборонительных порядках, девушки благополучно прошли в немецкий тыл, миновали Калище, Фабричную Слободу, Гастилов, Подозванье и прибыли в деревню Широково. На подходе к дому Марковой они были замечены местным старостой, который хотя и знал их, но тем не менее доставил обеих подруг в немецкую комендатуру. После того как они изложили свою легенду, немцы их отпустили.
  Однако полицейский из числа местных жителей Валентин Григорьев, хорошо знавший Алексееву, донес немцам, что у той среди родственников есть коммунисты и что она переходит линию фронта уже не впервые. Снова начались допросы в комендатуре. На втором допросе Алексеевой присутствовал Григорьев, который утверждал, что она партизанка, линию фронта переходит в третий раз и что в ее семье все коммунисты. У немцев сложилось впечатление о неискренности подруг, и для более глубокого разбирательства их перевезли в пункт полевой жандармерии сначала в Копорье, а оттуда в поселок совхоза Кирова.
  В жандармерии девушек опросили и в ожидании решения вышестоящей инстанции передали старосте дер. Подозванье по фамилии Вальк для временного использования в качестве прачек. Пытаясь найти возможность бежать в Лебяжье, девушки рассказали Вальку, что, пробираясь в Широково, видели в деревне Ласуны поле с неубранной капустой. 30 октября Вальк снарядил подводу и отправил своего шестнадцатилетнего сына Александра вместе с Раей и Валей в деревню для заготовки капусты.
  По прибытии в прифронтовую зону Вальк-младший отказался ехать дальше, так как шла перестрелка, и сказал, что будет ждать, пока девушки не придут с капустой. Рая и Валя пешком двинулись якобы к капустному полю, а на самом деле к линии фронта известным им маршрутом, но трижды натыкались на немецкие заградительные посты.
  По истечении нескольких часов, когда начало темнеть, сын старосты понял их замысел, вернулся в Подозванье и оповестил немецкий патруль о намерении девушек бежать на советскую территорию. Егорова и Алексеева были задержаны и снова доставлены в полевую жандармерию, где подверглись тщательным допросам. Их скороспелая подготовка дала трещину, и они, сначала Егорова, а затем Алексеева, сознались, что шли на советскую территорию с заданием по Брюшникову.
  Подруг перевезли в Гатчину и до 4 ноября 1941 года содержали в тюрьме ГФП на Замковой улице. Егорова в ходе допросов полностью раскрыла немцам содержание полученного задания. Из Алексеевой показания выбивали физическим методом, затем, пытаясь изобличить, ознакомили ее с протоколами допросов Егоровой. Тогда и Алексеевой пришлось сознаться, что они имели задание советской разведки. Впоследствии она упрекала Егорову за то, что та рассказала немцам правду.
  4 ноября их допросил начальник штаба Сиверского разведывательного пункта капитан Шмидт, специально приехавший для этой цели в Гатчину. Советской контрразведке он был известен под псевдонимом 'Роза'. Именно таким был пароль немецких разведчиков при возвращении из советского тыла после выполнения шпионских заданий. Убедившись в правдивости их предыдущих показаний о намерении проникнуть в немецкую разведку, Шмидт объявил, что берет их к себе на работу, и доставил Егорову и Алексееву в 'Корниловскую дачу'.
  По прибытии в разведпункт девушки были размещены в доме, в котором проживали готовившиеся к заброске в наш тыл советские военнопленные. На следующий день их перевели в другой дом, где находились служебные комнаты трех офицеров: один из них в звании обер-лейтенанта, второй - лейтенант по имени Михель Бруно, третий занимался радиосвязью. Допросы Егоровой и Алексеевой продолжались несколько дней. Их проводили Шмидт и Бруно, иногда участвовал сотрудник без звания Владимир Николаевич. Наибольшее внимание они уделяли Егоровой, поскольку та первой рассказала о задании выйти на немецкую разведку.
  От Егоровой, а затем от Алексеевой немцы получили исчерпывающие данные о дислокации находящихся за линией фронта воинских частей Красной Армии, о пристанях и причалах, расположенных на побережье Финского залива, о передвижении военных транспортов водным путем, о характере перевозимых грузов, о личностях командиров и сотрудников Особого отдела КБФ, в том числе о Рудакове, направившем их с заданием к немцам.
  Каждую из девушек в отдельности вывезли к месту перехода линии фронта, где они показали маршрут, коридор и посты охраны. После этого им было предложено сотрудничать с немецкой разведкой, на что они дали свое согласие.
  Вербовку Егоровой немцы оформили подпиской - в связи с тем, что ей сразу дали задание: тем же маршрутом перейти линию фронта, явиться в Особый отдел, где рассказать о благополучном прибытии в Широково к матери, а затем сообщить подготовленные немецкой контрразведкой данные о дислокации поблизости деревни Широково немецких воинских частей. Полагая, что советская разведка пошлет Егорову обратно в немецкий тыл, немцы дали ей задание приобрести и доставить образец продовольственной карточки, а также собрать данные о доставке военных грузов и воинских частей Красной Армии паромами на пристань Лебяжье и о строительстве новых причальных линий.
  Егоровой был дан пароль 'Розен-33' для прохода через линию фронта и обратно. О намерении немцев послать ее в Лебяжье она рассказала Алексеевой, которая, желая вернуться на нашу территорию, обратилась к Бруно с просьбой послать ее вместе с Егоровой, мотивируя это желанием повидаться с матерью. Однако Бруно отклонил просьбу, не веря в ее возвращение, хотя и не исключил вероятности того, что в дальнейшем, когда Егорова вернется, пошлет их вдвоем.
  Затем Бруно и Шмидт на автомашине доставили Раю в совхоз им.Кирова. Там они сделали остановку для последнего инструктажа, детали которого Шмидт должен был получить по телефону в местной комендатуре. По возвращении из комендатуры он переговорил с Бруно по-немецки, и автомашина отправилась обратно в Сиверский. На вопрос Егоровой, что происходит, Бруно пояснил, что ее переход в советский тыл не санкционирован начальством по причине опять же недоверия.
  Вероятнее всего, немцы действительно отказались от первоначального плана послать Егорову в наш тыл и решили держать девушек в качестве приманки, не без оснований полагая, что советская контрразведка все-таки проявит к ним интерес.
  По возвращении в 'Корниловскую дачу' Егорову и Алексееву развели по разным местам: Раю оставили в доме, где находились служебные кабинеты немецких офицеров, а Алексееву поместили в комнату на первом этаже дома, в котором размещались разведчики из числа военнопленных и Кирсанов. Дома эти находились за 200 метров один от другого и были разделены оврагом с ручьем, так что девушки не могли общаться между собой без разрешения.
  За время пребывания в разведпункте они виделись всего два раза: один раз в бане у 'тети Нюры' в декабре 1941 года, второй раз - в январе 1942 года, когда Рая посетила Валю вместе с начальником канцелярии Кнопом. Немцы не рекомендовали Егоровой общаться с подругой, полагая, что та отрицательно влияет на нее. За пределы территории девушки вообще не имели права выходить. Послабление было сделано для Алексеевой, и только для того, чтобы она могла носить белье немцев и эстонцев в стирку 'Нюре' (Лянгузовой). Вскоре обе вступили в интимные отношения с сотрудниками разведпункта.
  В апреле 1942 года на смену Шмидту прибыл капитан Борис Рудин, 40 лет, давнишний приятель Кнопа. Хотя Рудин был и выходцем из белоэмигрантской семьи, но русским языком владел слабо. Егорова продолжала обслуживать теперь уже нового начальника штаба, который жил в отдельно стоявшем доме, ежедневно носила ему с кухни завтраки, обеды и ужины, убирала помещение, приводила в порядок форму проживавших на втором этаже офицеров и, как бы выполняя задание Особого отдела познакомиться с кем-либо из немецких разведчиков высокого чина, вступила в интимные отношения с Рудиным.
