Солдатская баня ревела водопадом горячего, дышащего паром душа, хриплым многоголосьем, шлепаньем босых ног по мутным лужам. Грязная пена лежала нетающими сугробами на каменном полу. Десятки голых тел невольно терлись друг об друга под струями горячей воды. Душевых точек было немного. Под каждой точкой стоял десяток голых солдат, ерзающих намыленными боками. Чтобы попасть под горячий фонтан воды, нужно было полностью покрыть себя мыльной пеной, хорошенько разогнаться и врезаться в груду тел, стоящих под душем. Тогда скользкая пена помогала оказаться на пару минут в середине, а кто-то вылетал из-под душа пробкой.
Все это сопровождалось солеными шутками и дружным смехом.
- Смотри, душара, оглоблю не сломай...
- Эй, бычара, я тебе не телочка, не жмись, кому говорю...
- Ого-о... смотри, несется как припаренный...
- Э-э-эх!.. Разойдись, па-аца-аны-ы...
Горячий пар клубился по натопленной бане, мелькали в тумане неузнаваемые солдатские лица в клочьях пены.
Орлов и Шульгин прошли по солдатской бане, поскальзываясь на лужах.
В конце моечного зала скрывалась паром приземистая деревянная дверь. За дверью слева лавки и крючья вешалок. Потом скромных размеров пятачок бассейна с холодной водой. И наконец, небольшая парная с деревянными полками и печкой-каменкой.
Это было офицерское отделение полковой бани. Здесь уже парились младшие офицеры трофимовского батальона. Поднимался от раскаленных камней натопленной печки суровый жар. Струился пот по красным лицам. Под ногами стояли жестяные тазики с холодной водой.
- Дайте место орлам... Леша, родной, давай к нам... На верхнюю полку.
Тесновато было в парной. Как и под солдатским душем. Офицеры сидели на полках, обняв друг друга. Даже пот здесь был общим на всех.
- Ничего... В тесноте, да не в обиде... Эй, четвертая королевская... Засиделись уже... Сливы сизые распарили... Шуруйте уже в бассейн. Дайте пятой роте попариться.
Лейтенанты четвертой роты обессилено сползли с полок, вышли в соседнюю каморку с крохотным бассейном. В этом бассейне едва помещалось два человека. Но прыгали в бассейн беспорядочной толпой прямо на шею друг другу. От холодной воды орали во все легкие.
- Хорошо-о-то ка-ак...
- Мать моя, женщина...
- Ребра мои, ребра... Трещат же...
Орлов хлестал Шульгина обтрепанным веником, общим на всех. Шульгин стонал от удовольствия.
- Терпи, терпи, Андрюха... Не стони, голь перекатная...
- Давай, давай, наяривай... Терплю...
- Вот и терпи... Меня теперь жарь... Да позлее давай... позлее..
Шульгин хлестал ротного наотмашь. Горячие волны пара обжигали лицо. Легкие сжимались от жара.
- Злее давай, замполит. Не жалей... Жарь вовсю...
- Получай... Вот так...
Наконец, выползли оба из парной на гнущихся от слабости ногах. Сползли в бассейн. Тут же ухнул на них сверху Моргун, заходясь в дурном крике:
- Э-эх... Сгорел, бляха муха...
Смиренский плюхнулся в щель между телами.
- Расступись, зашибу...
Холод ошпарил до самого сердца. Ледяные иглы вонзились в каждую клеточку. Дыхание перехватило, так что пришлось кричать поневоле.
- А-а-а...
- Кра-анты-ы...
- Крыша едет... кры-ыша...
И все же возвращалась жизнь в онемевшие от страшной усталости члены.
Из бассейна вылезли ожившие, бодрые, скрипящие кожей от непривычной чистоты.
Рядом с парной находилась комната отдыха, обитая обструганной деревянной дощечкой от снарядных ящиков. Посреди комнаты стоял добротный длинный стол в окружении деревянных лавок. Над столом поднимался густой бражный дух от раскрытого термоса с брагой.
- Угощайтесь, товарищи, без церемоний... Это наш старшина постарался, - командир четвертой роты капитан Тушин, закутанный в чистую простыню, ласково гладил зеленый бок термоса.
- И мы тоже не с пустыми руками, - хохотнули лейтенанты шестой роты. - У нас, между прочим, покрепче вашего будет...
Они со стуком поставили на стол две бутылки самогона. Офицеры четвертой роты почесали в затылках.
