ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Трунин Аркадий
Афганские встречи

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.92*12  Ваша оценка:


Аркадий Трунин

Афганские встречи

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут,

Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.

Но нет Востока, и Запада нет, что - племя, родина, род,

Если сильный с сильным, лицом к лицу у края земли встает?

Редьярд Киплинг. Баллада о Востоке и Западе

  
   Те, кто прошел войну, не один раз бывал в экстремальных ситуациях, заглядывал в лицо смерти, знают, что время в разные моменты жизни имеет обыкновение то ускорять, то замедлять свой неумолимый бег. Бывают минуты, когда кажется, что время вовсе останавливается. Дни на войне превращаются в месяцы, месяцы в годы. Сегодня годы, проведенные в Афганистане, кажутся отдельно прожитой жизнью: тысячи километров "на броне" по афганским дорогам, десятки часов на борту военно-транспортных самолетов и "вертушек", сотни лиц, встреч, десятки боевых операций, бесконечное количество мирных бесед и жарких споров с афганцами - с министрами и простыми крестьянами, офицерами и рядовыми афганской армии. Память не в силах сохранить всех событий той жизни, забываются имена и даты, названия кишлаков, подробности встреч. И все же, человеческая память удивительная вещь - иногда она делится своим бесценным архивом, возвращая воспоминания о той, кажущейся сегодня такой далекой поре...
   Одна из неожиданных встреч, которая могла иметь для меня самые трагические последствия, произошла в тот момент, когда срок моей афганской командировки перевалил далеко за два года и чувство опасности, вполне уместное в воюющей стране, притупилось и ушло куда-то на задний план. Колонны сороковой армии потянулись в сторону Кушки и Термеза. На лицах офицеров афганской правительственной армии, до последнего момента не веривших, что вывод советских войск вообще когда-либо возможен, появилась растерянность. Еще вчера жизнерадостные, полные сил и энергии люди становились замкнутыми, вспыльчивыми, раздражительными. В отношениях между советскими военными советниками и их афганскими подопечными появился холодок. Решение о выводе сороковой армии вызвало настоящий шок у лидеров муджахедов, поддержавших политику национального примирения и заявивших о своей лояльности правительству Наджибуллы.
   Срок двухлетней командировки давно истек, а замены все не было. С одобрения командира, я решил слетать на пару дней из Герата в Кабул, чтобы хоть как-то прояснить обстановку. Всех тяготила сложившаяся неопределенность. Будут ли продолжать военные советники работать в афганской армии после вывода сороковой армии, кто и как будет обеспечивать их безопасность, как будут решаться вопросы жизнеобеспечения, а также масса других вопросов, которые можно было попытаться выяснить при личной встрече с "кабульскими" друзьями, ждали своего ответа.
   Двухдневный визит в Кабул так ничего и не прояснил. Ясность и определенность появились только в одном вопросе - замены больше не будет. Всем, включая прослужившим в Афганистане более двух лет, необходимо оставаться на своих местах до особого распоряжения. Оказалось, что большинство моих друзей, работавших в Кабуле, уже давно покинули страну, вернувшись в мирные советские города. Кабульский микрорайон, основную часть жителей которого составляли советские советники, заметно опустел. Освободившиеся квартиры, без особой радости и энтузиазма, занимали афганские семьи. С тяжелым сердцем я возвращался в Герат, ставший за полтора года почти родным. Перспектива оставаться в Афганистане еще на неопределенное время не радовала и не вдохновляла. На аэродроме выяснилось, что в ближайшие несколько дней на Герат не ожидается ни одного "борта". Заставлять кого-либо волноваться из-за моего отсутствия очень не хотелось, и я решил лететь подвернувшимся афганским военно-транспортным самолетом до Шинданта, откуда в Герат часто летали "вертушки" и почти ежедневно шли колонны.