  По причине царившей в разведпункте обстановке борделя Рая и Валя знали весь его постоянный и переменный состав. Валя постоянно общалась с немецкими разведчиками из числа советских военнопленных, участвовала в совместных лыжных пробежках, играла с ними в волейбол. По поручению Кирсанова перед выброской разведчиков в советский тыл шила для них варежки, вязала носки. Знала об их ходках и успешном возвращении и следовавших за этим наградах и поощрениях.
  Рая наперед знала о предстоявших забросках разведчиков в советский тыл, даже хотела с одним из них, Емельяновым Виктором, передать оказией консервы и письмо в Ленинград, своей сестре.
  От этой идеи ее отговорил сам разведчик, объяснив, что если его задержат, у сестры могут быть неприятности.
  К началу 1942 года Егорова и Алексеева уже не представляли интереса для абвера и рассматривались как отработанный материал. К тому же советская контрразведка даже не обозначала попытки, кроме случая с заброской Белоусова, выйти на контакт с ними. Вреда же и хлопот от их пребывания в разведпункте было больше, чем сомнительных выгод от их присутствия в нем в качестве приманки.
  В конце февраля 1942 года Кирсанов вывез Алексееву в Псков, где ее определили на работу в бензозаправочную часть. 27 июля из разведпункта убрали и Егорову.
  К Сиверскому разведпункту имела отношение и 'тетя Нюра'. Арестованные на нашей стороне немецкие разведчики, прошедшие через абвергруппу-112, то есть разведпункт, говорили о ней, что она родом из Перми, настроена патриотически, якобы даже помогала партизанам, что ее муж по фамилии Герасимов находится в действующей Красной Армии, а два сына вывезены в Германию в порядке трудовой повинности.
  Настоящее имя 'тети Нюры' - Лянгузова Анна Демьяновна. Родилась она в 1903 году, правда, не в Перми, а в поселке Уни, Унинского района, Кировской области. В Перми она жила с 1921-го по 1936 год, а потом приехала в Старо-Сиверскую, проживала вначале на территории 'Корниловской дачи', а после выселения - в доме ? 5 по Малой Набережной улице, в том самом, с веранды которого просматривалась территория разведпункта, что позволяло хозяйке знать в лицо всех обитателей зоны. Лянгузова дважды была замужем, но мужа с фамилией Герасимов у нее не было. Она имела только от первого брака сына - Г.М.Лянгузова, 1926 года рождения. Весной 1942 года он добровольно выехал на работу в Германию, где получил место на заводе в городе Ауренбурге. Мать переписывалась с ним вплоть до своего ареста в феврале 1944 года. Ее второй муж - Н.М.Теплоухов, на самом деле находился в действующей армии. Известий о нем она не имела.
  По показаниям самой Лянгузовой, в июне 1942 года она вступила в интимную связь с сотрудником немецкой контрразведки по имени Рудольф, который работал под прикрытием должности старшего переводчика в Сиверской комендатуре. В своих показаниях о начале не интимного сотрудничества с контрразведкой Лянгузова путалась. Сначала сказала, что Рудольф завербовал ее без отбора подписки в июле 1942 года, затем непонятно почему показала, что вербовка состоялась годом позже. Немецкая контрразведка при вербовке осведомителей не брала у них подписки и не выплачивала им в отличие от агентов ежемесячного денежного вознаграждения. Награда за службу ограничивалась выдачей пайка в размере, положенном немецкому солдату, и еще некоторыми льготами, как то: справкой об освобождении от трудовой повинности, возможностью проезда в другие населенные пункты, посещения леса и т. д. Именно такими льготами и пайком пользовалась Лянгузова на основании выданной Рудольфом от имени комендатуры справки, что она занимается стиркой белья для немецкого персонала. Это не соответствовало действительности, белье она стирала только для Рудольфа и интенданта комендатуры Коллера, у которого получала паек. Справку, выданную Рудольфом, как она утверждала, у нее выкрали вместе с сумочкой незадолго до ее ареста в феврале 1944 года.
  Соседки, которые давали свидетельские показания по уголовному делу, подозревали ее в сотрудничестве с немецкой контрразведкой и нередко спрашивали, почему она так часто ходит в комендатуру, что она там делает. Та каждый раз, как и велел ей Рудольф, отвечала, что возвращает выстиранное белье.
  По показаниям Лянгузовой, Рудольф еженедельно проводил с ней встречи в помещении комендатуры, в ходе которых инструктировал ее, как себя вести. Кроме того, Рудольф, чтобы в какой-то степени обезопасить Лянгузову, рассказал ей о пяти известных ему немецких агентах, в общении с которыми следовало проявлять осторожность и не вступать в близкие отношения, назвал их по именам и кличкам.
  Даваемые Лянгузовой задания касались прежде всего выявления в местах скопления местных жителей неизвестных лиц. В этой связи она приютила у себя дома дезертировавшего из немецкой армии чеха по имени Степан и выдала его Рудольфу. Позже ей стало известно, что по пути в тюрьму Степан подорвал немцев гранатой, бежал, но был схвачен и расстрелян.
  
  Ленинградское УНКВД против Сиверской разведшколы
  В УНКВД постепенно накапливалась информация по Сиверскому разведпункту. В начале июля 1942 года были арестованы еще два разведчика оттуда - Набоков и Кадыров. Наряду с другой информацией они показали, что на допросах пленных военнослужащих 2-й ударной армии присутствовали ее старшие командиры, как бы подтверждая тем самым бессмысленность запирательства. Тогда-то и узнали о предательстве генерала Власова.
  К середине 1942 года в Сиверском произошли кадровые изменения. В марте 1942 года Шмидта на должности начальника штаба заменил Рудин. Кирсанов был переведен в Псковский разведпункт.
  Как уже говорилось, наиболее полные данные о Сиверском разведпункте предоставил Куликов. От него же стало известно, что в Лисьем Носу на берегу Финского залива находится изба, которая используется немецкой разведкой как переправочный пункт. При возвращении из первой лыжной ходки в Ленинград в марте 1942 года он со своим напарником Емельяновым три дня находился там в ожидании темной ночи. Их отправку обеспечивал некий 'дядя Миша', который работал шорником в совхозе на Лахте. Проживал он вместе с женой и сыном по имени Ваня, в возрасте 15-16 лет. Фамилия 'дяди Миши' была Корнеев или Еремеев. Показания Куликова по части обстоятельств заброски в наш тыл были перепроверены в ходе допросов его напарников - радиста Юшкова и Захарова, задержанных 28 апреля 1942 года.
  От арестованных немецких разведчиков было известно и о существовании тесно связанных с разведпунктом девушках Рае и Вале, а также о 'тете Нюре', однако, кто они такие, достоверно выяснить не удалось. Тем более что Особый отдел КБФ, передавая в Управление НКВД информацию, основанную на показаниях арестованных немецких разведчиков из Сиверской разведшколы, и не подумал сообщить, что там находятся две разведчицы, отправленные флотскими особистами в немецкий тыл. Естественно, умолчали они и о том, что 31 декабря 1941 года для установления связи с ними туда был заброшен подготовленный ОО КБФ разведчик П.Ф.Белоусов, 1894 года рождения, последующая судьба которого осталась неизвестной.
  Как бы то ни было, в Управлении решили покончить с рассадником шпионов в поселке Сиверский.
  Пресечение деятельности разведпункта можно было осуществить несколькими путями. Самым многообещающим с точки зрения контрразведки было бы перехватить канал доставки разведчиков в Ленинград и их отправку обратно через 'дядю Мишу' и начать с немцами оперативную игру. Именно так поступили бы контрразведчики Смерша и предшественники этой структуры - армейские особые отделы. Почему УНКВД не пошло по этому пути - неведомо.
  Если вынести этот вариант за скобки, то первое, что может прийти в голову несведущему человеку, и самое простое - уничтожение ее ударами с воздуха. К примеру, 4 апреля 1942 года наши самолеты бомбили аэродром, находившийся рядом с 'Корниловской дачей', так почему бы заодно не разбомбить и разведпункт, уничтожив его безо всяких хлопот? И даже почти разбомбили - тогда одна из бомб попала в здание штаба, отчего оно сгорело.