Прапорщик Булочка приподнял брови.
- Командир, - обернулся он к Орлову, - у нас только брага в каптерке. Я мухой в роту слетаю, а-а?..
- Сидите, прапорщик, - сказал Орлов, усмехаясь, - не надо суетиться. В пятой роте все схвачено.
Орлов переглянулся с Шульгиным, и на столе одновременно зазвенели толстым стеклом медицинские бутылочки в резиновых пробках.
- Оп-па-аньки... - вытянулся стрункой старший лейтенант Глухов, командир шестой роты. - Это то, о чем я думаю? Это, вроде, не мираж?
- Не мираж... Можешь не сомневаться. Это то самое! - ухмыльнулся Орлов. - Ничем не разведенное, чистое, девяностошестипроцентное... В общем, чистоган, ясно...
В комнате даже стало тихо на мгновение.
- Вот это... да-а... Медицинский спирт, чистый... В таком количестве... - Глухов даже застонал. - Нет, эта пятая рота вовсе не "Метель". Это пурга, мать вашу...
- Вот именно, - подтвердили хором Смиренский и Моргун, - конкретная, мать нашу, пурга...
Алешин разулыбался светлейшей улыбкой.
Орлов встряхнул мокрым чубом.
- Пятая, по-другому не умеет. Как у нас с закусью, старшина?
Булочка развел руками.
- Как всегда! Тушенка, разогретая на буржуйке с луком, сыр плавленый в банках, галеты... Хлеб теплый, только что с пекарни... Немного сырого лука... Закусить есть чем.
- Тогда к столу, - Орлов взмахнул рукой, и деревянный стол вздрогнул под локтями доброго десятка офицеров.
Запенился спирт, разведенный водой в алюминиевых кружках.
Зашипела брага в котелках, выкатился репчатый лук на середину стола. Хлеб развалился ломтями на чистой столешнице.
- Будем живы, - поднял Орлов кружку.
- Будем, - хором отозвались со всех сторон.
Хором крякнули. Хором выдохнули. Разом передернулись. Белые простыни на плечах поползли в сторону.
- Вот такие помидоры, - шлепнул Орлов по столу, - живы пока, и пока живы, есть о чем задуматься! Как вам нынешняя отеческая забота политотдела, а-а?
- Да уж, начпо сегодня был в ударе...
- Прямо, отец родной! Милейший человек...
- Точно, милейший... Полнейшая показуха, - покачал головой самый старший среди всех по званию капитан Тушин. - Смотреть было тошно...
- Знает, сука, чье мясо съела, - добавил Моргун.
- Пыль в глаза пускает, заботливый наш... Замятин, мать его...
Орлов нахмурил брови.
- А ведь именно подполковник Замятин на прошедшей операции мог остановить командира полка. Остановить его на седьмой день операции. Вернуть полк домой вовремя. Когда многие солдаты были на грани жизни и смерти... Медицина полковая на осмотре личного состава списки составила. Больше половины можно было отправлять в санчасть. Начпо обязан был реагировать, и по должности, и по совести... Но он этого не сделал... Чихал он на весь полк...
- Все они чихали на нас, это точно... Что начпо, что наш полкан Сидорчук...
- С Сидорчуком проще, с ним все давно уже ясно, - покачал головой Орлов. - Наш полковой командир с первых дней своего приезда в Афганистан рвет жопу на героя, - Орлов с хрустом разгрыз луковицу, - это уже все заметили. Я вам скажу, что вся эта история с "Зубом" именно ради геройской звезды на его впалую грудь...
- Правильно говоришь, Леша! - подтвердил Глухов. - Звезда героя спать ему не дает. С первых же дней в нашем полку у него звезды в глазах... Мечтает Сидор уехать в Союз на белом коне. Сразу на генеральскую должность...
- На всех ему при этом наплевать, - ухмыльнулся Орлов, - пусть хоть все сдохнут ради заветной звездочки...
Шульгин хлопнул Орлова по плечу.
- А начпо наш ничем не лучше. Мог бы остановить эти полеты за звездами во сне и наяву, а что на деле получилось? Что-о? Кинули больных ребят в расход, вместо того чтобы свернуть операцию, отправить больных ребят в санчасть. Вот что это, скажите?..
- Отправили конкретно... прямо на убой, э-эт... точно! На ниточке просто все висели, буквально на ниточке... Если бы сегодня ночью или утром духи повернули назад, мы бы в этой бане сейчас не сидели.
