ArtOfWar. Валецкий Олег Витальевич. Тито - история восхождения к власти

Тито - история восхождения к власти

Олег Валецкий, Русская народная линия

Книга Момчило Йокича "Тайное досье Иосипа Броза".

Происхождение Иосипа Броза Тито - бессменного с 1937 года главы югославских коммунистов и пожизненного президента социалистической Югославии - до сих пор окутано тайной и служит поводом многочисленных дискуссий в Югославии.

Самым фундаментальным трудом, в котором изучалось бы происхождение Иосипа Броза Тито, является вышедшая в 1992 году в Сербии в самом начале войны в бывшей Югославии книга "Тайное досье Иосипа Броза" автора Момчило Йокича, переизданная в 2004 году.

Сам Йокич родился в селе Добри Дол под городом Печ в Метохии в 1937 году. Его отец Радомир Йокич - выходец из Черногории, был членом Коммунистической партии Югославии и активным участником партизанского движения в годы Второй Мировой войны, тогда как после войны под псевдонимом "Херцег Й. Раде" работал журналистом. Момчило Йокич закончил сначала Философский факультет, проходя обучение в Белградском, затем и в Загребском университетах, а затем и на Юридическом факультете Белградского университета.

Момчило Йокич еще в средней школе (гимназии) в 1954 году начал писать для журнала "Млада культура" под псевдонимом "Момчило Й. Херцег". В городе Печь в Косово работал как директор городской библиотеки "Негош", затем был журналистом и редактором "Радио Приштина", а также журналистом и редактором отдела культуры газеты "Победа" в Титограде (Подгорица) в Черногории, собственным корреспондентом газеты "Вечерни Новости" из Белграда и ряда других СМИ.

Момчило Йокич с 1963 года являлся членом Союза журналистов Югославии и был одним из основателей Союза Писателей Косово и Метохии, также составил на сербском языке несколько антологий славянской поэзии, является автором двенадцати книг и пяти драм, за свои труды был неоднократно награжден. Являлся также научным сотрудником Академии Наук Болгарии. Благодаря связям своего отца, Момчило Йокич получил возможность работать в архивах Коммунистической партии Франции, которая в Коминтерне была ответственна за надзор за коммунистическим движением на Балканах, а в дальнейшем смог работать и в архивах Ватикана.

В 1964 году по инициативе Момчило Йокича занимавшего тогда должность начальника Секретариата образования, науки и культуры Автономной области Косово в Приштине в "Салоне культуры" стали проводиться научные конференции под общим названием "Фальсификаты косовской науки" на которой свои доклады представили доктор этнологии Титомир Вуйканович, доктор истории Бранко Бошкович, доктор археологии Йован Глишич, доктор истории Йован Ковачевич и ряд других сербских ученых которые подвергли критике труды албанских историков, таких как Скендер Риза, Марко Красничи, Али Хадри, Муляку и других - стороников теории о "исторически албанском Косово".

Последние, как пишет Йокич в своей книге "Тайное досье Иосипа Броза", в бывшей СФРЮ делали стремительные научные карьеры в Белграде, Загребе и Любляне, пропагандируя идею о том, что албанцы были потомками иллиров, тогда как сербы в Косово появились лишь в эпоху Средневековья, а также выдумывая мифы о героической борьбе албанцев против итало-немецких оккупантов.

Как пишет Йокич, единственным, кто подержал их в Белграде, был Слободан Пенезич, один из руководителей государственной безопасности Сербии, руководивший арестом Дражи Михайловича, бывший министр внутренних дел и председатель Скупштины (Парламента) Сербии, тесно связанный с тогдашним руководителем Государственной безопасности Югославии Александром Ранковичем. Однако Пенезич 6 ноября 1964 года погиб в автокатастрофе, а положение Ранковича к тому времени становилось шатким, так как Иосип Броз Тито и Кардель готовили почву для его смены с помощью руководителя косовских коммунистов Фадиля Ходжы.

Ранкович для Тито становился опасным в силу того контроля, которым он обладал над аппаратом безопасности СФРЮ, тем более что в ходе его визита в СССР, один из секретарей ЦК КПСС, как пишет Йокич. на торжественном обеде предложил тост за Ранковича - как за будущего Генерального секретаря югославских коммунистов.

Это решило его судьбу, и на Брионском пленуме Союза коммунистов, прошедшем в 1966 году, Ранкович был осужден как якобы организатор подслушивания Тито, о чем сам Тито получил информации от военной безопасности.

Как пишет Йокич, после снятия с должностей Ранковича начались увольнения и аресты его стороников, а в Косово и Метохии была создана государственно-партийная комиссия по расследованию злоупотреблений органов безопасности под руководством Синана Хасани.

В результате ее деятельности были сняты с должностей и арестованы начальник секретариата внутренних дел Косово Мича Миюшкович, его заместитель Митар Гыркович и начальник оперативного управления внутренних дел за Печ,Дечаны и Джаковицу Вуйо Войводич. На должность же руководителя секретариата внутренних дел Косово был назначен Джеджет Хамза который согласно Йокичу в годы войны сотрудничал с гестапо и который руководителем управления государственной безопасности Сербии в Косово назначил Мехмета Шоши, два брата которого согласно Йокичу являлись руководителями в аппарате Сигурими-спецслужбы соседней Албании.

Такая же смена кадров происходила и во всех других органах государственной власти в Косово и сам Тито в ходе визита в Приштину открыто сказал албанцам что те кто не хочет учить албанский язык может уезжать с Косово.

В результате Момчило Йокич покинул Приштину и поселился в городе Баре в Черногории где в его доме стали часто собираться косовские сербы также вынужденные отбыть из Косово.

После переселения в Бар в ходе своей работы Момчило Йокич готовил работу "Книга об истине о событиях в Косово и Метохии" и тесно сотрудничал с доктором истории Бранко Бошковичем, также выходцем с Косово.

Бошкович был связан с группой коммунистов, готовивших так называемый "Пятый конгресс" Коммунистической партии Югославии, представлявшей собою новую организацию предназначенную для смены правящего Союза коммунистов Югославии. Эта группа коммунистов была тесно связанна с группой тогдашних диссидентов, так называемых "ибэовцев" - сторонников Сталина в его конфликте с Тито в 1948 году известного как "Информбюро".

Две группы коммунистов - сторонников Сталина бежали из Югославии в Албанию, перейдя границу. В группе, перешедшей в Албанию 3 июня 1958 года были бывший помощник руководителя государственной безопасности Югославии и ветеран войн в Испании и Югославии Милан Калафатич, Бранко Алексич, Момчило Джурич, Павел Мырвалевич, Радомир Йокич, Пантелия Симич, Милета Перович, Богдан и Бранко Йововичи, а так же Владо Дапчевич - родной брат Пеки Дапчевича, командира 2-го Ударного Корпуса, а затем и командующего Третьей армии Народно-Освободительной армии и впоследствии начальника Генерального штаба ЮНА.

После того, как они пробыли вместе с другой группой бежавших "ибеовцев" в лагере Круе под охраной тайной службы Албании - "сигурими", через полгода Хрущев, с которым руководство Партии труда Энвера Ходже вступило в конфликт из-за осуждения им "культа Сталина", дал указание на эвакуацию этой группы в СССР.

Данные диссиденты - как, например, Владо Дапчевич, брат генерала Пеко Дапчевича, проживавший в Румынии и Милета Перович, проживавший в Киеве, как и другие диссиденты, проживавшие как в странах Варшавского договора, так и в самой Югославии - считали, что политика руководства СФРЮ, возглавлявшегося Иосипом Брозом Тито, вела к развалу страны, чему доказательство находили в Конституции 1974 года, подготовленной тогдашним главным идеологом СКЮ - Карделем в духе все большей самостоятельности республик СФРЮ.

Когда в 1973 году в Киев к братьям Йовович прибыл их третий брат Комнен из города Печь в Косово, то в разговорах с братьями, а также еще с одним членом их группы - выходцем из Черногории Милетом Перовичем, в Киеве возникла идея создать Коммунистическую партию Югославии.

Этой группой во главе с Милетом Перовичем, ставшим генеральным секретарем, была начата подготовительная работа - сначала в эмиграции, а затем и в самой Югославии где их полномочным представителем стал доктор Бранко Бошкович, также выходец из Печи из коммунистической семьи.

Момчило Йокич стал одним из основателей новой Коммунистической партии Югославии и председатель ее идеологической и организационной комиссий. Он был выбран сопредседателем конгресса этой партии прошедшего 6 апреля 1974 года в г. Баре в Черногории, а так же был выбран членом Политбюро ЦК Коммунистической партии Югославии. На этом конгрессе Йокич прочитал доклад "Состояние и геополитическое положение СФРЮ" в котором предсказал распад СФРЮ и гражданскую войну в ней.