  Другие варианты были сложнее, в зависимости от того, какая ставилась задача. Если говорить о физическом уничтожении персонала и захвате документации, нужен был мобильный, хорошо подготовленный отряд с отработанными путями отхода. Если, помимо изъятия документации, ставилась задача захвата и вывоза в наш тыл кого-либо из сотрудников разведпункта, то план усложнялся еще во много раз. В этом случае требовался точный расчет времени каждого фрагмента операции - с учетом того, что в Сиверской находилась немецкая боевая группа, в Дружной Горке - карательный отряд, а также охранное подразделение на аэродроме. Надо было, чтобы к началу операции поблизости стоял самолет в полной готовности к взлету, нужен был транспорт для доставки захваченных людей и материалов, то есть требовалось все отработать до мелочей и отрепетировать.
  Несмотря на ту общеизвестную истину, что сложные маневры редко удаются, в УНКВД остановились на самом сложном варианте. При этом вопреки показаниям Куликова и других разведчиков почему-то исходили из того, что разведпункт не охраняется, местные жители в дневное время имеют туда свободный доступ, а обучающиеся разведчики уходят по субботам в увольнение и общаются с местными девушками.
  На самом деле ничего подобного не было. Поначалу из русских сотрудников разведпункта правом выхода за его пределы пользовался только Кирсанов, который для обозначения такого права носил на левой руке повязку желтого цвета. Позже такого же права и такой же повязки удостоились разведчики, побывавшие с заданием в советском тылу, о чем Куликов исправно рассказывал в ходе допросов. Как же можно было все это не учитывать?
  Кроме того, что шло вразрез с правилами подготовки таких сложных операций, ее план не был согласован с Москвой. Он утверждался руководством Управления и командующим Волховским фронтом генералом Мерецковым (последним - так как для доставки в наш тыл одного из немецких офицеров или документации нужен был самолет).
  Но и это не все! В соответствии с планом перед исполнителями ставились еще две задачи. Первая - установить круглосуточный контроль за воинскими железнодорожными перевозками у станции Мшинская, что не представляло большой трудности и было оправдано с разведывательной точки зрения. А вот вторая, как говорится, ни в какие ворота. Кому-то (по-видимому, из руководства Управления) пришло в голову задержать и доставить в Ленинград вышеупомянутого Печковского, который имел дачу недалеко от Сиверской, в дер.Карташевская. Более того, параллельно с похищением Печковского предстояло еще найти московского артиста Тамарина-Блюменталя и проделать с ним то же самое.
  Более того, задача по Печковскому и Тамарину должна была решаться первой, что во многом обусловило срыв операции, и без того подготовленной далеко не лучшим образом.
  Для налета на Сиверский разведпункт была сформирована исключительная по размерам и составу группа. Работа велась под руководством начальника отделения Трухина с участием оперуполномоченных Клементьева и Хохлова, а также старшего оперуполномоченного Копылова - того самого, который в августе 1941 года сформировал в Гатчинском районе партизанский отряд, провел ряд дерзких операций, после чего в декабре 1941 года вместе с отрядом вышел в советский тыл.
  Среди кандидатов в члены группы были такие, кто уже имел опыт боевых действий в немецком тылу. К их числу относится радист А.Г.Суворов (1916г.р.), который в июне 1942 года забрасывался в Псковский район в составе группы 'Искатели'. В ожесточенном бою с карателями ему удалось вырваться из окружения и в одиночку выйти в наш тыл.
  Боец Н.А.Лисин (1907г.р.) был командиром сформированной в феврале 1942 года разведывательно-диверсионной группы 'Мстители', которая затем была передана в отряд физического прикрытия агентуры в тылу противника. Из ее состава, помимо Лисина, в группу вошли бойцы В.П.Марушак (1917г.р.), Ф.Ф.Королев (1910г.р.), Д.П.Званцев (1915г.р.), В.В. Лукин (1913г.р.).
  При формировании группы учитывалось, что, возможно, разведчикам потребуется помощь местного населения, поэтому в ее состав был включен боец B.C.Баталов (1923г.р.), мать и сестра которого до оккупации проживали в пос. Ново-Сиверский по ул.Кирова, 14. Дядя Баталова - А.Фросичев стал при немцах старостой в пос.Рождествено.
  У бойца Онуфриева в одной из близлежащих деревень были знакомые - хорошо известные ему семьи Ванюшиных, Новожиловых и Тарановых, причем с двумя последними он находился в родственных отношениях. В частности, в курорте 'Орлино' проживала Новожилова Лидия Васильевна, являвшаяся сестрой оперуполномоченного Лядского райотдела Н.В.Новожилова.
  Помимо вышеназванных бойцов, в состав группы из 18 человек вошли: заместитель командира - Б.В.Реев (1918г.р.), который в июне 1942 года ходил в немецкий тыл; комиссар - М.В.Синецкий (1919г.р.); бойцы - К.В.Комаров (1920г.р.), А.А.Шахов (1900г.р.), А.К.Шадрин (1916г.р.), И.И.Васильев (1917г.p.), B.C.Сурин, (1924г.р.), Н.П.Егоров (1921г.р.) и подросток А.И.Капитанов (1927г.р.), которого предполагалось использовать для восстановления связи с агентурой. Командиром спецгруппы ? 28 руководство 4-го отдела утвердило A.M.Копылова, исходя из того, что он имел опыт боевых действий в тылу противника и хорошо знал местные условия.
  Группа в полном составе прошла заключительную полуторамесячную подготовку в Боровичах и двумя партиями: первая - 8 человек во главе с Реевым и Синецким, вторая - 10 человек во главе с Копыловым, 22 и 23 августа была выброшена с самолетов вблизи Баданских болот в Гатчинском районе. И сразу же начались неувязки. Вопреки докладам летчиков о выброске обеих партий в заданных координатах оказалось, что они приземлились на удалении 8-10 км одна от другой, и шесть последующих дней ушли на взаимные поиски, в то время как на всю операцию отводился месячный срок.
  В течение этих дней люди Копылова оставались без пищи, так как четыре грузопарашюта с боеприпасами, запасным питанием для рации, а также продуктами, достаточными для месячного использования, были сброшены с самолетов неудачно, и на их поиск после того, как 29 августа группа соединилась, ушло еще четыре дня. Целым был обнаружен только один грузопарашют, два других оказались разбитыми (из имевшихся в них продуктов годные к употреблению составили 20-30 %), одного вообще не нашли.
  Перед заброской Копылову сообщили, что по линии контрразведывательного отдела УНКВД для выполнения задания, связанного с Печковским, готовится к заброске группа из пяти человек под условным названием 'Иван', которая, не исключено, окажется в его подчинении. Так оно и произошло. 30 августа группа 'Иван' благополучно приземлилась в заданных Копыловым координатах, и даже сброшенный вместе с ней грузопарашют был обнаружен целым и поблизости, так что все питались продуктами этой группы.
  Только 4 сентября, после поиска последнего грузопарашюта, группа приступила к организации основной базы на восточной стороне Баданских болот: построили блиндаж, склад для хранения продуктов, устроили маскировку.
  По ходу сбора группы и поисков грузопарашютов бойцы вели разведку находившихся поблизости немецких гарнизонов, комендатур, следили за перемещениями немецких грузов и частей по железной дороге и шоссе, проводили опросы местных жителей. Полученные данные они сообщали в опергруппу в Малую Вишеру и в 4-й отдел в Ленинград.