- Нас бы сейчас под снегом искали, окочуренных.
- Э-эт... точно! С вырезанными ремнями на спине...
- По второй давайте махнем, - вмешался капитан Тушин. - Хороший спиртяга... Забирает, собака...
Снова задымился спирт в кружках.
Плеснули брагу в солдатский котелок.
Орлов нахмурился.
- Не чокаемся, ребята... Не надо ничего говорить...
Все молча поднялись. Подержали на весу кружки, не чокаясь. Взлетели серые донышки. Горячее дыхание взвилось над столом.
- Земля им пухом, - горько сказал Тушин. - У меня двое...
- У нас трое, - отозвался Глухов.
- А у нас девять, - скрежетнул зубами Орлов. - С первой вертушкой сразу восемь человек. Потом мальчишка на совести этих сволочей... Последний мой боец, Осенев, золотой парнишка, мог бы жить да жить... Ни ранения, ни переломов... Умер, не дойдя до техники всего сотню шагов...
Орлов затряс головой.
- Просто нужно было вовремя вернуть людей в полк. Просто вернуть нас на день раньше и все... Вот так... Звезд им геройских захотелось. Орденов им уже мало, бляха... Самого Басира, главаря духовского, хотели на блюдечке поднести кабульским генералам. В обмен на звезду героя, тьфу-у...
Орлов с грохотом опустил кулак на стол.
- А что мне теперь писать матерям прикажете?
Шульгин накрыл его кулак ладонью.
- Что тут напишешь? Что один штабной урод бросил пацанов на смерть?
- Бросил, точно... Недрожащей рукой...
Офицеры вздохнули, потянулись к сигаретам.
- Настроение заметно падает, - заметил старший лейтенант Глухов. - Нужно срочно поднять.
Булочка тут же принялся разливать оставшийся спирт.
- Есть поднять...
Потом в ход пошел самогон собственного производства. Брагой запивали, как квасом. Закусывали мало. К тушёнке почти никто не прикасался. Просто вдыхали хлебный запах и клали хлеб обратно на стол. Хрустели луком, от которого ныли десны.
- Заметили что-нибудь еще? - хмуро спросил Орлов.
- Ты это о чем? - капитан Тушин скинул простынь с груди. - Что мы такое пропустили? Что-то серьёзное?
- То, что нас совершенно определенно ждали на посадочной площадке в первый день операции. В гости нас ждали с накрытым столом...
- Да уж, такое ощущение было, в самом деле... Очень возможно... Внезапности не получилось никакой, - согласился командир шестой роты Глухов. - Похоже, ждали нас...
- А вот я так определенно сказать не могу, - не согласился Тушин. - Тут как следует разобраться надо. Такие подозрения кому-то могут стоить головы. Начальнику разведки, например...
- Начальников было много на этой операции, слишком много...
- Кундузская дивизия участвовала, может, их разведка напортачила...
- Там у них в Кундузе какая-то хреновина с бывшим начальником разведки дивизии, - вмешался Орлов, - отстранили его от должности за темные делишки. Говорят, этот бывший начальник разведки был полная сука, на все способная... Вот и Шульгин тоже нарыл на него кое-что.
- Фотографии взяли у пленного духа, - подтвердил Шульгин. - А на них этот тип с Бассиром, главарем банды, которая насчитывает две тысячи штыков, по-дружески обнимается. Вот и задумайтесь. Почему в горах, где никаких ценных объектов, вдруг появляется свеженький укрепрайон, как раз напротив места высадки вертолетов? - Шульгин развел руками. - Откуда они взялись? Вы сами эти дзоты видели, очень грамотно построены. А вокруг обычная пашня, представьте себе, просто земля вспаханная. Что они, будущий урожай, что ли, охраняли таким дзотом, поля эти хреновы, а-а?..
- Утечка разведданных, вот как это называется, - кивнул Смиренский.
- Кто-то продался за понюшку таба-и-ик-ка... - икнул Моргун, вскинул горбатый нос над столом. - Нашлась продажная шкура.
- Нашлась, это точно, - подтвердил Орлов, - и скорее всего, эта сука из разведки кундузской дивизии. Наши, конечно, тоже могли растрепать от разгильдяйства, не подумавши... Такое тоже бывало. Но в этот раз нас точно продали соседи...
