Нас много, очень много, наверняка гораздо больше, чем может себе представить простой обыватель. Многие прошли Афган, ещё больше поучаствовали в обеих Чеченских компаниях, кому-то впоследствии довелось участвовать в контртеррористических операциях на территории Северо-Кавказского региона, а ведь были ещё локальные конфликты в бывших советских республиках, операция по принуждению к миру и миротворческие миссии по всему земному шару. В нас стреляли, мы стреляли в ответ, выезжая в рейд, на спецоперацию или ещё куда-то, мы не были уверены, вернёмся ли обратно живыми и здоровыми.
Вот оно настало, первое утро по возвращении, всё позади ты дома. Я не рассматриваю чувства ребят, получивших тяжёлую боевую травму и ставших инвалидами, они мне не доступны. Меня миновала чаша сия, хотя радость психологов, с упоением рассказывающих, как они вытягивали покалеченных ребят, мне не понятна и вызывает раздражение. Самому мне было проще, уходя каждый раз в неизвестность, надеяться на то, что товарищи не забудут о моей просьбе и в случае получения мною тяжёлых ранений, они окажут мне последнюю милость, избавят от мук, а не потащат в госпиталь, чтобы я потом мучился остаток жизни. Жизнь инвалида это тяжкое бремя, особенно для человека, старавшегося быть сильным всю жизнь. Не плачь, не бойся, не проси.
Как сытый человек может объяснить голодному, что не есть это нормально? Какие слова здоровый и полный сил должен сказать прикованному к кровати или инвалидному креслу, дабы он смирился, мне не понятно! Своим присутствием и глупыми разговорами они вынуждают ребят согласиться с тем, что жизнь продолжается. Они не думают, что само их присутствие, приносит боль. И для того чтобы тебя оставили в покое, приходится идти на компромиссы, давать пустые обещания. При этом стоит лишь закрыть глаза, а ты видишь собственные внутренности размазанные по асфальту или петлю, да мало ли способов покинуть эту грешную землю. Все твои мысли сводятся лишь к одному: скорейшему расставанию с этим бренным миром.
Но я говорю о тех, кто пришёл домой и чувстве эйфории, захлестнувшем их. Потом домашние хлопоты. Их обычно много накапливается за время отсутствия. Встречи с друзьями, прохождение медкомиссии вся эта череда событий не даёт депрессии овладеть тобой. А, примерно спустя две-три недели, в один прекрасный день, раз... и на тебя накатывает. Накатывает, так что хоть волком вой. Пропадает сон, ты находишься в полуобморочном состоянии между грёзами и явью и раз за разом переживаешь войну. Гуляя однажды по лесу, я не смог пройти по дороге, потому что впереди был пригорок, очень удобный для засады. Я замер, всё моё существо молило об опасности, но я был не один. Под пристальным взглядом моей спутницы, мне пришлось сделать шажок, за ним второй. Правая рука привычно дёрнулась за спину, затем хлопнула по бедру, а там... ничего. Подобных примеров масса, слишком долго нервы были на пределе и нужно время, чтобы плавно перейти на мирные рельсы. Ты расслабляешься, но организм, введённый в определенный жизненный тонус, не готов к этому и происходит срыв.
Самый дурацкий вопрос, он же и наиболее популярный:
- А сколько людей ты убил?
- Ни одного, - всегда отвечаю я, ловлю потухший от разочарования взгляд, на этом глупые вопросы очень часто прекращаются.
Конечно, в мыслях простого обывателя те, кто был там, просто обязаны убивать и калечить, резать головы и уши, глумить местное население, но это не так. Нормальному человеку очень сложно переступить грань и взять грех на душу уничтожением себе подобного. Должны возникнуть определённые обстоятельства, чтобы, простите за тавтологию, нормальный человек пошёл на это. Я не говорю о психопатах, получающих удовольствие от насилия, не собираюсь вступать в дискуссию, что такое норма, а что нет. Речь идёт о среднестатистическом россиянине, выросшем на рубеже эпох. Мы рождённые в СССР, имели чёткие жизненные убеждения и прекрасно знали, что хорошо, а что плохо.
Этот вопрос возникал и в моей голове, не скажу, чтобы часто, но возникал. Ответ для себя я нашёл: для меня фигура в перекрестии прицела, это цель, враг, зверь, но ни в коем случае не человек. Этого права он лишился, когда взял в руки оружие и посягнул на жизни мирных граждан, мою и моих товарищей. Этого права я лишу всякого, кто вторгнется в мою страну. Права именоваться человеком, права жить. Я просто досылаю патрон, нажимаю спусковой крючок и поражаю мишень. Поэтому никаких моральных терзаний, по поводу безвременно покинувшего этот мир от моих рук нелюдя, я не испытываю. Он ведь ни на секунду не задумается в подобной же ситуации и отправит меня к праотцам, как только получит шанс для выстрела.