  Так, в радиограмме от 2 сентября 1942 г., характеризуя общую обстановку, Копылов сообщал: 'В районе действия спокойно. В Рождествено размещается 2-й эшелон пехотного корпуса. В Даймище и Батово размещено 120 солдат, которые используются на покосах сена. На дороге Выра - Заречье установлено усиленное движение грузовых крытых машин, машин с живой силой, поездов. По Лужскому шоссе движение небольшое. Новостройка железной дороги идет: Архиповка - Нижесосницы, пересекает Балтийскую ж.д. в районе казарм. Имею карту немецкого офицера с отметками зеленым карандашом от реки Перепрянда на восток до 56 меридиана, на юг через хутор Весна, овраг 110, на Запад - километр ниже высоты 113,1, на юг через железную дорогу до реки Дивенка. Отдельно очерчен и подчеркнут зеленым карандашом район Заводье. Внутри зеленого красным карандашом помечен центр. Даймище подчеркнуто, идет линия шоссе Даймище - Ляды, Даймище лесной дорогой к высоте 113,1. Значение отметок неизвестно. Карта выпуска - июнь 1942 года'. Это была обычная разведывательная информация, ценная, но требующая уточнения.
  Получив первые сообщения от Копылова, руководство 4-го отдела доложило Кубаткину о благополучном развитии операции. Лишь после этого тот направил начальнику 4-го управления Судоплатову спецсообщение об операции, а также проинформировал о том, что в немецкий тыл в помощь группе заблаговременно заброшены две разведчицы (впрочем, что с ними дальше стало, Управлению все равно не было известно).
  Копылов тем временем, согласно плану, пытался установить связь с довоенной агентурой НКВД, имевшейся вблизи района операции. В радиограмме от 5 сентября он сообщал: 'Разведчики в Меньково посланы 3-го. Устанавливаю связь с агентами в Веково, Заречье. 'Седую' встретить трудно. Переехала в Грязно. Установил, что путь до Поддубье безопасен. Дальше значительно труднее. Проход более безопасен ночью'.
  6 сентября он радировал: 'Сведения о Даймище, Рождествено получены от местного населения, также - найденная полевая сумка немецкого офицера. В пос.Чикино организованным отрядом охраняются истребители. Моя прошлогодняя база с имуществом (группа находилась в зоне действия партизанского отряда Копылова в 1941 году. - А.С.) разграблена. По-видимому, выдал дезертир Законов Иван - смотрите рапорт'.
  В этот же день второй радиограммой Копылов сообщил: 'В районе действия находятся в разведке 4 бойца с задачей подготовить место и установить обстановку по объектам ? 1 (Сиверская) и? 2 (Карташевская)'.
  До 11 сентября группа не имела непосредственных контактов с местными жителями, поэтому в информацию, исходившую от нее, не могли попасть сведения дезинформационного характера. Согласно радиограммам, первый контакт произошел 11 сентября и содержал ценные сведения: 'В марте этого года добровольно вступившие в германскую армию жители деревни Ляды - Керман Павел Иванович, 19 лет; Гаен Павел Иванович, 30 лет, Пастьев Андрей Андреевич из пос.Чикино, а также Сойту Иван Андреевич, 18 лет, были отвезены в Гатчину и переброшены на нашу территорию. По сведениям местного населения'.
  Радиограммы, который посылал Копылов на основании проведенной разведки, свидетельствовали, что в районе действия группы сложилась довольно благоприятная для выполнения задания обстановка. Его сведения подтверждали ранее имевшиеся данные о том, что немецкие гарнизоны в населенных пунктах были немногочисленны, так как в этой местности в течение более восьми месяцев не предпринималось никаких действий со стороны партизанских отрядов. Поэтому немцы не проводили здесь прочесывания лесов и не привлекали карательных отрядов.
  Еще в августе 4-й отдел известил штаб партизанского движения о заброске группы с важным заданием и попросил, чтобы во время проведения операции штаб не осуществлял выброски партизан в этот район. Руководство партизан просьбу чекистов благополучно проигнорировало. По распоряжению начальника оперпункта штаба партизанского движения в гор. Валдае Гузеева в конце августа 1942 года в трех километрах от места базирования группы был выброшен с самолета партизанский отряд под командованием Шепетова с задачей проведения активных боевых и диверсионных операций. А в первых числах сентября вслед за группой Шепетова в этот же район был десантирован партизанским штабом большой отряд, численностью около 100 человек, который сразу же после приземления развернул активные боевые действия.
  Единственное, чем полезна была разведчикам выброска партизан, так это тем, что бойцы группы обнаружили грузопарашют с боеприпасами, питанием для рации и продовольствием, который, естественно, реквизировали. Зато немцы сразу же после выброски начали антипартизанские карательные операции крупными силами, и группе пришлось в срочном порядке покинуть основную базу, оставив там минимальный запас продовольствия.
  Копылов разбил своих людей на две команды. Одну, в составе 13 человек под руководством Реева, включив в нее радиста Кириллова из группы 'Ивана', он направил в район станции Мшинская с задачей круглосуточного ведения визуальной разведки (с чем команда Реева успешно справилась), а также для контроля сохранности основной базы.
  Другую команду, из 10 человек, в составе которой были 4 человека из группы 'Ивана', возглавил сам Копылов. Им предстояло пройти около 50 километров по местности, насыщенной немецкими гарнизонами. Выполнив эту задачу, 10 сентября группа вышла к высоте 113,5 м, что примерно в 10 километрах от Сиверской. Новое место временного базирования Копылов выбрал неслучайно. Еще по партизанским действиям в 1941 году он знал, что эта местность позволяет подготовить посадочную площадку для самолета, о чем он сообщил руководству отдела еще перед заброской. Добравшись до высоты, он убедился, что площадка находится в удовлетворительном состоянии, и попросил выбросить ему инвентарь для вырубки кустарника.
  Из десяти бойцов Копылов сформировал три небольшие группы. 11 сентября одну из них, в составе комиссара Синецкого, бойцов Баталова и Лисина, он направил к Сиверской для изучения дорог, по которым можно проникнуть в разведпункт. Кроме того, Баталову предстояло посетить в Ново-Сиверской свою сестру - Макарову Евгению Семеновну и получить у нее нужную информацию, в том числе по загадочным женщинам - 'Рае' и 'Нюре'.
  В обход Даймище - Рождествено бойцы подошли к железнодорожной линии вблизи станции Сиверская и убедились в том, что дальнейшее продвижение к 'Корниловской даче' невозможно, так как вдоль железнодорожного полотна вырублены деревья и кустарник на полосе шириной в 200 метров с каждой стороны и на расстоянии видимости расставлены немецкие посты. Группа была вынуждена отойти назад и искать на дорогах кого-либо из местных жителей, чтобы разузнать о менее опасных путях подхода к Сиверской.
  Вторая группа, в составе бойцов Марушака, Онуфриева, проживавшего до войны в этой местности, и подростка Капитанова, была направлена в деревню Большое Заречье, что в 5 километрах севернее Сиверской. Капитанов, изображавший сироту, должен был проникнуть в деревню, найти проживавшего там Ивана Ивановича Кузнецова, 55 лет, в прошлом кузнеца одного из ленинградских заводов, и передать ему записку от Копылова, где назначалось место встречи.
  В деревне мальчик обнаружил, что дом кузнеца сожжен. Тогда он познакомился с местным старостой, который из жалости к подростку приютил его у себя дома на ночлег и даже хотел устроить на работу. Староста не мог сказать, куда делся кузнец и где его семья. Пробыв в деревне два дня, Капитанов вернулся к ожидавшим его вблизи деревни товарищам. 14 сентября они возвратились на высоту 113,5 м.
  12 сентября Копылов направил в разведку к даче Печковского двоих эстонцев из группы 'Ивана' - Э.И.Бьеркланда и А.А.Пакки, родственники которого проживали в пос.Меньково, что на пути к Карташевской. Сам он вместе с радистом Суворовым, командиром группы 'Ивана', И.М.Ягоненом и его бойцом Э.И.Пореном остались на временной базе в ожидании возвращения групп, а также сообщения из Ленинграда о местонахождении и способах связи с двумя разведчицами 4-го отдела - Веселковой и Кирпе, заброшенными в начале августа 1942 года в Осьминский район для последующего использования в операции.