- У кундузцев протекло, - качнул кружкой Глухов, - это верняк... Я тоже так считаю. Кундузцы, конечно, с этим не согласятся и даже обидятся. Десантура как-никак! Мемуары потом напишут, какие они были храбрые вояки и какие козлы служили в пехоте... Но только в этот раз они конкретно обосрались! Подстава это, скажу я вам!
- Да уж, хорошая подстава, - вздохнул Шульгин. - Восемь трупов только при высадке. Сбитые вертушки тоже миллионы стоят. Кто за это ответит?
- Служебное расследование покажет, - сказал Тушин, - если есть зацепки и доказательства, разберутся...
- Дай Бог, чтоб разобрались. Вон как все оборачивается. Кому афгани от духов, кому цинковый спальник...
Уже не осталось ни спирта, ни самогона. Только брага плескалась в бездонном термосе. От буханки хлеба мелкие крошки рассыпались по столу. Висел душными клубами едкий дым дешевых сигарет.
- Чого гуляэмо? - раздался хриплый голос с порога.
Старшина четвертой роты прапорщик Головко стянул с плеч бушлат.
- Кажу видразу в лоб... Орденив никому не буде...
Он подошел к столу, кислым взглядом окинул пустые бутылки.
- Слухайте свижи новины... Начальник политотделу тильки що розирвав вси нагородни нашого батальйону. На всих офицерив, солдатив и сержантив другого мотострилкового...
Головко зачерпнул котелком браги из термоса. Другой рукой подмел и отправил в рот хлебные крошки.
- Залышыв нагородни тильки на загыблых. А вам всим, панове офицеры, ось такий шиш...
Головко наглядно слепил дулю из пальцев, залпом выпил кружку браги в полной тишине. Засыпал в рот хлебные крошки.
- Так що видмечать бильше ничого... Вси пролитають крим штабных, зрозумилы...
- Вот так, значит, - неопределенно протянул Тушин, - такие, значит, пироги...
- Ни хрена себе новины, - снова икнул Моргун.
- Сдержал, сволочь, слово, - угрюмо сказал Орлов. - Я так и знал.
- Отмечать, говоришь, нечего, - вдруг загрохотал с металлом в голосе Глухов. - А вот хрена всем! Вот теперь, ребята, как раз и начнем отмечать! Мы еще не в цинковых спальниках. Мы еще живые! Нас так просто не похоронишь! Дышим, ребята, дышим глубоко и ровно! А ну-ка, шапку бросай на стол. Скидываемся по кругу. Кто сколько может... Будем отмечать похеренные наградные! Еще как отметим! С музыкой отметим, замполит!
Он хлопнул по плечу Шульгина.
- Тащи свою гитару, Андрюха! Гуляем сегодня! Вот так вот! С музыкой гуляем! Гуляй, второй батальон!..
Он рванул надвое простынь и топнул босой пяткой.
- Давай за похеренные ордена, ребята, давай...
Офицеры сняли с вешалки бушлаты, куртки, вывернули карманы, посыпались в подставленную шапку мятые чеки Внешпосылторга.
- Самогону сейчас прикупим у саперов. Они же гнали недавно, есть точная наколка. У них, верняк, будет горилочка. Нам не откажут. Так что, сейчас мы, бляха, устроим именины... Капитально устроим...
Шапка заполнилась хрустящими чеками. Нашелся гонец, бывший на дружеской ноге с саперами, которые жили отдельным хозяйством на берегу Кокчи. Старшин послали за продовольствием.
Орлов дернул за рукав Булочку.
- Пройдись по нашим палаткам, старшина. Всем бойцам отбой, понял! Всю роту уложить под одеяло! Печки топить, угля не жалеть! И пусть хоть сутки спят, понял...
Шульгин тоже хлопнул старшину по плечу.
- Гитару еще, старшина, не забудь. В нашей каморке висит на гвозде справа, понял...
Булочка вскинул брови:
- Куликовскую споем, замполит!
- Споем, старшина!
- А новенькое будет что-нибудь?..
Шульгин кивнул головой:
- Возможно, будет и новенькое. Творческий процесс уже пошёл...
Шульгин устроился в углу. Развернул перед собой лист оберточной бумаги, в которой принесли репчатый лук. Достал огрызок красного карандаша, которым еще недавно на операции наносились данные на карту. Легли на бумаге первые строчки:
Восемь дней вам покажется мало,
ну, просто смешно...
Восемь дней на каком-нибудь
солнечном южном курорте.
Восемь дней на песочке, на пляжах, на теннисном корте,
Быстротечных курортных романов всего восемь дней...