   Знание языка и местных традиций, афганская военная форма и явно не афганская внешность, помогали, не смотря на полное отсутствие каких-либо документов, достаточно легко, без лишних формальностей, решать любые вопросы, связанные с перемещениями по стране. Афганские летчики, командиры, охотно брали попутчиков - советников, переводчиков, простых офицеров сороковой армии. Часто попадались знакомые лица - афганские офицеры, с которыми приходилось сталкиваться во время их учебы у нас в стране. Годы учебы в Советском Союзе афганцы всегда вспоминали, как самый счастливый период своей жизни. Краснодар, Фрунзе, провинциальный Солнечногорск, не говоря уже о Москве и Ленинграде, афганцы, которым посчастливилось поучиться в этих и других городах, вспоминали с неподдельным восхищением.
   На шиндантском аэродроме, узнав от коменданта о том, что в тот день в сторону Герата не будет ни вертушек, ни самолетов, я пешком отправился в сторону КПП, стоящего на шоссе, на выезде из расположения четвертой мотострелковой дивизии, расквартированной в то время в Шинданте. Хотелось поскорее уехать, чтобы засветло добраться до Герата. К счастью ждать пришлось совсем недолго. К КПП подъехал старенький ГАЗ-54 с двумя афганскими солдатами в кабине. Солдаты оказались из семнадцатой пехотной дивизии, входящей в состав четвертого армейского корпуса, в котором я служил в то время в качестве военного переводчика, так что никакого разрешения собственно и не требовалось - я просто представился и сказал, что поеду с ними до Герата. Молодой солдат тут же уступил свое место в кабине, и мы отправились в путь.
   Потянулась неторопливая задушевная беседа обо всем и не о чем - как только может быть на Востоке. За открытым окном мелькал до боли знакомый и привычный пейзаж - высохшее русло реки, тянущееся вдоль трассы; заросли кустарника, сгоревшие бензовозы, расстрелянные обелиски... Убегающие до горизонта холмы, сменялись отвесными скалами, вплотную подступавшими к дороге. Идея ставить обелиски вдоль дорог на местах гибели советских военнослужащих, хотя и была продиктована самыми светлыми чувствами, мне кажется, была не совсем удачной. Не трудно было предположить, что "духи" не оставят их в покое. Обелиски периодически расстреливали, подрывали - снова и снова беспокоя души погибших.
   Афганцу, сидящему за рулем видавшего виды грузовика, было далеко за сорок. В армии он успел послужить при всех режимах: при Захир Шахе, при Дауде, уже второй раз призывался в афганскую армию после апрельской революции. Службой был доволен - профессия водителя и возраст помогали избегать прямого участия в боевых операциях. Старый солдат, так же как и большинство афганцев, с ностальгией вспоминал времена, когда страной правил "мудрый король" Захир Шах - спокойствие, стабильность, низкие цены на продукты, а главное - мир. Несмотря на то, что наш автомобиль "бежал" не очень резво, а на крутых подъемах и вовсе тащился как черепаха, водитель всю дорогу не переставал восхищаться надежностью советских машин.
   Когда впереди показался очередной подъем, водитель, вероятно знавший каждую кочку на этой дороге, предложил остановиться на пару минут у родника. Я согласился, и водитель стал сбавлять скорость, чтобы остановить машину напротив тропинки, уходящей вправо от дороги в заросли кустарника, окружавшего родник. Мне не один раз приходилось проезжать по этой дороге, однако мы никогда не останавливались здесь ранее, опасаясь душманских мин. Я поделился своими опасениями с водителем, но он сказал, что родник - место святое, и вряд ли у кого-то повернется рука установить в таком месте мину. Его аргументы были далеко не бесспорными, практика показывала, что духи могли заминировать все что угодно, однако в словах солдата была такая уверенность, что я решил не возражать. Афганец, сидевший в кузове постучал в заднее стекло кабины и стал подавать какие-то знаки, показывая пальцем в сторону родника. Мы решили, что