  15 сентября на базу вернулся Бьеркланд, который сообщил, что, следуя с напарником в сторону Карташевской, они 13 сентября подошли к деревне Меньково, где Пакки сказал, что намерен посетить своих родственников, и предложил Бьеркланду пойти вместе с ним. Несмотря на возражения, Пакки ушел, предупредив напарника, чтобы тот ожидал его в лесу только в течение пяти часов и, если он не вернется, считал бы, что он окончательно остался у родственников. Бьеркланд ждал Пакки в течение суток, но тот так и не появился. Копылов сразу же направил в Меньково Ягонена и Порена, чтобы те привели Пакки, определив им трехдневный срок возвращения. Однако до 22 сентября они так и не вернулись, и их дальнейшая судьба неизвестна - вероятнее, всего, бойцы попали в организованную немцами засаду.
  В то же время стало известно, что 14 сентября немецкий карательный отряд обнаружил основную базу группы на Баданских болотах, изъял оттуда продовольствие и боеприпасы, сжег маскировочные сооружения и саму базу. Было ясно, что появляться там более нельзя, так как немцы могли организовать засаду.
  16 сентября из разведки вернулась группа комиссара Синецкого. Из его устного отчета и сделанных записей следовало, что 13 сентября на участке дороги между деревнями Хорчевни и Замостье они устроили засаду и захватили жителя дер.Выра, дорожного мастера Хожалова Ивана Исаевича, 1890 года рождения. От него они получили информацию о местах дислокации мелких воинских подразделений, совпадавшую с имевшимися у них данными. С учетом того, что Хожалов показал себя патриотически настроенным человеком и высказал готовность помогать партизанам (так представились разведчики), ему было дано задание провести разведку безопасных путей в направлении Сиверской. Эта вербовка стала роковой ошибкой, так как Хожалов оказался немецким агентом.
  Синецкий назначил ему встречу на следующий день и контрольную - на 15 сентября. На первую встречу Хожалов не пришел, но на контрольную явился и сообщил о постоянном патрулировании немцами основных шоссейных дорог (что было и без него известно), но пообещал, что к следующей встрече, назначенной на 17 сентября, попробует с риском для себя сделать рекогносцировку. Синецкий договорился с Хожаловым, что, если тому не удастся прийти, к нему пойдет с запиской Капитанов. 17 сентября дорожный мастер на очередную встречу не явился, и на следующий день к нему послали мальчика.
  В этот же день Копылов прорабатывал с Капитановым возможность его проникновения в Старо-Сиверскую, с тем чтобы разыскать 'Нюру' и 'Раю'. Однако мальчик уклонился от задания, боясь попасть в руки немцев.
  18 сентября Копылов и Синецкий на Пятигорской мельнице провели встречу с Хожаловым. Не имея возможности проникнуть в Сиверскую иным путем, они дали тому задание выяснить, проживает ли в Ново-Сиверской сестра Баталова, и подыскать кого-либо из надежных женщин для использования в качестве связной.
  Копылов закрепил вербовку Хожалова, получив от него подписку. Очередная встреча была назначена на 19 сентября, однако тот снова сорвал ее. К нему в дом в дер. Выру опять был направлен Капитанов с запиской о месте и времени новой встречи, которая состоялась 20 сентября, снова на Пятигорской мельнице. Встречу проводил Синецкий. Хожалов привел с собой девушку по имени Лида. Разумеется, Копылов не знал, кто она такая.
  На самом деле это была та самая Алексеева, которая вместе с разведчиком Разумовым в июне 1942 года была заброшена Особым отделом 54-й армии в Финев Луг, в зону окружения 2-й ударной армии, и добровольно перешла на сторону врага.
  Алексеева сообщила Синецкому, что была заброшена Особым отделом с заданием на оседание и легализацию, что с заданием справилась и, проживая и работая в Выре медсестрой, пользуется доверием у немцев.
  Таким образом, Алексеева и Хожалов, выступая спаренными агентами, получили возможность игры. Они имитировали сложность выполнения заданий (хотя на самом деле работали под контролем немцев, которые сами подбирали информацию для разведчиков), срывали явки, не приходили на контрольные встречи, вынуждая направлять к ним для восстановления связи Капитанова. На встречи приходили, подменяя один другого, тем самым усложняя возможность проверки доставляемой ими информации.
  Хожалов, выполняя задание немецкой контрразведки, продолжал изображать патриотически настроенного человека, преданного советской власти. Каждый раз он представлял о себе новые биографические данные и в конце концов сообщил адрес в Ленинграде, где якобы проживают его жена и три дочери. Алексеева же пыталась убедить Копылова, что она способна и готова выполнять его задания.
  22 сентября Алексеева пришла на встречу одна. Она передала собранные разведданные по немецким объектам, а также сообщила, что ей удалось проникнуть в Ново-Сиверскую и что мать Баталова и его сестра по названному адресу не проживают, так как эвакуированы в другую местность. Ей было дано задание разыскать в Старо-Сиверской 'Нюру' и 'Раю' (их фамилий Копылов не знал).
  Получив от Алексеевой информацию об интересе Копылова к 'Нюре', отдел '1Ц', несмотря на доверие к ней Рудольфа, поручил отделению тайной полевой полиции провести у нее в доме обыск, а саму ее арестовать. Однако обыски, проведенные перед арестом 'Нюры' и после освобождения из тюрьмы, где та провела двое суток, результатов не дали, а данные ею на допросах объяснения сняли подозрения в помощи партизанам. Давая показания нашим следственным органам в феврале 1944 года, она очень удивлялась, почему у немцев вдруг появились подобного рода подозрения, и заявила, что никогда не была связана с партизанами и никакой помощи им не оказывала.
  Что касается 'Раи', то она, как мы помним, еще 27 июля была отправлена на работу в Волосовский район и контрразведчиков Сиверского больше не интересовала.
  К этому времени бойцы группы были сильно истощены из-за отсутствия нормальной пищи. У них начались желудочно-кишечные заболевания. 18 сентября положение стало критическим, и Реев радировал: 'Срочно бросайте продукты, живем ягодами...' Получив радиограмму, Трухин запросил начальника 4-го отдела: 'Сообщите, можете ли срочно помочь продуктами'. 19-го, а затем 20 сентября от Реева продолжали поступать просьбы о помощи: 'Срочно бросайте продукты, хотя бы сухарей...'
  Копылов, раздосадованный постоянными обещаниями по поводу выброски груза, 20 сентября отправил Трухину 'художественную' радиограмму: 'Хорошо нам на Некрасовской (т.е. в Боровичах - Малой Вишере. - А.С.) слышать ласковые слова, тяжеленько на высотке груза ждать до Покрова'.
  Трухин в ответной радиограмме от 23 сентября наряду с постановкой задачи написал: 'Спасибо за радиограмму. Понимаю тебя. Согласен'. Впрочем, продовольствия не прислал, а от его понимания разведчикам легче не стало.
  24 сентября Трухин на основании радиограмм Копылова составил и направил начальнику 4-го отдела сообщение следующего содержания: '...'Иван' с бойцом 16-го сентября ушел в разведку и до 22-го не вернулся. Опасаясь повторения предательства, Копылов с базы снялся и 23-го соединился с Реевым. Ваших продуктов, очевидно, не получил. Имеет 7 телеграмм, не может передать из-за отсутствия питания. Ждут продуктов, питания к рации, бумаги. Помогите с выброской. Дал указания вести разведку за коммуникациями и по объекту ? 1'.
  Действительно, 22 сентября Копылов в связи с предполагаемым предательством во избежание облавы принял решение сняться с временной базы на высоте 113,5 м и идти на соединение с группой Реева, о чем радиограммой в Мало-Вишерскую опергруппу сообщил: '23 соединился с Реевым. Всего личного состава - 20 чел. Имею 7 опертелеграмм, передать не могу, нет питания, бумаги. Жду груз 24-25. Сообщите, будет ли'.