Йокич был автором программы этой партии, ее устава, ее резолюций и деклараций, как и редактором печатного органа этой партии - "Коммунистическая искра". Согласно Йокичу, эта партия, несмотря на то, что в ней было много сторонников Сталина, не собиралась устанавливать в Югославии ту модель, которая существовала в СССР при жизни Сталина, а ее целью было построение новой модели социализма путем оздоровления экономической и политической жизни в стране, тонувшей в мафиозных отношениях и криминале, в дипломатических и масонских интригах, злоупотреблении закона в культивировании враждебности к другим социалистическим государствам, так что в бывшей СФРЮ существовала особая категория репрессированных лиц - "корейцы"-лица осужденные за проявление поддержки Северной Корее в ходе войны 1950-53 годов.

Благодаря деятельности провокаторов, сам Йокич 8 мая 1974 был арестован вместе с тринадцатью участниками конгресса, как и с еще 26-ю - теми, кто помогал деятельности новой партии. Йокич в своем интервью журналу "Светлост" (номер от 28 октября 2010 года) сказал, что судебное решение было вынесено 20-го сентября 1974 года по личному требованию Тито, к которому присоединились тогдашний министр внутренних дел СФРЮ Доланц, секретарь ЦК СКЮ Джуранович и глава СКЮ Косово Фадил Ходжа.

Впрочем, главным образом Йокича и его товарищей преследовали сербские и черногорские партийные кадры. И впоследствии сам Йокич говорил, что, по сути, Тито еще был добр, по сравнению с теми сербами и черногорцами, которые выслуживались перед ним.

В 1974 году Йокич был осужден в Титограде на одиннадцать лет тюрьмы строго режима и срок отбыл в тюрьме "Вельо Бырдо" под Спужем в Черногории в одиночной камере в которой были одни бетонные стены и доска, заменявшая кровать, но выдаваемая только на ночь. После же его перемещения в камеру с уголовниками руководство тюрьмы пыталось организовать убийство Йокича.

Его мать неоднократно писала жалобы, дабы в конце концов отправила партийному верху СФРЮ письмо, в котором написала: "убейте моего сына, но не мучьте: ибо у него нет другой Родины, кроме этой". После того, как начальник тюрьмы Сако Хаджич был сменен из-за злоупотреблений, и его заменил Данило Перович, Момчило Йокич получил возможность писать и читать, и здесь Йокич написал исследование о Достоевском.

Момчило Йокич 1 марта 1982 года получил условно-досрочное освобождение, и дабы избежать постоянных преследований в Черногории, поселился в Аранжеловце в Сербии.

Здесь Йокич приступил к работе над книгой на основе собранных им ранее материалов о деятельности Иосипа Броза Тито. Еще в ходе своей командировки в 1968 году как журналист газеты "Победа" из Титограда (нынешняя Подгорица) во Францию Йокич встретился там со старым другом своего отца Роже Гароди, членом ЦК Коммунистической партии Франии.

Последний обеспечил ему возможность доступа к картотеке Коминтерна, так как Коммунистическая партия Франция в 30ых годах была ответственна за деятельность югославских коммунистов.

В картотеке Йокич нашел досье всех членов так называемой "Парижской группы" КПЮ, в том числе Иосипа Броза Тито.

После долгой работы Момчило Йокич и выпустил в 1992 году книгу "Тайное досье Иосипа Броза", в которой подробно описал личность Иосипа Броза Тито.

***

Согласно Йокичу, Иосип Броз Тито был выходцем из еврейской семьи Амбрози, жившей в Венгрии и являлся незаконнорожденным сыном польской графини и управляющего ее имением под венгерским городом Сегедином еврея Амброза. В 1913 году юный Амброз во взводе австрийского унтер-офицера Томашека закончил разведывательную школу Австро-Венгрии вместе со своим будущим ближайшим сотрудником Мирославом Кырлежом, а так же Адольфом Гитлером и настоящим Иосипом Брозом, уроженцем Кумровца в Хорватии, умершим в ходе обучения.

Идентичность последнего по приказу начальника школы полковника Штанцера был присвоен Амброзу, вследствие чего сам Тито даже не появился на похоронах в 1975 году Векослава - брата настоящего Иосипа Броза и избегал появляться в Кумровце. Кроме того, другой брат, Мартин, умерший в 1974 году в Венгрии, так и не захотел - как пишет Йокич - встречаться с Тито, а сестра Матильда открыто отказалась признать в нем своего брата Иосипа Броза.

Как унтер-офицер разведки 25-го полка 42-ой дивизии армии Австро-Венгрии Иосип Броз участвовал в боевых действиях в Сербии, где был награжден серебряной медалью за храбрость. Его дивизия находилась на Дринском фронте, где армия Австро-Венгрии соверщила многочисленные военные преступления против сербского населения, в первую очередь в Мачванском Пырняворе, о чем писал тогда швейцарский доброволец в армии Сербии доктор Арчибальд Райс.

В дальнейшем Тито был обвинен в изнасиловании одной сербки, и был переброшен из Сербии на Русский фронт, где в Буковине попал в русский плен.

Само его участие в гражданской войне и жизнь в России до сих пор окутана тайной, но известно, что Иосип Броз Тито после возвращения в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев стал членом Коммунистической партии Югославии. При поддержке Загребской организации коммунистов и одного из ее руководителей, Стево Краячича, имевшего связи в Ватикане, Иосип Броз быстро расширил свое влияние среди коммунистов Югославии.

В тюрьме Лепоглава куда он попал со многими другими коммунистами после запрета Коммунистической партии королем Александром в 1929 году, он пользовался привилегированным положением и совершенно спокойно вел политическую деятельность. Как раз в этой тюрьме как пишет Йокич друг Тито - сербский еврей Моше Пияде от имени коммунистической партии Югославии подписал договор о совместной борьбе против королевской власти Югославии с представителем движения хорватских усташей Миле Будаком в 1935 году.

В то время как усташи, так и коммунисты вели компанию террора против представителей власти королевской Югославии и так в ходе только "красного террора" в Югославии было убито несколько тысяч чиновников, офицеров и жандармов. Усташи в это же время в лагерях в Италии и Австрии вели подготовку террористов, которые потом организовывали террористические акты против представителей власти в Югославии. Закономерно, что данные обстоятельства привели стороны к тактическому союзу, и дабы его обеспечить, Тито интригами смог дискредитировать влияние руководившего тюремной организацией КПЮ черногорца Петко Милетича, участника восстания Белы Куна в Венгрии и одного из основателей организации коммунистов в Черногории.

Бывший югославский дипломат Милан Тыршнич в своем интервью Йокичу рассказал, что двое осужденных усташей - участников нападения в 1939 году на отделение жандармерии в Брушанах под Госпичем в его родной Лике, в 1941 году уже были коммунистами после отбытого в тюрьме срока.

Самого Тито его бывший командир взвода Томашек отправил в лагерь подготовки хорватских усташей - Стара Пуста, где Броз встретил племянницу полковника Штанцера -Терезу Штанцер, участвовавшую в подготовке убийства югославского короля Александра в 1934 году в Марселе.

Впоследствии как Томашек, так и Штанцер служившие в Абвере, были взяты в плен в 1945 году после прорыва Сремского фронта и были расстреляны генералом Костой Наджем (венгерским евреем и ветераном Интербригад в Испании) по приказу Иосипа Броза.

Тито в своей деятельности помимо сотрудничества с Абвером и ОГПУ/НКВД все же главную поддержку получал от спецслужбы Ми-6 Великобритании, чьим агентом он как и его близкий сотрудник Мирослав Кырлежа являлся внутри самого Коминтерна.

Все свои планы Тито осуществлял в договоре с этой службой, в том числе через находившегося при штабе Тито британского бригадира Фицроя Маклейна, а еще в 1944 году Тито тайно встретился в Ватикане с Папой и с Черчиллем.

Британской подержке способствовало и то, что Тито, как пишет Йокич, был членом масонской ложи "Максимилиан Вырховец" созданной в Загребе, а затем и другой масонской ложи "Либертас", тогда как один из его ближайших сотрудников Иван Рибар был масоном и членом старого масонского рода.

В 1937 года ЦК Коммунистической партии Югославии был основан в Париже и там Тито умело создал собственную группу в партии, и его люди такие как Стево Краячич и Влайко Бегович, формально сотрудничая с НКВД, на деле подчинялись лишь Тито.

Иван "Стево" Краячич которого на связи с 1935 года держал Андреев заместитель Мануилского - работавшего в разведке Коминтерна был вместе с Тито, Влайко Беговичем, Владимиром Поповичем, Прежихов Воранцем, Алешей Беблером, Костой Наджем, Петаром Драпшиным, Срджаном Прицом, Сретеном Жуйовичем составляли в среде югославской коммунистической эммиграции в Париже тайную группу заговоршиков устранявшую доносами в ГПУ/НКВД и убийствами всех тех, кто стоял у них, точнее у Тито на пути.

Сам Тито с 1935 года вместе с Аугустином Аугустинчичем через Владимира Дедиера установил к тому времени тесные связи с Секретной службой. В дальнейшем Тито подерживал связи с британской спецслужбой через Иосипа Копинича, которого держал на связи Дик Бейли, с тем что сам Копинич в годы войны был на прямой связи с Коминтерном и со Сталиным, передавая по тайной радиостанции из Любляны свои шифрограммы.