он тоже предлагает остановиться, и согласно закивали головами. Водитель затормозил как раз напротив тропинки. Когда мы повернули головы направо, истинный смысл знаков, которые минуту назад безуспешно пытался нам подать, сидевший в кузове солдат, стал понятен со всей очевидностью. Примерно в десяти метрах от дороги, вокруг небольшого озерца с прозрачной водой и неторопливо струившегося по камням ручья, сидели духи. Их было человек десять, на траве лежали автоматы, пара гранатометов, стоял пулемет на сошках. Бородатые люди характерной наружности мирно ели арбуз гигантских размеров. Встреча оказалась полной неожиданностью для всех: сидящие у родника застыли с аккуратно нарезанными крупными дольками арбуза в руках, мы сидели в кабине, повернув головы в их сторону, ошалело глядя на огромный арбуз, на лежащее в траве оружие, на прозрачную воду родника, на сидящих возле него людей. Водитель успел машинально повернуть ключ зажигания и заглушить двигатель. В установившейся тишине были слышны только порывы ветра, шорох высокой травы, тихое журчание ручья.
   В сложившейся ситуации попытаться снова завести двигатель и уйти на максимально возможной скорости по дороге, которая шла на подъем, было, пожалуй, самым бессмысленным. Машина, медленно карабкающаяся в гору, стала бы идеальной мишенью. "Только не стреляй и не бойся", - тихо сказал водитель, и неторопливо открыл дверь кабины. Вероятно, в ту самую минуту с небес неслышно спустился ангел-хранитель и стал руководить моими действиями. Каждое последующее движение, жест, слово, оказались в той ситуации единственно верными, словно направлялись откуда-то сверху. Я успел дослать патрон в патронник своего старенького ТТ, заткнуть его обратно за пояс, впрочем, вряд ли он мог мне помочь в ту минуту, открыл дверь машины и пошел к сидящим у воды людям. Все происходящее было для них настолько неожиданным, что в ответ на мое "Салам алейкум" одни лишь беззвучно пошевелили губами, другие произнесли нечто нечленораздельное. Я подошёл к роднику и стал умываться. Сидевшие вокруг наблюдали за мной как загипнотизированные: без движений, без слов, без эмоций. Умывшись холодной родниковой водой, я повернулся к человеку, который по всем признакам был среди них старшим, и неожиданно для себя самого, спросил: "Тарбуза ширин аст?" (Арбуз сладкий?) До сих пор, вспоминая иногда тот, уже далекий день, который реально мог стать для меня последним, не могу понять, почему я произнес именно эту фразу. Заданный вопрос, взорвал гнетущую, не предвещавшую ничего хорошего, тишину. Простой и незамысловатый вопрос произвел совершенно неожиданное действие: все захохотали так, словно в жизни не слышали ничего более смешного. Все разом загалдели, а человек, сидевший возле арбуза стал поспешно его нарезать, протягивая мне и подошедшему следом водителю, крупные ломти арбуза. Теоретически, с этой минуты можно было уже не опасаться за свою жизнь - заработал многовековой, впитанный с молоком матери, закон восточного гостеприимства. Я превратился в гостя, в путника, подошедшего "на огонек" и разделившего нехитрую трапезу. Не поделиться в тот момент со мной куском хлеба или арбуза, а тем более угрожать моей жизни, для афганца было бы так же противоестественно, как нанести оскорбление собственным отцу или матери. Ситуацию в тот момент мог испортить только обкурившийся фанатик, не контролирующий своих действий. К счастью, среди тех, с кем мы повстречались в тот день у родника, таких не оказалось.
   Не помню, о чем шел разговор. Мы мирно расстались минут через десять - самых долгих в моей жизни, показавшихся целой вечностью. Прощание было почти трогательным.
   Оставшуюся часть пути до Герата мы ехали молча. "Ходо хафезе шомо - храни вас бог", - сказал водитель на прощание, протягивая руку. "Ходо хафез - храни бог", - ответил я, прощаясь с еще одним попутчиком на бесконечных афганских дорогах.
  

Оценка: 7.92*12  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018