  В отчете бойцов после выхода в наш тыл отмечается: 'Даже уходя с высоты 113,5 м 22 сентября, когда радиосвязь из-за отсутствия питания к рации стала нерегулярной, когда тяжело стало с продуктами питания, когда не вернулись 'Иван' и Пакки, Копылов принял решение о временном отходе с базы у высоты. Все чувствовали себя в основном хорошо, рассчитывая, как говорил командир Копылов, получить продукты и через несколько дней приступить к проведению операции'.
  С 28 сентября по 6 октября в адрес Трухина ежедневно шли радиограммы, в которых наряду с оперативной информацией все время говорилось о голоде. В ответ Трухин рекомендовал Копылову: 'Подбодрите товарищей, сбросим'.
  6 октября Копылов снова сообщает Трухину: 'Выброски не было. Когда будет? Положение в районе тяжелое, настроение бойцов мрачное, есть слабые. Что делать дальше?' 8 октября он информирует о невозможности в дальнейшем поддерживать связь из-за отсутствия питания к рации и просит давать сообщения вслепую.
  Из оперативных радиограмм Копылова в Ленинград и Малую Вишеру видно, что немецкая контрразведка дифференцированно снабжала его информацией. Через Хожалова она давала малозначительные сведения о дислокации и перемещении мелких воинских частей и отдельных групп военнослужащих. Вместе с тем она прибегла к своему излюбленному приему: немцы часто предлагали организовать на подставленной ими конспиративной квартире радиоточку, после чего захватывали радиста и начинали радиоигру. Они и через Хожалова предложили посадить в 'надежном месте' нашего радиста. Впрочем, на это Копылов согласия не дал и известил о полученном предложении Центр.
  Одновременно немецкая контрразведка использовала Алексееву, чтобы установить причины интереса Копылова к окружению Сиверского разведпункта. Когда немцам стало ясно, что группа подбирается именно к нему, они через Алексееву дали дезинформацию, которую Копылов 4 октября сообщил в Малую Вишеру: ''Роза' всей конторой переехал в район Нарвы. На его месте расположилась авторемонтная база. Дано задание через Нюру узнать местонахождение 'Розы' и 'Раи'. Принимаю меры перепроверке этих данных. Ориентируйте, что имеете дополнительно по этому вопросу'. Как ни странно, руководство 4-го отдела приняло эту дезу за правдоподобное сообщение и снизило и без того вялый интерес к работе группы.
  Немецкая контрразведка, по-видимому, полагая, что ей удалось собрать достаточно информации по группе Копылова, и убедившись, что он не идет на их уловки, приняла решение об уничтожении группы и разрешила Хожалову 8 октября выйти на последнюю встречу - одному, без Алексеевой.
  Как отметили в своем отчете бойцы, встреча состоялась у моста через реку Черную, у дороги между деревнями Большое Заречье и Грязно. Ее проводил Синецкий, прикрытие обеспечивали Баталов, Васильев и Королев. О чем шел разговор на этой встрече, осталось неизвестным. Сразу после ухода Хожалова на группу напали каратели. В завязавшейся перестрелке немцы понесли потери, из наших был ранен Королев. Бойцам удалось уйти от преследования и добраться 9 октября до новой базы на Баданском болоте.
  Копылов, вероятно, полагая, что попал в немецкую западню, дал в Малую Вишеру и в Ленинград на имя начальника 4-го отдела радиограмму следующего содержания: 'По ходу операции и общей разведки требуется мне прибыть к Вам с личным докладом, с выброской меня обратно. Срочно жду Вашего распоряжения'. Однако ответа на это обращение не последовало, как и на некоторые другие. Не было ответа и на запрос Копылова в отношении Алексеевой. Он в нескольких радиограммах сообщал биографические данные девушки и просил подтвердить факт внедрения ее к немцам Особым отделом 54-й армии. Не получил он также ответа и на информацию в отношении Хожалова, которую изложил в трех радиограммах. 25 сентября: 'Для исполнения основной задачи мною завербован житель деревни Выра, дом 28, нагрудный знак 2053, выдан комендантом района - ХОЖАЛОВ Иван Исаевич, 1890 года рождения, кличка 'Ильин', в прошлом бедняк'. Из другой радиограммы следовало, что по объекту ? 1, то есть по Сиверскому работает агент 'Ильин'. Дано задание обеспечить явку Макаровой Жени. В третьей: 'В Ленинграде, переулке Ильича, дом 9, проживает жена Хожалова - Иванова Клавдия Ивановна и три его дочери: Нина, Таня, Мария. Проверьте по возможности, организуйте доставку письма'.
  Из радиограммы от 12 октября видно, что группой получен один грузопарашют, содержимого которого должно было хватить на 3-4 дня.
  16 октября Копылов принял решение добывать продукты самостоятельно и с группой, за исключением нескольких бойцов, которые по болезни не могли передвигаться, направился с новой базы на Баданских болотах в деревню Сосново, предварительно выслав разведку. Спокойно войдя в деревню, Копылов, Реев, Синецкий и Онуфриев пошли к старосте и потребовали продукты, но получили отказ. Тогда Копылов изъял у старосты большое количество бланков различных документов, предназначенных для выдачи местным жителям, около 5 тыс. рублей и вместе с Синецким продолжал обыск в доме. Тем временем Реев с бойцами, захватив с собой старосту, направился к его помощнику Кирсанову, который был известен как активный немецкий пособник. У дома Кирсанова староста закричал, предупреждая того об опасности, и попытался скрыться, но был застрелен бойцом Лукиным. В это время из дома началась стрельба из автомата. Стоявший напротив двери Реев был убит выскочившими из дома полицейскими, которых, в свою очередь, уничтожил Онуфриев. После этого группа отошла за пределы деревни.
  Копылов и Синецкий, находившиеся в доме старосты, не слышали выстрелов и после окончания обыска подошли к дому Кирсанова, где были встречены автоматным огнем, от которого погиб Синецкий.
  Когда бойцы собрались на окраине деревни, Копылов принял решение вернуться обратно, чтобы взять убитых. Их тела они обнаружили уже в другом месте, на дороге. Оба погибших были разуты и раздеты, а главное, пропала полевая сумка Синецкого с кодированной топографической картой, дневником и служебными записями, раскрывавшими замысел операции. Бойцы группы вынесли тела погибших за деревню, однако похоронить их не успели, так как приехали шесть автомашин с немцами. При перестрелке был убит боец Шадрин.
  Группа отошла в лес. Вскоре выяснилось, что боец группы 'Ивана' Бьеркланд, которому поручалось нести мешок с немецкими документами и деньnbsp;До 11 сентября группа не имела непосредственных контактов с местными жителями, поэтому в информацию, исходившую от нее, не могли попасть сведения дезинформационного характера. Согласно радиограммам, первый контакт произошел 11 сентября и содержал ценные сведения: 'В марте этого года добровольно вступившие в германскую армию жители деревни Ляды - Керман Павел Иванович, 19 лет; Гаен Павел Иванович, 30 лет, Пастьев Андрей Андреевич из пос.Чикино, а также Сойту Иван Андреевич, 18 лет, были отвезены в Гатчину и переброшены на нашу территорию. По сведениям местного населения'.
гами, изъятыми у старосты, при отходе бросил его в лесу. Найти мешок не удалось.
  После неудачной операции в деревне Сосново группа снова сменила место базирования, заминировав подходы к прежней базе. Прибывший туда карательный отряд начал прочесывать местность, но после того, как несколько немцев подорвались на минах, был вынужден уйти.
  18 октября Центр уведомил Копылова, что в этот же день ему было сброшено два грузопарашюта, и попросил подтвердить получение, однако подтверждение не было направлено по причине отсутствия питания к рации. На этом радиосвязь прекратилась вообще. Из справки, составленной сотрудником опергруппы в Малой Вишере после опроса экипажа самолета, следует, что груз мог быть выброшен не по назначению. Впоследствии стало известно, что во время поисков груза часть группы попала в окружение карателей, в результате чего пропал без вести боец Егоров.
  Группа находилась в исключительно трудных условиях - без продуктов и боеприпасов, постоянно преследуемая карателями. Кроме того, были утрачены документы, раскрывающие операцию. В этой ситуации 22 октября Копылов принял решение о выходе в советский тыл через линию фронта в районе города Холм и двинулся на юг. В первые два дня держались поближе к болотам. Вышли к деревне Натальино, где запаслись продуктами, затем переправились через реку Луга. 23 октября в поисках продуктов зашли в деревню 'Крестьянский труд', где на группу внезапно напали каратели. В бою потеряли тяжелораненого Комарова. От немцев уходили впопыхах, стихийно разбившись на две группы. Первая, которую возглавил боец Марушак, направилась в сторону деревни Узки. В пути им встретился лесник Федоров, враждебно настроенный к партизанам. Марушак, опасаясь предательства, принял решение о его уничтожении. Документы Федорова взяли с собой и за линией фронта передали нашему командованию.
  24 октября обе группы соединились на болоте Западное. Оказалось, что во второй группе отсутствует Копылов. Со слов бойца Королева и радиста Кириллова, во время нападения карателей в деревне 'Крестьянский труд' они вместе с Копыловым выбегали из дома, а затем он был отсечен от них огнем немецких автоматчиков.
  В отсутствие Копылова командиром группы стал Марушак, который принял решение продолжать двигаться к линии фронта. Боец Лисин, хорошо знавший эту местность и владевший компасом и картой, повел группу дальше. В ночь с 25 на 26 октября пересекли Лужский полигон. 26-го, 27-го и 28 октября перешли сначала железнодорожную линию Луга - Псков, затем шоссейную дорогу этого же направления между деревнями Низовка и Жилино и двинулись в сторону Череменецкого озера. 29 октября миновали деревню Побережье, далее направились на ст. Уторгош, мимо деревни Любятино. 6 ноября, дойдя до деревни Узки, Лисин разведал у знакомой, что немцев там нет. Группа сделала привал на несколько часов, после чего двинулась дальше на юг. На следующем привале обнаружили отсутствие Бьеркланда. После пятичасового ожидания решили не возвращаться за ним в Узки, опасаясь засады. В пути следования повстречали трех вооруженных людей, назвавшихся партизанами 3-й партизанской бригады, якобы отставшими от отряда. От контактов с ними отказались из опасения, что это могут быть лжепартизаны.
  До 14 ноября миновали деревни Пески, Абрамково, Костыжицы, Овинец, Петровка, Александровка. 14 ноября ночью между разъездами Роща и Щелина пересекли сначала железную дорогу Дно - Порхов, а затем и шоссейную, что в 8 км от ст. Дно. Ночью 17 ноября подошли к переезду железной дороги Дно - Дедовичи, но не смогли ее преодолеть, так как столкнулись с немецким блокпостом с собаками. Возникла перестрелка. У Лисина отломался приклад автомата, и он остался без оружия. Подросток Капитанов, несший амуницию, спасаясь от пленения, был вынужден выбросить вещевой мешок, в котором находились захваченные у немцев документы.
  19 ноября, преодолев железную дорогу, вышли к дер.Вреда, где у местного старосты узнали, что в соседней деревне, в 500 метрах, ночуют немецкие каратели. На следующий день те напали на группу.
  В бою был ранен Васильев. Боец Сурин выстрелами был отрезан от группы. Из-за усталости и истощения искать его не решились, полагая, что если тот жив, то по следу догонит группу, которая с раненым Васильевым двигалась очень медленно.
  С 20 ноября по 2 декабря шли через безлюдный партизанский край, встречая на пути только сожженные деревни, питаясь рожью, найденной в одном из разрушенных домов. К линии фронта в районе Дуброво - Тараканово, что южнее гор. Холма, ориентируясь на выстрелы, группа подошла вечером 2 декабря и там неожиданно столкнулась с немецким обозом, который вез продовольствие. Уничтожили 8 немцев, унтер-офицера взяли в плен, пополнили запасы питания.
  Линию фронта переходили, разбившись на две команды. Первая шла в составе Марушака, Суворова, Лисина и Званцева. Когда они проходили линию немецких укреплений, унтер-офицер, которого в качестве 'языка' собирались доставить нашему командованию, поднял шум, зовя на помощь, и его пришлось убить. Документы унтер-офицера сдали в воинскую часть при выходе.
  Вторая команда в составе семи человек отошла от Дуброво - Тараканово на северо-восток и при переходе немецких передовых позиций была обстреляна, при этом Васильева ранило вторично. По этой причине он и сопровождавший его радист Кириллов прибыли на оборонительные порядки нашей стрелковой дивизии на два часа позже. К тому времени там уже находились пятеро их товарищей.
  До выяснения личности все 11 человек были изолированы. Но, пока наводились справки, Лисин по просьбе командования дивизии пять раз выводил подразделение войсковой разведки на немецкую передовую линию, за что был отмечен благодарственным отзывом.
  17 декабря бойцов передали нашей оперативной группе в Малой Вишере, где те представили коллективный отчет о деятельности группы за период с 22 августа по 2 декабря 1942 года, в котором отразили причины невыполнения задания так, как они их видели:
  1. 'Включение в состав группы 'Ивана', предательство ее состава'.
  2. 'Помешали действия выброшенных вскоре партизанских отрядов Ленобкома ВКП(б) т.Гузеева'.
  3. 'Крайне плохое нерегулярное снабжение группы продуктами питания и радиопитанием'.
  Безусловно, все эти факторы существенным образом повлияли на боеспособность коллектива разведчиков и, самое главное, позволили немецкой контрразведке обнаружить группу и организовать ее преследование. Однако главная причина кроется в изначально плохой подготовке операции, важность которой предполагает согласование с Центром. Вне сомнения, опытные московские специалисты указали бы на существенные недочеты в ее подготовке, а может быть, и вообще не санкционировали бы эту, по сути, не нужную операцию. Да и взаимоотношения со штабом партизанского движения при поддержке из Москвы имели бы совсем другой характер.
  Раскрытие группы Копылова, по-видимому, спугнуло немцев. В начале 1943 года разведпункт был переведен в Лампово, затем к линии Волховского фронта. Через пять месяцев он вернулся обратно и расположился в пос.Кезево, вблизи Сиверского, где пробыл совсем недолго, и в начале января 1944 года был передислоцирован в Эстонию, а с приближением советских войск - в Германию. Так что работа разведпункта была дестабилизирована.
  Впрочем, в провале операции как таковой меньше всех виноваты разведчики. Кстати, не выполнив основного задания, специальная группа ? 28 решила ряд других задач.
  1. Добыла и своевременно сообщила важные разведывательные данные о передвижении немецких эшелонов с военной техникой и живой силой по железной дороге Луга - Гатчина, режиме охраны мостов и железнодорожных линий; об активном перемещении воинских частей по шоссейным дорогам, в частности, по шоссе Грязно - Заречье, Выра - Заречье, вблизи Даймище по направлению Сиверская - Ленинград; о переброске французских и испанских батальонов в Даймище; о местах дислокации немецких воинских частей и подразделений; о наличии в пос.Чикино аэродрома с самолетами-истребителями и о его охране; о формировании немцами казачьих отрядов и направлении их через Вырицу в Гатчину; о строительстве железнодорожной линии Архиповка - Нижесосницы.
  2. Уничтожила нескольких предателей и немецких пособников, в частности, Андрея Пастьева из дер.Чикино, который осенью 1941 года сообщил немцам место расположения базы партизанского отряда Копылова, старшину дер. Сосново и его помощника Кирсанова, лесника Федорова, который по заданию немцев выявлял партизан.
  3. В боях с карателями были убиты более 25 врагов, разбит немецкий обоз у передовой линии.
  4. Выявлены предатели в деревне Ляды - Керман, Андреев, Пастьев, Сойту, которые после вступления в германскую армию находились в Гатчине, а затем как диверсанты заброшены в наш тыл.