Такова моя работа, пусть грязная, но она необходима. Для того чтобы вы там гуляли, смеялись, ходили по клубам, растили детей, такие как я, прильнув лицом к прикладу, ищут свою цель. Вам не понять нас, как можно добровольно поехать в горячую точку. Нам не понять вас, как можно ждать и надеяться что враг, подошедший буквально вплотную, пройдёт стороной. Я твёрдо знаю одно, чем больше вероятных противников остановлено вдали от моего дома, тем меньше их придёт к его порогу, тем проще мне будет защитить моих близких, когда этот миг настанет. Есть такая профессия - Родину очищать.
- Ну как же так, ты ведь был там! Стрелял в них. Что не попал? - глаза собеседника поблескивают в предвкушении рассказа об ужасах войны.
- Дантес тоже попал, вот только памятник Пушкину поставили, - обычно отшучиваюсь я.
Улыбаюсь, отмалчиваюсь, шучу. Хочется заорать, перевернуть всё к чертям и уйти, но надо сдержаться. Нужно разрушить стереотип, что все, побывавшие там, неадекватные люди, что мы никогда не сможем жить в мире. В общем, делаю всё, от меня зависящее, чтобы не нагрубить собеседнику. Ему ведь не интересно, что скрывается под маской деланного спокойствия и безразличия, какая буря терзает меня изнутри. Правда бывают уникумы, которым бесполезно что-то объяснять и переводить разговор на отвлечённые темы. Их интересует лишь одно, сколько зарубок было на моём прикладе, они не догадываются о том, что каждое воспоминание, каждая мысль о произошедшем ввергает меня в ад. Я законопослушный человек, да, я прошёл через многое, да умею, и возможно, люблю убивать, но здесь так нельзя, здесь за это ругают. В такие минуты на ум приходят слова Хемингуя: "Нет лучше охоты, чем охота на человека. Кто узнал охоту на вооруженных людей и полюбил её, больше не захочет познать ничего другого".
Да, впечатления от поездок в горячие точки разные, безусловно, бывают весьма положительные моменты, о них мы расскажем с удовольствием, но есть немало того о чём хотелось бы забыть, об этом мы не будем говорить никогда. Это табу и обсуждается лишь в весьма узком кругу, но именно этот трэш и интересен, именно он вызывает блеск, охочих до кровавых подробностей, глаз. Едва зажившие раны начинают ковырять, пытаясь выудить рассказ о чём-то горяченьком. Невольно возвращая меня в ночных кошмарах к извечному вопросу, имел ли я право сделать то, что сделал, должен ли сожалеть о содеянном, мог ли поступить в критической ситуации иначе и к чему бы это привело. Пригоршни таблеток и литры алкоголя, лишь приглушают негативные воспоминания, делают их менее реальными, но не заставляют исчезнуть совсем.
Существует легенда, что в каждом человеке борются два волка. Один волк представляет всё зло, какое есть в человеке: зависть, ревность, эгоизм, амбиции, ложь. Другой, представляет добро: любовь, надежду, уважение, доброту, верность, мудрость. Рано или поздно один из них победит, тот, которого ты кормишь. Я кормлю обоих. Сознание на миг меркнет, вспышка боли и перед глазами заплясали красные огоньки. Зверь, взращенный мною, моя тёмная сторона рвётся на свободу.
- Отдай его мне, хозяин, - рычит он, глядя на моего слишком непонятливого и навязчивого собеседника, - я разорву ему горло, выдавлю глаза, вырву и сожру его сердце, ведь он причинил тебе боль.
- Нельзя, здесь все свои, - хватаю его за ухо и волоку в самые глубины моего рассудка, туда, где он не властен над моими поступками.
Мне на помощь приходит белый волк, он же моя светлая сторона, вдвоём мы одерживаем победу. Проигравший оборотень уходит, припадая на прокушенную лапу. Обернувшись, он скалится, в его глазах я вижу, что он не смирился и ещё вернется. А потом ещё раз и ещё и так до тех пока один из нас не сдастся, но я не могу проиграть и выпустить его на свободу.
Это не я, это белый зверь тогда отдал лекарства "пособнику" боевиков, ему они были нужнее. По сути это был просто парнишка, не вовремя оказавшийся в ненужном месте и сведший по иронии судьбы знакомство не с теми людьми, но так сошлись звёзды, что пара подонков отправилась на суд к всевышнему, оставив его здесь, отвечать перед людьми за сотворённые ими злодеяния. Это не я, это оборотень отправил ребёнка в тюрьму на долгие годы.
- Он же враг, из-за него погибли люди, - взвился на задние лапы тёмный, - нам до него нет дела.
- Да, Хусайн оступился, но ведь он ещё ребёнок, - взывает ко мне светлый, - что он мог противопоставить этим головорезам, он просто проявил слабость.
- Он просто ребёнок, - решаю я.
Треплю белого за холку. Молодец. Взглядом охватываю его мощную фигуру, в последнее время, он здорово заматерел. Своей статью светлый уже гораздо превосходит своего визави. Жаль, что в нашем мире доброта ассоциируется со слабостью. Значит, пришло время кормить тёмного.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023