С началом войны в Испании Иосип Броз начал сотрудничать с НКВД, которое имело своего человека, Ивана Антонова, работавшего с югославскими коммунистами в Париже, которые собирались в книжном магазине "Горизонт" Живоина Павловича. Как раз через Париж и шла отправка югославских интербригадовцев в Испанию и здесь был создан центр отправки добровольцев в Испанию, в котором работали Иосип Броз Тито, Живоин Павлович, Стево Краячич, Мустафа Голубич, Родолюб Чолакович, Коста Надж, Владимир Дедиер, Иосип Копинич, Благое Парович, Велько Бегович, Милан Калафатич и другие югославские коммунисты при поддержке органов ОГПУ-НКВД.

Как пишет Момчило Йокич, путем, интриг и доносов Иосип Броз с помощью своих соратников (таких как Копинич и Краячич) сумел уничтожить всех тех, кто мешал ему в Коммунистической партии Югославии: например, Милана Горкича, бывшего секретарем КПЮ и представителем югославским коммунистов в Коминтерне, поддержкой руководства которого он и пользовался. Тито, поставив организацию КПЮ в Югославии под свой контроль, сначала провозгласил Горкича агентом полиции, а затем последовал донос в Коминтерн Владимира Велибита (тайного сотрудника британских спецслужб и близкого сотрудника Тито), обвинившего Горкича в том, что он является британским агентом и с очевидной легкостью сфабриковавшего доказательства.

Подобными методами Тито, представлявший себя верным последователем Ленина и Сталина, руками НКВД уничтожил практически весь руководящий состав югославских коммунистов в Москве, в том числе секретаря коммунистической организации в тюрьме Сремской Митровице Петко Милетича, обвиненного Тито в том, что он "троцкист". Однако его истинная вина заключалась в том, что он хотел тюремную организацию югославских коммунистов поставить во главе партии.

Целью Тито была власть, и с 1939 года он дал указание начать компанию по замене "старых" кадров новыми кадрами, верными ему. При этом Тито стравливал между собой членов руководства КПЮ, и так, например, благодаря ему возник конфликт между Миланом Горкичем и главой коммунистов Далмации Иваном Маричем, дабы после того как Горкич был расстрелян в СССР в 1937 году, самого Марича в 1940 исключили из партии, а после войны осудили на десять лет как агента гестапо.

Помимо этого, Тито организовывал ликвидации своих врагов в партийных рядах, как, например, Благое Паровича и других коммунистов-интербригадовцев, убитых по указанию Тито руками его агентов в ходе гражданской войны в Испании, либо как Марко Орешковича и Петра Радовича, убитых в ходе Второй Мировой войны в рядах партизан в подстроенных "несчастных случаях", либо выдавая их гестапо: как Мустафу Голубича, участника Сараевского покушения на Франца-Фердинанда в 1914 году.

Другого известного югославского коммуниста Живоина Павловича, издателя органа КПЮ - "Пролетер", первого организовавшего по приказу КПЮ отправку добровольцев в Испанию, убил коммунист Видан Мицич по указанию Александра Ранковича и Слободана Пенезича - близких сотрудников Тито в 1941 году в тюрьме города Ужицы находившегося тогда под контролем партизан.

Согласно Йокичу, Тито никому ничего не прощал и всех тех, кто мог угрожать его позиции, старался ликвидировать. И так самого Ивана Антонова, начальника разведывательного центра Коминтерна в Париже, Тито выдал в 1943 году хорватским усташам, заплатив им за его ликвидацию 200 тысяч хорватских кун. Впрочем, и сам Тито получал поддержку своих союзников. И вождя сербских четников генерала Драже Михайловича выдали в 1946 году Тито сами британцы, бывшие союзниками Михайловича, предоставившие ему частоту радиостанции и шифры к ней.

Своими главными противниками Тито считал не немцев, а как раз сербских четников, представлявших собою до сентября 1944 года войска королевского правительства Югославии в Лондоне, дабы затем под давлением Черчилля король Петр Второй провозгласил Тито верховным главнокомандующим.

Большие потери партизан в сражении на Сутьеске в мае-июне 1943 года, объяснялись Самарджичем как раз тем, что изначально эта операция немцами планировалась против четников, а не против партизан, и потому Тито не ожидал перехода немцев в наступление.

Тито, ведя партизанскую войну, в большей мере опирался на политику договоров по линии различных спецслужб, что, по большому счету, вполне естественно для подобного рода войн, что и послужило прообразом будущей югославской войны 1991-1995 годов.

Вместе с тем, нельзя отрицать того, что сам Тито был достаточно умелым военачальником, которого ценил Черчилль, а высоко его оценивали и многие советские офицеры: в том числе бывший заместитель начальника Украинского штаба партизанского движения по диверсиям И.Г.Старинов (бывший с июня 1944 года - начальником штаба советской миссии в Югославии).

Нет смысла отрицать и то что Тито был хорошим политиком, отлично знавшем психологию тех, кем управлял. И, как пишет Момчило Йокич, Тито отлично знал характер югославских партийных кадров, желавших власти и орденов, и на которых у Тито всегда был какой-то компромат.

Благодаря им Тито создал свой культ личности и этот культ рано или поздно должен был столкнуться с культом личности Сталина.

Ближайший сотрудник Тито Милован Джилас в своей книге "Лицо Тоталитаризма" так описывал начало конфликта югославских и советских коммунистов:

"...Мне, наверное, не пришлось бы ехать во второй раз в Москву и снова встречаться со Сталиным, если бы я не стал жертвой своей прямолинейности.

Дело в том, что после прорыва Красной Армии в Югославию и освобождения Белграда осенью 1944 года произошло столько серьезных - одиночных и групповых - выпадов красноармейцев против югославских граждан и военнослужащих, что это для новой власти и Коммунистической партии Югославии переросло в политическую проблему.

Югославские коммунисты представляли себе Красную Армию идеальной, а в собственных рядах немилосердно расправлялись даже с самыми мелкими грабителями и насильниками. Естественно, что они были поражены происходившим больше, чем рядовые граждане, которые по опыту предков ожидают грабежа и насилий от любой армии. Однако, эта проблема существовала и усложнялась тем, что противники коммунистов использовали выходки красноармейцев для борьбы против не укрепившейся еще власти и против коммунизма вообще. И еще тем, что высшие штабы Красной Армии были глухи к жалобам и протестам, и создавалось впечатление, что они намеренно смотрят сквозь пальцы на насилия и насильников.

Как только Тито вернулся из Румынии в Белград, - одновременно он побывал в Москве и впервые встречался со Сталиным, - надо было решить и этот вопрос.

На совещании у Тито, где кроме Карделя и Ранковича присутствовал и я, решили переговорить с начальником советской миссии, генералом Корнеевым. А чтобы Корнеев воспринял все это как можно серьезнее, договорились, что встречаться с ним будет не один Тито, а мы втроем и еще два выдающихся югославских командующих - генералы Пеко Дапчевич и Коча Попович.

Тито изложил Корнееву проблему в весьма смягченной и вежливой форме, и поэтому нас очень удивил его грубый и оскорбительный отказ. Мы советского генерала пригласили как товарища и коммуниста, а он выкрикивал:

- От имени советского правительства я протестую против подобной клеветы на Красную Армию, которая...

Напрасны были все наши попытки его убедить - перед нами внезапно оказался разъяренный представитель великой силы и армии, которая "освобождает".

Во время разговора я сказал:

- Трудность состоит еще в том, что наши противники используют это против нас, сравнивая выхолки красноармейцев с поведением английских офицеров, которые таких выходок не совершают.

Особенно грубо и не желая ничего понимать, Корнеев реагировал именно на эту фразу:

- Самым решительным образом протестую против оскорблений, наносимых Красной Армии путем сравнения ее с армиями капиталистических стран!

Югославские власти только через некоторое время собрали данные о беззакониях красноармейцев: согласно заявлениям граждан, произошел 121 случай изнасилования, из которых 111 - изнасилование с последующим убийством, и 1204 случая ограбления с нанесением повреждений - цифры не такие уж малые, если принять во внимание, что Красная Армия вошла только в северо-восточную часть Югославии. Эти цифры показывают, что югославское руководство обязано было реагировать на эти инциденты как на политическую проблему, тем более серьезную, что она сделалась также предметом внутрипартийной борьбы. Коммунисты эту проблему ощутили и как моральную: неужели это и есть та идеальная Красная Армия, которую мы ждали с таким нетерпением?

Встреча с Корнеевым окончилась безрезультатно, хотя и было отмечено, что после нее советские штабы начали строже реагировать на самоволие своих бойцов. А мне товарищи тут же, сразу после ухода Корнеева, одни в более мягкой, а другие в более резкой форме высказали свое неудовольствие, что я произнес эту самую фразу. Мне, право, и в голову не приходило сравнивать советскую армию с британской - у Британии в Белграде была только миссия. Я просто исходил из очевидных фактов, констатировал их и реагировал на политическую проблему, которую усложняло еще и непонимание и упрямство генерала Корнеева. Тем более я был далек от мысли оскорблять Красную Армию, которую в то время любил не меньше, чем генерал Корнеев. Конечно, я не мог - в особенности на занимаемом мною посту - оставаться спокойным к насилию над женщинами, которое я всегда считал одним из самых гнусных преступлений, к оскорблению наших бойцов и к грабежу нашего имущества.

Эти мои слова, наряду еще кое с чем, стали причиной первых трений между югославским и советским руководством. И хотя для обид были и более веские причины, советские руководители и представители чаще всего упоминали именно мои слова. Мимоходом скажу, что, несомненно, по этой же причине советское правительство ни меня, ни некоторых других руководящих членов югославского Центрального комитета не наградило орденом Суворова. По тем же причинам оно обошло и генерала Пеку Дапчевича, так что я и Ранкович, чтобы загладить такое пренебрежение, предложили Тито наградить Дапчевича званием Народного героя. Мои слова, несомненно, были одной из причин того, что советские агенты в Югославии принялись в начале 1945 года распространять слухи, что я "троцкист". Потом они сами прекратили это - как из-за бессмысленности обвинения, так и в связи с улучшением отношений между СССР и Югославией.

А я вскоре после этого заявления оказался почти в изоляции - но не только потому, что самые близкие товарищи меня особенно осуждали, хотя осуждения, конечно, были и резкие, и не потому, что советские верхи обостряли и раздували инцидент, а в одинаковой мере из-за моих собственных внутренних переживаний.

Дело в том, что я тогда переживал внутренний конфликт, который не может не пережить каждый коммунист, честно и бескорыстно принимающий коммунистические идеи, - он рано или поздно убедится в расхождении этих идей с практикой партийных верхов. В моем случае это произошло не столько из-за расхождения между идеалистическими представлениями о Красной Армии и поведением ее представителей. Я и сам понимал, что в Красной Армии, несмотря на то, что она - армия "бесклассового" общества, "все еще" не может быть полного порядка, что в ней еще должны быть "пережитки прошлого". Внутренние противоречия во мне породило равнодушное, если не сказать одобрительное отношение советского руководства и советских штабов к насилиям, в особенности нежелание их признать - не говоря уже об их возмущении, когда мы на это указывали. Намерения наши были искренними - мы хотели сохранить авторитет Красной Армии и Советского Союза, который пропаганда Коммунистической партии Югославии создавала в течение многих лет. А на что натолкнулись эти наши добрые намерения? На грубость и отпор, типичные для отношений великой державы с малой, сильного со слабым.

Все это усиливалось и углублялось попытками советских представителей использовать мои, по сути, добронамеренные слова как основание для вызывающей позиции по отношению к югославскому руководству.

Что это, почему советские представители не смогли нас понять? Почему мои слова так преувеличены и искажены? Почему их в таком искаженном виде советские представители используют в своих политических целях, утверждая, что югославские руководители не благодарны Красной Армии, которая в решительный момент сыграла главную роль в освобождении столицы Югославии и помогла югославским руководителям закрепиться в ней?

Но на это не было - и на такой базе не могло быть ответа. Меня, как и многих других, смущали и иные поступки советских представителей. Так, советское командование объявило, что для помощи Белграду оно дарит большое количество пшеницы. Выяснилось, однако, что на самом деле эта пшеница находилась на складах на югославской территории и что немцы реквизировали ее у югославских крестьян. Советское командование просто считало ее своей военной добычей, как и многое другое. Советская разведка занималась массовой вербовкой русских белоэмигрантов, а также и югославов - даже в самом аппарате Центрального комитета. Против кого, зачем? В секторе агитации и пропаганды, которым я управлял, тоже остро ощущались трения с советскими представителями. Советская печать систематически изображала в неверном свете и недооценивала борьбу югославских коммунистов, в то время как советские представители сперва осторожно, а затем все более откровенно требовали подчинения югославской пропаганды советским нуждам, подгонки ее по советским колодкам. Попойки же советских представителей, приобретавшие характер настоящих вакханалий, в которые они пытались вовлечь и югославские верхи, в моих глазах и в глазах многих других только подтверждали правильность наблюдений о расхождении между советскими идеями и делами - их этики на словах и аморальности на деле.

Первый контакт между двумя революциями и двумя властями - хотя они и стояли на схожих социальных и идейных основах - не мог не пройти без трений. Но поскольку это происходило в исключительной и замкнутой идеологии, трения не могли вначале проявиться иначе, как в облике моральной дилеммы и сожаления по поводу того, что правоверный центр не понимает добрых намерений малой партии и бедной страны.

А поскольку люди реагируют не только одним сознанием, я вдруг "открыл" неразрывную связь человека с природой - начал ходить на охоту, как в ранней молодости, и вдруг заметил, что красота существует не только в партии и революции. Но огорчения только начинались.

Зимой 1944/45 года в Москву направилась расширенная правительственная делегация, в которой кроме Андрия Хебранга, кооптированного члена ЦК и министра индустрии, Арсы Йовановича, начальника Верховного штаба, была и моя тогдашняя супруга Митра, - она мне, кроме политических заявлений советских руководителей, могла сообщить и их личные высказывания, к которым я был особенно чувствителен.

Делегацию в целом и отдельных ее членов беспрерывно упрекали за положение в Югославии и за позиции отдельных югославских руководителей. Советские представители обыкновенно исходили из точных фактов, а затем их раздували и обобщали. Хуже всего было то, что руководитель делегации Хебранг теснейшим образом связался с советскими представителями, передавал им доклады в письменном виде и переносил на членов делегации советские упреки. Причиной такого поведения Хебранга, судя по всему, было его недовольство смещением с должности секретаря Коммунистической партии Хорватии, а еще в большей степени - малодушное поведение в свое время в тюрьме, о чем стало известно позже и что он, вероятно, пытался таким путем замаскировать.

Передача информации советской партии сама по себе тогда не считалась каким-то смертным грехом, потому что никто из югославов не противопоставлял свой Центральный комитет советскому. Более того, от советского Центрального комитета не скрывали данных о положении в югославской партии. Но в случае Хебранга это приобрело тогда уже характер подкопа под югославский Центральный комитет. Так никогда и не узнали, что именно он сообщал. Но его позиция и сообщения отдельных членов делегации позволяли сделать уже тогда безошибочное заключение, что Хебранг писал в советский Центральный комитет, чтобы натравить его на югославский Центральный комитет и добиться, чтобы в последнем были произведены нужные Хебрангу изменения.

Конечно, все это было облечено в принципиальность и основано на более или менее очевидных упущениях и слабостях югославов. Самое же главное было в следующем: Хебранг считал, что Югославия не должна создавать промышленности и хозяйственных планов отдельно от СССР, в то время как Центральный комитет полагал, что необходимо тесно сотрудничать с СССР, но сохранять свою независимость.

Окончательный моральный удар этой делегации нанес, несомненно, Сталин. Он пригласил всю делегацию в Кремль и устроил ей обычный пир и представление, какое можно встретить только в шекспировских драмах.

Он критиковал югославскую армию и метод управления ею. Но непосредственно атаковал только меня. И как! Он с возбуждением говорил о страданиях Красной Армии и ужасах, которые ей пришлось пережить, пройдя с боями тысячи километров по опустошенной земле. Он лил слезы, восклицая: "И эту армию оскорбил не кто иной, как Джилас! Джилас, от которого я этого меньше всего ожидал! Которого я так тепло принял! Армию, которая не жалела для вас своей крови! Знает ли Джилас, писатель, что такое человеческие страдания и человеческое сердце? Разве он не может понять бойца, прошедшего тысячи километров сквозь кровь, и огонь, и смерть, если тот пошалит с женщиной или заберет какой-нибудь пустяк?"

Он каждую минуту провозглашал тосты, льстил одним, шутил с другими, подтрунивал над третьими, целовался с моей женой, потому что она сербка, и опять лил слезы над лишениями Красной Армии и над неблагодарностью югославов.

Он мало или вовсе ничего не говорил о партиях, о коммунизме, о марксизме, но очень много о славянах, о народах, о связях русских с южными славянами и снова - о геройстве, страданиях и самопожертвовании Красной Армии. Слушая обо всем этом, я был прямо потрясен и оглушен.

Но сегодня мне кажется, что Сталин взял на прицел меня не из-за моего "выпада", а в намерении каким-то образом перетянуть меня на свою сторону. На эту мысль его могло навести только мое искреннее восхищение Советским Союзом и его личностью.

Сразу после возвращения в Югославию я написал о встрече со Сталиным статью, которая ему очень понравилась, - советский представитель посоветовал мне только в дальнейших публикациях этой статьи опустить фразу о слишком длинных ногах Сталина и больше подчеркнуть близость между Сталиным и Молотовым. Но в то же время Сталин, который быстро распознавал людей и отличался особым умением использовать человеческие слабости, должен был понять, что он не сможет склонить меня на свою сторону ни перспективой политического возвышения, поскольку я был к этому равнодушен, ни идеологической обработкой, поскольку к советской партии я относился не лучше, чем к югославской. Воздействовать на меня он мог только эмоционально, используя мою искренность и мои увлечения. Этим путем он и шел.

Но моя чувствительность и моя искренность были одновременно и моей сильной стороной - они легко превращались в свою противоположность, когда я встречался с неискренностью и несправедливостью. Поэтому Сталин никогда и не пытался привлечь меня на свою сторону непосредственно, а я, убеждаясь на практике в советской несправедливости и стремлении к гегемонии, освобождался от своей сентиментальности и становился более твердым и решительным.

Сегодня действительно трудно установить, где в этом сталинском представлении была игра, а где искреннее огорчение. Мне лично кажется, что у Сталина и невозможно было отделить одно от другого - у него даже само притворство было настолько спонтанным, что казалось, будто он убежден в искренности и правдивости своих слов. Он очень легко приспосабливался к каждому повороту дискуссии, к каждой новой теме и даже к каждому новому человеку."

Официально конфликт начался 28 июля 1948 года с объявлением резолюции Информбюро Коминтерна о положении дел в КПЮ хотя ему предшествовали критика Сталиным 10-го февраля ФНРЮ на встрече с югославскими и болгарскими представителями и решение от 19-го марта о выводе советских военных и гражданских специалистов из тогдашней Югославии, как и критического письма ЦК ВКП(б) от 27 марта руководству югославских коммунистов.

Резкое недовольство Сталина вызвала и деятельность Иосипа Броза Тито по созданию совместно с Болгарией и Албанией так называемой конфедерации, причем ради этой конфедерации партийное руководство КПЮ в ходе переговоров представителя КПЮ Миладина Поповича и руководителей Албанской партии труда Энвера Ходжы и Косты Дзодзе, готовило передачу Косово и Метохии в состав Албании, которая после этого предположительно вошла бы в федерацию с Югославией. Так 28-го января 1948 года газета "Правда" опубликовала открытую критику планов созданий "федераций и конфедераций" на Балканах а 1-го февраля Молотов, как пишет Йокич, передал ноту протеста Тито в связи с планами последнего отправить свои войска в Албанию.

На заседании ЦК КПЮ все члены кроме Жуйовича поддержали Тито и отправили Сталину в ответ письмо, в котором в мягкой форме пытались отвести от себя обвинения в антисоветизме.

В дальнейшем к этой скрытой от народа переписке подключились и ЦК коммунистических партий других социалистических стран.

Советская сторона обвиняла югославскую в дискредитации Советской армии, недостаточности усилий в аграрной области и подержке кулаков, отсутствием демократичности в работе партии, чрезмерной самостоятельности Народного фронта, шпионажем за советскими специалистами, чрезмерной амбициозности, нескромности, в том, что органы безопасности руководят работой партии, как и нарушением идеологической марксистской линии.

Югославская же сторона обвиняла в том, что советские органы вербовали военных и государственных служащих; в том, что СССР не предоставил подержку Югославии в ходе борьбы за город Триест, оккупированный англо-американскими войсками; а также и в империалистическом отношении к Югославии.

В итоге без присутствия представителей Югославии была принята резолюция Информбюро, обвиняющая Коммунистическую партию Югославии в компании, так что в итоге КПЮ была исключена из Коминтерна.

На Пятом конгрессе КПЮ, прошедшем в Белграде с 21-го по 28-ое июля, обвинения были отвергнуты и была выражена полная поддержка Тито и осуждение "великодержавного" советского шовинизма.

СССР, опасавшийся, что пример Югославии подорвет его позиции в других социалистических странах, в ответ расторг Договор о дружбе и взаимопомощи от 11-го апреля 1945 года, а его примеру последовали и другие социалистические страны.

Согласно Йокичу, в ходе конфликта "Информбюро", начатого Тито по приказу Черчилля, из 380-тысячной Коммунистической партии Югославии было исключено 225.160 членов, а из армии было уволено 55.000 офицеров, из которых 21.000 были участники партизанского восстания 1941 года. При попытке перехода границы как сторонник Сталина был убит и тогдашний начальник Генерального штаба генерал Арсо Йованович.

В Черногории где весь Центральный Комитет КПЮ во главе с Блаже Йовановичем подержал Сталина, и где в городах Плевле, Бело Поле и Иванград начались вооруженные восстания против Тито под руководством Милована Джиласа и полковника Савы Йоксимовича убивались не только сторонники Сталина и СССР, но и их семьи. Так, например, были убиты все члены комитетов КПЮ в Бело Поле и в Андриевцах, 90% членов КПЮ в Иванграде.

В 1949 году в Сараево прошел процесс, на котором было осуждено несколько человек за шпионаж в пользу СССР. Руководителя болгарских коммунистов Георгия Димитрова, чья жена была сербка, также отравили по приказу Тито, видевшего в нем опасного конкурента на Балканах, тесно связанного с СССР и по этим же причинам по приказу Черчилля в ходе гражданской войны в Греции Тито дал приказ вывести оттуда югославских диверсантов под командованием Пеко Дапчевича.

В Югославии были созданы лагеря Голи Оток.

Свети Гыргур, Пырвич, Раб, Билеча и другие, где находились десятки тысяч человек, из которых 8800 было убито, а 22 тысячи остались инвалидами.

Впрочем, точные цифры заключенных до конца не выяснены, ибо часто их число занижалось, а садистские методы, о которых писали многие югославские историки, (например, Славолюб Джукич и Драгослав Маркович) скрывались. О пытках в этих лагерях писал и будущий сербский академик Добрица Чосич в своей книге "Поймать ветер".

Так как руководство Югославии ожидало нападения СССР и на границе с Венгрией и Болгарией происходили постоянные вооруженные инциденты, то Тито обратился за помощью к США, откуда последовали в виде военной помощи, танки, самолеты и артиллерийские орудия. В 1952 году между Югославией и США был подписан договор о экономической помощи, согласно которому в Югославии стало поступать зерно и другие виды товаров, ибо коллективизация привела, как писал Захария Тырнавчевич, к резкому падению поголовья скота и урожая пшеницы, так что в Цазине вспыхнуло восстание крестьян.

При этом США не стремились вовлекать Югославию в созданное тогда НАТО. Генерал Монтгомери в ходе визита в Белград сказал Тито, что ему не нужна Югославия в НАТО, ибо Югославия была бы бациллой в этом союзе.

В январе 1953 Тито посетил Турцию и Грецию, где вел переговоры о создании военного союза, действовавшего бы под прикрытием НАТО, как его южное крыло, хотя этот союз был подписан лишь в 1954 году уже после смерти Сталина.

Вместе с тем следует отметить, что Тито, являясь достаточно видным членом Коминтерна, не мог иметь поддержки в самом Коминтерне, в том числе в среде советских коммунистов.

Как подтверждение можно привести строки из книги генерал-лейтенанта НКВД и МГБ СССР "Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы": (ОЛМА-ПРЕСС; М.; 2003)", являвшегося начальником спецслужбы разведки и диверсий при Министре госбезопасности СССР:

"...В конце февраля 1953 года меня вызвали в кабинет Игнатьева, где находились Гоглидзе, его первый заместитель, и Коняхин, заместитель начальника следственной части. Игнатьев сказал, что мы едем в "инстанцию". Был поздний час - Игнатьев, Гоглидзе и Коняхин вошли в кабинет Сталина, а я около часа оставался в приемной. Потом Гоглидзе и Коняхин вышли, а меня попросили вместе с Игнатьевым через два часа прибыть к Сталину для доклада на его ближнюю дачу в Кунцево.

Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на Сталина, как это ощущение исчезло. То, что я увидел, меня поразило. Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсультах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой - накануне семидесятилетия, в 1949 году.

Сталин начал с обсуждения намеченной реорганизации зарубежной разведки. Игнатьев спросил, есть ли необходимость оставлять в Министерстве госбезопасности два независимых разведывательных центра: Бюро по диверсиям за рубежом и Главное разведуправление. Мне предложили высказаться. Я пояснил, что для выполнения операций против американских стратегических баз и баз НАТО, окружавших наши границы, мы должны постоянно сотрудничать с разведкой МГБ и Министерства обороны. Быстрое развертывание сил для выполнения специальных задач, таких, как диверсии, требует взаимодействия.

Я подчеркнул, что успех наших диверсионных операций против немцев в большой степени зависел от качества агентурной сети, раскинутой в непосредственной близости от баз, которые нужно уничтожить, добавив, что мы были готовы в соответствии с директивой ЦК взорвать американские склады с горючим в Инсбруке, в Австрии. Мы не просто отправили туда оперативную группу. Наши агенты имели прямой доступ к объектам, но неожиданный приказ Абакумова об отмене операции, которая могла сильно затруднить американские воздушные перевозки в Берлин, сбил нас с толку.

Сталин ничего не ответил. На несколько минут воцарилась неловкая пауза. Потом он сказал: "Бюро по диверсиям за рубежом следует сохранить как самостоятельный аппарат с непосредственным подчинением министру. Оно будет важным инструментом в случае войны для причинения серьезного ущерба противнику в самом начале военных действий. Судоплатова также следует сделать заместителем начальника Главного разведуправления, чтобы он был в курсе всех наших агентурных возможностей, чтобы все это использовать в диверсионных целях".

Сталин спросил меня, знаком ли я с Мироновым, в прошлом партийным работником, ныне ответственным сотрудником военной контрразведки, помощником Епишева, и предложил, чтобы Миронов стал одним из заместителей Главного разведуправления МГБ. Я ответил, что встречался с Мироновым лишь однажды, когда по приказу министра рассказал ему об основных задачах бюро.

Возникла еще одна неловкая пауза. Сталин передал мне написанный от руки документ и попросил прокомментировать его. Это был план покушения на маршала Тито. Я никогда раньше не видел этого документа, но Игнатьев пояснил, что инициатива исходила от Рясного и Савченко, заместителей министра госбезопасности, и что Питовранов в курсе этой акции.

Питовранов резко выделялся своим интеллектом и кругозором среди руководства МГБ. Во время войны он стал начальником управления НКВД в Горьком. На какое-то время Рюмин засадил его в тюрьму по обвинению в "заговоре Абакумова", но его освободили в 1952 году. Он дружил с моим заместителем Эйтингоном, но был вынужден, подчиняясь приказу, организовать его арест в октябре 1951 года. Спустя два дня он сам попал в Лефортово и сидел в камере напротив Эйтингона. Позже я слышал, что Питовранов написал из тюрьмы письмо на имя Сталина, где обвинял Рюмина в провокационном срыве планов активных операции нашей контрразведки. Его освободили, он вернулся на свое прежнее место, месяц полечившись в Архангельском, в военном санатории для высшего командования.

Я сказал Сталину, что в документе предлагаются наивные методы ликвидации Тито, которые отражают опасную некомпетентность в подготовке плана. Письмо Сталину гласило:

"МГБ СССР просит разрешения на подготовку и организацию теракта против Тито, с использованием агента-нелегала "Макса" - тов. Григулевича И. Р., гражданина СССР, члена КПСС с 1950 года (справка прилагается). "Макс" был переброшен нами по коста-риканскому паспорту в Италию, где ему удалось завоевать доверие и войти в среду дипломатов южноамериканских стран и видных коста-риканских деятелей и коммерсантов, посещавших Италию.

Используя свои связи, "Макс" по нашему заданию добился назначения на пост Чрезвычайного и Полномочного посланника Коста-Рики в Италии и одновременно в Югославии. Выполняя свои дипломатические обязанности, он во второй половине 1952 года дважды посетил Югославию, где был хорошо принят, имел доступ в круги, близкие к клике Тито, и получил обещание личной аудиенции у Тито. Занимаемое "Максом" в настоящее время положение позволяет использовать его возможности для проведения активных действий против Тито.

В начале февраля с. г. "Макс" был вызван нами в Вену, где с ним была организована встреча в конспиративных условиях. В ходе обсуждения возможностей "Макса" перед ним был поставлен вопрос, чем он мог бы быть наиболее полезен, учитывая его положение. "Макс" предложил предпринять какое-либо действенное мероприятие лично против Тито.

В связи с этим предложением с ним была проведена беседа о том, как он себе это представляет, в результате чего выявились следующие возможные варианты осуществления теракта против Тито:

1. Поручить "Максу" добиться личной аудиенции у Тито, во время которой он должен будет из замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма выпустить дозу бактерий легочной чумы, что гарантирует заражение и смерть Тито и присутствующих в помещении лиц. Сам "Макс" не будет знать о существе применяемого препарата. В целях сохранения жизни "Максу" будет предварительно привита противочумная сыворотка.

2. В связи с ожидаемой поездкой Тито в Лондон командировать туда "Макса", используя свое официальное положение и хорошие личные отношения с югославским послом в Англии Велебитом, попасть на прием в югославском посольстве, который, как следует ожидать, Велебит даст в честь Тито.

Теракт произвести путем бесшумного выстрела из замаскированного под предмет личного обихода механизма с одновременным выпуском слезоточивых газов для создания паники среди присутствующих, с тем, чтобы создать обстановку, благоприятную для отхода "Макса" и скрытия следов.

3. Воспользоваться одним из официальных приемов в Белграде, на который приглашаются жены дипломатического корпуса. Теракт произвести таким же путем, как и во втором варианте, поручив его самому "Максу", который как дипломат, аккредитованный при югославском правительстве, будет приглашен на такой прием.

Кроме того, поручить "Максу" разработать вариант и подготовить условия вручения через одного из коста-риканских представителей подарка Тито в виде каких-либо драгоценностей в шкатулке, раскрытие которой приведет в действие механизм, выбрасывающий моментально действующее отравляющее вещество.

"Максу" предложено было еще раз подумать и внести предложения, каким образом он мог бы осуществить наиболее действенные мероприятия против Тито. С ним обусловлены способы связи и договорено, что ему будут даны дополнительные указания.

Считали бы целесообразным использовать возможности "Макса" для совершения теракта против Тито. "Макс" по своим личным качествам и опыту работы в разведке подходит для выполнения такого задания. Просим Вашего согласия".

Сталин не сделал никаких пометок на документе. Письмо не было подписано. В кабинете Сталина, глядя ему в глаза, я сказал, что "Макс" не подходит для подобного поручения, так как он никогда не был боевиком-террористом. Он участвовал в операции против Троцкого в Мексике, против агента охранки в Литве, в ликвидации лидера троцкистов Испании А. Нина, но лишь с задачей обеспечения выхода боевиков на объект акции. Кроме того, из документа не следует, что прямой выход на Тито гарантирован. Как бы мы о Тито ни думали, мы должны отнестись к нему как к серьезному противнику, который участвовал в боевых операциях в военные годы и, безусловно, сохранит присутствие духа и отразит нападение. Я сослался на нашего агента "Вала" - Момо Джуровича, генерал-майора в охране Тито. По его отчетам, Тито был всегда начеку из-за напряженного внутреннего положения в Югославии. К сожалению, "Вал" в связи с внутренними интригами, не так уж отличавшимися от наших, потерял расположение Тито и в настоящее время сидел в тюрьме.

Будет разумнее использовать разногласия в окружении Тито, отметил я, лихорадочно придумывая, каким образом ввести в игру находившегося под арестом Эйтингона, чтобы он отвечал за исполнение операции, так как Григулевич очень ценил его - они в течение пяти лет работали бок о бок за границей.

Игнатьеву не понравились мои замечания, но я внезапно почувствовал уверенность, поскольку упоминание высокопоставленного источника информации из службы безопасности Тито произвело впечатление на Сталина.

Однако Сталин прервал меня и, обращаясь к Игнатьеву, сказал, что это дело надо еще раз обдумать, приняв во внимание внутренние "драчки" в руководстве Югославии. Потом он пристально посмотрел на меня и сказал, что, так как это задание важно для укрепления наших позиций в Восточной Европе и для нашего влияния на Балканах, подойти надо к нему исключительно ответственно, чтобы избежать провала, подобного тому, который имел место в Турции в 1942 году, когда сорвалось покушение на посла Германии фон Папена. Все мои надежды поднять вопрос об освобождении Эйтингона мгновенно улетучились.

На следующий день в министерстве мне выдали два литерных дела - "Стервятник" и "Нерон", содержавших компромат на Тито. Там также были еженедельные отчеты от нашей резидентуры в Белграде. Досье включали в себя идиотские резолюции Молотова: искать связи Тито с профашистскими группировками и хорватскими националистами. В досье я не нашел никаких реальных фактов, дающих возможность подступиться к ближайшему окружению Тито, чтобы наши агенты могли подойти достаточно близко для нанесения удара.

Когда меня вызвали на следующий день в кабинет Игнатьева, там было трое из людей Хрущева - Савченко, Рясной и Епишев, - и я сразу же почувствовал себя не в своей тарелке, потому что прежде обсуждал столь деликатные вопросы лишь наедине с Берией или Сталиным. Среди присутствующих я был единственным профессионалом разведки, имевшим опыт работы за рубежом. Как можно было сказать заместителям министра, что план их наивен? Я не поверил своим ушам, когда Епишев прочел пятнадцатиминутную лекцию о политической важности задания. Потом включились Рясной и Савченко, сказав, что Григулевич как никто подходит для такой работы, и с этими словами показали его письмо к жене, в котором он говорил о намерении пожертвовать собой во имя общего дела. Григулевича, видимо, страхуясь, вынудили написать это письмо.

Я понял, что мои предостережения не подействуют, и сказал, что как член партии считаю своим долгом заявить им и товарищу Сталину, что мы не имеем права посылать агента на верную смерть в мирное время. План операции должен обязательно предусматривать возможности ухода боевика после акции, нельзя согласиться с планом, в котором агенту приказывали уничтожить серьезно охраняемый объект без предварительного анализа оперативной обстановки. В заключение Игнатьев подчеркнул, что все мы должны думать, думать и еще раз думать о том, как выполнить директиву партии.

Это совещание оказалось моей последней деловой встречей с Игнатьевым и Епишевым. Через десять дней Игнатьев поднял оперативный состав и войска МГБ по тревоге и конфиденциально проинформировал начальников управлений и самостоятельных служб о болезни Сталина. Через два дня Сталин умер, и идея покушения на Тито была окончательно похоронена".

Как можно понять из данного текста Судоплатова само проведение операции по устранению Тито затягивалось, что было не слишком типично для Сталина.

При этом показательно, что сам конфликт Информбюро совпал по времени с "делом врачей", как и убийством Соломона Михоэла в январе 1948 года и с процессом по делу Еврейского Антифашистского комитета, начатого в конце 1948 года, и очевидно был частью куда более глубокого конфликта в самих недрах Коминтерна.

Тито притом себя считал истинным коммунистом, тогда как Сталину его близкий соратник и министр иностранных дел Югославии Эдвард Кардель приписывал "великорусский шовинизм".

Другой ближайший соратник Тито Милован Джилас как раз и писал, что именно в Югославии построен истинный социализм и как раз во имя строительства этого социализма была выдумана теория "самоуправления", согласно которой народ сам должен строить в обществе социализм. В рамках борьбы за идеи "самоуправления" в 1952 году на Шестом конгрессе КПЮ она была переименована в Союз Коммунистов Югославии, а в 1953 году была принята новая конституция Югославии, согласно которой Тито был выбран президентом Югославии.

В дальнейшем Тито был вынужден покончить со ставшим через чур радикальным Джиласом, требовавшим дальнейших левых реформ и отмены номенклатуры как класса, что вступало в противоречие с интересами самих партийных кадров. После серии статей Джиласа в партийном органе - газете "Борба", вышедших с 1-го ноября 1953-го года по 7-ое января 1954 года, содержавших резкую критику политики партии, как и статьи в журнале "Нова мисао", тогдашний председатель парламента Югославии Милован Джилас на Третьем пленуме СКЮ был подвергнут разгромной критике своих вчерашних единомышленников Эдварда Карделя и Владимира Бакарича. После этого он был снят со всех постов и затем отправлен в тюрьму-

Идеи Джиласа продолжались развиваться Карделем, главным идеологом СКЮ, занимавшем сначала пост председателя комитета по законодательству и строительству народной власти (1946-1953), а затем ставший заместителем председателя, а с 1963 года и председателем парламента (Скупщины) СФРЮ.

Показательно, что Н.С.Хрущев после смерти Сталина в марте 1953 года достаточно быстро восстановил дружеские отношения с Иосипом Брозом Тито, которого десять дней принимал в Крыму, хотя сам Тито во время смерти Сталина демонстративно 16-го марта 1953 года посетил на своей яхте "Галеб" Лондон, где его лично принял Черчиль, пообещавший помощь в случае советского нападения, тогда как британская пресса писала о Тито в положительном свете, как о политическом лидере, выступившем и против Гитлера, и против Сталина.

С началом конфликта в Венгрии в 1956 году Хрущев лично посетил Иосипа Броза Тито в его резиденции на Брионах в Хорватии, заручившись поддержкой Тито в решении конфликта с Венгрией. Хотя до этого Иосип Броз Тито неоднократно выражал поддержку новому руководству Венгрии во главе с Имре Наджем, после визита Хрущев в югославской прессе события в Будапеште, описанные будущим сербским академиком Добрицей Чосичем в книге "Семь дней в Будапеште", стали занимать куда меньше места, нежели вести о "Суэцком кризичсе", куда Югославии впоследствии отправила своих миротворцев под мандатом ООН.

В данном случае югославские коммунисты точно так же, как и советские коммунисты, восприняли восставших венгров в качестве контрреволюционеров, "националистов" и "мракобесов". Причина - в том, что венгры выдвигали националистические и религиозные лозунги, характерные для довоенной Венгрии.

Также как советские коммунисты и югославские коммунисты не собирались на идеологическом фронте делать компромиссы с любого видами национализма и христианства, а помимо этого югославский партийный аппарат, и, прежде всего, сербские кадры, боялись распространения идей венгерских повстанцев на венгров, живших в Югославии.

В силу этого, Тито не разрешил бежавшим в Югославию участникам восстания в Венгрии, заниматься какой-либо политической деятельности, а Имре Надь, скрывшийся в посольстве Югославии был оттуда обманом выдан советским войскам, осадившим здание посольства. Причем в ходе осады был убит атташе по культуре Югославии в Венгрии Миленко Милованович.

Тито, как писали британские историки, предпочитал "сидеть на заборе", не влезая в конфликт между СССР и НАТО, хотя, скорее всего, именно британцы и посадили Тито на этот "забор".

В годы "Холодной войны" Тито действовал в интересах как британских, так и американских спецслужб и как раз в интересах ЦРУ он установил наблюдение за Эрнестом Че Геварой посетившем Югославию в 1961 году, что способствовало убийству последнего в Боливии.

Вместе с тем, близкий Тито хорват Иосип Копинич, сотрудничавший с британской разведкой Ми-6 и являясь военным аташе Югославии в Турции, одновременно осуществлял сотрудничество с СССР.

Так же и Иван "Стево" Краячич, генерал-полковник запаса и бывший министр внутренних дел Хорватии и ближайший сотрудник Тито, имел в доме радиостанцию для связи с Москвой и практически не скрывал этого. Даже после своей отставки с должности члена ЦК Союза коммунистов Хорватии в 1968 году. Неудивительно, что связи хорватских коммунистов с Москвой сохранялись до самого распада СФРЮ.

Таким образом, спецслужбы СФРЮ были своего рода посредником между США и Великобританией с одной стороны и СССР с другой стороны, с тем, что закономерно интересы первых, главным образом, доминировали и так как раз ради интересов Великобритании Тито и создал вместе с Неру и Насером "Движение неприсоединения", дабы освобождавшиеся от колониализма страны не оказывались под влиянием СССР.

В конечном итоге сами объемы западной международной финансовой помощи говорят сами за себя и так, согласно Йокичу, Запад создал из Югославии своего рода "Потемкинскую деревню", в которую вложил около 130 миллиардов долларов.

На Седьмом конгрессе СКЮ Тито в 1958 году выступил с резкой критикой СССР, чье руководства считало руководство Югославии в ревизионизме и в то что как писалось в журнале "Коммунист" Югославия не только не желает идти совместно с другими членами социалистического лагеря, но и хочет чтобы следовали ее путем.

Внутри страны Тито заручился надежной поддержкой прежде всего сербских кадров, одновременно устранив "партизанские" кадры времен войны в ходе партийных чисток против сторонников "Информбюро" продолжавшихся и после смерти Сталина. Так всего согласно Йокичу с 1948 по 1956 год из партии было исключено 75% членов с тем, что еще 275 тысяч человек прошли через "обработку" органами безопасности как лица выражавшие симпатии к Сталину и СССР.

Для восстановления числа партийцев, Тито отменил партийный стаж, так что в партию вступали все, кто имел соответствующие связи, что привело к разложению партии и наводнению ее карьеристами и интриганами, которые и подчинили интересы Югославии США и Великобритании, противопоставив Югославию СССР.

Вместе с тем с точки зрения этих партийных кадров советская политико-экономическая модель выглядела для них не слишком привлекательно и отмена Тито коллективизации, разрешение поездок на Запад и отказ от "ортодоксального" марксизма обеспечили югославам высокий жизненный уровень.

Одновременно югославской общество не знало такой борьбы против религии и национализма, которая велась и в СССР, и в соседней сначала "просоветской", а затем и "прокитайской" Албании. Щадились чувства сербов: те же сербские восстания против турок, а также прорыв Солунского фронта в 1918 году в югославской исторической науке трактовались как "прогрессивные общественные явления".

Вместе с тем совершенно ошибочно считать, что Тито вел антикоммунистическую политику, как раз наоборот: и тут была очевидна правота советских марксистов, считавших руководство Югославии троцкистским. Идеалом для Тито, как и его главного идеолога Эдварда Карделя, в какой-то мере был тот образец леволиберального общества, о котором писал Маркузе и который в значительной мере следовали идеологи шведского социализма - своего рода предтечи современного Европейского Сообщества.

Данная модель подразумевала общество мультикультурное и многонациональное, без "пережитков прошлого" в виде партийной номенклатуры и государственного суверенитета.

Тито в данном случае был последовательным учеником Маркса и Ленина и последовательно боролся со всеми "пережитками прошлого", начиная от национализма и христианской церкви, и до великодержавных амбиций центрального государственного аппарата СФРЮ.

Данные амбиции были разрушены известным "Брионским пленумом" - четвертым заседанием ЦК СКЮ, на котором создатель государственной безопасности Югославии - УДБ, носившей сначала название ОЗНА. А затем был сменен со всех своих постов и отправлен в отставку вместе со всем руководством УДБ Югославии серб Александр Ранкович - секретарь ЦК и вице-президент Югославии

Причиной тому послужила афера с подслушиванием самого Тито, которые осуществляло Управление государственной безопасности Югославии. Показательно что данную аферу, в истинности фактов которой многие сомневались, разоблачила военная контрразведка - "Органе безбедности" Управления безопасности Министерства обороны Югославии. Это управление, созданное в 1946 году из третьего отдела ОЗНА, традиционно находилось под влиянием лично Тито, потому можно предположить, что Тито и организовал эту аферу, так как огромная мощь УДБ основывалась на ее всевластии и огромном числе штатных и внештатных сотрудников. Это всевластие конторы стало угрожать власти самого Тито.

Вместе с тем, вскоре последовал удар и по руководству СКЮ в Хорватии, которое в 1966 году активно выступило в поддержку Эдварда Карделя, бывшего инициатором снятия с должности Ранковича.

В 1970 году в Хорватии, в том числе в рядах ССКЮ в Хорватии началось движение, направленное на достижение большей самостоятельности Хорватии, названное MASPOK (masovni pokret). Несмотря на то, что в Сербии Тито считали хорватом, на самом деле последний особой привязанности к Хорватии не испытывал, и уступки хорватам в 1944-45 годах были вызваны давлением Ватикана на Черчилля.

Хотя часть военнослужащих НДХ действительно перешла в партизаны, значительная их часть, вместе с чиновниками администрации НДХ, их семьями и иными "буржуазными" элементами были репрессированы после победы коммунистов. По разным данным в самой Хорватии было убито до 90 тысяч контрреволюционеров, тогда как в Словении, согласно данным самих югославских офицеров, как, например, комиссара 51-ой Воеводжанской дивизии Милана Басты, были расстреляны десятки тысяч хорватских усташей и домобранов, в том числе из состава элитной "Черного легиона" Рафаэля Бобана. Естественно, для небольшой Хорватии это были значительные цифры и естественно, что в Хорватии, так же как и в Сербии, отличавшимися тесными родственными связями, существовало больше количество недовольных коммунистической властью.

Убийство в тюрьме 11-го июня 1949 года бывшего секретаря организации КПЮ в Хорватии Андрии Хебранга, арестованного 7-го мая 1948 года как советского агента и как пособника хорватских усташей, вызвало в среде хорватских коммунистов раздражение против Белграда.

Постоянный рост недовольства в партийном руководстве СКЮ Хорватии политикой Белграда по отношению к Хорватии, усугублялось полной доминацией сербских кадров в центральном аппарате СФРЮ, так что в 1969 году в нем хорватов было 22 %, а сербов 73,6%.

Из Хорватии шла тогда массовая эмиграция в Австрию и ФРГ, где многие новые эмигранты устанавливали связи с "усташской" эмиграцией.

Амбициозные хорваты не желали мириться с подчинением сербам и это недовольство и выплеснулось в 1970 году, когда партийная борьба части руководства СКЮ Хорватии против центрального аппарата послужило началом общественного движения по всей Хорватии, ставшей приобретать националистические характеристики.

В декабре 1971 года на 22 пленуме ЦК Союза коммунистов Хорватии под руководством Владимира Бакарича и при поддержке Тито с движением MASPOK в партийных рядах было покончено чисткой "национальных" кадров во главе с Савкой Дабчевич и Мико Трипало. Органы государственной безопасности Югославии провели массовые аресты сторонников этого движения: как в Хорватии, так и в соседних Боснии и Герцеговине и в Воеводине.

Таким образом Тито умело покончил с амбициями партийный организаций СКЮ как в Сербии, чьим неофициальным вождем считался Ранкович, так и в Хорватии. После этого на него уже просто некому было оказывать какое-либо политическое давление.

Созданная под влиянием Эдварда Карделя Конституция 1974 года, как и само введение в правовые нормы возможности выбора национальности "югослав", было вполне логическим развитием идей югославской модели социализма.

Конституция 1974 года дававшая большие, нежели раньше, права республиканским организациям Союза коммунистов Югославии в значительной мере расширяли базу поддержки Иосипа Броза Тито, в котором руководители республиканских организаций СКЮ видели защитника их прав от своеволия центрального аппарата.

Тем самым власть Тито подкрепляемая к тому же аппаратом безопасности стоявшего над органами партии не имела каких-либо серьезных противников ни внутри страны, ни вне её.

Югославская Народная Армия хорошо обеспечивалась всем необходимым, ее командный кадр благодаря высокому уровню материального довольствия занимал в обществе привилегированное положение, а военная промышленность Югославии в интересах США осуществляла поставки в те страны, куда США по политическим причинам отправлять оружие не могли.

Аппарат государственной безопасности к тому времени превратился в государство в государстве и (согласно книге "Югославская тайна полиция 1945-1995" Марко Лопушины) этот аппарат поставил под свой контроль уголовный элемент в Югославии, многим представителям которого разрешалось выезжать в Европу, где югославы создали большое количество ОПГ. Под предлогом борьбы против "врагов народа" фактически югославские спецслужбы создали огромную мафиозную структуру, чьи представители пользуясь тесными отношениями югославских спецслужб со спецслужбами США, Великобритании, Франции и Израиля безнаказанно грабили и убивали по "фашистским" ФРГ, Австрии, Италии, Голландии и Швеции, но, правда, избегая появляться лишний раз в Великобритании.

Известный Желько Ражнатович как раз и смог стать в дальнейшем достаточно влиятельным политиком именно благодаря подобной политике спецслужб СФРЮ и дружбе своего отца с полковником запаса военной безопасности словенцем Стане Доланцем (ставшем в 1982 году министром МВД СФРЮ).

Сам югославский паспорт обеспечивал безвизовые поездки в большинство стран мира, и свыше двух миллионов югославских граждан, выехав на заработки в страны Западной Европы и Северной Америки, обеспечили большой приток валюты, отсылаемой их родным и близким в Югославию.

Положение Югославии - как своего рода посредника в торговле с СССР - обеспечило многим югославам достаточно высокий жизненный уровень, тем более что предприимчивые югославы в ходе своих служебных командировок в СССР нередко занимались различного вида и частным бизнесом со своими "славянскими братьями".

Морское побережье Югославии и ее горные курорты делали из Югославии привлекательное место для туризма, тогда как ее географическое положение обеспечили ей положение центра транзита грузов из стран Ближнего Востока в Западную Европу.

Все это обеспечивало высокий жизненный уровень населения, и в силу этого Югославия просуществовала и некоторое время после смерти Тито.

После этого заработали заложенные той же Конституцией 1974 года механизмы и государственно-партийные органы республик достаточно быстро СФРЮ демонтировали согласно начерченным Иосипом Брозом Тито границам социалистических республик и автономных краев. Судьба всей СФРЮ была запрограммирована Тито: как до ее распада, так и после нее.

Момчило Йокич в своем интервью журналу "Светлост" (номер от 28 октября 2010 года) сказал:

"Броз мертв но значительная часть его политических незаконнорожденных потомков активны в культуре, искусстве и СМИ в виде так называемых "демократических кланов", которые определяют общественное мнение и осуществляют изоляцию всех тех, кто этим кланам не принадлежат".

Конечно, в данном случае тяжело сделать какие-либо предположения без серьезной работы в архивах, но учитывая число исследователей современной истории Югославии можно предположить, что как истоки конфликта Тито и Сталина и история происхождения самого Тито, так и предпосылки распада СФРЮ будут в достаточно скорое время исследованы.

Источники

1. "Та?ни доси?е ?осип Броз". Момчило ?оки?. "Графопак". Аран?еловац. 2004. Друго-допу?ено изда?е

2. "Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы": ОЛМА-ПРЕСС; М.; 2003

3. "Лицо тоталитаризма". Милован Джилас. Издательство "Новости". Москва, 1992. Переводы с сербо-хорватского: П.А. Щетинин, Е. А. Полак, О. А. Кириллова.

4. "Ubij bli?njeg svog (Jugoslovenska tajna policija 1945. - 1995.".Marko Lopušina, Beograd, 1997

5. "Солдат столетия". Илья Старинов. Москва 2002 год.

6. "Сарад?а партизана са немцима, усташама и албанцима". Милослав Самар?и?. НИП "Погледи", Крагу?евац, 2006.

7. "Bleiburška i vetrinjska tragedija, Po?asni bleiburški vod". Dr. Florian Thomas Rulitz, Zagreb, 2012.

8. "Маршал".Ра?ко ?ур?еви?. "Дама -принт".Београд.1997 г.

Оставить комментарий © Copyright Валецкий Олег Витальевич (2062000@inbox.ru) Размещен: 25/09/2016, изменен: 25/09/2016. 81k. Статистика. Очерк: Югославия Иллюстрации: 1 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:

Валецкий Олег Витальевич Тито - история восхождения к власти

Валецкий Олег Витальевич
Тито - история восхождения к власти