  5. Пробираясь к линии фронта, встречались с жителями многих деревень. Сохранившая, несмотря на тяжелейшие условия, моральный облик и боевой дух группа своим примером вселяла в людей веру в победу.
  После прибытия в Малую Вишеру Васильева отправили в госпиталь, остальным бойцам, изголодавшимся и уставшим, также пришлось пройти медицинскую реабилитацию.
  Радостная весть пришла 29 ноября 1942 года из 1-й партизанской бригады. Начальник опергруппы 4-го отдела УНКГБ ЛО Г.Б.Федоров сообщил по рации, что 'в бригаду вошел оперработник 4 отдела Копылов A.M., от которого стало известно, что он с группой бойцов забрасывался в район станции Сиверская для проведения операции по разведпункту немецкой разведки и немецким пособникам - Печковскому и Блюменталю-Тамарину'. В этой же радиограмме он, со слов Копылова, сообщил об обстоятельствах, при которых тот остался в одиночестве: 'Во время заготовки продуктов в одной из деревень на группу напали каратели, в результате чего погибло 3 бойца, остальные были рассеяны. Он оказался один и в течение месяца продвигался немецкими тылами на соединение с партизанами'.
  После возвращения из немецкого тыла Федоров в своем отчете от 10 августа 1943 года сообщил: '...В дальнейшем, с прибытием в бригаду, Копылов был использован на агентурно-оперативной работе, главным образом, разведывательного порядка. Выполнял отдельные поручения, имел агента в деревне Живое Горнышко, изъял всю документацию у волостного старшины деревни Горнышко'.
  Впрочем, Копылов недолго оставался в бригаде. Вскоре Федоров радировал, что тот пропал без вести при выполнении боевого задания 30/1-1943г. А позднее, в отчете, написал: 'В конце января 1943г. при выполнении боевого задания откололся от бригады, своим ходом пошел на выход в советский тыл, погиб при переходе линии фронта'.
  Смерть несгибаемого разведчика была обидно нелепой, в точном соответствии с поговоркой: 'Асы гибнут на земле'. 15 мая 1943 года от начальника отдела контрразведки 'Смерш' 34-й армии Куприянова поступило в Управление контрразведки 'Смерш' Северо-Западного фронта спецсообщение о том, что 'утром 11 мая 1943 года при переходе с немецкой стороны в район обороны 1-й воздушно-десантной гвардейской дивизии убит оперативный уполномоченный Волховского РО УНКВД по Ленинградской области сержант госбезопасности Копылов Александр Михайлович. Обстоятельства убийства следующие:
  Красноармеец 1-го батальона 3-го стрелкового полка 1-й воздушно-десантной гвардейской дивизии Богданов, неся службу по охране переднего края, заметил двигавшегося ползком неизвестного человека со стороны противника, окрикнул его командой 'Стой!'. Последний продолжал ползти в нашу сторону. На второй окрик Богданова неизвестный отозвался словом 'Рус', после чего красноармеец Богданов с расстояния в 6 метров выстрелил и убил Копылова.
  При осмотре трупа обнаружены документы на имя оперуполномоченного Волховского РО УНКВД ЛО сержанта госбезопасности Копылова Александра Михайловича.
  Вместе с личными документами (удостоверение личности, паспорт, временное удостоверение ? 92333 о награждении орденом Красного Знамени, орден Красного Знамени ? 33106) у него было обнаружено и изъято много агентурных материалов, подписки о вербовке агентуры, план немецкого разведпункта ? 13800 ст.Сиверская, несколько топографических карт - одна карта закодирована и ряд других материалов.
  Из документов видно, что в оккупированном Осьминском и смежных с ним районах Ленинградской области действует несколько групп советских патриотов, координирует работу этих групп некто 'Леша'.
  Документы и материалы, обнаруженные у Копылова, направляем Вам для оперативного использования'.
  Найденные при убитом материалы были пересланы в опергруппу 4-го отдела Хорсуну, который 9 июня 1943 года направил их в 4-й отдел Управления, сопроводив следующей записью:
  'Из документов, полученных из отдела СМЕРШ Северо-Западного фронта, видно, что Копылов A.M. вел оперативную работу вплоть до момента выхода в наш тыл. Прошу представить т. Копылова по линии НКГБ к посмертной награде'.
  Из этой истории следует, что, оставшись в одиночестве, Копылов не только пытался выйти через фронт к нашим, но по пути продолжал работу, собирая разведывательную информацию. Погиб он, по-видимому, потому, что, предельно ослабев, просто не мог должным образом ответить на вопрос бойца. Ну, а тот... тот действовал по уставу, к сожалению, не используя для контроля ситуации головы.
  Документы, обнаруженные у Копылова, имели важное значение для оперативной работы в тылу врага. Это были добытые у волостных и поселковых старост бланки паспортов, удостоверений, образцы справок, которые выдавались жителям оккупированных территорий. Значительный интерес представляли и документы, свидетельствовавшие о том, что в 'оккупированном Осьминском и смежных с ним районах Ленинградской области действует несколько групп советских патриотов и координирует их работу некто 'Леша''.
  Из архивных материалов, относящихся к деятельности Гатчинского подполья периода 1942-1943 годов, видно, что у гатчинских подпольщиков имелись каналы вывода советских военнопленных из Гатчинского лагеря, после чего некто 'Алексей' направлял освобожденных в партизанские отряды.
  Дальнейшая судьба участников группы Копылова, оставшихся в живых, в основном, сложилась благополучно. Исключение составляет Баталов. 3 марта 1943 г. он в качестве заместителя командира группы 'Луга' в составе 8 человек был заброшен в Лужский район. После благополучного приземления от группы поступили разведданные по участку шоссейной дороги Толмачево - Осьминка. 17 марта связь с 'Лугой' прекратилась. Согласно сообщению из оперативной группы 3-й партизанской бригады, прибывший к ним военнопленный - перебежчик В.В. Плечкан в ходе опроса показал, что 24 марта в тюрьму г. Луги, где он содержался под арестом, был доставлен взятый в плен парашютист Баталов Василий Семенович. Находясь в одной камере, Баталов рассказал Плечкану, что их группа в середине марта совершила диверсию на железнодорожной линии Луга - Гатчина. В тот же день на них напали каратели. Командир был тяжело ранен, часть бойцов убиты, другие разбежались. Со слов Плечкана, боец по имени Николай (видимо, Н.А. Попов) после пленения находился в лагере для военнопленных, а затем вывезен немцам в неизвестном направлении. О дальнейшей судьбе Баталова Плечкану ничего не было известно. Можно предположить, что немцы его расстреляли.
  Суворов 3 марта 1943 года в составе группы 'Дно' из 10 человек был заброшен в немецкий тыл для проведения диверсий в Дновском и Порховском районах. Выполнив задание, оставшиеся в живых 8 человек, и среди них Суворов, вошли в оперативную группу 3-й партизанской бригады. Оттуда он был отозван в Малую Вишеру и впоследствии зачислен в штаты УНКВД ЛО, где работал уже в послевоенные годы.
  Званцев, уже как заместитель командира группы Г.Н. Контиайнена, 16 октября 1943 года был заброшен в немецкий тыл. После приземления ему вместе с двумя бойцами не удалось соединиться с другими участниками группы, и они с боем перешли линию фронта на участке 54-й армии, действовавшей в новгородском направлении. На этом его действия в тылу врага закончились.
  Королев 15 апреля 1944 года в качестве комиссара разведывательной группы 'Мстители', состоявшей из 17 человек, был выброшен в Латвию, в район озера Лубаны. После приземления группа присоединилась к оперативной базе, вместе с который Королев участвовал в боевых действиях до подхода Красной Армии.
  Марушак и Капитанов в 1944 году были зачислены на работу в Управление НКГБ Ленинградской области, где продолжили службу в послевоенные годы.
  

Оценка: 7.19*10  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023