Глухов ткнул Орлова кулаком в плечо.
- Смотри... Андрюха уже в поиске, понял... Новая песня будет! Уважаю!
Орлов кивнул головой:
- Он это может... Это же Шульгин!
Приложил палец к губам:
- Тише тут орать! Раскудахтались! Андрюха новую песню пишет. Это вам не хухры-мухры...
Повернулся к Глухову:
- Про русские шинели люблю, знаешь... Вот эту... По ущелью рота шла...
Глухов тут же подхватил хрипучим шёпотом.
- Вольная охота. Пыль афганскую мела русская пехота...
А у Шульгина ложились новые строчки на серое полотно бумаги.
Только эту неделю и день, привязавшийся к ней,
Не измеришь, поверьте, привычной гражданскою меркой.
Эти дни для кого-то на целую вечность померкли.
И последними стали для многих солдат восемь дней.
Глухов ткнул кулаком в плечо Орлова.
- Люблю пятую роту, Лёха, люблю как свою собственную. У меня тоже замполит душевный, только что стихи не пишет. Переживает за все, как и я. И главное, пьет не меньше моего... Юра, где ты, дорогуша?.. Где мой родной пол-литр-работник...
Юра Косичкин закрывал собой Шульгина от подвыпивших офицеров.
- Про окопную болезнь напиши, Андрюха, - советовал он Шульгину. - Ты представляешь, это же с Отечественной войны такой заразы в войсках не было. А на восьмидневке эта беда снова появилась, понял... Всего восемь дней... И нескольких человек уложила окопная болезнь. Вот о чем пиши, Андрюха!
Косичкин покачивался на лавке из стороны в сторону.
- Вот так, - Косичкин следил за косой росписью красного карандаша. - Стратеги хреновы. У них на карте - стрелочки, у нас - окопная болезнь. Пиши, Андрюха!
Шульгин прикрыл глаза, отчего закружились в комнате страшные видения прошедшей операции: обгоревшие развалины сбитой вертушки, вздыбленные взрывами окопы, влажные хлопья облаков на солдатских плечах и солдатские лица, простые солдатские лица...
И снова рваная россыпь слов растеклась красной чертой.
Эти дни в нашей памяти будут навечно свежи,
Эти дни - лебединая песня простого солдата.
Только пели назло: "Помирать нам еще рановато,
Есть у нас ещё дома дела", и не надо спешить...
Косичкин навалился на стол.
- Правильно, Андрюха... Правильно пишешь! Лебединая песня простого солдата! Вот так! Талант не пропьёшь! В землю не зароешь! Давай лебединую песню, давай!
Наконец принесли гитару. Шульгин принял ее бережно, как живую. Погладил фигуристые бока.
- Ну, здравствуй, Матильда! Здравствуй, милая!
Косичкин тоже погладил гитару.
- Хорошее имя... женское... Матильда! Не хватает нам баб, да-а...
- Мотив сейчас подберем, - сказал Шульгин, - Матильда поможет.
Вздрогнули медные струны на черном грифе. Печальным звоном легли первые аккорды.
- Мудрить особенно не будем, - склонился Шульгин над стихами. - Положим на какой-нибудь старый мотив, если получится...
- Можно и на старый, - согласился Косичкин, - многие афганские песни поются на старый мотив. Вот эта: эх, путь-дорожка фронтовая, да-а... Или ещё, помнишь: над горами, цепляя вершины, кружат вертолеты... Старый мотив, знакомая музыка... А слова наши...
Шульгин перебирал мотив за мотивом. Сыпался перебор звенящих аккордов. Гитара то взрывалась страстными переливами, то печально вздыхала... Слова не спешили ложился на музыкальный лад. В комнате все притихли, посматривая на Шульгина.
Косичкин отчаянно старался помочь другу.
- Мы ж консерваториев не кончали, Андрюха... Вот это вроде ничего мотивчик, а-а... Мы ж не консерваторы какие-то... Вот так неплохо звучит, тра-ля-ля... Четыре года равняйсь-смирно, шагом марш, а потом, пожалуйста, коридоры окопные... Вот, то что надо, музончик!.. Это из какой оперы?
- Сам не знаю, что за опера, - сказал Шульгин, - но стихи, кажется, легли! В общем, поется в миноре, медленно и душевно, не спеша, понял... Не спеша и душевно... Сейчас будет премьера песни!
Офицеры тут же подтянулись к Шульгину, окружили со всех сторон, нависли над гитарой:
